Текст книги "Ох уж эта Алька (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Аааля, -осторожно позвал он, – Алю-у-унь...
– Фых-фух, – тоже напомнил о себе Мургаб виноватым вздохом.
– Уйй-дите! – напряжённым, как проглоченное рыдание, голосом ответила Алька. Услышав его, Муха не смог бы уйти, хоть бы тащили за уши. Он тихонько подкрался и осторожно прикоснулся к Алькиному локтю:
– Аль, ну прости.
Альку передёрнуло, как от удара током. Мухина рука слетела и повисла на безопасном расстоянии. Второй раз прикоснуться он не решился, а что делать не знал. В голове из умных мыслей вертелось только "лучше смерть от руки любимой". Круто конечно, но... хотя... Эх, была-не-была! Муха придвинулся и, морщась от страха, медленно примостил подбородок ей на плечо. Плечико резко дёрнулось, но Муха, коварно приподнявшись, голову не убрал. Еще и глянул искоса на Алькину мордашку, проверяя реакцию. Не поднимая глаз, Алька вздохнула... и это было хорошо. Сейчас же на другом её плече нарисовалась большая мургабова морда с покаянно оттопыренными губами. Алька возмущенно нахмурилась, но Муха с Мургабом смотрели с двух сторон с таким одинаковым виноватым выражением, что она не выдержала, еще немного подулась, потом глянула влево-вправо и насмешливо фыркнула:
– Кавалеры...
Муха и Мургаб в унисон засопели носами, на что Алькины губы немедленно поползли кривой ухмылкой. Она обняла обоих своих "красавцев" и притянула их головы к своей:
– Ох, парни...
– Ладно-ладно... – буркнул Муха классику жанра и неожиданно для себя поцеловал девчонку. Не то чтобы поцеловал, скорее чмокнул, а то и "клюнул", неловко ткнувшись в мягкую Алькину щёчку. Но Алька как-то напряглась и вдруг, резко отпустив руки, скакнула на шаг вперёд. Муха, не ожидавший подвоха, едва не нырнул вслед за нею головой. А когда выпрямился, они с Мургабом опять имели счастье созерцать Алькину спину.
Удивительно, насколько это была другая спина. Вроде и голова также опущена, и руки в карманах, и даже носок ботинка так же ковыряет пол, но даже на затылке было "написано", как растерянная улыбка блуждает по мило покрасневшему личику.
– Какое небо голубое... – муркнула невпопад девчонка.
– Где ж голубое?! – возмутился Муха, потирая отдавленную "нежной" Алькиной ручкой шею. – Ты очи-то разуй! Демон мне тоже... – разворчался он. – Тут на голову щас посыплется, а она – "небо голубое"... Взяла бы сделала, раз такая... А то говорить все могут...
Потрясение давало о себе знать. Муху просто несло неуправляемым ворчанием, и остановить это было некому. Мозг отсутствовал, а душа раз за разом заново переживала прикосновение к девушке. Губы помнили её шелковистую кожу, глаза продолжали видеть лёгкий румянец на щёчке... Что-то твёрдое помнил нос, но это уже было не так романтично. Алька слушала-слушала, слушала-слушала...
– Да не вопрос! – звонким голосом пресекла она Мухино брюзжание и обернулась.
Муха удивлённо заткнулся. Алька смотрела куда-то вверх, где под потолком серели сумраком ненастного дня ряды окон. Целую минуту ничего не происходило и Муха, заеденный сарказмом, уже открыл было рот, но тут Алькино личико неуловимо изменилось. Оно словно разгладилось от напряжённых морщин, посветлело, едва заметная улыбка сдвинула уголки губ и вдруг... прямо на лицо ей упал золотистый луч. И сейчас же следом по всему помещению развернулись, как победные знамёна, жгучие полотна солнечного света.
"Ну что, смертный! Убедился?" – Алькин взгляд окатил Муху ехидным презрением. Тот смутился и... закрыл рот. Алька хрюкнула, отвернулась. Потом еще раз хитро зыркнула из-под прядей на офигевшее Мухино лицо, пару мгновений полюбовалась... и, тяжко вздохнув, тоже чмокнула его в щёку. Муха не выпал окончательно только потому, что давно уже там был.
– А теперь, мальчики, мири... – начала Алька и вдруг замолкла на полслове.
Перед ними стоял Мургаб. В потоках нежданного света шкура его переливалась искристыми волнами и уже непонятно было, от солнца, или это собственный внутренний огонь играет на ней золотыми сполохами. Конь не шевелился, только неотрывно смотрел на Альку по-человечески внимательным взглядом. И так они играли в переглядки, только Алькины пальчики нервно сжимались и разжимались, царапая ногтями свои ладони. Муха замер, боясь пошевелиться. Наконец, Мургаб стукнул копытом и закивал головой. Его шкура, уже просто чёрная, продолжала искриться, но это был уже обычный солнечный отблеск. Алька еще минуту с какой-то задумчивой нежностью смотрела на него, а после так же задумчиво подошла и припала к большому плечу. Именно припала, как припадает испереживавшаяся девочка к надёжному плечу старшего брата. Даже Мухина ревность не вспухла, а только молча ждала в сторонке. И дождалась.
– Пошли-ка домой, – оторвалась Алька от коня, потянулась и взяла Муху за руку. – На сегодня хватит дуэлей...
Аля-а-а! Ну, Алька! Ну расскажи, – ныл Муха всю дорогу до общаги. – Ну интересно же!
Та помалкивала. После немого разговора с Мургабом, она так и осталась загадочной и углублённой в свои мысли. Гулять с нею, хоть какой, было приятно... Но интересно же!
– Женька... – посмотрела она укоризненно, – оно тебе надо?
– Ну, как бы надо...
– "Ка-ак бы"! Уйфши... – закатила она глаза. – Ну ладно, фиг с тобой, слушай. Мургаб – он мой... проводник, что-ли. Присматривает за мной, учит.
– Так если он такой умный, чего же?..
– Во-от! Это был мой первый вопрос. А не всё так просто! Оказывется, это я сама его создаю – чем сильнее становлюсь я, тем умнее – он. Так что не мог он мне ничего посоветовать... когда надо было.
– О! А тот Змей – это кто?
– Какой ты умный, прям! Это был мой второй вопрос. Сюда бы Владислава Дмитрича, а то коняка такого наплёл, без поллитры не разберёшься.
– А в двух словах?
– Фых! Хитрый, "в двух словах"... Тут надо... – Алька задумалась, глядя в пространство, потом личико её шкодливо передёрнулось и она затянула по-кавказски: – Висако-висако в гарах...
– А-а-алка...
– Шо – "Алька"? Я рассказываю! Значит: "Глыбако-глыбако пад зымлёй..."
– Так было ж высоко?
– Слушай, на тебя не угодишь!
– Молчу-молчу...
– Вообщем так... – девчонка нахмурилась и тоном страшной сказки загнусавила: – "Глубоко-глубоко, там, где вечную тьму прорезает лиш неугасимый подземный жар, спят бесконечным сном Великие Змеи. Многие века копят они силу. И уже так сильны, что разорвали бы весь мир на части. Но прочно скованы могучие кольца их тел, спят Змеи, ждут своего часа. И если появиться сив, сердце которого обнимет всю Землю, услышит он в глубине дыхание Змеев и попросит он силу их для великих дел. Откликнутся Змеи и отдадут ему часть силы. Но станет ему мало и попросит он больше силы. И снова поделятся Змеи. Но захочет он однажды всю силу, позовёт он их, освободит от оков и вырвавутся на свободу Змеи, и обовьют всю Землю своими огненными кольцами". Во-о-от... – сказала она уже нормальным тоном, – и будет такой себе Конец Света. Ну как?
– Трын-дец! И как ты дальше?
– О! – подняла Алька указующий перст. – А это был мой третий вопрос! – Потом помолчала и грустно закончила: – Коняка сказал, если Солнце услышит моё сердце раньше Змеев, то я стану светом. – И опять надолго замолчала.
– И чё?! – не выдержал Муха.
– Ничё! – огрызнулась Алька. – Может, как в твоей легенде – аннигилируюсь.
– Ну... это как-то совсем... – промямлил Муха, не зная что добавить.
– А я сказала – оно тебе надо?! – Алька злобно – за всё испорченное настроение – глянула на него. Тот совсем растерялся.
– Ну А-а-аля... – заныл он снова, но девчонка замкнулась и теперь шла рядом мрачная и чужая.
Алька вела себя обидно – после всего-то! – но обижаться на неё было никак нельзя. Как ни крути, а ей – хуже. Настолько хуже, что всё остальное просто теряло смысл. И мысли Мухины метались, как моль между шерстью и синтетикой: то ли "глупо пошутить", то ли "умно посоветовать". Но тут его душевные муки были прерваны самым наглым образом.
– О, тёлычь! Куда спешим?
Компания парней самой что ни есть тёмной наружности навязчиво преградила дорогу, а пока Муха "клювом щелкал", то и пути к отступлению. Один, держа в руке пиво, оценивающе оглядел Альку. Потом удовлетворённо цыкнул зубом и, не отводя взгляда, сбоку поднёс бутылку ко рту.
– Пива-а-асик! – ахнула вдруг Алька и расцвела счастливой улыбкой. – Гопнички! Сколько лет, сколько зим! Как я по вас соску-у-училась.
Парень подавился и закашлялся. Остальные дико вытаращились на девчонку.
– Ну, шо как не родные?! Забыли? А щас напо-омним... – И Алька начала плавно поднимать руки.
"Пивасик" перстал кашлять, поднял взгляд... и вдруг взвыл дурныл голосом:
– Ааааа!!! Шухер! Это ж та припадочная!
– А, блин! Ой, йопт! – поддержала его компания и оттарабанила "гадами" бодрый ритм по асфальту.
За секунду вокруг опустело, но Алька всё смотрела им вслед с радостным изумлением. "Надо же! Встреча одноклассников – они не виделись сто лет", – подумал Муха, и это была первая его мысль за всё происшествие, которое он в полном составе так и прохлопал.
– Вот она – слава! – Алька мечтательно закатила глаза. – Ладно, Женька, – вернулась она в "реал", – тут два шага осталось. Давай прощаться.
– Угу... – замялся Муха.
– Чего? – не поняла Алька.
– Ну-у-у...
– А-а-а, – вдруг дошло до неё. Она сделала напряжённый крадущийся шаг навстречу, потянулась и осторожно чмокнула Муху в щёку. Потом чуть отступила и с интересом уставилась на Мухино счастье. – Теперь можно?
– Неа! – отмер Муха. Он так же осторожно взял её за плечи, наклонился и тихонько поцеловал в губы. Алька – ни да, ни нет – только смотрела на него хитрым всепонимающим взглядом. – Ну, теперь, наверное...
– Ы ы, – покачала она головой. – Бог троицу любит... – закрыла глаза и потянулась за следующим поцелуем.
"Четвёрицу... пятёрицу... шестёрицу... – считал Муха. – Клёво! На рекорд идём"...
Народная мудрость гласит: «Утро вечера мудренее». И как всегда врёт. Когда утром Муха встречал Альку под общагой, там творился такой «кабак», что куда там вчера! Так что девчонке пришлось основательно потолкаться у дверей, прежде чем она смогла выпасть ему навстречу. При её появлении возникла шальная мысль повторить вчерашний «подвиг», но Муха постеснялся и просто по-свойски, прихватив Альку за руку, чмокнул в щёчку. Алька приняла это как само собой, и они двинули в сторону универа.
– Чё у вас творится? – спросил он, покачивая при ходьбе Алькиной рукой – отпускать её ладошку не хотелось, а девчонка и не настаивала.
– А! Волевивалення народу, – небрежно брякнула Алька, потихоньку перехватывая инициативу в качании рукой.
Муха слегка опешил, но собрался с духом и переспросил:
– Может "волевиявлення"?
– Ну да! – удивилась Алька, – А я как сказала?
– "Воле-вивалення"...
– Да-а-а?!
– Точно, – Муха очень серьёзно кивнул.
– Ух ты! – восхитилась Алька собственной изобретательности. – Надо же, как... ёмко – "воле-вивалення". – Она как бы попробовала слово на смак. – А можно еще – "воле-вилаяння". Класс!
– Прэлэстно! – подтвердил Муха. – Так чего бузим?
– Та представляешь, еще вчера привалило какое-то "Новое сопротивление" и сказало, что у них тут будет штаб. Софочка их чуть не повбывала! Наверное, до сих пор ругаются.
– "Новое"? А "старое" какое?
– А старое... – задумалась Алька, огляделась и показала головой. – Вон, бачь, стоят? Наверное, это.
По улице кучковались крепкие парни. Их группы торчали по всем стратегическим местам, но активности не проявляли, будто ждали чего-то. Рядом с ними маялись наряды милиции. На перекрёстках появились загражденя, пока открытые. Алька с Мухой, добираясь до универа, миновали три таких кордона. Зато в самом здании было на удивление тихо – проводить занятия в такое время никто не решался.
– Владислав Дмитрич! Рятуйте! – ввалилась Алька в 112-ый. – Вы один – надежда и опора! О, великий и могучий, правдивый и свободный...
Преподаватель, который явно пытался работать, от неожиданности подскочил на стуле, потом повернулся, увидел Альку с Мухой и выдохнул.
– Ну, Аля! Вы как всегда...
Алька бухнулась на стул сбоку, упёрла локти в стол и уставилась поверх кулачков на преподавателя "влюблённым" взглядом. Муха гораздо менее шумно занял место с другой стороны. Вдадислав Дмитриевич оглянулся вправо-влево и опасливо отодвинулся со стулом назад, чтоб лучше их всех видеть.
– Ну?
– Я разговаривала с Мургабом, – объявила Алька и сделала эффектную паузу.
– Та-а-ак... – пережил эту новость Владислав Дмитриевич.
– И он сказал, что у меня два пути: либо разнести этот мир к чертям собачим, либо стать светом, – бодро отрапортовала Алька и пожала плечами: – Всё!
Девчонка, видимо, собралась ограничиться краткой версией и умолкла. Владислав Дмитриевич тоже как-то не находил слов. Поэтому вмешался Муха.
– Там целая легенда про Великих Змеев. Живут, мол, они под землёй... Аля, расскажи! У тебя лучше получится.
– Ага, щас – девчонка собралась с мыслями и вдруг завела: – Глыбако-глыбако в гарах...
– Аля-а-а!
– Да ладно... – Алька искренне удивилась их отсутствию юмора. – Вобщем так... Змеи живут под землёй. Они очень могучие, но спят. А я могу их позвать... э-э-э... сердцем. Они дадут мне силу. А я обнаглею и снова позову. Они ещё дадут. А я обнаглею окончательно. И тогда они вырвутся на свободу. Их огненные кольца покроют Землю, и всем будет капец... Где-то так! И мир спасёт только одно – если моё сердце раньше Змеев будет услышано Солнцем... И шо мне делать?
– Ну вы, Аля, задачки задаёте... – ошарашенно потёр лоб преподаватель.
– Ато! – гордо хмыкнула Алька.
– Хотя, – Владислав Дмитриевич пожал плечами и скромно выдал, – всё предельно ясно.
– Да?! Что?! – одновременно вырвалось у Мухи с Алькой.
– Есть такое понятие – "астенолиты", – объяснил Владислав Дмитриевич, весьма довольный эффектом. – Это очаги горячего вещества мантии Земли, которые внедрились в земную кору. Обычно давление их сдерживает. Но если по каким-то причинам давление падает – разломы там или подвижки блоков, – то они прорываются выше, аж до поверхности. Вероятно, Аля, вы способны как-то снимать запечатывающее их давление. Вот и всё.
– И...и... – заклинило Альку, – и шо тогда?
– Ну, в местах прорывов образуются разные кольцевые структуры. Самые меньшие – вулканы, кольцевые дайки, кальдерры...
– Ааа... самые большие? – осторожно спросила Алька.
Вадислав Дмитриевич ответил не сразу, но подумал и решился:
– А самые большие, Аля.... это Тихоокеанское огненное кольцо. Помните, я рассказыывал?
Возникла пауза и, чтобы прервать довольно тягостное молчание, Муха спросил:
– А чё за приколы с Солнцем, если оно Альку услышит?
– Да! – встрепенулсь Алька. – Мне тут Женька уже обещал полную аннигиляцию.
– Я?! Ты ж сама сказала?!
– Знаете, ребята, – прервал перепалку Владислав Дмитриевич. – Я об этом думаю, ешё как первый раз услышал легенду. – Скандалисты выжидающе примолкли. – Так вот, есть у Стругацких такая повесть "Волны гасят ветер". Читали?
– Да! Неа! – прозвучало одновременно.
– У...ух ты! – вдруг дошло до Мухи. – Точно, Алька, ты ж натуральный люден!
– Хто-о-о?! Будешь обзываться, как дам... больно! – Алька скрестила руки и обиженно надулась.
– Ребята! Аля! Спокойно, – укорил их преподаватель. – Ничего в этом обзывательского нет.
– Вот-вот! Не читала, а уже бросаешься, – вспух Муха праведным гневом интеллигента.
– Ой, гляды – грамотный! – немедленно проснулось в Альке рабоче-крестьянское сознание.
– Дети, ша!!! – гаркнул вдруг Владислав Дмитриевич.
Расшалившиеся "детишки" удивлённо умолкли. Они впервые услышали, чтоб их замечательный препод орал и топал ногами, поэтому с интересом ждали что будет дальше. Но тот уже остыл и продолжил прежним тоном:
– Для Али следует пояснить сюжет, – кивнул он Мухе и повернулся к Альке. – Там человечество вышло в далёкий космос и столкнулось с деятельностью некой сверхцивилизации. Притом, самих странников, как их назвали, никак не удавалось найти. А потом оказалось, что люди и есть эта цивилизация, только на новом уровне развития. Людены принадлежали уже не Земле, а космосу. Среди людей всегда появлялись такие перерожденцы, способные выйти на новый уровень, но переход был довольно болезненный и людены контролировали человечество, чтобы оно не мешало процессу. А потом об этом узнали все, и это стало для человечества шоком... Но это уже не важно. Главное, Аля, ваши "свет" и "Солнце" очень могут означать, что вы являетесь таким вот люденом – высшей стадией развития человека.
Владислав Дмитриевич умолк, но продолжал глядеть на Альку. Муха тоже смотрел на Альку. Девчонка притихла, пряча взгляд, только ладошки её нервно елозили по столу. Потом она подняла голову и...
– Ы-ны-ны... – показала она Мухе язык. – Понял, ты – жалкое низшее существо!
– И это – будущее человечества?! – схватился Муха за голову. Владислав Дмитриевич в изнеможении картинно закатил глаза.
– А кстати! – вспомнил он, – Ваш "сивка-бурка" в даннном контексте – тоже крайне интересная личность.
– Что, и он?! – изумился Муха. – Да вас тут целая банда!
– Банда, не банда, – хмыкнул Владислав Дмитриевич, – но он явно помогает Але выйти, как вы говорите, "в свет". И самое интересное, все сивки-бурки в былинах только этим и занимались! А вы знаете, например, что в тюркских языках наше слово "конь" означает "Солнце"? Похоже, в наших евразийских степях это было обычаем, чтобы "кони-солнца" выводили таких вот "алек" на просторы Вселенной. Может, потому у нас и не было катастроф, как в Мохенджо-Даро.
– Круто! – выразил полнейшее восхищение Муха, а девчонка скромно потупила глазки, типа – "да, мы такие!". – Слу-у-ушай! А попроси Мургаба и мне подыскать... кобылку, для выхода в свет, так сказать?
– Ах ты ж!.. Ну ты ж!..
Но выразить всю глубину чувств Альке не дали. Внезапно, мрачный голос сообщил неизвестно откуда:
– Гром прогремел! Заляция идёть... – (И музыка так: бум! бум! бум!). – Губернский розыск рассылает телеграммы, что вся округа преполнилась зво...
– Ой, – всполошился Муха и полез в карман. – А клёвый у меня теперь вызов?.. Привет, бабуль! – обратился он уже в аппарат, выслушал, сказал только: – Да, уже, – и дал отбой. – Звонила бабушка, – с какой-то серьёзной решительностью объявил он. – Нам нужно срочно бежать домой. Ко мне домой... – Потом посмотрел Альке в глаза и добавил: – Обоим.
Обстановка на улице резко изменилась. И явно не в лучшую сторону. Пока они пробирались задами, с центральных улиц долетал гул толпы и взрывы, а над домами маячили дымы. Когда Ирина Михайловна открыла дверь, то отчётливо вздохнула с облегчением.
– Слава богу, ребятки! Лучше вам сейчас посидеть дома.
Алька и Муха, притихшие и на удивление послушные, дали усадить себя за стол и напоить чаем. Потом Алька объявила, что вообще-то еще не завтракала, чем вызвала среди бабушки здоровый ажиотаж. В еде и слабозначимых фразах прошёл час. Потом Мухе это надоело.
– Телик что-ли включить? – обратился он к себе, родимому. – Бабушка уже набрала воздуха, чтоб возразить, но было поздно – Муха нажал кнопку пульта.
На экране замелькали обгорелые окна какого-то здания и баррикады у его фасада. Какие-то молодчики при входе размахивали флагами и орали победные речовки, а из подъезда выносили носилки, покрытые белыми простынями. Одну за другой. Комментариев не было, но они и не требовались. Здание Алька узнала сразу. Это была их общага.
– Да выключи ты! – прозвучал, как болезненный вскрик, голос Ирины Михайловны. Экран погас, но в Алькиных глазах продолжала стоять картина: рука вся в чёрной копоти, безвольно выпавшая из-под простыни.
"Софочка... девчонки..." Сердце сжалось так, что Алька чуть не взвыла от бессильного отчаяния. Потом огненный клубок в груди начал разворачиваться, заполнять её всю, буквально выжигая ей душу, оставляя пепел и холодное безразличие. Как во сне она отметила, что её одели и куда-то тащат за руку. Мелькнуло слово "вокзал", но она уже не брала за труд понять зачем это. Потом вокруг закрутились какие-то лица и их понесло с толпой. Альку толкало и болтало, но Муха крепко держал её за руку. И вдруг среди выкриков и обрывков фраз прозвучало: "...ты дурак?! Не знаешь, что они сделали в общежитиях?!"
"Общежитиях" ... "Они"... "Это они!!!" Пальцы выскользнули из Мухиной ладони, Алька остановилась и медленно повернулась. Толпа, что несла её, сразу закончилась и уже отдалялась с паническим топотом за спиной. Зато впереди накатывалась новая – с битами и флагами, наглая, уверенная в своей безнаказанности. "Это они..." – и Алька улыбнулась своей самой милой улыбкой...
Смело гнать убегающих – само удовольствие, но если посреди улицы стоит одинокая хрупкая девушка и мило улыбается погромщикам, становиться как-то стрёмно. «Снайперы! Снайперы!» – разнёслась паническая догадка и народ затормозил, с опаской оглядывая крыши и окна. Никаких снайперов не обнаружилось, только девчонка с уверенностью танка продолжала загораживать дорогу. И милые ямочки на щеках просто пугали своей неуместностью.
– Дура! Вали зв╕дси! – нашёлся кто-то «добрый».
Но девчонка улыбнулась еще шире и сделала шаг навстречу:
– Ну шо, смертнички, – радостно сообщила она громилам с битами, – покувыркаемся?!
– Шахидка! Смертниця! – взвыли самые образованные и ломанулись спасаться по головам «неучей».
– Хуже, ребята. Намо-о-ого хуже, – "успокоила" девчонка и начала подымать руки. Вместе с её движением над городом быстро, как в плохом ужастике, начала сгущаться грозовая тьма.
На этот раз Алька видела всё.
Видела, как страшно потемнело небо – кипящее и вспыхивающее зарницами – и улица, еще минуту назад по-весеннему светлая, отгородилась от мира чёрными тенями домов.
Как толпа – только что грозная и неумолимая – сразу превратилась в скопище напуганных до дрожи в коленях людей, которые в панике жались друг к другу и домам, в ужасе глядя на свихнувшееся небо.
Как на небе этом открылись, словно окна иного мира, сияющие холодным зеленоватым светом огромные глаза с вертикальными щелям зрачков – одни, вторые, третьи...
Как задрожала под ногами земля и закачались, позвякивая, рекламные щиты и фонари, а в домах с треском и звоном посыпались стёкла.
Словно с высоты Алька видела, как замер, накрытый жутью город. Когда-то – в другой жизни – она жила в этом городе, в этой стране, на этой земле. Здесь были её родные, друзья... её любовь. Так немного, что надо человеку для счастья. Но нашлись те, кому помешало даже это малое. Наверное, они тоже что-то хотели... что-то важное. Наверное, тоже были людьми... наверное... но Альке теперь было всё равно. Потому что Алька умерла. Умерла от горя. Они убили её. Походя, даже не заметив, растоптали её жизнь, её душу... И выпустили СИВУ...
А вы не знали, что нельзя обижать Сиву?
Вам теперь страшно? О-очень страшно?!
Хорош-ш-шо!!!
"ЗМЕИ! СИВА ЗОВЁТ ВАС! ГДЕ ВЫ?!"
Время застыло, испуганно свернувшись в единый водоворот прошлого, настоящего, будущего. И в его растянутом течении Алька-Сива увидела, всем нутром почувствовала, как глубоко в недрах Земли заворочалось нечто, отокликнувшись на её зов:
"МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ИДЁМ К ТЕБЕ! ТЫ – НАШША-А-А!"
Могучая сила, прекрасней и страшнее которой нет на Земле, развернувшись огненными кольцами, рванулась из невообразимых глубин ей навстречу.
"МЫ ИДЁМ К ТЕБЕ!" – прокатилось волной сквозь сотни километров слоёв земных, сметая всё, накопленное недрами. И там, где достигла эта волна поверхности, потекли склоны, словно вода, и вспыхнули воды, как сухой лес.
"МЫ ИДЁМ К ТЕБЕ!" – ожила глубина, огненным потоком прорываясь на свободу. И взорвались горы, накрыв тучами пепла целые страны, и закипел океан над жидким огнём, льющимся из его дна.
"МЫ ИДЁМ К ТЕБЕ!" – сдвинулась под напором недр земная твердь. И поднялась земля, стряхивая словно надоевшие оковы дороги и дома, и бросились огромные волны на беззащитные берега, стирая как пыль всё созданное человеком.
Алька тянулась им навстречу... и видела, как рушиться мир. Она видела всё. Может это было то, что уже происходило когда-то, или это происходит прямо сейчас, или только должно случиться – ей уже было безразлично. Совершенно безразлично...
"Нет!" – тукнуло сердце, и словно маленькое Солнце зажглось внутри неё.
"Нет! Нет! Нет!" – застучало оно смелее, пробиваясь солнечным светом сквозь багровую тьму Сивы, открывая ту, кем она была раньше. И Алька очнулась.
"Я не могу, – поняла она. – Я не хочу! Мамочка... Женька... Мургабчик... Что я делаю?! НЕТ!!!" – И всей душой, всем жаром разгоревшегося заново сердца Алька бросилась на чёрную завесу будущего.
Словно волны двух океанов схлестнулись в ней: чёрно-багровая и лазурно-золотая. Они прокатывались ревущим прибоем, закручивались вспенённым безумием, перемешивались чёрно-золотым хаосом. Алька уже не понимала, кто она, и только сердце продолжало с каждым ударом пробиваться сквозь борьбу стихий, разгораясь всё ярче, прорывалось к другому, большему свету.
Алькино сердце рвалось навстречу Солнцу, и светило услышало его.
В сплошной пелене облаков прорезался вдруг узкий синий просвет. Он становился всё шире и шире, открываясь, словно глаз невероятного дракона. Вот сверкнул ярким золотом край Солнца, вот уже половинка солнечного зрачка залила сиянием всё вокруг. И прямо из этого небесного огня одним неспешным шагом спустился с небес золотистый Солнечный Конь.
– Угомонитесь, – сказал он, и буря, разрывавшая Альку на части, стихла.
– Пойдём, – позвал он в наступившей тишине. – Я покажу тебе ТВОЙ мир...
- - -
Далеко за полночь Муха продолжал активно маяться дурью, развалясь в кресле перед новеньким компьютером. Теперь это было его любимое занятие, несмотря на укоризненные бабушкины взгляды.
Прошло полгода с исчезновения Альки. Отгудела Мухина слава. Газетчики и телевизионщики нашли новую сенсацию, боевики – очередную революцию, даже следователи потеряли интерес к заведомому висяку. А Муха только вздыхал и листал фэнтэзийные сайты, и не мог остановиться.
На мониторе проплывали однообразные парящие замки, стандартные пейзажи неведомых гор и загадочных лесов, герои-гипертрофики с нарочито выпирающим чем не попадя, прекрасные магички, демонстративно обнажённые где не попадя. "Пора идти спать", – уже решился он и вдруг...
Мелькнувшая картинка была действительно крута и по-настоящему красива. Девушка с развевающимися волосами, вся в огненном ореоле, словно танцуя подняла руки. За её спиной грозовым фронтом надвигаются драконы. Рушился мир, сжигаемый струями их огня, падало само небо... Но удивляло не это. Главными были глаза девушки. Совершенно живые глаза. А в них – холодная решимость и... словно из под ресниц вот-вот должна выкатиться слеза, единственная капля сожаления за то, что ничего уже не изменишь. Это были глаза Альки.
Муха смотрел и не мог отвести взгляда. Эти спокойные красивые глаза завораживали, притягивали, заполняя собой весь мир. Вокруг них картина будто оживала. Без всякого фотошопа виделось, как развеваються волосы девушки, как тонкие нежные руки ведут ужасную волну драконов, как струиться огонь из их пастей. С картины на него смотрела Алька, призывающая змеев. Настоящая Алька. Живая...
– Как я тебе? – кокетливо улыбнулась Алька и крутанулась золотисто-алым вихрем развевающихся одежд.
– Отпад, – честно признал он. Где-то в подсознании вякнул было здравый смысл, но Муха на него даже не оглянулся.
– А теперь смотри! – с хвастливой гордостью она взмахнула руками и всю картину словно сдуло, закружило вихрем мерцающих звёзд.
Муха только головой покачал. Алька, его Алька, смотрела из хоровода Вселенной. И милые ямочки на щеках только добавляли очарования её улыбке и шкодливости "скромно" примруженным глазам.
– А-а-аля, – выдохнул он, глупо улыбаясь своему сну.
Девушка потянулась к нему навстречу. Подала руку. Муха почувствовал её пальчики в своей ладони. Снова удивившись, насколько всё реально, он прихватил Алькину ладошку, поднял к лицу и... обомлел. Всё запястье покрывал широкий бугристый шрам!
Муха дёрнулся и поднял на Альку испуганный взгляд – его сон явно начал выходить из-под контроля.
Та надула губки и веско покачала головой.
– Вены резала... – сообщила Алька-глюк обыденным тоном. Девушка полюбовалась на офигевшее Мухино выражение лица и вдруг... совершенно по-прежнему хрюкнула, подавившись смехом.
– Правильно, не верь, – поощрила она, когда справилась с собой. – Это я в пасть ротвейлеру сунула. Пусть, бедняжка, покушает, чем на детей кидаться.
– И что всё это должно значить? – выдавил Муха.
– Поймёшь! – загадочно улыбнулось видение.
– А вдруг не пойму? – с чего-то засомневался Муха.
– Ну и дурак! – обиженно буркнула девчонка. Она помрачнела было, глядя куда-то себе под ноги, но вдруг хмыкнула и подняла нахальный взгляд. – Хотя?.. А куда ты денешься!
Муха растерялся даже, не зная что сказать. А призрачная Алька чуть наклонила голову и как-то очень ласково посмотрела на него.
– Женька, Женька! Когда ты уже повзрослеешь...
– ...Женька! Да Женька!! Вставай, паршивец этакий!
Муха открыл глаза и ошалело уставился на бабушку. Та грозно смотрела на него почему-то сверху.
– Ну и как это называется?!
– Бубуля?! – потряс он головой и огляделся. Оказывается, он возлежал в кресле при столе. И видимо долго.
– Что – "бабуля"? Двадцать лет, как бабуля... – проворчала бабушка. – А ты кого ждал?
– Альку, – честно признался Муха приподымаясь.
– Опять?! Может хватит уже страдать?
– Да кто страдает?!
– А не видно!
– Ой, прям таки... Ты еще Юлькиного бати не видела после пропажи ахалтекинца за четверть миллиона. Вот он страдал!
– Правильно, он страдал, а ты – киснешь. Выступил бы, как некоторые, в какой-нибудь программе, ток-шоу...
– Бабуля-а-а!..
– Так... внучёк! Ты – неделю как от родителей, второй день – как на учёбе, а я не вижу никаких подвижек. Как красна девица – всё у окошка суженного выглядываешь. Сколько можно!
Муха поднял на бабушку безнадёжный взгляд. Та вздохнула и взлохматила его голову.
– Вобщем так, – подвела итог бабушка. – Будешь спать при компьютере, отключу интернет. Марш собираться на учёбу!
Муха смирился и поплёлся умываться-собираться.
За завтраком он зависал над каждым куском, пока бабушка не обругала его полуношником и не пообещала вообще продать компьютер. Потом, в автобусе едва не пропустил остановку. В груди давило будто тисками, а глаза всё время норовили найти ЕЁ в толпе. Надо же, как зацепило! Муха вывалился из автобуса, постоял, пропуская всю толпу, потом глубокомысленно походил вокруг памятника Просветителю, и только тогда решился войти в здание Универа.
Первая лекция была общей, поэтому в коридоре перед аудиторией шлялось купа народу. Сначала на Муху набрёл Дядя Шкаф:
– Здоров, мужик! – отдавил он Мухе ладонь и с чувством помотал головой: – Ну ты... ваще!
