Текст книги "Ох уж эта Алька (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Annotation
Мачальский Дмитрий Викторович
Мачальский Дмитрий Викторович
Ох уж эта Алька
Ох уж эта Алька!
Необходимое пояснение
Специфика территории, на которой происходит действие, состоит в том, что там постоянно присутствует украинский язык. Поэтому, в диалогах часто употребляется украинские слова и целые предложения. Они поданы украинским шрифтом и без перевода (исключение сделано для «официальных заявлений»). На то есть весьма важная причина.
Первое, читать украинский текст в русской передаче – совершенно невозможное занятие. А между тем, языки эти отличаются в основном на две буквы: украинское "е", читается как "э", а "и" – читается как "ы". Всё! Все остальные отличные буквы либо редки, либо узнаваемы: "╕" – это "и", "'" – это "ъ", "╖" – это "йи", "╓" – это твердое "е". И при этом, если даже прочитать их чисто по аналогии с похожими русскими, произношение почти не меняется. Запоминать надо только "е" и "и".
Второе, точно такое "украинское" произношение существует в литературном русском для иностранных европейских слов, и никого это не смущает: "цинк", "мерседес".
Третье, приведенный тут диалект отличается от русского литературного минимально. А от южнорусского диалекта – так вообще не отличается. Ну и, в конце концов, весь Союз смотрел фильмы студии имени Довженко ("Щорс", например) – и все всё понимали. По крайней мере, это – не читать у продвинутых русских писателей вставки на близком душе каждого интеллектуала – английском. Но если уж какое-то слово совсем непонятно... так оно, может и мне непонятно – но как звучит!
И четвертое, самое главное. Сколько можно зубрить никому толком не нужные "европейские" языки и совершенно не знать свои, из которых состоит Большая русская культура! Так что не пугайтесь, россияне, читайте и проникайтесь не переводным языком Пушкина и Достоевского, а родным языком Гоголя.
...А вообще, причину написания этой книги и её содержание совершенно бы не отражала любая, самая точная аннотация... зато на удивление точно отражает эпиграф. Просто имейте это ввиду.
Эпиграф
"Я хочу... написать хорошую светлую книгу... о том, как один мальчик... совершил...
А тот как к этому подходит – и раз его под дых! Тот – А-А-А!! А этот ему по кумполу! Тот – У-У-У!! А этот – с катушек! А тот – ему по чайнику! А этот – по кумполу! Раз!! Гах!! Ах!! О-О-О!!!"
(Ералаш. "Встреча с писателем или Повесть о первой любви")
–
Восход Солнца в летнем лесу знаменуется радостным птичьим гомоном. Время обеда во дворе, несмотря на затяжной дождь, отмечала не менее живописная перекличка:
– Сашенька-а-а, иди уже обе-е-едать!
– Бо'гя! Бо'гя! Бегом домой, шоб я тебя щас видела!
– Алиса! Ку!-шать!
– Ромцю-у-у!!! Ромцю-у-у!!! Де ти ходиш?! Ро-о-омцю-у-у!!!
Черноволосая женщина сморщилась от последнего вопля, но пересилила себя, тяжко вздохнула и выглянула в окно:
– Ааалька-а! Ходи ╖сти!
Выполнив материнский долг, она вернулась к плите. Из спальни "выполз" отец, слегка всклокоченный после "ночной". Принюхался, сказал "э-эх!" и включился в процесс. Он как раз успел порезать хлеб, как всегда, прижимая буханку к груди, и накидал толстые "не по-паньски" дольки на блюдо, когда входная дверь шандарахнула по косяку и явилась дочь. Мокрая, грязная по-уши... и довольная-а-а!
– Гоп! – бодро плюхнулась она на табурет. – Шо дают?
Мама, не отрываясь от сковороды, только глянула через плечо, и нерадивую доцю, будто ветром, вынесло из-за стола. Зазевавшаяся табуретка, не успела вовремя отодвинуться и грохнулась на пол, а через мгновение не успела открыться дверь в ванную:
– Ай! Твою кирибатию...
– Алька! – строго возвысил голос отец. – Веди себя прилично.
– Всдгвл... буль-буль, – заверила из ванной доця.
Через минуту, она явилась снова, уже с нормальным цветом лица и без верхней одежды.
– Ну что, коллектив, садимся? – воодушевился батя. – Люда, кончай возиться, пока ты дожаришь, мы или с голодухи помрём, или слюной подавимся.
– Та готово вжэ, – повернулась мама с шипящей сковородой в руках, но замерла на пол дороги. – Я не поняла, а тарелки хто ставыть будэ?
Алька ойкнула и подорвалась с места. Табурет, пригревшийся было под нею, с возмущённым грохотом полетел следом, словно собираясь тяпнуть хозяйку за ногу. Но куда там! Пока он прыгал и дребезжал, та уже оказалась у мойки и схватила пару тарелок. Потом подумала и потянулась за третьей... не выпуская первые две.
– Посуду не побий! Батькова дитина...
– Мам, це ти щас похвалила? – с невинным видом поинтересовалась Алька. Она таки подхватила тарелку «третьей рукой», донесла всю эту эквилибристику и удовлетворённо вывалила на стол.
– Вибатькувала... – с не менее интересным видом ответила та. – И табурет подними, а то так и сядэш... – Алька замерла на «ой», потом глянула вниз и таки подставила под зад многострадальную мебель.
– Женщины, – возвысил голос батько, – выражайтесь прилично – среди вас есть мужчины.
– Хде?! – взвились обе женщины и начали интенсивно оглядываться.
– Всю жизнь, как в анекдоте, – опечалился единственный мужчина: – "Доктор, меня никто не замечает" – "Следующий!"... Э! Тарелку не дам... – спохватился он, заметив хищное движение доченьки. – И вообще, погорельцев и потопленников полагается кормить и жалеть.
– Это кто ж у нас погорел и потоп?
– Это, доню, у них, як завжды, горило, – мама щелкнула большим пальцем по горлу, – и они гасылы.
– Обижаете! У нас трубу на последнем этаже прорвало. Со всеми вытекающими до низа последствиями.
– Да ну! И особист ваш втопывся?
– Не. Всплыло!..
Минут пять ели молча. Потом Алька не выдержала.
– Мам! А можно я опять пойду...
– Доню! Ты и так вся мокра, хоть обсохны.
– Когда я ем, я глух и нем! – назидательно продекламировал отец семейства и демонстративно принялся тщательно пережёвывать пищу.
Этого хватило еще на минуту.
– Катенька звонила, – как бы сама себе сказала мама. Папа только укоризненно посмотрел, но уж на такую тему замечаний делать не стал.
– А Толька?! – Алька сразу выпрямилась и забыла вилку на полпути ко рту.
– От него дождёшся, – буркнул папа. – И что говорила?
– Нууу... Тошнит помаленьку.
– Ох, молодёжь! Сами еще дети...
– Ну, пап! – со смыслом "да ну тебя" встряла Алька, аж подпрыгивая от нетерпения задать свой жизненно важный вопрос. – А кого ждут?! Мальчика, девочку?
– Трамвай...
– Па-а-апа!
– Гхм... Ну та звидкы воны ще знают, як другый месяц только.
– А-а-а... – глубокомысленно почухала Алька потылыцю. Потом посмотрела на остатки пищи, решила, что они того не стоят и соскользнула с табурета. – Всё, я пошла.
– Стоять! – Мама, если хотела, не то что коня, бульдозер бы остановила. – Не п╕деш.
– Чого?!
– ╤ так вже змокла, як та курка.
– Ну мам!..
– Н╓, я сказала!
– Па-а-ап... – применила последнее средство доця, но тот только руками развёл – мол против мамы... нет приёма.
– Ну, чуть-чуть! – заныла Алька.
– От дощ к╕нчиться, тод╕ ╕ди де хочеш, – «сжалилась» мама.
– Точно? – Алька как-то подозрительно успокоилась.
– Точно-точно, – подтвердила мама.
– Та фигня вопрос! – вдруг брякнула Алька, и пока папа открывал рот, слегка ошарашенный таким смелым выражением, дочка подбежала к окну и как-то напряжённо уставилась в безнадёжно серое небо. Родители переглянулись. Прошла минута, другая... и вдруг в кухне заметно посветлело, а там и вообще – сияющая солнечная полоса вспыхнула на стене.
– Оп-па... – пробормотал отец, а мама подошла, удивлённо глянула сначала на просветлевшую улицу, потом – на доньчино лицо. Алька, улыбаясь, смотрела прямо на сияющий солнечный диск. Потом обернулась к матери и, смеясь глазами, нарочито поджала губы.
– Ну, то я пойду, – констатировала она и быстренько смылась, оставив родителей удивляться дальше.
–
Универ жил обычной жизнью. И очередная трагедия с зачётом была ничем не примечательным событием в его бурной истории...
– Я ему: "Так ми ж т╕льки козацьк╕ в╕йни проходили"
– А он шо?
– А он: "То трэба бюло вс╓-╓-╓ вчити", – передразнила староста группы ненавистного препода, чем на мгновение привлекла удивленные взгляды сокурсников. Если уж САМА Лида – Мисс Деловая Юбка – так выражается, то...
Грех уныния охватил студентов-географов в одном из закоулков "храма науки". Коридор кафедры, и так расположенной в лабиринте старых пристроек университета, стал казаться еще мрачнее от перспективы сдачи зачета самому Бубену.
– Да-а... Не надо было заедаться, – задумчиво покачал мелированой головой Юлик, – может, договорились бы.
– Та я те прошу! – взорвалась Софка.
Если бы у Юлика был мозг, все пирсинги впаялись бы в него от одного взгляда её истинно украинских глаз. "Дочь стэпу" София была по внешности – украинская ночь, а по характеру – татарский набег... ну или козацкий, что в сущности одно и то же.
– Той би т╕льки договорювався. Лучьше б хоч одна гадюка на пари ходила!
– Так я и говорю: "Зы энд", – опасливо отпрянул Юлик.
– Трындец... – печально перевёл коротко стриженый детина в костюме и при галстуке, прозванный за скромные габариты Дядей Шкафом.
Все примолкли, осознавая глубину постигшего их несчастья. Преподаватель "╤стор╕╖ р╕дного краю" – Лысый Бубен, хотя фамилия его все же была Бубенко, был действительно лыс и действительно зануден. Он давно бы вылетел с должности за несоответствие любым нормам преподавания, если бы не был «ниспослан свыше». Преподаватели его тихо не любили, но вслух поддерживали отношения – мало ли что! Студенты это чувствовали и тоже тихо игнорировали навязанного коллективу «блюстителя». И всё было бы хорошо, но история стояла первой парой, а Юлику, с его ночными клубами, исторически не сложилось просыпаться до обеда. Вот и убедил народ, что всех не попрут и вообще – «батя всё решит». Ан нет – не решил! Коварный препод взял да поменял им тему зачета. И теперь вместо "як козаки у Криму гостювали", которое можно было списать у других групп, им впаяли "ск╕льки золота на соф╕╓вських банях", что ни списать, ни найти в учебнике... Учить бы по готовым вопросам, но Бубен демонстративно помахал ими перед покаянными носами студентов, занёс на кафедру и запер дверь. Всё, аут! Дверь – вот она, но что дальше?
– А может замок вскрыть? – вякнул кто-то и все почему-то с надеждой уставились на Юлика.
– А я что? Я – только пиво... А давайте её выломаем! – И все с надеждой уставились на Дядю Шкафа.
– А чё я? – привычно набычился тот. – Нашли молодого...
– Так ты ж... – имея в виду – "мужик", Ирка демонстративно дотянулась своим модельным ростом до шкафового плеча.
– Так и она ж... – опечалился Дядя Шкаф, имея в виду – "дубовая", – а против лома...
– Ну гАдина! – высказался от души Андрийко.
– Да-а, не доверяют нынче людям, – поддержал Юлик, оглядел притихшую группу и вдруг просиял.
– Слышь, народ, а давайте я вас на мобилку сниму. В твите вывешу – прославитесь!
Из толпы раздался рыдающий звук.
– Э, ты чего, Муха, плачешь?
Муха еще раз выразительно всхлипнул и страдальчески выдавил:
– Посмертно...
– Шо посмертно?
– Так прославимся...
– Чого це?
– Сфоткаемся напоследок, возьмёмся за руки и... из окна Бубену на лысину: шмяк! шмяк! шмяк!
– Муухааа!
Народ загыгыкал и немного воспрял духом.
– А шо, это идея... – Алька, доселе увлеченно ковырявшая стену (в штукатурке уже была приличная дырка), подняла голову и укрыла хитрый взгляд за длинными ресницами.
Коллектив замер. Причем, первое удивление начало помаленьку сползать в тихую пока еще панику. Её уже знали...
Нет, не то что она была какая-то ужасная оторва. И на девчачьем фоне первого семестра её выделял разве что "убойный" взгляд из-под приспущенных ресниц (Муха так и выразился: "Ну у тебя и амбразуры!"). Но вот как-то... Как-то так сложилось, что все поняли – не дай боже!
Первый же профессор при знакомстве со свеженькой группой с трудом прочитал в списке непривычную фамилию: "Ле... ши-не?...", и не успел закончить "на", как услышал звонкое: "Я здесь!!! Ваше Величество!". Во взоре вскочившей девчушки было столько восторженного обожания, что заржали даже не смотревшие "Трёх мушкетеров". Профессор был человеком интеллигентным и от души посмеялся... но перекличек в дальнейшем избегал.
Со студенчеством тоже... Некоторые альфа-кобели попытались сходу застолбить симпатичную первокурсницу. На первой же дискотеке к ней подвалил весь такой раскрепощенный Кирилл. Девушка не возражала, причем довольно активно. И Кирюша под завистливыми взглядами менее быстрых коллег увел её "смотреть на звезды". Звезд меж деревьев парка видно не было, зато было весьма интимно. Местный мачо притянул к себе "гёрлу" и уверенно запустил руки под блузочку.
– А ты не боишься темноты, ма-а-ай да-а-арлинг? – чувственно проворковал он ей на ушко.
– Боюсь! Ой, бо-ю-усь, – заоглядывалась та и, как бы найдя выход, с искренней надеждой воззрилась на своего защитника: – Ты же мне посветишь?!
И звонко засветила несчастливому мачучелу в глаз!
– О! Теперь светло и совсем не страшно, – оглядела она свежий "фонарь" и довольно поскакала в общагу, напевая "ой, засв╕тив м╕сяченько". Понятно, что всю последующую неделю Кирюша выглядел весьма загадочно – весь в очках! А народ давился от смеха.
Особенно сильно "давился" Юлик. А на обиженное "ты бы сам" тут же поспорил, что в ближайшие дни недотрога заночует у него. Естественно – в постели. И естественно – с фотосессией. На следующий же день начинающий мажор подвалил под универ на "мазератти" и приоткрыл перед смазливой провинциалочкой дверь в блестящую жизнь:
– Покатаемся?
– Кататься так кататься, – сразу согласилась та и под завистливыми взглядами подруг прыгнула на переднее сиденье.
Через часик Юлик въехал на стоянку под рестораном, высадил раскрасневшуюся от восторгов девчонку в ряды иномарок и озвучил следующий уровень:
– Погудим?
– Ура-а! – заорала Алька. – Гудеть, так гудеть! – И пока Юлик спохватился, вокруг уже на все лады гудело и бибикало, а охрана стоянки вынимала табельное оружие...
Бег с препятствиями получился знатный! Позднее, уже в безвестной подворотне, Юлик смотрел, как эта отмороженная сползает по стеночке от хохота и благодарил бога, что не предложил ей "где-нибудь зависнуть".
Потом случилось, что они всей толпой пошли на пляж. И пришла же кому-то "умная" мысль сплавать за буйки! В результате, весь пляж хватался за сердце, а спасатели лихорадочно ловили "какую-то идиотку" (кое-кто помалкивал – какую) среди гоняющих по фарватеру катеров и глиссеров.
Вот так и случилось, что любая Алькина идея, даже самая здравая, вызывала у одногруппников апокалипсические фантазии...
– Вы чего? – Алька, оторвалась от созерцания далей и её глаза, обычно удлиненные и мечтательно "занавешенные", начали заметно округляться.
– А ты – чего?
– Идея есть!
– Может не надо?
– Щас открываем окно в коридоре и...
– Маамааа...
– Шо – "мама"? Надо залезть через окно по карнизу и всё сфоткать. А вы шо подумали?
– То и подумали... – подтвердил Дядя Шкаф.
– Не ври, тебе нечем, – на автомате схохмил Юлик.
– Хто ж пол╕зе – трет╕й поверх? – забеспокоилась Софка. - Позабива╓тесь геть!
– Я... – застенчиво призналась Алька и милые ямочки на щечках, наперекор логике, заткнули возникшие было возражения. А пока коллектив не пришел в себя, девчонка лихо крутанулась, сотворив небольшой вихрь каштановых волос и – только кроссовки шаркнули по паркету.
– Е-е! Ст╕й, кажу! От же ж зараза... – Софийка оглянулась, ища поддержки. – Дядя Шк... Тьху! Семен, не ст╕й стовпом – верни дитину!
"Ни фига себе, командир", – подумал Сёма-Шкаф. Но дембельская гордость под напором черных очей куда-то вщухла и парень ломанулся по коридору. И может успел бы воспрепятствовать суициду, но на пути замешкался Андрийко – тоже не маленький мальчик. Хотя великий закон масс позволил преодолеть одногруппника, но щуплая фигурка уже успела на карачках выбраться за подоконник. Семен дотянулся было схватить полу джинсовки, но Алька оглянулась и, под её насмешливым взглядом, он сконфузился и выпустил добычу.
"Да чтоб вас, ведьмы проклятые", – только и подумал не в меру застенчивый спасатель.
– На стрёме постойте, народ! – послышалось уже за углом оконного проёма.
– Надо на стрёме стать, – передал Семен, но в голове почему-то голосом матери прозвучало: "Жениться тебе надо, сынок..."
Народ с энтузиазмом висельников, услышавших про забастовку на канатном заводе, принялся распределяться по постам наблюдения. Наконец, люди были расставлены, порядок сигналов согласован и потянулось время, как очередь в кассе...
Прошло минут десять, и вдруг стоящая у лестницы Ирка обернулась и сделала "страшные глаза". Юлик, не медля, нажал "вызов" на мобилке и тут же дал отбой. Он еще ждал ответного "маяка", когда Ирка повторно вытаращилась в его сторону и для верности даже пару раз размашисто моргнула.
Ответа всё не было.
Юлик нервно ткнул вызов и, в ожидании, шептал как молитву: "Ну бери же, бери...".
– Алька, блин, мотай быстро!
– Спокуха, Машка...
– Дура! Вали!!!
– Ой, якийсь ти сьогодн╕ недобрий, ти часом не...
Юлик в сердцах оборвал соединение и едва бросил мобилку в карман, как из-за поворота вырулил сам Лысый Бубен. Сверкнув лысиной, он оглянулся на Ирку, старательно изображавшую невинность, не то чтобы поверил, но всё же решился идти дальше. В голове у Юлика сразу стало как-то порожнее обычного, только билось истерическое "дура... дура... дура...". Может что-то такое отразилось и на лице, потому что шаги препода стали неуверенными, а взгляд заметался между Юликом и Шкафом, занявшим стратегически важные точки коридора кафедры. И вдруг Юлик отчетливо представил: пустой коридор, полумрак, два студента бандитской наружности... Да он же просто боится получить по голове! Напряжения сразу спало, зато вернулась наглость. "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла", – напел он сквозь зубы и нахальной походочкой переместился под окно к Дяде Шкафу. Препод еще раз недоверчиво оглядел их обоих, вероятно на предмет средств поражения, потом достал ключ, пару раз нервно промахнулся, но все же отпер дверь и быстренько за ней схоронился.
И ничего страшного не произошло.
Парни подождали пол минутки, переглянулись, опять подождали, и только тогда из-за оконной рамы раздался натужный шепот:
– Отойдите, придурки, я ж через вас не пролезу...
Пасмурный денёк устало клонился к закату, а веселье было в самом разгаре.
– Нэ, ти бачив?.. Бачив його рожу?
– Та бачив я, бачив – перкосило як середа на п'ятницю.
– Та шо ж ти бачив, як ти пэрвий вийшов?
-Так Л╕дка ж ус╕м розказала. Лидочка, а ну ещё раз...
– Та хлопцы, скоко можно!
– До-бэз-ко-нэчности, золотко...
Алька сидела на брёвнышке у костра и нудилась бездельем. Казалось бы, вокруг шумно, весело, и можно тихонько побыть в стороне, наслаждаясь шебутнящейся компанией. Сегодня Героем Дня была Лидка! Она вошла на зачет, как обычно, первой, а вышла последней – у Бубена были проблемы посерьезней, чем притихшая в уголке отличница. Теперь староста группы щеголяла впервые надетым брючным костюмом (впрочем, тоже относительно строгим) и трудолюбиво создавала легенду "Как группа первокурсников посрамила самого Лысого Бубена".
Алька была героем вчера. На радостях ей отхлопали все плечи, только Софка, для разнообразия, чуть не отшибла голову. И чего переживать? Там карниз широченный – сантиметров двадцать. Зря что ли на альпинизм ходила... целый месяц... пока не выгнали. И за что, главное?!! Без страховки реально круче... А-а, ладно, вспоминать-то... Вот Юлик – какой "пленэр" забабахал! Вся батина база в нашем распоряжении: от тоби – шашлыки, от тоби – пиво... Хошь, анекдоты трави, хошь – песни пой. Парни щипают дивок, дивкы кадрят парней... Хорошо! Хорошо... Скучнооо...
Да что со мной?!
Хотя, понятно – что... В школе всех распугала, теперь здесь подойти боятся. Там хоть родители на них влияли: "Ой, не ходи Грицю з Алькою на п╕ццу". А тут чого? Не-ну, шо такого сделала?! По роже дала? Так за дело вроде. А надо было глазки строить, как вон те дуры, да?! Или хихикать... Хотя вот, Вася с Андрийком Лидку обсели: и она в брючках – ничё так, и парни хоть куды – козакы... Нормально так развлекаются, душевно. Щас споют. Как там, любимое: "Ой там, на го-о-р╕, ой там на..." Йо-кхы!.. Я что, мысли читаю?!
–...ой там на крут╕й, ой там сид╕ло пара голуб╕в...
У-у-у, завыли...
Эх, хорошо бы иметь подружку. Да куда там! Пока кое-кто клювом щелкал, всех расхватали. Стервы! Таскаются теперь в туалет парами... Конечно, Софка – это святое, но она же "мамка"! До мозга костей "мамка": "дитино, ходи ╖сти, бо вмреш", "дитино, не ходи з ним, бо деб╕л". Даже похожа! Прям, как из дома не уезжала...
– Де взявся стр╕лець, стр╕лець-молодець й убив-розлучив пару голуб╕в...
Кстати, а где Софочка? Может хоть покормит дыты... О-о-о! Софиечка Шкафа шашлычком кормит – а-бал-деть! Того тащит, как кота по батарее. Глянь, глянь... Пара слов, небрежно так ручкой! И наша гора дембелизма вприпрыжку летит за... чем-то. За чем он там метнулся? А! Софочке сидеть прохладно, пуфик приволок. Ты ж моя лапочка... А подаёт-то, подаёт! Всё, захомутала, иго татаро-монгольское. "Пов╕яв в╕тер степовий ╕ мОзги хлопцю видув..." Да-а-а! Завидно, однако...
Да что ж такое-то!!!
– Голубка не ╖сть, голубка не п'╓, та все на круту гору плакать ╕де...
Так, спокойно. Это весна, Маугли...
Видишь, вот Юлёк-кобелёк сучек развлекает. Где он их берет? Глянь, и наши, и даже, кажись, бродячие. Тебе-то что, ты же не сучка? Хотя?.. Да нет, ну... Ты ж его сразу пошлешь подальше? Ну пошлю... Ну так пристал бы – чтобы было кого послать! Так ты ж и послала...
– Голубко моя, сизокрилая, чого ж ти такая клопiтливая...
О-о-ой, всё! Валю-ка я отсюда пид тры чорты... Тьфу, все джины об их бревна вымазала!..
– Уже уходишь?
– А?! – Алька замерла как стояла – оттопырив зад и изогнувшись в тщетной попытке увидеть на нем "дары природы".
– Вах! – тоже привстал Муха. – Замри! Я буду лепить с тебя "Задумчивость". – И, как бы пораженный открывшейся перед ним картиной, взъерошил свои без того вечно растрепанные патлы. Он оказывается всё это время тихонько сидел напротив за дымом костра.
– Сям пйидюмал, дя? – вызверилась Алька, скорчив дебильную рожицу.
– Не, Стругацкие, – честно признался Муха и назидательно поднял в зенит палец: – Надо знать классику!
Алька подобралась было для достойного ответа, но Муха уже потерял интерес к литературе. Он умостился обратно, поднял с земли палку и начал сосредоточенно примериваться к ней ножиком. Алька продолжала мысленно кипеть, но этот "микельанжело хренов" явно вознамерился сделать из безвестной палки Венеру. Подождав минутку, Алька поняла, что супротив Венеры ей ничего не светит. Она смерила нахала презрительным взглядом – так, уже для проформы – и побрела в унылую захмаренную даль, загребая ногами пожухлые листья и пиная встречные шишки-веточки.
– Я й ходила, й вибирала, а нема такого, як я втеряла...
Настроение упало остатОчно.
Позади, перебив концовку истории несчастной голубки, раздались подбадривающие возгласы и восторженные девчачьи писки. Затем прозвучало вроде юлькино "щас покажу!". Видимо, студенчество нашло новую развлекуху...
Алька вздохнула и постаралась сыгнорировать среду обитания. Для этого, как она знала еще со времён увлечения "кришноедством", служили мантры. Но всякие "омни мани" всегда вызывали у неё неудержимое хихиканье, за что и турнули... чтоб не разлагала группу. Поэтому она давно применяла свой вариант древних заклинаний. Вот и теперь она брела в пространство и медленно погружалась в состояние покоя и умиротворения, напевая про себя: "На-а-афиг... на-а-афиг... на-а-афиг..." Как вдруг дружный вопль развалил все ее усилия: "А-а-а!!! Стой, скотина! Держи! Убьется!" И почва ощутимо задрожала от глухого ритмичного топота, который стремительно надвинулся из-за спины. Рывком обернувшись, Алька еще успела увидеть, что кучка народу столпились над кем-то упавшим, другие с воплями бегут в её сторону. А прямо на неё рвет копытами землю ОГРОМНЫЙ ЗЛОБНЫЙ ЗВЕРЬ!
Ничего сообразить она не успела. Зато, перед лицом неминуемой гибели, успела сделать сразу три самых "подходящих" дела: зажмуриться, выставить вперед руки и гаркнуть не своим голосом:
– СТОЯТЬ!!!
– Гр-р-р-грать!.. – эхом раскатилось окончание её вопля и внутри всё вздрогнуло, как от форсажа истребителя. А когда она решилась открыть глаза, над нею нависал, раздувая ноздри и скаля зубы, здоровенный черный конь...
И не двигался! Зато аж присел на задние ноги в фонтане взметенной копытами земли и почти упёрся мощной, бурно дышащей грудью в ладони. Земля осыпалась, конь выпрямился, отпрянул назад и замер, чуть отвернувшись, удивленно кося круглым черным глазом. Какие-то мгновения они в упор рассматривали друг друга. И вдруг...
Серая мгла на небе расслоилась, раздвинулась и в открывшейся глубокой синеве ослепительным зрачком полыхнул край солнечного диска. Всё вокруг залило золотым сиянием и... Алька словно взлетела ему навстречу. Ощущение захлестнуло волной и ушло, оставив какую-то детскую обиду, что сказка так быстро кончилась. Да еще непривычной на миг показалась тяжесть тела. И всё. Солнце спряталось. Только вороной конь по-прежнему возвышался перед глазами...
Алька еще пыталась переварить "что это было", когда панические вопли грубо вернули её в реальность. На неё неслась толпа народу! Впереди всех бежал какой-то бородатый дядька в военизированной спецовке. Он что-то орал и махал руками, словно грёб из последних сил. Алька сморщилась, пытаясь расшифровать его "э-ги-у-ра!", но первым принял решение конь. Он хвыцнул копытами над Алькиной головой, заставив её скукожиться с перепугу. А потом развернулся на задних ногах и... бросился на преследователей! В мгновение ока диспозиция поменялась. Люди тормознули, шарахнулись назад и заметались полукольцом. А перед ними крутился, ставал дыбки, бил копытами воздух вороной красавец! Алька рот разинула, любуясь его грозной дикой силой, развевающейся гривой, порывистыми движениями...
Пока она так таращилась, в "битве титанов" установилось кой-какое перемирие. Воинственный коняка грозно фыркнул напоследок и повернул обратно к Альке. "Галёрка" заволновалась было, но зверюга остановился в шаге и вдруг... доверчиво потянулся к девушке склоненной головой, будь-то прося ласки. Это было так неожиданно и естественно, что Алька растаяла, даже не подумав пугаться.
– Уй, ты мой сла-а-аденький...
– Э!!! Ты чё делаешь! – бородатого дядьку чуть не хватила кондрашка.
– Глажу твары-ынку, – муркнула она. – Такой лапочка!
– Ты!.. Ты... ты... придержи повод, пока мы подойдем?
– Идите, – Алька пожала плечами и попыталась ухватиться за волочащийся по земле повод, но конь мотнул головой, грозно взвизгнул и ударил задними копытами.
Алька отпрянула, дядька шарахнулся, а коняка успокоился и... снова толкнул мордой Алькину руку. "Диви, диви – захища╓!" – прокомментировали в толпе зрителей.
– Ох, бандит же ты у меня... – то ли похвалила, то ли пожурила Алька и обернулась к бородатому: – Ну, и шо теперь?
– Э-э-э... – дядька явственно изобразил картину "Козаки чешут макитру на ультиматум султана". – Может ты сама отведешь? – нашел он, наконец, самое реальное решение.
– Куды?
– Туды, – бородатый махнул рукой назад. – Вон – конюшня... Первые ворота... третий бокс...
– Пятый этаж, – вздохнула Алька.
Она еще минутку позабавлялась с нахальной конской мордой, норовившей сжевать рукава, потом спрятала от неё ладони в карманы куртки и как можно медленнее направилась к указанному зданию. Остановилась. Оглянулась. Конь остался на месте, только следил за нею насторожено.
"И как же их водют? Ну а если так..."
Алька внимательно посмотрела коняке в левый глаз, типа – ну? Тот в ответ всхрапнул и тряхнул головой, типа – чё? Алька не выдержала серьёзной мины и хрюкнула со смеху – поговорили! Успокоившись, повела плечами и, прям как в "Белом Солнце пустыни", сказала простое:
– Пошли...
И они пошли! Алька – впереди, любуясь облаками: руки в карманах, мордашка – "цеглинкою". Конь – сзади: то злобно всхрапывая на расступившихся людей, то норовя ухватить зубами Алькину куртку или добраться мордой до спрятанных ладоней. Так, «в спокойствии чинном», они дошли до конюшни. Толпа пропустила их и неуверенно сомкнулась на безопасном расстоянии. Вот и ворота. За ними – чернота коридора и цементный пол с какими-то сенными ошмётками.
А там, наверное, и тот пресловутый "бокс"...
Сказка уверено заканчивалась и на душе, вместе с наступающими сумерками, становилось всё мрачнее и пакостней. Коняка доверчиво плелся следом. Он ей верит! А она его – в "бокс"... А с другой стороны? Небось, бешеных денег стоит, где ж еще такого держать! "Но всё равно противно, как друга предаю, – поняла Алька свои чувства и расстроилась окончательно. – Да! Это чужой конь. Дорогой конь. Богатых людей конь. И ей не то что "пхатыся до ных", даже думать за то совершенно нечего! Но... но..."
Двери бокса услужливо распахнулись. "Господи, какой "бокс"? Это же "денник" называется, – мелькнула мысль. – Халявщики бисовы, понакупают..." Алька вошла, конь – следом. Постояла. Погладила подставленный нос с длинной изящной "звездочкой". Опустила руку. Опять было потянулась. Бросила, отвернулась и, не поднимая головы, поплелась за двери.
Сзади сразу лязгнула задвижка. Алька пошла быстрее. Громкое обиженное ржание догнало её уже в воротах. Алька рванула так, что чуть не сбила Дядю Шкафа, который в первых рядах выглядывал за "як там". Ряды, и не только первые, восторженно загалдели. Посыпались всякие: "ну ты як?", "ну ты дала!", "ото жесть!", "Семен, пусти дитину, бо задусиш..." Но Алька неожиданно резко вырвалась и, провожаемая удивленными взглядами, бросилась куда-то «в поля». Потом Лидка и Муха нашли её аж под оградой. Она молча сидела, обхватив колени – глаза уже сухие, взгляд мрачный, темнее нависших над головой туч – и на все «да ладно» ответила одно: "В╕дчепиться".
Преподаватель нового спецкурса вошел в аудиторию и девичья половина группы мысленно застонала. Молодой представительный мужчина в идеальном костюме оглядел студентов отчетливо голубыми очами и представился:
– Меня зовут Владислав Дмитриевич. Я буду... – он как бы запнулся, – нет, не преподавать общую геологию. Слово-то какое – "преподавать"... Геология – это во многом искусство. А еще больше – магия. Да-да, будут нам и "магические" кристаллы, и загадочное прошлое с туманным будущим (лет этак на миллиард), и превращения, которые потрясали, потрясают и еще долго будут трясти наш бренный мир. Всё это – геология, и всё это мы постараемся вместе с вами открыть.
Аудитория вдохнула и забыла выдохнуть.
– Ну, а пока волшебство не началось, давайте знакомиться.
