Текст книги "Ох уж эта Алька (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Мачальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– А-ля... Аленька-а... – пропел откуда-то извне осторожный голос (только сейчас стала заметна неестественная тишина вокруг). – Ты то-олько не делай резких движе-е-ений...
– А!? – вынырнула она из грёз и непроизвольно сжала колени.
Почувствовав посыл, Мургаб перешел в галоп и Алька, даже не успев удивиться, полетела "навстречу ветру". Далеко внизу бешено неслась земля, мимо проносились люди, кусты, строения. И по всему, сейчас бы ей орать от ужаса, но страха не было. Мургаб двигался мягко, словно скользя над землей. Алька быстро поймала ритм и уже ни о чем не думала – всё поглотило совершенно неописуемое счастье! Счастье скачки, счастье скорости, счастье – ветра в лицо и такой СВОБОДЫ...
Когда их, наконец, остановили, Алька была словно пьяная, вся внутри и глядела на окружающих расширенными туманными глазами, плохо понимая, что от неё хотят. А хотели от неё – прекратить это безобразие, от которого всех просто переклинило, а Виктор Егорович вообще, судя по виду, должен был поседеть.
– Что ж ты, девонька, делаешь? Разве ж так можно! – бормотал он, помогая Альке спуститься на землю.
– Да нормально, Виктор Егорыч! – жизнерадостно успокоила та.
– Он же к рыси еще не приучен... Господи, что я говорю?! И не заезжен!!!
– Да ладно! – Алька улыбнулась и обняла длинную конскую морду. – Он хороший. Он у меня – самый лучший!.. Ну шо, пошли чиститься? – потрепала она загривок, получила согласный кивок с довольным "фырчанием" и повела коняку на отдых.
Провожаемая совершенно обалдевшими взглядами окружающих и... золотистым светом низкого осеннего Солнца, когда только успевшего выглянуть напоследок из пасмурного неба.
– Мурррр... гав! Му-у-уврр... мяв! – второй час изощрялась Алька, зачухивая своего любимца. Коняка млел и требовал «продолжения банкета». Едва Алька прерывалась, он тут же начинал толкаться головой, стучать копытом и вообще – бандитствовать. И как такому красавцу откажешь!
– Красавец... Ой, красавец! – залюбовалась Алька, отодвинувшись на шаг. – Просто ва-асточ'ный мушчына! Глаза – вах! Грива – вох! Плечи... Ай!!! Дурак, больно же!
Алька отшатнулась и с лёту шандарахнула кулаком по наглой кусачей морде. "Морда" удивлённо замер, впитывая новые ощущения.
– Ты... ты как себя ведёшь?! Ты что себе позволяешь?! – принялась грозно стыдить Алька, уперев руки в бОки. Коняка отвернул голову и обижено похнюпился – я, мол, со всей душой, а она... Альку моментально пробило на жалость. Вот знает же, паразит!..
– Ну ладно... – пошла она на попятную. – Ну, прости... А что у меня есть? – и кокетливо покрутилась, спрятав руки за спину.
– Ффырр... – коняка даже не соизволил посмотреть, но ушки как локаторы дружно развернулись в Алькину сторону.
– А яблочко... – Алька вынула руки и демонстративно покрутила перед собой древнейшее из искушений. Яблоко было так себе – и слегка подвявшее, и не слишком румяное... Но сам процесс!
– Фы-фы-фы... – присоединились к ушкам ноздри.
– Ах, какое яблочко! Мммм... Какое яблочко! – залюбовалась она и вдруг как бы решилась: – Сама съем. Га-а-ам! – и с сочным хрустом вонзила зубы. Коняка весь аж дернулся!
"Э-э-э!!! Моё! – потянулся он, и ТАКАЯ обида проступила в его больших чёрных глазах: – Моё яблоко!"
– А-га-а! – Алька вынула изо рта почти не повреждённый фрукт и покрутила дразня, перед самой мордой.
Неожиданно даже для себя она отступила на шаг, завлекая тянущегося за угощением коня. Её бедра плавно по-восточному закачались, взгляд стал манерно-эротичным.
– Пам... Пара-па-па-бам пара-пам, – напела она нечто караванное.
В такт песне, руки начали выписывать замысловатые кренделя. Между прочим, вместе с яблочком! Коняка попытался перехватить угощение, но Алька всё ускоряла темп и, наконец, конь отступил, укоризненно глядя на разошедшуюся подружку.
"Во-от! Не всё же тебе хулиганить", – позлорадствовала Алька и, уставившись коню прямо в глаза, начала плавно поднимать руки, слегка поводя расслабленными кистями.
– Пара-па-пА па-пА-ба па-а-ам...
"Я – з-з-змея! – представляла она, плавно изгибаясь. – Я – танцующая кобр-р-ра! Смотри мне в глаза! Я вырастаю перед тобой. Я поднимаюсь всё выше, выше... Я – огромный Чёрный Змей. Класс! Стоп. Я... я... чёрный змей? А вот это... это крыша?!
– Мама-а!!!
Её вопль и отчаянное ржание Мургаба рубанули воздух конюшни почти одновременно. Алька почувствовала, что падает. Но не оттуда, из-под крыши, где совершенно неожиданно прямо перед её носом оказалась потолочная балка, а просто навзничь. На миг, будто на фотографии, запечатлелось – её "полёт" с безнадёжно раскинутыми руками и взметнувшийся прямо над нею свечкой конь... И она плашмя грохнулась на сваленное в углу сено. А над нею снова была потолочная балка, но... уже такая далёкая... Мамочки-и-и, что это было?!
– Аля? – раздался в коридоре встревоженный голос Виктора Егоровича. – Да что опять такое?! – Он ворвался в денник и с удивлением уставился на девчонку, развалившуюся на сене. – Ты чего?
– Я... я... Так... – она ухватила протянутую руку и поднялась на ноги.
– Тебя что, Мургаб ударил?!
– Мургаб? Почему, Мургаб?.. – Алька сначала не врубилась. – Ой, не-не! – поспешила она успокоить тренера и принялась деловито отряхиваться.
– А что, ты его? – пошутил Виктор Егорович.
– Ну, как бы, да... – Алька, пожав плечами, скривила искреннее раскаяние.
– Я с тобой сегодня поседею, ей-богу, – покачал головой тренер. – Давай-ка собирайся, и поехали – подвезу до дому.
Уже выходя, Алька почувствовала, что забыла что-то важное... Что-то... Мургаб! Она обернулась попрощаться... и не поняла! Коняка мрачно "завис" посреди денника и даже не собирался её провожать! А под копытами валялось позабытое яблочко.
– Ну, ты идёшь? – прозвучало уже с конца коридора.
– Мурга-аб... – коняка угрюмо смотрел в сторону. – Ну Мургабчи-ик... – но тот вообще повернулся к ней задом.
Не дождавшись ответа, Алька уныло поплелась на выход, где её ожидал нервный тренер и хмурый, как жизнь, вечер.
Этой ночью Альке приснилась какая-то хрень. Ну полная хрень! Ну как еще это назвать, если вместо пояса у тебя два толстых змеиных хвоста, а за плечами – аки мечи фентезяшные – торчат две здоровущие змеиные головы. И так мягко покачиваются, время от времени касаясь щёк. Бррр! И ласково шипят в оба уха: «Ссс-и-и-ива!» Такое присниться – не проснёшся! Вот Алька и «не проснулась»...
Прямо с утра всё начало валиться из рук. На кухне она уронила чайник. Может и ничего, но чайник был с кипятком. Может и это ничего – народ с визгом отпрянул и жертв, кроме чайника, не случилось, – но это оказался не её чайник! К тому же, Алька так и не смогла вспомнить, зачем вообще припёрлась на кухню...
– Шось ти якась пришелешена, – заметила Софочка, появившись в комнате, когда Алька уже собирала вещи. – Дитино, ти ж не ╖ла н╕чого! На хоч бутерброда.
Она сунула хлеб Альке в руку и уже направилась, было, по своим делам, как вдруг резко обернулась:
– Алька!!! – гаркнула она, аж та присела от неожиданности. – Дженджура ти таранкувата, шо ти робиш?!
Алька перестала исуганно таращиться и огляделась чего там с нею самою не так. И обнаружила свою руку с бутербродом уже в сумке среди конспектов!
– Ойййй...
Медленно, как бомбу, она вынула сначала руку с хлебом, потом заглянула внутрь и другой рукой вытащила за кончик обложки вымазанную тетрадь. И глубоко задумалась, кого спасать первым. Решила, что тетрадь и, держа её на весу, уже потянулась слизнуть языком налипшее масло, когда повторно вмешалась Софийка.
– Та шо ж ти робиш... – выдернула она тетрадь из-под Алькиного языка, едва ту не опрокинув. – Хл╕б ╖ж, чудо! – и взялась за салфетки...
Перед парой Алька сидела за столом и задумчиво игралась шариковой ручкой – откроет-закроет... щелк-щелк... В это сакральное действо попытался вмешаться Юлик, подгадав, пока рядом не будет Софочки.
– Алька! Ты у нас самая умная, – начал он издалека, прям как порядочный, но недолго: – Дай практическую содрать?
Девчонка, завороженная чудом китайской техники, не глядя пошарила в сумке, что-то достала и молча отдала Юлику.
– О, кул вам с кисточкой! – обрадовался тот, мысленно переведя дух, и отошёл, на ходу листая конспект. – Па... падажди! Это чё такое?! – он вдруг замер и кинулся обратно, возмущенно помахивая перед Алькиным носом тетрадью: – Чё ты мне дала?! Это ж не химия!
Алька, не отрываясь от созерцания мистического процесса перемещения стержня, молча подала другое. Юлик взял учебник по информатике, пару секунд тупо на него смотрел, не в силах поверить в такую наглость, после чего кинул ей на стол:
– Издевается!
Пылая благородным гневом, он обернулся за поддержкой публики... и наткнулся на подошедшую Софочку.
"Чего шумим?" – вежливо взглянула на него Софийка.
– Да-а-а... я так, мимо проходил, – увял Юлик и быстренько смылся.
"Даже спасибо не сказал, – грустно подумала Алька. – Вот и помогай людям".
Первую пару пережили тихо. Под бдительным контролем Софийки. Но на лабораторной Софочке самой стало "непереливки" и она отвлеклась. Буквально на минутку! Оставленная без присмотра Алька с самым серьёзным видом уже прицелилась влить в колбу с реактивом некую жидкость, когда всполошилась отличница Лидка:
– Алька, стой!
– А? – оглянулась та, продолжая опрокидывать колбу.
– Замри!!! – заорала Лидка, аж все подпрыгнули, и Софочке поплохело от дурного предчувствия.
– Що сталося? – оглянулся лаборант.
– Алюня, золотко, в╕ддай колбочку, – вежливо попросил Андрийко, который как раз находился рядом и на Лидкины вопли среагировал первый. – Ось так, ось так... В╕ддамо тихенько, ╕ все буде добре... – Нежно, как сапер мину, он отобрал колбу и с интересом на неё уставился. – Н╕трогл╕церин, чи що?
– Хуже... вода! – объяснила Лидка.
– Ух, мать! – перешел на "чисто народный" лаборант, до того говоривший вполне интеллигентно. – Без глаз, блин, хотите остаться?
Все с интересом посмотрели на него.
– Первое правило химика, – пояснил он авторитетно: – Сначала вода, а потом кислота – в ящик сыграть ты успеешь всегда! А вам, – обратился он к Лидке торжественно, – зачет автоматом...
Поэтому, когда Алька после пар направилась в 112-ый, Софка увязалась за нею.
– Соф╕ечка, ну чого ти? Софочка, та я сама д╕йду... – всю дорогу по коридорам ныла и стеснялась Алька.
До сих пор это было её личной интимной тайной. И вовсе не той, что все подумали. А думали-то!.. Даже приставали первое время:
– Ну как ОН? – И глазками так – стрель! Типа – "ну ты понимаешь..."
Но своей тайной Алька делиться не собиралась.
– Та зануда! – отмахивалась она. – Я – вся такая! – к нему... А он – "полоска Бекке... полоска Бекке..."
Девки хмыкали, типа – говори-говори, но в конце концов, с мыслью "досталось же дуре счастье", оставили в покое. То есть, наедине с этим самым счастьем.
Два раза в неделю.
"Пока Штирлиц шел по коридору".
Алька даже специально удлиняла маршрут и "путала след". И при этом мечтала на всю катушку. И улыбалась как дура, где никто не видит. Вот это и было её интимной тайной. И в эту тайну сейчас влезла Софка со своей назойливой заботой.
– Ну, Софа-а-а!
– Циц, дитино, от доведу до м╕сця... О! Здрастуйте, Владислав Дмитрович, а ми тут проходили...
– Здраствуйте-здраствуйте... ╕ вс╕ до мене?
– Та н╓, я вже п╕ду... Алька, пока!
– Ну заходите, Аля, что ж вы стали?
Алька торчала при дверях и, видать "з переляку", не успев морально подготовиться, тупила по полной: со стыдливо опущенным взором, тереблением пальцев и переминанием с ноги на ногу. Так что глядя на неё и Владиславу Дмитриевичу стало "якось не такось". Пауза затянулась. Алька почувствовала, что начинает краснеть, и тогда разозлилась.
"Тьфу, дура! Так... дышите-не-дышите. Спокойно. Вернись, Маугли, это не твоя стая", – призвала она чувства к порядку и уже решительно прошла в приоткрытую дверь.
– Ну, вы располагайтесь, а я сейчас подойду, – прозвучало ей в спину, и Алька поняла, что жить будет...
..."но недолго", – подумала она, когда дверь снова хлопнула и прозвучало ожидаемо-нежданное:
– Ну, какие будут вопросы?
"Хотела бы я сама знать", – подумала Алька. Над этим она страдала уже десять минут. И ничего не выстрадав, вдруг с отчаянием поняла, что все интерференции и двупреломления ей сейчас ну никак не к месту. А вот кое-что другое...
– Владислав Дмитрич, а можно спросить... не по теме? – решилась она.
– Ну, попробуйте...
Алька вдохнула, еще надеясь на как-нибудь, но пауза начала растягиваться и она неожиданно для самой себя выпалила:
– Кто такая "сива"?
– Не понял, "сива" – что?
– Ну "сива"... такая, – еще более "понятно" уточнила Алька, уже раскаиваясь в своей смелости.
– Кобыла что ли? – усмехнулся Владислав Дмитриевич.
"Сам ты – кобыла!" – обозлилась Алька уже неизвестно на кого больше – на него или на себя. Видя её набурмосевшуюся мордашку, преподаватель посерьёзнел:
– Ладно-ладно, ну так что это? Из какой области?
– Из Полтавской... – с ходу буркнула Алька, но тут же испугалась собственного хулиганства и срочно исправилась: – Наверно мифы какие-нибудь... Оно такое – со змеями. – Она изобразила "сдаюсь" и "погавкала" пальцами.
Владислав Дмитриевич задумался. Потом подвинул от соседа стул и сел рядом. "Вот сейчас ка-а-ак спросит, зачем ей это надо? И что тогда, подруга?" – Алька украдкой глянула на преподавателя. Тот, поставив локоть на стол, подпёр щеку пальцами и... "задумчивость исказила его и без того прекрасные черты". Алька чуть не прыснула, но, задушив смешливость муками совести (всё-таки человек для неё старается!), продолжила терпеливо ждать.
– Вы, может, будете смеяться, – наконец очнулся Владислав Дмитриевич, – но, кажется, у меня есть для вас кое-какие соображения. – И несколько торжественно посмотрел на студентку.
Пока он выдерживал театральную паузу, лицо девчонки стало очень напряженным, а глаза, словно засыпая, прикрылись ресницами.
– В индоевропейских языках часто чередуются "эс" и "шэ", – поспешил продолжить Владислав Дмитриевич. – Так что возможно, ваша мифологическая "сива" – это древнеиндийский Шива. Ну, правда, мужского рода. Хотя и это – как сказать. Его так и изображали: половина – мужчина, половина – женщина...
– Которая? – вдруг "проснулась" Алька и мордашка её стала внимательной-внимательной.
– Что – которая? – сбился с мысли Владислав Дмитриевич.
– Половина, – серьёзно пояснила Алька. – Ну, где что у него?
– А! Всё гениально просто – фьить! – И Владислав Дмитриевич показал вертикальную линию ото лба и вниз.
– Тю, – разочаровалась Алька, – я уж думала... Хотя?..
– Кхм... Ну так вот. Конечно, все знают, что у Шивы много рук. Но есть и еще одно: Шива часто изображается со змеями на поясе, а самое главное – на плечах. А в иранской мифологии такой же прикид носит один из первых царей – дракон (или змей) Заххак. Улавливаете мысль?
Владислав Дмитриевич глянул на Альку, но вместо удовольствия от своих изящных логических выкладок, почувствовал некоторую нервозность под взглядом двух "бойниц", в которые опять превратились глаза девчонки. "Как она ухитряется это делать?" – подумал он, прежде чем продолжить.
– Ну вот... А в Америке похожий персонаж называется Пернатым Змеем, который, на минуточку – бог Солнца. В общем, "Шива"-"змей"-"дракон" явно связаны.
– Ага... наш Змей Горыныч, – вслух подумала Алька.
– А вот с нашим еще интереснее. Он вообще-то на коне ездил. Да еще каком коне! Примерно так: "Чудо-юдо, змей трёхголовый свистнул-гаркнул молодецким посвистом: "Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой". Конь бежит, земля дрожит, из ушей-ноздрей дым-огонь валит..." Обратите внимание – "Сивка"! Но вот что странно, Конь ведет себя так, будто опекает Змея – приходит по вызову, предупреждает об опасности: "Что, мой конь, спотыкаешься – слышишь друга али недруга?" – "Есть нам недруг – Иван-коровий сын"... Во-от! А ведь в другой сказке абсолютно тот же Сивка-бурка уже прямо воспитывает добра молодца. Вообще такое впечатление, что Змей – это тот же богатырь, но как бы сказать по современному, перешедший на тёмную сторону силы. Представляете сюжет? А Сивка-бурка – это его учитель, который не смог уберечь ученика. Кстати, именно сивки-бурки, кони предыдущих братьев-змеев, помогают Ивану справиться... Эй, вы чего?! Вы нормально себя чувствуете?
"Ненормально... Ненормально! Ненормально!!! Господи, это что ж я такое?! Змей? Дракон? Добрый мОлодец? Хотя нет, мОлодец как-то... Ма-ма-а-а! Ну, коняка, ну подсиропил – сивка-бурка мне! Владичка, миленький, не до тебя сейчас. И не надо мне участливо дышать в ухо! А то, как дыхну в три глотки, только кучка пепла..."
И в это время хлопнула дверь.
– Как интересно, – выразительно произнес женский голос.
Даже Алька, уж на что была погружена в свои мифологические проблемы, и то почувствовала себя попавшейся, на горячем и на хороший срок. Осталось только узнать, в чём её обвиняют. С трудом вынырнув из омута отчаяния, она медленно оглянулась и застала, как говорится, картину "Ах ты зрячий! Ну, щас будешь слепой...". В дверях стояла невысокая блондинка, чуть полноватая и, наверное, симпатичная, если бы не очень разобиженная.
– Людочка, ты что здесь делаешь?
– Да вот, мужа пришла навестить...
"Какого мужа? Это его жена?! На мобилку сфоткать – девки усохнут!"
– Нууу...
– Не нукай! Вот значит, где мы всё время задерживаемся... на работе значит...
– Ну, Люда...
– Не нукай, я сказала!
– Та я не нукаю, я пытаюсь...
– Ой, даже не пытайся! Ждешь-ждёшь его, а он, значит, работает... Трудиться... Может и мне так сходить... поработать? Девушка, а чего вы на меня так смотрите?
– А? – опомнилась Алька.
Оказывается, она во все глаза таращилась на новоявленную жену девичьего кумира, словно пытаясь запечатлеть её образ всеми органами чувств – и даже ртом.
– Уже-уже иду... – понимающе закивала она головой, вскакивая и хватая сумку, но истинные чувства всё же прорвались в сдавленном возгласе, брошенном в сторону: – А-бал-деть!
– Что вы сказали?
– Ничего-ничего...
– Нет, вы что-то сказали!
– Я сказала... Я сказала, – решилась Алька и отрапортовала на одном дыхании, – что в вашего мужа влюблена половина девчонок нашего курса и я срочно должна им рассказать, какая у него замечательная и красивая жена!
От её звонкого голоса супруги слегка растерялись. А пока они пытались найтись, Алька хитро ухмыльнулась и, интимно понизив голос, закончила:
– Пускай теперь, кобылы, повыздыхают от зависти...
И только тогда с чистой совестью вылетела за дверь.
Снаружи она сразу наткнулась на Муху, подпиравшего стенку в трёх шагах от кабинета. Не дав тому открыть рот, Алька страшным шепотом гаркнула: "Валим!", и рванула по коридору. В вестибюле, встретив некоторое сопротивление среды, она притормозила и уже прогулочным шагом вышла из здания. Там её нагнал Муха.
– А чего бежали-то?
– Ты чё, не догнал?!
– Догнал и чё?
– И чё ты догнал?
– Тебя.
– Мухааа! – Альку аж передёрнуло от распиравшей тайны. – Это же его жена!
– И чё?
Алька открыла было рот, но вдруг поняла, что по второму кругу... чё-кнется окончательно.
– Ну... Мы же там... А она вдруг – раз! – и здрасьте...
– Да-а-а?.. – как-то подозрительно посочувствовал Муха.
– Да! Ну, да... Э! – вдруг дошло до Альки. – Ты чего? Шо за намёки?!
– Да мне как-то... – застеснялся Муха, но поймав взгляд Алькиных "бойниц" тут же исправился: – Хорошо-хорошо, изучали стадии метаморфизма...
Алька не повелась и продолжала "держать на мушке".
– Ладно-ладно, всё! – поспешил он закруглить тему и уже совершенно искренне спросил: – Ну так чего бежали?
– Фух! Ну ты тупой... – изнемогла Алька. – Она ему сцену ревности устроила!
– А! О-о!.. А как теперь твоя наука?
– Фигня! – Алька беззаботно махнула рукой. – Сама потом будет просить...
– В смысле?.. – восхитился Муха.
– В смысле, лучше я, чем другие девки, – довольно хмыкнула Алька.
Они немного прошли, думая каждый о своем, и вдруг Алька резко остановилась.
– Так, а я не поняла! А ты шо там делал?
– Ну-у-у...
– Софка попросила, да?!
– Э-э-э... да.
Алька рыкнула, крутанулась и решительно пошла в противоположную сторону.
– Аля! Ну, Аля!.. А я тебя на чай хотел пригласить.
"На чай? Какой чай? – удивилась она и притормозила. – Ах, "на чай"! Ну-ну..."
– С вареньем, – продолжал совращать её спину Муха. – Бабушка приготовила. Ждет нас. В гости.
"Э-э... бабушка? – Картина разврата резко начала рассыпаться и перед глазами предстала некая пожилая особа в чепчике с фарфоровой чашечкой в руке. – Бабушка, значит... А ты, Муха, даже умнее, чем я думала. Надо же – бабушка! И не откажешь... старушке".
– Ладно, – повернулась Алька. – Веди к бабушке. – "Я тебе устрою – пенсионную реформу"...
Дверь открыла ухоженная дама в брючном костюме.
– Привет, бабуля! Это Аля. Познакомься – моя бабушка, Ирина Михайловна.
– Здравствуйте, ребятки. Проходите, я сейчас...
Квартира прямо с прихожей навеивала настроение старого уюта: темная деревянная мебель с завитушками, неяркая лампа с простым матовым абажуром, комод с зеркалом в резной оправе, ящички с латунными ручками. Поэтому, когда Муха пропустил Альку вперед и вознамерился помочь снять куртку, она приняла это как должное. И большой круглый стол в гостиной – тоже. И фарфоровый сервиз на столе...
Но вот скрипка на стене её добила! Она даже замерла над предложенным стулом.
– Слышь, Муха! А это чё за шняга? – нарочито громким развязным тоном поинтересовалась Алька и ткнула для верности пальцем.
– Скрипка, – сделал ей "открытие" Муха, подозрительно косясь на блатнеющую прямо на глазах подружку.
– Та вижу, шо не транбон. Кто наяривает-то?
– А это, – вошла с фарфоровым чайничком в руках (почти угадала!) бабушка, – наш Женечка играет. У него, между прочим три класса музыкальной школы, – с гордостью сообщила она, разливая заварку по чашкам.
"Скрипка! Женечка!!!" – Алька как стояла, так и села. День потрясений не только не кончался, он еще и набирал обороты!
– Ниш-тяяк...
Она глянула на Муху и чуть не выронила только взятую за ушко чашку. Муха сидел опустив очи долу красный, как революционное знамя. Впервые на её памяти. А она думала, будет скучно!
– Гы-гы, – почти искренне хихикнула Алька, – чё правда?
"Чёканьем" баловались пацаны на конюшне, и ей почему-то это показалось как бы блатным. "И так сойдёт!" – решила она и продолжила:
– А чё играешь? "Мурку" слабо?
Муха молчал, зато ответила бабушка.
– И "Мурку", и Моцарта. – Она придвинула вазочку с вареньем и аккуратненько положила в чай ложечку, а после, жестом предложив следовать её примеру, с непоколебимым спокойствием развила мысль: – В конце-концов, "Мурка" ничем не хуже, например, Бизе.
Про Бизе Алька конечно знала, но по легенде...
– Та не, какое там бизе. "Мурка" – это... это сало с перцем... Да под горилочку... Это ж "Мурка"!
– Вы так думаете? – заинтересовалась бабушка.
– Зуб даю! – наглела Алька.
– Очень, очень образно и ёмко, – оценила её усилия бабушка.
Краем глаза Алька заметила, что Муха уже не сидит понурившись, придавленный грехом скрипачества, а испуганно зыркает то на неё, то на бабушку. Ну, на неё понятно, а вот что там с бабушкой не так? Что-то она подозрительно спокойная. Ладно...
Алька дотянулась через пол стола до хрустальной вазочки с вареньем, черпанув ложечкой, пронесла обратно, по дороге пару раз "ойкнула" на скатерть и смачно хляпнула в кружку. После чего удовлетворённо закалатала по стенкам, тщательно создавая "бурю в стакане".
"А ну-ка, шо теперь скажете?"
Бабушка, не поведя и бровью, пригубила чай, потом поставила чашку и, обернувшись, взяла что-то с буфета.
– Закурим? – поинтересовалась она, демонстрируя большую, красиво изогнутую курительную трубку.
"...по нашему, по бразильски?" – немедленно продолжила Алька, но бабушка её разочаровала.
– Ты, Женечка, можешь выйти на кухню, – великодушно разрешила она.
И раскочегарила!
"Самосад" у бабушки был такой, что Муха, не долго думая, воспользовался любезным предложением и слинял. Алька минуту продержалась на самолюбии, потом еще одну – на самомнении, а потом подняла руки.
– Сда... кхм... сдаюсь, – просипела она. – Я хо-кх-рошая.
– То-то, – спокойно подытожила бабушка (ни разу даже не поморщившись!) и загасила свой "паровоз". – Женька, открой окно, пожалуйста. Сейчас проветрим и будем, наконец, пить чай.
Бабушка оказалась мировой до умопомрачения: старый геодезист, полевой "волк", тайга, пустыни, горы... Она знала прорву историй из полевого быта и рассказывала их так, что Муха уже дважды перехватывал Алька при попытке гепнуться на спину вместе со стулом.
– Был у нас еще начальник управления, азербайджанец, по имени Акрам Гамильзянович, – продолжала "травить" бабушка. – И был переводчик иностранной литературы (тогда и такие были!) Николай Йосыповыч – интеллигентнейший человек! Галычанын еще старого австрийского воспитания, педантичный до невозможности. Знал пять языков! От него никогда грубого слова не услышишь, что там грубого – резкого, всё через "перепрошую" и "будласка", но... выговорить имя начальника был не в состоянии. И вот каждый раз, заходит к начальнику в кабинет, мнётся-мнётся (а начальник уже нервничает, уже краснеет!) – и наконец решается: "Перепрошую, товариш... шановний... э-э-э... Экран Омельянович... Ой-ой-ой! Аркан Обезьянович... Ой-ой-ой!"
– Обезь... ы-кхы!
На этот раз Алька, для разнообразия, подавилась. Она как раз слизывала варенье с чайной ложечки и отчаянно раскашлялась, попытавшись устроить на столе локальный потоп пополам с погромом. Муха едва успел удвинуть от её дергающейся руки кружку и выхватить из-под кивающего носа блюдце с тем же вареньем. Потом он поднял было руку, чтобы по традиции "добить" подавившегося товарища, но так и не решился. Причем, не решился не хлопнуть, а просто дотронуться до бьющейся "в конвульсиях" девчонки. Осознав это, он едва не покраснел снова, второй раз за вечер, и смущенно зыркнул на бабушку. Та участливо любовалась Алькой и его терзаний тактично не замечала. "Ага, щас! – сам себе сыроинизировал Муха. – Что я, родную бабушку не знаю? Ой, будет теперь... Еще и Алька, зараза, учудила..."
– Ойх! – наконец обрела дар речи гостья. – Ну вы даёте! Нельзя же так... "обезьяныч"... Ну это, Ирина Михална, совсем уж – байки.
– Вот-вот! – веско провозгласила бабушка. – Все так говорят. И никто не верит. А между тем – чистая правда! Ой, да мало ли всякого было...
– Бабуль, ты лучше про джинну расскажи, – встрял Муха, которому надоело быть немым свидетелем знакомства его собственной бабушки с его собственной (хотелось бы...) девушкой. Сегодняшняя импровизация далась ему таким напряжением воли, что просто страх. И ведь убедил себя! Всё логично, всё пристойно: просто попросила Софийка, просто зайти в гости на чай (ну конец-концом, что они там, в общаге, никогда без задней мысли на чай не ходят?!). С бабушкой! Ни единого намёка, ни взгляда... И вот почему такое впечатление, что одна примеривает, можно ли доверить "этой особе" родного внука, а другая... проверяет, сколько она с такой – кхм... – родственницей выдержит. "Поделили! Ничего, я вас отвлеку маненька..."
– Джинна? – удивилась Алька. – Это что ли – пуффф!.. – Она продемонстрировала руками "вспух" и скорчила нечто загадочно-жуткое.
– Ну почти, – уклончиво ответила бабушка, улыбнувшись на Алькину пантомиму. – Странная история. Вот, как раз из тех, в которые никто не верит, – всё же попыталась она увильнуть.
Но не тут-то было! Муха, который искоса подсматривал за Алькой, пожалел, что не фотохудожник. Вот только что она – сплошная непосредственность, просто солнышко, вся такая, что наверное даже фотографии на стенах начали бы улыбаться... и вдруг сразу – ДИКИЙ ЗВЕРЬ! Ну, прям, картина "Кошка и фантик"...
– Вообще-то, я лично этого не видела. Даже тех, кто лично видел – не видела. Но эту историю в Тресте знали все... Если хотите?.. – И получив утвердительный кивок двух растрепанных голов, продолжила: – Случилось это в Средней Азии, на Памире, в конце двадцатых годов. Экспедиция снимала отроги Алая и должна была переместиться вглубь горного узла, но никак не могли найти проводника. Местные таджики и киргизы только отнекивались и у всех находились срочные дела: барашка болеет, жена рожает... барашка рожает, жена болеет... Но, приказ есть приказ. Начальник уже почти решился идти без проводника, как вдруг является к нему ихний повар, пожилой узбек, который заодно был и переводчиком, а вместе с ним девчушка местная – тюбетейка, платице, косички – всё как обычно. Повар мнётся так, не решается сказать, а девчушка тоже молчит, только глазками своим чёрными поглядывает.
– Ну? Что у вас? – спрашивает начальник.
– Товарищ начальника, – чухает потылыцю повар, – это неразумное дитя, да пошлёт ей Аллах терпеливого мужа, говорит, что проведёт нас через горы.
– Ты чья? Где родители? – строго спрашивает начальник.
Девушка не ответила, только настороженно зыркнула из-под бровей, но поспешил ответить повар:
– И я так сказал, товарищ начальника! – обрадовался он. – Иди, сказал, домой и пусть отец, благословенна будь его семья, не выпускает тебя, пока не получит хороший калым. Но она не слушает, товарищ начальника, она говорит, что сирота. Что семья, где ей дали кров, будет только рада.
Теперь и начальник почухал потылыцю. А девушка увидела такое дело, подскочила к нему и давай что-то с жаром доказывать. Раскраснелась вся, косички летают, глазки горят! Начальник обалдел от такого напора и смотрит на повара. Тот только головой качает да языком цокает. Наконец, и девушка выдохлась и тоже с надеждой уставилась на повара.
– Вай дот! – пояснил он смущенно. – Говорит, возьмите. Говорит, сами не пройдёте. Она дороги знает, жила там. Говорит, всё равно сбежит, да простит ей Аллах столь недостойные помыслы. Надо взять, товарищ начальника. Если в женщину вселился иблис, ей опасно перечить!
– Х-х-хорошо, – выдавил начальник, – только отвечать за неё будешь сам.
– Как за родню, – расплылся в улыбке повар и быстренько перевёл решение девчушке. Та взвизгнула и повисла у совсем смущенного повара на шее. Потом отпустила и кинулась было к начальнику, но смутилась, замерла, опустив голову, и пролепетала что-то в пол.
– Она благодарит тебя, товарищ начальника, – перевёл повар, – и говорит, что ты не пожалеешь.
– Хотелось бы... – снова засомневался начальник, но долг пересилил. – Решено. Выступаем завтра.
Девушку звали незамысловато – Айша. Она накрепко привязалась к повару, которому напоминала его собственных внучек. Начальника она уважительно побаивалась – как же, такой солидный, аж двадцать шесть лет! Молодёжи, которым и двадцати не было, поначалу конечно стеснялась, но быстро освоилась и уже через пару дней вовсю распевала что-то, жизнерадостно мелькая косичками по всему лагерю или важно восседая в седле за спиной у повара. Людям, глядя на неё, становилось веселее и дисциплина у парней подтянулась, вместе с внешним видом.
