Текст книги "Рапсодия гнева. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

– Меня зовут Инной. – Женщина на американский манер протянула руку для пожатия.

Дурацкий обычай здороваться за руку с женщиной, но Фролов пухлую ладошку все же пожал, даже привстал из почтительности. Увидела бы Марина, дулась бы потом неделю – с ней он галантных манер не проявлял. А какая женщина, хотя бы втайне, не хочет рыцарского обхождения? Но для Саши жена была намного больше, чем просто женщиной, скорее доброй боевой подругой. Начальником тыла. Стеной, надежно прикрывающей спину. За все время, пока они знакомы, он ни разу не услышал вслед банального: «Будь осторожен» или «Береги себя». Она и без этого знала, что он вернется. И он возвращался.

Всегда.

– А меня звать Александром. – Саша коротко поклонился на манер белогвардейского офицера.

– Вы работаете? – Пухленькая сорокалетняя Инна словно передернула затвор, загоняя в ствол разговора первый патрон из обоймы дежурных банальностей.

– Уже нет. В отставке.

Он хотел добавить: «Неженат, воспитываю сына», – но это был бы уже явный перебор.

Разговор постепенно выстраивался в длинную пулеметную очередь легкого флирта, и минут через десять Саша уже знал о делах, творящихся в миссии, больше, чем Джек со своими наушниками. Хотя и не совсем в том ключе, в котором хотелось.

Народ постепенно собирался, все десять кресел уже были заняты, а в стороне от столика собрались несколько оживленных группок по двое, по трое. Мужчины курили, манерно выпуская дым подобно героям боевиков, женщины обжигали кокетливые губки ароматным кофе.

Да… Действительно, клуб. Интересно, какова же тут роль самих миссионеров? И чего они ждут? Что же, по их понятию, называется «вести группу»?

Марта перемещалась от одной кучки народа к другой, шутила, здоровалась, показывала какие-то бумаги. Мужчины откровенно на нее заглядывались, женщины взирали с неприкрытым почтением. Ну да, конечно… Представительница высокой заокеанской культуры. Образец для подражания. Ладная, энергичная.

В дальнем углу собралась довольно большая группа женщин, значительно старше сорока лет, у многих на головах платки, будто в церкви, а в глазах особое выражение, какое бывает у сильно продвинутых богомольцев. Отрешенное. На грани воинствующей тупости.

Они оживленно обсуждали какую-то книгу со здоровенным католическим крестом на мягкой обложке. Им было интересно. Тут вообще всем было интересно, даже Саше, хотя каждая группка занималась, по сути, своими делами. Все разные и все какие-то одинаковые. Странно…

Среди богомолок Фролов различил ссутулившиеся плечи Таниной мамы. Так. Не пялиться, но и глаз не спускать. Может, удастся что-то понять простым визуальным осмотром?

Из разговора с Инной Саша быстро выяснил главное, о чем просил Джек, – женатых и замужних в группе нет вовсе, только одинокие. Эдакая вечеринка для тех, кому за тридцать, хотя за тридцать здесь было далеко не всем. Посиделки.

Фролов попробовал мысленно втиснуть себя в шкуру тридцатипятилетнего холостяка, для которого еще один брак похлеще занозы в заднице. Да, не весело. А тут можно расслабиться, пообщаться, познакомиться. И все легко, прилично, даже без намека на какую-либо ответственность. Красота! Должно быть, очень привлекательно.

В шкуру женщины влезть было намного сложнее, но Саша все равно почувствовал некоторую привлекательность таких отношений. Да… На женщинах всегда лежит больше ответственности в отношениях полов, чем на мужчинах, но, видимо, тут научились с ней успешно расправляться.

Наконец Марта подошла к столику и привлекла внимание собравшихся всем своим лучезарным видом.

– Сегодня у нас особый вечер… – тихо начала она, и последние разговоры стихли. – Сегодня в наш клуб, в нашу миссию, в нашу семью пришел новый человек. Его имя Александр Фролов. К нам приходит немало людей, семья наша становится больше, крепче, но, как и раньше, мы встречаем каждого с тем же вниманием, с той же любовью, с какой встречали первых пришедших в миссию.

Она чуть повысила голос, едва заметно, но Саша моментально уловил подстройку к фоновому шуму комнаты. Так… Начинается езда по ушам. Эта тетя умеет акцентировать внимание, на чем нужно.

– Что руководит Богом? Любовь! Что руководит нами? Любовь к Богу. И каким же может быть высшее проявление любви? Проявить наивысшую любовь можно, лишь уподобившись тому, кого любишь. Все мы создания Божьи, дети Его, подобия Его. В каждом из нас Его искра. И эта искра – любовь. Любовь и самопожертвование во имя того, кого любишь.

Марта чуть понизила голос, плавно выходя из подстройки, но народ еще некоторое время сидел тихо, переваривал услышанную чушь. Лишь через минуту, а то и полторы разговоры вернулись в прежнее русло.

Да они тут все под ее каблуком! Особенно мужики. Черт… Едва в рот не заглядывают.

Саше на миг показалось, что если бы американка попросила кого-нибудь в таком состоянии выпрыгнуть в окно ради любви и самопожертвования, он бы сделал это, не задумываясь ни на миг. Конечно, все было не так уж плохо, подавить волю до такого состояния, говорят, вообще невозможно, но реакция, которая видна невооруженным глазом, тоже многого стоит. Они верят этой женщине. Она для них и есть Бог. Хотя не для всех…

Фролов подметил, что если мужчины даже не пытаются скрыть некоторое раболепие во взглядах, то женщины ведут себя вполне пристойно, не выказывая ничего, кроме крайнего уважения. Хотя нет… Одна черноволосая красавица бросала на Марту совершенно влюбленный взгляд из-под обреза угольно-черной челки. Так…

То, что все происходящее каким-то загадочным образом связанно с сексом, понял бы и непроходимый тупица. Куда сложнее было уловить суть тех веревочек, которые связывают любовь к Богу, о которой тут столько говорят, секс, о котором тут все только и думают, и грустные Танины глаза. Самое смешное в том, что если миссионеры действительно сплели какую-то сеть мошенничества из шелковых нитей секса, то сеть эта вышла явно щербатой – на женщин не действовала. Если, конечно, отбросить небольшой процент нетрадиционно ориентированных. А так…

Марта, конечно, выглядела необыкновенно эффектно, умела одеться, умела себя подать, скрыв недостатки и ярко подчеркнув достоинства. Но этого было мало, хоть мужчины и млели от одного ее вида, хоть и готовы были под таким соусом воспринять и принять чуть ли не любую чушь, предназначенную неизвестно для чего. Но то мужчины…

А женщины?

Очень скоро Саша получил ответ и на этот вопрос. В комнату, извинившись за опоздание, вошел настолько блистательный мужчина, что Фролов даже мысленно присвистнул. Умеют набирать персонал!

– А вот и Алекс! – радостно воскликнула Марта, а все до единого женские взгляды обратились к вошедшему. Даже богомолки оторвались от обсуждения явно священного текста. Начался длительный процесс рукопожатий и улыбок, а сидящая рядом Инна тут же отвлеклась от собеседника и превратилась в нечто, созданное лишь для обожания этого необычного человека.

Необычнейшего.

Он сверкал, как граненый алмаз, он весь состоял из улыбки, прекрасных зубов, безукоризненной прически и отменных манер, он выглядел как Аполлон и Марс одновременно. Это было какое-то совершенно невозможное воплощение мужественности. И не только внешне! За этим человеком чувствовались сила, ум, умение решать любые проблемы легким взмахом руки. За ним чувствовались деньги.

Алекс представлял собой некий благородный сплав одинокого рыцаря и менестреля, соединяя в себе удивительный романтизм и безукоризненную точность движений. А когда Марта подошла к нему и взяла под руку, Саша понял, что этот тандем может вить веревки из любого посетителя миссии.

Он выдохнул застоявшийся в легких воздух и немного расслабился. Теперь предстояло выяснить, какие именно веревки собираются тут вить и для чего потом приспосабливать. Но то, что дело не доброе, видно сразу.

Сразу?

Фролов мысленно усмехнулся, продолжая расслабленно сидеть в кресле, и попробовал выстроить мысли в стройный логический ряд.

Нет. Сразу не видно. Просто весь жизненный опыт подсказывал – добро столь великолепным не бывает. Вот и все. Но это первое впечатление, ему слишком доверять не стоит. Надо смотреть и примерять увиденное к давно отработанной теории, иначе можно таких дров наломать, что на всю зиму хватит, еще и на лето останется.

– Поскольку у нас новенький, – лучезарно улыбнулась Марта, – стоит устроить вечер знакомства. Как вы думаете?

Со всех сторон послышались одобрительные голоса.

– Сначала я всех по очереди представлю, а потом каждый расскажет о своих друзьях, чтоб не получилось хвастовства.

Саша никак не мог понять, что же такого странного в этой обстановке, но уже начал чувствовать – она потихоньку действует и на него. Потом понял.

Доверительность.

Никто не вел себя естественно, все играли, стараясь казаться лучше, чем на самом деле, но никого это не удручало. Игра была веселой, захватывающей, каждый знал, что это только игра. Возвращение в комфортное состояние беззаботного детства. И поскольку играли все, причем в одну и ту же игру, то общее состояние доверительности спаяло разрозненных людей в единую группу. Это состояние комфорта, практически недоступного за пределами уютного мирка миссии, притягивало как магнит, действовало как наркотик. Расслабляло. Каждый мог делать не то, что надо, а то, что хочется, мог быть не самим собой, а тем, кого сам себе выдумал.

Неудивительно, что все чувствовали себя единым братством. Homo ludenus.

И Фролов неожиданно тоже почувствовал себя частью целого, частью этого маленького тепленького мирка. Беззаботного. Точно – единая семья. Пришлось даже встряхнуться, чтоб сбить накатившееся наваждение.

Да, тут всем правила доверительность и любовь. Никто никому не был должен, ни перед кем не было обязательств. И короткие загрузы Марты попадали на очень благодатную почву.

Вечер шел своим чередом, американка по очереди представляла то одного из посетителей, то другого, несколько шутливо рассказывала о каждом, а Саша, помня об условленном сигнале, пристально смотрел на ее ладонь. Уже дважды она сжалась в кулак – один раз возле мужчины, другой раз возле женщины. Ага… Эти еще не дозрели.

Когда пришел черед Таниной мамы, Фролов невольно замер в ожидании, только сердце упруго било по ребрам. Но через несколько щемящих ударов пульс снова вернулся в норму – не годится нервничать по таким пустякам.

– Людмила Сергеевна, – представила ее Марта.

Ладонь в кулак не сжалась.

Почему-то у Саши это не вызвало ни малейшего удивления, скорее даже какое-то облегчение, когда знаешь, что все плохо, но это лучше полного отсутствия информации. Примерно этого он и ждал…

Сети.

Мягкие, ласковые, незаметные. Липкие. Словно паутина.

Они опутывали эту комнату незримыми нитями, вплетались в души, в сердца, в мысли, в желания и не впускали ничего снаружи. Ни грязь, ни заботы, ни свежий вечерний ветер.

Вечер тек своим чередом, Фролов успел переговорить со многими – делал вид, что шутил, делал вид, что смеялся. Пил кофе, любезно отказывался от сигарет, строил глазки симпатичным женщинам, которых тут было на удивление мало – все больше тихие мышки. Зато отвечали ему такие горячие взгляды, что постоянно приходилось помнить о ждущих дома и о том, что он в общем-то на задании. О задании приходилось напоминать себе особенно часто, поскольку расслабленная атмосфера клуба затягивала с ужасающей силой и нужно было нешуточно напрягать волю, чтоб не поддаться всеобщей атмосфере любви и счастья – одного на всех.

Саша уже понял, что почти любому нормальному человеку в такое место обязательно захочется вернуться. И это пугало. Пугало не меньше, чем заложенная на троллейбусной остановке бомба.

И пусть ученые говорят, что в их лабораториях так и не удалось создать психотропного оружия. Может, это и так. Но оно уже действует, это оружие, четко и безотказно, действует с экранов телевизоров, с экранов кино, действует вот в таких клубах, в многочисленных сектах, в коммивояжерских компаниях и брачных агентствах. Снаряды этого оружия – беззаботность и безответственность, его стволы – огромные деньги. Ведь нельзя на пустом месте создать необходимое ощущение комфортности. Нужен ароматный кофе, красивая мебель, эффектные сотрудники, красивые фильмы, именно красивые. Не умные, нет. Зачем? Расслабляйтесь, смотрите, вздрагивайте от ужаса и смейтесь до упаду, вам даже закадровый смех подадут, чтоб не промахнуться. Точно в цель.

Мечты о красивой жизни где-то там, далеко. Фотографии представительных мужчин в брачных агентствах, картинки далеких, а потому обязательно прекрасных аризонских и техасских пустынь, сверкающие лаком и хромом машины, из окон которых НАШИМ девушкам улыбаются те, кто с нетерпением ждет их ТАМ.

И обязательно указана сумма зарплаты, и обязательно место работы. Это действует вообще безотказно.

Фотография в списке, резюме… Я Стивен Белл, разведен, детей нет. Работаю в компании «Интел». Доход пятьдесят тысяч.

Круто! Особенно когда фотография на фоне ладного домика, окруженного лужайкой сочной травы, особенно когда черная «тойота» стоит у низенького зеленого заборчика. Рыжий сеттер, темные очки.

Спросила ли хоть одна из девочек, пытающихся выбраться из «грязного болота России», отчего же этот блистательный американец не подыщет себе подругу жизни поближе? Может, и спрашивали… Да только все кажется мелочью – авось пронесет, а хуже чем здесь, просто некуда.

Ой ли?

Саша же на эти вопросы ответы знал. Он знал, почему именно русские женщины пользуются повышенным спросом на рынке брачных услуг. Потому что американки не хотят рожать, они заняты только карьерой, оставляя мужей без шанса на наследника. Потому что муж для них – это только источник дохода. Потому что при заключении брака они подписывают брачный контракт, в котором оговорена каждая мелочь, а после развода запросто могут оттяпать половину состояния мужа.

А наши не могут. По незнанию, по неопытности, привыкшие к человеческому обращению, а не к выживанию в стае волков. Эта надежда на человеческое обращение, на пусть крохотную, в большинстве случаев недоразвитую, но все же частицу гуманизма, присущую нашим душам, как раз больше всего подводит русских за границей. Наши тоже уже привыкли толкать оступившихся, научились за какие-то полсотни лет после Второй мировой войны, но даже самые подлые и беспринципные из них сохранили то, что называется совестью. И если есть хоть какая-то возможность не толкнуть в спину ближнего своего, то русский этого не сделает, а американец… даже не задумается об этом. Между собой еще как-то уживаются, хотя и друг друга поедом жрут, но чужаки для них вообще ценности не имеют. Низшие расы… Не американцы. Шваль.

И когда после родов, выкармливания, лечения детских болезней, бессонных ночей русскую мамашу вышвыривают из американского дома, она не может понять, почему же жизнь обошлась с ней настолько жестоко.

Это не жизнь, дорогуша. Это оружие. Его снаряды – беззаботность и безответственность, его стволы – огромные деньги. И бьет оно точно в цель, по всем нашим слабостям, и мы бы даже могли защититься, если бы знали, что по нас в буквальном смысле стреляют. Как в тире. С удовольствием и с улыбочкой, предвкушающей полный успех.

Но мы не знаем. Мы едим с их рук, мы сами рисуем на лбу мишени, мы ХОТИМ, чтоб по нас постреляли.

А если не захотим?

Вот на этот вопрос Саша ответа не знал. Но одно он знал твердо – больше мишенью он не будет. И по друзьям стрелять тоже не даст. Хватит. Поупражнялись.

8 ИЮНЯ. НОЧЬ

– Ни хрена я не выяснил! – зло сказал Фролов, вернувшись ночью на Лагерную.

Джек только усмехнулся, снимая наушники, а Саша скривился и уже спокойнее добавил:

– Узнал только то, что ты попросил – в миссии все одинокие. У многих есть дети, но в браке не состоит никто. Голубев, молодец мальчишка, узнал намного больше. В детской группе ведется четкая и конкретная работа по закреплению установки лояльности по отношению к американцам и Америке. Даже любви, если говорить точнее. Вываливают все лучшее, что у них есть, – игры, праздники, красивые книжки, музыку. Там вообще все пропитано любовью и взаимопониманием. Рай на земле, веришь?

– Остынь. – Джек достал сигарету и придвинул поближе к компьютеру ракушку-пепельницу. – Ты выяснил главное. Теперь у меня ясная и четкая картина…

– Ну так поделись! Конспиратор…

– А… Сейчас, погоди.

Пламя зажигалки вспыхнуло и погасло, в полумраке комнаты остался только огонек сигареты и ровный свет монитора. И дым. Сизый, трепещущий.

Саша помахал у лица ладонью.

– Короче так, – чуть качнулся на табуретке Джек. – Не знаю, за каким чертом им это понадобилось, но эти ваши юсовцы ставят слушателей миссии в довольно дурацкое положение. Не далее чем вчерась наслаждался я твоей передачкой и сильно удивился, когда услыхал, как мужика по имени Сергей чуть ли не силой заставляли привести в миссию тринадцатилетнего сына. Я бы просто весело посмеялся, если бы через пару часов этот разговор не повторился в том же месте, но уже с женщиной. Ее называли Мила.

– Помню такую, помню… – сощурился от едкого дыма Саша. – Довольно молодая дурнушечка. Леди Сжатый Кулак.

– Чего? А… Необработанная?

– Точно. Непонятно только, какого же возраста у нее дите, если самой лет двадцать шесть – двадцать семь едва стукнуло…

– А там о дите и речи не было, у нее есть племянница, она с ней живет после смерти родителей.

– Так… – В голове Фролова до стройной картины было еще далеко, но какое-то подобие догадки уже забрезжило на горизонте. – Могу поспорить, что, кроме этой милой Милы и ее племяши, в их квартире никто не живет.

– Поспорь, поспорь, – ухмыльнулся в темноте Джек, с удовольствием выпуская струйку дыма. – Только не со мной. Не люблю я проигрывать споры. Они действительно стараются собрать всю живущую в квартире семейку под гостеприимную крышу миссии. Они всегда выбирают те семьи, где один взрослый, независимо от пола, и дети.

Он мерно раскачивался на табуретке, но Сашу это давно перестало раздражать – привык к таким безобидным причудам.

– Неограниченное влияние?

– Не так ты мыслишь! – Джек положил тлеющий окурок в пепельницу и поправил очки. – Не как американец. Они не задумываются о таких пошлых глупостях, как некое абстрактное влияние. Им во всем нужна простая и практическая выгода. Простая, поскольку на большее не хватает фантазии, а практическая потому, что мозги в другую сторону не работают. В принципе они достаточно легко предсказуемы.

– Ну так и предскажи, психолог, какого рожна им надо.

– За предсказаниями к гадалкам сходи. А я люблю точность. Помнишь, я говорил, что слышал фамилию Таниной мамы?

– Ну?

– Хе… Юсовцы шибко возмущались тем, что столь продвинутая тетушка никак не может привести в миссию собственную дочь. Сын уже год, как погряз во всем этом по уши, а Таня ни разу даже не показалась. Вот ее маму и песочили.

– Угрожали? – насторожился Фролов.

– Что-то вроде того… – Джек неопределенно сморщился. – В принципе да, угрожали, обещали выгнать из миссии, если не уладит этот вопрос. Мол, нельзя служить Богу, если не принять его всей плотью, а дети, как ни крути, это плоть и кровь. Так?

– Вполне логично для одноуровневых мозгов.

– У юсовцев как раз такие и есть. У них вообще башка работает в режиме последовательного интерфейса, я уже сто раз говорил. Больше одной мысли в мозгах не удерживается.

– Ладно, ладно! – Саша с нетерпением ждал продолжения. – Чем все это кончилось?

– А угадай с трех раз!

– Иди ты…

– Не кривись. Понимаешь, меня сильно удивило, отчего угроза исключения из миссии так сильно подействовала на Танину маму.

– Я могу пояснить. Слушатели на занятиях испытывают мощнейшие положительные эмоции, буквально прутся от счастья, веришь? Я там был, знаю. Самого даже слегонца прихватило. Для них оттуда вылететь – все равно что лишиться дозы наркотика.

– Да ты дослушал бы! – Джек даже качаться перестал, видать, действительно выведал что-то важное. – Там у них и впрямь… Ну… Я понял, почему они так привязаны к этой миссии.

– Секс? – без труда догадался Фролов.

– Ага… Именно! На этом завязано очень много. Когда Танина мама начала выкручиваться, говорить, что, мол, Таня вообще религией не интересуется, этот Алекс вполне конкретно сказал, что Бог перестанет проявлять свою любовь к ней.

– Ну и что? Нормальный ответ.

– Ты не знаешь, что дальше было… Она сразу сникла, начала извиняться, проситься – слушать было противно. Словно сам в грязи извалялся. Ну, Алекс ее и простил…

– Чего-чего? Он что, Бог? – Саша даже передернулся от отвращения.

– Они заявляют, что в святых людях, которыми являются американцы, живет душа Бога. И если с ним… Ну… Значит, с самим Богом.

Фролов облокотился локтем на стол и тихонько присвистнул, а Джек снова раскачался на табуретке – остался доволен эффектом.

– Беда… – Саша ушам не мог поверить. – Неужели блистательный Алекс с этой ста… в смысле с пожилой женщиной?

– А у него работа такая, – равнодушно отвернулся к экрану Джек.

– Но погоди, они ведь денег со слушателей не берут, на какого рожна им надо так опускаться? И смысл какой? Хотя из-за денег американец, конечно, может сподобиться…

– Вот мы и дошли до сути.

Окурок уже почти догорел в пепельнице, провоняв табачным духом и без того прокуренную комнату.

– До какой такой сути? – Фролов уже понял, что сейчас узнает что-то действительно важное.

– До очень простой. До той, которая и есть настоящая американская суть.

– До денег?

– Почти. До квартир. Они квартиры на себя переписывают, понял?

Саша посмотрел на дымный огонек прогоревшей сигареты так, что Джеку показалось, будто он сейчас протянет руку и затянется густым сизым дымом. Нет… Удержался, только глаза уныло сверкнули в свете монитора.

– Рассказывай, – вздохнул еле слышно.

Он уже понял, что Джек размялся, поиграл словами и теперь начнет выдавать суть.

– Чего рассказывать? Все ясно как белый день… Основная идея, конечно, как у любых сектантов – задурить мозги. Это даже не опиум для народа, а конкретный, разлагающий души яд. Вирус. А заодно, попутно, раз уж в мозгах каша, навариваются потихоньку. Ничего нового они не придумали, все это было уже не раз, взять хотя бы свидетелей Иеговы. Слыхал? Для них это бизнес, можно сказать.

– Бред… – покачал головой Фролов. – Квартиры в Крыму стоят копейки! Они не оправдают даже отправку детей в Америку, не говоря уже о каждодневных затратах миссии. Схему операций выяснил? Может, там что-то кроется?

– А надо? – удивился Джек. – На кой тебе связываться?

– Должно же быть и у меня какое-то хобби, – немного повеселел Саша. – Ты вон с компьютером целый день ковыряешься, Женька на гитаре дренькает, а мне что, марки собирать?

– Хреновое у тебя хобби. То Японца жить учишь, хотя он и сам уж не маленький, то лезешь неизвестно куда. Притащил бы лучше пива, честное слово.

– Переживешь… Значит, так, мне нужна схема, по которой они проводят передачу недвижимости. В деталях. Сможешь добыть?

– Ну… А они к Тырнету подключены?

– К чему? – не сразу понял Фролов.

– Ко всемирной сети Интернет. С которой стырить можно все, что угодно.

Саша с наслаждением поковырял в ухе и широко осклабился:

– Это ты уж сам как-нить выясни, ладно?

– Блин, толку с тебя… – почти всерьез фыркнул Джек. – Был ведь на месте, мог бы глянуть… Разведчик.

– Ну, не посмотрел, не подумал, каюсь. Давай, давай. Я для чего тебе слухача поставил? Вот и работай.

– Много им наработаешь, как же…

8 ИЮНЯ. ТЕЛЕФОННЫЙ КОЛОДЕЦ

Через полчаса Джек с довольным видом стянул наушники и небрежно отбросил на стол, вытянул сигарету из пачки, язычок пламени отбросил на стены причудливую сетку теней.

– Эй! Просыпайся… – окликнул он задремавшего на диване Сашу. – Петушки уже пропели. Есть у них выход в Сеть – модемный коннект.

– Как определил? – с неохотой разлепил глаза Фролов.

– По звуку, – отмахнулся юноша. – Могу даже протокол сказать.

– Верю. Вломишься к ним в компутер?

– Не-а…

– Ты же мне сам говорил, что если тебе дать машину с унихом, то вломишься куда угодно! Дармоед ты, вот что я тебе скажу… Или прикалываешься?

– Прикалываюсь, – охотно кивнул Джек. – Для того чтоб куда-то вломиться, нужна по крайней мере телефонная линия. Я тебе сто раз говорил, что надо дому без одежды. А если есть одежда и в ней есть карманы, то там у тебя всегда найдется ножик с открывалкой и фонарик.

– Блин, внимательный…

Джек нашел ровное местечко на бугристом полу, поставил компьютер и открыл монитор.

– Шнур давай, психолог, – уже настраиваясь на рабочий лад, фыркнул он.

Саша довольно сощурился – любил мастеров за работой. Он протянул свободный конец модемного шнура, а на другом, словно раздвоенный змеиный язык, висели два зажима-крокодильчика.

– Готов? – поинтересовался Саша.

– Как пионер. Пара точно рабочая?

– За кого ты меня принимаешь? Повел бы я тебя сюда, если бы не проверил…

Фролов зачистил кромкой зажима позеленевшие от времени провода заранее выбранной пары, подцепился к ним и для надежности обмотал зажимы несколькими витками проволоки.

– Все равно коннект будет паршивый, – уверенно заявил Джек. – Ладно, ничего лучше не придумаем. Как же ты раньше не сказал, что у тебя в колодце кабель прорублен и найдена рабочая пара? Гад ты, Фролов, вот что я тебе скажу.

– Ладно тебе ерепениться. Если бы ты знал о дырке сразу, я бы уже забыл, как ты выглядишь, а вот мокрицы и пауки в колодце обрели бы замечательную компанию на весь день и добрую половину ночи.

На это возразить было сложно.

– Линия, значит, у тебя есть, – сменил тему Джек. – Может, у тебя и местный аккаунт оплачен?

– Размечтался… Работай, работай, а то совсем расслабишься.

– С тобой расслабишься… – На лице юноши все больше проявлялась тень отрешенности, свойственная крупным спецам за работой.

Графических интерфейсов Джек не любил, поэтому самозабвенно принялся выбивать клавишами командные строки.

Строка.

Ввод.

Ответ.

Снова строка…

Прошел набор номера, загудели сигналом вызова динамики компьютера, модем свистнул и зашелестел сухим шершавым шипением.

Фролов наблюдал за ровно светящимся монитором с безмолвным почтением – компьютер не был для него темным лесом, но, может, именно поэтому он смотрел на работу сетевого администратора с неподдельным уважением.

– У вас есть что-нибудь, кроме sebastopol.ua? Хрен к ним проломишься… Тоже админы не дураки.

Работа шла.

– Есть тут один отросток юсовской сетки, – шумно почесался Саша. – Bios.iuf.net, он как раз Фондом Сороса оплачен.

– И кто там сидит?

– Институт биологии южных морей. Попробуй, это почти бесплатная контора, вряд ли у них особенно крутые спецы.

– Ха… Сейчас, сейчас… Давай номер телефона.

– 54-53-90.

– Теперь уж они почувствуют темную сторону моей Силы…

Это была любимая присказка Джека, беззастенчиво взятая из кинотрилогии «Звездные войны». Употреблял он ее часто, как только выдавалась возможность щегольнуть знаниями и умением. Но так он не расходился уже давно – не было возможности.

Модем набирал номер уже четвертый раз, но в динамиках слышался только сигнал занятой телефонной линии.

– Что за черт? – удивился Джек. – Может, номер не тот?

– Ага… Это тебе не Москва! Разжирели вы там до последней возможности… Это же почти халявный вход, чего ты хочешь? На десять каналов триста желающих дозвониться.

– У… Так до утра не войдем!

– Эх… Беда с вами, честное слово. У нас тут такое качество связи, что больше получаса никто не висит – даже самые лучшие модемы отваливаются, как сытая пиявка от задницы. Подожди чуть-чуть.

Модем наконец дозвонился, пробившись на свободный телефонный номер, динамики отозвались сначала длинным гудком, а потом засвистели, пошептались корявым хрипением и вдруг зашумели ровно и слаженно.

– А чего, неплохой коннект… – качнулся на корточках Джек. – Вполне можно работать.

Пальцы быстро застучали по клавиатуре. И глядя на него, можно было сразу понять, что живет он уже не в нашем привычном пространстве, а в том, где расстояния измеряются малопонятными «хопами», а скорость – битами в секунду. Он был похож на оператора боевой ракетной установки – собран, слажен, ни одного лишнего движения. Только вместо инверсионных следов в его измененном пространстве прочерчивались потоки информации, несущие в себе, словно боеголовки, тела готовых к бою программ.

«Все, отстрелялись… – с грустью подумал Фролов. – Теперь войны будут совершенно иными и умения для них понадобятся тоже другие. Вот они – воины. Спрятавшиеся, как за забралом, за линзами очков, с чуткими пальцами, не привыкшими к спусковому крючку, с гибким разумом и внимательным взглядом, не способным вычленить цель из пятен света и тени, но способным быстро и четко выделить нужное из однообразных, бегущих по экрану строк. А нас на свалку – поздно учиться. Отстрелялись…»

Саша подумал, что пройдет совсем немного времени, ну, может, лет сто, и грозные ракеты, несущие термоядерную смерть, станут менее опасным оружием, чем раскаленный до стапятидесятиградусной температуры процессор, посылающий команды точно в цель по невидимым каналам связи. И эти команды, пробившие виртуальную броню установленных программистами защит, смогут поразить любые электронные системы управления, от банкомата до коррекционных двигателей боевого спутника.

Это новое оружие, вот и все – еще один виток. Саша невесело усмехнулся, подумав, что чем древнее, чем проще были средства уничтожения себе подобных, тем они были честнее. Кроме внутренней, изначальной честности, все они четко и честно делились на оружие Добра и оружие Зла: меч – воплощенный луч света, искусственно созданный звериный коготь, с которым один на один, лицом к лицу, а яд – воплощенная подлость и хитрость, частица Тьмы, искусственно созданное змеиное жало.

Информационное же оружие так разделить невозможно, это и меч, и яд, в зависимости от того, в чьих руках находится. Да и то все это очень, очень уж зыбко… Иногда даже страшно становится.

Фролов часто слышал, будто Зло отличается от Добра лишь тем, что в состоянии использовать любые средства для достижения цели, а вот Добро в этих средствах само себя ограничивает. Чушь! Откровенная и вредоносная. Зло отличается от Добра не способами достижения цели, а самой целю – упрощением или усложнением. Эта разница столь велика, существенна и очевидна, что любые разговоры о способах достижения целей можно смело списывать в утиль мировой философской свалки. Все эти изыски являются подлинными происками Зла, Саша знал об этом совершенно точно, поскольку только Злу выгодно ограничение средств, которыми располагает Добро. Лишь злодею выгодно ограничить возможности сыщика, лишь смерти выгодно ограничить возможности врачей.

Джек наконец закончил молотить по клавишам.