Текст книги "Рапсодия гнева. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

– Хорошо ползут… Любо-дорого! Кофе совсем не осталось?

– Все выпили.

– Ну и ладно. Переживем.

Когда чеченцам стали попадаться первые воронки от минометных мин, они здорово приободрились, даже стали постреливать. Пули глухо били в землю и звонко щелкали в камень, разрезая воздух долгими визгами рикошетов.

– Сколько? – придавливая окурок, спросил Фролов.

– Семьсот пятьдесят метров, – осторожно высунулся корректировщик.

– Н-да… Для автомата как раз, а вот для пистолетов явно далековато. Ладно, тогда давай еще по одной.

– Легкие испортишь, – скривился Андрей.

Саша весело рассмеялся, уткнувшись лбом в ладонь.

– Баритон, Баритон, я Эхо, прошу связи! – отсмеявшись, позвал он в микрофон. – Баритон, прошу связи, я Эхо.

– Я Баритон! – вздрогнули мембраны. – Что там у вас?

– У нас все в норме! – Фролов подмигнул невесело усмехнувшемуся другу. – Поражено значительное число живой силы противника, выведен из строя крупнокалиберный пулемет, зенитное орудие и полевая пушка, приведен в негодность «уазик» с турельным пулеметом. Если поддержите артиллерией, то к вечеру укрепрайон будет ваш. Прием.

– На нас тут угрозы сыплются, как из сита! Мол, еще один ваш выстрел, и чечены разнесут Каравьюрт. Мы тут все из-за вас как на иголках! Возвращаться не думаете?

– Нет.

– Ясно. Если что, то все на вашей ответственности, чтоб знали.

– Еще раз просим поддержать нас артиллерией! – с ноткой отчаяния влез в эфир Андрей. – Вы же тут иначе на месяц увязнете! Другого шанса не будет!

– Конец связи.

Саша закрыл глаза и прижался спиной к стенке ямы.

– Какая редкая сволочь… – одними губами шепнул он. – Про таких говорят: «Служить бы рад, выслуживаться тоже». Пока наши командиры не поймут, что на настоящей войне без инициативы никак, нас и будут колбасить.

Дружно пророкотали автоматные очереди, с ужасающим грохотом разорвалась неподалеку граната из «РПГ-7». Снова законопатило уши.

– Черт… – Фролов достал из кобуры грузный длинноствольный «стечкин», снял с предохранителя, чуть оттянул затвор.

– На пятистах метрах залегли в воронках! – прокомментировал Андрей. – Плотно бьют, гады, не высунешься.

– Пусть бьют! – широко улыбнулся Саша. – У них магазины тоже не резиновые. Когда выпустят все патроны, пойдут нас «рэзать».

– Чему радуешься? Их пятнадцать человек! Не многовато ли для рукопашки?

– Больше травы – легче косить. Не помнишь, кто сказал?

– Не-а…

– Я тоже. Но сейчас нам выпал шанс проверить истинность этой мудрости. Или глупости.

Настрелявшись по камню вдоволь, боевики решили все-таки что-нибудь предпринять.

– Полезли! – высунулся из ямы Андрей, когда бестолковая пальба прекратилась. – Можно начинать нагнетать в кровь адреналин, а?

– Давно пора! – Фролов поднял большой палец. – А то сидишь какой-то унылый. Будто это не твой главный полдень.

Корректировщик достал пистолет, гранаты из ранца, ввинтил запалы.

– Встретим! – уже с улыбкой кивнул он.

Прошелестела по воздуху кумулятивная граната, грохнула метрах в двадцати позади. Боевики добавили тремя очередями для острастки.

– Стерегутся, сволочи… – сверкнул белками глаз Саша. – Даже пятнадцать человек против двоих. Ничего – нервы у нас крепкие, подпустим поближе. Пистолет выставь на одиночный огонь, надо экономить патроны. Бей уверенно, как в тире. Понял?

– Да… Понял, понял! Просто так близко врага я еще не видал.

– А я? Оба мы сильно опытные… – рассмеялся Фролов. – Спецназ.

Когда моджахеды подошли косой цепью метров на семьдесят, Саша выдернул кольцо и изо всех сил швырнул гранату. Чека звонко отлетела и упала возле самой ямы.

Грохнуло на удивление сильно, и в воздухе, словно шмели, прогудели осколки.

– Разлет двести метров. – Саша окончательно размазал сажу на потном лице. – Кого-нибудь должно зацепить.

Зацепило не кого-нибудь – четверых. Двое уцелевших потащили орущего раненого обратно к укрепрайону, а одного, видать совсем безнадежного, добили выстрелом в затылок.

– Хороший бросок! – под гневный гул ответных очередей усмехнулся Андрей. – Четверых вывели из строя, двое решили поиграть в санитаров, осталось девять человек. Ха! Девять негритят пошли повоевать…

Он высунулся, прицелился и, несмотря на плотный огонь, выстрелил.

– Девять негритят пошли повоевать, но дернулась от выстрела рубчатая рукоять, отражатель гильзу отбросил, и негритят осталось только восемь.

– Попал, поэт? – скривился Саша.

– А то! С пистолетом я всегда был в ладах. Это ты у нас винтовочник.

– Молодец! Только если ещё раз твой воспетый в стихах отражатель отбросит горячую гильзу мне за шиворот, я тебя придушу.

– Не души меня, я тебе песенку спою! – сквозь грохот выстрелов и щелканье пуль пропел Андрей, выцеливая очередного чеченца. – Восемь негритят опять рванулись в бой…

Хлопнул «стечкин», гильза вылетела из окошка и завертелась на земляном полу ямы.

– …но пуля прилетела, и восьмой пропел «отбой»,

– Хватит тебе негритят считать, а то уснешь! Давай споем что-нибудь путное.

– Например? – Корректировщик выстрелил еще раз, но недовольно сморщил нос, видно, промазал.

Пули ударили в землю чуть ли не у самой его головы, заставив присесть в яму.

– Не знаю, сейчас вспомню что-нибудь цоевское, подходящее, – призадумался Фролов.

Он высунулся и выстрелил с двух рук, как в кино. В горячке промазал. Стал целиться аккуратнее.

– Во! Вспомнил! Как раз про наш с тобой главный полдень.

Он послал точную пулю в бородатую морду чеченца, и боевики залегли, удивленные такими потерями.

Фролов продолжал постреливать, но теперь между выстрелами слышались хрипло пропетые слова из песни Виктора Цоя:

Это наш день, мы узнали его

По расположению звезд,

Знаки огня и воды, взгляды богов.

И вот мы делаем шаг

На недостроенный мост,

Мы поверили звездам,

И каждый кричит: «Я готов!»

Андрей бросил гранату в тот момент, когда пятеро оставшихся боевиков снова рванулись в атаку – шарахнуло так, что трое рухнули, словно боксеры в нокауте, а двое залегли и ползком стали отступать к воронкам. Саша выстрелил еще дважды, но промахнулся – из пистолета стрелять непривычно, особенно по лежачим.

– Не трать патроны! – посоветовал Андрей.

В яму спрятались как раз вовремя – укрепрайон ответил артиллерийским огнем, но теперь били не так плотно, зато гораздо прицельнее, знали уже, где сидят снайпер с корректировщиком. Снаряды рвались совсем рядом, вздымая бурые фонтаны земли, некоторые попадали в камень, рикошетили и уже в воздухе разрывались огненно-дымными шарами. От таких осколки летели вертикально сверху, грозя попасть в ничем не прикрытые спины на дне ямы. Пока везло, но малюсенький кусочек металла зло вжикнул, пробив Фролову левую часть шлема и распоров мочку уха. Кровь потекла по шее жирным густым ручейком.

– Все, вот теперь нам конец… – вжался он в земляное дно. – Разворотят камень и зароют нас тут заживо.

От камня действительно отлетали крупные куски, весь он почернел и пошел трещинами – долго не продержится.

– Ты весь в крови! – озабоченно сощурился корректировщик. – Надо на ухо тампон наложить!

– Нашел о чем думать… – отмахнулся Саша.

– Тогда давай я тебе лучше на шею жгут наложу, всегда помогает.

– Иди ты…

– Баритон, Баритон, я Эхо! – вышел на связь Андрей. – Ответьте, Баритон! Неужели вы не видите, что Каравьюрт в безопасности? Не будут чечены по нему стрелять, понимаете? Они по нам стреляют, а туда ни один снаряд не летит! Вам что, мало доказательств? Давно бы уже обстреляли, если бы смогли!

Тишина… Зыбкая эфирная тишина, пронизанная разноязыким многоголосьем и трелями далеких морзянок.

– Баритон…

– На связи Баритон! – неожиданно отозвались наушники совершенно незнакомым стариковским голосом. – Молодцы, ребята, сейчас поддержим огнем!

На такой поворот дела ребята уже и надежду утратили, а тут кто-то вместо майора выходит на связь и…

– Что?! – не веря ушам, воскликнул Саша.

Но российская артиллерия уже начала работу.

И какая была работа! Сказка!

Снаряды протяжно зашелестели по воздуху, сначала три-четыре, потом сразу больше десятка – слились в один сплошной свист, а укрепрайон уже полыхал яркими сполохами взрывов. Через миг долетел грохот разрывов – гулкий, победный, свирепо крушащий бетон пятисотой марки. Со снайперской позиции не был слышен надрывный вой осколков, но по плотности огня Фролов прекрасно понимал, насколько воздух пропитан визжащим металлом.

Чеченцы тоже ответили, несколько разрывов белыми вихрями поднялись на высоте Косая, где стояла наша батарея, и три сполоха мелькнули возле полевой батареи Ардынского. Моджахеды даже не побоялись, видимо ради приличия, пустить два снаряда по окраине Каравьюрта, но хоть у многих генералов от этих двух взрывов екнуло сердце, все ограничилось только окраиной – сгорел сухой тополь и выбило стекла в паре домов.

– Ура-а-а! – неожиданно и хрипло выкрикнул Андрей. – Есть! Успели, успели! Поживем еще, братишка! Эх, поживем! Как-нибудь летом, в отпуске, соберем ребят, кого найдем, и сыграем в ваш «полдень», а?

– Ну тебя… – усмехнулся Саша. – Дети, что ли, малые… Не навоевался? Да и водокачки той давно уже нет, снесли и стену, и вышку. Там теперь дом стоит.

– Ну и ладно! – отмахнулся корректировщик. – Нету, и что с того? Самое главное, что он в нас теперь живет, этот полдень, а? Как думаешь? Наверное, и Колька Малков чувствовал то же самое, когда вытягивал девушку из пожара… О! Погоди!

Он ловко вылез из ямы и, сильно пригнувшись, рванулся к убитым возле воронок моджахедам. Выглядел он почти нереально – тонкая высокая фигура, затянутая в черную как ночь форму, уверенно двигалась на фоне сумасшедшего буйства снарядных разрывов в укрепрайоне. Яркие вспышки, белые фонтаны взрывов… И он, словно бог справедливой войны, победный, заметный на фоне бурой травы.

Андрей подхватил один из валявшихся автоматов, сорвал с пояса убитого штык-нож и, примкнув, лихо воткнул оружие в землю прикладом кверху. Потом развернул медпакет, вытянул кусок бинта и, вымочив в крови врага, привязал заалевшую марлю к спусковой скобе торчащего из земли автомата.

– Вот вам наш главный полдень! – прокричал он в сторону рушащихся укреплений. – Глядите, гады!

– Ума у тебя нет… – фыркнул Фролов, когда друг снова спрыгнул в яму. – Взяли бы и подстрелили дурака. В самом конце. Вот было бы весело…

– Да ладно тебе бурчать! – Глаза Андрея так и сияли счастьем. – Зато я сыграл! Все-таки сыграл в ваш «полдень», а?

– Вообще-то твоя тряпица смотрится здорово… – смягчился снайпер. – Пусть все поглядят, прежде чем когда-нибудь снова задумают набеги на Русь. Добьют их теперь в этих горах, как есть добьют. Больше до самой Грузии никаких укреплений не осталось.

– И америкосы пусть поглядят… – довольно, как кот, сощурился Андрей. – Так, на всякий случай. Чтоб не было в голове дурных мыслей.

– Ага…

Собрались закурить, но наушники шлемов дрогнули волевым старческим голосом:

– Эхо, я Баритон. На связь!

– На связи Эхо! – недоуменно подняв брови, ответил Фролов.

– Видим ваш флажок. Все поздравляют, спасибо и от меня лично, ребята! Возвращайтесь, вас тут все ждут. Конец связи.

Саша хотел почесать шевелюру, но пальцы только глухо стукнули в шлем.

– Черт… Слушай, кто это, а? Что за фокусы в эфире?

– Голос знакомый… – уклончиво ответил Андрей, – Но почему он нашим рабочим позывным вышел, против всех и всяческих правил?

– Знакомый голос? – Саша выглядел в высшей степени заинтригованным.

– Ну… Помнишь митинг перед выборами? Он в мегафон как раз говорил, очень похоже.

– Ты что?!

– Говорю – похож!

– Ну и дела… Чтобы сам командующий объединенной группировкой… Во дела!

– Флажок мой заметил. Здорово! Может, орден дадут?

– Помечтай! – усмехнулся Саша. – Почему же он все-таки вышел в эфир позывным майора?

– Мне кажется, я догадываюсь…

– Не тяни!

– Это он так… Ну… Наверно, хотел дать нам понять, что майор уже отдыхает от своих тяжких обязанностей. А командует он. Хотел уверенность в нас поднять. Как думаешь? Уверенность в нашей же правоте.

– Может быть. Но в любом случае хорошо получилось. Приятно, веришь? – Улыбка осветила страшноватое, закопченное лицо Фролова.

– А то!

– Ладно, как будем выбираться? Честно говоря, утомительно темноты ждать… Может, махнем наверх по склону? Перевалим гребень и по соседней лощине пройдем к высоте Косая. Там наши… Подвезут до базы.

– Ну… Вообще-то звучит хорошо, – рассмеялся Андрей. – Может, артиллеристы даже чего нальют.

– Наверняка, – уверенно кивнул Фролов. – У них есть какие-то фишечки, какие только спиртом протираются.

– Вранье небось… Иначе бы они не просыхали.

– Сделай скидку на их силу воли. Ладно… Значит, опасный участок у нас до гребня, а дальше пройдем легко.

– Думаешь, чечены оставили где-то снайпера?

– Береженого Бог бережет. Надо отходить аккуратно, – как-то напряженно сощурился Саша.

– Да все равно днем мы будем как мухи на белой скатерти! Нужно не так сделать. Пока мы в приличном укрытии и никуда не спешим, давай я хорошенько осмотрю противоположный склон. Если никого не засеку, можно попробовать пройти до гребня. А если засеку, ты его отработаешь.

– Вообще правильно, а то я уже расслабился совсем после боя, утратил, можно сказать, чувство опасности. Укрепрайон разбит, наши победили, Красная Армия всех сильней… А так и до беды недалеко – все же война. Давай, братишка, покажи свою зоркость и профессиональную внимательность. Только сигаретку мне дай.

– До чего же ты стал ленивый… – открывая пачку, притворно вздохнул Андрей.

Он взял бинокль и принялся метр за метром осматривать противоположный склон, а Саша отряхнул свою здорово пострадавшую маскировочную накидку, надел на себя и стал собирать всякую нужную мелочь в рюкзак: термосок, Андреев дальномер, планшет с картой, маскировочную сетку. Хитрый Обманщик замер в неестественной, почти вертикальной стойке, облокотившись сошкой на осыпавшийся угол ямы.

– Ну что там? – закуривая, спросил Фролов.

– Не мешай, – коротко отрезал корректировщик.

– Ладно, ладно… Зоркий Сокол…

Помолчали…

В утихшем от снарядных разрывов воздухе снова начали стрекотать кузнечики, над погибшими у воронок моджахедами все больше проявлялось черное мелькание, словно крутились почти прозрачные черные смерчики – по жаре на кровь слетелись вездесущие мухи. А над всем этим высоким символом победы снова взвился в прогретые небеса звонкий маленький жаворонок, почти незаметный в ярких лучах солнца. Он пел, кувыркался в потоках падающего света, и сразу стало легко-легко, перестало болеть отбитое отдачей плечо, перестало свербить обожженные горячим тротиловым дымом легкие. Хорошо как… Остановись, мгновенье? Нет, наверное… Наверняка будет что-то и получше.

– Есть! – коротко прервал тягучие мысли Андрей. – Противоположный склон, граница кустарника. Только он не на позиции. Уходит. Даже винтовку бросил, урод… Щелкнешь?

– Представляешь, – затянулся дымом Саша, – в облом… Куда он направляется?

– Юго-восток. Хочет отойти за противоположным гребнем на юг, так я думаю.

– Значит, он снайперку оставил?

– Ага…

– Ну и пусть катится. Какая от него опасность?

– Мог бы и пристрелить. Одним грехом больше, одним меньше… – усмехнулся корректировщик.

– Иди ты… – как-то нехорошо фыркнул Фролов. – Я когда-нибудь дам тебе пострелять из засады, да в спину. Это, знаешь ли, совсем не то что колотить из пистолета в наступающую на тебя толпу, веришь?

– Ладно, не дуйся. Больше в опасной близости никого нет – склон чистый, а в укрепрайоне… Никакой оптики точно не осталось. Хорошо прошлись артиллеристы.

– Тогда пойдем, нечего здесь высиживать. – Саша отбросил окурок и, выбравшись из ямы, вытянул за верхнюю рукоять винтовку. – Рюкзак не забудь.

Андрей накинул отброшенную маскировочную накидку, влез в широкие лямки ранца, пару раз подпрыгнул, распределяя вес, и направился вверх по крутому склону следом за другом.

Солнце залило пейзаж ровным, чуть желтоватым светом, трава мягко пружинила под ногами, а ветер лениво высвистывал в стеблях мелодию сигнала «отбой». Все кончилось… Еще один бой за спиной. Но этот, в отличие от других, был все же каким-то особенным. Не в том дело, что смерть подобралась слишком близко, а в том, что и Андрей, и Саша были полностью готовы встретить ее, лишь бы только успеть выполнить задуманное. Действительно главный полдень.

Ветер играл полами маскировочных накидок, пел флейтой на срезе ствола Обманщика, срывал горькую пыльцу с низкорослой травы и где-то там, внизу, развевал небольшую алую тряпицу, привязанную к спусковой скобе автомата.

Вот так…

Смешанная с камнями земля похрустывала под грубыми подошвами штурмовых ботинок, раздавленная трава источала привычную в этих краях горечь, серебристыми волнами перекатывался ковыль.

– Фью-ю-ю… – мягко пропел теплый ласковый воздух.

И одновременно со свистом удар. Жесткий, короткий, глухой, выбивший из груди Андрея такой же короткий всхлип.

Корректировщик рухнул лицом вниз, но Саша уже лежал рядом, привычно вставляя в казенник Обманщика снаряженный экспансивным патроном затвор.

– Помоги рюкзак снять… – прохрипел Андрей. – Живо!

Фролов двумя ударами ножа срезал лямки и поставил квадратный ранец стоймя, прикрывшись им, словно бруствером окопа.

– Кажется, «ли-энфилд»… – прошептал корректировщик, ощупывая окровавленный бок. – Калибр больше, чем у обычных америкосовских снайперок. Ничего, рюкзак набит всякой дрянью, эдакая пуля да на такой приличной дистанции его не пробьет.

– Что?! – не поверил ушам Саша. – При чем тут америкосы? Мы, видать, снайпера на склоне проглядели!

– Не на склоне… – скривил бледнеющие губы Андрей. – Угол вхождения посмотри… Били точно из Каравьюрта, это я тебе как спец говорю. Ладно, не падай в обморок, это только царапина. Пробило бок, да еще левый… Печень целая, кишки тоже. Снайпер специально целился левее рюкзака – опытный. Знал, что иначе не пробьет. И сейчас не стреляет, ищет слабое место. Так что ты не высовывайся. У-у-у-у… Больно-то как…

– Помолчи! Это у тебя шок начинается, – шикнул Фролов. – Говоришь слишком много, а это первый признак.

Он достал из носимой аптечки шприц-тюбик промедола и, скривившись, вонзил толстенную иголку Андрею в бедро.

– Bay! – дернулся корректировщик. – Сдурел? Блин, и так больно. Калибр-то крупноват, а? Вон какая дырка в куртке… Хорошо хоть навылет!

– Ну, тебя разобрало… Помолчи чуть-чуть, и так ведь перевозбужден! Экономь силы и прикуси язык. Сейчас полегчает. Что будем делать? До ночи так лежать? Так у них наверняка есть и ночная оптика. Блин… Снять бы его…

– Да уж прямо… Как ты его снимешь? Мы у него пристреляны, а сами даже приблизительно не знаем, где враг притаился. У-у-у-у… черт… Да и я сейчас тебе помочь не смогу.

У Андрея на лбу ниже шлема выступили частые капельки пота, а лицо быстро приобретало цвет старого, чуть пожелтевшего известняка. Бледность умеренная, но цвет лица нехороший, да и дыхание участилось сверх всякой меры. Что-то совсем ему худо… Явно развивается шок, хотя введено обезболивающее – значит, это не болевой шок. Ох, худо дело… Саша бегло осмотрел рану, но ничего утешительного не разглядел. Пуля от спины до груди прошла круто снизу вверх, проскочила навылет, значит, канал очень длинный, а это плохо – много сосудов перебито. Хорошо хоть с краю, но это слишком уж слабое утешение. Кровь вытекает явственными тугими толчками – вся форма уже промокла. Н-да… При потере около литра начинается первая стадия геморрагического шока, и похоже, что это она и есть. А с этим инъекцией промедола не справиться, нужна настоящая медицинская помощь, нужен кровезаменитель, причем в приличных количествах, потом нужна настоящая свежая кровь нужной группы.

Фролов распорол ножом куртку друга, наложил на раны тампоны и принялся бинтовать. Как только его локоть или плечо на миг показывались из-за рюкзака, воздух прошивала быстрая пуля – американский снайпер не успевал вовремя выдавить спуск. Хотя подготовка у него отменная, это точно, вот только реакция немного запаздывает, но это приходит только в боях. Но на психику его давить научили – пару раз шарахнул в рюкзак: хрумкнул термос, звонко разлетелись линзы бинокля, отозвался рыкнувшим рикошетом металлический ящик с патронами.

Саша первый раз за день испугался – в таком беспомощном состоянии он не находился еще никогда. Нервы начали быстро сдавать, тихо подкрадывалась цепкая молчаливая паника. В такие моменты главное молчать, иначе все выплеснется, весь страх, все отчаяние, а Андрею плохо и без того. Надо держаться.

Корректировщик дрожал, как одинокий осенний лист на промозглом ветру, того и гляди, сорвется и полетит, полетит… В неизведанные черные дали, где, может, и нет ничего. Жизнь быстро покидала его вместе с кровью.

Фролов понял, что для друга единственный шанс – очень быстрая медицинская помощь. Хоть сдохнуть, а надо тащить. Лучше пусть пристрелят на месте, чем на такое смотреть.

– Баритон, я Эхо, прошу связи!

– Я Баритон, – ответил совсем другой, молодой, но тоже незнакомый голос.

– Баритон, у меня раненый. Тяжело. Сильное кровотечение. Подстрелили из Каравьюрта. Снайпер. Прошу помощи, нужен транспорт.

– Эхо, никакой транспорт по склону не пройдет, попробуйте спуститься вниз, к северу от селения. Мы вас подберем. Американцы обозначили для нас зону в триста метров от окраины Каравьюрта. Ближе подойти мы не можем, начнут стрелять.

– Что?! Да мы в километре от них, не меньше! Какого черта палят? Ладно, потом разберемся с ними. Сейчас иду на северо-восток. Буду на дороге, в полукилометре на север от Каравьюрта.

– Конец связи.

«Мстят, сволочи… Конечно, мстят. За сбитые вертолеты, за погибших товарищей. Вроде бы все нормально – война. Да только они нам войны не объявляли! Вот же в чем подлость! Кто же их звал вторгаться сюда? Да если б объявили войну, их бы вынесли еще в лагерях беженцев, даже духу бы не осталось. Но так вроде друзья, улыбаемся друг дружке, президенты друг другу руки жмут. А снайперы в это время жмут спусковые крючки. Я тоже стрелял чеченцам в спину. Стрелял. Но я и в лицо им говорил, что они враги, что они рвут мою родную землю на части, убивают, грабят, насилуют. А что мы сделали американцам? Не даем взять то, что нам принадлежит по праву? Наших женщин, выманиваемых брачными агентствами за границу путем несбыточных обещаний, наших ученых, наших детей, одурманенных американской свободой и безнаказанностью. Да хрен вам! Не возьмете вы ничего. Не возьмете! Это я вам говорю, Александр Фролов…»

Саша до конца поднял запорный рычаг Обманщика, успокоился. Андрея всего колотило, одышка просто ужасная, грудь вздымается частыми короткими толчками, по лицу расползается глубокая, мертвенная бледность, даже ногти посинели. Он уже не говорил ничего, живот под бинтами жутковато опух и посинел огромным кровавым отеком.

Держись, братишка! Сейчас, сейчас…

«Так, примерный сектор, в котором засел американский снайпер, мы можем предположить по характеру ранения. Снизу вверх, боковое смещение незначительное… Надо напрячь память. Что у нас там? Дом виднелся, решетчатая вышка какая-то, куча мелких домишек… Нет, в жизни так его не найти… Эх, поглядеть бы в оптику… Ну хотя бы секунд пять! А так он может быть в этом секторе где угодно, хоть на дереве – ищи-свищи!

Ладно, поменьше эмоций, мозгами думай… Где бы ты сделал позицию, если бы сидел в Каравьюрте? На вышку бы точно не полез – мобильность нулевая, да и торчит она, словно гвоздь в заднице. Можно на дереве, но очень уж неудобно сидеть. Лучше всего на крыше, конечно, – лежишь, как на пляже, вот только маскировка хреновая. Спрятаться негде. А если на чердак?! И бить через чердачное окошко? Та-а-а-к… Похоже на правду. Надо вспомнить, как точно стоят домики, в какую сторону чердачные окошки у них… Пустое занятие – память не фотоаппарат! Нужно посмотреть. Время, время…»

Саша отчаялся совершенно, но в голове настойчивым пульсом бился очень рискованный план. Тут уж точно – либо грудь в крестах, либо голова в кустах! Но сколько же можно умирать в один день? Идет оно все к лешему! Кто не рискует, тот не живет. Он вытянул нож и сделал на ткани ранца основа-тельный надрез, потом через дыру очень аккуратно раздвинул лежащие в рюкзаке предметы, освободив ровный проход к противоположной матерчатой стенке. Теперь если американец стрельнет, пуля прошибет от макушки до задницы. Последний надрез делать было страшно до ужаса, до холодного липкого пота, но рука, хоть и с дрожью, полоснула ножом по ткани. Главное, пониже, пониже, чтоб трава скрыла дыру от глаз засевшего в селении снайпера.

Чуть успокоившись, Саша расширил входную дыру так, чтоб просунуть в нее голову, теперь он был похож на фотографа, спрятавшегося под черной накидкой старинного фотоаппарата. Зато через малюсенькую дыру в противоположной стенке, будто через объектив, был виден весь Каравьюрт, только трава немного мешала, но это мелочи.

Вот же черт! Нет в этих домах никаких чердачных окошек! Что за напасть? Словно удача равнодушно отвернулась, выработав положенный ей ресурс. Ну уж дудки! На удачу надейся, а сам не плошай! Наверняка где-то что-то найдем, нужно только смотреть очень внимательно. Как Андрей. Вот он бы сразу засек позицию – настоящий мастер!

– Ты там живой? – окликнул друга Саша.

– Кха… Кхе… – осторожно прокашлялся Андрей, – Ещё тебя переживу… Только холодно что-то и пить охота до помутнения мозгов.

Голос вялый, сонный. Говорливость будто рукой сняло.

– Потерпи, братишка, сейчас будем выбираться.

Вторая стадия шока, подумал Фролов. В третьей наступит угнетение сознания, а четвертая – это уже агония. Раненого тогда не спасти.

Фролов снял с винтовки прицел и, используя его вместо разбитого пулей бинокля, принялся тысячную за тысячной осматривать выбранный сектор. В принципе не так уж все плохо. Деревьев много, да, но домов, пригодных для позиции, всего три. Деревья пока отбросим, там черт голову сломит, да и вряд ли снайпер в дружественном селении будет висеть на ветке, словно макака. Неудобно, а потому маловероятно. Скорее всего, в доме. Ага… Вон там видно окошко.

Саша добавил увеличение.

Нет! Закрыто, а через стекло не постреляешь.

Он снова уменьшил увеличение, чтобы сохранить приличный угол обзора. Смотрим, смотрим…

«Как же можно стрелять с чердака без окошка? Значит, все же не с чердака? Ну хитер, америкашка, ну хитер… Где же ты спрятался, милый? Мне очень, очень нужно тебя найти. Стоп! Что это тут у нас?!»

Он добавил увеличение до предела и впился глазами в красную черепичную крышу. В одном месте зияло небольшое черное отверстие, словно вынуты две чешуйки из обожженной глины.

– Мать честная… – шепнул Саша, пытаясь унять неистово заколотившееся сердце.

Надежда тут же загудела в груди буйным пламенем, начисто выжигая всю неуверенность, весь расползшийся страх. «Не спешить! Надо все хорошенько проверить… Шанс у нас будет только один. Если ошибемся, то расстреляют нас, как консервные банки на заборе».

Фролов очень осторожно вынул голову из рюкзака и снял шлем. Ветерок сразу принялся играть взмокшими от крови короткими прядями, приятно холодя макушку.

Ну ладно! Двум смертям не бывать, а одной все равно не миновать. Все, поехали…

Он снова просунул голову в брезентовую духоту ранца и глянул через прицел. Надо смотреть очень внимательно. Очень. Правая рука начала поднимать шлем над кромкой рюкзака. Выше, выше… Есть! Тонкая струйка дыма мелькнула из черной прорехи в черепице, и тут же руку рвануло, зло вышибив шлем на землю. Тукнул приглушенный расстоянием выстрел. Есть, родной… Есть!

Ну, теперь как у ваших хваленых ковбоев – кто быстрее, тот и выиграл. Готов?

Сердце колотилось до свиста в ушах, когда Саша прилаживал снятый прицел к винтовке. Сейчас, сейчас… Он не был религиозен, но неистово хотелось молиться, поэтому он принялся поминать добрым словом всех вспомнившихся богов, начиная от Одина и кончая Кришной. Может, помогут?

«Эх… Все равно стрелять не им, а мне!

Ну что же, ладно… Стрелять так стрелять! Все равно мы увидим друг друга в прицел одновременно, когда я толкну рюкзак. Он упадет в траву, и мы останемся один на один, словно на дуэли, когда падает на снег брошенный секундантом платок. И у нас будет совершенно одинаковое время на выстрел – все честно».

Хитрый Обманщик плотно прижался прикладом к плечу, Фролов хорошо продышался, сжигая в крови лишний адреналин, посмотрел на траву, успокаивая глаза. Нормально. Обычный выстрел. Надо только не тянуть слишком долго. И ни в коем случае не спешить.

Саша прикинул примерный угол прицеливания и толкнул рюкзак. Тот упал почти моментально, вдавленный в траву тяжестью патронного ящика, и в сетку прицела сразу же ворвалась красная черепичная крыша. Левее… Спокойно, плавней. Чуть ниже черной дыры, туда, где у снайпера грудь…

– Ух-х-х-х!!! – взревел Хитрый Обманщик, немилосердно толкая в плечо.

Американец выстрелил тоже, но замялся всего на половину секунды, неожиданно увидев в прицел русского снайпера. Действительно страшно, когда прямо в лицо глядит хищная линза прицела. Очень страшно – к такому вообще невозможно привыкнуть. Это совсем не то что стрелять по фанерным мишеням на стрельбище.

Расстояние в километр пуля пролетает чуть дольше секунды, и Саша это учел, когда задумывал свой отчаянный план. Целая секунда! Противник без труда сможет увернуться, если смотрит в оптику – надо быть слепым, чтоб не заметить момент выстрела через прицел. Именно поэтому так важно выстрелить первым, хоть на чуть-чуть, хоть на короткий, спрессованный нервами миг. И Фролов успел – его пуля пролетела половину расстояния, когда американец только выдавил спуск. Это решило все…

Смертоносное крупнокалиберное жало, начиненное ртутью, звонко пробило глиняную плитку черепицы, расплющилось, разлетелось тысячей сверкающих шариков и вышибло в животе американца жуткую отвратительную дыру. Безнадежно смертельную.

В это время Саша уже спешно откатывался в сторону вместе с тяжеленной винтовкой, стремясь уйти с траектории вражеской пули. Успел – одинокий фонтанчик земли взвился в полуметре от левого локтя. Но расслабляться рано – вдруг и его пуля прошла мимо?

Рычаг вниз, затвор на себя, гильзу долой ударом об пол. Новый патрон вставляем в затвор, обратно в казенник, на место запор.

Нет… Явно спекся америкашка… Затих.

Фролов отвел взгляд от прицела и вытер о рукав мокрую от пота ладонь. Вот и все…

Он без сил уронил голову в траву… Хотелось бы полежать, размазывая щекой сочную горечь, но времени нет ни секунды, надо тащить Андрея. Потом отдохнем. Рыбу вместе половим, выпьем водки за погибших друзей…

Он снял с себя многострадальную маскировочную накидку – продырявленная накидка Андрея уверенности не вызывала, – завязал два узла, чтоб получилось что-то среднее между гамаком и носилками, потом вытащил из ранца металлическую крышку патронного ящика и сделал из нее жесткое дно носилок. Теперь если тащить волоком, то Андрей не собьет спину о камни.