Текст книги "Тайна Святой Руси. История старообрядчества в событиях и лицах"

Автор книги: Дмитрий Урушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

В эмиграции Сергей Петрович сразу же активно включился в жизнь русского зарубежья. Он издает и редактирует журналы, пишет исторические книги, одним из первых пытаясь проанализировать события 1917 г. и периода Гражданской войны.

Одновременно он не прекращает антисоветскую деятельность, призывая русскую эмиграцию сплотиться в единый антикоммунистический фронт. Из Германии чета Мелыуновых переехала во Францию, в предместье Парижа Шампиньи-сюр-Марн. Здесь Сергей Петрович скончался от тяжелой формы рака горла 26 мая 1956 г.

По прошествии полувека многое из исторического и публицистического наследия Мельгунова по-прежнему актуально. Например, статьи, посвященные религиозным вопросам. Написанные сто лет назад, они не утратили своей значимости: проблемы свободы совести и равноправия религиозных объединений остаются в России насущными и злободневными.

Современно звучат слова Мелыунова: «За истекшее прошлое религия насильственно привязывалась к политике, религией пользовались как орудием властвования, а потому полицейская рука так охотно копошилась в тайниках души у русских граждан. К той же цели она по старой традиции все еще стремится и теперь: казенное тавро благонадежности должно лежать на каждом вероисповедовании».

Правовое государство, описанное Сергеем Петровичем Мельгуновым, пока остается идеалом для России: «Ни одна Церковь не пользуется никакими прерогативами и особой поддержкой со стороны государственной в» части. Равно охраняя религиозную свободу представителей всех без исключения вероисповедных групп, признавая и атеизм, государство совершенно отделяет себя от вероисповедных интересов и окончательно сбрасывает с себя старую оболочку теократической опеки».

Опубликовано: журнал «Истина и жизнь», 2006, № 11.

«НУЖНО НАМ СТАРООБРЯДЧЕСКОГО УЧИТЕЛЯ»

Каких-то 100 лет назад о старообрядцах юла слава как о непревзойденных спорщиках и ученых книжниках. В «прях о вере» эти доморощенные грамотеи, купеческие приказчики и простые мужики-лапотники могли запросто переспорить выпускника духовной академии. Не обученный схоластике, риторике и диалектике, старовер часто выходил победителем в богословских спорах с «противораскольничьими» миссионерами.

Грамотность, начитанность и любовь к книге выгодно отличали старообрядца от представителя официальной Синодальной церкви. В то время, когда Синод издавал указы, запрещающие венчать юношей и девушек, не знающих молитву «Отче наш», староверы знали весь церковный богослужебный круг. Псалтырь и Часослов были в каждом старообрядческом доме, но чтение не ограничивалось только молитвенными книгами. Старовер любил поучения святых отцов (особенно Иоанна Златоуста и Ефрема Сирина), всевозможные жития, притчи и летописи. Многие старообрядцы обладали обширными библиотеками, многие собирали древние рукописные и печатные книги.

Любовь к книге и постоянная необходимость защищать в спорах свои убеждения делали из старовера начетчика-апологета и бот-слова, начитанного в церковной литературе. Впрочем, для споров с синодальными миссионерами, образованными на западный манер, начетчикам было недостаточно знания одной церковной книжности. Лучшие из них следили за новостями научной жизни, интересовались публикациями памятников древнерусской и византийской литературы, академическими сочинениями по истории.

XX век поставил перед староверами новые проблемы и жизненные задачи. В 1905 году издание указа Николая II «Об укреплении начал веротерпимости» привело к кратковременному расцвету «древлего благочестия»: создавались новые общины, строились новые храмы, открывались приходские школы. Возникла потребность в грамотных священнослужителях и преподавателях для школ, в духовном училище, которое бы их готовило.

Сто лет назад староверы прекрасно понимали важность народного образования. Энтузиастом открытия церковных школ и училищ был Александр Рыбаков (1884–1977), член общины старообрядческой Покровско-Успенской церкви на Немецком рынке в Москве, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, отец известного историка Бориса Рыбакова.

В 1911 году Александр Рыбаков опубликовал в журнале «Церковь» большую статью «Вопросы народного образования в старообрядчестве и всероссийские съезды». В ней рассказывалось о решениях по вопросам организации приходских школ и училищ, принятых на всероссийских съездах староверов. Участники съездов считали, что образование – это «первая необходимость», что «вся наша надежда в образовании». Они говорили и об организации педагогического училища: «нужно нам старообрядческого учителя или учительницу, нужно построить училище», «училище может принести громадную пользу и развить приход».

В том же году Совет Министров разрешил открыть в Москве Старообрядческий богословско-учительский институт, который стал преемником образовательной эстафеты, начатой в XIX веке училищем для сирот и подкидышей, существовавшим на Рогожском кладбище.

Знаменитое Рогожское кладбище в Москве было основано в 1771 году, когда в городе свирепствовала страшная эпидемия чумы. По распоряжению графа Григория Орлова, командированного императрицей Екатериной II для организации борьбы с мором, все кладбища в черте города были закрыты. В их числе оказались два старообрядческих кладбища – у Серпуховской и Тверской застав, известные еще с 1718 года.

Вместо закрытых кладбищ староверам по указу Сената выделили землю для захоронения умерших от эпидемии в трех верстах от Рогожской заставы (ныне Застава Ильича). Здесь были устроены карантин, больницы и небольшая деревянная Никольская часовня для отпевания умерших. Так возникло Рогожское кладбище – всероссийский центр старообрядчества.

На рубеже XVIII–XIX веков на кладбище были построены два величественных собора, Покровский и Рождественский, Никольская часовня была перестроена в камне, рядом с храмами были возведены дома для священнослужителей и причта, иноческие кельи, шесть богаделен и палата для умалишенных. Опекаемое купцами-миллионщиками (Кузнецовыми, Морозовыми, Рябушинскими и др.), Рогожское кладбище украсилось великолепным собранием древних икон, ценнейшей библиотекой и богатейшей ризницей.

В начале XIX века, кроме богаделен, на кладбище находился и сиротский дом, где воспитывались подкидыши и дети бедных родителей. Для обучения мальчиков было создано училище, в котором изучались чтение, письмо, арифметика и церковное пение. Обучались здесь не только сироты, но и дети, отдаваемые на Рогожское кладбище в отроческом возрасте. Из училища выходили те певцы, которыми некогда славилась старообрядческая Москва, выходили из него даже уставщики – знатоки устава церковного богослужения.

Но в 1835 году, во время очередных правительственных гонений на «раскольников» кладбищенское училище было упразднено, как не находящееся в подчинении Министерства народного образования и не подходившее по своему устройству под устав учебных заведений. При этом учеников было велено раздать родителям, а безродных отдать в кантонисты.

Староверы, не желая лишаться училища, тайно перенесли его за девять верст от Москвы, в село Новинки, что близ села Коломенское, где оно и просуществовало до 1839 года при тамошней старообрядческой часовне. В том же году оно было закрыто по распоряжению властей. Но в 1840 году обнаружилось, что училище не уничтожено, но перенесено в село Коломенское, которое считалось «филиалом» Рогожского кладбища.

В 1868 году купец Иван Шибаев (1830–1908) открыл в Москве, на Покровке, училище для старообрядческих детей. Однако в 1869 году полиция по распоряжению Министерства внутренних дел приказала закрыть это учебное заведение.

В 1879 году московские и петербургские староверы ходатайствовали о разрешении открыть на свои средства и под контролем правительства торговую школу, но в этом было отказано. Во всеподданнейшем прошении императору Александру II старообрядцы писали: «Мы чувствуем крайнюю нужду в просвещении и потому молим о повелении, дабы нам позволено было иметь свои собственные училища, низшие и средние. В них мы желаем воспитывать детей наших в страхе Божием и развивать их способности преподаванием точных наук и нужнейших чужих языков».

Более 30 лет ждали староверы положительного ответа на свое прошение: 14 октября 1911 года правительство разрешило открыть легальное церковное училище – Старообрядческий богословско-учительский институт. Для заведывания им был создан попечительский совет при общине Рогожского кладбища. В здании этой общины в Николо-Ямском тупике 10 сентября 1912 года начались первые занятия института.

Попечительский совет рассмотрел рекомендации староверческих общин и принял на первый курс без экзаменов 23 человека. Кроме того, к вступительным экзаменам были допущены еще 15 человек, из которых только 7 выдержали испытание. Из первых студентов 12 были крестьянского сословия, 6 – мещане, 9 – казаки, 13 студентов были сыновьями священников. Средний возраст учащихся составлял 16 лет.

Открытие института было отмечено торжественным молебном, который совершил предстоятель Старообрядческой Церкви – архиепископ Московский и всея Руси Иоанн (Картушин). После молебна архиерей обратился к Рыбакову, ставшему директором института, с пожеланием, чтобы он, получив доверие московского старообрядческого общества заведовать институтом, воспитал крепких в вере христиан.

Архиепископ Иоанн говорил: «На вас с надеждой смотрит не только Москва, но и вся старообрядческая Русь. Выпустите людей, знающих быт, нужды и запросы старообрядчества, людей религиозных. От того, каков будет институт, зависит вопрос и о самом образовании в старообрядчестве. Будет удачен пример – еще откроются институты, не будет удачен – старообрядчество оставит мысль о высших старообрядческих школах».

Так началась деятельность института. Поступить в него мог любой молодой старовер, от которого требовались свидетельство о звании и сословии, метрика, рекомендация духовного отца или местной общины. Обучение было рассчитано на шесть лет: четыре курса (или, как тогда говорили, класса) общеобразовательных и два специальных, богословско-педагогических. Таким образом, училище, хоть и называлось институтом, на самом деле было средним учебным заведением, устроенным по образцу учительских семинарий.

В первые четыре года изучались катехизис, литургика, история, церковнославянский, русский, греческий и немецкий языки, география, логика, математика, физика, церковное пение и основы иконописи. На двух специальных курсах изучались догматическое, нравственное и сравнительное богословие, Священное Писание, история старообрядчества, церковное право и педагогика.

Для педагогической практики студентов при институте в 1913 году была открыта начальная практическая школа с пятилетним курсом обучения. Ученики поступали в школу в 8 лет и, окончив ее, могли перейти в институт.

Основная задача институт а его учебным планом определялась так – воспитание подрастающего поколения в духе истинного православия: «Организация учебного плана должна стремиться дать ученикам за 6 лет достаточно широкую подготовку к практической и церковно-общественной деятельности в среде старообрядчества, подготовить из них желательных кандидатов для выполнения обязанностей священника, диакона и т. д. и выпускать старообрядческих учителей, вполне подготовленных к предстоящему им тяжелому и ответственному труду».

Опыт института в целом оказался удачным. Поэтому в 1913 году Рогожская община отвела землю под постройку специального здания. Весной 1914 года приступили к постройке двухэтажного строения в русском стиле по проекту архитектора Федора Ганешина.

В сентябре 1915 года институт переехал в новое здание, постройка и оборудование которого обошлись в 300 ООО рублей. Содержание института также требовало больших затрат. Попечительский совет обратился к староверам с призывом о добровольных пожертвованиях: «Община Рогожского кладбища обременена многими другими нуждами, требующими постоянных расходов, постепенно увеличивающихся. Необходимо создать для обеспеченного существования и развития института специальный институтский капитал. Полное обеспечение института требует не менее миллиона рублей неприкосновенного капитала, т. е. ежегодные расходы по содержанию института в полном его составе в нормальное время определяются в 40–50 тысяч рублей». Среди тех, кто откликнулся на это обращение, был известный фабрикант и благотворитель Арсений Морозов, подаривший в 1914 году институту библиотеку, купленную у наследников старообрядческого священника Елисея Мелехина.

С богословско-учительским институтом связаны имена многих выдающихся старообрядческих деятелей начала XX века. Например, в нем преподавали знаменитый проповедник – епископ Михаил (Семенов, 1874–1916) и талантливый иконописец и прекрасный знаток церковного пения Яков Богатенко (1881–1941). Ученики Богатенко, институтский хор, пользовались в Москве заслуженной славой, их часто приглашали во многие столичные храмы. Епископ Михаил написал несколько учебников для института и приходских школ: «Учебники по Закону Божию», «Катехизис или Краткое изложение христианской веры», «Учение о богослужении» и другие.

В 1917 году директором института стал непревзойденный начетчик Федор Мельников (1874–1960). К этому времени в институте обучалось 90 воспитанников, большинство которых было из провинции.

В 1914 году началась Первая мировая война, что печально отразилось на институте. Не удалось открыть два последних класса, поскольку учеников 4-го класса призвали на военную службу. Журнал «Церковь» писал об этом: «Почти весь состав первого выпуска воспитанников московского Старообрядческого института поступил в мае сего года в московское военное Алексеевское училище. Установленный курс они прошли блестяще и 1 октября получили производство в прапорщики. По случаю этого события воспитатели и преподаватели института устроили с ними, своими бывшими воспитанниками, братскую трапезу, за которой делились своими воспоминаниями из жизни института. Того же 1 октября новые прапорщики отбыли из Москвы в назначенные им войсковые части».

В сентябре 1917 года институт был преобразован в среднее учебное заведение – учительскую семинарию нового типа с четырьмя основными классами и двумя подготовительными, готовившую к поступлению в университет. После октябрьского переворота финансовое положение института стало крайне тяжелым.

Со страниц журнала «Слово Церкви» раздавались призывы к жертвователям о помощи и поддержке: «Надлежит выполнить гражданский долг перед родиной и старообрядчеством. Будем верить, что дружными усилиями руководителей и жертвователей институту удастся выйти благополучно из создавшегося положения. Всякая нравственная и материальная помощь особенно дорога теперь, когда институт переживает кризис». Но не многие откликались на эти призывы. А в 1918 году училище было закрыто советской властью.

Нельзя сказать, что идея о церковном образовании умерла сразу же после закрытия института. Продолжением института явилась Старообрядческая народная академия. Под этим громким названием в 1918 году в Москве открылись курсы по истории и культуре старообрядчества. Их целью было содействие просвещению староверов и ознакомлению общества с «древлим благочестием».

Одним из организаторов курсов был Иван Кириллов (1891–1974), в ту пору церковно-общественный деятель, а впоследствии крупный советский ученый-экономист. Он надеялся, что академия станет важным духовным центром: «Чем больше старообрядчество проявит в себе центростремительных сил, тем резче оно отграничится от прочего внешнего мира, тем прочнее оно будет в своей внутренней сущности, тем глубже выявится его сокровенная мысль, тем плотнее существо старой веры прикрепится к сердцам современных старообрядцев. Лозунг всего старообрядчества нашего времени должен быть: ближе друг к другу, дальше от всего того, что выходит по своему духу за грань старообрядчества».

В академии удалось провести только один учебный цикл – с 15 мая по 1 июля 1918 года. За этот срок 117 постоянных слушателей академии прослушали курсы лекций по старообрядческой истории, литературе и искусству. Были также прочитаны лекции по педагогике и экономике. Среди преподавателей были не только староверы, но и представители официальной Церкви. Например, лекции читали философ Сергий Булгаков (о современной обмирщенной культуре), историк Александр Кизеветтер (о строе древнерусского общества), князь Евгений Трубецкой (о русском возрождении в религиозной живописи).

После закрытия академии старообрядческие учебные заведения в Советской России прекратили свое существование. На долгие годы умерла самая идея возможности церковного образования. Книжная ученость и богословская грамотность вновь стали уделом немногих самоучек-начетчиков. Впрочем, необходимость в этих грамотеях исчезла: новая власть не интересовалась тонкостями богословия и не поощряла подобные интересы у граждан. Религиозные диспуты прекратились.

Да и некому было спорить и не с кем! Староверие медленно, но верно вымирало. Храмы и часовни заполняли пожилые люди, которым было не до богословских изысков. На многие десятилетия старообрядчество свелось исключительно к соблюдению внешней стороны «древлего благочестия». Богословие начетчика сменило «бабушкино богословие». Пропали любовь и интерес к книгам, пропала и культура книги. Часто со смертью верующих стариков молодежь относила на помойку оставшуюся «рухлядь»: книги и иконы, прежде бережно передававшиеся из поколения в поколение.

Возрождение церковного образования стало возможным лишь в конце XX века, когда в 1996 году на Рогожском кладбище было создано Старообрядческое духовное училище, первый выпуск которого состоялся в 1998 году.

Опубликовано: газета «НГ-религии» (приложение к «Независимой газете»), 2011, № 21 (303).

ЖИЗНЬ И СУДЬБА ВЛАДЫКИ ГЕРОНТИЯ

В биографии старообрядческого епископа Геронтия, как в зеркале, отразилась история «древлего благочестия» XIX–XX веков: от деревенского быта времен Александра II до лагерного беспредела времен Иосифа Сталина. Но, пройдя все круги исторического ада, владыка Геронтий сумел сохранить искреннюю веру и достоинство сана. Памятник его исповедничеству – бесценные воспоминания.

Будущий святитель, в миру – Григорий Лакомкин, родился 1 августа 1872 года в деревне Золотилово Костромской губернии, в семье старообрядческого священника Иоанна Лакомкина. Приход был бедным, поэтому поповской семье приходилось заниматься крестьянским трудом. К тому же о. Иоанн постоянно подвергался преследованиям властей, ведь для пристава и урядника он был «раскольником», «лжепопом» и «самозванцем». От тяжелой и беспокойной жизни священник заболел чахоткой и умер.

Под руководством старшего брата Григорий занялся изучением церковного пения и богослужебного устава. В 1896 году он женился на благочестивой девице Анне Дмитриевне Печневой. Позднее архиерей рассказывал, что по обычаю, принятому в деревне невесты, молодые должны были плясать на свадьбе. Но Григорий сам не стал этого делать и Анне запретил: «Если вы позволите танцевать, то уже будете не моя невеста, а сатаны! Тогда я должен оставить вечер и не считать вас своей невестой». Пляска не состоялась, и это удивило гостей, зашептавшихся, что «староверы упрямые, не хотят исполнять их местные обычаи».

В1899 году Григория забрали в армию, хотя он «ростом был мал и сильно худ». Епископ вспоминал: «Первый год проходил строевую службу при полной строгости в то время бывшей дисциплины. За отказ петь песни немало получал защечин и побоев. За неядение мясной пищи в посты – подозрение в уклонении от службы. На второй год определили в полковую канцелярию писарем».

Когда командир узнал, что Лакомкин «раскольник», отказывается ходить в полковую церковь и называет ее «еретической», то хотел предать его суду. Однако за Григория вступился полковой священник, и писаря не только не засудили, но и произвели в старшие писари.

В 1903 году Лакомкин вернулся домой, а в 1906 году был рукоположен в священники для села Стрельниково близ Костромы, где неожиданно умер настоятель. Рукополагал Григория нижегородский и костромской епископ Иннокентий (Усов). Он предупредил молодого пастыря: «Народ в Стрельниково очень увлечен в пьянство, люди характерные, вспыльчивые».

Старый Покровский храм в Стрельниково о. Григорий нашел запущенным: «Вместо амвона были шпалы неприкрепленные, иконы на гвоздях, без иконостаса, пожертвованы от прихожан. Кругом грязь и чернота. Потолок того и гляди обвалится».

Дела прихода были расстроены. Вдова прежнего настоятеля плакалась о. Григорию: «Народ здесь очень плохой, как звери, пьяницы. Дай Бог, хотя бы один месяц вы послужили! С голоду помрете».

Но усердием о. Григория храм был отремонтирован и перестроен, организована приходская школа, создано Братство трезвости. Стараниями настоятеля церковный хор из Стрельниково стал одним из лучших в России, а сельский приход – образцовым.

В 1908 году священник внезапно овдовел: Анна Дмитриевна умерла преждевременными родами. «Отец Григорий в это время находился в Нижнем, и там получил неожиданно телеграмму – матушка скончалась, скорее приезжайте. Сразу же поехал. Пароход по пути засел на мель, сутки простоял. Прибыл на четвертый день смерти. Печаль и горе для отца Григория были велики, а тем более что они жили меж собой очень хорошо, в полной любви, уважении».

В 1911 году на Соборе Православной Старообрядческой Церкви вдового священника избрали кандидатом в епископы для Петербургской и Тверской епархии. В Нижнем Новгороде 27 февраля 1912 года о. Григорий принял иноческий постриг с Ихменем Геронтия, а затем отправился в Петербург, где И марта был рукоположен в епископы архиепископом Иоанном (Картушиным). «Поставленный епископ Геронтий после хиротонии сказал подобающее слово. Немало нужно смелости человеку из деревни, призванному в модную и культурную столицу, сразу же осмелиться говорить к такой аудитории проповедь».

Владыка Геронтий был одним из деятельнейших архиереев Старообрядческой Церкви. Он участвовал в проведении Соборов, занимался миссионерской деятельностью, пекся о строительстве новых храмов и об открытии приходских школ. При нем в Петербурге был построен и освящен величественный кафедральный Покровский собор на Громовском кладбище.

Но вот наступил 1917 год. Отречение императора и последовавшая за тем анархия в одночасье разрушили привычный уклад русской жизни, в том числе и религиозной. Красный террор кровавой волной захлестнул страну. Начались новые гонения староверов: были уничтожены тысячи священнослужителей, разорены сотни храмов и все монастыри.

В Петрограде был взорван кафедральный собор, а в Москве закрыты все храмы Старообрядческой Церкви, кроме старинного Покровского собора на знаменитом Рогожском кладбище. Старообрядческий епископат был практически полностью истреблен. Большинство архиереев было казнено, некоторые томились в тюрьмах, и лишь единицы сумели скрыться за границей, в Румынии и Китае.

Епископ Геронтий был арестован 13 апреля 1932 года на своей ленинградской квартире после вечернего великопостного богослужения. Его отвезли в «Большой дом» на Шпалерной улице и посадили в одиночную камеру.

Впоследствии архиерей вспоминал: «Я полагал, что это была какая-то ошибка, так как я не чувствовал за собой никакой вины и думал, что меня должны через два-три дня выпустить, а особенно к воскресению. Но прошло воскресение – пятая неделя Поста, и Вербное пришлось тут же пробыть. И думаю, неужели и Пасху быть мне вне свободы? Да, пришлось. Очень и очень было печально».

За решеткой – в тюрьме и лагерях – владыке пришлось встретить еще ни одну Пасху. Он был осужден на 10 лет по 58-й статье тогдашнего Уголовного кодекса (антисоветская пропаганда и агитация).

После объявления приговора епископ спросил: «А больше нельзя?» Узнав, что большего срока не дадут, он сказал: «Слава Богу, что мне теперь 60 лет! До 70 лет я должен жить и честно срок отбыть. Тогда или умирать, или домой». Мужество святителя удивило судей и следователей.

Тяжело было владыке Геронтию в неволе! Инок, он не ел мяса, посему вынужден был питаться одним хлебом, отчего в тюрьме у него развилась цинга: «Ноги отекли так, что галоши не убирались. Я одну пару белья разорвал на портянки, так как стали зябнуть ноги… Зубы даже все начали качаться, на ногах – пятна цинги, а лечить нечем… Зубной врач предложил все зубы вытаскать, так как их рукой свободно можно было вынуть».

В лагере епископу позорно остригли бороду: «Нас с бородами было около десяти человек. Применили насилие. Мы все забрались на верхние нары и не шли к парикмахеру. Начальник применил хитрость и вызвал меня, как бы условиться о ношении бороды.

И как я сошел с нар, четверо взяли меня, кто за руки, кто за голову, и насильно остригли мне бороду, а потом и другим. Это было для меня особое горе и печаль».

Лагерное начальство, как могло, постоянно унижало верующих. «Среди лагерников были старицы неработающие и старики. Старицы были как монашки, у всех были на платьях и на одеждах кресты. И вот объявили, что их живых будут хоронить. Собрали их до 50 человек. До десяти могильщиков нарядили как духовенство в рогожные ризы, и дьяконы – стихари из рогожи. Вместо кадил – горшки на веревках. Повели их как бы на особое место хоронить. Дорогой злоумышленно пели развращенные как бы молитвы и ектеньи. Осужденные шли спокойно. Народу лагерников вышло смотреть более 1000 человек. Привели к месту похорон, пели издевательски-кощунственно. Нужно бы смеяться, но никто не смеялся. Приказано было кончить. Все разошлись. Также пошли в бараки и осужденные на смерть. Когда узнало об этом высшее начальство, попало всем – и выговоры, и аресты. Так оказалась указанная выдумка бесславна и во вред им самим».

Между тем в 1934 году скончался архиепископ Мелетий (Картушин), возглавлявший Старообрядческую Церковь с 1915 года. Местоблюстителем московского святительского престола был определен кавказский епископ Викентий (Никитин), но весной 1938 года он был арестован и погиб в тюрьме.

Церковь оказалась в непростом положении: все архиереи были уничтожены, в живых остались лишь епископ Геронтий и самарский епископ Иринарх (Парфенов), томившиеся в неволе. А на свободе находился только один архиерей – калужский и смоленский епископ Савва (Ананьев), престарелый и больной.

В 1940 году был освобожден епископ Иринарх. Он поселился в Костроме и был сильно напутан, когда власти предложили ему немедленно явиться к начальнику городской милиции. Владыка ожидал нового ареста, но каково же было его удивление, когда ему сообщили, что архиерея разыскивают московские староверы и просят срочно прибыть на Рогожское кладбище!

Приехав в Москву, владыка Иринарх вместе с протоиереем Василием Королевым, настоятелем Покровского собора, отправился в Калугу, к епископу Савве, который возвел Иринарха в сан архиепископа Московского и всея Руси.

Когда началась Великая Отечественная война, староверы старались помочь фронту. В Покровском соборе во время богослужения был организован тарелочный сбор «На оборону родины». Архиепископ Иринарх благословил выпуск патриотических листовок, которые распространялись среди верующих на оккупированных территориях.

Вот, например, послание архиепископа «возлюбленным во Христе братьям и сестрам, находящимся в Молдавии и Бессарабии», связанное с проведением советской армией Ясско-Кишеневской операции в августе 1944 года.

В послании говорится: «Радостью наполняется сердце от поступающих с фронтов Отечественной войны вестей: наша доблестная русская армия шаг за шагом очищает от немецких фашистов священную отчизну. Вот и вы, дорогие чада, более двух лет томившиеся под пятой оккупантов, снова можете свободно вздохнуть грудью и трудиться на благо своей родины… Дорогие и любезные чада! Сейчас, когда заря победы над врагом восходит на горизонте, от каждого из нас требуется самоотверженность в служении родине. Поэтому призываю вас, как любящий отец, не прельщайтесь неметчиной, помните заветы наших предков, ненавидевших всей душей ее. Покажите свою готовность любыми жертвами проявить свою любовь к родине и древле истинной вере Христовой! Помогайте быстрее восстановить разрушенное врагом хозяйство, повинуйтесь иже во власти сущим! Помогайте доблестным нашим воинам всем, чем только можете».

В 1942 году закончился срок владыки Геронтия, и он возвратился в Стрельниково, где прожил год, занимаясь восстановлением Костромской и Ярославской епархии. В 1943 году святитель был приглашен в Москву и назначен помощником архиепископа.

В мае 1945 года он вместе с владыкой Иринархом и о. Василием Королевым направил поздравительную телеграмму Сталину: «Слава о знаменательной победе вашей не померкнет во веки, и будущие поколения с гордостью будут вспоминать об этих днях русской славы».

В 1944 году старообрядческая Архиепископия получила разрешение на выпуск церковного календаря на 1945 год. Подготовкой издания занялся владыка Геронтий. Он надеялся, что затем власти разрешат выпуск и другой духовной литературы (например, журнала), а также позволят открыть курсы для подготовки священников. К сожалению, этим надеждам не суждено было осуществиться.

Выход календаря стал заметным событием церковной жизни, вызвавшим интерес даже у староверов-эмигрантов. В сентябре 1946 года владыка Иринарх получил из Белграда письмо от Дмитрия Васильевича Сиропсина, бывшего городского главы Нижнего Новгорода, богатейшего пароходчика и щедрого благотворителя, немало помогавшего Старообрядческой Церкви в начале XX века. Сироткин, приветствуя выход календаря, радовался, что увидело свет «такое богатое и полезное издание».

В январе 1950 года Дмитрий Васильевич, одинокий, старый и тяжелобольной, снова писал в Москву, на этот раз владыке Геронтию. Сироткин сетовал, что в Белграде мало староверов, нет священника, не к кому обратиться для исповеди и причастия. Бывший «владелец заводов, газет, пароходов» прбсил епископа научить, «как поступить в случае смерти».

Но в это время ухудшились отношения между СССР и Югославией, посему владыка, не желая быть заподозренным в сношениях с Белградом, написал секретарю Архиепископии: «На мое имя и мне прислано и получено письмо от Дмитрия Васильевича Сироткина из-за границы, из Белграда. Я никогда не имел и не имею переписки с людьми, находящимися за границей. На означенное письмо отвечать не желаю и не буду».

После войны Церкви наконец-то удалось пополнить епископат. В1945 году был рукоположен епископ Иосиф (Моржаков), на следующий год – епископ Вениамин (Агальцов), а в 1948 году – епископ Флавиан (Слесарев).