Текст книги "На все четыре... (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сысолов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

Смотреть на смертоубийство совершенно не хотелось. Было противно, но, в то же время, неодержимо тянуло поглазеть. Это как белая крыса у моего приятеля в ещё том, прошлом детстве. Глядеть на неё без отвращения я не мог, но, при этом, меня так и тянуло потрогать её длинный розовый хвост. Такое вот противоречие.

Тут было точно так же. За одним исключением. Мне нужно было смотреть. Нужно было понять сильные и слабые стороны противников, ведь я могу встретиться с любым из них в бою. Так что мне просто жизненно необходимо знать – чего можно ожидать от каждого из них. Если бы не это, я, скорее всего, просто свернулся бы калачиком на кровати и подушкой заткнул бы уши, чтоб не слышать довольное урчание толпы на улице. Так что, пересиливая себя, я стоял у окошка, наблюдая за схваткой.

При первом взгляде казалось – у Дона нет никаких шансов. Тонконогий мальчишка со своей спицей, против здоровенного бугая с кувалдой. Без вариантов? Вот только сам Дон был с этим категорически не согласен. Он вышел, гордо вскинув голову, бледный от переполнявшей его решительности. Отдал какой-то там фехтовальный салют и встал в стойку. Ну да. Говорили же, что он спортивным фехтованием занимался. Вот и посмотрим сейчас чего оно стоит в бою без правил.

Как оказалось, оно таки стоит! Пока Кадетский Блюз пытался, махая своей кувалдой, зацепить своего мелкого соперника, Дон, легко уворачиваясь от размашистых и неуклюжих выпадов противника (я же говорил: кувалда – глупое оружие. Инерция дикая. Какая разница, что его удар не заблокируешь, если блок никто и не думает ставить, легко уклоняясь?) уже в первые же пять секунд трижды ранил его. В бедро, в руку и в плечо. Все это легко и, как будто, играючись.

При том, было заметно, что мальчишка сдерживается. Не хочет наносить смертельного удара, хотя явно мог воткнуть свою спицу и в грудь. Но не делает. Ранения и всё. Ну его можно понять. Убить человека не так просто, как кажется многим диванным экспертам. Особенно в первый раз. Тут душой очерстветь нужно. А пацан явно ещё никого не убивал. Вот и сдерживается.

Это понял и Блюз. А еще он, похоже, наконец сообразил, какую глупость он совершил, взяв кувалду. Она не только не помогала ему в бою, а, наоборот, лишь создавала дополнительные сложности. И ещё он понял, что если вот прям сейчас, резко не поменяет свою тактику, то мальчишке даже не придется его убивать. Он просто истечет кровью и рухнет на песок.

И он нашел решение. Кувалда, пущенная его рукой, кружась полетела в мальчишку. Дон уклонился от головы кувалды, но длинная рукоять, выписывающая непредсказуемые финты, саданула его по левому плечу. Парнишку словно снесло. Он так и сел на задницу. А Кадетский Блюз тут же кинулся следом за своим оружием, расставив руки пошире. И явно намереваясь схватить уворачивающегося противника рукой, и… Не знаю, что он там думал делать дальше. Придушить его? Свернуть шею? В общем, он собирался использовать по полной свое преимущество в силе и покончить с ним голыми руками.

Падение мальчишки на задницу было для него подарком небес. С радостным ревом он навалился на него, опрокидывая навзничь и наваливаясь сверху. Всё? Хана пацаненку. Хотя…

Мальчишку под этой тушей было совершенно не видно. Только одна спина Блюза и… окровавленное жало шпаги, торчащее у него из спины между лопаток. Несколько секунд ничего не происходило. Все замерло, а потом Блюз завалился набок, а из-под него показалась щуплая, полностью залитая кровью фигурка его противника. Все! Победа. Глаза у мальчишки были совершенно очумевшие. Он не сводил их со своего поверженного противника и, похоже, ничего больше не замечал вокруг. Ни дикого рёва трибун, ни захлебывающегося голоса ведущего из динамиков, объявляющего первого победителя… Ничего не видел и не слышал. Для него существовал только он сам и вот этот труп.

А потом победителя вывернуло наизнанку прямо там же. На арене. Впрочем, зрителям это тоже нравилось. Шутки и смех служили ему наградой. Весело же. Я же, отойдя от окошка, рухнул на свою кровать. Больше мне там смотреть нечего.

А ночью мне не спалось. Уже и Сова тихо засопела, уткнувшись мне в плечо носом (блин, как же она мне Еву напоминает то, не смотри, что впятеро ее старше!), а я все лежал, слепо пялясь в тёмный потолок. Очень уж на меня подействовала смерть Кадетского Блюза.

Казалось бы, что мне с него? Не друг, не приятель. Да и просто приятным в общении парнем его не назовешь. Ан нет. Зацепило. Вот только же днем я с ним разговаривал. А прошло несколько часов и всё… Нет больше Блюза. И уже никто не раскроет тайну его дурацкого прозвища. (Нет, то что он в кадетском классе учился, вполне можно допустить. Но Блюз-то почему? И не просто Блюз, а именно Кадетский. В комплекте, так сказать.) Не скажет, почему он так подставился, выбрав кувалду (ну глупость полная же!). Не вспомнит общих знакомых, и не получится его сагитировать на совместный побег. Ничего этого уже не будет. Был парень и не стало его.

А, главное, мальчишка, прикончивший его, ни в чём не виноват, по большому счету. Он просто хотел жить сам. И до последнего старался не наносить смертельного удара. Нет, Дон ни в чём не виноват. Так-то сказать, мальчишка вызывал у меня даже большую симпатию, чем сам Блюз. Хороший парень.

А если кто и виноват в случившемся, так это бесчеловечная практика устраивать гладиаторские бои. Шварц виноват! И Цвет. И Фикса. Сама ситуация не предполагает другого исхода.

В общем, я терзался душевными муками как последняя институтка. Сам злился на себя за это, но уснуть не мог никак. И, именно это, в итоге, и уберегло меня от крупных неприятностей.

Приближающиеся шаги и негромкие голоса я услышал издалека. Трудно не услышать что-то когда других звуков-то особо и нет. Но, поначалу, не придал им значения. Мало ли кто ходит по ночному лагерю? (Хотя, действительно, чего вдруг не спиться людям-то?) Но когда их шаги остановились как раз напротив моей коморки, я насторожился. Ой, не к добру это. Ну а когда они, стараясь действовать потише, стали отодвигать запор на дверце, тут и вовсе не осталось никаких сомнений. Это ко мне.

Я выскользнул из кровати максимально осторожно, стараясь не потревожить спящую Сову. Но девочка спала уж очень чутко. Тут же вскинулась со сна. Едва успел прикрыть ей рот ладонью и приставить палец к губам. Тсс… Тихо, девочка, тихо. Сова понятливо прикрыла глаза, соглашаясь, и я отпустив её, скользнул к открывшейся двери.

Проникшую ко мне в комнату троицу я знал. Это были Цвет, Фикса и один из внутренних охранников. Только не Сиплый (попадавшийся мне на глаза чаще остальных), а его напарник. Хлюст.

Пока они все трое, сгрудившись около входа, подслеповато хлопали глазами (ну еще бы! После яркой июльской ночи, где в небе царствует полная луна, а на небе ни облачка, и, потому, видимость почти как днём, нырнуть почти в полную темноту коморки с крошеным окошком – тут нужно потратить несколько секунд, чтоб зрение привыкло), я плавно, буквально на цыпочках, качнулся к ним вдоль темной стены, чтоб раньше времени не спалиться.

Что они задумали – я не знаю. Но мне явно не понравилось бы их затея. Вот же злопамятный сучонок, этот Цвет! Что он хотел? Убить меня? Вряд ли. Навлечь на себя гнев Шварца он явно не рискнет. Избить? Это уже ближе. Хотя я, после схватки с Куктаем, и так не совсем в форме, и ещё больше это усугублять… Рискованно. Вот шокером помучить – это запросто. Особенно, если мощность сделать поменьше, чтоб сознание не терял. А может через Сову на меня надавить? Типа, меня трогать нельзя, так мы её того самого? Так ведь и её тоже нельзя! Шварц слово давал. Короче, чёрт его знает, что он задумал, но точно буду против.

И потому, метнувшись вперед, хватаю за запястье руку, шедшего первым Хлюста, с зажатым в ней шокером, вытянутую вперёд в сторону моей кровати. Второй рукой хватаю эту же руку за локоть, беря её на излом и выворачивая её в сторону Фиксы, шедшего вторым. Расчет оправдался на все сто. От неожиданности и от боли, Хлюст автоматически нажал на пуск, и короткий разряд заставил Фиксу затрястись и рухнуть на пол. Бинго!

Цвет, замыкавший шествие, испуганно качнулся обратно, и в его руках вспыхнул слабенький фонарик. Я же, укладывая на пол Хлюста (по прежнему держа на излом его руку за запястье и локоть, так что он, практически, сам падает на пол, только б руку сохранить), разворачиваюсь к нему чуть ли не спиной. И снизу, из неудобного положения бью ногой куда-то в сторону Цвета. Удар вышел паршивым (ну какой из меня ногомашник?), но фонарик из его рук вылетел, а сам он впечатался в тену комнатки. Страйк!

И тут маленькая фигурка кидается и подхватывает с пола выпавший-таки из рук Хлюста шокер. Прежде чем сообразить, что это Сова кинулась мне помогать, я чуть не приложил её локтем. А она, завладев игрушкой, с мстительным удовольствием вырубила сначала Цвета, а потом и Хлюста, которого я отпустил, после того как обезоружил.

У меня ещё мелькнула мысль: "Вот он шанс наш на побег! Лучшего уже не будет"… И я уже шагнул к двери, намереваясь выскочить наружу, как с улицы вспыхнули мощные ручные фонари. (Не чета дешевому светодиодному фонарику у Цвета), залязгали затворы автоматов (о, этот звук ни с чем не спутать), и грозный голос закричал:

– Всем оставаться на своих местах!…

К утру вся суета утихла, а непонятки разрешились. Цвет не хотел меня убить. И, даже, и бить не планировал тоже. Он собирался вырубить меня шокером, связать, и… Грязно надругаться. Опустить, так сказать. Мол, «боец в порядке, может драться. Подружку, как и велено, никто не трогал. А то, что в жопе у него болит, так мало чем ночью они вдвоем тут занимались?» Короче, мне безумно повезло, что не спалось мне этой ночью.

А с автоматами кто были? Так это же Кержак со внешнею охраной подоспел. Как я понял, он-то с самого начала в курсе затеи был, но не спешил пресечь, а норовил поймать собственное начальство на горячем. Не знаю уж, планировал ли он шантажировать Цвета, или же изначально планировал устранить его, дискредитировав и занять его место, но, в итоге, воплотился именно второй вариант.

В итоге кратких разбирательств (Шварц лично притащил свою жирную задницу), Кержак стал новым управителем Колизея. Не замешанный в ночном нападении Сиплый получил повышение до начальника внутреннего распорядка (место Фиксы), а зам Кержака по внешней охране Часик занял место своего шефа, ушедшего на повышение.

А Цвет, Фикса и Хлюст, разочаровавшие Шварца, пошли на списание. В самом натуральном виде. Как мне сказали, они все выйдут на арену рядовыми гладиаторами. Но, уже, в следующем турнире. В сентябрьском уже. Услышав эту новость у меня закралось смутное сомненье, и я, спросив у Кержака, убедился в собственной правоте, что да. И в этом турнире есть провинившиеся подручные Шварца.

Тот же Фрик-Шарфик, как и Цвет, был раньше любовником больного жирного ублюдка, но получил отставку и списание.

Сторчавшийся Гера тоже умудрился так спалиться и напортачить, что и его сочли бесперспективным и списали.

А Курок, перспективный боец, вывел из себя Шварца своим независимым (да ладно б независимым, а то откровенно презрительным поведением по отношению ко всем окружающим, включая и собственного лидера) поведением и неуживчивым характером. В итоге – списали и его.

А, в общем, всё хорошо, что хорошо заканчивается. Подумаешь, что ночью мне поспать так и не пришлось совсем. Зато тылы свои я уберег от покушений. Сменилось лагерное начальство, от откровенно враждебного, до, минимум, нейтрального, а то и вовсе даже симпатизирующего мне. Ну не мне самому по себе, такому классному, а мне, как инструменту, позволившему Кержаку провернуть его интригу и подняться выше в местной табели о рангах.

Этот день был похож на предыдущий. Ну, может, жарило чуть чуть поменьше (хотя за тридцать было всё равно), да облачка порою тень давали. Но жарко было снова, почти как и вчера. Опять возникли зонтики и бочки… Жратва была получше чем обычно. И, даже, по двое, по трое нас стали на площадку с турниками-тренажерами выпускать. Тут же на стадионе, сразу за беговыми дорожками у уголке. Мол, форму ж надо сохранять. Короче, новый управитель с энтузиазмом взялся за дело.

Когда подошла моя очередь идти на тренажеры, мне в напарники достался Грека (третьей шла моя верная тень – Сова). Кержак, похоже, серьёзно отнёсся к вопросам безопасности, и ни с Куктаем, ни Курком (или кто там еще буйные-неадекватные-то?) меня не ставил.

Грека оказался вполне компанейским парнем. Не таким букой, как Кадетский Блюз вчера. Он охотно говорил в перерывах между подходами к турникам или тренажерам. А к разминке, а, после, и к силовой подготовке он подошел ответственно, не то что я.

Я-то толком позаниматься и не смог. Укушенное плечо не давало ничего делать. На малейшую нагрузку отвечая вспышками боли. Хотя ночью на адреналине я про него забыл. Действовал как здоровый.

Но вот утром во время перевязки вспомнил о нем снова. Место укуса воспалилось и опухло. Ладно хоть не загноилось. Но огнем жгло просто ужас! Да ещё и температура, похоже, поднялась. Ведьма недовольно покачала головой и вручила мне какую-то таблетку. Цитрамон или парацетамол. Хрен его знает, короче.

В общем, я был не совсем в форме и, потому, особо не нагружался физикой. Через не могу тоже не всегда стоит что-то делать. Боль есть сигнал, что в организме не всё в порядке, и к этому сигналу стоит прислушиваться.

А вот Грека отрывался за нас двоих. Парень он здоровый, крепкий. Здоровее его тут только два великана – Мосол и Качан. Все остальные мельче… Ну, Кадетский Блюз ещё был ему под стать. Но его-то уже больше нет, и Грека единолично занял третье место по мощи.

Как я уже сказал, он оказался компанейским парнем и был не прочь поболтать. Мне-то, кроме как поболтать, особо и делать нечего было, а он в перерывах, а то и в процессе, отвечал мне…

– Фамилия? Нет, не Греков. Александров моя фамилия.

– А прозвище тогда откуда?

– А, так это… Я ж раков ловил постоянно. Голыми руками. Как в считалочке. Они так-то в норы прячутся, а палец им подсунешь– они его клешней цап, и вцепится, хрен оторвешь просто так ещё. Ну а я выдергиваю сразу. Так и ловил.

– Больно, наверное?

– Да ерунда. Терпимо. Зато верняк. Раколовкой ещё поймаешь или нет, могут и разбежаться, а тут идёшь и только раз, раз, раз… И в ведро кидаешь. Быстро и надежно. Только места надо знать.

– А ты знаешь, получается?

– Знаю, – Грека малость погрустнел. – И эти скоты, похоже, знали. Или выследили меня? Кто теперь скажет. Прям там на реке меня и взяли.

– Я вот что спросить хочу, – постарался увести разговор от неприятной ему темы (вдруг еще замкнется, как Блюз вчера?) – Раки, они же со дня всякое едят… А В Тоболе наверняка мертвецы плавали? Зимой-то, по любому, кто-то да решил трупы в речку в прорубь скинуть. Типа, «река унесет».

– Да что ты мнешься как девка на первом свидании? Да, раки жрут трупы. Именно там на отмелях, ниже по течению, их и много, куда река мертвецов прибивала.

– И вы их ели? – осторожно спрашиваю его.

– А что такого-то? – вроде как, даже удивляется Грека. – Раки и есть раки.

– Но они же человечину едят!

– И что? Вот ты, например, медведя подстрелишь, про которого точно знаешь, что пару месяцев назад он грибника схарчил. И что? Ты его мясо есть не будешь?

– Н-н-не знаю, – даже растерялся я. – Если в тот же месяц, как он съел – точно нет. А через пару месяцев…. Не знаю.

– Ну, хорошо. Ты медведя есть не стал. Но мясо выкидывать жалко и ты этой медвежатиной свиней своих накормил. И что? Свиней этих тоже жрать потом не будешь?

– Почему? Свиней – буду. Они же не человечиной кормлены.

– Медвежатиной, ага. Который человечину ел. Как промежуточное звено, значит, канает? А какая разница, в принципе-то?

– Ну, не знаю, – не сдавался я. – Я б, наверное, не смог раков есть, если б знал, что он с трупа кормился.

– Не голодал ты по настоящему! – немного сумрачно ответил Грека. – А когда мелким жрать нечего? Когда они от голода норовят только что посаженную картошку, ещё не взошедшую даже, выкопать и съесть? Там ракам, как манне небесной, рад будешь. И тебе уже глубоко похрен, что там они жрали до этого.

– Но ты же с Увала? У вас, говорят, мощный анклав. Много магазинов. Пограничный институт, Сельхоз-академия, с Кетовским совхозом контакты? Откуда у вас голод-то?

Грека помолчал, немного искоса поглядывая на меня, и, наконец, решился. Сказал вполголоса:

– Это я этим сказал, что с Увала. Так-то меня ниже по течению поймали. Напротив Белого яра. А на самом деле мы ещё дальше живем. Приволье. Это рядом с Галкино вторым.

– Понятия не имею где это.

– Короче, это на том берегу в сторону Падеринки. Немного не доезжая. В лесу деревушка маленькая.

– Далеко это? Ну Падеринка ваша.

– Ну если черту города от Омского моста считать, то километров 10–12. До аэропорта, получается, 15 будет, наверное.

– Ну, в принципе – рядом.

– Так-то да. Но на том берегу. А мостов рядом нет. Омский самый ближний. Да и в лесу спрятана деревенька. Короче, место укромное. Потому-то про нас никто, до поры, не знает. Вот только и выживать самим приходится… А кроме меня там взрослых нет. И, потому, мне никак нельзя проигрывать! Без меня мои не выживут. Мне кровь из носа нужно вернуться домой.

И Грека снова пошёл на тренажеры. А я внезапно помрачнел. Мне тоже никак нельзя проигрывать. Как там они справляются без меня? Почему-то резко заболело сердце. Я аж удивился. Никогда с сердцем проблем не было. Ни в той жизни, ни, тем более, здесь. Какое нафиг сердце в 14-ть то лет? Но вот ноет, и не пойми отчего. Неприятность, что ли, чует? Настроение катастрофически упало.

Эльба

Как не странно, малыши не плакали. Сгрудившись в кучку они испуганно таращились на крохотное синее тельце, вытащенное из воды. Зато рыдала в голос опять не досмотревшая за мелкими Кира. Да и другие девчонки не отставали. Даже Немец и Шрам стыдливо прятали глаза. Не пристало серьёзным парням проявлять слабость. Морщат сурово лица. А в глазах всё та же растерянность и беспомощность, как и у самой Эльбы.

– Как мы Шише об этом расскажем, когда он вернётся? – хмуро спросил Шрам, – Типа: «прости, но мы не уследили?»

– Заткнись, а? Без тебя тошно, – поморщилась Эльба. – Что с Кирой делать, лучше скажите? Опять у неё косяки. То вон Алиска к Тётке от присмотра сбегает, то, теперь вот…

– А что, Кира, – вроде как, даже удивился Шрам. – Она сама ещё соплюха зелёная. И, кстати, плавать тоже не умеет. Даже если б увидела, ничем бы помочь не смогла.

– Она не увидела! И, не в первый раз уже. А плавать надо учить, значит! Всех учить! Чтоб больше подобное не повторялось. Даже самых маленьких!

Эльба отвернулась, пряча собственные слезы. Что говорить Шише – она и сама не знала. Его "дочка" же.

Глава 8

Настроение у меня ещё больше ушло в минус, когда вернувшись с Грекой с тренажеров, первой, кого я увидел, была эта «Хатико» в девичьем исполнении, опять упрямо стоящая у прутьев решетки и с надеждой смотрящая на проходящих мимо. Все милого своего ждёт? Похоже на то.

По её обреченно подавленному виду было ясно, что всё про своего избранника она уже поняла. Но и уйти, плюнув, она тоже не могла. Похоже, где-то на самом дне её сознания ещё теплилась робкая надежда на чудо. А вдруг? А вдруг он всё-таки придет сейчас? И она опять покорно стоит у ограды.

Смотреть на это было откровенно тяжело. Ну почему девчонки такие дуры? Почему? Вечно влюбляются во всяких уродов? Блин, да ни один парень недостоин такой собачей преданности. Тем более этот Иуда. Но ей же это не объяснишь. Вот и остается только досадливо морщиться, натыкаясь взглядом на её фигурку.

Впрочем, глаза она мозолила не одному мне. Я и сам не увидел в какой момент к ней подошел армянчик Браза и нахально попытался приобнять ее.

– Э-э, красавица, зачем грустишь одна? Плюнь на этого Краба, не придет он. Хочешь я тебя утешу?

Доброволец издевался. Об этом яснее ясного говорил его глумливый тон и ехидная усмешка. Нава вырвалась из его объятий и, чуть отскочила в сторону, но ничего не сделала нахалу. Даже не огрызнулась. Нет, девчонка тут явно по ошибке. Не знаю как она своей шашкой владеет, но по характеру она не боец. Совершенно.

– Отвали от неё, козел! – тонкий мальчишечий голос звонко прогремел на всю арену. Вот кому бойцового духа не занимать.

Дон – вчерашний триумфатор стоял перед армянчиком, выпрямившись во весь свой невеликий рост, гордо вскинув подбородок и сжав кулачки. Он весь был как одна натянутая струна. По всем прикидкам, он должен пластом лежать весь день, занимаясь самобичеванием и переживаниями после первого убийства в своей жизни. А он вот… Стоит, едва ли доставая своей макушкой до подбородка Бразы, и метает молнии из глаз. Боец!

– Э-э, ты, слышь. Ты чо такой дерзкий, салага? Если первый круг прошёл, так уже в себя поверил?

– Тебе же ясно сказали: оставь девчонку в покое! – Рядом с напружиненным мальчишкой возник куда более серьезный защитник в лице Арбуза. Всё-таки видна в ним какая-то военная косточка, видна.

– Э-э, а твое какое дело? Ты куда вообще вылез? Тоже утешать лезешь? Так я первым был. Твой номер двадцатый, понял, да?

Мы с Грекой переглянулись и, не обмолвившись ни словом, молча поднялись на ноги и тоже двинулись к месту разборок.

– Усохни, «утешитель» – из-за второго плеча Дона, и не думающего уходить, появилось злое лицо Серафимы-Хиросимы. – Вали давай. Тебе же русским языком сказали: тебе тут не рады.

– А ты чо так базлаешь? – Браза тоже злобно щерится в ответ, но обороты сбавляет. Одно дело наезжать на безответную жертву, или, даже, на мелкого пацана и, совсем другое дело, когда напротив тебя стоит трое противников. Поневоле призадумаешься. – Тебя вообще кто спрашивает? Твой день 8 марта, так что сиди и молчи.

– Съе…сь отсюда, обезьяна, – напротив Бразы уже стояло не трое, а пятеро противников. Мы с Грекой присоединились к линии защитников, встав по краям. Впрочем, линия была не прямой, а изгибалась дугой, охватывая армяшку в полукруг. – Или ты человеческого языка не понимаешь? – Ну Грека был «сама дипломатичность».

– Э-э, брат, зачем обзываешься? – армянчик откровенно струхнул и давал заднюю, аж отступил на полшага назад, ну Грека-то выглядел представительно. Здоровый кабаняка. – Мы с тобой не конфликтовали…

– «Не брат ты нам, гнида черножопая!» – я не мог упустить возможность произнести эту крылатую фразу. Впрочем, местная молодежь если и смотрела этот фильм, вряд ли растаскивала его на цитаты. У них свои фильмы и герои. А мне с детства мечталось произнести эту фразу с таким же гордым и независимым видом. – Беги отсюда, пока можешь.

Не знаю, что он мне ответил бы, но договорить нам не дали. К нам несся Сиплый, размахивая своим шокером. Причем, не один, а парочкой новых охранников.

Впрочем, и он не стал накалять и без того наэлектризованную обстановку. Вклинившись между нами он, криком, и размахивая своей игрушкой, развел всех по разным углам ринга. Однако, довольно мирно. Даже никого не вырубил. Так тут это и не понадобилось. Браза, словно только дожидался его прихода, сразу сдал назад и усвистал к себе в коморку. Да и мы, лишившись противника, не стали лезть в бутылку и разошлись без споров. Но настроение у меня, вроде, выровнялось…

Но не надолго. Ровно до начала вечернего представления. Как только увидел в окошке толстую тушу Шварца и его стеклянный барабан, так сердце снова заныло от дурных предчувствий.

– Первый участник сегодняшнего боя у нас под номером 16, – ведущий с почтением приял в свои руки шар, вынутый ему Шварцем, глянул в свой список, и тут же с тройным воодушевлением заорал во все горло. – Это наш непобедимый чемпион! Качан! Герой мая месяца! Прошедший подобный турнир от самого начала и до конца и победивший всех своих соперников!

Мда, чемпион это кисло. Не хотелось бы попасть на него. На все четыре боя (1/8 финала, 1/4, 1/2 и финал) меня почти наверняка не хватит. Но мне кровь из носу нужно возвращать Сову домой, так что я надеюсь, что, хотя бы, первый противник окажется мне по силам. А нарваться на чемпиона в самом начале… Не, не хотелось бы.

– Второй участник сегодняшнего боя, – ведущий принял и второй шар, поданный ему толстяком – номер 9!.. Это Нава!

Чёрт. Сердце опять резко кольнуло в груди. За что так девчонке-то?

Она вышла из своей каморки с таким видом, словно не понимала, чего от неё хотят. На ее лице казалось остались одни только глаза, полные невыносимой тоски и печали. Да и вообще, девчонка казалась уже больше чем наполовину там… За кромкой. А здесь только бледная тень от прежней Навы.

Создавалось впечатление, что она не осознает, что происходит. На сунутую ей в руки шашку она посмотрела чуть ли не с изумлением. Что за бессмысленный предмет? Единственное, что еще вызывало у неё некое подобие интереса – беснующиеся лица зрителей. Она подошла к решётке, окружающей арену (забытая шашка упала на песок), взялась за прутья решетки и долго всматривалась в зрителей, словно искала кого-то.

Не найдя искомого, она опустила голову. И, хотя, водопад распущенных черных волос закрыл ей лицо, я был уверен – девчонка плачет.

– Отпустите девку! Вы что, не видите, она не в себе! – крикнул кто-то запертых гладиаторов. Кажется это был Арбуз?

– А ну, завалил хлебало! – рявкнул выскочивший на арену Сиплый и саданул дубинкой по окошку говоруна.

Он с напарником подскочили к Наве, сунули ей в руки подобранную шашку и подвели к центру ринга, где все это время возвышалась гигантской статуей туша Качана. Поставив девчонку напротив чемпиона, надсмотрщики тут же порскнули в стороны.

Нава подняла голову. Она посмотрела на шашку в своей руке, на настороженного Качана, выставившего перед собой свой меч, на беснующихся зрителей и, кажется, до неё-таки дошло что все это значит. Понимание осветило её лицо. Отведя руку с зажатой в ней шашкой максимально далеко от себя – буквально параллельно земле, она разжала ладонь. Клинок мягко упал в песок арены. Сама же она делает шаг навстречу Качану и опускается перед ним на колени, протягивая руки и наклоняя голову. Волосы опять скрыли ее лицо, но вся эта мизансцена и без того была ясна, как божий день. Она отказывается сражаться, принимая всё что преподносит ей жизнь со смирением святой.

Качан был явно растерян. Он недоуменно глядел на коленопреклоненную девичью фигурку. Потом поднял взгляд и озадаченно оглянулся по сторонам, словно в поисках подсказки, и поднял взгляд на вип-трибуну, где восседал Шварц.

Взгляды двух толстяков встретились. Шварц, словно только этого и ждал (и, как будто, много раз это репетировал) медленно и величественно поднял свою жирную лапку, сжатую в кулак с оттопыренным в сторону большим пальцем. Протянул её вперед и резко повернул кулак пальцем вниз. Тоже мне, «император недоделанный» выискался. «Вершитель судеб». Тля!

У Качана расширись глаза. Он перевел взгляд на девочку, на её шашку, лежащую в стороне, снова перевел взгляд на Шварца и подбородком указал на неё, недоуменно вскинув брови. Шварц нахмурился и тряханул своей рукой, подтверждая – палец вниз! Убей!

Качан опять посмотрел на девочку. Нахмурился уже сам. Поднял взгляд на всесильного правителя и медленно отрицательно покачал головой. Взбешенный отказом Шварц ещё раз потряс кулаком, показывая свою волю, но Качан отвернулся от него. Поставив свой меч острием вниз перед собой, он положил свои руки на его крестовину и, гордо подняв голову, застыл неподвижной статуей, отказываясь смотреть куда бы то ни было. Ни на девчонку у своих ног, ни на беснующегося правителя восточников, ни на притихшую толпу. Он смотрел вперед. В никуда.

Ситуация явно патовая. Как заставить сражаться тех, кто отказывается это делать? Да хрен его знает! Не думаю, что надсмотрщики рискнут подталкивать Качана силой, когда у него в руках его дрын. И, что же делать?

Похоже, об этом задумался и Шварц. Подозвав к себе взмахом руки подскочившего Кержака, он что-то приказал тому. И Кержак, послушно кивавший на каждое сказанное ему слово, мгновенно испарился.

Потянулись тягучие минуты напряженного ожидания. Ничего не происходило. Качан по прежнему стоял неподвижной статуей, кажется, даже, не шелохнувшись. Шварц чего-то ждал, откинувшись на подушки на своём лежаке. И только Нава, видимо устав стоять на коленях, опустилась на песок и легла на бок, свернувшись в комочек. Все чего-то ждали.

И они-таки дождались! Минут через двадцать распахнулась калитка в решётке, ограждающей арену, и Кержак с Сиплым впихнули внутрь… Да-да. Того самого Кирилла-Краба, что задурил голову девчонке.

– Если она не встанет, то с Качаном будешь драться сам, – злобно шипел ему в спину Кержак.

Толстяк, похоже, услышал эти слова и статуя, которую он изображал, шевельнулась. Повернув голову в сторону нового действующего лица, он кончиком своего меча подцепил валяющуюся шашку и швырнул её к его ногам. Словно говоря: "Давай. Бери и покончим с этой мелодрамой"

Но нет. От боевого оружия этот трус отпрянул, как черт от ладана. По огромной дуге, стараясь всё время быть максимально далеко от стоящего в центре чемпиона, он испуганной крысой просеменил к лежащей девушке.

Схватив её за плечи, он жарко обнял её, осыпал поцелуями её лицо, что-то горячо шептал ей на ухо, и девушка начала оживать. Да как так-то? Ну что? Что девушки находят в подобных слизняках?

– Не слушай его! Не слушай! Пусть сам дерется! – я не мог больше молчать, и, обхватив руками решетку на окошке своей камеры, заорал во мощь своих легких. Тут же, как из под земли вырос Сиплый с дубинкой в руках. С силой саданув своим дубинотором по прутьям решетки (я едва успел руки отдернуть, а то бы все пальцы мне переломал) он злобно зашипел:

– А ну быстро пасть заткнул!

– А ты зайди ко мне внутрь, – меня просто трясло от ненависти, и страха не было совсем. В тот момент я был готов выйти с голыми руками, не то на что вооруженного Сиплого, но и против самого Мосла даже. – И заткни меня!

Он не рискнул. Он умчался дальше, туда, где через одну комнатку от меня точно так же что-то кричал Арбуз… Не помогло.

Это ничтожество всё же смогло запудрить мозги бедной девчонке. Уговорил, наобещал чего-то, осыпал её всю поцелуями и, чуть ли самолично, всучил ей в руки брошенную шашку. А девчонка ожила. Слегка порозовела, в свой клинок вцепилась, как утопающий в спасательный круг, а на возвышающегося в центре чемпиона смотрела, хотя и не без опасения, но с железной решимостью.

Трусливый же герой-любовник отскочил обратно к калитке в решётке и потряс её, требуя его выпустить. Впрочем, Кержак, стоящий снаружи, не спешил его отпускать. И, только, уловив движение руки Шварца на трибуне и рассмотрев его недовольную рожу, всё таки отпер замок.