Текст книги "Записки командующего-десантника"

Автор книги: Дмитрий Сухоруков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Развивая наступление, войска стремительно продвигались вперед, обходя узлы сопротивления немцев, все глубже вклиниваясь в боевые порядки про-

20

тивника, рассекая и уничтожая его по частям. Был взят город Папа. 27 марта части 104-й дивизии вышли на реку Раба, которой прикрывались подступы к городу Шарвар.

Река Раба представляла серьезное препятствие. Ее ширина местами доходила до 40-50 метров, глубина до 3,5 метра. Правый берег высокий, обрывистый. По берегу немцы заранее создали оборонительный рубеж.

Нашими войсками с ходу был захвачен плацдарм на противоположном берегу, а в ночь на 28 марта эта водная преграда была форсирована.

Командование нам не давало передышки, требуя не снижать темп наступления и преследования противника. Двигаясь в колонне, там где это было возможно, мы спали на ходу. Оказывается, можно идти в строю и спать. При выходе к левому берегу Рабы наш батальон стал выдвигаться на свой участок, прикрываясь насыпью вдоль берега. Я и сейчас, вспоминая, не могу понять, почему я взял у кого-то велосипед, залез на насыпь и поехал по ней на виду у противника, траншеи которого были на противоположном берегу. Наши солдаты, идущие внизу под прикрытием насыпи, силой стащили меня с насыпи, наградив при этом нелитературными словами. И на этот раз судьба меня пощадила.

Батальон вышел на указанные ему исходные позиции. Мы с комбатом обошли все роты, проверили, как командиры уяснили свои задачи, и вернулись на командный пункт батальона. Вблизи стоял небольшой кирпичный дом. Мы зашли в него, он был пуст, в комнате один стол и несколько стульев. Из коридора лестница вела на чердак. Мы на это не обратили внимания и, как потом оказалось, – напрасно.

Майор Д. И. Глушаков за время нашей совместной службы никогда не брал в рот ни капли спиртного. На этот раз, войдя в дом, он обратился ко мне: «Дима, а у нас ничего нет выпить?» Я ответил: «Конечно, найдем, но ведь вы не пьете». – «Мне почему-то очень хочется». – «Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем».

21

С нами был заместитель командира батальона старший лейтенант Александр Майков. Позвали с улицы ординарцев.

На стол поставили две фляги со шнапсом, кружки и банки с тушенкой. Налили, выпили за то, чтобы была удача завтра при форсировании.

Слышим, летит мина. Падает вблизи дома, разрыв. Дмитрий Иванович просит налить еще. Пьем. С характерным шелестом летит вторая мина, взрыв с другой стороны дома, в комнате отлетает штукатурка.

Я говорю комбату: «Пора, надо уходить». Во дворе ординарцы уже вырыли щели. Выбегаем из дома, бежим к щелям, опять характерный полет мины. Я толкаю ординарца Сашу Лебедева в щель первым, взрыв, падаю на него. Левой руке стало вдруг очень тепло, чувствую – пошла кровь. Полета мин больше не слышно, вылезаем из щели. Ординарец, разрезав ножом рукав моей гимнастерки, бинтом перевязал рану. Оборачиваюсь и вижу: в нескольких сантиметрах от своей щели, лежит Дмитрий Иванович лицом вниз. Подбегаем к нему. Крупный осколок мины пробил под левой лопаткой большое отверстие и застрял в теле. Издав хрип, майор скончался. Так погиб наш комбат. Мы его любили, он для нас был как отец. До сих пор меня мучает вопрос: не было ли у Глушакова предчувствия?

Выяснилось потом, что на чердаке того дома сидел корректировщик, немецкий офицер. Позднее его захватили разведчики батальона. У них расправа была короткая.

Мне помогли дойти до полкового медпункта, там обработали рану и попутным транспортом отправили в город Папу, в медсанбат дивизии.

Медицинский пункт дивизии, куда меня привезли поздно вечером, был переполнен. Меня положили в коридоре здания на солому. Шло свертывание медицинского пункта, в ночь он должен был догонять части дивизии. Большая часть врачей и другого медицинского персонала уже уехала, оставался врач-хирург и две медицинские сестры, одна из числа местных жителей.

22

При свете керосиновой лампы врач пытался сделать мне операцию под наркозом, однако осколок из левого предплечья не извлек. К утру прибыл первый эшелон армейского госпиталя. Нас перевели в другое здание: по-видимому, это была школа. Врачи начали обход раненых. Пожилая женщина-хирург распорядилась меня готовить к операции. Помня, как тяжело отходил от наркоза после первой операции, я пытался убедить ее оставить меня в покое. Но у нее было два неопровержимых аргумента: если сейчас не сделать операцию, может произойти нагноение, и тогда придется отнимать всю руку. И второй – раз я отказываюсь от операции, значит, я не хочу вылечиться, чтобы снова попасть на фронт, так, мол, и запишем в истории болезни. Последний аргумент был самый убедительный. На другой день мне снова под общим наркозом сделали операцию и вытащили осколок. Врача я с большой теплотой вспоминаю до сих пор, она часто заходила в палату, присаживалась на кровать, и ее женское участие в моей судьбе оставило глубокое чувство уважения и благодарности. Жаль, что я не помню ее фамилию, а звали ее Мария Нестеровна.

С Папой у меня связано особое воспоминание. В годы первой империалистической войны, участвуя в Брусиловском прорыве, мой отец, Сухоруков Семен Иванович, рядовой пехотинец, попал в плен. После долгих мытарств он оказался в лагере военнопленных в городе Папа. И только в 1917 году вернулся на Родину. А теперь я, его сын, лежал в госпитале в том же городе.

Через несколько дней нас переправили железнодорожной санитарной «летучкой» (так назывались санитарные поезда) в город Кечкемент во фронтовой госпиталь. Здесь уже были комфортабельные условия лечения. Рана быстро заживала. По сводкам и рассказам вновь прибывающих раненых мы следили за продвижением своих частей. В госпитале я повстречал еще двоих офицеров нашей дивизии. Они тоже были уже в отделении выздоравливающих.

23

Нам очень не хотелось, чтобы нас направили в резервный офицерский полк фронта. К этому времени, к 13 апреля 1945 года, столица Австрии – Вена была полностью очищена от немецко-фашистских войск, а к 15 апреля войсками 3-го Украинского фронта – и вся восточная часть Австрии. Мы узнали, что наша 104-я дивизия участвовала в освобождении Вены. Обратились к начальнику госпиталя, он вызвал лечащего врача. Я заранее снял повязку с руки и стоял в кабинете с вытянутыми по швам руками, как и положено. Было больно, но виду я не показывал. Начальник госпиталя, полковник, выслушал врача (мы с ней заранее договорились: она была молодая симпатичная женщина, а ведь мы тоже были молоды) доброжелательно пожурил нас за досрочную выписку из госпиталя, но разрешение дал. На попутном транспорте по железной дороге мы втроем добрались до Будапешта, на вокзале обратились к военному коменданту с просьбой помочь нам доехать до Вены. Проверив наши документы, он обещал на следующий день посадить нас в воинский эшелон с боеприпасами, который пойдет в Вену.

Надо было ждать до утра, где-то необходимо было переночевать, да и продуктов у нас почти не было. Стоим в раздумье на перроне. Услышав наш разговор, к нам подошел венгр, который убирал мусор у вокзала. На ломаном русском языке он расспросил нас и показал дом, где мы можем переночевать.

Кругом были развалины, покосившиеся дома, темными дырами чернели выбитые окна.

Половина уцелевшего дома, на которую нам указали, была недалеко от вокзала. Опасаясь западни, мы положили пистолеты в карманы и пошли. Нашли в доме дверь, которая вела в полуподвальное помещение, постучали. Открывается дверь, на пороге стоит полная пожилая женщина с русским лицом и фигурой. Она на довольно хорошем русском языке приглашает нас войти. Входим. В комнате детская кроватка, в ней спит девочка. Нам сразу полегчало, отпали всякие подозрения. А дальше эта жен-

24

щина рассказала свою историю. Она русская, с Урала. Вышла замуж за мадьяра, когда их отправляли на родину после плена в 1920 году. Ее дочь скоро придет, она понесла передачу мужу, который как активный фашист был задержан и сидит в тюрьме. Вскоре пришел с работы муж этой женщины, коммунист. Нас угостили скромным ужином, распили бутылочку бора (вина). Такая трагедия внутри одной семьи!

На другой день комендант нас посадил в эшелон, поезд пошел на Вену. В полку меня радостно встретили мои друзья. В батальоне было уже много других офицеров, которые заменили убывших, но и в моем батальоне меня встретили с радостью. На другой день я был назначен комбатом своего же 3-го батальона. Вену нам не дали возможности посмотреть, буквально через сутки после моего прибытия части дивизии начали марш в Чехию. Советская армия спешила на помощь чешскому народу, поднявшему восстание в Праге. Начиналась Пражская операция. Для усиления 2-го Украинского фронта ему из состава 3-го Украинского фронта была передана 9-я гвардейская армия, которая, действуя в составе ударной группировки фронта, наносила удар на Прагу из района южнее Брно.

8 мая 1945 года войска армии, сбивая арьергардные части и подразделения противника, продвинулись вперед на 30 километров и освободили чешский город Зноймо.

Южнее города Зноймо – канал Дие. В ночь с 6 на 7 мая батальон сменил на одном из участков на южном берегу канала поредевшие подразделения из состава другой стрелковой дивизии. День 7 мая ушел на подготовку к форсированию канала. На противоположном берегу виднелись подготовленные окопы, дзоты и огневые точки немцев. Форсирование должно было быть на рассвете 8 мая. Ночью по радиостанции мы получили сообщение, что завтра, то есть 8 мая, будет объявлено об окончании войны. Эта весть быстро разнеслась по позициям. Нашей радости не было предела. Но приказ есть приказ. На рассвете 8 мая я отдал приказ на перепра-

25

ву. К нашему счастью, единственный деревянный мост оказался целым, хотя и был заминирован. Саперы быстро разминировали его, и батальон, свернувшись в ротные походные колонны, переправился по мосту через канал. В дзотах на противоположном берегу мы обнаружили оставленные карточки-схемы огня. Нам пришлось бы тяжело, если бы немцы ночью быстро и тихо не оставили свои позиции и не ушли.

За каналом простирался покрытый весенней травой луг. Надо было его пройти, чтобы затем выйти на дорогу, ведущую к, Зноймо.

Шли тремя ротными колоннами, и вдруг слышу впереди взрыв. Это разведдозор головной роты напоролся на мину. В это же время в воздухе появилась четверка наших штурмовиков. Ведущий резко пошел в пике на наши колонны, за ним и остальные. Нам только этого и не хватало, чтобы в последний день войны попасть под удары своей авиации! Нас спасло то, что роты остановились, не залегли, а стоя махали руками летчикам. Видимо, они наконец поняли, что мы свои. Став в круг и снизившись, самолеты прошли над нами, помахали нам крыльями и улетели дальше на запад.

Выйдя на дорогу, батальон быстрым маршем двигался к Зноймо.

Во второй половине дня 8 мая мы вошли в город. Полк был остановлен на окраине. Официально объявили об окончании войны.

Командир полка полковник Георгий Петрович Голофаст приказал размещать подразделения на отдых, выставив охранение. Разведвзвод батальона откуда-то привез на повозке бочку вина и тушу теленка. Мы готовились на другой день отпраздновать окончание войны и отдохнуть. Но этому не суждено было сбыться. В 2 часа ночи меня подняли и вызвали к командиру полка. Там уже были и другие командиры. Приказ был ясен до предела: в 5.00 утра выступить и преследовать противника в общем направлении на город Табор. Батальону придавался артиллерийский дивизион 76-миллиметровых орудий под командованием командира дивизиона

26

Павла Григорьевича Калинина. Дивизион был на механической тяге. Посадив пехоту на машины дивизиона, точно в назначенное время подразделения начали марш в авангарде полка, как всегда имея впереди разведку и охранение.

Мне бы хотелось сказать несколько слов о командире артиллерийского дивизиона майоре Калинине.

Когда он командовал артиллерийской батареей в звании капитана, ездовым в этой же батарее был его отец. Сын – командир, отец – рядовой, подчиненный ему по службе. Павел Григорьевич в дивизионе пользовался исключительным уважением у подчиненных, это был требовательный, но справедливый и заботливый командир. Стройный, красивый молодой офицер, всегда подтянутый и аккуратный во всем, общительный, с юмором и обаятельной улыбкой, он сразу располагал к себе. Дивизион имел отличную выучку, артиллеристы красиво и точно работали. Мы быстро нашли взаимопонимание с ними.

После войны Павел Григорьевич прошел службу на различных командирских должностях, дослужился до начальника артиллерии воздушно-десантных войск, получил звание генерал-лейтенанта, сейчас он возглавляет Совет ветеранов управления и штаба Воздушно-десантных войск. Наша фронтовая дружба сохранилась до сих пор, и каждая встреча приносит радость и удовлетворение, надеюсь, обоим.

В ходе марша кое-где еще встречались разрозненные группы немцев, они пытались открывать огонь по двигающимся войскам из засад, особенно там, где были для них какие-то укрытия. Эти группы сбивались и уничтожались охранениями. Основные силы, как правило, не развертывались.

Марш от Зноймо запомнился радушием и восторженными встречами с чехами. В населенных пунктах вдоль дорог, где проходили войска, стояли толпы людей с цветами, хлебом-солью и обязательной бутылкой вина. Иногда машины просто не могли проехать, народ радостно кричал «Наздар!», «Червона Армия!». Молодые красивые девушки дарили солдатам цветы, угощали вином, фруктами.

27

Непроизвольно возникали митинги, чехи говорили о дружбе с советским народом, выражали благодарность Советской Армии за освобождение от фашистской оккупации. Эти встречи незабываемы. Перед началом операции по освобождению Чехословакии, военный совет фронта в специальном обращении к воинам потребовал гуманного обращения с жителями, всяческие, даже мелкие, инциденты жестоко пресекались, командиры несли личную ответственность за поведение своих подчиненных. Солдаты понимали, что они вступили на землю дружественного народа и соответственно себя вели. Чешский и словацкий народы стали нашими друзьями.

К сожалению, после ввода советских войск на территорию Чехословакии в 1968 году отношение к нам жителей, особенно чехов, изменилось. Это я почувствовал сам, когда был командующим Центральной группой войск. Чувствовалась какая-то настороженность и недоверие, хотя внешне вроде выглядело все нормально.

10 мая 1945 года батальон, которым я командовал, действуя в авангарде полка, переправился через реку Влтава и вышел к населенному пункту Чемелице, где и остановился.

В батальон прибыли командир нашей 104-й дивизии генерал-майор Серегин и командир полка полковник Голофаст. Они приказали закрепиться в районе Чемелице, организовать оборону фронтом на север с задачей не допустить прорыва на юг крупной, окруженной южнее Праги, группировки противника, которая пыталась выйти на соединение с американцами.

С окраины деревни было хорошо видно громадное поле, забитое немецкой техникой, солдатами. То и дело слышны были отдельные выстрелы. Как потом стало известно, это стрелялись офицеры, особенно из СС, боясь плена.

К ночи в расположение батальона на командный пункт приехали два «виллиса» с офицерами-американцами. Я зашел с ними в домик, и через переводчика мы договорились о совместных действиях в случае попытки немцев пойти на прорыв.

28

Выпили по рюмке русской водки. Я доложил сразу же о посещении американцев командиру полка.

Ночью хорошо были видны в расположении немцев костры: они сжигали технику, оружие, чтобы не досталось русским. Утром на следующий день с белым флагом к нам вышел немецкий генерал с небольшой группой офицеров. Прибыл командир нашей дивизии, и начались переговоры о порядке сдачи в плен. Окруженной группировкой немцев командовал генерал Шернер. Вел переговоры о сдаче в плен его заместитель.

Мне было приказано выделить им на окраине домик, организовать их охрану и проследить, чтобы подписанный ими приказ о сдаче в плен они довели до своих войск. Все это было выполнено. Во второй половине дня командир взвода охраны доложил мне, что в домике, где расположился штаб немцев, творится что-то непонятное, было несколько выстрелов.

У входа в дом меня ждал капитан – один из штаба немцев. Он сообщил, что генерал застрелился. Из холла дома наверх в мансарду вела лестница. На лестнице, залитой кровью, вниз головой лежал генерал с простреленным виском, в комнате наверху – застреленные жена генерала, адъютант, его жена и четырехлетняя девочка, их дочь. Картина была ужасная. Генерал по очереди застрелил их, а потом и себя.

Девочка была еще жива, ей пуля попала в грудь. Мы быстро вызвали своего фельдшера, она начала перевязывать грудь девочки, почти в это же время подъехала машина с американским врачом. Американское танковое подразделение находилось рядом на левом фланге позиции батальона. Американцы попросили у меня разрешения взять девочку с собой. Я разрешил, они ее увезли. Она была без сознания, но жива.

Утром следующего дня пленные немцы начали строиться в колонны и выдвигаться по дороге на юг. Теперь они стали послушны. Мне было приказано выделить группы для сопровождения пленных до города Писек, где организован сборный лагерь военнопленных.

29

Пока полк и батальон находились на месте и занимались сопровождением колонн военнопленных, к нам довольно много приводили и других пленных, не немцев, а власовцев из Русской освободительной армии (РОА). Сам Власов, как известно, сбежал, был задержан, а затем судим и казнен.

Солдаты– власовцы дрались отчаянно, зная свой конец. Рассеявшись небольшими группами, они пытались уйти в леса или скрыться в других местах. На территории Чехии в конце войны действовали небольшие партизанские группы, руководимые нашими советскими офицерами, заброшенными в тыл к немцам. Они с помощью местного населения вылавливали по лесам власовцев и передавали представителям Советской Армии. Мы их отправляли в полк, затем в армию. Там с ними разбирались офицеры отделов контрразведки «СМЕРШ». У войны своя жесткая логика: она беспощадна к ошибкам, промахам, предательству. Их цена -человеческие жизни.

Так для меня 12-13 мая 1945 года практически закончилась война.

Хочется сказать несколько слов о моей встрече с американцами.

Когда мы вышли в район Чемелице, чтобы отрезать пути отхода на юг немецко-фашистским войскам, в расположение батальона подошла танковая рота американцев. Они производили на нас непривычное впечатление. На танках были привязаны канистры и бутыли с вином, солдаты вели себя развязно. Сразу начали угощать наших солдат вином. Рукава кителей у них были завернуты по локти, на руки надето по несколько наручных часов, они горделиво говорили, что это трофеи. Трофеи они добывали бесцеремонно и нагло: попросту сдергивали часы с рук военнопленных немецких солдат, могли даже и ударить. Мы удивлялись, нам подобное категорически запрещалось, считалось мародерством. Да наши солдаты и сами себе такого не позволяли. Если и случалось что-то, то это были одиночные случаи, и виновного ждало строгое наказание,

30

Вот так выглядели хваленые американские вояки. Я это видел сам.

Вскоре нас перевели в район сосредоточения, в лес вблизи населенного пункта Старое Седле. Через несколько дней на поляне вблизи кромки леса был назначен строевой смотр полка. Утром полк со знаменем выстроился на месте. Ожидали прибытия командира дивизии. Стояла летняя, солнечная погода, было жарко. И вдруг команда командира полка: все кругом, бегом в лес. Недоумевая, мы врассыпную бросились в лес. Над поляной в небе раздался гул моторов. Два американских самолета на низкой высоте вынырнули из-за леса и прошли над нами, развернулись, сделали второй круг и улетели на запад.

Это настораживало. То были первые признаки начала «холодной войны». С этого дня были прекращены всяческие встречи с американцами, в том числе и спортивные соревнования, которые проходили прежде на линии соприкосновения советских и американских войск. Я не знаю, как было в других местах, на нашем участке это было так.

В начале июля по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования 9-я гвардейская армия сменила свои районы сосредоточения.

104– я гвардейская стрелковая дивизия, как и другие соединения 38-го корпуса, начала марш своим ходом в обратном направлении: из Чехии в Венгрию. Это был трудный и утомительный марш: лето, жара. Шли ночами, днем отдыхали, расстояние протяженностью около 500 километров прошли пешком. Через каждые двое суток марша сутки давались на отдых. За ночь проходили около 30 километров. Начинали марш во второй половине дня, когда спадала жара. Шли походным порядком, неся на себе вооружение и снаряжение. Тяжелое оружие и материальные запасы перевозились на повозках. Вперед, к месту дневного отдыха, заранее высылались квартирьеры, которые выбирали место расположения частей для отдыха. Кухни также высылались вперед, чтобы к приходу подразделений был готов завтрак.

31

В ходе марша очень часто на асфальтированном участке дороги колонны встречал духовой оркестр, светили прожектора, в кузове грузовой машины стоял командир корпуса генерал-лейтенант А. И. Утвенко с группой офицеров и генералов. Раздавалась команда: «Торжественным маршем, равнение направо!» Строй подтягивался, и мы, печатая шаг и держа равнение направо, в колонне по четыре проходили мимо импровизированной трибуны.

Однажды, пройдя трибуну, я услышал: «Третий батальон – плохо, повторить!» Заворачиваю батальон обратно, и повторяем прохождение. Это был всем нам первый урок. В последующем солдаты так старались пройти, чтобы нас не завернули еще раз. Как только мы подходили к освещенному участку дороги и слышали оркестр, сразу подтягивались, выравнивались, и больше за время длительного марша батальон замечаний не имел.

Следующий урок нам был преподнесен на месте одного дневного привала. Как только мы приходили к месту дневного отдыха, нас встречали квартирьеры и показывали, где ставить палатки, где разместить ружейные пирамиды и т. д. Палатки ставились из солдатских плащ-накидок, перед ними делалась передняя линейка и ставился «грибок» для дневального, то есть строго уставная разбивка лагеря. После устройства лагеря завтракали и ложились спать.

Однажды, только я заснул, будит дневальный – приехал командир дивизии и вызывает меня. Быстро одеваюсь и выхожу из палатки. На линейке перед палатками стоит командир дивизии с группой офицеров. Представляюсь. Ничего не говоря, комдив отводит меня к началу линейки и рукой показывает на невыровненный ряд палаток. Дает один час на приведение лагеря в порядок. Пришлось поднять батальон и выровнять переднюю линию палаток. Вот здесь я в полной мере усвоил «богатство русского языка», которым солдаты обменивались.

Это был второй урок. Больше мы уже не получали замечаний.

32

Я хочу сказать, что это было не самодурство начальства. Нет. Нас просто приводили в чувство после фронта, напоминали о том, что мы в армии и что основой крепости армии является дисциплина и воинский порядок. Эти уроки многие из нас усвоили на все время службы.

В конце июля – в первых числах августа части дивизии сосредоточились северо-восточнее Будапешта. Наш 332-й полк был размещен на окраине населенного пункта Ишосег. Это в 15-20 километрах восточнее Будапешта. Была поставлена задача организовать боевую подготовку, а также выделялись подразделения для патрулирования в городе.

В Будапеште было неспокойно. Начались распри между политическими партиями, поднял голову криминальный мир, стало много случаев грабежей и других преступлений. Советская Армия пришла на помощь местным органам власти, помогала в наведении порядка в городе. Были созданы районные комендатуры, организовано патрулирование основных улиц города, особенно ночью, приняты и другие меры.

У патрулирования ночью были свои сложности. Проходя по затемненной улице, патруль мог услышать крик из какого-либо окна: «Патруль, патруль!» Значит, призывали на помощь. Но сразу же открывались другие окна в этом и соседних домах, и отовсюду неслось: «Патруль, патруль!» Разобраться в том, где действительно нужна помощь, было трудно. На всякий случай давалась автоматная очередь вверх, окна немедленно захлопывались, и наступала тишина.

Но тем не менее с приходом фронтовиков, в том числе десантников, вскоре в городе начал наводиться относительный порядок, активнее заработали полиция и местные органы власти, сократилось количество преступлений. Кроме всего прочего, тогда Советская Армия пользовалась уважением народа как армия-освободительница, к тому же нас еще и побаивались – свежа была в памяти только что окончившаяся война.

IV

Возвращение на Родину. Учеба в Военной академии им. М. В. Фрунзе

В начале 1946 года соединения 9-й гвардейской армии, в том числе и воздушно-десантные, были по железной дороге перевезены на Родину. Постановлением Совета Министров СССР и приказом министра Вооруженных Сил Воздушно-десантные войска были включены в состав войск резерва Верховного Главнокомандования и подчинены непосредственно министру Вооруженных Сил. Учреждена была и должность Командующего Воздушно-десантными войсками Советской Армии.

В основу организационного строительства войск были положены опыт, накопленный в годы Великой Отечественной войны, а также опыт применения воздушных десантов во Второй мировой войне союзниками, характер и особенности боевых действий десанта в тылу противника, перспективы развития авиационно-транспортных средств для десантирования войск.

В состав Воздушно-десантных войск были включены авиационно-транспортные дивизии. Основу Воздушно-десантных войск составили соединения 9-й гвардейской армии. Переформированные части и соединения сохраняли почетные наименования и награды, полученные на фронтах Великой Отечественной войны.

В последующие годы Воздушно-десантные войска претерпели ряд организационных преобразований. Так, в апреле 1956 года они были переподчинены Главкому Сухопутных войск, в 1964 году были вновь подчинены непосредственно министру обороны СССР.

В 1955 году военно-транспортная авиация была выведена из состава ВДВ и вошла в состав Военно-

34

Воздушных Сил. Первое десятилетие после войны ВДВ переживали переходный период в теории и практике проведения воздушно-десантной операции, в организационно-штатной структуре, шло перевооружение на новые виды вооружения и техники, совершенствование парашютов, создание принципиально новых средств для десантирования тяжелой боевой техники, разрабатывались наставления и руководства по применению воздушных десантов, проводилось большое количество различных учений с десантированием, получила дальнейшее развитие военно-транспортная авиация.

Все это положительно сказалось в последующие годы на повышении боеспособности войск и их мобильности.

В феврале 1946 года 104-я гвардейская стрелковая дивизия (в последующем переформирована в воздушно-десантную дивизию) закончила передислокацию в район Костромы. Наш полк разместился в лагере Песочное, в 18-20 километрах от города. В лагере имелось несколько заброшенных землянок, дороги были занесены глубоким снегом. Чтобы пробиться к месту дислокации, вначале расчищали от снега дороги – вручную, лопатами: техники для этого не было.

Первые дни личный состав размещался в наспех построенных из еловых веток шалашах, одновременно шло восстановление имеющихся землянок и строительство новых. Офицеры размещались также в землянках на нарах, отделенных от солдат плащ-палатками. Все ждали весны, но, как шутили, в Костроме – одиннадцать месяцев зима, остальное лето. Все же дождались тепла.

Перевод Советских Вооруженных Сил на мирное положение и связанное с этим принятие закона «О демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии», коснулись непосредственно и нас. Уже в апреле 1946 года были уволены старослужащие солдаты, в том числе и 1925 года рождения, и часть офицеров, призванных из запаса, а также и кадровые, пожелавшие уволиться из армии.

35

В мае 1946 года офицерский состав полка был выстроен в лагере. Командир полка подает команду «смирно!» и докладывает командиру корпуса генерал-лейтенанту Утвенко о построении. С ним находится командир дивизии генерал В. М. Серегин и несколько офицеров из отдела кадров корпуса и дивизии.

Поприветствовав офицеров, Утвенко обходит строй, внимательно всматриваясь в каждого. Затем, вернувшись к правофланговому, спрашивает: сколько лет служит, где воевал, за что получены награды. Особенно внимательно слушает каждого десятого, если он в звании майора и ниже. Офицеры-кадровики что-то записывают. Как потом оказалось, надо было принять решение об увольнении некоторого количества офицеров: из десяти – одного. К моему счастью, я в строю по счету был седьмым. Но огульного увольнения не было. После смотра командиром корпуса шло детальное изучение каждого, офицеры вызывались на беседу, и только затем принималось окончательное решение. Уточнялась расстановка офицеров по штату.

В течение лета 1946 года подразделения и части обустроились и приступили к плановой учебе. Но длилось это недолго. Вскоре части дивизии покинули свое месторасположение и были передислоцированы на новое место – в Эстонию, войдя в состав 15-го гвардейского воздушно-десантного корпуса. Полк стал гарнизоном в городе Раквере.

Офицерам было разрешено проживать на частных квартирах как в городе, так и в близлежащих хуторах, но вблизи расположения своих подразделений. К сожалению, в дивизии были случаи, когда против офицеров, живших на частных квартирах, особенно на окраине города и на хуторах, совершались террористические акты националистическими элементами, так называемыми «лесными братьями». Вскоре последовал приказ: офицеров, проживающих в отдаленных местах города и на хуторах, перевести в казармы, где были выделены отдельные помещения. Было также разрешено иметь при себе личное оружие.

36

Я тоже жил на частной квартире, но рядом с казармой батальона. До сих пор с великой благодарностью вспоминаю семью офицера Ивана Андреевича Климова. Его жена – Вера Георгиевна, военный врач, взяла надо мной шефство. Ее добрые советы, заботливое отношение ко мне, скрасили мою холостяцкую жизнь. Дружба с этими замечательными людьми, зародившаяся еще на фронте, продолжается и поныне. Мне почему-то почти всегда везло на хороших людей. Это были верные друзья и товарищи.

И снова переезд на новое место дислокации. На этот раз – город Остров Псковской области. Дивизия разместилась в хороших казармах, офицеры получили в том же военном городке квартиры, точнее комнаты в коммунальных квартирах. Кончились наши скитания по лесам, проживание в землянках. Началось обустройство казарм, парков для техники, оборудование учебных полей, стрельбищ, а вскоре приступили и к плановой боевой учебе.