Текст книги "Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы"

Автор книги: Дмитрий Стародубцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 86 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

– Благодарю тебя, о славный воин! – Молодой человек бросился в ноги десятнику.

– Поднимись, юноша. Иди к лекарю – он должен удостовериться, что твое тело готово снести все тяготы, которые с этого дня лягут на твои плечи. И, друг мой, – остановил Схай новобранца у двери, – если тебе доведется вновь увидеть отца, напомни ему о лучнике Схае и расскажи, как он помог тебе сегодня.

Глава 6. Лагерь Тертапента

ДозирЭ приняли в лагерь Тертапента, и, конечно, это окрыляло его. Забыв тут же обо всём остальном, подведя под своей предыдущей жизнью черту, да так, как будто это была и не жизнь, а какое-то преддверие жизни, он всеми мечтами теперь стремился на поле брани. Ему мерещились дальние походы, кровавые сражения, победы и доблестные схватки. Известные военачальники перед строем восхищенных воинов повязывали на шею храброму грономфу наградные платки и крепили на его груди золотые фалеры. ДозирЭ в своих мечтах из цинита-новобранца в течение года превращался в полноценного воина, а еще через несколько лет добивался звания ветерана, самого почетного звания цинита, которое обычно получают после десяти-пятнадцати лет безупречной службы. Надолго не задерживаясь в цинитах, будущий воин в своих фантазиях уже произвел себя в десятники и получил под начало десять воинов-головорезов, совершая с ними отчаянные ошеломительные подвиги. Молодой грономф, перепрыгнув через звание главного десятника, быстро становился сотником-аймом и так далее, и тому подобное, и в том же духе, до тех пор пока мечтательный юноша не достигал высшей воинской должности Авидронии – Великий Полководец.

Будущий воин, со свойственной любому молодому человеку беспечностью, забыл о событиях, помешавших ему вовремя явиться в лагерь Тертапента: о схватке в кратемарье, о темнице в подземельях Липримарии «Меч бога». Помнил юноша только об Андэли, а еще видел сны, полные чувственных переживаний, да и то только до тех пор, пока не истощились силы от голода и крайних лишений. Потеряв эту последнюю нить, соединявшую его с прошлым, он начал превращаться в управляемое примитивное животное, которое только и мечтало поесть или сомкнуть глаза чего, собственно, и добивались сердитые наставники.

Казалось, не было строже правил, чем в военных ходессах для всадников, где воспитывался молодой грономф, немало наказаний выпало на его долю. Но уклад жизни и жестокие нравы лагеря Тертапента нельзя было сравнить ни с чем. Новобранцев почти не кормили, не давали спать, постоянно наказывали за малейшую провинность. Ночные дозоры сменялись работами по устройству временного лагеря. За изнурительными пробежками в «доспехах Тертапента», которые были в полтора раза тяжелее обычных, следовал «штурм» укреплений. Далее устраивались состязания в метании дротика, кулачные бои, схватки на мечах. Когда сил уже не оставалось и многие молили наставников о пощаде, получая взамен удары палками, начиналось обучение сигналам. Лагерные музыканты при помощи рожков, раковин, калатушей и лючин передавали звуками команды военачальников, и будущие воины строились монолитом, или «тараном», или «подковой» и учились не просто отступать, наступать, бежать врассыпную или атаковать, плотно сомкнув ряды, а всё это делать одновременно, осмысленно, по сигналу и очень быстро. При этом тех, кто выказывал нерасторопность, жестоко избивали, лишали сна, назначали на самые тяжелые работы.

Ближе к ночи, когда обычные люди давно уже прекращали работать, для новичков всё только начиналось. Молодых цинитов вновь посылали на работы или в засады на дальних заставах, а если повезет – в ближнее охранение на сторожевые вышки. Дозоры постоянно проверяли, устраивали ложные нападения, а обнаружив спящих – беспощадно карали.

На пятый день ДозирЭ стал свидетелем казни новобранца, заснувшего на посту. Будущих воинов выстроили на мощеном форуме в старой части лагеря. Полуразрушенные храмы и монументы этой площади помнили не одну жестокую казнь. Выстроенные полукругом отряды составили несколько партикул. На лобное место, где всё уже было приготовлено и высилась деревянная шпата, привели виновного, одетого в одну тунику. Бледный юноша не сопротивлялся. Его взгляд был бессмысленным, движения – машинальными. Сотни людей, оцепенев, наблюдали за последними мгновениями его жизни. Вспоминал ли он в то мгновение родной дом? Надеялся ли, что казнь заменят «черным шнурком»? Или, может быть, думал, что всё это сон? Так или иначе, но он покорно позволил раздеть себя и обмазать черной смолой, а потом сам опустился на колени перед палачом. Десять воинов исполнили танец смерти под звуки лючины. Затем обреченному авидрону дали испить подогретый нектар. Когда он осушил до дна свой последний в жизни кубок, несчастного, стоявшего на коленях, замкнули в деревянные колодки. Голову его, привязав за волосы, притянули вверх, к шпате. Под гулкие удары калатушей палач поднял казнильный меч и ловким ударом снес виновному голову. Обезглавленное тело обмякло, повалилось вперед, отчасти удерживаемое колодками. Голова несчастного, обезображенная мучительной гримасой, болталась на веревке. Палач выглядел недовольным: чем меньше раскачивается на шпате голова, тем искуснее нанесен удар.

ДозирЭ, горожанин из семьи Гражданина, не привык к постоянным физическим страданиям. Нестерпимая жара, ночной холод, вечное чувство голода, усталость, изнурительное недосыпание преследовали его неотступно. К тому же начался сезон дождей, и территория лагеря превратилась в сплошное месиво грязи. На строительстве земляных укреплений приходилось работать по колено в воде. Одежда была мокрой всегда, а разводить костры разрешалось не часто. Единственную радость он находил в верховой езде. Тут молодому грономфу не было равных. Горюя о Хонуме, которого при поступлении в лагерь пришлось продать за бесценок, ДозирЭ привязался к лагерным лошадям, и они благодарно отвечали на его ласку преданностью и послушанием. Казалось, верхом у него всё получается еще лучше, чем в пешем строю: и метание копья, и стрельба из лука… Великолепный всадник, – говорили о нем наставники. Что делает в пешем монолите прирожденный кочевник?

Но новобранцев, призванных стать тяжеловооруженными пешими цинитами – самой важной частью любого войска, не обременяли верховой ездой. Для них, конечно же, самым главным были бои на марше в строю, а важнейшим оружием – меч.

Несмотря на опыт, полученный на арене Ристалища, ДозирЭ не считался лучшим в единоборстве с мечом. Побив многих, он всегда уступал в схватке мощному Тафилусу, которого записали в ту же айму. Громадный девросколянин не утруждал себя хитроумными приемами. Он обладал ужасающей силой и просто рубил сплеча и сокрушал все, что встречалось на пути, будь то щит, клинок или чья-то голова в медном шлеме. Покалечив немало новобранцев, он наконец столкнулся с грономфом, чему несказанно обрадовался. ДозирЭ, помня о страшном ударе кулаком, от которого у него потом много дней перед глазами мелькали белые мотыльки, действовал осторожно. Он уклонялся, насколько возможно, от прямого противостояния и всё же получил крепкий удар плашмя деревянным клинком. Молодой грономф устоял на ногах, но растерялся, и этого оказалось достаточно, чтобы «добить» его.

Только один раз непобедимый Тафилус был повержен. ДозирЭ хорошо изучил незатейливые приемы девросколянина, его манеру двигаться, нападать. Однажды молодой грономф подловил великана, ослабившего защиту, и нанес ему колющий удар в шею. Противник выронил меч, схватился за горло и тут же получил второй удар. Клинок ДозирЭ соскользнул со шлема, и, если б не широкий нащечник, остался бы Тафилус без передних зубов.

На следующий день во время единоборства с девросколянином погиб один из новобранцев. Лекари никогда не видели ничего подобного. Деревянный меч проткнул толстую кольчугу, вошел между пластин боевой паррады, сквозь ее кожаную ткань, и вышел сзади, между лопаток. Казалось, великан нанизал своего противника на клинок. С тех пор Тафилусу не дозволялось участвовать в поединках.

Через несколько дней после того, как молодому человеку из Грономфы, сыну Вервилла, благодаря воле случая, удалось попасть в лагерь Тертапента, десятник Схай решил внести очередные исправления в Главный регистр. Списки новобранцев всегда своевременно обновлялись, имена разносились по разделам с исключительной точностью. Если и позволял себе Схай некоторую вольность в делах, то в самом малом, и шел на это редко. При этом вреда никому не причинял, наоборот, все, что делалось, должно было идти только на благо Авидронии. Как, например, в случае с сыном Вервилла.

Просматривая свитки с сообщениями, Схай с сожалением убедился, что работа предстоит большая: только за несколько прошедших дней выбыло немало новобранцев. Двое казнены, семнадцать человек погибло, несколько десятков изгнано. Еще столько же человек покинули лагерь по собственной воле, не выдержав испытаний, что, впрочем, допускается, вплоть до церемонии Посвящения. К тому же лечебницы лагеря переполнены больными. Новички не выдерживают, некоторые, особенно горожане, валятся с ног от физического истощения. Многие из них останутся навсегда калеками. Сезон дождей прибавил к жертвам и тех, кто слег от острой лихорадки. Есть и несколько случаев кончины от черной песчанки…

Схай знал, что до Испытания доберутся не многие – едва ли больше половины новобранцев. Так повторяется из года в год. Но и тех, кто пройдет этот тяжелый путь, уготованный начинающим воинам полководцем Тертапентом, ожидает еще более трудная и опасная проверка – само Испытание. Не все смогут доказать, что достойны стать цинитами… Впрочем, может быть, поэтому авидронские партикулы и считаются непобедимыми?

Так размышляя над онисовыми листами, десятник ввел в списки новобранцев лагеря необходимые исправления и уже собирался занести на освободившееся место имя ДозирЭ – сына своего бывшего товарища по дальним походам и сражениям, как дверь распахнулась и в помещение один за другим вошли несколько человек. Топот ног и лязг оружия заставили Схая оторваться от работы. Он приподнял голову и едва не подскочил: перед ним стоял целый отряд Вишневых во главе с аймом. Яркие краски наградных платков, сияние доспехов и сверкание оружия ударили в глаза. Нечасто в этой глуши приходилось видеть столь блестящих военных.

– Эгоу, доблестный воин! – с некоторой долей иронии при произнесении слова «доблестный» обратился сотник Вишневой армии к растерявшемуся десятнику. – Я, Сюркуф, от имени Инфекта требую Главный регистр лагеря Тертапента.

Один из вошедших протянул Схаю тугой свиток, извлеченный из жезла власти, позволив ему некоторое время читать его и рассматривать печати.

– Я готов служить тебе, Сюркуф, – отвечал десятник, краем глаза подметив, как несколько воинов в плащах вишневого цвета встали у входа, взяв помещение под охрану. – Скажи только, о чем речь? Может, я помогу?

– Не по чину тебе владеть тайнами Инфекта. Давай книги и уходи, – бросил айм, недовольный заминкой, однако почти сразу передумал, изменился в лице, дружески положил руку на плечо Схая и отвел его в сторону. – Впрочем, если мы можем рассчитывать на твое молчание, ответь: не встречал ли ты в списках вновь прибывших имя некоего ДозирЭ?

Схай едва устоял на ногах. К ужасу своему, он почувствовал, что не может сдвинуться с места.

– Не бойся, десятник. Говори правду, и Инфект отблагодарит тебя за верную службу, – подбодрил Вишневый.

Первым желанием Схая было выложить всё начистоту. Но потом он подумал о своем друге Вервилле и его долговязом сыне, совсем не похожем на проходимца и негодяя. К тому же молодой грономф до сих пор не числился в Главном регистре, хотя вот уже несколько дней прутья лагерных наставников гуляют по его спине. Не покажется ли грозным посетителям это обстоятельство подозрительным?

Все, что знал Схай о Вишневых, прокручивалось сейчас в его голове. Известный всей Авидронии Круглый Дом в Грономфе, покровительство самого Инфекта, неограниченные полномочия… Обезвреживание лазутчиков, искоренение всякой крамолы… А еще: подосланные убийцы, пыточные подвалы и много другого, о чем шепотом говорили люди на улицах и в кратемарьях. Стоит ли быть откровенным с ними?

Схай схватился рукой за стену, чтобы удержаться на ногах, и на его лбу выступила испарина.

– Нет, такого я не встречал, – сказал он ссохшимся языком.

Сюркуф брезгливо поморщился и буркнул своим сопровождающим:

– Смотрите, он же едва держится на ногах! Пожалуй, ему пора поселиться рядом с могильней, а не состоять в могучем авидронском войске. И кто позволяет такое?

Попутчики согласно закивали головами. Айм Вишневых уселся на место Схая и открыл первую попавшуюся под руку книгу.

– Не сердись, десятник, – сказал он после небольшой паузы, оторвавшись от онисовых листов. – Дорога была тяжела, и к тому же нас преследуют неудачи. Иди – думается мне, у тебя лихорадка. А лучше зайди в кратемарью и выпей кувшин подогретого вина за здоровье Вишневых плащей.

С этими словами Сюркуф сунул пальцы за пояс и швырнул воину серебряную монету.

Схай поймал монету, приложил руку ко лбу и, неуверенно ступая, словно деревянная кукла, двинулся к двери. Выйдя на эспланаду, он остановился в нерешительности, раздумывая о своем положении. Мимо пробегал новобранец со связкой дротиков на плече. Тут он приостановился и, коснувшись лба, спросил:

– Эгоу, десятник Схай. Чьи это благородные лошади?

Схай повернулся к воину и от неожиданности отшатнулся. Перед ним стоял ДозирЭ.

Вот уже свыше ста лет в состав авидронской армии входили отряды, передвигающиеся по воздуху при помощи воздушных шаров. Известный авидронский тхелос Бронзос, скульптуры которого украсили многие общественные места Грономфы, еще задолго до образования Берктольского союза обнаружил чудесные свойства желтого камня, добытого на склонах гор у реки Зимитри. При сильном нагревании камень становился мягким, как глина, и начинал выделять желтоватый дымок, обладающий приятным сладковатым запахом. Камень, который прозвали камнем Бронзоса, сначала использовали только в храмах, как нескончаемый источник благовоний. Однажды Бронзос попытался заполнить этим дымом кожаный мешок и вдруг обнаружил, насколько легким он стал. Дым быстро выветрился, и мешок опять потяжелел, но ученый задумался над причиной происшедшего. Много лет он изучал свойства «желтого воздуха» и наконец создал особый мешок, в котором удавалось на некоторое время удерживать дым, выделяемый волшебным камнем. Мешок этот казался невесомым и устремлялся вверх, вырываясь из рук. Бронзос привязал себя к этому мешку и поднялся в небо. Свидетелями того события были многие горожане, которые в ужасе наблюдали, как тхелос, верно не без помощи таинственных сил, воспарил к солнцу. Толпу охватило ликование и восторг, но вскоре мешок прохудился, и ученый с громадной высоты рухнул вниз, разбившись о мостовую… Вскоре авидроны уже бороздили небесные просторы, плавая по воздуху в тростниковых корзинах, привязанных к тканному шару, наполненному желтым воздухом.

ДозирЭ никогда не видел боевую матри-пилогу вблизи. Ему доводилось наблюдать за полетами небесных кораблей, только когда они плыли высоко в небе. Огромные шары, расписанные лучшими художниками Авидронии, легко переносили гигантские корзины, полные людей. При помощи системы хитроумно устроенных парусов, матри-пилоги всегда двигались в нужном направлении, с нужной скоростью и быстро изменяли высоту полета. Но молодому человеку самому не довелось посмотреть на город из поднебесья. Для того чтобы подняться в небо Грономфы, требовалась немалая сумма, заплатить которую могли только богатые граждане. Еще дороже стоил перелет на матри-пилоге в другой город.

Однажды отряд новобранцев, в котором состоял ДозирЭ, было решено забросить в тыл неприятеля на матри-пилоге. Воздушные шары редко применялись для перемещения партикул на большие расстояния. Авидронские армии использовали матри-пилоги прежде всего для осмотра местности, изучения укреплений противника, доставки следопытов или военачальников, ну и, конечно, метания стрел, копий и горящих зангний в отряды врага. С появлением воздушных шаров в армиях и других стран, во время сражения всё чаще стали происходить воздушные поединки, и поэтому в корзинах начали устанавливать легкие стрелометы, способные большими стрелами пробить тканую оболочку шара и выпустить желтый воздух наружу. Понятно, что для переброски крупных отрядов требовались особые матри-пилоги, с большой оболочкой, защищенной от стрел, и с вместительными корзинами.

Именно такие воздушные суда появились недалеко от лагеря Тертапента, где была разбита стоянка партикулы «Сын неба». ДозирЭ вместе с другими новобранцами с любопытством наблюдал, как в условленное место прибыла полуайма «Сынов неба» со своей матри-пилогой.

Ее оболочка перевозилась на трех больших повозках. Каждая была запряжена шестью лилово-бронзовыми мускулистыми буйволами. Корзина четырехугольной формы, сплетенная из тростника и бамбука и украшенная со всех сторон барельефами чудовищ, еле умещалась на особой повозке, которую тянула четверка лошадей. Еще пять облегченных повозок занимали паруса, камень Бронзоса, печь для его превращения в желтый воздух и всевозможная оснастка. Несколько колесниц были нагружены до верху метательными орудиями и снарядами к ним.

Воины расстелили многослойную ткань шара на земле, накрыв ею целую поляну, и принялись за дело. Постепенно оболочка поднималась, и ДозирЭ с удивлением обнаружил, что воздушный шар только в небе кажется маленьким, а на самом деле больше грономфского здания.

Вскоре матри-пилога была подготовлена к полету. Толстые канаты едва удерживали у земли огромный шар, сшитый из плотных кусков тоскана, пропитанных яриадским воском. Оболочка была опутана снастями, похожими на корабельные, на ней даже крепились тонкие мачты из стволов акации. «Сыны неба» развернули паруса, предназначенные для управления матри-пилогой, два из них напоминали крылья гигантской сказочной птицы. Неожиданно откуда-то из-за верхушек деревьев налетел сильный ветер. Паруса затрепетали, некоторые из них наполнились воздухом, корзину потянуло в сторону, и она накренилась. Заскрипела оснастка, лопнула одна из мачт. Новобранцы растерялись, но циниты партикулы оказались на высоте и спасли положение.

В корзине поместилось четыре цинита-воздухоплавателя и десять новобранцев из лагеря Тертапента. Канаты обрубили, и матри-пилога взмыла в небо. Ее несколько раз изрядно тряхнуло. ДозирЭ скрючился в углу, закрыл глаза, прошептал скороговоркой несколько молитв и попрощался с жизнью.

Прошло совсем немного времени, и молодой грономф ощутил, что воздушный шар прекратил подъем. Он открыл глаза и осмотрелся. Его товарищи по десятке в страхе молчали, вцепившись друг в друга, иные, так же, как он, молились, один из новичков лежал на дне корзины, схватившись за живот. Однако опытные воины стояли в полный рост, весело переговариваясь, и легко управлялись с мачтовой оснасткой. Полотнища парусов быстро меняли положение и форму, послушно подчиняясь воле людей.

Любопытство оказалось сильнее страха. ДозирЭ встал на ноги и, придерживаясь рукой за веревочный трап, поднимающийся вверх, к шару, посмотрел вниз. То, что он увидел, поразило его больше всего на свете. Корзина медленно плыла над землей, на высоте не менее итэмы, а внизу, уменьшившись во сто крат, темнели леса, бугрились холмы, и тонкой линией извивались речки. У будущего воина немного закружилась голова и ослабели ноги, но он справился с неприятным чувством и продолжал смотреть во все глаза. Вверху, совсем близко, только медленно, плыли пушистые облачка. И он подумал: какие эти облачка оказывается мягкие, добрые, безобидные.

– Ты смелый юноша и не боишься высоты. Держи, – сказал один из воинов матри-пилоги, сунул ему в руки конец фала, ведущего к одной из рей, и объяснил, что надо делать.

– Скажи, повелитель небес, можно ли ходить по облакам? – спросил ДозирЭ.

Воздухоплаватели переглянулись и весело рассмеялись.

Прошло тридцать дней пребывания ДозирЭ в лагере Тертапента. И настал день Испытания, который сулил одним посвящение в воины Авидронии и, несомненно, героическое будущее, увенчанное наградами и золотом, другим уготовил вечное забвение.

Ранним утром раковины и лючины возвестили о появлении нескольких важных военачальников из Грономфы. Новобранцев, принявших решение пройти Испытание и допущенных к нему, набралось не более двух тысяч. В основном это были молодые люди, уже подготовленные к ратным подвигам в военных ходессах. Их выстроили пятью отрядами, представляющими разные рода войск, на том самом поле, где ДозирЭ в день приезда наблюдал кровавое столкновение монолита с буйволами. Гордые юноши впервые были затянуты в форменные доспехи, которые сверкали начищенной медью и бронзой, а в ножнах мечей и кинжалов покоились настоящие остро заточенные клинки.

Сезон дождей еще не закончился, но в этот день Шерас смилостивился над идущими на смерть. Тонкая, как лист ониса, белесая туманность в небе, казалось, излила за предыдущие дни всю влагу, истощилась окончательно и рада бы оросить плотными струями подсохшие земли, да, Хомея свидетель, нечем. Тяжелый солнечный диск низко нависал над землей, то и дело проглядываясь в надрывах облачности, и поигрывал слепящими бликами на золоченых деталях вооружения.

Новобранцы, стоявшие в строю, тихо переговаривались до первого оклика своего десятника. После горячей речи одного из военачальников Испытание началось. На будущих воинов Инфекта, составивших плотный монолит, обрушилась бешеная атака – сначала колесниц, потом тяжелой конницы, и, в завершение всего, многочисленный отряд метателей выпустил по новобранцам тысячи боевых стрел и дротиков.

На удивление, почти все остались целы и невредимы. Конечно, спасали плотные доспехи, широкие щиты, грозные мечи и длинные копья, но главное, единый порыв всех испытуемых обеспечил им успех. Колесницы развернулись за пятьдесят шагов до строя, не рискнув приблизиться к ощетинившемуся монолиту. Конница, ударив по фронту, встретила яростное сопротивление и не смогла поколебать решимость новобранцев.

Ближе к вечеру будущие воины совершили дальний переход в полном вооружении, причем половину дороги просто бегом. Тридцать итэм без передышки наставники на лошадях подгоняли новобранцев яростными окриками. Некоторые падали замертво, многие останавливались, не в силах продолжать путь, часть отряда отстала – не все, закованные в железо, были в состоянии поддерживать столь быстрый темп. В срок прибыла лишь половина.

Испытание продолжилось и на второй день. ДозирЭ продемонстрировал искусность в метании оружия, сражении на мечах, показал себя прекрасным наездником. Неожиданно многие выбыли, состязаясь в строительстве укреплений. Молодой грономф тоже не проявил здесь большой сноровки, и только его предыдущие результаты позволили военачальникам допустить юношу к следующим этапам…

На третий день у оставшихся новобранцев начался последний этап Испытания – штурм укреплений. Во время атаки ДозирЭ так увлекся, что совершенно забыл об осторожности. Свинцовая пуля, выпущенная из пращи, попала ему в голову, чуть выше переносицы. От смерти спас шлем. Молодой человек пошатнулся и едва устоял на ногах. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли круги. По лицу текла кровь.

– Эй, что с тобой? – окликнули грономфа. – Тебе помочь?

ДозирЭ, превозмогая боль, огляделся. Рядом с ним остановился гигант в доспехах «бессмертного», с мечом в одной руке и осадным щитом в другой.

– Благодарю тебя, Тафилус, я в порядке. Не думай обо мне.

– Сними шлем, воин, надо посмотреть, что с головой.

Тафилус воткнул в землю свой высокий щит, прикрыв раненого товарища, и сам при этом остался незащищенным. ДозирЭ присел на одно колено, развязал ремни и осторожно, двумя руками, снял шлем. Девросколянин, стянув с руки железную чешуйчатую рукавицу, осмотрел рану, слегка коснувшись лба.

– Пустяк, едва содрана кожа…

Отделавшись пустячным ранением, ДозирЭ оказался среди трехсот новобранцев лагеря Тертапента, прошедших Испытание на цинита. Счастливчиков выстроили на площадке для совершения обряда Посвящения. Пылали большие костры, взметая к небу жаркие языки пламени, развевались стяги лагерных знамен, озаренные трепещущим светом. Сияющим шаром повисла над головами воинов Хомея.

Во времена поклонения Гномам обряд Посвящения в циниты сопровождался обильными жертвоприношениями. Теперь, в эпоху Божественного Инфекта, на жертвенном месте был отстроен храм его имени. Будущие воины скидывали одежду, оставаясь в тонких набедренниках, и один за другим, сквозь строй цинитов, шли к храму по «Дороге Посвящения». Они ступали босыми ногами по раскаленным дымящимся углям. Преодолев последнее препятствие, они входили в храм. Каждый на мгновение оставался наедине со статуей Инфекта, произносил что-то сокровенное и выходил, просветленный, с улыбкой на устах. После чего молодым авидронам прижигали, чуть ниже метки Гражданина, знак воина Инфекта – два скрещенных меча на фоне каплевидного щита. С этого мгновения новобранец, несмышленый юнец превращался в цинита. А это меняло многое!

Триста новобранцев стали цинитами. Вновь выстроившись в несколько рядов, молодые люди, не сдерживая чувств, плакали от боли и счастья.

– Я попросил Инфекта даровать мне воинскую удачу, – рядом с ДозирЭ лил слезы новоиспеченный цинит, – и его каменное изваяние ответило мне: я помогу тебе, славный воин.

Молодой грономф с восхищением и завистью посмотрел на соседа. Только легкая искра сомнения блеснула в его глазах – разве статуя может говорить? Блеснула и погасла…