Текст книги "Вернуться или вернуть? (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Соловей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Пока же сколотили подобие сарая, куда начали завозить исходный материал. Ваську я направил в Пашковскую договариваться с Федором. Ивы на берегах степных рек растет много. Но эти ресурсы быстро иссякнут, если не сажать. Думаю, что атамана моя просьба о посадке ивы по берегам рек сильно удивила. Но поскольку она была подтверждена денежно, то процесс пошел.

Заказывать химическую посуду, котлы, вытяжки и паровую машину тоже пришлось мне. И, конечно же, поторапливать строителей с возведением нового объекта.

Вера Степановна вернулась из поездки мрачная. С оформлением торговой марки проблем не возникло. Хотя бюрократическая машина, как всегда, работает медленно, даже если ее смазывают взятками. То есть в этом плане все было хорошо. С племянником Вера Степановна тоже хорошо пообщалась, продемонстрировала своих подопечных, сообщила, какая готовится "диверсия". Будет у парней патент, мировая слава и, кто знает, возможно, Нобелевская премия (под старость лет).

Но на обратном пути, когда проезжали мимо Воронежа, уже явно были видны следы засухи. Мы со своей стороны будем помогать по мере возможности. Зерно продавать кому-либо я хуторским категорически запретил. Да и потом "гуманитарную помощь" решили оказывать в виде муки. Зерно крестьяне могут сэкономить и снова засеять. А так считай – выкинуть. Совсем остаться в стороне от массового голода нам совесть не позволяла.

Кроме того, зимой в тех регионах вспыхнут эпидемии. Тот же тиф, например. Вдруг наш аспирин пригодится?

– Я еще оформила торговую марку на стрептоцид, красный и обычный, – сообщила Вера Степановна. – Тоже совместное изобретение с близнецами. Правда, они об этом еще не знают.

– Не поторопились вы со стрептоцидом? – усомнился я.

– Поехать снова в Петербург получится нескоро. Месяца через три железные дороги войдут в авральный режим. Сергей велел напомнить, что год, а то и больше, не увидимся. Он воспользуется тем, что в города ринутся голодающие и появится много рабочей силы. Сколько сможет набрать – неизвестно.

Зерно Сереге в Петербург из собранных озимых уже грузилось. В качестве сопровождения я отправлял тройку особых охранников. Даже ружье дал на всякий случай. Сергею чем-то кормить тех рабочих придется. А цены через три-четыре месяца скакнут вверх. Плохо, что цензура уже запретила любые упоминания о возможном голоде и неурожае. Все эти так называемые "паникерские настроения" пресекали и будут дальше пресекать. Александр III увидит масштаб всего бедствия только в октябре. Сейчас еще трудно судить, поскольку урожай не собран. Следующую зиму крестьяне еще как-то переживут. Падет скотина, съедят все запасы, кто-то даже сэкономит на посев и потом бросит зерно в "мертвую" землю. А в 1892 году от голода погибнут миллионы.

Мы со своим знанием из будущего знали, что можно было уменьшить людские потер. Если бы не та же цензура и запреты на "пропаганду паникерских настроений", то можно было предупредить людей, собрать больше благотворительности, организовать доставку продовольствия в отдаленные районы.

Но голод еще впереди. Пока же меня радостно обнимали близнецы, пытаясь рассказать сразу и обо всем. О Петербурге, о поезде, об электричестве и так далее. Отпустил их к Ваське. Теперь уже могут болтать о чем угодно. Недолго. Я там и место приготовил, и работников нанял. Строители будут поднимать кирпичные стены вокруг деревянного помещения. Так что место для работы имеется.

Близнецам пришло время взрослеть.

Часть 25

Я смотрел на Ваську, Егора с Андреем и представлял, что, наверное, такими и были комсомольцы двадцатых годов. Молодые, азартные, «с пламенем в груди». Мои бывшие ученики желали вылечить весь мир, построить фабрику по выпуску лекарств и так далее. Им не нужна была всемирная слава. Они еще не подозревают, что такое возможно. Не те цели и задачи.

Конечно, не последнюю роль сыграло мое воспитание и, так сказать, "наглядная агитация". А я всего лишь сводил близнецов в богадельню-больницу. Главного врача мой вопрос по поводу тифозных сильно удивил. Заверил, что таких, слава богу, у них нет. Но нашлись и другие больные с признаками лихорадки.

Давать разрешение на использование сомнительного препарата врач не хотел. Я предложил добровольцам лекарство бесплатно. Согласился один дед. Думаю, именно по той причине, что платить не нужно. Пребывание в больнице стоило шестьдесят шесть копеек в сутки и не всем беднякам по карману. Люди более обеспеченные могли себе позволить вызвать врача на дом. Но медикаментов в это время практически не было. Не считать же опиум лекарственным препаратом?

В одном из первых журналов "Наука и жизнь" я написал статью по поводу опиума и всех остальных наркотиков. Только "ученых мужей" статьи какого-то купца-выскочки не заинтересовали. Мало кто вообще читал журнал. Тираж не тот. Сергей закупил оборудование в Петербурге. Даже штат нанял. Казимирова-младшего поставил управляющим. Но книги еще не начали печатать. Только опробовали копировать "Науку и жизнь". Опять же все упиралось в сроки и цензуру. Даже пять тысяч экземпляров слишком мало для столицы, не говоря о стране в целом.

Переубеждать врачей этого времени долгое и неблагодарное дело. Проще самим внедрить или, еще лучше, не болеть. Зарян как-то рассказывал о медпомощи среди казаков. Для этого времени очень неплохо. Заряну когда-то давно удаляли пулю из ноги. Делать это начали на закате (так мух меньше). Дали выпить стакан водки, но могли сунуть и маковый отвар, просто не сезон был. Инструмент тщательно обработали. Вначале прокипятили в соленой воде. Затем над пламенем подержали. Тот, кто делал операцию, долго мыл руки, следом еще водкой сполоснул. Ногу обложили льдом, чтобы уменьшить чувствительность и кровообращение. Продезинфицированными крючками рану расширили, пулю выкатили, обработали отварами трав и, вложив конский волос, зашили, а ногу зафиксировали в лубках.

Для чего нужен был волос, я не понял. Вера Степановна потом просветила, что это своего рода дренаж раны. Сопровождали операцию молитвы и удары бубна, которые продолжались до утра, таким образом не давая пациенту уснуть. Медицинских показаний по поводу бубна с моей точки зрения не было. Скорее всего, это в большей степени традиция казаков.

В целом, могу сказать, что самолечение казаков выглядело лучше, чем помощь страдающим в больнице, которую мы посетили. Ходили мы с близнецами в холщовых масках, закрывающих рот и нос (позже я заставил их тщательно вымыть руки с мылом). Результаты у больного дедка стали заметны уже через полчаса. Температура упала. Врач милостиво согласился принять упаковку расфасованного порошка под названием "Аспирин". Хотя выражение его лица явно демонстрировало, как он этому всему не доверяет.

Я же в тот вечер толкал проникновенную речь перед близнецами.

– Представьте себе, сколько жизней спасет ваш аспирин! Это судьбы и жизни миллионов людей…

Прошелся по "больной теме" умерших родителей. Братьям повезло, что они остались с бабкой, когда отец и мать поехали торговать на ярмарку. Сыпной тиф свалил родителей по дороге обратно. Безусловно, аспирин не панацея, но он снижает температуру. Чем опасно повышение температуры тела, я подробно братьям рассказал.

Что-то фанатичное появилось во взгляде парней сразу после моих слов. Думаю, они начнут втюхивать аспирин, не дожидаясь документов из Петербурга. Сергей обещал прорекламировать то, что привезла с собой Вера Степановна. Но опять же на все нужно время в этом медлительном девятнадцатом веке.

Перебивать настрой близнецам своими сомнениями я не хотел. Одобрил их желание поехать к Вере Степановне на обучение. Сам же я решил проведать хутор. Васька пацан ответственный, но еще молодой. Мне стоило самому посмотреть как там и что.

Тут как раз охранники, сопровождавшие зерно в Петербург, вернулись. Вот с ними я и поехал на хутор. По пути завернули в Пашковскую. Пообщались душевно с Федором. Тот меня уже как родного привечал. Еще бы! Я столько семян станичникам надарил! И все это росло, зрело и радовало глаз.

Оставил атаману аспирин с инструкциями, довел информацию о том, что в Поволжье и на северо-востоке России грядет голод. И это не слухи, а реальный факт, поскольку засуха уже пришла. Атаман мне поверил сразу и безоговорочно.

– Фёдор, зерно перекупщикам не продавай. Цены возрастут к весне в два, а то в три раза, – посоветовал я напоследок.

Выехали на следующий день на рассвете. Я управлял бричкой, а охрана сопровождала меня верхом. Добрались быстро, часа за четыре. Еще издали я оценил посадки и будущий урожай. Только сами обитатели хутора выглядели не слишком счастливо.

– БЯда, Николай Иванович! – кинулся ко мне Архип, как только я сошел с брички. – Бяда!

Я не сразу въехал, что случилось. Оказалось, жена одного из крестьян, приехавших весной, начала "кликать".

– Упадет, глаза белесые закатит, а сама завывает, – перечислял Архип. – В церкву её возил, не помогло.

По всему получалось, что женщина больна эпилепсией или чем-то еще, раз вызывало такие приступы. А я не медик. Кроме аспирина, с собой ничего не привез.

Архип продолжал описывать события, а я стал успокаиваться. Выяснилось, что приступы "кликушества" у той бабы начались как раз, когда стало жарко и нужно было полоть, окучивать картошку и так далее. Мало того, наша Степанида (разродившаяся очередной дочкой) тоже стала "кликать", падать на землю и истерить, вещая какие-то события.

– Знаю эту болезнь, – успокоил я Архипа. – Сейчас пообедаем и начнем ее лечить. Только мне розги нужны. Пошли кого-нибудь из сыновей к реке нарезать с кустов.

Бабы к моему заявлению, что я умею лечить "кликушество", отнеслись с недоверием. Мол, чего он понимает в таком "тонком" деле? А мне Серега как-то рассказывал. На Кубани это не так распространено. Станичный атаман быстро "кликух" плетьми обработает. А дальше по России народ не такой сознательный. Они этим истеричкам еще и денежки кидают. Особенно, если "кликать" начинает возле церкви. Жалеют убогую. Примерно как паломников, инвалидов и прочих "погорельцев".

Своим сопровождающим я во время обеда тихо рассказал, что и как. Парни хмыкнули и сообщили, что с радостью помогут в "лечении". Сразу как откушали, Степаниду и ту вторую бабу схватили, подолы им задрали выше головы, да и завязали узлом. Муж бабенки, что кликала, попытался возмутиться, но я вовремя кивнул Архипу, чтобы его придержал. Баб в таком виде с голыми задницами возле брички поставили, зафиксировав тела. Тут мне уже и розги принесли.

– Будешь еще кликать и отлынивать от работы? – спрашивал я то одну, то другую дуру, наяривая по голым жопам и чувствуя себя БСДМщиком. Бабёнки верещали, что-то там кричали, но я остановился, лишь когда задницы стали по цвету как у макак.

– Вот и славно. Болезнь вся ушла. Взяли тяпки и марш на прополку огорода! – И, повернувшись к зрителям, я спросил: – Архип, ты понял, как лечить, если тут еще хоть одна упадет и "кликать" станет?

– Знамо дело, – ответил довольный Архип, оглаживая бороду.

Судя по лицам остальных, "публику я уважил". Типа "месье знает толк в развлечениях". Разобравшись с бабами, пошел принимать отчет у Архипа. Вопросов у меня не было. Архип, напуганный еще весной информацией про голод в России, на выращивание зерновых сил не жалел.

На обратном пути мои сопровождающие продолжали делиться друг с другом впечатлениями по поводу моих кардинальных методов лечения. Ржали всю дорогу как ненормальные. Я же размышлял, куда такую прорву баб деть. Сейчас женского пола на хуторе стараниями той же Степаниды в два раза больше, чем мужчин. Нужно к зиме их чем-то озадачить. Иначе Архип с ума сойдет с этим "бабским царством".

Появилась у меня мысль о ткачестве, но я сразу ее отмел. На хуторе ткать лен смысла не было. Проще эти земли пшеницей засеять, потом ее продать в городе и там же ткань купить. Но вот насчет выращивания конопли я задумался. Для одежды мои бабенки коноплю достаточно качественно не обработают, а на веревки вполне сойдет. Не на продажу, а на личные нужды. Или пусть те же мешки делают. Парочку ткацких станков могу им привезти.

Идея с коноплей мне понравилась. Сереге пока не скажу. Помню, как нас в первый раз ошеломило увиденное поле конопли. Посмеялись дружно над тем, что наши предки такие "непродвинутые", коноплю на веревки пускают. Хотя, если вспомнить, даже в конце семидесятых годов двадцатого века в станицах народ был такой же. В смысле, не было поголовной наркомании. Никто не огораживал посадки конопли забором и колючей проволокой. Чуть ли не у каждого жителя станицы в огороде росла конопля.

У моей бабушки точно была. Она ее использовала как средство от комаров. Вечером с соседками садилась на скамеечке семечки полузгать и веткой конопли отмахивалась от насекомых. Ладно конопля, у бабушки даже опиумный мак рос. Правда, сажала она его в дальнем углу огорода рядом с малиной. "А то хлопцы сорвут", – поясняла она, почему мак так далеко. То есть были и "продвинутые хлопцы" в станице. И если с маком в огороде было понятно, что он использовался для выпечки, то наличие конопли для меня так и осталось загадкой. Похоже, только от комаров. На веревки те растения точно не пускали.

А еще у бабушки вдоль забора росло несколько шелковиц. Тутовник по-научному. Во времена моего детства это были огромные деревья с раскидистой кроной. Артём принес на хутор пару саженцев, чтобы через несколько лет во дворе была тень. Грецкий орех тоже рядом с домом посадили. Это и тень от солнца, и орехи. Думаю, что и шелковицу хуторяне со временем распробуют. В этом времени это дерево на Кубани мало распространено. Бабушка рассказывала, что ее заставили шелковицу посадить. Колхозу, как это обычно происходило в советские времена, "спустили план" на шелк. И куда деваться, занимались шелком.

Климат на Кубани не совсем подходящий для шелкопряда. Чтобы не померзли шелковичные черви, топили печи, разложив ветки по полу хаты. Потом сдавали учетчику куколок шелкопряда. Дурь с выращиванием шёлка со временем прошла, а шелковицы остались расти. Кажется, такое дерево лет триста живет. Тоже из рассказов бабушки – после войны народ с работы домой приходил и, взяв кусок хлеба, на дерево карабкался. Это типа ужин такой. Плоды тутовника вкусные и полезные. Говорят, особенно для беременных женщин. Серега ухохатывался, когда Артем принес саженцы. Мол, как раз для нашей Степаниды.

Кстати, о дамах. На расфасовку аспирина нужно будет нанять парочку симпатичных девиц. А ещё мне служанка в дом требуется, лучше приходящая, и так, чтобы Машка не узнала. Стоит, наверное, Машуню проведать. Давно не был. Поинтересоваться, как дела, как запасы пряжи. Вера Степановна права, скоро поставки по железной дороге прекратятся. Загруженность будет такая, что простому купцу с его заказами на нитки и соваться бессмысленно.

Навестить Машку не получилось. В школе меня уже ждала Вера Степановна.

– Николай, здесь в бобине метр пленки, уже перфорированной. Еще метр проявленной, но по принципу диафильма. Ты линзы из Германии получил?

– Еще весной, – заверил я​, офигевая от такой скорости освоения новой области деятельности. Пощупал, осмотрел пленку, только что на зуб не попробовал. Толстовато она как-то выглядит. Но это же первая в мире кинопленка!

– Как вы успели это все сделать?! – продолжал я удивляться. – И главное, когда?!

– Что значит, когда? Мы решили еще до Нового года, что займёмся киноискусством. Хлопок я у твоего знакомого армянского купца приобрела. Лаборантов хватает. И близнецы немного помогали. Поставила их синтезировать триацетат целлюлозы. Вот формировать его в виде ленты, наносить желатиновый слой и эмульсии гораздо больше времени заняло. Это не только специальные формы, но и сушильное оборудование. Только в июне привезли заказ из Новороссийска.

– Вера, вы волшебница, фея! – продолжал я восхвалять женщину. Та зарделась, но сбить себя с толку не дала.

– Пора, наверное, уже начинать изготовление киноаппаратов, – сообщила Вера Степановна. – Пока суд да дело, привилегии будут оформлены. Я вот задумалась на тему, что нам не мешает наглядную агитацию подготовить после голода.

С этим я был согласен. В 1893 году выползут революционеры всех мастей и начнут обсирать царя. В том, что будет немало ошибок, я тоже согласен. Но и многое окажется сделано, о чем те активисты, естественно, умолчат. Из миллионов голодающих помощь получит примерно половина. Это и мало, и много. Умрут от голода более четырех сотен тысяч человек. Стоит осветить всё с долей критики и с намеками на то, как можно в будущем изменить ситуацию в лучшую сторону.

Пришло время наведаться к Афанасию Петровичу Чернову. Пусть киноаппарат и кинопроектор еще в чертежах, зато есть пленка и почти готовый патент на изобретение.

К господину Чернову я отправил посыльного с письмом, договорившись на ближайшую пятницу. Тащить все барахло самому было затруднительно. Я же не только пленку, но и рулоны с чертежами нёс. Отвлекать охранников или отрывать от дел Ваську не хотел. Взял с собой парочку учеников из группы "А" – Мишку и Пашку.

Парни были сыновьями строителей. Каждому по четырнадцать лет. Когда в прошлом году отцы отправили их в мою школу, мальчишки поверить не могли в такое счастье. Это вам не в подмастерьях на кирпичном заводе глину месить. Хотя физический труд на развитии парней неплохо сказался. А тут еще их целый год кормили хорошо… В общем, размер формы им еле-еле подходил тот, что я для близнецов заказывал.

Как и большинство учеников, эти двое уроки иностранных языков не любили. И когда узнали, что можно прогулять по уважительной причине немецкий, бежали чуть ли не впереди меня. Куда и зачем мы идём, Мишку и Пашку совсем не интересовало. Главное, подальше от грамматики немецкого языка.

Первые несколько минут беседы с господином Черновым прошли в атмосфере взаимного недопонимания. Он уверял меня, что его салон по фотографии в городе, а не дома. Я в свою очередь заверял, что фотографироваться "семейным портретом" не собираюсь.

Наконец мне позволили изложить дело. Вынув первый рулон из тубуса, я начал вещать. Красноречием меня боженька не обидел, а риторические способности я в течение года в школе практиковал. Примерно через час я осознал, что слушают меня, словно кролики удава, не только сам Чернов, Мишка и Пашка, но и все, кто был в доме фотографа на момент моего появления.

– Двадцать четыре кадра фотографии и возникнет иллюзия движения? – выдохнул под конец моей лекции Афанасий Петрович.

– Привилегии на изобретения оформлены, – заверил я.

– А я вам зачем? – задал господин Чернов резонный вопрос.

Пришлось пояснять. Нет у меня времени всем этим заниматься. Зато могу поддержать и спонсировать любого энтузиаста.

– Николай Иванович, вы просто не понимаете, от чего устраняетесь! – пытался пояснить мне перспективы развития киноиндустрии Чернов.

– Весьма рад, что вы заинтересовались, – ответил я. – Готов обсудить условия контракта и найма.

Какие контракты! Этот фанат своего дела готов был задаром работать.

– Чертежи и линзы на оборудование я вам предоставлю, – снова вернул я Чернова с небес на землю. – Понадобятся еще ассистенты, в смысле – помощники при переноске аппаратуры.

– Эти два молодых человека? – поинтересовался Афанасий Петрович.

Только теперь я оценил фанатичный блеск в глазах своих учеников.

– Да, именно эти два молодых оператора будут даны вам в помощь, – заверил я.

Всю обратную дорогу в школу мальчишки молчали, явно переваривая увиденное и услышанное. Все же в невероятно интересное время я живу и вершу историю мира. Эти два пацана не могут ещё до конца осознать, что им предстоит осуществить. Павел Логунов и Михаил Архипов, я уже знаю, ваши имена войдут в историю моей страны. И я приложу к этому все свои силы.

Часть 26

Мой выбор Афанасия Петровича в качестве двигателя мирового кинематографа оправдал себя на сто процентов. Он с таким рвением взялся заказывать оборудование по чертежам, что это не могло не радовать.

Мишку и Пашку я временно отправил в Крымскую с письмом для Веры Степановны и Артёма, которого я просил мне помочь. Сопровождали ребят мои охранники. Обратно они повезут керосин для школы, хутора и на продажу. Учеников оставят у Веры Степановны до зимы. Сейчас эти четырнадцатилетние мальчишки знают больше по киноделу, чем кто-либо в мире. Я с ними провел несколько занятий по композиции и освещению. Рассказал, как будут выглядеть изображения на черно-белой пленке. Остальное – светочувствительность, проявку и прочие нюансы – пояснит Вера Степановна. В общем, процесс пошел. Извиняйте, братья Люмьер. В этот раз Россия станет первой в кинематографии.

Сергею телеграмму я послал. Нам еще не к спеху, но пусть имеет в виду, что понадобятся помещения в Петербурге под кинозал. Он мне в ответ тоже телеграфировал. Ну, как бы… в принципе, деликатно ответил. Но смысл был: "Не пошел бы ты на хер со своим кино, и так дел по горло". Ладно, я пока у себя начну павильон строить. А еще лучше поговорю с Екатериной Михайловной, заинтересую ее совместным проектом заведения под названием "кинотеатр".

Вообще-то Серега был прав, тут и без киноиндустрии забот хватало. На вокзале дожидаются огромные ящики с моими заказами. Прибыло это все по морю. Затем перегружали в Новороссийске и отправляли по железной дороге в Екатеринодар. Чтобы перевезти в школу, нужно нанимать грузчиков и самому все контролировать.

Артём приехал как раз вовремя, когда все полученное я распаковал. Но даже с Артёмом, Болотом и Иваном собрать все машины и станки мы не осиливали физически. Еще месяц назад я присмотрел одну мастерскую возле Скотного рынка. Заведение было убогое. Сам мастер с сыновьями изготавливали мелочовку в виде деталей для ремонта оборудования на маслобойнях или перебивались починкой навесных замков. Чего-то серьезного мастеровым не заказывали.

Я предложил мастеру работу у себя. Тот сразу не согласился, взял время на раздумывание. Наверное, не хотел от кого-то зависеть. В любом случае мне пришлось идти снова и вести переговоры о разовой помощи. Помощь в сборке станков я оценил в три рубля. А там, глядишь, присмотрится, да и согласится остаться. Мои мастерские не сравнить с тем убожеством, где работали мастеровые.

Артём в очередной раз назвал меня параноиком. Есть же приличное оборудование на складе, которое я прячу и боюсь доставать. Теперь у меня появилась "легенда прикрытия". С честными глазами буду утверждать, что это заказывалось и делалось в Англии и Германии. Пусть попробуют найти концы. Хотя друг заверял, что моя деятельность вообще никого интересует.

Малую мастерскую, где занимались ученики, я оставил как есть. Зато в большой начнем расставлять станки, изготовленные сейчас и в двадцать первом веке. Строители, помогавшие сколотить верстаки, с интересом поглядывали на то, что происходило в большой мастерской.

– Плевать! – отреагировал Артем на проявленный интерес строителей и приволок со склада ветряк.

Место для крепежа мачты предусматривалось изначально. Как и огороженный закуток с дверью и замком внутри мастерской, где будут располагаться инверторы, аккумуляторы и прочие "цацки".

– Боже мой! Нормальная розетка, лампы, провода! – ностальгировал друг и прикручивал это все добро по мастерской.

Можно сказать, что нанятого мастерового ошеломила и покорила именно та иллюминация, что устроил Артём. Белые матовые колбы люминесцентных лам не давали рассмотреть, что там внутри. Их иномирность внешне была недоказуема. Эти лампочки мы специально брали для личного пользования.

В целом, мастерская выглядела сюрреалистично. Настольный токарный станок из двадцать первого века соседствовал с зубофрезерным, полученным недавно из Германии. Прессы подсоединялись через систему ремней к паровому двигателю, зато рядом на верстаке стоял станок для вальцовки. Разница в уровне техники была видна невооруженным глазом. Но Артем сказал весомое "плевать!", и я смирился.

Мастерская имела крепкие запоры. Да и попасть в помещение можно было пройдя через малую мастерскую. А до этого через коридор первого этажа школы, где постоянно находился охранник. Пускать сюда учеников мы планировали попозже, когда подберем именно тех, кто будет заниматься двигателями.

– Прессы тебе пока не нужны, – успокаивал меня Артем. – Ты же сейчас начнешь с мелкого. Компрессометр и тому подобное.

Вообще-то я собирался уже изготавливать топливный насос, о чем и поведал другу.

– Все равно этим, – кинул он на моих работников, – для начала придется много теории рассказать. Мы с тобой хоть тоже теоретики, но все равно знаем лучше, что в итоге должно получиться.

Артём начал занятия с "техническим персоналом", не поясняя, что конкретно будет в итоге. Мирон, механик из мастерской, никогда не видел тот же мембранный манометр, не говоря обо всем остальном. В том, что мастер оставался у меня работать, стало само собой понятно. Зарплату я ставил ему и трем сыновьям невысокую. Зато давал уникальные знания и, конечно же, предоставлял оборудование.

Мирон ходил между верстаков, любовно поглаживая стоящие на них мини-станки. Если так и дальше будет к работе относиться, то мы поладим. Главное, чтобы не запил. Эту тему мы оговорили отдельно.

– Не… батька не пьет, – заверяли меня сыновья. – Как дед замерз подле трактира, так батька пить перестал. – По всему получалось, что в "завязке" Мирон последние лет десять.

У меня оставались сомнения только по поводу того, как он поймет наши с Артёмом лекции. То, что это будет необычный двигатель, понял не только Мирон, но и Болот. С уважением на меня посмотрели, когда я сообщил об имеющейся привилегии. На следующее лето я собирался предоставить действующий образец в Петербурге. Артем заверял, что Вера Степановна солярку уже гонит. Правда, малыми партиями, и доводит до ума оборудование. Но на пробу мне что-то пришлют, когда будет на чем пробовать. Точно так же, как масло. Торговать этим машинным маслом мы не сможем, поскольку оно уже лет десять как запатентовано. Хотя кто его знает? Изобретатель-то в Америке. В любом случае масла сейчас самим не хватало.

Естественно, что этот двигатель не был предназначен для тех тракторов, что будут когда-то выпускаться на нашем заводе. Мы изготавливали опытный образец во всех отношениях. Прежде всего, сами должны понять, с какими трудностями столкнемся. Затем начнём тренировать учеников. Мальчишки должны знать, что такое двигатели, видеть и участвовать во всех стадиях производства. Только в этом случае в будущем из них получатся хорошие производственники и руководители цехов. Опять же сейчас подпускать даже к простейшим операциям я их не мог. Минимальный возраст учеников на данный момент всего лишь тринадцать лет. Куда таких к станкам?

Окунулись мы в процесс основательно. Собирать решили самый простой по конструкции (и легкий по весу) двухтактный двигатель. Он, конечно, будет много потреблять масла. Только на данном этапе это все были вторичные факторы. Мы не гонимся за экономией, а осваиваем новую область. Даже в наше время данный вид двигателей не был сильно распространен.

– Двухтактный ситниковский двигатель состоит из двух основных частей, – вещал Артем на теоретических занятиях. – Газовая турбина, где тепловая энергия преобразуется в механическую, и специальный нагнетатель. В данном устройстве цилиндры располагаются горизонтально напротив друг друга.

Поскольку эта лекция проводилась не только для мастеров, но и для старших учеников, то я мог наблюдать реакцию сидящих в классе. Кажется, только Болот и Мирон что-то понимали, когда Артем сыпал терминами и понятиями типа того, как за один оборот коленчатого вала происходит два хода поршня. Ничего, разберутся на практике. Надеюсь, что на заводе в Петербурге уже начнем выпускать четырехтактные двигатели, которые будут больше по весу, зато надежнее.

Сколько потом в процессе работы мы получили металлического брака на переплавку, словами не передать. А это ведь все сталь, дорогая, которую привозили мне на заказ. Больше всего намучились с коленчатым валом. Из стали было бы надежнее, но и сложнее. Горячую правку под прессом мы не осиливали. Решили, что для первого образца изготовим из чугуна. Высокопрочный, естественно, взять было неоткуда. Правили эти отливки без дополнительного подогрева и кустарным методом обычными молотами у кузнецов.

Что-то заказывали отдельно на стороне. Шатунные вкладыши из свинца сами не стали изготовлять. Такие нам сделают в мастерских без проблем. Чугунную отливку для корпуса Артём также приволок от кузнецов. Потом оказалось, что она не подходит. Поспешил Артем. Снова выпиливал из дерева "образец" и переделывал.

И это еще только начало. Нам же потом понадобятся подшипники для переднего и заднего моста. А что такое в наших условиях изготовить металлические шарики? Хорошо, что мы еще вовремя сообразили и принесенный Артёмом прут не пустили на оконную решетку. Будем потом прессом выбивать заготовки. Но доводить до ума придется только вручную. Ничего, у меня сорок учеников. Будущая надежда России. Отшлифуют шарики, никуда не денутся.

В окончательной сборке двигателя я не принимал участия, поскольку в двадцатых числах сентября уехал на хутор. В этот раз все подводы с продуктами сопровождали вооруженные охранники.

С Архипом мы произвели совместный расчет. Из двухсот пятидесяти гектаров, купленных Артемом, половина были неугодья и сам хутор с постройками. То есть под поля и огороды оставалось чуть больше ста гектаров. На пять семей по двадцать (у Архипа побольше). Эти земли хоть и были распаханы, но использовали под посадки менее половины. Архип распределил участки земли так, чтобы крестьяне осилили засеять хотя бы по три гектара. Сам он уперся и отвел под зерновые в этом году гектаров десять. Половину собрал озимыми и еще пять гектаров убирал с сыновьями яровой пшеницы и ржи.

По всем прикидкам получалось, что урожайность на этих целинных землях была по тридцать, а то и более центнеров с гектара. Я с трудом представлял, как они все это собрали и обмолотили. Колоссальный труд! Артем заказал еще в двадцать первом веке примитивную косилку. Два колеса на оси с сидение, оглобля, закреплённая с лошадьми и сама косилка, которая откидывается или снова поднимается. Убого, примитивно. Но это было быстрей и лучше, чем вручную. Первый год Архип от этого устройства отказался. А после сыновья настояли. Думаю, что в этом году не смогли бы столько убрать зерновых, не будь у хуторских косилки. Только у Архипа было более десяти тонн пшеницы. Я считал килограммами, переводя архиповские пуды в привычную единицу измерения. На посев яровых и озимых он возьмет процентов пятнадцать от общего запаса. Съест с семьей примерно тонну (половину, может, и продаст). Еще семь тонн оставалось мне.