Текст книги "Чистильщик"

Автор книги: Дмитрий Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Кинув большую часть мешков в задний отсек «Ниссана», а один на заднее сиденье, Мирдза подмигнула сестре.

– Ага, – отозвалась та, – он сказал: «Поехали! И взмахнул рукой!»

– Примерно. Поехали.

По Ветеранов они проехали, пересекши Генерала Симоняка, Маршала Жукова, еще километра два-три до Авангардной улицы, на которую Мирдза и свернула, заглушила мотор, подхватила с заднего сиденья пакет.

– Пошли, – скомандовала она. Марта с сомнением поглядела на нее.

– Ты что, карту штудировала, что так уверенно командуешь?

– Есть маленько. Пошли.

Марта хмыкнула, услышав в речи сестры знакомые, совсем Вадимовы обороты и интонации, но ничего не сказала. Мимо больницы они прошли по аллее, углубились в парк.

– Признайся, – сказала Марта, после того как они свернули на малозаметную тропку и остановились на полянке, – ты здесь уже была?

– Конечно, была, – просто ответила Мирдза. – Сейчас шаманить будем, суженых призывать.

Из незаметного чехла на голени под брюками Мирдза извлекла боевой нож. Марта снова хмыкнула.

– Сухих веток набери, – коротко бросила ей Мирдза.

И Марта повиновалась – почему-то ее старшая сестра вела себя сейчас, как в бою. Когда Марта притащила ворох сухих веток, Мирдза уже нащипала ножом лучины и начала разводить костер. Нарубленные тем же ножом толстые ветки ложились колодцем на тонкое пламя молодого костра. Через десяток минут сестры сели по разные стороны костра. Еще пару тонких полешек – и Мирдзе, чтобы не обидеть сестру излишним приказом, пришлось перебраться на другую сторону костра. Тем более ветер относил до этого дым в ее сторону.

Достав из пакета бутылку, лимоны и стаканы, Мирдза быстро приготовила коктейли – треть стограммового стакана водки, туда же выжимается четверть большого лимона. Мандарин – на закуску. Кому как нравится. Мирдза пила без закуси – лимонного сока вполне хватало, Марта-сластена предпочла заесть кислятину лимона сочным мандарином.

Мирдза приготовила еще по коктейлю, подняла свой стаканчик и замерла, глядя в разыгравшееся пламя костра.

Марта, усмехнувшись, поглядела на нее внимательно. Постепенно усмешка стала наигранной и кривой.

– Приманиваешь? – спросила она. Мирдза пожала плечами.

– Может быть.

– Дура ты, Мирдза, – веско, с непререкаемой уверенностью юных сказала Марта, – ждешь, ворожишь. На кой черт тебе все это? Свет клином сошелся, что ли?

– Может, и дура, – с непривычной мягкой улыбкой ответила Мирдза, – может – и свет клином. А ты разве не чувствуешь? Вот то-то.

И впервые Марта увидела, как повлажнели глаза ее сестры, всегда сухие и строгие, как скатилась по ее щеке слезинка – маленькая и почти незаметная, но блестевшая в свете костра, как бриллиант. Ее сильная и несгибаемая сестра плакала – но не горестно, а лишь грустно и светло, и даже как-то радостно. И не могла Марта, научившаяся в основном ненавидеть и презирать, быть зла на того, кого любила ее сестра, кто спас ее от Самого Большого Ужаса ее маленькой жизни.

4. СВОЯ СВОИХ НЕ СПОЗНАША…

Окрестности астрономической обсерватории Пулково, Санкт-Петербург. Воскресенье, 9.08. 10:30-16:45

Воистину сказал, как в небо пальцем ткнул, а попал в яблочко – пришлось доругиваться. Доругивались – до хрипоты и злости – на берегу реки Луги почти в черте одноименного городка. Ругались часов несколько, почти до темноты. В основном ругался Мишка, а Чистильщик пытался привести разумные аргументы для своего тезиса, гласившего следующее: мы лезем в бойню, и посему слабых – женщин и детей – в тыл. Но Еленка и Мишка насели так, что хоть святых выноси: женщин – слабых – и детей здесь нет.

И ставший внезапно податливым Чистильщик вынужден был согласиться: нет так нет. Спорить не было ни сил, ни желания. Да опять же вспомнилось не такое уж сильно далекое собственное прошлое, когда за любимого человека – в огонь и в воду. Или за того, кого сам себе придумал. Черт его знает, темна вода во облацех.

Ночью Чистильщик решил не ехать, хотя Мишка и порывался, доказывая, что надо действовать как можно быстрее. Не захотел – и все. Скомандовал отбой, добавив, что спешка нужна лишь в наиболее известных трех случаях – при трахе с чужой женой, ловле блох и при поносе. Да и то не всегда.

Отправив все еще возражавшую молодежь ночевать в машину, Чистильщик устроился на бережку, возле самой воды в компании с плоской фляжкой «Teachers». Ночь была неожиданно теплой, и даже нагретая за день река парила лениво и неохотно. Не пришлось накидывать прихваченную из машины куртку. Чистильщик сидел, глядя прищуренными глазами на реку и мелкими глотками потягивал виски. Ближе к утру, когда фляжка опустела, он по-солдатски, на раз-два содрал с себя одежду и нырнул в прохладную мутноватую воду. Поплавав пяток минут и стряхнув с себя тонкую серую паутину усталости и легкого хмеля, он вылез на берег, наскоро обтерся курткой, оделся и отправился будить Мишку с Еленкой.

Позавтрали всухомятку и тотчас же тронулись в путь. Волошин снова порывался сесть за руль, чтобы дать уставшему после бессонной ночи Чистильщику вздремнуть хотя бы до Гатчины, на что Чистильщик лаконично спросил:

– Права с собой?

Мишка тяжело вздохнул и развел руками. Чистильщик покивал и сел за руль. И как в воду глядел – машину остановили гаишники на выезде из Луги, как-то слишком придирчиво проверили документы, даже осмотрели салон и багажник. После этого Мишка перестал ворчать даже по поводу конфискованного у него еще в Пскове и утопленного в Великой «Макарова».

Чистильщик лишь усмехнулся – «уазиками» он пользовался в основном по трем причинам: неприхотливости и неброскости машины, а еще потому, что в корпусе этого совджипа можно было спрятать такое количество снаряги и оружия, что его хватило бы на усиленное огневое отделение. Причем спрятать так, что без разборки машины непосвященному было бы не извлечь ничего, а хозяин самое необходимое – например, пистолет «Глок-18» с магазином на девятнадцать патронов и компактным глушителем марки «Стопстон» – достал бы за пару секунд.

Уже въезжая в Пулково, Чистильщик прижался к обочине дороги и пару минут задумчиво глядел на Волохонское шоссе, размышляя, не свернуть ли на него, чтобы, сделав крюк, въехать в город не по самой оживленной трассе и как можно быстрее оказаться у ближайшей конспиративной квартиры, потом мотнул головой и вырулил на дорогу, продолжая путь по прямой. Однако ехал он медленно, внимательно глядя по сторонам.

Миновав обсерваторию и спустившись с высоты, Чистильщик вдруг повернул направо и пяток минут все так же медленно ехал в сторону Александровской, а потом снова свернул направо и заглушил мотор.

– Пока приехали, – глухо сказал он, не поворачиваясь к спутникам, и кивнул на поросший травой невысокий откос. – Там что-то типа водохранилища, десять на десять. Вода не ахти какая чистая, но местное население активно использует и эту лужу для летнего отдыха. Придется снова устраивать пикник на обочине.

Мишка недоуменно поглядел на него.

– Что случилось, Вадим?

– Ничего, – мотнул головой Чистильщик, – вот это-то и странно. Ничего не понимаю, да и соображаю с трудом. Перекур с дремотой.

Незаметно покопавшись с дверцей, он выпрямился и кинул Волошину на колени большой матово-черный пистолет, оказавшийся неожиданно легким для своих размеров.

– Знакомая игрушка? – спросил Чистильщик. Мишка неуверенно пожал плечами.

– Видеть – видел, но в руках не держал, – признался он.

– Смотри. Это переводчик огня: вверх – одиночный; вниз – автоматический. Это – магазинная защелка; вот это – блокиратор спускового крючка, предохранитель. А это – затворная задержка. Держи еще один магазин, он на тридцать три патрона. Тот, что в пистолете, – на девятнадцать. Лучше обойтись вовсе без стрельбы, но если придется, то экономь патроны. Давай, попробуй, вынь-вставь магазин, повзводи затвор. Поиграйся минут пяток, а я пока для пикника место подходящее выберу. Только осторожно.

Чистильщик выбрался из машины, потянулся и неспешно зашагал вверх по откосу. При всей внешней расслабленности, он был предельно напряжен внутри, мобилизован. Оружие было последним экзаменом для Волошина, и сейчас Чистильщик ждал прицельного взгляда в спину, был готов уйти от выстрела. В правом рукаве у него по-прежнему был закреплен ПСС, а в кармане легкой куртки, которого касалась левая рука, лежало главное оружие – передатчик размером со спичечный коробок.

В задней части «УАЗа» в сигаретном блоке лежало небольшое взрывное устройство, вышибной заряд, который должен был распылить небольшое облачко нервно-паралитического газа. Ампула была маленькая, но все, кто находился бы в радиусе пяти метров от машины, начали корчиться от временного паралича дыхания. Около пяти-семи минут. Устраивать перестрелку или взрывать свою машину Чистильщик не собирался.

Но нет – ни единого острого взгляда в его сторону. Мишка, видимо, поглощен исследованием новой игрушки, Еленка пару раз глянула Чистильщику вслед, но скорее с прежним любопытством и недоумением. Итак, все чисто. Или почти. Игра может вестись более тонко, с соблюдением всех правил Науки о Заговорах и Предательстве. Плавали, знаем; как же-с, сами играли-с в такие игры, до одури играли-с.

«Однако я становлюсь многословен, – подумал Чистильщик, – особенно в мыслях. То ли просто устал, то ли старею. То ли и то и другое вместе». Он присмотрел площадочку три на три с еще не вытоптанной травой и все так же неспешно спустился к машине. Сунулся в салон и по виноватому взгляду Мишки, а главное – по характерному запаху пороховой гари – засек неладное.

– Про досыл забыл? – прищурившись, спросил Чистильщик.

Мишка понуро кивнул. Забывать про досланный в патронник патрон – это вообще-то был удел большинства солдатиков-первогодков, потому-то Волошин и был так смущен.

– Где дырка-то? – оглядывая внутренности салона, задумчиво произнес Чистильщик.

– В землю пуля ушла, ничего не зацепила, – суетливо ответил Мишка. «И то, слава богу, – подумал Чистильщик, – что никого не зацепила».

– Гильзу нашел? – спросил он. Мишка протянул ему еще теплый латунный цилиндрик. Чистильщик кивнул, сунул гильзу в карман и пошел выволакивать из задней части машины подстилку и припасы. Инцидент можно было считать почти исчерпанным.

Устроившись на бережку микроводохранилища, честная компания принялась с большим аппетитом за небогатую, но сытную снедь: свежие огурцы, зеленый лук и помидоры, копченое мясо, запивая трапезу легким светлым пивом. Полежали, лениво покурили, а потом Чистильщик, в приказном порядке оставив молодежь наблюдать за окрестностями, залез в прохладную воду и минут двадцать плавал кругами. Вылез, оделся – натянул штаны и сунул в их карман ПСС – и растянулся на брезентовом полотнище. Глянул на часы – полдень.

– Можете искупаться, – сказал он. – Хотя водичка оставляет желать лучшего. И по чистоте, и по температуре.

Мишка залез в воду и вскоре уже фыркал на середине прудка, девушка лишь окунулась у берега и быстро вылезла, уселась на бетонированном берегу, шлепая босыми ступнями по воде. Чистильщик лежал, прижмурившись, глядел на них, прихлебывая мелкими глотками из солдатской фляжки «Джека Дэниэлса». Бережок пока был пустынен, но со стороны жилых домов, невидимых отсюда из-за деревьев, уже тянулась по тропочке первая компания любителей отдыха у воды.

Когда Мишка вылез из воды, посиневший и лязгающий зубами, Чистильщик закрыл глаза и мгновенно уснул, как под лед провалился. Какие-то смутные образы проносились в его сознании, но ни на одном он не остановился, листая их, как страницы дешевой книжки-покетбука.

Проснулся он так же, как и уснул – мгновенно, словно включился. Поднес на уровень глаз часы: половина пятого. Сел, тряхнул головой. Молодежь его в обнимку сидела у воды, а вокруг гомонил табор загорающих, кто-то даже отважился влезть в воду. Чистильщик сунул в губы сигарку, закурил и прищурился. Что-то такое он увидел во сне, что-то очень нужное, но сейчас никак не мог припомнить. Он глубоко затянулся, медленно выдул дым через ноздри. И понял – что. Он резко встал.

– Народ, – негромко окликнул он Мишку с Еленкой, – пора.

Проспект Ветеранов, Санкт-Петербург. Воскресенье, 9.08. 23:00

К вечеру плотная облачность затянула небо, начал накрапывать мелкий дождик, постепенно усиливаясь и превращаясь в очередной затяжной ливень – с классическими пузырями на лужах и барабанной дробью тяжелых капель по жестяному карнизу за окном. Мирдза тяжело вздохнула и нашарила на низком столике зажигалку. Закурила.

Если майские и июньские ливни приводили ее в состояние душевного равновесия, смывая усталость, словно городскую пыль со свежей и сочной листвы, то августовские – наоборот, повергали в уныние и меланхолию, напоминая о приближающейся осени. Осень-то Мирдза как раз любила, но такие дожди будили цепь ассоциаций, приводивших в финале своем к зиме – самому ненавидимому ею времени года. За окном неохотно, как-то слишком тускло светили фонари, свет их рассеивался тугими струями дождя.

Марта лежала на кровати в своей комнате, страдая от ноющей боли в опухшем лице, глотала анальгетики, мало помогавшие ей – как, впрочем, и любому другому аномалу, – и пыталась читать книгу. Она уже проглотила за этот день с десяток таблеток алгомина, чувствовала себя разбитой и несчастной, общаться ей не хотелось. Хотелось только одного – чтобы ее не трогали. И Мирдза сидела в маленькой комнатке одна. Свет зажигать не хотелось, достаточно было полумрака, слегка рассеиваемого светом фонаря прямо под окном.

Погода и душевное состояние располагали к ленивой расслабленности. Мирдза налила в высокий стакан из тонкого синеватого стекла на четыре пальца настоящей «Хванчкары», купленной сегодня в магазине «Грузинские вина» за бешеные по нынешним временам деньги – а уж по старым и тем паче. Поднесла стакан к лицу, вдохнула нежный аромат вина, пригубила напиток. Глотнула чуть больше, а потом, с неожиданно возникшей жаждой, осушила стакан. Налила еще вина, но на сей раз не жадничала, отхлебнула деликатно, опустошив стакан всего на полпальца.

Затянулась сигаретой и тотчас же замерла, услышав осторожную возню с замком. Сигарета упала на пол, но Мирдза не заметила этого, бесшумно поднялась из кресла и уже привычно нашарила рядом с собой «Глок-17», оснащенный глушителем. Сунув в карман запасной магазин на девятнадцать патронов от «Глока-18», все также бесшумно вышла в прихожую. Дверь была уже открыта, и Мирдза, буквально угадав движение за спиной, там, где коридор сворачивал к кухне, бросила себя на бок, разворачиваясь в сторону движения.

Палец уже выбрал половину свободного хода спускового крючка, когда она услышала осторожный шепот, раздававшийся буквально внутри ее головы: «Мирка, может, хоть сейчас не будем устраивать семейных сцен?» Мирдза больно ударилась плечом об застеленный тонким линолеумом бетонный пол, но прицел на угол не сбился. Тот угол, за который на долю секунды раньше метнулась тень. На мельчайшую толику времени раньше, чем она услышала этот шепот. Потом из-за угла вылетел «Глок-18» с глушителем «Стопстон» и показались широкие набитые кисти.

– Твоя моя не стреляй, – услышала она уже ушами шепот с очень знакомой интонацией. – Моя мирный вьетнамися.

Еще через секунду из-за угла высунулось совершенно незнакомое лицо. Незнакомое – но с такой знакомой улыбкой в углах глаз. Мирдза бессильно уронила пистолет на пол, и Вадим стремительно подбежал к ней, легко, как перышко, поднял с пола, обнял. Мирдза, дрожа, прижалась к нему. И вдруг Вадим отпрянул. Мирдза оглянулась.

– No bad, but no good, – пробормотал Вадим. – Ходить нужно чуть тише.

За спиной Мирдзы в дверном проеме большой комнаты монументально воздвиглась полуголая Марта, занимавшая почти классическую стойку Уивера – чуть согнутые ноги, «маузер» ХСП, зажатый в обеих руках, разворот корпуса к противнику в пол-оборота. Толстый цилиндр глушителя уставился точно между глаз Чистильщика.

– И откуда только такие семечки, – продолжал Вадим, нежно целуя щеки Мирдзы, гладя волосы. – Не иначе, свет моих очей, как ты обучила?

Ствол дрогнул и осторожно опустился.

– Вадька! – взвизгнула Марта и бросилась к Чистильщику. Обхватила его и сестру руками – ну прямо маленький осьминожек. Чистильщику стало трудно дышать – и от объятий, и от комка в горле, перекрывшего доступ кислороду. Он бы, наверное, даже прослезился второй раз в жизни, если бы не Мирдза, тонко почувствовавшая его состояние. Взяв себя в руки, молодая женщина прикрикнула на сестру:

– Кто ж так гостей встречает? А ну-ка, приведи себя в пристойный вид!

Ворча, Марта отправилась натягивать штаны и застегивать рубашку. Чистильщик еще раз нежно поцеловал Мирдзу в губы и глаза и отстранился.

– Дело прежде всего, – разочарованно вздохнула она и тотчас же рассмеялась, заметив виноватую улыбку на новом и еще непривычном лице Вадима. Тот развел руками и прижал указательный палец правой к ларингофону.

– «Зеро», поднимайтесь, все чисто, – невнятно произнес он почти шепотом.

– На сей раз работаешь в команде? – с улыбкой спросила Мирдза.

Чистильщик сконфуженно усмехнулся.

– Сейчас сама посмотришь, что это за команда.

Через пару минут в дверь коротко звякнули, и Чистильщик впустил в квартиру Мишку и Еленку. Мирдза подняла брови, а Марта едва слышно фыркнула и прошептала: «Детский сад». Услышали ее все, кроме Еленки, Мишка слегка покраснел. «На себя посмотри», – телепатически ответил ей Чистильщик и подмигнул, с усмешкой глядя на обалделое выражение ее лица. Он еще раз подмигнул и отступил на шаг назад, давая Мирдзе исполнить роль хозяйки. Хотя время и поджимало.

Молодая женщина поняла его без слов, даже без телепатического послания. Радушно улыбнувшись, пригласила гостей в кухню, соорудила бутерброды и прочие холодные закуски, выставила бутылку вина и плоскую стеклянную фляжку ирландского виски. Мишка сразу потянулся к ней, но Чистильщик мягко отвел его руку.

– Ты нужен мне сегодня трезвым, Миша, – мягко сказал он. – А я не знаю, как действует алкоголь на организм псевдоаномалов.

При последнем слове Мирдза вскинула голову и пристально поглядела сначала на Мишку – и тому стало неуютно от этого взгляда, – а потом на Чистильщика. Последний едва заметно повел бровями, и бутылка виски была мгновенно убрана. С несвойственной ей откровенностью и раскованностью молодая женщина прижалась к Чистильщику, обхватила его за талию и прижалась лицом к его шее. Рассеянно жевавший бутерброды Чистильщик погладил ее по волосам. Проглотив кусок, утер губы и, нежно подняв кончиками пальцев за подбородок лицо Мирдзы, долго поцеловал ее в губы.

Выпив пару стаканов вина, Чистильщик мягко отстранил от себя Мирдзу и встал.

– Увы, ребята, но идиллия кончается, – тихо сказал он. – Снова наступило время убивать.

Его слова как током ударили по нервам всех сидящих за столом.

Аппаратный пульт прослушивания. Малый проспект ВО, Санкт-Петербург. Понедельник, 10.08. 1:35

Щелчок – на том конце линии подняли трубку. Подняла ее, само собой, оперативница из аномалов.

– Да? – нежным и чуть заспанным голосом произнесла она.

– Николая Николаевича, будьте любезны, – на другом конце линии холодный мужской голос.

– Вы не могли бы перезвонить завтра?

– Нет, не мог бы, – мужской голос не оттаял от сонной нежности женщины, наоборот, стал еще более холодным и напористым. – Он мне нужен немедленно.

– Вы знаете, он сейчас занят.

– Ничего, – безжалостно прервал женщину мужчина, – для меня он свободен всегда. Позовите.

– Он уехал, – легкомысленно произнесла женщина, не зная, что выдала человеку на другом конце линии все, что ему нужно было знать.

Гудки, гудки, много коротких гудков.

– Я засек его, – произнес оператор. – Это на Ветеранов. И, скорее всего, это тот, кого мы ждали. Высылаем группу.

Пульт дежурного опергруппы Центрально-Российского филиала Синдиката. Ул. Новослободская, Москва. Понедельник, 10.08. 1:36

Короткое сообщение по сети он получил в половине второго, дважды перечитал и тотчас же сорвал телефонную трубку.

– Командир, – произнес дежурный, – простите, что так поздно беспокою, но наш информатор сообщил, что под носом у Главы объявился Крысолов. Вы просили информировать немедленно… Понял. Так точно, в Питере у нас есть группа… Есть.

Дежурный положил трубку одного телефона и сразу же схватился за трубку другого.

– Кондор, зеленый свет. Адрес – Ветеранов…

Проспект Ветеранов, Санкт-Петербург. Понедельник, 10.08. 2:15

Опергруппа Северо-Западного филиала приехала первой, представители Центрально-Российского прибыли через полторы минуты. Сначала в огневой контакт, спровоцированный выстрелом откуда-то со стороны (это выяснилось потом), вступили группы прикрытия. После нескольких выстрелов с третьего этажа и взрыва в коридоре в бой вступили штурмовые группы.

Так как питерская штурмовая группа проникла в пустую квартиру и успела в считанные доли секунды занять оборону, то большие потери понесли москвичи. Через три минуты скоротечного огневого боя, когда опергруппа Центрально-Российского филиала потеряла более трети личного состава, а Северо-Западного – четверть, кому-то пришла в голову простая, как все гениальное, мысль просто «обораться», как это частенько делали российские подразделения в Грозном, когда радиосвязь была ненадежной, а части находились на прямой видимости, то есть – под огнем друг друга.

Войдя в голосовой контакт, обе штурмовые группы опознали друг друга, и перестрелка немедленно прекратилась, что все-таки не успело спасти от полного уничтожения группу прикрытия питерцев.

Пока шло зычное разбирательство – кто есть кто, Чистильщик, предварительно установивший пару управляемых мин на площадке лестницы и сделавший выстрелы в группу москвичей из окна четвертого этажа, бросил в мусоропровод искалеченную штурмовую винтовку «AUG» с глушителем, стрелой взлетел на чердак и бесшумной летучей мышью снялся с крыши двенадцатиэтажного дома на дельтаплане.

Улица Садовая, Санкт-Петербург, Понедельник, 10.08. 19:00

Они собрались снова, правда, в неурочное время и ограниченным составом. К тому же сбора потребовал не Глава всех Глав, а глава Центрально-Российского филиала. Поэтому в зале присутствовали только три Главы – московский, питерский и Глава Восточно-Европейского филиала, успевший добраться на самолете из Вильнюса. Успел он, правда, чисто случайно, так как его визит в Питер был заранее запланирован. Остальные Главы, невзирая на время суток в их часовых поясах, все слышали, поскольку соединились с Центром по защищенным телефонным линиям. Этакое селекторное совещание.

В другой бы момент можно было бы и посмеяться, но сегодня Борову было не до смеха. Заняв пост Главы всех Глав, он не сложил с себя полномочий Главы Северо-Западного филиала, а значит, был ответственен за ночное происшествие. И Глава Центрально-Российского филиала намеревался подчеркнуть это. И он это сделал.

И уж совсем не до смеха стало Борову, когда через полчаса обсуждений сложившейся ситуации ему недвусмысленно дали понять, что до тех пор, пока не решена проблема с Крысоловом, он, Боров, временно лишается всех полномочий Главы Синдиката, оставаясь лишь региональным Главой. А с Крысоловом пусть разбирается своими силами.

Это был раскол. Точнее – это уже нельзя было назвать даже расколом, ибо Борова не поддержал никто, наоборот – все проголосовали за это решение. «Подождите, сучьи дети, – в ярости подумал Боров, – я вам потом покажу, как на Главу тявкать! Я вам такую ночку имени товарища Варфоломея устрою!» И лишь через минуту, разогнав багровую пелену животного гнева, окутавшую его разум, он вдруг с ужасом понял, что остался один. Между ним и Крысоловом стояла лишь жиденькая цепочка из оперативников-аномалов и бойцов спецназа, людей. Первых было десятка полтора, вторых – тридцать человек. И все они были разбросаны по всему региону, а Крысолов был уже где-то рядом – незаметный и смертельно опасный, как взведенная противопехотная мина в высокой траве. Жаворонки поют, ромашками пахнет, тишь да идиллия – пока не наступил на взрыватель.

И гнев моментально уступил место ужасу. Он глядел расширившимися глазами на выходящих из комнаты Глав, слышал щелчки отключавшихся линий связи тех, кто не смог присутствовать лично на совещании, и почти физически чувствовал, как смыкается вокруг него стена мрака и отчуждения. Грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули телефоны, пепельницы и стаканы.

– Сволочи, – проревел он, – выблядки трусливые! Своего Главу бросаете, крысы?!

Глава Центрально-Российского филиала, невысокий крепкий мужичок, словно слепленный из тугих шаров мышц, выходил последним. На пороге он обернулся. Его загорелое и обветренное лицо, перечеркнутое черной повязкой, прикрывавшей пустую левую глазницу, обезображенное белесыми лишаями старых ожогов, искривилось в подобии язвительной улыбки. Так, наверное, улыбались бы горгульи, существуй они в реальности.

– А что шуметь-то? – чуть шепеляво произнес он. – Сам виноват. Нужно было послушать Николая Николаевича, а не кончать его. Отпустил бы Крысолова – и все бы было спокойно. Кстати, если не читал отчет, то наши рижские друзья сообщили, что Крысолов по собственному почину завалил вашего бывшего оперативника, подавшегося на вольные хлеба. Вот так-то. А насчет Главы – это ты тоже не разоряйся. Даже если ты сумеешь уработать Крысолова – в чем я глубоко сомневаюсь, – то на ближайшем Совете ты вылетишь со всех постов, как пробка от шампани. Бывай.

Глава, а в прошлом – один из лучших оперативников-людей Синдиката, подмигнул уцелевшим глазом, что, как и его улыбка, смотрелось жутенько, и покинул комнату. Когда-то он попал под огнемет и выжил лишь чудом, после чего его перевели на административную работу, где он выдвинулся с самых низов до должности регионального Главы только за счет своих талантов аналитика и координатора.

Дверь захлопнулась, и Боров со стоном уронил голову на судорожно сжатые кулаки, покоившиеся на полированной крышке стола. Но в неподвижности он пробыл недолго. Вскинувшись, как боевой конь при звуках трубы, он нажал кнопку на селекторе.

– Кот, вызови Паука. Пусть немедленно отзовет всех оперативников. Через двадцать минут выезжаем на резервную базу.

Улица Первомайская, Старый Петергоф. Вторник, 11.08. 1:25

– Это так рядом, – прошептала Мирдза прямо в ухо Чистильщика. – Не тянет зайти домой?

Чистильщик медленно провел ладонью по обнаженному телу молодой женщины. Мирдза упруго потянулась и тихо рассмеялась.

– Что, это стоило семи лет воздержания? – с улыбкой спросила она.

Чистильщик смущенно ухмыльнулся.

– А разве кто-то говорил о воздержании? – переспросил он.

Мирдза застыла в его руках, подобно стреле – упругая и трепещущая, готовая сорваться с тетивы к новой цели. Если, конечно, наслаждение можно назвать целью. Обиды в ее голосе не было ни на йоту.

– Никто. Но ты же понимаешь…

– Конечно, понимаю. Ну и что?

– Слушай, Вадим, ты или дурак, или святой.

– А какой вариант тебя больше устраивает?

– Ну-у, – задумчиво протянула Мирдза, – даже и не знаю. Скорее – ни один из этих.

– Увы, – тотчас же отозвался Чистильщик, – других предложить не могу.

Он осторожно, но с силой помял упругие полушария ягодиц и медленно вернул ладонь через бедро и плоский живот к куполам грудей, ласково прищемил между пальцами темно-розовый сосок, сполз чуть ниже по сбитой постели, приник к нему губами.

– Дурачок, – простонала молодая женщина. – Ты можешь хоть о чем-то думать серьезно?

– Сейчас и здесь – нет, – прошептал Чистильщик, скользя языком по груди Мирдзы. «Где и когда бы я смог не думать о ситуации и раскладе сторон, – подумал он. – Боюсь, лишь смерть отучит меня от прагматики». Зарывшись лицом в подстриженные волосы внизу живота Мирдзы, лаская ее губами и языком, Чистильщик все равно не мог избавиться от анализа внешней обстановки, решал задачи стратегии и тактики. «Будь все проклято», – грустно подумал он.

Лишь погрузившись в тело молодой женщины, отдав ей всего себя без остатка, не прося ничего взамен, он смог наконец вырваться из этой реальности, перестать быть собой – выдержанным, точным и безошибочным. Простым боевым автоматом, нацеленным на не менее простое «гнать и не пущать».

Но в самый момент расслабления сработала сигнализация. Бросив извиняющийся взгляд Мирдзе, Чистильщик мгновенно запрыгнул в штаны, подхватил «Хеклер и Кох» и мгновенно оказался у входной двери.

И услышал знакомый голос внутри черепной коробки:

– Кажется, ты искал помощи? Она пришла.

– Твою мать, – прошептал вслух Чистильщик, – только тебя, Рустик, и не хватало.

Деревня Канаршино, Волосовский р-н. Ленинградская обл. Вторник, 11.08. 15:30

Они сидели вокруг гладко оструганного стола, стилизованного под обычный деревенский, этак начала века. Народу было немного – пара аномалов и пяток спецназовцев. Остальные тринадцать аномалов и два десятка бойцов штурмовой группы, состоящей из людей, рассыпались по широкому участку вокруг коттеджа, принадлежавшему, как казалось местным жителям, какому-то чудаковатому «новому русскому», решившему построить дачу в самом сухом районе Ленинградской области.

Вообще-то в Волосовском районе не было ни одной речки, ни одного озерка, заслуживающих упоминания. Когда-то в Канаршино был построен искусственный водоем, предназначенный для прогрева воды перед поливом пастбищных полей, воду в который накачивали насосами из подземной реки. Дно водоема было выстлано полиэтиленовой пленкой, ибо грунт данной местности – песок и щебень – был не способен удержать влагу на поверхности. Местная ребятня – да и взрослые тоже – с энтузиазмом встретили начинание совхоза.

Правда, с тех пор прошло много лет, полиэтилен прохудился во многих местах, водоем перестал быть именно водоемом, стал – в тех местах, где пленка осталась невредимой, – болотом. И совершенно непонятно, что здесь делать навороченному «новому русскому» с его двухэтажной кирпичной дачей.

На самом деле эта дача была резервной базой Северо-Западного филиала Синдиката, последним узлом обороны Главы всех Глав. Окна мгновенно превращались в узкие бойницы по сигналу с главного пульта; и без того толстые стальные двери по этому же сигналу превращались – из-за падающей сверху толстой железобетонно-стальной плиты – в непреодолимую преграду.

Но все равно, каждый из оборонявшихся знал, что ни стальные ставни, ни толстенные двери – не преграда для того, от кого они оборонялись. Даже если Крысолов придет один, то все равно он найдет способ выкурить их из-за стен. А в поле, где Крысолов провел годы и годы, они против него бессильны. Северо-Западный регион, привыкший к безотказной работе Крысолова, изнежился и завял, как тепличный цветок на морозе. И все это понимали: как аномалы, так и люди из отряда спецназначения. Эти люди умели справляться с аномалами, не прошедшими специальной тренировки, но встреча с лучшим выучеником Синдиката им не улыбалась. И от прямого дезертирства их удерживал не страх и не те большие деньги, что им платили, а некая странная – в наше-то бесчестное время! – честь и гордость истинно профессионального военного, которые уже не встретишь в армии.