Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Понял. – Алексей нажал на рычаг телефона и тут же набрал номер министерства.

Ему ответили почти сразу.

– Это Татищев, – обратился Алексей к снявшему трубку дежурному чиновнику, – срочно вызовите ко мне советского посла.

– Извините, господин министр, – ответил тот, – я как раз собирался звонить вам. Советский посол только что просил принять его. Он будет в министерстве через полчаса.

– Буду через двадцать минут. – Алексей положил трубку.

Он отбросил одеяло и начал быстро одеваться.

– Что-нибудь случилось? – спросила проснувшаяся жена.

– Пока не знаю, – сказал он. – Слушай радио. Если все плохо, ты скоро об этом узнаешь.

* * *

Через четыре часа он вошел в президентский кабинет. Там уже собрались те же люди, что пять дней назад, только теперь все сгрудились над картой, разложенной на столе для совещаний.

– Докладывай, – буркнул Оладьин.

О получении ноты об объявлении Советским Союзом войны Северороссии "в связи с непрекращающимися провокациями" Алексей доложил президенту еще три часа назад, как только кабинет Татищева покинул советский посол, Но он отказался приехать немедленно, сославшись на необходимость связаться с послами ряда держав. И вот теперь, закончив переговоры, Алексей примчался в президентский дворец.

– Великобритания, Франция, США, – начал он, – сообщили, что считают действия СССР агрессией и вручат соответствующие ноты советским послам. Рузвельт заявил, что внесет вопрос об исключении СССР на рассмотрение Лиги Наций. Черчилль предложил мне вылететь в Лондон для обсуждения программы британской помощи. Финляндия сообщила о начале формирования экспедиционного корпуса для отправки на фронт.

– То-то Сталин испугается исключения из Лиги Наций, – съязвил Спиридонович. – Эти остолопы на четвертый день войны в Польше еще обсуждали ширину железнодорожной колеи в Европе. Полный бардак, а не международная организация. Вряд ли это нам сильно поможет.

– Я тоже так думаю, – кивнул Алексей.

– Германия? – нетерпеливо спросил Оладьин.

– Ответа от фюрера еще нет, – произнес Алексей, – но немецкий посол высказался в том смысле, что конфликт между СССР и Северороссией внутриславянское дело. Вряд ли он мог позволить себе такое, если Берлин еще не определил своего отношения.

– Немецкое радио передало, что Советский Союз предпринял ответные действия на провокации с нашей стороны, – вставил Вайсберг.

– Тогда, полагаю, вопросов нет, – вздохнул Алексей.

– Кстати, по советскому радио сказали, что война Объявлена в связи с нашим вероломным нападением на СССР, – добавил Вайсберг.

– Совершенно в их стиле, – процедил Алексей.

– Симферополь? – произнес Оладьин, недовольно пожевав губами.

– Посол ответил, что вопрос обсуждается, – быстро проговорил Алексей. Крым будет верен союзническому долгу, но в связи с нападением Турции размеры его участия могут быть сокращены.

– Плохо, – выдохнул Маклай.

– Татищев, вылетайте в Лондон немедленно, – произнес после непродолжительной паузы Оладьин. – Принимайте любую помощь, какую они предложат. О ходе переговоров информируйте меня немедленно.

– Хорошо, – кивнул Алексей. – Какая ситуация на фронтах?

Он подошел к карте. Маклай тут же заговорил, одновременно показывая на карте:

– Сейчас бои идут по всей границе. Серьезного успеха противник пока добился только на вологодском направлении. Однако, по нашим данным, только первый эшелон войск противника превосходит по численности нашу армию в четыре раза. Есть еще второй, о нем сведений меньше. Но и он, очевидно, превосходят нашу армию не меньше чем в два раза. Мобилизация объявлена через пять минут после вашего звонка президенту, но завершится она только через месяц. Так что пока будем выматывать противника в оборонительных боях и отступать до укрепрайонов. А там... Да поможет нам бог.

– Сколько времени понадобится красным, чтобы дойти до укрепрайонов? осведомился Алексей.

– До Новгородского, Вологодского и Псковского УРов – недели три-четыре, – мгновенно доложил Мак лай. – А если сдадим Вологду, после этого они выйдут на оборонительную линию Лодейное Поле – Пикалево. Понятно, что при таком соотношении сил думать о наступательных операциях пока не приходится. Я дал приказ в войска: боеприпасов не жалеть, солдат беречь.

На президентском столе тоненько запел телефон. Оладьин подошел к нему, снял трубку и произнес:

– Слушаю... Соединяйте... Здравствуйте, Сергей Станиславович.

Алексей догадался, что адмирал разговаривает с президентом Крыма Скрябиным. Выслушав какую-то длинную речь, Оладьин произнес:

– Благодарю вас, господин президент, – и повесил трубку.

Подойдя к столу, он тяжело оперся на него и произнес:

– Скрябин объявил о том, что сдержит данные ранее обязательства полностью. Как раз сейчас корабли российского Черноморского флота обстреливают военно-морские базы Одессы и Новороссийска, а авиация наносит удары по железнодорожным узлам на южных территориях СССР.

– Отлично, – воскликнул Маклай.

– А ведь это полномасштабная война, – покачал головой Шульц.

– Не мы ее начали, – обрубил Оладьин.

* * *

Подпрыгивая на ухабах и обгоняя идущие непрерывным потоком войска, "эмка" выехала к пограничному переходу.

– Стой, – скомандовал Павел. Водитель послушно остановил машину,

– Павел Васильевич, мы опаздываем, – недовольно заерзал на сиденье старший комиссар НКВД Потапов.

– Ничего, успеем, – буркнул Павел и, открыв дверцу, выскочил в хрустящий на морозе снег.

Перед ним, рядом с поднятым шлагбаумом, стояла пограничная будка, в которой изо всех сил боролся с холодом красноармеец с мосинской винтовкой, в шинели, армейских штанах, буденовке и валенках. По дороге, ведущей через пограничный переход, нескончаемым потоком текли пехота, грузовики с боеприпасами, артиллерия на конной и автомобильной тяге. Все они неудержимо стремились в Северороссию, туда, где за горизонтом грохотала канонада. С той стороны в СССР под конвоем солдат НКВД шла колонна пленных североросских солдат, арестованных чиновников, зажиточных крестьян, священников, интеллигентов.

"Вот я и вернулся, – удовлетворенно подумал Павел. – Семнадцать с половиной лет назад эта страна выкинула меня со своей территории. Здесь, на этом переходе. И вот теперь я вернулся, чтобы принести ей мир и свободу".

Он неспешно направился по дороге в сторону канонады. Автомобиль медленно двинулся за ним. Пройдя мимо шлагбаума, Павел ускорил шаг. Через несколько минут он достиг пограничного столба с надписью "СССР". Североросский пограничный столб лежал на земле. На нем четко виднелись следы танковых или тракторных гусениц. В небе в сторону фронта пролетела эскадрилья краснозвездных бомбардировщиков, в сопровождении истребителей. Павел довольно улыбнулся. "Всё путем, – подумал он. – Старое отступает, новое приходит. Неизбежный исторический процесс. Вот только чему я больше рад: тому, что иду восстанавливать советскую власть в Северороссии, или тому, что через месяц-два мы поставим точку в нашем споре с Лёшкой? Хотя, какая там точка? Сбежит за границу, будет вести подрывную работу. Создаст какую-нибудь радиостанцию "Свободная Северороссия". И ведь добьется своего, не он, так его последователи, если только мы прекратим борьбу. Нет, некоторые люди просто не могут войти в новый мир. Их придется уничтожать, ради счастья всего человечества. Только так может закончиться наша борьба. Жаль, хороший был парень, но так и не понял... Да и озверел в шкуре белого офицера. И все же я бы не стал убивать его и сейчас, если бы он попал к нам в руки. Не стал бы, конечно, и отпускать, как в семнадцатом. Сглупил я тогда. Пожалел эту гидру, и вот теперь, в тридцать девятом, Крым обстреливает наши порты на Черном море, бомбит города и грозит десантом. А должны бы эти офицерики еще девятнадцать лет назад в землю лечь или по парижским кафешантанам растечься, ностальгировать и песенки про конфетки-бараночки петь. Крыма, расстрела наших под Перекопом, того уничтоженного десанта я тебе, Алексей, никогда не прощу. И Ингу не прощу. Но в расход пускать не буду. В лагерь тебя, за колючку, в Сибирь. Но так, чтобы ты знал, что происходит во внешнем мире, в нашем мире, а не твоем. Как мы наступаем, как рушатся буржуазные режимы. Чтобы ты выл и лез на стену от безысходности. Это будет для тебя большим наказанием, чем пуля в лоб. Ведь ты, как и я, сражаешься за идею. Для тебя погибнуть за идею не страшно, страшно увидеть ее крушение. И я хочу, чтобы ты услышал, как твои дети будут выступать на митингах в поддержку мирового коммунизма, как отрекутся от тебя. Это будет моя настоящая победа и твой подлинный разгром".

Твердыми шагами он прошел мимо поднятого североросского пограничного шлагбаума, еще раз окинул взглядом горизонт, откуда неслись звуки боя, повернулся, сел в "эмку" и буркнул:

– Поехали.

– Старые воспоминания? – сочувственно улыбнулся Потапов.

– Да, здесь меня обменивали, – пояснил Павел.

– Теперь мы вернулись навсегда, – удовлетворенно произнес Потапов.

* * *

Меньше чем через час они въехали в село Антоново. Около самой богатой избы стояла охрана из красноармейцев, а с трех полуторок неподалеку выгружались солдаты в польских шинелях с погонами и конфедератках с кокардами, сочетавшими североросского льва с серпом и молотом. На крыльцо в овчинном тулупе, накинутом поверх офицерской формы без знаков различия, в ушанке и валенках вышел Йохан Круг. Увидев Павла, выходившего из "эмки", направился к нему.

– Приветствую, – пожал он руку гостю и кивнул в сторону выгружавшихся солдат. – Это и есть Североросская народная армия?

– Да, – кивнул Павел. – Пока только рота. Но товарищ Жданов обещал довести ее до батальона, собрав всех коммунистов, имеющих отношение к Северороссии.

– А почему в польских шинелях? – удивился Круг.

– Товарищ Сталин категорически запретил одевать их в советскую форму, пояснил Павел. – Экипировали с трофейных польских складов*. Новую шить было некогда.

* Если читатель полагает, что в данном вопросе автор проявил бурную фантазию, то ошибается. Именно так экипировалась Финская народно-освободительная армия в 1939 году.

– Хорошо, – кивнул Круг. – Идем в дом. Я только что вернулся от Ворошилова.

В просторной крестьянской избе была жарко натоплена печь. Вся крестьянская утварь была вынесена, уступив место конторским столам, заваленным картами, приказами, сводками и другими бумагами. На стене висел полевой телефон. За ширмой в углу размещалась железная кровать, на которой, очевидно, ночевал Круг.

Усевшись на стул напротив Круга, Павел произнес:

– Слушаю.

– Белые сопротивляются упорно, – проговорил Круг. – Видно, что хорошо готовились. Все мосты и переправы взрываются чаще всего, когда на них входят наши передовые части. Обочины дорог заминированы. В вашем тылу действуют диверсионные отряды и снайперы противника. Из-за их действий за неделю в некоторых частях выбит почти весь офицерский состав. Это при том, что мы еще не вступили в соприкосновение с основными силами противника. Население, в общем, недружелюбно. Или противодействует нам, или пытается бежать на еще не освобожденные территории. Из-за этого продвижение войск сильно замедляется. Уже сейчас отстаем от намеченного плана. А впереди еще укрепрайоны. Но товарищ Ворошилов не сомневается, что к Новому году выйдем к Луге и Ладожскому озеру, а может, даже возьмем Питер.

– Понятно, – кивнул Павел. – А почему ставку администрации Северороссии решили разместить здесь, в нескольких километрах от границы, когда на Вологодском направлении мы продвинулись куда больше?

– Для нас принципиально, чтобы администрация находилась на исторической территории Северороссии, – пояснил Круг. – Из Москвы пришло указание передать все административные функции на оккупированных территориях военным. Но сегодня же мы должны создать Североросское народное правительство, которое провозгласит создание Североросской Народной Республики. Мы обратимся с просьбой к Советскому правительству о помощи в борьбе с антинародным правительством Петербурга. Я должен стать главой этого правительства. В нашем распоряжении будет североросская народно-освободительная армия. Пока Красная армия не займет Петербург, ни одного упоминания о вхождении в состав Советского Союза не должно быть. Мы народно-освободительное правительство. СССР – наш союзник. Потом, конечно, станем республикой в его составе. Но не сразу.

– Ясно, – улыбнулся Павел. Круг и не подозревал, что рассказывал Павлу план, самим Павлом подготовленный и представленный на секретном совещании Политбюро ЦК ВКП(б). – Какова моя роль?

– Тебе оказана честь, – гордо произнес Круг. – Сам товарищ Сталин рекомендовал тебя на пост министра внутренних дел в нашем правительстве. Я надеюсь, ты оправдаешь доверие вождя.

– Сделаю все, что в моих силах, и даже больше, – ответил Павел.

– Вот и отлично. Я верю в тебя. Первое заседание правительства начнем через два часа, на нем и уладим все формальности. А пока обсудим твои первостепенные задачи. Как ты понимаешь, они продиктованы прежде всего потребностями военного времени. Необходимо подавить все враждебные элементы, чтобы пресечь саму возможность любого антисоветского выступления. Товарищ Берия просил передать, что он не возражает против использования системы ГУЛАГ СССР для изоляции политически неблагонадежных. Желательно, чтобы твоим замом стал товарищ Потапов. Он имеет большой опыт по работе на освобожденных землях Западной Украины.

– Понятно. – Павел довольно потер руки. – Впереди много работы.

* * *

Алексей быстрыми шагами прошел в кабинет премьер-министра Великобритании. Черчилль приветствовал его, предложил сесть и сразу перешел к делу:

– Алексей, учитывая наши старые дружеские отношения, я буду прям. Как ты знаешь, правительство его величества, как и правительство Франции, осудили агрессию Советского Союза против Северороссии и проголосовали за исключение СССР из Лиги Наций. Я также понимаю, что этого недостаточно. Ты знаешь, что еще с семнадцатого года я выступаю как последовательный противник коммунизма. Поэтому Великобритания окажет Северороссии помощь оружием, техникой и боеприпасами. Мы обсудили этот вопрос с президентом Рузвельтом. Он также готов оказать вам военную помощь на основании долгосрочного кредита.

– Я знаю, – кивнул Алексей, – час назад я говорил с господином Рузвельтом по телефону, а сегодня вечером вылетаю в Вашингтон для продолжения переговоров. Однако в настоящее время нехватка вооружений не является главной проблемой Североросской армии. Численное превосходство противника – вот наша главная беда. И если уж Великобритания и Франция считают себя союзниками Северороссии, то я полагаю, что они могли бы объявить войну СССР, как это сделали по отношению к Германии после нападения на Польшу.

– Все это так, – пропыхтел Черчилль, закуривая сигару, – но именно обстоятельства войны с Германией вынуждают нас проявить осторожность. Мы уже имеем одного грозного противника в лице Гитлера. От СССР нас отделяют многие сотни километров. Возможно, парламент и проголосует за отправку экспедиционного корпуса в вашу страну. Но более масштабная помощь будет затруднена технически.

– Великобритания может нанести удар по бакинским нефтяным месторождениям силами британских дальних бомбардировщиков, базирующихся в Персии. Советские ВВС и ПВО не обладают возможностями отразить этот удар, а СССР лишится важного стратегического ресурса*. Кроме того, сам факт вступления в войну Великобритании может сильно изменить политический расклад.

* Полное соответствие с ситуацией этих лет в нашем мире.

– Вот этого я и боюсь, – сокрушенно покачал головой Черчилль. – Если мы объявим войну и Сталину, то абсолютно потеряем возможность играть на противоречиях между Москвой и Берлином. В Европе разгорается Вторая мировая война. Если мы сделаем Сталина союзником, то получим значительное преимущество. Но, объявив ему войну сейчас, мы просто толкаем его в стан наших врагов. Последствия этого могут быть катастрофические.

– Конечно, – всплеснул руками Алексей, – когда речь идет о политической целесообразности, все рассуждения о морали и этике остаются в стороне. Для британского льва ничего не стоит сдать североросского львенка, чтобы отхватить себе жирный кусок власти в Европе. Но подумайте, действительно ли целесообразно для Лондона терять такой форпост антикоммунизма на востоке, как Северороссия. Ведь коммунизм – угроза всей современной цивилизации. Может, проще поддержать нас, чем оказаться со Сталиным лицом к лицу.

– Разумеется, вы правы. – Черчилль откинулся в кресле. – Поэтому если в ходе конфликта мы увидим, что Северороссия – действительно прочный форпост, а не гнилое яблоко, мы поддержим ее всеми средствами... Возможно, и теми, о которых вы только что упомянули.

– Значит, если мы докажем свою жизнеспособность, вы выступите на нашей стороне? – поднял брови Алексей.

– Примерно, – поморщился Черчилль. – Но прошу вас запомнить еще одно. В текущем конфликте мы целиком на вашей стороне. Но в долгосрочной перспективе... У Британии сейчас два главных внешних противника в мире нацистская Германия и коммунистическая Россия. Можно, конечно, было бы сразиться с ними обоими. Но, учитывая военный потенциал Германии и почти неограниченные людские и природные ресурсы России, это было бы самоубийством. Куда как лучше столкнуть этих двух монстров и заставить их максимально ослабить друг друга. Впрочем, это вовсе не означает, что Северороссию мы так легко отдадим под коммунистическое иго. Вы для нас действительно важный стратегический элемент политики на востоке.

– Понятно, – вздохнул Алексей. – Возможно, этим следует объяснить отсутствие активных действий на фронте с Германией. Недаром эту войну прозвали "странной". Вы хотите, чтобы вначале Гитлер пролил кровь в схватке со Сталиным?

– Возможно, – выпустил Черчилль несколько клубов сигарного дыма. – В нынешней войне победит тот, кто вступит в нее позже. Волею случая мы оказались первыми вовлечены в этот конфликт, формально. Но как знать, может, нам и удастся оттянуть фактическое начало активных военных действий.

– А не думали ли вы, что это может привести к военной катастрофе самих союзников? Что, если Гитлер повторит действия германского генштаба в прошлой войне и пройдет через Бельгию и Голландию?

– Военные считают этот вариант маловероятным, – отрицательно покачал головой Черчилль.

– А вы?

Черчилль долго молчал, мял зубами сигару. И вдруг заговорил:

– Скажу вам как другу, Алексей. Моя первая задача – это интересы Британии. А в интересах Британии может быть некоторое ослабление Франции в ходе текущей войны.

Алексей откинулся на спинку стула. Только теперь он понял, какие сложные политические интриги привели к этой войне. И в этих интригах Северороссия была лишь пешка, мелкая разменная монета, которую игроки могут сдавать или обменивать друг у друга. "Ничего, – подумал он, – мы – пешка, которая умеет за себя постоять".

* * *

"Эмка" Павла притормозила на шоссе, километрах в трех от села. Спереди доносилась ружейная пальба. К Павлу подскочил командир первого батальона североросской народной армии майор Павел Нахимцев:

– Здравия желаю, товарищ министр, – приложил он руку к козырьку, бандиты окружены в селе. Первые три атаки им удалось отбить. Сейчас готовим четвертую.

Смерив взглядом фигуру комбата в несуразной польской форме, с наспех разработанными знаками различия североросской народной армии, Павел произнес:

– Ну, покажите, где там у вас бандиты. Нахимцев снова козырнул, и они двинулись по глубокому снегу прямо через зимний лес. Мороз стоял знатный, не меньше двадцати пяти градусов по Цельсию. Павел, более или менее согревшийся в машине и одетый в полярные унты, ватные штаны, теплый офицерский полушубок поверх гимнастерки и ушанку, еще не почувствовал его в полной мере. Он гордо вышагивал впереди, расправив плечи. А вот майор явно промерз в польской шинельке и сапогах, рассчитанных па теплый климат Центральной Европы. Даже несмотря на двойное теплое белье под мундиром, он семенил за министром, согнувшись и поминутно растирая руками нос и щеки.

Через минуту они оказались на опушке леса, окружавшего небольшое село. В снегу у деревьев залегли бойцы единственного батальона, из которого в настоящий момент состояла североросская народная армия. Перестрелка, которую Павел слышал на шоссе, к этому моменту уже стихла, и солдаты просто лежали, время от времени стараясь согреть дыханием мерзнущие конечности. В первые дни войны это наспех сформированное подразделение попытались использовать на фронте, но быстро убедились в его слабой подготовке. Вообще, Красная армия демонстрировала низкую готовность к боям в тех условиях, с которыми она столкнулась в Северороссии. Чрезвычайно слабо было отработано взаимодействие частей и родов войск. Что касается североросской народной армии, набранной преимущественно из мирных жителей, имевших то или иное отношение к Северороссии, то ее боевая подготовка была ниже всякой критики. Вначале Ворошилов вознамерился пустить ее в авангарде, чтобы наглядно продемонстрировать, что города и села Северороссии освобождаются ее собственной народной армией. Однако этому воспротивился Йохан Круг, подсчитавший потери авангардных частей и заявивший, что таким образом вся североросская армия будет перебита еще до вступления в Новгород, не говоря уже о Петербурге. Ворошилов встал в позу, объявив, что высокие потери носят временный характер. После телеграммы, подписанной Кругом и Павлом в адрес Сталина, батальон с фронта все же сняли. Когда же Красная армия уперлась в североросские укрепрайоны и стала ежедневно терять по нескольку полков, Павел добился передачи народной армии в подчинение МВД Северороссии для борьбы с многочисленными белыми партизанскими отрядами. В этом ему помог Берия, с которым Павел теперь активно сотрудничал.

– Вы бы за деревом укрылись, – проговорил вставший за соседней сосной Нахимцев. – Метко стреляют, гады.

– Майор, я буржуйским пулям никогда не кланялся, – процедил в ответ Павел.

– Там снайперы. – Майор говорил таким тоном, будто жаловался.

– Прекратите молоть чепуху, – сорвался Павел. – Это банда Буркова. Взвод автоматчиков третьего пехотного полка, попавший в окружение три недели назад, и примкнувшие к ним кулацкие недобитки. У них один станковый и два ручных пулемета, три десятка автоматов, винтовки и ружья времен Гражданской. Нет там никаких снайперов.

Он окинул взглядом заснеженное поле, усеянное трупами в польских шинелях. Картина боя сразу стала ему ясна. Майор гнал людей, представлявших собой отличные мишени на снегу, через поле в лоб, на пулеметы. Раненых наверняка не было. Тех, кого не добивали пули, приканчивал мороз.

– Почему без маскхалатов? – успокоившись, спросил Павел.

– Специальным приказом все маскхалаты переданы в распоряжение штаба фронта, для частей, атакующих УРы, – пояснил Нахимцев.

– Какие потери?

– Человек пятьдесят...

– Что значит "человек пятьдесят"? – рявкнул Павел. – Вы – командир подразделения и не знаете своих потерь!

– Сейчас точно выясним. – Нахимцев знаком подозвал лежащего рядом офицера.

Тот, явно радуясь возможности подвигаться на морозе, подбежал и доложил:

– Капитан Шустер, командир первой роты, по вашему приказанию прибыл.

Не дав майору открыть рот, Павел проговорил:

– Майор, поясните план дальнейших действий.

– Мы намерены атаковать! – выкатил глаза Нахимцев.

– Когда?

– Через пять минут.

– Чтобы положить еще взвод или полбатальона? Сколько вы кладете за одного убитого бандита? Десять или двадцать своих солдат?

– Я выполняю ваш приказ уничтожить банду.

– Я давал такой приказ, но я не приказывал уничтожать первый батальон североросской народной армии, – снова начал кипятиться Павел. – Сейчас пятнадцать двадцать три. Через час с четвертью стемнеет и вы сможете приблизиться к противнику без существенных потерь, закидать гранатами и вступить в ближний бой и рукопашную. У вас без малого десятикратное превосходство в людях. Вы сомнете банду за четверть часа. Если даже два-три человека, пользуясь темнотой, уйдут, мы накроем их в ближайшие дни. Куда они денутся по такому снегу и при полном контроле Красной армии над всеми дорогами и развязками? Вступив в боевое соприкосновение с противником в десять сорок две, вы могли втянуть его в активную перестрелку. У них недостаток в боеприпасах, а вам подвезут столько патронов, сколько надо. Если бы вы так поступили, то уже сейчас могли бы перейти в атаку на безоружного противника.

– Но комиссар Потапов требует быстрейшего уничтожения противника при его обнаружении, – начал оправдываться майор.

– А своя голова на плечах у вас есть?! – заорал Павел. – Если вы не знаете, именно так, как я сейчас описал, действовал в восемнадцатом-девятнадцатом спецполк североросской госбезопасности. За всю войну он понес потерь меньше, чем любая другая часть, неизменно добиваясь успеха. Вы хоть пробовали изучить опыт прошлой войны, когда отправлялись на фронт?

– Но мы действовали, как нас учили инструкторы РККА, по уставу, развел руками Нахимцев.

– Сдать оружие, – тихо скомандовал Павел.

– Что? – не понял майор.

– Сдайте оружие. Я подвергаю вас аресту за служебную халатность, приведшую к неисполнению боевого задания и неоправданным потерям личного состава. Вашу судьбу решит трибунал.

– Ну, товарищ министр... – Лицо майора стало плаксивым.

Он прекрасно знал, что, отданный под трибунал с такой формулировкой лично министром, он непременно будет расстрелян. Павел вытащил из кобуры "ТТ" и молча наблюдал, как по сигналу капитана к ним приблизились два солдата, как сникший майор отдал им свою портупею и под конвоем удалился в глубь леса. Когда Нахимцева отвели на достаточное расстояние, Павел обратился к Шустеру:

– Принимайте командование батальоном, капитан. Выставить посты и отвести людей в лес. Пусть разведут костры и обогреются. Если не обедали, пусть подкрепятся. Противника атакуете в восемнадцать ноль-ноль... Хотя нет. Бурков – кадровый офицер, лейтенант североросской армии, комвзвода. С ним такие шутки могут не пройти. Атакуете в восемнадцать ноль восемь. Пусть расслабится. Расставите на опушках два взвода, чтобы ловить бегущих из села бандитов. Приблизившись к селу, закидаете их гранатами я – в рукопашную. И в дальнейшем, если при боевой операции потери личного состава превысят десять процентов, будете отвечать перед президентом лично.

– Есть, – козырнул немало удивленный таким поворотом капитан.

Глядя в заиндевевшее окно "эмки", на полной скорости несущейся назад, в его министерство, Павел думал: "Нельзя так. Губим людей, берем количеством, заваливаем трупами. На этом я и проиграл Алексею в девятнадцатом. Этому я не дам повториться. Он мой враг, но чтобы победить его, я должен учиться у него. Иначе никак".

* * *

Из окна "руссо-балта" Алексей смотрел на промерзшие петербургские улицы. Он, проживший в этих местах (в том и этом мире) уже без малого сорок четыре года, таких морозов не помнил. Поежившись, он с трудом представил, каково сейчас солдатам на фронте. Тем, кто сидит за железобетонными укреплениями УРов, еще ничего, а вот тем, кто участвует в полевых операциях на сорокаградусном морозе! Хорошо еще, загодя снабдили армию необходимым обмундированием и специальным морозоустойчивым оружейным маслом. И все же...

Его автомобиль подъехал к входу в президентский дворец. Не дожидаясь помощи телохранителя, он сам распахнул дверцу и почти бегом направился к подъезду.

Проходя через вестибюль, Алексей услышал несущуюся из динамика песню: "Нет, Молотов"*. Ее написали еще в декабре и с тех пор крутили по радио ежедневно. Веселый, разухабистый ритм, солоноватые шутки в адрес советских вождей должны были поднять боевой дух нации. Впрочем, песня действительно была популярна среди всех слоев населения. Ухмыльнувшись, Алексей подумал, что бутылки с горючей смесью, которыми бойцы поджигают советские танки, вполне обоснованно названы "Коктейль Молотова". В смысле, коктейль для Молотова. А вот когда в сорок первом эту смесь возьмут на вооружение советские войска, исходный смысл названия утратится**.

* Такую песню написали и в Финляндии в 1939 году.

* Опять полная аналогия с Финской войной в нашем мире. "Молотов коктейль" действительно впервые применили финны, именно так и окрестив эту адскую смесь.

Поднявшись на второй этаж, он увидел стоящего у окна и нервно курящего сигарету Маклая. Алексей подошел к маршалу, крепко пожал его руку и произнес:

– Поздравляю вас. Мне доложили, что вам удалось окружить три дивизии противника под Архангельском. Это очень важный успех для всех нас.

– Да, – как-то рассеянно проговорил Маклай. – И сдали Вологду.

– Полноте, – развел руками Алексей. – Это было две недели назад, еще до Нового года. А теперь на севере вы фактически одержали победу. Первую победу в этой войне.

– Я хочу, чтобы вы знали, Татищев, – глядя в сторону, произнес Маклай, – мы не выиграем эту войну. С таким противником невозможно воевать. У них нет нормального зимнего обмундирования. Они не умеют согласовывать действия пехоты, танков и авиации, и только на этом теряют огромное количество людей и техники. Но они все равно наступают. В УРах наши пулеметы выходят из строя от перегрева, а они всё идут. Перед дотами вырастают горы трупов, выше самой огневой точки, а они переваливают через них и берут нашу линию обороны. При штурме Вологодского УРа они несли потери около ста человек на одного нашего, но даже не остановились, прорвав нашу линию обороны, с ходу взяли Вологду и приступили к штурму оборонительной линии Лодейное Поле – Пикалево. Да в такие морозы, согласно военной науке, вообще воевать нельзя, а они еще и наступают. Я окончил академию Генштаба, я воевал и с немцами с четырнадцатого по восемнадцатый, и с большевиками в восемнадцатом-девятнадцатом. Я был наблюдателем в Китае. Я знаю, как воевать в Европе и Азии, но я не знаю, как воевать здесь. Поверьте мне, Татищев, ни наши военные знания, ни великолепное оружие не помогут в войне с войсками, где офицеры готовы класть роты и батальоны за каждый дот, а солдаты покорно идут на верную смерть.

– Вы преувеличиваете, маршал, – вздохнул Алексей. – Непреодолимой силы не бывает.

– Хотите на Псковский УР? – нервно дернулся Маклай. – Я посажу вас в самый укрепленный дот. И когда за день вы израсходуете десять дневных боекомплектов, перед вашей позицией вырастет Эверест из трупов, а на вас все так же будут идти атакующие... Если вы не свихнетесь, я поклонюсь вам в ноги. Мои предки приехали сюда около трехсот лет назад, но мы так и не поняли этого народа. Северороссы, те же русские, сражаются не менее стойко. Мне докладывают, нечто подобное творится и в Керчи, и на Перекопе. Татищев, это не европейская, не азиатская, а какая-то варварская война времен Аттилы. Но выиграют в ней не те, кто лучше вооружен, а те, кто жестче, у кого больше людей и злобы. И это не мы. Татищев, я хочу, чтобы вы знали. Военные до конца отдадут свой долг. Когда я пойму, что как главнокомандующий уже не могу ничего сделать, сформирую роту из штабистов и пойду в окопы. Но это будет лишь отсрочка. Вся надежда на вас. Если вы не создадите блок ведущих держав, последовательно действующий против Сталина, рано или поздно красные войдут в Петербург.