Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Дмитрий Шидловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Павел с удивлением наблюдал из угла своего кабинета, как в трех метрах от него его собственное тело дернулось и пробитая пулей голова рухнула на письменный стол. От ужаса Павел не знал, что делать, когда, словно не замечая его присутствия, Кордия положил на стол пистолет, повернулся и направился к выходу. Оглянувшись в растерянности, Павел увидел стоящего в двух метрах от себя Артема.

– Что это? – одними губами произнес Павел.

– Это конец очередного урока, – спокойно отозвался Артем.

– А это? – показал рукой в сторону стола Павел.

– Здесь для тебя все кончено, – покачал головой Артем. – Что получилось, то получилось. Относись к этому как к игре.

– И что теперь?

– Теперь надо идти дальше.

Павел снова огляделся вокруг. Стены президентского кабинета уже почти растаяли, а на их месте возникали очертания такой знакомой и, казалось, давно и прочно забытой веранды.

* * *

Президентский "руссо-балт" подъехал к зданию Петербургского радиотелецентра. Быстрыми шагами Алексей направился к входу. В фойе его встретил директор государственного радиоканала Цандер.

– Ваше высокопревосходительство, – проговорил он, – вас срочно просит к телефону господин премьер-министр. Телефон у меня в кабинете.

Кивнув, Алексей пошел за директором. Войдя в его кабинет, ухмыльнулся, увидев свой портрет на стене, взял лежащую на столе трубку и произнес:

– Слушаю, Татищев.

– Алексей, – голос Леонтьева звучал глухо, – только что звонил Кренц, восточный министр госбезопасности. Он еще на линии. Сергеев застрелился. Кренц взял на себя полномочия верховного правителя.

– Как – застрелился?! – вскричал Алексей. – Он не мог! Мы же договорились. Это невозможно! Его убили.

– Так или иначе, он мертв, – сухо констатировал Леонтьев. – Исполняющий обязанности президента – Кренц.

– Почему он, а не председатель Совета министров? – произнес Алексей. Самообладание постепенно возвращалось к нему.

– Не будь ребенком, Алексей, – ответил Леонтьев. – Кренц единственный человек, который владеет войсками, сохранившими боеспособность. Все остальное правительство уже в отставке. Спецполк и танки МГБ введены в Новгород и окружили Ярославово дворище. Один сигнал Кренца, и Волхов станет красным от крови.

– Что он хочет? – одними губами произнес Алексей.

– Он понимает, что все кончено. Говорит, что готов дать приказ не открывать огонь и пропустить войска, под гарантии личной безопасности и свободы. Он хочет, чтобы пятьдесят миллионов долларов США перевели на счет фирмы в Латинской Америке, которую он укажет, и позволили эмигрировать.

– Это хорошо, что с ним говорил ты, а не я, – проворчал Алексей. – Я мог бы и не выдержать. Принимай его условия, переводи деньги. Я дам войскам приказ пересечь границу в девять ноль-ноль.

Он повесил трубку и тяжело опустился в кресло. Посмотрев в глаза Цандеру, произнес:

– Теперь я понял.

– Что? – поднял брови Цандер.

– Почему, когда корова лезет в окно, голова пролезла, туловище пролезло, а хвост не лезет.

– И почему же? – осведомился директор телецентра, явно беспокоясь за психическое здоровье президента.

– Bay, – развел в стороны руки Алексей.

* * *

Газета "Санкт-Петербургские ведомости" от 1 июня 1957 года. Экстренный выпуск.

"Как сообщил в своем заявлении господин президент, сегодня в шесть часов пятнадцать минут в Новгороде покончил жизнь самоубийством президент так называемой Североросской Народной Республики Павел Сергеев. Немедленно после этого все правительство СНР подало в отставку. Принявший на себя полномочия верховного правителя восточной Северороссии Рудольф Кренц связался с правительством Североросской Республики и сообщил, что принимает условия, выдвинутые в обращении господина Татищева к североросскому народу. Он также сообщил, что признает законность и обоснованность восстановления Северороссии в границах апреля 1940 года и готов передать власть временной администрации, назначенной господином президентом, и поддержать всеобщие президентские и парламентские выборы в Северороссии. Сегодня в девять ноль-ноль войска Североросской Республики перешли границу с восточными территориями. На момент, когда этот номер подписывался в печать, а именно в десять часов пять минут утра, в генеральном штабе вооруженных сил Северороссии нам сообщили, что ввод войск идет по плану и без эксцессов. Ожидается, что передовые части достигнут Новгорода уже к полудню.

Наша справка. Павел Сергеев. Родился в 1896 году в Варшаве. В июне 1914 года переехал в Петербург и в том же году вступил РСДРП(б). Был активным членом ленинской партии и участником октябрьского переворота 1917 года. Служил в ЧК, был полпредом ленинского правительства при дворе самопровозглашенного короля Зигмунда. В 1919 году командовал Ингерманландской рабочей бригадой, сражавшейся против североросских войск под Псковом и Лугой. Был пленен и осужден к двадцати пяти годам тюремного заключения. В1922 году был выслан из Северороссии. В 1939-1940 годах был членом бутафорского марионеточного народного правительства. С 1946 года, после признания незаконными итогов выборов президента на восточных территориях, при поддержке Североросской объединенной народной партии, объявил себя президентом Североросской Народной Республики, созданной в зоне советской оккупации и претендовавшей на всю территорию Северороссии. Павел Сергеев известен как убежденный коммунист, всегда проводивший наиболее жесткую политику на запрет частного предпринимательства и подавление гражданских свобод".

Газета "Правда" от 2 июня 1957 года.

"ТАСС сообщает, что в связи со скоропостижной кончиной президента Североросской Народной Республики Павла Сергеева 1 июня 1957 года Народным собранием Северороссии принято решение провести внеочередные всеобщие выборы Президента и Думы Северороссии".

* * *

В этот сентябрьский вечер свет в президентском кабинете Мраморного дворца в Петербурге не гас далеко за полночь. В последний раз Алексей сидел в президентском кресле... В последний раз Леонтьев – в гостевом.

– Ну что же, – потянувшись, произнес Алексей, – теперь я рассказал тебе все. Завтра церемония вступления в должность, и ты с полным правом приступишь к исполнению. Поздравляю.

– Не жалко? – грустно улыбнулся Леонтьев. – Мог бы почти год еще сидеть.

– Вот здесь мне уже эта власть, – провел ребром ладони у горла Алексей. – Наигрался.

– Что теперь будешь делать? – поинтересовался Леонтьев.

– Уеду в Эстонию, – улыбнулся Алексей. – Ты знаешь, Екатерина домик под Тарту присмотрела. Там и поселимся. Всегда мечтал. Природа там – сказка. Не то что наши болота. Месяц просто отдохну, а там посмотрим. У меня уже восемь предложений от разных издательств о написании мемуаров. Суммы... Я и не знал, что столько за книгу можно получить.

– Рассказывай, знаю я тебя. Без дела и недели просидеть не можешь.

– И то верно, -усмехнулся Алексей. – Наследник просит почаще встречаться с ним. Говорит, что мои уроки для него очень полезны. Так что в Петербург буду приезжать часто.

– Да ты никогда не отпускал те ниточки, которые вели в кабинеты, где принимаются государственные решения. Вот и меня сделал буфером между собой и грядущим монархом. Кстати, о ваших планах с Путиловым могли бы рассказать и раньше.

– Всему свое время. А ты не буфер, а полноправный глава государства. Что же касается новой конституции... ты же сам признал, что это обоснованно. У меня свой путь, у тебя свой. Работы у тебя будет много. Объединить две разорванные экономические системы непросто. Удачи тебе.

– И тебе удачи, – улыбнулся Леонтьев.

– Она тебе больше нужна, – покачал головой Алексей. – Тебе теперь в новый мир страну вводить. С первого января прекращается ваше членство в НАТО и начинает действовать Балтийский оборонительный союз. Мы теперь нейтральная страна. Тебе между Вашингтоном и Москвой еще лавировать. Не завидую.

– Да уж, Вашингтон давит, – подтвердил Леонтьев.

– Погоди, это только начало, – пообещал Алексей. – Да и восточные земли мы уже с тобой обсудили. Намучаешься с ними. Ну, да сам в это пошел. Запомни главное: время национальных изолированных государств кончилось. Сейчас тот, кто отгородится от мира, проиграет, отстанет, окажется на обочине. Вот здесь, – Алексей вынул из ящика стола толстую тетрадь, – мои соображения и прогнозы развития событий. Почитай. Тут не все мое. Был один человек в тридцатых... – Он повернулся к окну. – В общем, я здесь основывался на его прогнозах. Кое-что, конечно, отсеялось. Но на базе реализовавшихся вариантов... Короче говоря, сейчас Северороссия ближе всего к странам Балтики. Поэтому Балтийский экономический и военный союз должен постепенно перерастать в государственную структуру, которая со временем войдет в единую Европу, Собственно, ради этого, а еще для упрочения стабильности, мы и пригласили в страну семейство Стюартов. Здесь все написано. Он поднялся.

– Интересно, – взял в руки тетрадь Леонтьев. – Так ты, оказывается, настолько долгосрочную программу реализовывал!

– А почему я, по-твоему, больше тринадцати лет у власти просидел, а потом еще президентский портфель своему преемнику передал? – ухмыльнулся Алексей. – Политик, решающий одни лишь сиюминутные задачи, больше часа не просидит. Только упаси бог кого-либо когда-либо воспринимать некий план как догму. Полководец, выходящий на бой без плана сражения, обречен. По обречен и полководец, полагающий, что битва пойдет точно так, как он задумал. Ладно, засиделись мы с тобой. Спать пора.

Эпизод 10 СТАРИК

Легкий ветерок шелестел листьями кладбищенских деревьев, июньское солнце пробивалось к земле через их кроны. На скамейке перед одной из могил сидел старик. Волосы его были седые, а кожа изъедена морщинами, но по тому, как прямо он держался, можно было понять: в старом теле еще достаточно сил. Старик бросил последний взгляд на могилу с обелиском: "Павел Сергеев, 1896-1957".

– Ну что же, Паша, – произнес старик, глядя на портрет на могильной плите, – вот и мне пора. Жаль, что так получилось. Хотелось бы с тобой еще побеседовать, поспорить, поругаться. Не хватает мне тебя. Глупость какая. Сорок лет мы смотрели друг на друга через прицелы, а ты остался для меня тем же Пашкой. Спорили до хрипоты о коммунизме и демократии... Доспорились. Если бы можно было все вернуть. Господи, это сколько же народа мы положили в нашем споре, сколько нуль, снарядов, бомб выпустили. Почему? Зачем? Неужели нельзя было просто договориться? Ты всегда помогал мне. Ты спорил, и я проверял, насколько я прав, выслушивая твои аргументы. Ты бил, и я знал, где у меня слабое место. Но стоило ли это того, что произошло?

Он откинулся на спинку скамьи, подставив лицо ярким лучам солнца, потом снова наклонился вперед и проговорил:

– Вот уже ровно двадцать три года тебя нет здесь, но я почему-то верю, что скоро мы увидимся, и снова заспорим. По-другому уже, конечно. Меня многому научила эта жизнь. Надеюсь, и ты извлек из нее уроки. Интересно, зачем все это было? Чтобы граждане Североросской Республики в тысяча девятьсот восьмидесятом году наслаждались благами социальной рыночной экономики? Или чтобы Алексей Татищев и Павел Сергеев поняли что-нибудь об этом мире? Или для того и другого? Я многое увидел, но многое – загадка для меня. Жаль. Хотелось еще так много сделать, узнать, понять... Не успел. И твою жизнь оборвали так глупо и нелепо, как раз, когда ты хотел что-то изменить... Почему всегда эгоисты побеждают нас, идеалистов? Может, потому, что они лучше приспособлены к жизни на земле нашей грешной, а мы всё стремимся в какие-то нереальные дали. Ты строил свой социалистический рай, а привел к власти человека, которого интересовала лишь личная власть. Защищал свое государство, но только позволил заработать денег беспринципному подонку. А я за что дрался? Чтобы "руссо-балт" увеличивал продажи по всему миру или чтобы банк "Санкт-Петербург" нарастил активы? Нет, чтобы люди на этой земле могли жить так, как считают нужным. Чтобы могли свободно выражать свои мысли, ездить по всему миру, без оглядки на диктатора. Мир-то меняется нашими усилиями, усилиями идеалистов, а не этих, толстобрюхих. Они-то способны только проедать, тратить, отбирать. Мы с тобой со своим идеализмом все же изменили этот мир... Большей частью к лучшему. И если бы пришлось пройти все это вновь... Я бы не смог. Я бы не смог, не моргнув глазом, расстрелять большевистских агитаторов в экипаже. Не смог бы повести людей на пулеметы у Смольного. Не смог бы посылать их на УРы в сороковом. Знал бы, что надо, но не смог бы уже. Старческая слабость или опыт прожитых лет? Интересно, если бы пришлось пройти по второму разу, Пашка подписал бы мне расстрел в декабре семнадцатого или отказался бы пойти в ЧК? Кто знает?

Он снова откинулся на спинку скамьи, поднял руку к глазам и посмотрел на циферблат.

– Ну что же, пора мне, Паша, – произнес он, вздохнув. – Прощай... или до свидания. Через год постараюсь снова прийти. Если смогу, конечно. А может, увижу тебя, уж не знаю где. До встречи.

Он тяжело поднялся и шаркающей походкой пошел по кладбищенской дорожке. "Спасибо Сергею Колычеву, царство ему небесное, – думал он. – Хоть без посторонней помощи и без палочки еще хожу. Все ему благодаря, его урокам. А что, в прошлом году вышел на татами, бросил этого ученика колычевского. Конечно, парень поддался из уважения к моим сединам, но ведь я его бросил сам. В восемьдесят-то три года. Ни инсульта, ни склероза. Не зря я все это".

Пройдя через кладбищенские ворота, он направился к стоянке такси, открыл дверцу первого "руссо-балта" желтого цвета, с шашечками на борту, и опустился на сиденье:

– На вокзал.

Автомобиль развернулся и покатил по улицам Новгорода. Вскоре они оказались в центральной части города. Как всегда, она была запружена автомобилями, в основном западного производства. Но увидел Алексей и несколько "руссо-балтов", и новую модель "свири", которая упорно увеличивалась в размерах с шестьдесят первого года и теперь могла быть названа малолитражкой только очень условно. Витрины магазинов светились разнообразной рекламой и ломились от товаров. По чистой, ровной, аккуратно убранной мостовой шагали хорошо одетые люди. Взгляд Алексея упал на небольшую группу молодежи. Весело хохоча, шестеро парней и девушек лет двадцати с небольшим шествовали по тротуару. К поясам двоих были прикреплены мобильные телефоны. Алексей, помнивший, что в мире, в котором он родился, эта технология, как и компьютерный бум и Интернет, распространились только в девяностых, напрямую связывал их появление в семидесятых с разоружением и конверсией, охватившими все страны мира в шестидесятых.

"Эх, сейчас бы жить, – грустно подумал он. – Я в возрасте этих ребят штурмовал Смольный, ходил врукопашную на немцев. Судьба жестока. Тот, кто воюет за хорошую жизнь, никогда не может насладиться ее плодами".

Автомобиль остановился у здания вокзала. Расплатившись, Алексей вышел, бросил взгляд на памятник себе, установленный посередине вокзальной площади, и пошел по направлению указателя "К поездам". Весь вокзал был украшен государственными флагами. Первое июня – государственный праздник, День воссоединения. Для многих это уже история, в частности для тех молодых людей.

Никем не узнанный, Алексей прошел по подземному переходу, поднялся на перрон. Купив газету в киоске, он вошел в вагон первого класса скорого поезда Новгород-Таллинн, в свободном купе сел на диван. Развернув газету, быстро пробежал глазами заголовки. "Поздравления Его Величества народу, в связи с Днем воссоединения". Двадцатого июня первые прямые выборы в Парламент Балтийской Конфедерации". Да, Балтийский Союз обретает черты единого государства. Совет королей стран-участников, тогда еще Союза, был сформирован еще в шестьдесят шестом. Председательствовал на нем Генрих. Его, Алексея Татищева, ученик. Он взошел на престол в шестьдесят первом и показал себя мудрым и дальновидным политиком. Алексей одобрял его действия, многие из которых, впрочем, были подсказаны им самим, и ни разу не раскаялся, что предложил в свое время восстановить монархию. А сам монарх неоднократно публично называл Алексея своим учителем. Эстония и Финляндия тоже избрали себе королей, переизбираемых каждые четыре года. Смех один. Но от других участников конфедерации отставать они явно не хотели. Потом, в семьдесят пятом, было сформировано Правительство Союза, а вот теперь и Парламент. Что там дальше? "После заключения таможенного союза ЕЭС и СЗВ приступили к подготовке соглашения о переходе на единую систему стандартов". "США проигрывают экономическую гонку с Европой". "Продолжаются переговоры в Женеве о вступлении Российской Республики (Крым) в состав Евро-Азиатского Союза (бывшего СССР)". Вот это интересно. Он быстро прочитал статью. Большие трудности. Турция заявила протест против передачи прав на аренду до 2043 года Константинополя (Стамбула) и проливов под власть Москвы. Германия (единая с шестьдесят восьмого года) продолжает требовать для себя особого статуса в Кёнигсбергской свободной экономической зоне. Москва настаивает на равных правах для всех иностранных фирм, считая это особенно актуальным после того, как три года назад Литва и Латвия вышли из ЕАС, и Польша – из СЭВ. Сейчас они проходят процедуры по подготовке к вступлению в Балтийскую Конфедерацию, что больше всего бесит Москву.

Алексей хмыкнул. Скандал был большой. Берия слетел в пятьдесят восьмом. Его обвинили в том, что он "сдал" Североросскую Народную Республику. Впрочем, явно это был только повод. И государство, тогда еще Советский Союз, возглавил Косыгин. Суслов и многие другие партийные бонзы ушли в отставку. Новый глава государства существенно снизил роль партии в управлении, опираясь в политике скорее на полицейские и экономические методы, чем на идеологические. Он держал страну в железном кулаке до самой отставки в шестьдесят восьмом. Освободив заключенных ГУЛАГа, ухитрился сохранить полный политический контроль над державой. Закончил экономическую реформу. Провел приватизацию... Очень напомнившую Алексею приватизацию его мира. Берия хоть намеревался продавать имущество своим гражданам, а здесь собственность тихо растащили представители государственной элиты. Фактически, был создан монополистический капитализм. В шестидесятом был введен новый гражданский кодекс, окончательно давший зеленый свет частному предпринимательству. Политический режим был авторитарным, что, впрочем, позволило перейти к рынку без больших социальных катаклизмов. Но к концу шестидесятых, как говорится, пошло-поехало. Страна, уже прочно освоившаяся в рыночной экономике, все настойчивее требовала свободы. Народившийся предпринимательский класс и новое "непуганое" поколение молодых битломанов потребовали свободы. Начались волнения и забастовки. Косыгин, когда-то выведший страну из сталинского лагерного режима, освободивший политзаключенных и "ослабивший вожжи", теперь воспринимался как символ диктата. Что же, история любит улыбаться. Вставшему после него у руля Леониду Брежневу, политику слабому и явно "промежуточному", не оставалось ничего другого, как дать стране полный набор гражданских свобод, включая свободу слова, печати, передвижения и выезда за границу, ввести многопартийность и сделаться первым президентом провозглашенного в семидесятом Евро-Азиатского Союза. Уже в семьдесят втором он передал свой пост первому некоммунистическому главе государства. Тогда сразу напомнили о себе застарелые проблемы имперского прошлого. Что делать, долги надо платить.

Алексей отложил газету. Шурша по рельсам, поезд мягко катил на запад. Промелькнули новгородские предместья и промзона. Вскоре состав выехал на железнодорожный мост, маленький, незаметный, перекинувшийся через узкую речушку, почти ручей. Алексей помнил этот мост. В апреле девятнадцатого его полк отбивал мост у войск Зигмунда. Рубились страшно, речушка была красной от крови. Он отвернулся, заметив, что на холмике, где в девятнадцатом стоял немецкий пулемет, унесший столько жизней его ребят, целовалась пара влюбленных, явно приехавших позагорать. "Всё же старики должны уходить, подумал он. – Они несут на себе груз, кровь и грязь прошедших лет. Новому миру это не нужно. Что этой парочке до того, что шестьдесят один год назад с этого места из пулемета..."

Дверь купе открылась, и в него вошел Артем в своем привычном джинсовом костюме и кроссовках. Усевшись напротив Алексея, он проговорил:

– Ну, здравствуй, Алексей. Доволен?

– Да как тебе сказать, – отвел глаза Алексей. Он узнал собеседника. – И да, и нет. Жестоко ты тогда с нами пошутил.

– Я лишь помог реализоваться вашим желаниям, – улыбнулся Артем.

– Вот я и говорю, жестоко, – вздохнул Алексей.

– Ну, тебе менее, чем другим, стоит роптать на судьбу, – проговорил Артем. – Для тебя все сложилось наилучшим образом.

– Да, наверное, – нахмурился Алексей, – но вот жизнь прошла, а я так много не понял.

– А ты хотел все понять за одну жизнь? – иронично произнес Артем. – Я не слышал, чтобы у кого-нибудь это получалось.

– Но даже если нам и отпущено много жизней, никто ведь не знает, что было раньше. Предыдущий опыт бесполезен. Его не принесешь с собой.

– Ошибаешься, – покачал головой Артем, – именно опыт-то и забирают с собой, все остальное действительно преходяще. Подсознание помнит, хоть ум и не ведает. Хотя и в этом я могу сделать для вас исключение.

– Нам придется все повторить? – поднял брови Алексей.

– Зачем? Что сделано, то сделано, надо двигаться дальше.

– Куда?

– Сам поймешь. Мне кажется, что у тебя есть несколько вопросов.

– Да. Двадцать пятое мая сорок первого, я тогда... Могло быть по-другому?

– Нет, не ты, – отрезал Артем.

– Я спровоцировал одного монгола сказать Гитлеру...

– Лобсанг? Ты уверен, что ты его спровоцировал? Тогда все ведущие спецслужбы мира, включая гестапо, Интеллидженс сервис и японскую разведку, считали, что он работает на них. На самом деле он с самого начала работал на орден горцев, который всегда незримо присутствовал в мировых событиях. Что бы вы там ни решили с Саниным, он бы все равно посоветовал Гитлеру именно эту дату. Жестоко, конечно... но если вмешиваешься в мировую историю, то вынужден принимать такие решения. Я сам когда-то работал на горцев. Давно, еще в четырнадцатом веке. Тогда тоже пролилось много крови. Не переживай. Это была одна из тех поворотных точек, когда наше невмешательство грозило всей цивилизации.

– Значит, вы всё контролируете?

– Всё контролировать невозможно. Любая система живет своей жизнью. Ты можешь вмешиваться в некоторые процессы, но лишь до поры. Если переступить определенные пределы, войти в противоречие с ее основами, либо ты сломаешь систему, либо она тебя.

– Почему вы позволили нам вмешиваться в историю?

– Нам стало интересно, как это будет. Мудрейшие определили, что фатальной угрозы миру вы не несете, и Неоценимый позволил провести эксперимент в этом мире.

– Вы смотрите на Землю как на полигон для испытаний?

– И да, и нет. Когда будешь с нами, поймешь.

– Что бы здесь было, если бы мы не вмешались?

– Да, в общем, все то же. Только Крым должен был пасть. Русский национализм – это тупиковая ветвь. Ты видишь, что, несмотря на победу во Второй мировой и обладание проливами, они начали отставать еще в пятидесятых. Единственный шанс для них сейчас – это воссоединение с континентальной Россией, которая стремительно интегрируется в Европу. Так что отрицательное воздействие нивелируется. Ну, и пятьдесят третий, конечно. Крушение социалистической системы здесь должно было произойти, как и в вашем мире, в конце восьмидесятых. А здесь после смерти Мао только Северная Корея осталась коммунистическим государством... Но это уже пусть Ким разбирается.

– Тридцать лет – немалый срок. Целое поколение.

– Но мы-то меряем столетиями, – улыбнулся Артем, – для нас тридцать лет – это несущественная коррекция.

– Хорошо вам, – хмыкнул Алексей.

– Так присоединяйся, – протянул к нему руки Артем. – Тебе уже немного осталось. Ответь на оставшиеся у тебя вопросы и приходи.

– Ты имеешь в виду: как можно перенести столько смертей и реки крови и не сойти с ума? – поднял брови Алексей.

– Убивать без вреда для психики невозможно, – покачал головой Артем, за исключением одного случая. Если ты действуешь, подчиняясь неизбежному и следуя естественной природе вещей.

– Очень четкое определение, – съязвил Алексей.

– Другого не будет, – произнес Артем. – Что есть естественная природа вещей и каково твое место в мире, ты должен определить сам.

– Легкая задача! Подскажи, как.

– Смотри на вещи философски.

– Философский взгляд или есть, или его нет, и философия, как таковая, к нему не обязательно приводит.

– Говорят, есть тысяча путей. Я прошел путем меча. Найди свой, когда вернешься. Здесь главное – отношение к делу, а не род занятий.

– Вообще-то, я почетный президент Балтийской ассоциации боевых искусств, и мне восемьдесят три года, – произнес Алексей. – Не опоздал ли ты с советом?

– Нет, я про другое, не про возвращение в Тарту, – хмыкнул Артем. Скоро поймешь. Путь воина длиннее жизни. Что же, был рад видеть тебя в добром здравии. До встречи.

Он поднялся и вышел из купе.

* * *

Газета "Санкт-Петербургские ведомости", 27 июля 1980 года.

"Вчера в своем доме в Тарту на восемьдесят пятом году жизни скоропостижно скончался экс-президент Северороссии Алексей Татищев. Смерть наступила во сне, вследствие паралича сердечной мышцы. Алексей Татищев родился в 1896 году в Варшаве и в 1914 году переехал в Санкт-Петербург. Морской офицер, получивший награды за участие в Готландском бою и других операциях имперского флота, он стал одним из сподвижников первого президента Северороссии адмирала Оладьина. Участвовал в Гражданской войне, занимал ряд государственных постов. С 1938 по 1940 годы был министром иностранных дел, а с 1944 по 1957 год был президентом Северороссии. С1961 по 1976 год являлся личным советником Его Королевского Величества Генриха Третьего. С именем Алексея Татищева связан выход страны из Второй мировой войны, послевоенное возрождение и последовавшее за ним в 1957 году воссоединение территорий. Алексей Татищев считается инициатором существующей в Северороссии системы социальной рыночной экономики и автором проекта создания Балтийской Конфедерации, ставшей впоследствии Балтийским Союзом. Сегодняшнее утреннее заседание Думы началось минутой молчания, в память об Алексее Татищеве. Депутаты приняли решение рекомендовать столичному муниципалитету назвать именем Алексея Татищева один из строящихся в Санкт-Петербурге проспектов и установить памятник на одной из центральных площадей. Соболезнование семье усопшего направили лидеры и парламентарии большинства ведущих мировых держав".

Эпилог

– Алексей, Лёша, проснись.

Колычев тряс его за плечо и звал своим задорным, веселым голосом.

Алексей открыл глаза. Вначале дикое несоответствие увиденного с ожидаемым поразило его. Казалось, всего полчаса назад, поиграв с правнучкой, он отправился в свою спальню, лег на кровать и уснул сном праведника. Но сейчас не было спальни, не было дома на окраине Тарту. Вокруг шумел прекрасный сад, а рядом приятно и мелодично в мраморной чаше журчал фонтан. Алексей лежал на плетеном ложе, а над ним склонился старый друг и учитель Сергей Колычев. Борец выглядел сильно помолодевшим с тех пор, как они виделись в последний раз, в сорок первом году. На нем было его любимое японское кимоно, а лицо словно излучало свет.

– Сергей?! – удивленно проговорил Алексей, поднимаясь. – Ты же...

– Ушел? Да, но вот теперь мы снова вместе.

– Где я? – повел глазами вокруг Алексей.

– Какая разница?

Алексей вскочил... Слишком легко вскочил для своих восьмидесяти четырех. Подойдя к бассейну, заглянул в воду и увидел там полного сил мужчину лет сорока.

– Это сон?! – понимающе улыбнулся Алексей.

– Все люди спят, но однажды проснутся*, – уклончиво ответил Колычев.

– Я умер?

– Ну, ты же должен знать, что смерти нет, – укоризненно проговорил Колычев. – Меняется лишь форма.

– И что теперь?

– Сложный вопрос, – покачал головой Колычев. – Ты сам должен ответить на него. Здесь кое-кто считает, что тебе надо вернуться. Но я и Костин думаем, что ты мог бы и остаться.

– Костин здесь?!

– Конечно, – хохотнул мичман, выходя из-за фонтана. – Мы все приходим сюда, те, кто добился мастерства.

– А я? – поднял брови Алексей.

– Но ты ведь сам знаешь ответ на этот вопрос, – улыбнулся Колычев.

– Знаю, – кивнул Алексей. – Так за чем же дело стало?

– Не за чем, – проговорил Костин. – Тебе же сказали, ты сам должен это решить. По крайней мере, я пришел сказать, что ты меня не подвел. Я очень боялся, когда видел тебя на войне. И я был рад, когда ты победил зверя.

– Ты молодец, – подтвердил Колычев, – стал мастером и подготовил многих учеников. Ты передал мою школу в достойные руки.

– В принципе, – продолжил неизвестно как оказавшийся рядом с ним Артем, – ты имеешь право остаться здесь за одно предотвращение кризиса сорок девятого года. А уж то, что не только сумел стать мастером государственного управления и политической игры, чему тебя, кстати, никто не учил, но и передать мастерство ученику, – это вообще выше всяких похвал.

* Одно из распространенных выражений суфийской школы. Подразумевается, что люда обитают в мире своих иллюзий, не имеют возможности увидеть истинного мира, пока не умрут или не получат божественного Озарения.

– Да ладно, – смутился Алексей, – принципы-то одни, что в борьбе, что в политике.

– Не скромничай, – возразил Колычев, – не всем удается найти взаимосвязи.

– За то, что во главе Северороссии сейчас стоит монарх – мастер, мудрый человек, знающий, что такое баланс сил и интересов, понимающий людей, – тебе отдельный поклон, – торжественно произнес Артем.

– Ой, ребята, что-то вы меня очень захваливаете, – фыркнул Алексей.

– Ну, я надеюсь, ты сам добавишь ложку дегтя, – ухмыльнулся Артем.

– Все правильно, – кивнул Алексей. – Я так и не научился смотреть на мир со стороны. Я прожил жизнь словно бегун, видящий впереди одну лишь финишную ленту и не замечающий ничего вокруг. Я так и не освободился от привязок. Ты был прав тогда в поезде, Артем. Мне надо вернуться и пройти все сначала. Спокойно, вдумчиво. Не привязываясь ни к чему. Я так и не научился философски смотреть на мир и оттого так много пропустил в той жизни. Имел семью, но подчинил ее жизнь политике. Боевое искусство сделал тренингом для достижения целей. До конца своих дней играл в политику и с политиками, так и не смог отойти от всего этого, подумать о главном. Добился своих целей, но потерял остальное. Я не усвоил всех уроков.