Текст книги "Сентиментальный детектив"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– За что? Я ее в глаза сам давно не видел! Дурак! Бешенный. Оставь меня в покое! Забирай себе этот алмаз. Мне такие бриллианты на фиг не нужны.

– Я с тобой делиться никогда не собирался! – жестко заявил Скударь. – Сам скажешь о других или мне тебе помочь?

Девица стоявшая в комнате напротив, испуганно смотрела на Скударя. И вдруг она бросилась в к окну. Слышно было, как щелкают шпингалеты. В ночь полетел ее истошный крик:

– Режут. Убивают! О…о…й! Помогите! Грабят!

Затем она влетела обратно в прихожую, держа в руках напольную вазу. Скударь цепко держал за горло Пижона, и заметил ее в последний момент, когда сосуд царства Цин заканчивал описывать плавную дугу. Он едва успел прикрыться рукой. Но тяжеленная ваза вместо его черепушки, опустилась на голову Пижона. Скударь опешил, а голова его противника со стуком упала на пол.

Рука девицы нырнула за пояс недвижно лежащего Пижона, пошарила, и вытащила небольшой кожаный мешочек.

– Потайной карман у него здесь. Половина моя! – резво заявила девица, дергая за шнуровку, – сейчас отдам твою долю! А в квартире я не знаю, есть ли тайник. Ох, поторопился ты!

Она хотела отсыпать половину содержимого мешочка в руки Скударю, но он коротко сказал.:

– Уходим!

– Ладно! На улице отдам! – воскликнула девица. Глаза у нее горели неистовым огнем.

– Оставь себе! – сказал Скударь.

Сказал, так, на всякий случай. Брать, что-либо с этого поганца он не собирался. Девица не стала спорить. Вместе с нею они вылетели в коридор. Слава богу, никто из соседей не проснулся и не высунул голову. Девица нажала на кнопку вызова лифта. Лифт с первого этажа пошел вверх.

– Я пешком! – сказал Скударь и пинком, открыл дверь на лестничную площадку. С другой стороны двери он протер ручку носовым платком, и отвязал пса от батареи. Заждавшийся пес, почуяв свободу и думая, что его снова ведут на прогулку, стремглав потащил его по лестнице вниз.

Девицу благодаря псу он опередил на пару секунд. Скударь, еще глянул на световое табло. Тот лифт, на котором уехала ночная гостья, стоял на втором этаже, а потом вновь пошел вниз. Скударь не стал ее ждать, а толкнул парадную дверь, и нос к носу, в подъезде столкнулся с теми молодыми парнями, что пасли Пижона. Если бы не пес, они бы его затолкали обратно. Но псина, рвалась на свободу. Дог пролез у одного под ногами, затем у другого, и затем и Скударь выскочил вслед за ним. Он услышал краем уха, как девица выскочившая из лифта, визжала:

– Это он его убил!

– Кто?

– Он!

– Стой!

Секунды три у него было в запасе. Он отпустил поводок и побежал в противоположную от машины сторону. Хорошо, что вчера он исследовал прилегающий двор. На спортивной площадке, в высоченном заборе, в кустах был проделан лаз. Нырнув в него, он наискосок пересек футбольное поле.

– Вон он!

– Держи его! – раздались сзади крики.

– Не уйдешь!

Слышно было, как один из преследователей полез на сетку, а два других, разделившись, решили взять его в клещи. Но было поздно, он уходил. Скударь, обежав два дома, выскочил прямо к оставленной машине. Неспешно, он подошел к ней, сел и завел движок. Кажется, пронесло. Проезжая мимо дома Пижона, он увидел, как у подъезда суетятся несколько человек. Выжав сцепление, он перешел на четвертую скорость.

Половину ночной Москвы Скударь пронесся за тринадцать минут и ни в одном месте ему не встретился гаишник. Повезло. Заглушив движок, Скударь торопливо двинулся в общежитие. Прижимаясь к стенам, в темноте, крадучись он добрался до козырька здания, как вдруг у другого торца, увидел дерущуюся толпу и крик:

– Рюрька!

Кричал его сокурсник, сосед по комнате, задиристый как петух, забияка Сергей. Ни одна драка не обходилась без него. Из окон заинтересованно выглядывали девки. Из-за них молодые бычки сшибались лбами. Скударь, раздумал подниматься наверх, и врезавшись в дерущуюся толпу, затерялся в ней.

– Йх!

– Ах ты сволочь!

– Накачался гад!

– Навались ребята.

– Наших бьют!

– Рюрька, молоти их.

Выкрикивали только его имя. Вдруг, сзади раздался вой милицейской сирены и крики:

– Прекратить! Стой!

В разные стороны брызнула дерущаяся толпа. Кто-то вслед за Скударем нырнул в общежитие, кто-то побежал в другую сторону. Скударь, перепрыгивая через две ступеньки, понесся на свой этаж. Вслед за ним влетели его два приятеля.

– Ну и дали мы второкурсникам.

У одного, у Сереги, была разбита губа, второй – Кирилл, косил заплывшим глазом на Рюрика.

– Ты гигант Рюрька.

– Ты их ногами бил?

– Что?

– У тебя все ботинки в крови.

Скударь быстро сходил в туалет и смыл кровь. Затем, пришел переоделся и переобулся. А тяжелые ботинки, вместе с ключами занес в соседнюю комнату Махмуду.

– Ты чего такой взъерошенный? – спросил его Махмуд – Ты же не пацан, чего лезешь в драку? Пусть молодые бычки, выясняют отношения.

– Так получилось.

– О, милиция уже приехала. Хочешь, у меня оставайся?

– Нет, мне наоборот, надо там быть! – сказал Скударь.

– Тебе виднее!

– Ты, только ботинки, завтра тихо вынеси, и выкинь где-нибудь в другом районе.

Махмуд поднял обувь к свету. На полу, остались кровавые разводья.

– Ладно. Выкину!

Вернулся к себе. Ждать пришлось недолго. На их комнату вахтер указала сразу. Вошли два милиционера. Сергей с Кириллом подлежали задержанию сразу. У них на лице были все признаки разборки, а у Скударя на руках. Костяшки пальцев правой руки у него были сбиты почти до крови.

– Да, героическая у вас комната! – засмеялся один милиционер. Он показал на Скударя, – Ты, значит, будешь Илья Муромец, а они твои пристяжные.

– Собирайтесь орлы!

В отделении второкурсники показали на Скударя. Мол, он участвовал в драке, но начал не он. Он мирно спал, это его Серега разбудил. Начали, как всегда Сергей и Кирилл. А остальной курс им подсобил. Что отмечали? Да ничего! В отделении продержали до утра. Утром, первокурсники вместе со второкурсниками пошли похмеляться, комсомол готовить собрание, а Скударь обдумывать свое житье-бытье.

Его мучил один вопрос, самый существенный, чего это вдруг девица орала, убил? Так убил или нет? И если убил, то не он, а она, напольной вазой. На ней должны остаться отпечатки ее пальцев. А почему именно вазой? Может вазу просто задели, и она разлетелась по комнате. Да, не отвертишься.

А чем она собиралась с ним поделиться? Жалко не досмотрел.

И тут Скударь вспомнил, что девица, которая ехала на лифте, приехала позже его. А должно было быть наоборот. Он поводок отвязывал, и стирал с дверной ручки отпечатки пальцев. Время шло. Зачем она на втором этаже останавливалась? Ведь, кроме него, никто этого не видел, в том числе и те трое, что ломились в подъезд. Бандиты или Петровка это были? Во всяком случае, Скударь теперь точно знал, что Пижон действительно был гонцом, курьером на Запад. Камушки его и сгубили. Сучок корявый, все не нажрется. А девица везде отвертится. И тут с ним, и перед теми тремя.

Еще он поблагодарил бога, что машина троицы стояла с другой стороны дома. Хм, могли это быть и бандиты. Она им подала бы сверху с балкона знак, мол, входите, и Пижону конец. Если была у дурака какая заначка, всю бы выложил.

А к концу дня пришли за Скударем. Службы у нас работали в те времена отменно. Он ожидал этого и морально подготовился. На Профсоюзной он не был. Главное алиби у него было железное. Целый второй курс с разбитыми пятаками. И все расписано по минутам. Плюс протокол о задержании в милиции.

Привезли его в воронке в серьезное учреждение. В одиночку посадили, чтобы дошел, дозрел до нужной кондиции. Затем повели к следователю. Заполнили что-то вроде анкеты; где родился, где же женился, где судился, познакомили с правами, затем перешли непосредственно к допросу.

Следователь допустил маленькую тактическую ошибку. Он преложил сразу чистосердечно сознаться в содеянном. Значит, ни черта не знают. Об убийстве разговора не шло. Скударь спокойно выслушав вопрос, мгновенно повеселел. Если так быстро на него вышли, значит, этот жучина жив. А остальное его не касалось. Он и правда, ничего не знал, а слышал лишь краем уха. Хотят, пусть доказывают. Доказывать нечего.

– Я вас слушаю! – вежливо заявил Скударь.

– Вы обвиняетесь, по такой, такой, такой, и такой статье, за то-то и то-то, там-то и там-то. Только чистосердечное признание может вас освободить от… В статьях он не разбирался.

Что-то много всего ему приписали. Явный перебор получался, и ограбление, и покушение, и контрабанду в особо крупных размерах, и участие в организованной преступной группировке. И все это Скударь должен был добровольно повесить себе на шею.

– А подумать можно?

Следователь нажал на кнопку звонка. Скударя увели. У себя в камере, он лег на койку и мгновенно уснул. Спал как убитый. Преступники спят тревожным сном, праведники – без задних ног. Проснувшись, Скударь начал делать зярядку.

Все тот же следователь уже другими глазами смотрел на подследственного.

– Подумал?

– Да!

– Хочешь сделать заявление?

– Да.

– Дать бумагу!

– Да!

– Молодец!

– А на чье имя писать заявление? – спросил Скударь.

Следователь сказал, что на его имя.

– А можно на имя генпрокурора?

– Можно!

Заявление было кратким.

«До выяснения всех обстоятельств по моему делу, прошу оставить меня в одиночной камере и обеспечить учебниками для подготовки к весенней сессии. В случае затяжки следствия, на неопределенный срок, считаю возможным, Ваш (следствия), выход на руководство института с ходатайством, о переводе меня с очного отделения на экстернат.

Со своей стороны принимаю повышенные обязательства самостоятельно и углубленно изучить литературу не только в пределах учебного плана, но и по первоисточникам.

С уважением: подследственный Скударь Рюрик.»

– Пожалуйста! – он протянул листок следователю.

Никто не собирался играть с ним в кошки мышки. Следователь обиделся. Самый интересный вопрос, который услышал Скударь, был о бриллиантах.

– Куда они делись?

– Первый раз о них слышу!

– А вот девица говорит.

Но никакая девица так и не появилась на очной ставке.

Было поминутно доказано, что Скударь участвовал в ограблении бриллиантового курьера, что он его неплохо знал, что у них даже одно время был один круг общения.

– Кто?

– Понятия не имею!

– Где?

– Понятия не имею!

– За что?

– Понятия не имею!

– Выкладывай, все что знаешь.

– Ничего не знаю!

Потом появился Пижон. По его заявлению попал Скударь под следствие. Пижон со временем видно сообразил, что зря назвал Скударя. Поэтому, когда Рюрика для следственного эксперимента, посадили между двумя подсадными, и пригласили потерпевшего, Пижон мазнув взглядом по Скударю, сказал, что здесь нет того, кто его бил. Следователь возмутился.

– Вот же твои показания в больнице, по горячим следам записанные. Скударь Рюрик. Бил тебя, разбил нос, сломал ключицу и четыре ребра, нанес черепно-мозговую травму. Ты же чуть копыта не откинул.

– Ошибся. Это не он. Показалось. Тот был выше ростом и злее.

– Куда уж злее.

Скударя отвели в общую камеру и не трогали недели две. Про него словно забыли, и он сам не торопил ход событий. Если будет, что предъявить, предъявят. А так пока получалось, что он несколько месяцев сидит ни за что, ни про что.

Наконец вызвали его. Следователь, спросил, имеет ли он к ним претензии?

– Не имею.

– Благодари бога, потерпевший письменно отказался от своего заявления.

Наконец, Скударю дали подписать бумагу, в которой было сказано, что следствие по его делу, за отсутствием состава преступления прекращено. Следователь, заговорщически подмигнул Скударю.

– Однако, гусь ты! За тебя такие солидные люди хлопотали, а ты молчал. Но героя из себя не строй. Раскопали мы твой случай. Вернул ты оказывается должок этому Сидору, но если бы он не отказался от своих показаний, загремел бы ты на несколько лет в холодные края, лес валить или рукавицы шить.

Скударь молча слушал. Следователь задал последний вопрос:

– А насчет бриллиантов ты что-нибудь можешь мне по дружбе сказать? Ну хоть намеком.

Впервые за долгое время следствия Скударь выразил неудовольствие.

– Я бы вам помог, как мог, но видит бог, в это время, о котором вы говорите, я находился в общежитии. У меня есть масса свидетелей со второго курса, которым я для закрепления памяти, случайно, оставил заметную памятку на лице. Если вы им не верите, спросите тогда дежурных милиционеров. Мне только бриллиантовой собаки не хватало на шею повесить!

– Разговорился?

Что-то не склеилось у следствия. Скударь догадался, что именно. Пижон отказался. Девица, если ее нашли, тоже быстро сообразила, что ей лучше говорить, о том, что она за сто долларов поднялась наверх. Итого, вместе с поисками Пижона, вместе со следствием, у Скударя ушло на все, про все, восемь с лишним месяцев. Именно, через этот срок он появился у Арины.

Глава IX

Ужин был приготовлен. Арина сама все сделала: нашла посуду, приборы, застелила скатертью стол, и лишь после этого позвала Скударя. Он не вмешивался. Хочет, пусть почувствует себя хозяйкой в его доме. Он именно в таком качестве, хотел ее видеть.

– Мой дорогой! Мой ясноглазый. Я жду тебя. Мой повелитель.

Полуночная мгла была распростерта кругом. Вслушиваясь в ее голос, он чувствовал, как разгорается жар души, а сердце источает кровь. Легкие тени. Рядом любимая. Жизнь, будь ты благословенна. Смутными, необъяснимыми чувствами была сдавлена грудь.

Рюрик стоял рядом с самой красивой женщиной мира, и любовался ее профилем.

– Ты так красиво сервировала стол.

– Правда, любимый?

Голос ее был подобен дуновенью предрассветного ветра. Небольшой стол был накрыт на балконе. За все годы жизни ни разу не пришло в голову Скударю поужинать здесь. Широкий застекленный балкон, на котором уместилась бы машина, как нельзя лучше подходил под спокойный ужин. Ночь рассыпала по небу мириады звезд. Он сдвинул стекло. Легкий, ласковый ветерок ласково зашевелил ее шелковистые волосы.

– Ты доволен?

– Очень!

– Считай, любимый, мы в ресторане с тобой сидим.

– Да это похоже на пиршество. Какая ты умница, мне бы в голову никогда не пришло посидеть вот так.

– Давай посидим подольше, – с нежностью в голосе сказала она. – У меня такого вечера может, не будет больше никогда.

– Я тебя никуда не тороплю.

На столе стояли две бутылки розового вина, в том числе одна та, сохраненная ею. На тарелке, в листьях салата, в окружении ломтиков разных овощей, аппетитно румянился покрытый розовой корочкой большой кусок хорошо прожаренного мяса. Рядом с жаканами маслинами, мелкой дробью отсвечивала черная икра.

– Необыкновенный аромат! – сказал Рюрик садясь за стол.

Очи ее смеялись.

– От кого? От ужина или от меня?

– Розой пахнет.

Скударь разлил вино по бокалам. Он знал, вино тешит и гасит печаль, а пленительные уста любимой дарят несравненную усладу. Скударь положил кусок мяса в рот.

– Божественно!

– Правда, мясо сочное?

– Правда!

Без вина Рюрик захмелел. Уста любимой, предвестник тончайшей неги и любви, искрились доброй улыбкой. Как же с ее приходом в доме стало спокойно и светло.

Ну, что ж, подумал он, одна из последних чаш жизни, которую от выпьет будет не пуста. Все в мире ложь, сказал мудрец, одна любовь – как истина, бесспорна.

– Давай сегодня устроим, пир! – сказала она, – налей мне вина.

Скударь мысленно обругал себя за невнимательность. Чревоугодник. Первым делом накинулся на еду.

– Извини! – сказал он. – Я без вина сегодня пьян.

– А я выпить хочу! Хочу выпить за то, что нашла к тебе заветный путь.

Он ответил:

– У меня душа поет и плачет. Дождался я светлого дня. Я хочу выпить за тебя Ариш. Ты моя ненаглядная, вершина вот этого бездонного и бесконечного мироздания. Пронес я твое имя через годы, шепча, а теперь произношу вслух. Арина, горлинка моя, моя любовь. Я раб твой, паж твой.

– Ты! – она счастливо засмеялась. – Ты падишах. Несносный, отвратительный, бесстыдный, властный.

Скударь выпил бокал вина до дна. Они долго сидели за столом.

Затем, как в благословенные абитуриентские годы, простояли на балконе до утра тесно прижавшись друг к другу. Хороший он дом выбрал. И район, и тихое место. Стоять бы так и стоять всю жизнь, прижимаясь к любимой. Хорошо великий поэт сказал, «остановись мгновенье, ты прекрасно». Скударь непроизвольно подумал, что с женой он никогда так не стоял. Вечно дела. Жизнь, такая короткая, отлетела в никчемной суете.

Вдалеке была видна оживленная трасса, со светящимся потоком автомобилей. Отсюда она смотрелась нескончаемо-длинной, ползущей яркой змеей.

Скударь обнимал родное тело. Сами собой облаками наплывали мысли. В чем предназначение человека? Рожден ли он для того, чтобы только трудиться на пределе человеческих сил, как бессловесный осел, тешить свою плоть и удовлетворять похоть или есть другие устремления разумного существа? И если есть, то в чем оно? Погоня за материальным достатком загнали человека в ловушку, из которой не просматривается выхода. Безбожный, голый материализм обокрал его, вроде бы разумного.

За бортом сознания человека осталась такое простое понятие, как счастье – простое, человеческое счастье. Ни богатство, ни труд, ни утонченное наслаждение, ни высокий интеллект, ни красота, ни родословная не несут в себе тот ген, который наполняет человеческую жизнь смыслом. И борьба – не смысл. Борьба – лишь средство выживания. А смысл, упоение жизнью приходит лишь в тот момент, когда ты можешь слиться с природой, почувствовать бесконечность и безмерность бытия.

Затерявшиеся две песчинки в огромном мироздании льнули друг к другу, сознавая, что пройдут может быть еще миллиарды лет, прежде чем они встретятся вновь. Узнают ли они себя?

Хорошие минуты подарила ему Арина. Скударь, давно, вернее, со времени последней с ней встречи, никогда не задумывался о тех трех десятках с большим довеском лет, которые лежали у него в заплечном мешке.

– Хорошо у тебя здесь! – сказала она. До этого она успела убрать со стола посуду и оставила лишь вино.

– Тебе нравится?

– Очень!

– Как ты думаешь, – в раздумье спросила она, – нам было бы так же хорошо, если бы мы жили вдвоем? Или это только минуты расслабления, в будничной, монотонной жизни?

Арина думала о том же, о чем и он, только более точно формулировала мысли.

– Я думаю, все от нас бы зависело! Захотели бы, сохранили – любовь.

– А если бы ты пресытился мною?

Скударь зажег сигарету.

– Ты знаешь. Я тоже думал об этом!

– И…и…

– И, думаю, нашел ответ.

Она повернулась к нему и заглянула ему в глаза.

– Не в далеких мирах, не в книжках, а на земле нашел ответ. Знаешь Ариш, как живут самые красивые птицы на свете – лебеди? Один раз и на всю жизнь выбирают пару. А слоны? Слон всегда приходит к праху той, которая была спутницей его жизни. Дожди и ветер выбелят ее кости, травой они начнут зарастать, а он приходит и подолгу, часами, стоит рядом.

Женщина тоньше чувствует, чем мужчина. Ты еще тогда понимала это, а меня калейдоскоп московских, праздничных огней сбил с толку. Ты всегда казалась, мне немножко не от мира сего. Помнишь, как ты меня называла – озабоченный.

Она ласково улыбнулась и погладила его непокорные кудри.

– Я кое-что и другое в тебе смогла разглядеть. Ты, как тополь гнулся на ветру, но не ломался. Один раз, всего лишь один раз, я подумала, что тебя с корнем вырвала буря. Помнишь белый шарф? Прости меня. Я даже оправдываться не хочу. Как же я ошибалась. Долго тебя не было. Но ты пришел, ты пришел мой единственный. У меня захолонуло и оборвалось сердце. Ты выстоял, а я – нет.

Скударь нежно обнял ее.

– Не казни себя. Ты правильно поступила, что вышла замуж. Жизнь на то человеку и дана, чтобы оставить новые ростки. Годы пройдут, столетия, а мы с тобой будем жить в новых маленьких человечках, которые будут похожи на тебя и меня.

– Дай-то бог.

– Вина хочешь?

– Хочу! Немного!

Они долго стояли, всматриваясь в далекое небо, с мерцающими на нем мириадами звезд. Там тоже шла своя жизнь; с тревогами, с надеждами, чудесная и неповторимая, своеобразная человеческая жизнь. Кто-то точно так же смотрел на них издалека, со своего балкона.

– Смотри! – сказал Скударь, – видишь Большую Медведицу?

– Вижу!

– А крайнюю звезду видишь?

– Вижу!

– Всмотрись получше. Нам оттуда, такая же, как мы, счастливая пара рукой машет! Давай за них по глотку выпьем!

Она его поцеловала.

– Вот за это я тебя и люблю.

И лишь когда звезды начали сливаться с небом, он ее спросил, не хочет ли она спать?

– Немного хочу!

Чтобы не разрушить то трепетно-сокровенное, щемяще-чистое чувство признания и благодарности, которое он испытывал к ней, Скударь спросил ее, не положить ли ее отдельно?

– Нет, мой дорогой. Боишься замутить родник моей семейной жизни неосторожною поступью? Не бойся. Можешь напиться.

На руках он ее донес до широкого ложа. Помог раздеться, нежно касаясь губами сладкого тела.

Они долго лежали рядом. Жизнь дарила им неповторимые и быстротечные минуты. Засыпая Рюрик думал, что пусть будет благословенна материя, сумевшая создать в своей безмерности, пусть небольшие, но такие счастливые островки человеческого бытия.

Проснулся он совершенно другим человеком. Ни страха, ни тревоги, ни той опустошенности, что преследовали его последние дни. Жизнь обрела глубинный, истинный, сокровенный, ничем не замутненный смысл. Арина была на кухне. Минут через десять, Скударь присоединился к ней.

– Не хотела тебя будить. У тебя было такое умиротворенное лицо.

– Я сильно храпел?

– Как паровоз!

Они рассмеялись. Потом пили чай. Потом Скударь пошел ее провожать.

– Тебя куда довести?

– Отвези на работу, и не уезжай сразу, а когда я помашу тебе из окошка, посигналь, пожалуйста.

Оставшийся у него в запасе месяц, пролетел как один день. Она иногда оставалась у него ночевать. Он не спрашивал, как это ей удается. Иногда он ее увозил среди рабочего дня. Приближался тот день, когда он должен был объявить, что уезжает навсегда. Скударь, хотел уехать в те места, где родился, и провести последние дни рядом с братьями и сестрами. Он созвонился со старшим, и сказал, что приедет в середине июля.

– Ты же знаешь, – ответил тот ему, – мы все в конце августа собираемся. Потерпи, приедешь попозже.

– Не могу. – сказал Скударь.

Низ живота начал у него подозрительно часто побаливать. Вернее не переставая, ныл. Он еще в одном центре проверился, и ему снова объявили тот же месяц, и пряча глаза что-то стали говорить о бренности существования человека. Пора, решил Скударь.

– Послезавтра, я уезжаю! – объявил он Арине. – Не хотел тебя привязывать к определенному времени. Сначала к родственникам заеду. А уж оттуда в свою Австралию. Со своими, здесь, я все порешал.

Скударь действительно несколько раз встречался с Клавдией. Та, так и не продала комнату на Тишинке, мотивируя тем, что цены каждый день растут, и нет смысла сейчас от нее избавляться.

– Твое дело! – сказал Скударь.

С сыном он пробовал поговорить по душам. Однако разговор не получался. Сын держал сторону бабки и матери и безвылазно сидел на даче. Раздолье ему там было, река рядом. Ну, что ж, так даже лучше будет, решил Скударь, ему с ними жить. Старшему брату, он решил, подарить свою машину, и поэтому на ней собрался в дорогу. В последний вечер Арина сама приехала к нему на квартиру. Привезла полный пакет снеди. От пакета шел духмяный запах выпечки.

– Пирожки с изюмом, с картошкой, с яйцами, с печенкой. Гусь жареный.

– Да, мне ничего не надо. По дороге в любой ресторан зайду. Накормят. Сейчас это не проблема.

– Пирожок съешь, может быть, меня вспомнишь!

Она подозрительно отвела в сторону глаза. Скударю, показалось несколько странным, что за это время она ни разу, не спросила, его номер мобильного телефона. Из той же Австралии, ведь всегда можно позвонить, сказать, как устроился. Провожает меня навсегда, решил Скударь. И рвет после моего отъезда все концы. Что ж, она была права. Он и так должен быть ей благодарен, за этот месяц, пожалуй, лучший месяц в его жизни. Не будь свиньей Рюрик, она отдала тебе больше, чем все остальные твои близкие, вместе взятые.

Ты, кроме нее, никому, оказался не нужен. Ты бы хоть поинтересовался, как у нее дома? А то может так случиться, что ты уедешь, а она останется у разбитого корыта. Спроси. Он спросил:

– Ариш, извини, а у тебя дома как? Трещин в отношениях не появилось? – он не стал называть с кем трещины, и так было понятно, что с мужем.

– Наоборот!

– То есть!

– Трещин нет. Все наоборот. Я Лешке объявила, что беру отпуск от семейной жизни, на время до твоего отъезда. У нас с ним был уговор до свадьбы. И давай закончим этот разговор. Мне он неприятен.

– Ну, хорошо! Хорошо! Давай просто посидим.

– Сидеть не будем!

– А что тогда делать? Хочешь в ресторан съездим пообедаем.

– Нет! Пока ты не уехал, я хочу всего тебя.

Она подошла к нему и стала расстегивать пуговки на сорочке.

– Оставишь во мне частицу, может червячок заведется.

Скударь остолбенело смотрел на нее.

– Ты с ума сошла.

– Если получится, скажу спасибо. Ты уж постарайся любимый. Я думала об этом все время, а теперь приняла решение. Может еще не поздно, я предохраняться не буду.

– Сумасшедшая.

– Считай, как хочешь.

Утром Скударь уезжал выжатый как лимон. Он подвез Арину к ее дому. Она надолго прильнула к нему, казалось, что на всю оставшуюся жизнь хотела впитать запах любимого человека. Со стонущим, хриплым вздохом, наконец, оторвалась. И когда казалось, что вот он, настал последний миг прощанья, она дала ему запечатанный конверт.

– Поклянись мне, что прочтешь его только тогда, когда будешь в дальней дороге. И когда возврата уже не будет. Я знаю, тебе будет плохо. Любимый, это письмо тебя хоть немного утешит. Мой дорогой и ненаглядный, знай, что сколько бы я ни прожила, оставшуюся жизнь я буду верна только одному тебе. Прости меня, я выйду, а то сейчас в голос разрыдаюсь. Ты уезжай, я постою, мой ненаглядный, любимый мой.

Ком неизбывной тоски и горечи подтупил к горлу Скударя. Прощальные слова застревали в горле. Он нажал на педаль газа. В зеркало заднего вида, он видел, уплывающую вдаль, уменьшающуюся фигурку любимого человека. Она не махала ему рукой, а подняла руку вверх с крепко зажатым кулаком. Из-за крыш домов пробился первый луч солнца. Счастья тебе любимая.