Текст книги "Сентиментальный детектив"

Автор книги: Дмитрий Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Скударь мысленно усмехнулся. Если бы она только знала, как отлетают эти дни. У подъезда его престижного кирпичного дома сидели старушки, с которыми он всегда вежливо здоровался. До этого соседки видели Скударя лишь с Клавдией, поэтому сейчас внимательнейшим образом оглядели гостью, и самая сердобольная из них спросила:

– Рюрик Андреевич. За все годы, что я здесь живу, первый раз вижу, что вы с молодой дамой в подъезд входите. А то все с нами, да с нами. Может, что сказать сыну, если вдруг он появится?

О женское отродье. О, змеи подколодные! – мысленно выругался Скударь, натягивая на лицо маску благочестия и добропорядочности. Ответить он не успел, его опередила Арина:

– Ой, вы нам сделаете одолжение, если скажите Кирюшке, чтобы домой шел! – воскликнула она. Скударь облегченно вздохнул. Значит, сын не приезжал. Да и что ему летом делать в городской квартире?

Когда за Ариной с Рюриком закрылась дверь в подъезде, началось обсуждение.

– Мужик-то какой видный из себя.

– Вежливый.

– Всегда спросит, как здоровье.

– Сумки поможет поднести.

– Из лифта никогда первым не выйдет.

– А живут со своей поврозь.

– А эта кто?

– Родня наверно, ишь сразу про Кирюшку вспомнила.

– А может привел?

– Не…а! Эта, ни в какое сравнение с его женой не идет. Та красавица. Грудь пышная, зад во, талия осиная. Сама белая. Мужики так и оглядываются на нее.

– Ну да, рассказывай.

– Чего рассказывай? Другой бы на его месте семнадцатилетних пачками таскал, а этот видишь какой примерный семьянин. Ни разу ни с одной женщиной не зашел в подъезд. Эта первая.

А Скударь ехал в лифте и все вспоминал, когда он сказал Арине, как звали его сына? Чертовщина какая-то. Уже и с памятью стало плохо. Он подумал, что не мешало бы потом заодно спросить про белобрысого мальчонку, выскочившего из кустов…

Глава V

На этот раз все было не так, как два дня назад. Те бурные ласки и поцелуи, которыми осыпала она его прошлый раз, остались за ее дверью.

– Можно я немного посижу? – сказала она, проходя в гостиную.

– Конечно дорогая. Ты отдохни пока, а я что-нибудь на стол соберу.

Она его остановила.

– На надо. Сядь со мною, посиди рядом.

Скударь участливо спросил:

– Что-то не так?

Они присели на диван.

– Так, все так! Так и должно быть. Только так!

Голова ее упала ему на колени, и она разрыдалась. Господи, сколько женщин перевидал Скударь за свою жизнь, всякие были у него; и наивные, желающие с первого дня устроить свое семейное гнездышко; и жеманные, исследующие его бар и согласные попробовать из каждой красивой бутылки, блюдущие только свой интерес; и неуемные, пугающие его своей хищной страстью; и красивые глупышки, верящие, что бог создал этот земной шар для того, чтобы он вертелся вокруг них. Встречались женщины умные, умеющие провести грань между страстью и последующими отношениями. Они не строили никаких иллюзий, и могли даже спросить, а стоит ли им рассчитывать на следующие встречу? Умных Рюрик не любил. И с женой у него не сложилось. Если бы он ее спросил, что главное в жизни, то услышал бы ответ – наше общественное положение. Помешалась она на этом положении.

Пышнобедрая красавица, роскошная своей плотью и белизной лица, Клавдия была завидным довеском к его жизни. С ней приятно было выйти в театр, или сходить в гости. Но жить каждый день? Как бы вкусен и сладок ни был торт, он быстро приедается. Жизнь поврозь и дала им такую длинную временную сцепку. Да еще Кирюшка был соединительным мостиком.

Последние два года Скударь откровенно манкировал супружеские обязанности. Он жил на автопилоте. А как иначе, если она была замерзшей ледяной глыбой искрящейся бриллиантовым цветом. Красиво, но холодно.

И вдруг случилась эта резкая жизненная встряска. Оглядевшись, Скударь не увидел никого вокруг себя. И лишь одно единственное существо, помнило о нем и плакало теперь у него на коленях.

– Успокойся. Виноват я перед тобой. Сильно виноват.

Он взял ее заплаканное лицо в руки и стал слизывать со щек соленые слезинки. Арина закачала головой.

– Это я перед тобой виноватая, что не дождалась тебя. Куда я торопилась? О чем думала? Он, Алексей давно меня высмотрел, то встретится вроде бы случайно на дороге, то сумку поднесет, вроде между делом. То к девчатам из нашей квартиры зайдет, побалагурит, конфетами всех угостит, анекдот расскажет. Потом повернется и уйдет. Дружил вроде бы он со всеми девчатами, а в квартиру ходил исключительно к нам. Настя в угловой комнате жила, может, помнишь, прыщеватая такая, так она, как только он войдет, и начет своим громовым голосом бухтеть, вся краской заливалась. А он посидит, посидит и уходит. Знал он, что я с тобой встречалась, что ты ко мне ходил. Как вы с ним раньше не пересеклись, ума не приложу. Тебе интересно, как я замуж вышла?

– Очень! – соврал Скударь. Арина испытывающе посмотрела на него и, кажется, поверила. Ей надо выговориться, подумал Скударь и приготовился слушать.

– Ну вот, мы девчонки даже начинали скучать, когда он про нас забывал. А ты помнишь наши встречи? – она заглянула ему в лицо, и что-то жалостливое появилось в ее глазах. – Одно время каждый день ночевал, а потом стал все реже и реже появляться. Девчонки надо мною смеются, значит, скоро забудет. Раз вообще два месяца тебя не было. Я уж подумала, не случилось ли чего.

Прости, поехала к тебе в институт, и надо же так случиться, в тот день, вы вывалили такой большой и шумной гурьбой. А тебя, какая то красивая девица, модно она так была одета, длинный кожаный плащ, белый шарф еще бил по сапогам, взяла под руку и вы пошли к черной Волге.

Я за дерево спряталась. А тут еще какой-то парень, остановились они недалеко от меня, брякнул своему приятелю, глядя на вас:

– Ишь, дочка министра на какой машине разъезжает. А ведь машина-то папина. А этот стервец Рюрик, не дурак, знает за кем приударять.

Второй парень ему отвечает.

– Зеваешь, зеваешь, Коленька, такую невесту у тебя этот плейбой из под носа уводит.

Ты уехал с нею, сел за руль, она рядом. И уехал. А я стою на свой плащ смотрю. Старенький он у меня был. И сапоги, если помнишь, два раза ты в ремонт носил, набойки набивали. А у нее все блестит, плащ черный, сапожки беленькие, и шарф, шарф мне больше всего запомнился. Он так красиво развевался, тогда еще фильм прошел французский, у главной героини там был такой же длинный, белый шарф. Белый шарф мне больше всего запомнился, и еще то, как ты галантно, с показным артистизмом посадил ее в машину.

Глава VI

Скударь быстро ответил:

– Подрабатывал я на этой машине. Вроде телохранителя и шофера одновременно. Удобно мне было, она студентка, и я студент, она на лекции, и я на лекции. Лекции закончились, отвез ее домой. Только домой не получалось. Она любила по ресторанам гулять. Все думают, что в советские времена не было светской тусовки. Была. Да еще какая. Слухи, истории, анекдоты, вместо нынешних дорогих журналов расходились цыганской почтой в их узком элитном кругу. Эта девица, о которой ты говоришь, действительно была дочкой уже тогда богатого человека, и могла себе позволить иметь личного шофера. Но с улицы его не наймешь. Папаша может партийный билет на стол положить и лишиться доходной должности, тогда они это придумали. Меня наняли, я ведь шофером в армии был, а слух пустили, будто я ее женишок. Видишь, даже ты поверила. А тогда два месяца не появлялся потому, что утром к восьми подавал машину, и дай бог, если в двенадцать приезжал домой. Любила эта девица гулять в модных кабаках. В «Архангельском», в «Иверии». Тусовка туда съезжалась после двенадцати часов, ресторан закрывался, и они начинали гудеть до самого утра. А я при ней был вроде телохранителя, водителя, и жениха, как ты выразилась. Триедин в одном лице.

Арина повернула к нему счастливое лицо.

– Правда, дорогой, так и было?

– Ну, не мог же я тебе рассказать, что извозчиком устроился работать. Работа считай, лакейская была. Подай, отвези, жди.

Врал Рюрик, но красиво врал. Именно в тот раз, когда она увидела эту пассию в черном плаще с длинным белым шарфом, Рюрик впервые попал к ней на квартиру. Она, едва с ним знакомая, с параллельного курса, встретила его в холле в институте:

– Привет Рюрик!

– Привет! Э…э!

– Не трудись вспоминать! Дарья!.. Машину водить умеешь?

Почему-то смутившись, он ответил:

– Умею! Генерала в армии возил.

– А сейчас свободен?

– Свободен!

– Сделай одолжение. Отвези меня домой. Что-то у меня голова разболелась.

– Если дама просит…

– Очень прошу!

Выждав зачем-то некоторое время в огромном холле, она демонстративно бросила ему связку ключей на красивом брелоке. Он еще зыркнул глазами по сторонам. На кого был рассчитан этот небрежный жест-бросок? Не доглядел.

В квартиру он поднялся вместе с нею. Скударь впервые попал в дом к крупному советскому чиновнику. Огромная, по представлениям Скударя квартира, в которой можно было заблудиться, представляла из себя, нечто вроде художественного музея, антикварной лавки и «Березки», магазина торгующего на валюту и чеки. Межкомнатные двери открывались при помощи сенсорных датчиков.

Пока готовился чай, Скударю предложили посмотреть заграничный фильм про ниньзя. Фильм закончился, бутерброды были съедены, а гость не мог оторвать взгляд от экрана. Молодая хозяйки терпеливо дожидалась, пока провинциальный сокурсник сообразит, что пора и честь знать. А он считал, что никому особо не мешает. Тумба с множеством видеокассет загипнотизировала его.

– А можно еще один фильм поставить? – смущаясь, спросил он.

– Чтобы ты хотел увидеть? – с явной неохотой спросила Дарья, собираясь забрать большое блюдо, на котором стояли несколько пустых тарелок. Она неприязненно подумала, что придется еще одну гору бутербродов нарезать. Не колбасы жалко, его жалко. Гора оставалась от вчерашних гостей, их резали на двадцать гостей, половина осталась нетронутой, а он их один… Она еще его предупредила, чтобы он не стеснялся, ел вволю, вчера гостям резали, не подали.

– От гостей осталось? – переиначил он ее слова, чем вогнал в краску. – Понимаю, свиней нету, некому выбрасывать.

И вот у этого парня, которого она втемную использовала в легком, студенческом флирте, бросив, в институте, на виду у всех ключи от машины, сейчас вовсю горели глаза.

– А есть что-нибудь такое, чтобы у…ух, дух захватило, есть что-нибудь поядренее?

– Еще покруче этого боевика? – снисходительно улыбнулась Дарья.

– Ага! Поядренее. – Скударь сжал кулак, так, будто выжимает лимон, показывая, что он имеет в виду.

– Клубнички захотел?

Скударь шмыгнул носом. Дарья едва удержалась от смеха.

– А что, тоже есть? – спросил гость. Каждый из них понял другого, по-своему. Скударь, что и клубнику, в этом богатом доме, не доели. Пусть тащит, все равно выбрасывать будут.

Дарья склонилась над тумбой не зная, что ему поядренее выбрать, Сегодня вечером она собралась рассказать родителям, какой дикой экземпляр с нею учится на одном потоке, и вдруг в стеклянной дверце тумбы увидела, свое и его отражение. Этот дикой бесстыдно пялился ей в спину, и видно еще кое-куда, облизывался, и осуждающе качал головой.

Ей, выросшей в другом кругу, в новину были люди не знакомые не только с западной культурой, но и с видеомагнитофоном. Боится кнопку нажать. Дикарь, а смеет осуждать, подумала она, скрывая усмешку. Сейчас получишь свою клубничку. Встала и вышла. В комнате у матери, нашла шелковый пеньюар, купленный в Арабских Эмиратах, сбросила с себя всю одежду, заскочила к себе в комнату, включила восточную музыку, и в этой полупрозрачном, обольстительном одеянии, босиком, появилась в гостиной. Эффект превзошел ее ожидания. Скударь, хоть и был старше ее на несколько лет, как мальчишка сглотнул слюну и закрылся рукой. Дарья рассмеялась и полуобнажила одну грудь.

– По желанию клиента, дамы и господа, начинаем стриптиз!

– Поставь другой фильм! – спокойно заявил Скударь. Он пожалел, что появился в ее доме. Отсюда он собирался поехать к Арине, и никакими прелестями его нельзя было сейчас соблазнить, а он именно так и понял намерения Дарьи. Между тем пеньюар был сброшен и со второго плеча, полностью обнажив большую, но упругую девичью грудь.

– А теперь? Нравлюсь я тебе?

– Пазуха, как у тетки. Тебе кина жалко? – возмутился Скударь. Он именно так и сказал – кина, и тетка, и встал, собираясь покинуть взбалмошную сокурсницу. Попал он именно в больную точку, в то, из-за чего страдала Дарья. Большой бюст не раз вызывал насмешки. Взбешенная Дарья загородила ему проход. пеньюар вместе с остатками стыдливости упал на пол. Она деланно тянула к нему руки.

– А так?

– Никак!

– Никак не нравлюсь?

Ярость, гнев, полыхнули из глаз сокурсницы. Эта провинциальный парень брезгливо смотрел на нее. Так жестоко ее еще не оскорбляли. Ей всего лишь восемнадцать. А что будет через десять лет? Она взбеленилась и понесла чушь, надеясь хоть как-то выправить свое унизительное положение. Сама не знала, что говорила.

– Я тебя сюда зачем звала? Кино смотреть? Деревня! Девушку от женщины отличить не можешь. Я тетка? Ты глянь только на мои бедра. Одну руку она стыдливо использовала как фиговый листок, а второй, музейным экскурсоводом водила по телу. Видя, что он сейчас уйдет победителем в их потешной схватке, которую она же и затеяла, Дарья вытащила последний женский козырь.

– Ты собираешься со мною любовью позаниматься?

За ее заявлением ничего не стояло.

Скударь не повышая голоса, спокойно ответил:

– Я не племенной бык! И не из деревни, а из станицы. У нас, таких как ты, плетью до сих пор стегают. А позаниматься я согласен был бы не любовью, а статистикой. У нас завтра зачет. А ты сопельки вытри, и прикрой срам. Лучше бы тарелку борща налила. Бутербродами тухлыми травишь.

Затем он обошел ее стороной, и столкнулся в дверях нос к носу с грозно сведенными бровями высокого, крупного мужчины с наголо бритой головой. За его спиной стояла худая, молодая дама в дорогой шубе, презрительно рассматривающая Скударя. Таких, в их станице называли – рыбья кость.

– Ты кто? – недобро спросил мужчина Скударя.

– Сокурсник! Домой довез. Голова у нее болела!

Властный незнакомец зло приказал девице:

– А ну оденься, негодница.

Дарья попробовала поднять пеньюар, но он у нее в ногах запутался.

– А ты, ну-ка пройдем со мной! – приказал мужчина, пропуская вперед себя Скударя. Когда они зашли в кабинет, состоялся недолгий разговор. Сановный отец, а это, был он, мысленно прикинул, во что может вылиться эта неприглядная сцена для его дочери, если строптивый гость окажется невоздержанным на язык, и сделал неожиданное предложение:

– Что было, можешь не рассказывать. Слышал все. Довез говоришь… А не мог бы ты ее на учебу и обратно, и куда попросит повозить. По времени тебе это ничего не станет, вместе учитесь. Ее водитель лег не операцию. Недельки две повозишь. А этого безобразия, я тебе гарантирую, больше не будет. Дурью мается он безделья.

Не дожидаясь ответа Скударя, он позвал дочь. Когда та, уже одетая появилась, скромно опустив глаза, он грозно заявил:

– Вот дорогуша, молодой человек, с завтрашнего дня будет тебя возить на машине в институт и обратно вместо Кондратьича. А это! – он достал толстый портмоне и отстегнул Скудярю три сторублевки, – тебе, на плеть!

Напор чадолюбивого предка и попутал Рюрика. Он не сообразил сразу, что ему предлагают не плетью стегать, а по стойке смирно стоять.

– Иди, проводи гостя! – приказал отец. Закрывая за Скударем дверь, сокурсница насмешливо спросила:

– Ты видел, что отец с матерью за дверью стоят?

– Нет!

– Ох, и врать вы мужики мастаки! Ладно, будем считать, что я поверила. Но имей в виду железный, если пристанешь, ничего тебе не обломится. Завтра я сама приеду в институт, вечером подходи. Я шутила.

Ну и шутки у этих избалованных чад, думал Скударь покидая странный дом.

К концу дня после занятий Скударь дожидался сокурсницу. Он думал, отвезет Дарью домой и все, и может быть даже автомобиль останется в его распоряжении. Куда там. Поехали по ее подружкам и друзьям, а потом они закатились в кафе. Золотая молодежь, во все времена живет одинаково. Обычно он сидел в машине, дожидаясь ее, и лишь один раз она пригласила его с собой в ресторан.

Через некоторое время, когда в институте прошелестел устойчивый слушок, что он пройдоха-женишок, в темном углу ему накинули на голову мешок. У него с Дарьей, действительно, уже были другие отношения.

Били долго и жестоко. Он потерял сознание. Когда пришел в себя, обидчиков рядом не было. Кто бил – тайна осталась, покрыта мраком. Пришлось вычислять.

Вот с того времени, чтобы больше не попадать впросак, он и стал заниматься гирями. Два месяца он носил корсет, пока срастались поломанные ребра, с трудом разговаривал.

Только через два месяца он снова появился у Арины. Об этом именно времени говорила она сейчас. Скударь стал вспоминать. Белый шарф, белый шарф. Дарья этот белый шарф всего один раз и надела. Он тоже неплохо запомнил этот белый шарф. В тот день действительно было холодно. Он подвез ее к ресторану «Арбат». Ее кампания от входа в ресторан помахала ей рукой. Дарья вышла и громко хлопнула дверью автомобиля. Скударь же, зная по опыту предыдущих дней, что ее посиделки заканчиваются ближе к полуночи, решил съездить заправиться. Он неспешно тронулся с места. Километров сорок было наверно на спидометре. В шуме льющейся из магнитолы музыки ему вдруг послышался знакомый стук идущий, откуда сзади автомобиля. Он уже один раз останавливался и вроде надежно примостил в багажнике бухающее на ямках оцинкованное ведро. Знать, снова упало и, подпрыгивая, катается.

Хотя стук, не переставая доносился, Скударь решил потерпеть до заправки и сделать сразу два дела, залить бензин и подумать, как надежнее укрепить ведро. Он уже проехал почти всю парадную часть Калининского проспекта, когда обратил внимание, что народ стоящий на остановках необычно резко голосует, желая поймать частника, чуть ли не под машину ему бросается. Какой-то мужик лег ему на капот. «Война, что ли началась», подумал Скударь, и остановился. Господи, только это его и спасло. Один конец длинного белого Дарьиного шарфа защемило дверью, а второй – удавкой обвился вокруг ее шеи. Ни вздохнуть, ни крикнуть. Метров сто бежала она за автомобилем, барабаня по крылу, а следом за нею, ее кампания.

– Урод! – налетели ее друзья на Скударя.

Их было пять человек, две девушки и три парня. Одного Скударь давно приметил. Он не знал его имени, Пижоном его называла Дарья. Тот не обижался и как собака откликался на эту кличку. Пижон был у нее вроде постоянного ухажера. Вечно надушенный, с женским платком, повязанным вокруг длинной шеи, чуть заискивающий перед Дарьей, он постоянно старался показать, что имеет над нею неограниченную власть. Особое удовольствие ему доставляло отдавать приказы Скуларю.

– Разворачиваемся, шеф, едем в Метлу. Даш, сегодня там будет новый конферанс. Что мы в Иверии забыли? В Метлу наши друзья подтянутся. Мишка и Верка… Они из Парижа с отцом только приехали.

Пижон назвал фамилию одного известного кинорежиссера. У него с языка постоянно слетали знакомые имена, начиная от членов правительства и кончая знаменитыми футболистами. Отблеск чужой славы добавлял ему веса и значимости в собственных глазах.

– Хорошо, я согласна. Едем в Метлу.

Скударь только съехал с Калининского проспекта на Кутузовский и теперь думал, где эта чертова Метла? Он проскочил Новоарбатский мост, когда за его спиной послышался развязный голос Пижона:

– Э…э, Шеф! – По другому Пижон никогда не называл Скударя и ни разу не поинтересовался его именем. – Ты, с каких гор свалился? Не знаешь, где находится Метла? Мост проехали!

– Почему не знаю, знаю! – спокойно ответил Скударь. – У помойных бачков, обычно находится метла.

– Надеюсь, ты нас к ним не везешь? – рассмеялась Дарья.

– Тебя не везу! – ответил Скударь!

– А меня куда везешь?

Пижон подпрыгнул на месте. Болезненное у него было самолюбие. Скударь больно его ударил. Обычно Пижону не много позволялось; максимум походить с Дарьей по ресторанам, а потом Скударь вез ее домой, и высаживал у подъезда. Пижон в первый же день его работы увязался провожать Дарью до двери. Скударь высадил их обоих у подъезда и должен был поставить машину на стоянку. Она в ста метрах находилась. А он масла решил долить в движок, а может и не масла, масло было только предлогом, а решил он посмотреть, когда уйдет этот пижон. В тот день родителей Дарьи не должно было быть дома.

Минут через пять из подъезда появился Дашкин воздыхатель, насвистывающий веселенький мотивчик.

– О..о! – обрадовался он! – Хорошо, что ты еще не уехал! Добрось меня до дома.

Скударь закрыл капот и убрал в багажник емкость с маслом.

– Я к тебе не нанимался.

– Чудак! Я тебе заплачу! – Пижон с готовностью протянул червонец. – Пятнадцать минут, хорошего ходу. Потом поставишь машину. Или ты на ней в общагу к себе ездишь?

– Здесь оставляю! – спокойно ответил Скударь, вложил купюру в нагрудный карман Пижона и зло сказал:

– Можешь засунуть свой червонец в другое место, если этот карман не нравится.

Пижон не ожидал от водителя такой реакции. Он растерялся.

– Э..э! Ты чего?

Он отступил на шаг от Скударя, осмотрел его с ног до головы и весело улыбнулся.

– Ха! Да у меня конкурент появился! О…хо…хо!..Ты парень вот, чего… Ты бы губы не раскатывал понапрасну. Она не для тебя создана. Дашка почитай в первой десятке невест ходит. Уж я то знаю. Ты даже не представляешь, куда голову суешь. Мой тебе совет, оставь ее в покое. За нее могут и башку отвинтить. А если в женихи метишь, так и быть, рекомендую стать за мною в очередь.

Рекомендую, было его любимым словом.

– Шел бы ты домой! – примиряюще, сказал Скударь и сел в машину.

– Э…эй! Стой! Ты меня добросишь или нет? Хочешь, еще червонец добавлю?

Скударь уехал. Поставил машину на стоянку и остался сидеть в салоне. Отсюда дорога, на которою вышел Пижон и стал голосовать была отлично видна. Он пол часа ловил машину. Затаив после этого случая на Скударя злобу, в присутствии Дарьи Пижон старался незаметно его унизить.

Вот и теперь, уязвленный, он спрашивал Скударя, куда тот его везет?

– Куда просил, туда и везу. В Метлу твою поганую везу.

– Да ты хоть знаешь, где она?

– Не волнуйся, довезу!

Дарья удивленно посмотрела на Скударя.

– Мальчики перестаньте ссориться. – приказала она и велела Скударю разворачиваться. – Я сама дорогу покажу к Метелице!

После второй стычки Пижон предпочитал договариваться заранее с Дарьей о месте встречи и дожидаться ее там, а вот провожать, на ее машине, обязательно ехал до дома. Истым джентльменом стал. Ни разу не пропустил. Выйдя из Волги, перед тем, как сильно хлопнуть дверью, театральным голосом он произносил:

– Шеф! На сегодня можешь быть свободен! – и теша душу с ехидцей, добавлял, – Утром, чтобы как обычно. И не забудь помыть машину.

Скударь удачно отбивался.

– Не волнуйся, после тебя я не только мою, но и проветриваю, и одеколоном брызгаю!

Дарья упивалась их мелочной грызней. Пижон видимо не раз ей говорил, что надо ей от этого водителя избавиться. И вот теперь, когда Скударь протащил Дарью по всему Калининскому проспекту, и чуть не задушив ее, на него прыгал Пижон.

Двух других парней и девиц Скударь видел впервые. Ребята были чуть выпившие, а девчонки трезвые. Налетели всей стаей. Скударь полез в машину за аптечкой, чтобы дать Дарье понюхать нашатырного спирта. Собралась небольшая толпа. Снаружи неслись крики Дашкиных друзей.

– Он, сволочь ее специально тащил.

– А если бы она упала?

– Ой, девочки, головой, под колесо!

– Дарья, ты как?

– Никак!

– Морду ему надо набить.

– Выгнать, к чертовой матери.

– Мы тебе старичка подберем!

Скударь не обращал внимания на оскорбительные выкрики и начал оправдываться:

– Я думал ведро стучит.

Скударь демонстративно открыл багажник. Ведро было надежно закреплено.

– А зачем тогда скорость не прибавил? – приставал к нему Пижон.

– Да! Именно! Почему ехал так медленно?

– Объясни!

– Чтобы Дарья, хоть тут бежала за тобой собачонкой? – Пижон не забывал свои обиды и старался под шумок куснуть больнее Скударя.

– Торопиться некуда было! На заправку ехал! Медленно! – виновато заявил Скударь. На тротуаре всхлипывала Дарья.

– Где медленно? Где медленно? Я все каблуки себе посшибала!

А Скударь на морозе вытирал пот со лба. Когда он вышел из машины, у нее, несчастной от удушья уже глаза вылезали из орбит. Кто-то из кампании не ко времени пошутил:

– Может он обижается, что ты не берешь его в ресторан?

Пижон был злее на язык.

– Этот гегемон в Дашку влюблен. Сам мне сознался.

Скударь взял его большим и указательным пальцем за подбородок и резко дернул кверху. У Пижона, как у волка клацнули зубы. Он натурально прикусил язык. Он неожиданности все опешили, а Скударь нырнул в салон и взял в руки монтировку. Два дня назад, когда у «Арагви» случилась потасовка, не с ним, нет, у соседских машин, он положил ее под сиденье. Сейчас она ему пригодилась. Дашкина кампания, две девицы, и трое парней готова была броситься и на месте растерзать его. Монтировка, не хуже холодного душа отрезвила разгоряченные головы. Пижон сплюнул на тротуар сгусток крови и прошепелявил:

– Ну, ты пес якейский, метишь в зя… я…тьки. Токо сняй, я давно все пенки поснимал. Этот алмаз я сам гъяню в бьииллиант. Екомендую!

– Я тебе сейчас язык с кишками вырву! – пообещал Скударь.

– Сволочь! Ты еще не знаешь меня! – вдруг мгновенно остыл Пижон.

Был Скударь один раз с другой кампанией ресторане, в Интуристе. И Пижон был. Пижон выказывал явное неудовольствие, когда Дарья и его захватила с собою. А Скударю было все равно. Он совсем не реагировал на их плоские шутки. Разговор за столом вертелся в основном вокруг общих знакомых, кто с кем, у кого новая машина, кто удачно женился и уехал в Женеву, о тупом времяпровождении в непонятных НИИ, где почти половина из них числилась, о передвижениях на самом верху.

Скударь впервые попал на варьете. На обычного человека появление оголенных дам вскидывающих длинные ножки под мажорно-возбуждающую музыку, что там ни говори, производит ошеломляющее впечатление.

Дарья с удивлением смотрела на своего сокурсника. Оказывается этот монашек, не может глаз оторвать от сцены и даже не слышит когда к нему обращаются. А дома у нее вел себя как образцово-показательный бесполый истукан. Она весь вечер, не спускала со Скударя глаз. Пижон, недобро косился на Скударя и, даже, устроил Дарье маленькую сцену ревности. Посещение Интуриста утвердило Дарью во мнении, что ее сокурсник отличный лицедей и лицемер, и что он просто своей показной неприступностью и строгой моралью валяет перед нею Ваньку. Видел он тогда в двери ее отца и мать, а ее не предупредил. Она, видимо, нашептала Пижону, что Скударь ей оказывает повышенные знаки внимания, когда они остаются одни в машине. И вот теперь посреди Калининского проспекта, сплевывая кровавую слюну, Пижон орал:

– Дашка, отбеьи у него кьючи! Выгони его, этого пса! Видеть я его не могу!

Однако все получилось с точностью до наоборот. Дарья полоснула белым шарфом по губам шепелявящего Пижона, и, увидев, что шарф окрасился кровью, бросила его на тротуар.

– Мразь! Я все отцу расскажу!

– Не будь дурой! – крикнул Пижон. – Что я такого сказал?

Затем Дарья быстро села на переднее сиденье автомобиля и приказала Скударю:

– Трогай.

– Куда?

– Домой!

Молчали! Когда свернули на улицу Горького, а она тогда так называлась, Скударь виноватым голосом сказал:

– Ведро помнишь, как гремело. Я подумал оно и на этот раз катается. Ветер сволочной попутал. Не охота было из машины вылезать. До заправки тянул. Прости, я не виноват, что так получилось.

– Знаю я!

– Слушай, а кто он этот Пижон? Чем он занимается? Откуда у него деньги?

Дарья коротко пояснила.

– Мать у меня балерина, он из ее клаки. Алмазами, слышала, приторговывает! Только ты об этом никому! А у меня с ним ничего не было. Это он хотел.

– Я тебя об этом не спрашивал.

– Но подумал!

– Мало ли о чем я подумал.

Задумчивая ехала Дарья. Затем, вроде, как оправдываясь, сказала:

– А куда мне еще ходить? Все мои знакомые, и знакомые моих знакомых, любят рестораны, алмазы, машины.

Скударь не собирался никого порицать.

– Ну, если деньги позволяют.

Уже у самого ее дома, перед тем как выйти, она неожиданно предложила:

– Может быть завтра в кино, сходим?

Он растерялся. За последнюю неделю он ее немного узнал. В принципе она была неплохая девчонка. Несло просто ее окружение в общем потоке. Родители у них у всех были одного круга. Высокопоставленные, имеющие еще по тем советским временам дачи, пусть и государственные, но на Рублевке. Вкалывали родители по шестнадцать часов в сутки на государственной службе, если могли то и приворовывали, не с неба же свалились потом эти приватизаторы, или брали борзыми щенками, ездили за границу, чад своих учили в самых престижных вузах, обеспечивали затем им работой за границей.

Оставленные чаще всего на самих себя, детки легко усваивали западные ценности, через музыку, через видики с порнухой, через парадную сторону тех стран, где бывали с предками, через казавшиеся неистощимыми родительские кошельки. Все им давалось легко. И учеба, и работа, и квартиры и дачи в Жуковке и Барвихе, оцениваемые ныне в несколько миллионов долларов.

В своих нравах они были намного раскрепощенней своих сокурсников-домостроевцев из далекой патриархальной глубинки. Оба, и Скударь и Дарья, в первые дни, смотревшие друг на друга, как на отклонения от нормы в приличном обществе, начали потихоньку сознавать, что есть и другая жизнь, отличная от той, в которой они выросли и привыкли ежедневно вращаться, со своим сводом неписаных правил, со своей моралью, с надоевшими друзьями.

Человеческий мир, по сути везде одинаков. Только в одном кругу плачутся, что у них бриллианты маленькие, а в другом бьются за хлеб насущный.

Поэтому один подумал – ничего, неотесанная деревня, то бишь станица, со временем обтешется; а второй – она не до конца испорченная, вот если бы ее, да на истинный путь…

Он помялся и с дешевым выходом и коленцем ответил на ее предложение сходить в кино:

– Погода скверная! Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит в такую погоду. И охота тебе по вечерам носиться колбасой. Поехали в Метлу… – передразнил он ее. – Что Метелицей по-человечески кафе назвать нельзя? Или сидит в ресторане, сигаретой как деловая затягивается. Тебе то чего на голых баб пялится? Ох, ох! Как вы там в кампании пели? Мулен-Руж, на два порядка выше… Знаешь, что дорогуша сокурсница, сидела бы дома по вечерам, а то ни мне не даешь в экзаменам толком подготовиться, ни себе.

По мере того, как он говорил, у нее вытягивалось лицо, и свирепели глаза. Она, переломив себя, второй раз сбросила халатик, если образно выразить ее просьбу с походом в кино, а он беспортошный снова гребует. Да я только свистну…