Текст книги "Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко"

Автор книги: Дмитрий Попов

Соавторы: Илья Мильштейн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Дмитрий Попов, Илья Мильштейн
Оранжевая принцесса
Загадка Юлии Тимошенко

Глава первая
Три тюрьмы Юлии Тимошенко

Двери камеры № 242 Лукьяновской тюрьмы распахнулись, и она шагнула внутрь.

Это была та самая камера, в которой десять с половиной лет назад ей пришлось провести 42 дня. Только узнать ее было довольно трудно. Непрозрачный стеклопакет вместо забитого металлическим листом окна. Вместо классической советской параши – отдельный санузел с невысокой стенкой. Две кровати, шкаф, холодильник, кипятильник. Десять лет назад, ужаснувшись вони и грязи, она попросила адвоката принести половую тряпку и резиновые перчатки. Теперь все сверкало казарменной чистотой.

Невысокая женщина в туфлях на каблуках и блузке, еще утром ослепительно белой, а теперь промокшей от пота, опустилась на кровать. В камере на двоих она была пока одна. Знаменитую косу ее заставили распустить – шпильки в СИЗО запрещены. Сумку с вещами, которую она предусмотрительно брала на каждое заседание суда, пришлось отдать адвокату. Он передаст ее сегодня вечером или в крайнем случае завтра.

Десять с половиной лет назад Юлия Тимошенко тоже готовилась к аресту. И в сумке, с которой не расставалась, было примерно то же, что и теперь. Мыло, полотенце, смена белья, спортивный костюм, кроссовки, носки, предметы женской гигиены, пакетики с супом, пластмассовая посуда, зубная паста, крем. Прибавилось разве что лекарств. Кроме того, в 2001-м ее посадили в феврале, необходимы были теплые вещи, а в жарком августе 2011-го что-то легкое.

Почему та же самая камера? Черный юмор тюремщиков? Или особый статус VIP-узилища, приобретенный как раз благодаря ее первой отсидке? Скорее всего, жест президента Януковича в сторону Запада: дескать, смотрите, насколько я гуманнее Кучмы. Насколько ближе к Европе. Та же самая камера, а не узнать.

Десять лет назад тюремщики применили к Тимошенко старый трюк из арсенала советского КГБ. Дверь захлопнулась, и в камере погас свет. «Хочется сразу забить в дверь обеими руками, закричать им, чтобы включили свет», – признавалась она после освобождения. Темнота ломает новичков, заключенные начинают психовать и уже на первом допросе готовы что угодно рассказать про себя и про других. В тот раз она не растерялась. Молча поставила сумку на пол, уселась сверху. Свет потом включили.

Это было ее третье по счету заключение, и каждый раз она испытывала шок. Минуту назад ты свободна, богата, счастлива – и вот за твоей спиной с лязгом захлопывается дверь, и ты уже не газовая принцесса, не депутат, не премьер-министр, а простой постсоветский заключенный. Жертва режима, обстоятельств, собственного безмерного честолюбия, безудержного властолюбия, отчаянной смелости, патологической жадности – нужное подчеркнуть.

«Становится страшно мгновенно. Как только предъявляют постановление об аресте, когда сажают в машину, когда вокруг много больших мужчин из ОМОНа – с ледяными глазами… Когда начинают брать отпечатки пальцев и обмазывают пальцы краской так обильно, что они превращаются в отпечатки чуть ли не половины тела…» – это тоже из воспоминаний десятилетней давности.

В этот раз для ее ареста «больших мужчин из ОМОНа» понадобилось несколько сотен.

Когда после часового совещания судья Киреев зачитал свое решение: «В виду системных нарушений, препятствования в установлении истины, нарушения порядка в ходе рассмотрения дела суд постановил сменить меру пресечения на взятие под стражу», ее сторонники, составлявшие большинство зрителей процесса, вскочили с мест и начали скандировать: «Позор!», а в зал стремительно ворвалось около 30 милиционеров. Тимошенко попросила не одевать ей наручников и повернулась к залу: «Счастливенько, дорогие мои!» Она вышла в окружении конвоя, и в суде началась настоящая драка. Депутаты пытались прорваться в комнату конвойных, подходы к которой перекрыли сотрудники спецотряда «Беркут». Рвались они и на улицу, к автозаку, который должен был доставить Тимошенко в СИЗО, но и лестница была перекрыта.

Юлию Тимошенко вывели во двор.

Перед этим, перекрывая путь митингующим возле здания суда, «Беркут» закрыл ворота, ведущие на Крещатик. Когда Тимошенко посадили в автозак, около 300 милиционеров сомкнулось вокруг автомобиля. Автозак тронулся, выехал из арки и стал протискиваться сквозь толпу. К тому времени защитники Тимошенко разобрали металлические ограждения вокруг Печерского райсуда и перетащили их на проезжую часть, пытаясь перекрыть путь. Когда машина в тройном кольце «беркутовцев» медленно двинулась по Крещатику, началась форменная потасовка. Самые отчаянные пытались даже лечь под колеса автомобиля, но их оттащили милиционеры.

Из зарешеченного окна, прежде чем автозак покинул центр города, Юлия Тимошенко могла бросить прощальный взгляд на Майдан.

…Три тюрьмы – как три эпохи в ее жизни. Неповторима стилистика этих эпох. Неповторимы запахи этих тюрем.

Арестовывали ее всегда по уголовным статьям. Но каждый раз истинной причиной была все-таки политика.

В марте 1995 года сильно испугаться она просто не успела. События разворачивались стремительно. При посадке на самолет Запорожье-Москва таможенники нашли у нее незадекларированную валюту в том количестве, которого хватало для крупной взятки, и еще больше карбованцев. Составили протокол. Через несколько дней Юлию Владимировну арестовали.

Однако у запорожской Фемиды особых претензий к Тимошенко не было. Вопросы имелись у высокого киевского начальства – к ее тогдашнему покровителю Петру Лазаренко, «крестному отцу» Днепропетровской области. Лазаренко задумывался о президентском кресле, что вызывало понятные возражения у президента Леонида Кучмы. Молодая дама, сдававшая багаж, стала жертвой суровых мужских игр. Покровитель довольно быстро вытащил ее из СИЗО.

Уголовное дело, увенчавшееся ее арестом в феврале 2001 года, было куда серьезнее. Какие там 26 000 долларов, обнаруженные запорожской таможней! Теперь ее обвиняли по двум статьям – «контрабанда» и «уклонение от уплаты налогов». По контрабанде Генпрокуратура насчитала более 1 миллиарда долларов – астрономическая сумма для нищей Украины середины 90-х.

При этом Лазаренко никакого отношения к делу больше не имел. Уже сама газовая принцесса, а не сгинувший в Америке «крестный отец», стала личным, смертельным врагом президента. Уволенная с поста вице-премьера, она яростно выступала за «Украину без Кучмы». Создавала Форум национального спасения – прообраз оранжевого Майдана. Раскручивала скандал, связанный с убийством журналиста Гонгадзе. Судьба ее обретала международный размах. Рассказывают, что окончательное решение арестовать Тимошенко Кучма принимал за 48 часов до ее задержания, встречаясь в Днепропетровске с Путиным. Но она уже не боялась тюрьмы, точно зная, что для нее путь из СИЗО во власть – самый короткий. Она была убеждена в том, что отсюда ее будет вытаскивать покровитель покруче Лазаренко – сам народ украинский, и не ошиблась.

В процессе 2011 года речь шла о ста миллиардах гривен, а обвинили ее уже чуть ли не в государственной измене. «Предательским» был контракт о поставках российского газа в Украину, подписанный ею на посту премьер-министра. За российский газ Украине полагалось платить заоблачные цены. Даже больше, чем те, что перечисляют Газпрому немецкие потребители.

При этом не понаслышке знакомый с тюрьмой президент Янукович настроен был куда решительнее Кучмы. Он действительно мечтал ее посадить, причем посадить надолго, как Путин посадил Ходорковского. В отличие от Кучмы, который не сумел разглядеть в 2001 году, насколько опасна для него Тимошенко, Янукович, отдавая приказ о начале судебного разбирательства, был твердо уверен, что она для него – враг № 1.

К слову, их довольно часто теперь сравнивают – Юлию Тимошенко и Михаила Ходорковского. И не без оснований. В их судьбах – российского нефтяного миллиардера и газовой принцессы – есть немало общего.

Сведение личных счетов как повод для возбуждения дел. Судебный произвол как принцип взаимоотношений власти с оппозицией. Сериал как жанр в этом затянувшемся кино. Совпадает даже количество серий, пока их просматривается три, но для одной человеческой жизни это очень много.

В первый раз Ходорковского осудили за уклонение от налогов. В ходе второго процесса выяснилось, что он «украл всю нефть», и не исключено, что в будущем на него еще попытаются повесить и нечто пострашнее. Не зря же Путин говорил про «доказанные убийства» и «руки в крови».

Юлию Тимошенко тоже собираются судить повторно: на сей раз ее обвиняют в налоговых преступлениях, хищении бюджетных средств и служебном подлоге. А еще прокуроры заговорили о ее причастности к убийству депутата в 1996 году.

Имеются и различия. Ибо президент Путин, определяя судьбу ЮКОСа, его владельцев и топ-менеджеров, более всего был озабочен отъемом успешной компании. Политиком в самом прямом смысле этого слова Ходорковский не являлся или не успел им стать. Напротив, Юлия Тимошенко дважды возглавляла правительство, боролась за президентское кресло на последних выборах, лишь во втором туре проиграв Януковичу, и до сих пор остается одним из самых популярных политиков в Украине.

Главное же отличие сводится к психологии и поведенческой стратегии.

Ходорковский – человек сдержанный, прагматичный, закрытый. О том, какие чувства он испытывал, пытаясь отстаивать в судах свою правоту, мы можем лишь догадываться. Как и о его личном, глубоко выстраданном отношении к Путину. Леди Ю своих чувств не скрывает. Ни ненависти, ни отчаянья при мысли о том, что она проигрывает самому ничтожному, по ее мнению, из всех украинских вождей – Виктору Януковичу.

Некоторые из тех, кто искренне желали Ходорковскому скорого освобождения, в дни последнего его процесса спрашивали себя в недоумении, почему он даже после стольких лет в колонии продолжает играть по навязанным ему правилам, оставаясь внутри системы, которую сам считает преступной. Почему не воспользуется стеклянной камерой обвиняемого как трибуной, чтобы, выйдя за рамки своего дела, дать бой режиму Путина, частью которого он был когда-то сам. Почему он предпочитает иронизировать, когда надо обличать и проклинать? Иногда его сравнивают даже с обвиняемыми времен показательных процессов 30-х годов, которые пронесли верность сталинской системе вплоть до расстрела.

В этом смысле процесс Юлии Тимошенко достоин учебников. Если не по юриспруденции, то уж точно по политтехнологиям. Свой суд Тимошенко превратила в подмостки. Шесть недель до ареста она издевалась, клеймила, смеялась, безжалостно разила, вонзала шпильки и била наотмашь. Досталось всем – и судье, и прокурорам, и всей украинской судебной системе в целом, ну а главным противником был, разумеется, президент Янукович. Тимошенко успевала не только сражаться на всех открытых ею фронтах, но и, не стесняясь в эпитетах, комментировать каждый поворот процесса в Twitter. Публика ее многосерийного судебного шоу, судя по количеству читателей дневника, стремительно росла.

5 августа – в день своего ареста – она была в ударе. Главной жертвой язвительной и беспощадной подсудимой стал приглашенный в суд премьер-министр Николай Азаров, въехавший в кабинет Тимошенко сразу после победы Януковича.

«Подписанные Тимошенко контракты на поставки российского газа доведут страну до банкротства, – начал он. – Соглашения были предательством по отношению к стране и ее гражданам. Могу предположить, что целью Тимошенко была победа на выборах.»

С молчаливой улыбкой выслушав обвинение, Тимошенко обернулась к судье: «Я ничего не поняла из того, что сказал Азаров. Я не понимаю украинского премьера, который разговаривает на русском языке. Я не понимаю неукраинский язык.» Это был удар ниже пояса. Слабое знание Азаровым украинского языка давным-давно стала темой бесчисленных анекдотов по всей стране. Развивая наступление, Тимошенко потребовала пригласить на процесс переводчика. Прокурор ответил протестом. А уставший от бесконечных издевок судья Киреев сорвался на крик. Он вновь потребовал от нее уважения к суду и вновь получил в ответ лишь презрительно-испепеляющий взгляд.

Тимошенко развернулась к свидетелю. Теперь ее интересовало образование Азарова. Премьер-министр побагровел: «Я геофизик, доктор наук, член Академии наук. Но уже 20 лет занимаюсь экономикой. А вы обвалили экономику так, как этого не было ни в одной стране мира! Для страны главное, чтобы в Украине был газ и не было проблем. Чтобы это произошло, главное условие – не допустить Тимошенко к посту премьера».

Тимошенко добилась того, что хотела. Азаров перешел на личности. Но на этом поле член Академии наук не имел никаких шансов. «Вы лучше расскажите, как вы каждый день перечисляете бюджетные деньги своему сыну. Вы – старый проверенный коррупционер! Вы чудом избежали ответственности за свои действия в 2005 году, потому что вас Ющенко извинил. Расскажите, как происходил процесс вхождения компании РосУкрЭнерго на газовый рынок Украины. И желательно отвечать на украинском».

Когда суд удалится на совещание, на страничке Тимошенко в Twitter появился такой комментарий: «Судя по тому, что говорит Азаров, ему нужен не допрос, а МРТ, потом – массаж, чай с липой и полный покой:). Уже в самом словосочетании «допрашивают Азарова» есть что-то положительное и обнадеживающее. Не последний раз, думаю:)))) Еще немного допроса, и Киреев попросит у Азарова благословения и искупления… Хорошо, что в «рясе» – Киреев, а не Азаров.»

…Едва автозак скрылся за воротами Лукьяновского СИЗО, в телеэфире появилась сама Юлия Тимошенко. «Сегодня я еще на свободе, – обращалась она к стране и миру в записи, сделанной перед арестом, – но завтра уже буду в тюрьме. Зная, на что я иду, я так же знаю, что вернусь к вам еще сильнее. Кроме продажных судов Януковича есть и другие, высшие суды. Существует Европейский суд, где будет доказана моя юридическая правота. Существует суд украинского народа, который докажет мою политическую правоту. А есть еще Божий суд, от которого не защитит ни власть, ни деньги делающих несправедливость».

Божий суд? Европейский суд? Народ?

В феврале 2001-го, первый раз оказавшись в Лукьяновском СИЗО, Юлия Тимошенко символизировала счастливую, неведомую Украину – без Кучмы и его осточертевшей «днепропетровской мафии». Украину обновленных элит, устремленных в европейскую цивилизацию. Жанна Д’Арк в узилище олицетворяла эту ярость и эти мечтания.

Увы, от той Украины остались только мечты и воспоминания, преимущественно горькие. Номенклатурная революция, начавшаяся на Майдане, обернулась многолетней склокой «оранжевых» вождей, бесславным уходом Ющенко и победой Януковича, выбросившего из политики почти всех, кто воспрепятствовал его приходу к власти в 2004 году. Тогда, во времена Кучмы, Тимошенко могла вывести на площадь сотни тысяч своих сторонников. Сегодня выходят сотни.

Запад? Здесь все было не так безнадежно. Хотя, конечно, и не так однозначно как раньше. Подобно миллионам украинцев, европейские лидеры были очарованы оранжевой революцией. И так же скоро разочаровались, когда революция обернулась новым застоем. Тупая жестокость Януковича по отношению к Тимошенко вызывала у них оторопь, но если в 2001 году они видели ясную альтернативу украинской власти, то сегодня – нет. Надеждой Юлии Тимошенко был скорее не абстрактный Запад, а ее политические товарищи – лидеры Европейской народной партии, куда входит и ее «Батькивщина»: Николя Саркози, Дональд Туск, Ангела Меркель. В особенности Ангела Меркель. Здесь можно было надеяться и на женскую солидарность.

Еще один козырь – грядущий чемпионат Европы по футболу. Вся страна готовилась к приезду гостей, а для Януковича это был шанс явить миру новую Украину, отреставрировавшую свои стадионы не хуже VIP-камеры в Лукьяновском СИЗО. Юлия Тимошенко знала, что у нее есть шанс если не сорвать, то сильно подпортить президенту этот праздник.

И все-таки, рассчитывая на помощь европейцев, Тимошенко прекрасно понимала, что судьба ее решается здесь, в Украине. Знала она и другое. Тюрьма – ее последний шанс вернуть себе доверие избирателей.

Украина устала от бесконечного, утратившего всякий политический смысл хоровода трех лидеров: Ющенко, Тимошенко, Януковича. Начиная с разрыва обоих вождей оранжевого Майдана в 2005 году, интрига политического процесса в стране сводилась лишь к одному вопросу. Кто из этой троицы объединился сегодня, чтобы окончательно уничтожить третьего? Не было больше никаких идеологических табу. Любая властная комбинация была опробована по нескольку раз и ни одна не принесла желанной стабильности. Украина устала от политического театра абсурда на фоне экономической катастрофы в стране и мирового кризиса.

Юлия Тимошенко лучше других понимала сердце своего избирателя. Недаром же алое сердце – эмблема ее партии. Именно к сердцу «простых украинцев» (а не к их разуму или, скажем, к памяти о прежних политических интригах) она обращалась всякий раз, когда приходило время предвыборных схваток. Прекрасно помнила она и формулу своего триумфа в 2001 году. Стартовой площадкой невероятной политической карьеры стали именно те 42 дня, что провела она в камере № 242 Лукьяновского СИЗО. И на вершины политического Олимпа ее поднял не только гнев избирателей на президента, но и чувство сострадания к хрупкой, беззащитной, измученной болезнями, но не сломленной узнице, которая не знала страха в борьбе за всеобщее счастье.

Юлия Тимошенко догадывается, что цена, которую придется заплатить за возвращение в политику, бесконечно высока. И понимает, что выбора, как уже часто случалось в ее карьере, просто нет.

5 августа 2011 года, когда за нею с лязгом захлопывается тяжелая дверь, пятидесятилетняя Юлия Тимошенко свято верит, что все в ее жизни только начинается.

Глава вторая
Любимый город

Своим именем родной город Юлии Тимошенко обязан не апостолу Петру и не великому российскому императору, а большевику Григорию Петровскому.

У него масса заслуг перед народом. Этот соратник Ленина был одним из создателей системы карательных органов советской власти. В начале 1930-х в должности председателя Центрального исполнительного комитета он безжалостно проводил коллективизацию Украины. Петровский – один из организаторов расправы над крестьянством, получившей в новейших украинских учебниках истории название «голодомор». В 1932–1933 годах организованный большевиками голод унес в Украине от 4 до 6 миллионов человеческих жизней. Цифра, сопоставимая с числом жертв Холокоста.

…Во второй половине XX века Днепропетровск явится кузницей кадров для политбюро ЦК КПСС. Выходцы из этих мест определят лицо страны. Так называемая ленинская партия так называемой эпохи застоя 1960–80-х годов – это прежде всего товарищи из Днепропетровска.

В народе их еще втихомолку величали «днепропетровской мафией».

Самые отчаянные советские люди на своих кухнях называли эту мафию также «брежневской» – в честь самого Леонида Ильича Брежнева, генерального секретаря ЦК КПСС, родившегося в заводском поселке Каменское, что в 35 километрах от Днепропетровска. В этом Каменском, переименованном вскоре в Днепродзержинск, в эпоху «большого террора» начнется политическая карьера Леонида Ильича. Отсюда он будет переведен в Днепропетровск, где в 1938 году займет должность заведующего отделом агитации и пропаганды обкома партии. Здесь найдет сподвижников, которые будут сопровождать его до Кремля. А на склоне лет, увлекшись мемуарами, вспомнит молодость и начало пути.

Конечно, ни словом не упоминая ни о «голодоморе», ни о терроре, золотые перья советской журналистики, писавшие за Брежнева его книги, коротко и дельно рассказывают о предвоенной атмосфере в стране.

О неизбежности скорой войны: это чувство тогда испытывали все – и народ, и начальство. О директиве, пришедшей из Кремля в 1940 году: срочно перевести ряд предприятий Днепропетровска на выпуск военной техники. О шифровке, полученной в те же дни из Москвы: немедленно учредить должность секретаря обкома по оборонной промышленности. О том, как на эту ключевую в городе и в республике должность товарищи единогласно назначили будущего генсека.

Именно военная промышленность и особое отношение Брежнева к родному городу сделали Днепропетровск гигантом советской индустрии. Наглухо закрытым для иностранцев панельно-бетонным монстром с миллионным населением. Стартовой площадкой для головокружительных партийных, гэбэшных и хозяйственных карьер.

В 70-е годы прошлого века Днепропетровск «переселится» в Кремль. В политбюро и секретариате ЦК, на постах председателя совета министров и шефа КГБ, среди их многочисленных заместителей, в креслах партийного руководителя Украины и министра внутренних дел, на ключевых должностях второго и третьего ряда – всюду будут выходцы из этого славного города, изнемогающие от преданности вассалы Брежнева, готовые ради него на все. А если вспомнить, какое место в мире занимал тогда СССР и лично тов. Брежнев, лидер одной из двух сверхдержав, способных многократно стереть в порошок всю планету, то роль города Днепропетровска станет понятной каждому.

Этот провинциальный город излучал власть – в масштабах страны и мира.

Брежнев любил свой город. Как многие диктаторы, он был сентиментален и его всегда тянуло к малой родине. Днепропетровцы тоже любили вождя – той слегка извращенной и двусмысленной любовью, какой жители нищей империи одаривают земляка, выбившегося в люди.

Земляк про них тоже не забывал.

По всей стране граждане давились в очередях за колбасой. В Днепропетровске колбаса иногда свободно лежала на прилавках магазинов и щедро, вместе с иным разнообразным дефицитом, распространялась в так называемых «заказах» среди тружеников оборонных предприятий. Рассказывают даже, что эту пресловутую колбасу, советский символ продовольственного благосостояния, днепропетровцы порой отправляли родственникам в Москву, хотя столица всегда снабжалась несравненно лучше провинции. В стране была напряженка не только с мясом. Не хватало большинства других предметов первой необходимости – обуви, туалетной бумаги, одежды, магнитофонов, лекарств. Любой мало-мальски нужный товар советским гражданам приходилось добывать, используя знакомства, переплачивая в два-три раза, унижаясь в магазинах перед продавцами.

По империи гулял анекдот. Вопрос: сможет ли заяц добежать из города-героя Бреста до города-героя Москвы? Ответ: не сможет. Он будет пойман и съеден в городе-герое Туле.

И все же в Днепропетровске было чуть-чуть побольше мяса и туалетной бумаги, чем в среднем по стране, поэтому город считал себя зажиточным. Цена этого относительного благополучия ни для кого не являлась секретом. Заботливая любовь сентиментального генсека к своей малой родине объяснялась просто: город работал на ядерную войну.

В центре его глухо урчало главное ракетное производство страны. Завод «Южмаш» строился еще в бытность Брежнева первым секретарем Днепропетровского обкома. Боевые баллистические и космические ракеты стали основным видом его продукции. На заводе были сконструированы и построены все ракеты серии SS, а также космические носители «Космос», «Интеркосмос», «Циклон-2», «Циклон-3» и «Зенит». Его гордостью стал уникальный ракетный комплекс – SS 18, который может оснащаться несколькими ядерными боеголовками. В Днепропетровске впервые в мире было поставлено на поток производство искусственных спутников Земли.

На «Южмаш» работали проектные институты, вузы, сотни предприятий-совместителей. Как и везде в стране, мирное производство было лишь побочной деятельностью военных гигантов. Кроме ракет, «Южмаш» выпускал тракторы, троллейбусы, оснащение для пищевой промышленности. А также велосипеды и зонтики.

В конфликтах между градообразующим «Южмашем» и местным, а также киевским партийным начальством завод всегда побеждал. Поэтому директора предприятий, работавших на ВПК, плевать хотели и на местную, и на киевскую элиту, при случае с удовольствием показывая, кто в республике хозяин. Их особое положение в Украине и в СССР, не закрепленное ни в каких законах, было очевидно всем. За ними стоял Брежнев.

Генсек с высоких международных трибун неустанно боролся за мир во всем мире. Его любимый город работал на ядерную войну. Однако тут не было никакого противоречия. Во всяком случае для тех, кто привык, живя в СССР, ничему не удивляться. А чему было удивляться, если партийно-хозяйственные карьеры, начавшись в Днепропетровске, продолжались в Москве, минуя Киев. Все конфликты кончались одинаково – победой всесильной партии войны, чьей базой были здешние заводы.

Ракетный, интеллектуальный, промышленный гигант, расположенный у огромной реки, у первых днепровских порогов, Днепропетровск был по-своему очень хорош – с его широкими центральными улицами, огромными площадями, имперским милитаристским размахом… Местные жители называли город «Днепром». А река, воспетая великим Гоголем, расстилалась внизу как безразмерная книга, и каждый школьник в СССР наизусть знал, как «чуден Днепр при тихой погоде» и что «редкая птица долетит до середины Днепра».

Золотой век Днепропетровска в прошлом столетии длился без малого двадцать лет, до ноября 1982 года, когда сердце верного ленинца остановилось. Началось другое время. Строгое, нечуткое, даже оскорбительное для памяти Леонида Ильича.

На брежневскую эпоху и приходилось становление леди Ю.

Ей было четыре года, когда он пришел к власти в СССР. Восемь лет – в том августе, когда войска Варшавского договора оккупировали Прагу. Девятнадцать, когда началась война в Афганистане, где погибли тысячи ее сверстников. Двадцатидвухлетняя студентка Юлия Тимошенко вместе со всем советским народом оплакивала смерть дорогого Леонида Ильича.

Оплакивала ли? Местный днепропетровский патриотизм, связанный с именем первого лица в государстве, был в моде, но едва ли кто-нибудь, кроме самых близких, так уж горевал тогда о кончине генерального секретаря. Скорее, в душах людей накапливалась тревога: что будет со страной? Причем вопрос этот звучал иначе, нежели в 1953 году, когда народ прощался со Сталиным. Великого вождя провожали рыдающие толпы, ибо Сталин был страшен и непостижим, как Бог из ветхой книги, отмененный советской властью. Леонид Ильич был свой – земной, не злой, вороватый, грешный. В последние годы, заметно впадая в маразм, генеральный секретарь вызывал смех у простых трудящихся по всей стране, не исключая и Днепропетровска. Смех порой бывал невеселым, ибо отчетливое ощущение тупика, куда зашла страна под водительством Брежнева, становилось повсеместным.

Нефтедоллары в буквальном смысле слова вылетали в трубу – на поддержку «освободительного движения» по всей планете. Экономика дышала на ладан. Пропагандистская война была проиграна с разгромным счетом: самой сладкой мечтой советского человека были западные вещи и западная техника, а западные радиоголоса давно уже стали единственным поставщиком точной информации не только о событиях в мире, но и о том, что происходит в стране. Заграничная командировка или турпоездка в Париж считались величайшей жизненной удачей. Об эмиграции подумывали не только евреи, но и русские. Гонка ядерных вооружений добивала государственную казну.

После Брежнева страну возглавил Юрий Андропов. Еще на посту председателя КГБ он накапливал информацию о коррупции в окружении жизнелюбивого генсека и скоро начал охоту на этих людей. Первыми пали самые близкие к Брежневу «днепропетровцы» – высшие деятели партии и чиновники из силовых ведомств. Так был загнан в самоубийство министр внутренних дел Щелоков. Смена элит при Андропове происходила быстро, чему способствовали разнообразные уголовные дела с расстрельными приговорами – так называемые «рыбное дело», «бриллиантовое дело» в Ювелирторге, «сочинское дело». При этом главная вина уничтоженных и посаженных заключалась в том, что они не вписались в новые времена. Они погибли или сели потому, что умер Брежнев. У них не хватило времени научиться играть по новым правилам. Точнее, им не дали времени научиться. Андропов производил смену элит на всех уровнях.

Пропагандисты на закрытых лекциях объясняли допущенной публике, что Андропов «наводит порядок», расправляется с «брежневской мафией», что воровство в особо крупных размерах – главная причина всеобщей бедности в СССР. Этими акциями КГБ нанес сокрушительный удар по «днепропетровскому клану». Те, кого новое начальство объявило коррупционерами, были изгнаны из Кремля и из политики.

Однако жизнь в СССР легче не стала: было очевидно, что главная беда не в коррупции, а в каких-то иных, системных сбоях коммунистического режима.

Дело довершил Горбачев. При нем эпоха Брежнева была объявлена «застойной», а курс прежнего руководства – ведущим в пропасть.

После распада Союза и обретения Украиной независимости показалось даже, что Днепропетровск навсегда утратил свою исключительность.

Однако все было не так просто.

Во-первых, не утратил своего огромного значения сам город, который по-прежнему оставался центром оборонной промышленности. Во-вторых, номенклатурная элита похожа на мифическую гидру, у которой взамен отрубленных быстро вырастают новые головы.

Случай Днепропетровска был в этом смысле классическим.

Чем был «клан» в советское время? Системой формальных и неформальных связей, которые завязывались на службе и развивались потом всю жизнь. На уровне идеологии для того, чтобы остаться на плаву, необходимы были верность партии, способность, не рассуждая, выполнять все ее приказы. На уровне профессиональном – умение, произнося к месту и не к месту однообразные, бессмысленные, но легкие для заучивания наизусть партийные лозунги, быть дельным работником. На уровне личном: постоянно демонстрировать верность вышестоящему товарищу. А тут есть незыблемые каноны и традиции, вплоть до умения пить водку в узком кругу, находить слова для тостов, к месту и смешно в понятиях данного круга шутить, дружить семьями, вовремя подносить ценные подарки. И, конечно, участие в совместных походах в баню. Именно в брежневские времена закулисье власти переместилось в русские парилки.

Карьерная лестница – это подвижная вертикаль, и если на вершине ее стоит генеральный секретарь, то самый незначительный клерк в днепропетровском клане может рассчитывать в будущем на самые заманчивые посты. Вышестоящее начальство среднего звена допускает ошибки, получает выговоры, болеет, умирает. Лестница медленно ползет вверх, как эскалатор в метро, и ты движешься вместе с ней. «Надо только выучиться ждать», – как пелось в одной популярной советской песне. «Надо быть спокойным и упрямым» и по возможности не ошибаться.