Текст книги "Братья Стругацкие"

Автор книги: Дмитрий Володихин

Соавторы: Геннадий Прашкевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

6

Добро всегда добро!

Звучит замечательно.

Но «…ты прекрасно знаешь, что это не так, – говорит Максим Каммерер своему оппоненту. – Я был прогрессором всего три года, я нес добро, только добро, ничего, кроме добра, и, господи, как же они ненавидели меня, эти люди! И они были в своем праве. Потому что боги пришли, не спрашивая разрешения. Никто их не звал, а они вперлись и принялись творить добро. То самое добро, которое всегда добро. И делали они это тайно, потому что заведомо знали, что смертные их целей не поймут, а если поймут, то не примут. Феодальный раб в Арканаре не поймет, что такое коммунизм, а умный бюрократ триста лет спустя поймет и с ужасом от него отшатнется. Это азы, которые мы, однако, не умеем применить к себе… Почему? Да потому, что мы не представляем себе, что могут предложить нам Странники. Аналогия не вытанцовывается! Они – пришли без спроса – это раз. Они пришли тайно – это два. А раз так, то, значит, подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо, – это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не примем их целей, – это два… Не знаю, как ты, а я не хочу этого…»

7

Читая повесть, никак не отделаешься от странного впечатления, что чудесный Мир Полдня не то чтобы утомил Стругацких, нет, он, скорее, лишился (по вполне естественным причинам) тех героев, с которыми писателям раньше было интересно работать. Новую повесть движут не столько действия персонажей, сколько идея столкновения человеческого настоящего с нечеловеческим будущим. Даже самые подготовленные к тому, что на Земле уже есть «чужие» – сверхраса люденов, – испытывают потрясение, столкнувшись с их мощью и их отличиями от людей.

Вот документ под номером 19.

«Конфиденциально! Только для членов президиума Всемирного совета!

Содержание: запись собеседования, состоявшегося в „Доме Леонида“ (Краслава, Латвия) 14 мая 99 года. Участники: Л. А. Горбовский, член Всемирного совета; Г. Ю. Комов, член Всемирного совета, врио Президента секции „Урал – Север“ КК-2; Д. А. Логовенко, зам. директора Харьковского филиала ИМИ».

«То есть вы фактически ничем не отличаетесь от обыкновенного человека?» – спрашивает Геннадий Комов указанного в документе зам. директора Харьковского филиала Логовенко – одного из первых люденов.

«Сейчас, когда я разговариваю с вами, – спокойно отвечает Логовенко, – я отличаюсь от вас только сознанием, что я не такой, как вы. Это всего лишь один из моих уровней, довольно утомительный, кстати. Но на других уровнях – всё другое: сознание, физиология, облик даже».

И на вопрос: «То есть на других уровнях вы уже не люди?» – столь же спокойно отвечает: «Мы – вообще не люди. Привыкайте к этой мысли. И пусть вас больше не сбивает с толку то, что мы рождены людьми».

Присутствующий при беседе член Всемирного совета (уже старый, уже умирающий) Горбовский просит Логовенко хоть чем-то подтвердить сказанное. Ну да, различие уровней… Вообще не люди… Конечно, звучит эффектно… Но хорошо бы увидеть что-то собственными глазами…

И мы в очередной раз отдаем должное мастерству братьев Стругацких.

Описание необыкновенных чудес может быть весьма занимательным, а может и провалиться, – это ведь описание, тем более здесь-то речь идет о другом уровне. Вот почему представленный документ зияет многочисленными лакунами. Нам предоставляется право самим догадаться, что там такое происходило у постели Горбовского, какие чудеса демонстрировал собравшимся люден Логовенко. «Слышны негромкие звуки, напоминающие переливчатый свист, чей-то невнятный возглас, звон бьющегося стекла…» – «Простите, я думал, он небьющийся…» Опять пауза, секунд десять, потом вопрос: «Это он?..» Горбовский отвечает: «Н-нет… Тот стоит на подоконнике…» И сообщает: «Вы меня убедили…»

Но что произошло? Что там увидели Комов и Горбовский?

Словами далеко не все можно передать. Вот, скажем: «Растормаживание гипоталамуса приводит к разрушению третьей импульсной». Ну что? Понятнее стало? Одно только утешает: всё же Максим Каммерер вычислил люденов. Хотя это понятие – «люден» – не является пока общепризнанным. Большинство предпочитает пользоваться термином «метагом», так сказать, «за-человек». А кое-кто называет себя «мизитом»… Но понятие «люден» всё же удобнее… Во-первых, перекликается с русским словом «люди»; во-вторых, одним из самых первых люденов был, как это ни смешно, некий Павел по фамилии Люденов… Кроме того, существует термин философа Хейзинги: «Хомо луденс» – «Человек играющий»… Логовенко, впрочем, настойчиво внушает Горбовскому и Комову: «Мы – не люди. Мы – людены. Не впадите в ошибку. Мы – не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнологической организации. Открыть в человеческом организме третью импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать ее оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню… то есть, в ваших понятиях, воспитать людена… стало возможным совсем недавно…»

К сказанному стоит добавить, что девяносто процентов люденов нисколько не интересуются судьбами человечества. Конечно, это не самое приятное добавление, ведь, казалось бы, Земля, она – родина и для клопа, и для человека. Метагомы теряют чувство привязанности, разделение это жестко проходит по семьям, по дружбам. Другими словами, в самом ближайшем времени землянам придется пережить мощный всплеск комплекса неполноценности среди самых обыкновенных (а таких – большинство) людей.

Правда, и тут есть некоторое утешение.

Людены (в большинстве своем) на Земле не живут.

«Не живете же вы в кровати!» – поясняет Логовенко.

8

Когда-то в «Далекой Радуге» братья Стругацкие много говорили о «вертикальном прогрессе». И тот, технологический прогресс затормозился. А прогресс этический… это и вовсе странная штука, которую трудно описать: то ли движение человечества к идеалу, который лучшие люди уже знают и к которому стараются «подтянуть» остальных, то ли и сам этот идеал еще нуждается в формулировании. Стругацкие без надежды смотрят на любые формы «традиционного», «ожидаемого» прогресса. Их упование возложено на «вылупление» сверхчеловека из человека. И дальнейшее развитие – дело сверхлюдей. Может быть, они и всех остальных вытащат из тупика, защитят от опасностей… если захотят.

Мнения читателей повести разделились. Для кого-то нечеловеческое будущее – нечто слишком холодное, слишком страшное и, по большому счету, просто ненужное. Своего рода соблазн, который издалека выглядит величественно, но по мере того как ты ему поддаешься, детали становятся всё более отвратительными. Однако другая часть читателей восприняла маршрут от человека к сверхчеловеку с энтузиазмом. Да и сами авторы видели в нем нешуточную, вполне вероятную перспективу.

Ну да, человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, вдруг рванулось вверх. Разумеется, не всей толпой, так никогда не бывает, – чего тут, собственно, огорчаться? – человечество всегда тащили в будущее гении, мы всегда гордились своими гениями, надо помнить об этом. И раскол, наблюдаемый нами, – тоже не последний. Кроме третьей импульсной в организме хомо сапиенса обнаружена уже и четвертая низкочастотная, и пятая, пока безымянная. Что может дать инициация сразу всех этих систем, даже людены предположить не могут.

Вот еще один документ.

Собеседники: М. Каммерер, начальник отдела ЧП; Т. Глумов, инспектор.

Тема: ***… Содержание. ***…

«ГЛУМОВ. Что было в этих лакунах?

КАММЕРЕР. Браво. Ну и выдержка у тебя, малыш. Когда я понял, что к чему, я, помнится, полчаса по стенам бегал.

ГЛУМОВ. Так что было в лакунах?

КАММЕРЕР. Неизвестно.

ГЛУМОВ. То есть как – неизвестно?

КАММЕРЕР. А так. Комов и Горбовский не помнят, что было в лакунах. Они никаких лакун не заметили. А восстановить фонограмму невозможно. Она даже не стерта, она просто уничтожена. На лакунных участках решетки разрушена молекулярная структура.

ГЛУМОВ. Странная манера вести переговоры.

КАММЕРЕР. Придется привыкать».

Да, теперь – придется. «Слишком человеческое» отступает.

Человека придется серьезно переделывать, перевоспитывать. Иными словами, изымать из него традиционную основу и вкладывать принципиально новое содержание. Тогда, может быть, в будущем сверхчеловек и проклюнется. А когда это произойдет, то он, как носитель вектора развития, будет в своем отношении к «предкам», то есть традиционным людям, всегда по определению прав. Как прав человек по отношению к приматам… Эта программа Стругацких несет в себе явственный заряд эзотерики. Поэтому, при весьма высоком интересе к повести со стороны любителей фантастики, она не получила всеобщего признания в этой среде. Не столь уж многие проявили готовность одобрить путь развития… от людей к нелюдям.

9

«Волны гасят ветер» – последнее произведение Стругацких о Мире Полудня.

Публикация повести испугала партийное начальство. «„Немедленно прекратите печатание Стругацких! – вспоминал сотрудник журнала „Знание – сила“ Г. Зеленко. – Немедленно! Со следующего номера! – так сказало высокое начальствующее лицо, и другие начальники, присутствовавшие в кабинете в обществе „Знание“, дружно закивали головами. (Журнал был тогда изданием общества.) – Но это еще не всё, – сказало высокое начальствующее лицо. – В следующем номере вы должны перепечатать очень глубокую аналитическую статью из последнего номера журнала ‘Молодая гвардия’, где полному разгрому подвергнуто все творчество Стругацких, в том числе и эта повесть. А также вы должны подготовить 2–3 письма читателей с гневным осуждением этой повести. А еще вы должны в том же номере опубликовать редакционную статью с признанием своих ошибок и объяснением, почему вы порываете со Стругацкими“»[38]38
  Цитата дана по книге А. Скаландиса «Братья Стругацкие».


[Закрыть].

Несмотря на непрестанное утомительное давление, Стругацкие все-таки планировали продолжить тему Полдня, написать еще один роман с тем же главным героем – «под условным названием то ли „Белый Ферзь“, то ли „Операция ВИРУС“, – вспоминал Борис Натанович, – но так и не собрались… Любопытно, что задуман этот роман был раньше, чем „Волны“… В дневнике от 6.01.83 сохранилась запись: „Думали над трилогией о Максиме. Максим внедряется в Океанскую империю, чтобы выяснить судьбу Тристана и Гурона“. И уже на следующий день (7.01): „Странники прогрессируют Землю. Идея: человечество при коммунизме умирает в эволюционном тупике. Чтобы идти дальше, надо синтезироваться с другими расами“…».

Из предисловия к сборнику «Время учеников», написанного Стругацким-младшим (1996), мы узнаем, что мир Островной Империи построен был «…с безжалостной рациональностью Демиурга, отчаявшегося искоренить зло». И мир этот укладывался в три круга. Внешний – клоака, сток. Все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды. Этим чудовищным кругом Империя ощетинивалась против своих внешних врагов, держала оборону и наносила удары. Второй круг населяли люди обыкновенные, далеко не ангелы, но и не бесы. А вот в центре Островной Империи царил Мир Справедливости. «Полдень, XXII век». Теплый, приветливый, безопасный мир. Мир творчества и свободы. Мир, населенный людьми талантливыми, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности. Каждый рожденный в Империи неизбежно (рано или поздно) оказывался в «своем» круге – соответственно таланту, темпераменту, нравственной потенции. Не случайно Максим Каммерер не однажды натыкается на вежливый вопрос: «А что, разве у вас мир устроен иначе?»

Такой вариант повести обсуждался Стругацкими в январе 1991 года.

«Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал – до вас и без вас, – а вы не догадываетесь об этом». Этой фразой должно было заканчиваться жизнеописание Максима Каммерера.

«Я очень хорошо помню, – вспоминал Борис Натанович, – что обсуждение наше шло вяло, нехотя, без всякого энтузиазма. Время было тревожное и неуютное, в Ираке начиналась „Буря в пустыне“, в Вильнюсе группа „Альфа“ штурмом взяла телецентр, нарыв грядущего путча готовился прорваться, и приключения Максима Каммерера в Островной Империи совсем не казались нам увлекательными – придумывать их было странно и даже как-то неприлично. АН чувствовал себя совсем больным, оба мы нервничали и ссорились…»

10

Да, многое в стране явно и необратимо менялось.

В марте 1985 года к власти пришел Михаил Горбачев.

В апреле 1986-го произошла авария на Чернобыльской АЭС, вызвавшая новую волну чудовищного вранья. Кризис назрел, и после январского пленума КПСС (1987) пошли невероятные «признания» недостатков в работе системы, была объявлена нелепая антиалкогольная кампания, выстроившая людей в бесконечных злых очередях, «борьба с нетрудовыми доходами», введение госприемки. Люди, пережившие «оттепель» и «застой», по сути своей не могли быть легковерными: даже вдруг открывшаяся перед писателями возможность печатать то, что еще вчера казалось полностью бесперспективным, настораживала. Ну да, Горбачев… Яковлев… Рыжков… Ельцин… Список можно сколько угодно продолжать, только зачем? Разве не те же самые люди вот только что составляли «мозг партии»?

И все же повеяло чем-то иным, свежим. Что-то оживилось.

Активизировался Сокуров – фильм «Дни затмения» (по мотивам повести «За миллиард лет до конца света»)[39]39
  Фильм А. Сокурова «Дни затмения» вышел на экраны в 1988 году. Это была философская картина, отмеченная всеми признаками высокого режиссерского дара. Но сценарий, написанный для нее братьями Стругацкими. остался без применения. Автором сценария стал Юрий Арабов (с участием братьев Стругацких и Петра Кадочникова).


[Закрыть]. Работа над новой вещью – «Отягощенные злом» – тоже пошла не в стол (как было перед этим с «Градом обреченным» и «Хромой судьбой»), а открыто, для всех. В феврале Стругацкие собираются в Комарово, в марте и в апреле – в Репино. Всеобщие ожидания, теперь явные и откровенные, становятся всё определеннее. Возвращаются запрещенные ранее книги, издаются произведения, что были заперты в спецхранах или просто «не рекомендовались к печати» партийными и литературными чиновниками. Заодно выясняется, что популярность братьев Стругацких вовсе не размылась, она наоборот – выросла. Их именем названа малая планета № 3054 – Strugatskia. Их пригласили на мировой конвент по фантастике в английский город Брайтон. В октябре Аркадий Натанович принял участие в прямом эфире: телемост СССР – США «Вместе к Марсу». «Рано, рано нам лететь на Марс, – возразил Стругацкий-старший известному американскому астрофизику Карлу Сагану. – Мы и на Земле не успеваем решать проблемы». Прозвучало это странно, даже не совсем понятно для тех, кто всю жизнь верил, что именно братья Стругацкие не позволяют нам зарываться исключительно в земных проблемах.

«Мы недавно сидели вчетвером – Аркадий, Ленка, его жена, Адочка моя и я, – рассказал Стругацкий-младший в том же году журналистке из рижского журнала „Даугава“ Лене Михайловой, – и прикидывали: как вообще могло случиться, что мы вот… сидим все вместе?! Пришли к выводу, что это совершенно невероятное, вообще говоря, стечение обстоятельств – конечно, мы все должны были погибнуть…» – Это настроение резко преломится позже в романе «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики», который напишет Борис Натанович под псевдонимом С. Витицкий. Беседа всерьез увлекла младшего брата: «Я должен был умереть в блокаду – это было ежу ясно, я умирал, мама мне об этом рассказывала… меня спасла соседка, у которой каким-то чудом оказался бактериофаг… Мне дали ложку этого лекарства, и я выжил, как видите… Аркадий тоже должен был погибнуть, конечно, – весь выпуск его минометной школы был отправлен на Курскую дугу, и никого не осталось в живых. Его буквально за две недели до этих событий откомандировали в Куйбышев на курсы военных переводчиков… Ленка, безусловно, должна была погибнуть – она была дочерью нашего посольского работника в Китае, попала в самый разгар японского наступления на Шанхай, их эвакуировали оттуда на каких-то немыслимых плавсредствах, сверху бомбила авиация, как они выбрались живыми, непонятно до сих пор… Ада, моя жена, попала под Ставрополем под немецкую бомбежку, был сброшен десант, все беженцы рассыпались по полю… а на них пошли немецкие танки!.. Они остались в оккупации, помирали там от голода, и всю ее семью должны были расстрелять как семью советского офицера. Все списки были уже представлены… их спасли только партизаны… Как мы все уцелели? И к тому же встретились вчетвером?..»

Имея такой жизненный багаж, трудно так сразу поверить в «свежий ветер перемен». Поэтому до поры до времени все подвижки казались слишком легковесными, слишком временными.

11

Повесть «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» имеет долгую биографию.

Первый замысел этой вещи появился у Стругацких еще в 1981 году. Тогда они планировали вместе с братьями Вайнерами написать детектив, одной из частей которого («Ловец душ») авторы собирались придать мистико-фантастический вид: по глухой провинции бродит некий приобретатель душ, наполовину Мефистофель, наполовину господин Чичиков…[40]40
  Впоследствии замысел этот отчасти был реализован Ярославом Веровым в романе «Господин Чичиков» (2005).


[Закрыть] К сожалению, из сотрудничества ничего не вышло, однако к старому замыслу братья Стругацкие время от времени возвращались, прикидывая, как бы взяться за него, как бы вытащить из него что-нибудь полезное. Постепенно сюжетная конструкция усложнялась, изначальный план уступил место новым смыслам и новым поворотам действия, а Чичиков-Мефистофель отошел на второй план…

Всерьез работа началась в январе 1986 года, а чистовик был завершен весной 1988-го.

На этот раз текст ждал публикации совсем недолго: его напечатали в «Юности» летом 1988 года – тогда «новых Стругацких» страстно ждали, тогда к их художественным, да и к любым другим высказываниям прислушивались особенно чутко. Ведь они, оставаясь на протяжении многих лет опальными творцами, сохранили колоссальный духовный авторитет у интеллигенции. Со второй половины 60-х они ни разу не пытались восстановить прежние, полностью лояльные отношения с советской властью. Они не переставали быть частью оппозиции, пусть и не самой радикальной. Теперь настало время, когда их слово ценилось на вес золота.

Впрочем, «Отягощенные злом», с их сложной структурой, для большинства почитателей братьев Стругацких оказались каскадом ребусов. Кто-то не потрудился продумать и понять вещь до конца, а кто-то… до конца не дочитал. «Отягощенные злом» остались, по большому счету, и неразгаданными, и недооцененными. Изменившееся время требовало публицистической простоты, требовало лозунга. Бросьте верное слово в массы! Давайте! Все ждут! И чуть погодя в пьесе «Жиды города Питера» братья Стругацкие действительно выскажутся просто, прямо и будут поняты.

А вот «Отягощенные злом» не предназначались для масс. Эта повесть писалась для умников. Она прозвучала – как глава из философского трактата, артистично зачитанная посреди большой драки стенка на стенку…

12

Действительно, «Отягощенные злом» на первый взгляд выпадают из творчества братьев Стругацких, не соответствуют духу их главных произведений. До середины 60-х Стругацкие были чистой воды писателями-фантастами. Позднее использовали фантастический элемент при разговоре с читателем о проблемах, связанных с окружающей реальностью, реальностью СССР. В их лучших вещах сказанное о сегодня-сейчас обретало универсальное значение: те же максимы и те же укоризны можно было высказать относительно многих народов, стран и времен… Но со второй половины 80-х Стругацкие окончательно перестали быть фантастами в традиционном смысле этого слова. Они не только отдрейфовали от НФ в сторону мистики, они приняли метод и весь арсенал художественных приемов, присущих «основному потоку» литературы, вернулись, так сказать, в страну «суконного реализма». Если бы их поздние тексты появились, скажем, десятилетием позже и за ними не тянулся шлейф «фантастического прошлого» авторов, то писательское сообщество мейнстрима восприняло бы их как свое, родное, как «литературу толстых журналов». Никаких отличий! И речь идет не только об «Отягощенных злом» и «Жидах города Питера», получивших широкую известность. Речь идет и о не столь популярной повести «Дьявол среди людей». Написал ее, после обсуждения с братом, один Аркадий Натанович[41]41
  Текст вышел под псевдонимом С. Ярославцев.


[Закрыть], закончивший эту работу летом 1991-го. Судя по творческому дневнику Стругацких, «Дьявол среди людей» воспринимался ими в качестве истории «…о том, как человек обнаружил в себе дьявола». Так что, в принципе, «выпадения» здесь нет, а есть, скорее, смена значительной части художественных средств.

Переход к мистике и мейнстримовским «правилам игры» самым естественным образом сделал для Стругацких притягательной такую значительную фигуру русской литературы, как Михаил Афанасьевич Булгаков. «Отягощенные злом» близки к булгаковской традиции, но сделаны с помощью художественных средств, самостоятельно выработанных Стругацкими на протяжении тридцати лет творчества. Упоминавшийся уже нами Войцех Кайтох высказался с несвойственной ему прямолинейностью: «Рукопись Манохина (одна из частей „Отягощенных злом“. – Д. В., Г. П.) продолжает традиции „Мастера и Маргариты“, что, впрочем, уже было в советской фантастике восьмидесятых годов»[42]42
  Имеется в виду «Альтист Данилов» В. Орлова.


[Закрыть].

Думается, это не совсем так. И уж совсем неверно обвинять Стругацких во вторичности по отношению к Булгакову – а подобные вердикты звучали…

Параллель Стругацкие – Булгаков очень важна для правильного понимания повести «Отягощенные злом». Но она ни в малой мере не предполагает движения дуэта след в след по стопам Михаила Афанасьевича.

К булгаковской традиции Стругацкие давно проявляли серьезный интерес.

Сорокинская часть «Хромой судьбы», по признанию Бориса Натановича, во многом создавалась как вариация на тему булгаковского Максудова, бредущего сквозь «застойные» восьмидесятые. Более того, «Театральный роман» прямо назван в тексте сорокинской части: «Ничего на свете нет лучше „Театрального романа“, хотите бейте вы меня, а хотите режьте…» – говорит главный герой. Да и высшим судьей для центрального персонажа, писателя Сорокина, выступает некий мудрец с говорящим именем Михаил Афанасьевич.

Однако в «Отягощенных злом» Стругацкие не пытались начать литературный диалог с Михаилом Афанасьевичем, затеять с ним своего рода спор или же игру переинтерпретаций. С Булгаковым авторы «Отягощенных злом» сходятся в немногом.

Во-первых, ими допущены в современную жизнь евангельские персонажи. Во-вторых, трактовка этих персонажей, как и у Булгакова, отдает гностицизмом. Этаким осовремененным альбигойством. И даже само название повести происходит от гностического определения демиурга в трактовке Е. М. Мелетинского: «Творческое начало, производящее материю, отягощенную злом». Но фундаментальная разница между Булгаковым и Стругацкими состоит в том, что первый колебался между христианством и гностицизмом, предлагая интеллигенции «духовное евангелие» от беса, а Стругацкие колебались между гностицизмом, как приемлемой смысловой средой для использования некоторых сюжетных ходов, и агностицизмом – ведь какая может быть вера у советского интеллигента? Устами писателя Сорокина из «Хромой судьбы» Стругацкие сделали откровенное признание на этот счет. Рассуждая о Льве Николаевиче Толстом, Сорокин говорит: «А ведь он был верующий человек… Ему было легче, гораздо легче. Мы-то знаем твердо: нет ничего ДО и нет ничего ПОСЛЕ». И далее: «Есть лишь НИЧТО ДО и НИЧТО ПОСЛЕ, и жизнь твоя имеет смысл лишь до тех пор, пока ты не осознал это до конца». Надо ли тут что-либо добавлять, комментировать? И никакого евангелия Стругацкие не предлагали[43]43
  Те шесть-семь страничек об Иуде, исполнившем повеление «Рабби»-Иисуса, и о Крестной жертве Христа, поданные двумя порциями, явно не претендуют на роль еще одного «духовного евангелия». Это, скорее, развернутый художественный комментарий к евангелиям уже существующим, то есть беглое писательское перетолковывание христологических сюжетов.


[Закрыть]. Просто сделали Христом интеллигента, получившего в свое распоряжение колоссальную мощь.