Текст книги "О зверьках и зверюшах"

Автор книги: Дмитрий Быков

Соавторы: Ирина Лукьянова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Полизать…

– Скорее же! – хором требуют зверьки.

Зверюши несколько смущены таким куличным усердием. Они как-то и не предполагали, что куличи так важны, что самое главное – это куличи, что зверьки прибежали не ради праздника, а только ради куличей с глазурью. Накануне зверюши были у всенощной, и ходили со свечками в крестный ход, и вернулись домой со светящимся в ночи пасхальным огнем. И утром еще были у обедни, и даже забирались на колокольню звонить, оглядывая покрытые нежной зеленью окрестности. И спускались с колокольни по шатким ступенькам счастливые, оглохшие, с полными головами гудящих шмелей, и улыбались, напевая про себя «Христос воскресе из мертвых», и только тогда уже неторопливо шли домой разговляться.

Зверюши накрывают на стол. Стелят праздничную белоснежную скатерть, ставят крашеные яйца и пирамидку пасхи, и куличи, и рыбку, и блины, и сыр, и икру, заранее закупленную и тщательно сберегаемую к празднику, и всякую другую вкусность, и непременно цветочи. Но тут же снуют зверьки, большие и маленькие, тащат вилки, тащат чашки, волокут ножи, насвистывают глупые песенки, таскают за хвосты маленьких зверюш и прячутся под скатертью, чтобы хватать всех за ноги.

Зверьки лопают куличи без всякой благовоспитанности, и лезут ложками в пасху, и забрасывают стол разноцветной скорлупой. Зверюши смотрят на них большими глазами и надеются, что это все поведет зверьков к истинной вере, а стало быть, можно и потерпеть таковую бесцеремонность.

– Вот чего никогда мне не понять, – говорит, наконец, седоусый зверек, выставляя кверху отъетое пузо, – так это ваших праздников. Что за радость – позавчера умер, сегодня воскрес, и так каждый год. Неужто ж непонятно, что не позавчера умер, а две тыщи лет назад, и не сегодня воскрес, а тогда же, что праздновать-то?

Зверюши хмурятся.

– У Бога тысяча лет как один день, – говорит наконец одна.

– Демагогия, – кривится один молодой зверек, не забывая намазывать кулич пасхой.

– Но ведь день рождения ты празднуешь, – урезонивает его зверюша-ровесница. Они с этим зверьком когда-то играли вместе, и зверек вполне по-человечески реагировал на ее рассказы из Священной истории, но прошли годы, изменившие его отнюдь не к лучшему. В подростковой зверьковой среде отчего-то принято вести себя как можно хуже и полагать это признаком мужества.

– День рождения! – насмешливо тянет зверек. – Я же вот он! А где Бог?

– Придет – увидишь, – язвит юная ядовитая зверюша, которой жители города Гордого побаивались еще в бытность ее аккуратной девочкой в красном платьице. Она и тогда за словом в карман не лезла, и сегодня сурово отшивает воздыхателей. – Мало не покажется.

– И как это можно в церкви хоть что-то вообще испытывать, кроме зевотной скуки, – говорит ее сосед, другой зверек, вообще-то скромный, но не желающий отставать от приятелей.

– И службы-то какие длинные, длинные, нудные, сил нет, – замечает третий.

И так каждый по очереди говорит какую-нибудь гадость, пока самая толстая зверюша не встает грозно с половником.

– А ну, зверьки, – говорит она, – кому…

Зверьки замирают, прижав уши. Они знают, что дискутировать со зверюшами можно лишь до определенного предела, а потом лучше переходить на темы вроде погоды. Но зверюша быстро берет себя в лапы, потому что в самый главный праздник задираться не положено.

– Кому черешневого компота? – заканчивает она миролюбиво.

Зверьки расслабляются, широко улыбаются и тянут кружки за компотом. Всем известно, что зверюши – великие мастерицы печь пирожки с черешней, варить из нее компот и сушить ее на газетке до состояния приятной вялености.

– Да, компот, – говорит мечтательно самый маленький зверек, – это… компот!

– Это вам не теорию разводить, – вторит его папаша.

Зверьки высокомерно переглядываются и кивают – мол, что взять с Преображенска…

Одна молодая, но мудрая зверюша замечает эти переглядки и широко улыбается.

– Вообще-то, зверьки, – замечает она небрежно, – нам, зверюшам, даже и в радость послушать, как вы тут хулите нашу веру.

Зверьки настораживаются.

– Это почему? – спрашивает самый красномордый.

– Да потому, что это все мимо темы. Если вы считаете, что никакого Бога нет, – вам же хуже. Вы думаете, что не надо в храм ходить, – и пожалуйста! Вам кажется, что не надо поститься, – и замечательно, наше вам с кисточкой! – Зверюша гордо помахивает кисточкой на хвосте. – Считайте, что мы просто так договорились. Потому что без веры куличи не имеют никакого вкуса.

– Как это – не имеют вкуса! – галдят потрясенные зверьки. – Ты, зверюша, говори, да не заговаривайся! Что же мы все тогда чувствуем?

– У меня вот с цукатиком!

– А у меня с корицей!

– И такой пышный!

– Да это все разве вкус! – спокойно говорит зверюша. – Это так, жалкое подобие. А вот если перед этим месяц попоститься, да сходить в храм, да освятить, да самое главное – вкушать с верой… Тогда – это да. Правда, девочки?

– Правда, правда! – радостно пищат зверюши на разные лады, понимая, что убедить зверьков в благотворности веры можно только через куличи. Они откусывают по кусочку, заедают пасхой и восторженно заводят глаза.

– Ни один зверек, – назидательно говорит ядовитая зверюша, по имени, кстати, Таня, – никогда не почувствует такого вкуса, потому что все зверьки… сказала бы я, кто все зверьки, но не хочу в святой день.

– Нет, ты скажи, скажи! – задирает ее сосед.

– Агностики трусливые, вот кто, – презрительно говорит Таня, откусывает кулича и тянет долгое блаженное «ммм».

– Погодите, зверюши, – в недоумении говорит седоусый. – Я допускаю, что после поста… и вообще, аскетический опыт… Но неужели вы хотите сказать, что мы, зверьки, не чувствуем вкуса куличей?

– Ну, что-то вы, конечно, чувствуете, – объясняет зверюша Катя, которая и придумала этот тонкий ход. – Но ради такого вкуса не стоило бы месить тесто, караулить у духовки, варить глазурь… Можно было бы просто купить кекс «Весенний». Его вкус вы и ощутили, с чем мы вас от души и поздравляем.

– Кекс «Весенний»! Кекс «Весенний»! – серебряными голосами хихикают зверюши, пихая друг друга в бок. В зверюшливой системе ценностей кекс с таким названием означает примерно то же, что и китайская лапша.

– А есть какой-нибудь способ… почувствовать настоящий вкус? – доверчиво спрашивает самый маленький зверек, отщипывая уже куда более скромный кусочек волшебного лакомства.

– Есть, конечно, – объясняет самая толстая зверюша. – Кто в Бога верит, тот и чувствует. Но специально ради кулича уверовать нельзя. Это надо с детства… или по крайней мере бескорыстно.

– А как я узнаю, что поверил?

– Да уж почувствуешь, – смеется самая старшая зверюша. – Поешь пасхального кулича – и сразу поймешь, что все угощения до этого не имели ровно никакого значения. Потому что это все была еда в одну сотую, нет! – в одну стотысячную вкуса. Понял?

– Э, э! – ворчит папа-зверек, чуя опасность. – Вы мне парня заговорите! И хватит жрать, ты и так уже в штаны не влезаешь!

– Ну па-ап! – возмущается маленький зверек.

– Что «па-ап»?! Десять лет пап, дальше что? Наговорят тебе сейчас, а ты уши развесишь…

– Но вдруг правда…

– Ты поел? – перебивает его папа-зверек. – Все, скажи «спасибо» и беги домой, рано тебе еще слушать взрослые разговоры!

Маленький зверек исчезает, сунув в карман большой кусок кулича – на ужин.

– Что же вы ребенку голову дурите! – укоризненно обращается папа-зверек к ехидной зверюше Тане. – Ведь он маленький, всему верит…

– И правильно делает! – восклицает Таня. – Это вовсе не сказки, вы действительно лишаете себя самого главного. И вы обязательно это поймете, если только…

– Если что?

– Если перестанете обкрадывать себя, – неожиданно тихо говорит Таня и смотрит на папу-зверька большими круглыми глазами цвета спелой коричневой черешни, ну да, конечно, у зверюш все пропитано черешней, потому что они все время с ней возятся. С чем поведешься, от того и наберешься. Зверьки вот имеют дело в основном с пыльными книжками, бурьяном и репейником – оттого и цвет, и манеры у них соответствующие.

Зверьки нестройно благодарят и в смущении покидают Преображенск. Зверюши снабжают их сверточками и корзиночками: «Кушайте, у нас много». «Типа у нас мало», – ворчат зверьки, но сверточки берут.

– Папа! – будит маленький зверек своего отца глубокой ночью, когда над Гордым и Преображенском стоит одинаково синяя ночь с большим количеством мохнатых майских звезд.

– Ну чего тебе? – неохотно бурчит папа-зверек, который и вечером-то еле шевелился от сытости, а уж ночью и подавно может шевелить только хвостом.

– Папа! Я вдруг подумал… а что, если правда?

– Про что? – настораживается папа.

– Ну, про это… про настоящий вкус…

– Ах, это… Глупости все, – вздыхает папа-зверек. – Немедленно спи, и чтобы больше никаких застолий со зверюшами.

– Но ведь науке это не противоречит? – с волнением спрашивает очень начитанный десятилетний зверек. – Если одни, например, не видят разницы между красным и зеленым, а другие вообще не различают цветов… могут же разные существа по-разному воспринимать вкус?

– Ага, – ворчит отец. – А также запах цветов и силу тяжести.

– Ну па-ап! Вот когда у меня был насморк – я же не чувствовал запаха цветов! – упорствует сын. – Может, у нас тоже насморк, только это насморк ума? И поэтому до нас не доходит вся мощь кулича?

– Насморк ума, – передразнивает отец. – Спи, мыслитель!

– Или если нет слуха, – не останавливается зверек. – Ему же тогда любую музыку играй – ничего не поймет.

– Слушай, ты дурак или прикидываешься?! – не выдерживает папа-зверек. – Как сговорились, честное слово! Пойми ты, что если есть слух – человек может точно воспроизвести любой мотив. А зверюша что воспроизводит? Какие у ее веры вообще есть доказательства?

– Вкус кулича, – уверенно говорит зверек.

– А-а. Ладно, все понятно. Завтра поговорим.

И папа-зверек, завернувшись в старое, но теплое одеяло, начинает похрапывать.

А маленький зверек, которого зовут, кстати, Максим, – долго еще смотрит в темно-синее окно. Потом вылезает из кровати и приоткрывает окно. Звезды перемигиваются над городом – голубые, желтоватые, зеленоватые. Далеко за речкой, в городе Преображенске, не видно ни огонька: усталые зверюши отдыхают. От реки пахнет сыростью, от дороги – пылью, от грязного садика вокруг зверькового домика – чем-то особенным и невыразимым, чем всегда пахнет весна. Зверьку становится так хорошо и грустно, что, кажется, еще немного – и он услышит неземной красоты музыку, которой словно заслушался весь этот замерший пейзаж. А услышав музыку, он поймет и все остальное, что теперь только смутно томит и тревожит его, а временами откровенно раздражает, потому что зверьки всегда сердятся на необъяснимое. Еще немного – и он сможет почувствовать настоящий вкус всего, и даже понять, что он, собственно, любит и чего действительно хочет…

Потом он возвращается в постель. Ничего, успеется. Кстати, кулича можно съесть и сейчас. Проголодавшийся зверек воровато лезет в карман грязных штанов, висящих на стуле, и вытаскивает толстый кусок, щедро выданный ему зверюшей в дорогу. И – о чудо! – ему уже кажется, что у кулича несколько иной вкус. Не просто сладкий, который кажется ему теперь безнадежно плоским, но и какой-то особенный, сложный, включающий массу оттенков, заботливо добавленных зверюшей к основному тесту. Господь на секунду представляется зверьку такой же зверюшей, заботливо наготовившей всего в необычайно сложном и богатом соотношении, чтобы было и солоно, и кисло, и сладко, и все это тонким образом сцеплено… но зверьку уже хочется спать, и он обещает себе додумать все это завтра.

– Ну вот видишь, – говорит он сам себе. – Как к зверюшам ни относись, они по крайней мере никогда не врут.

СКАЗКА О ЛОВЛЕ ЗВЕРЮШИ

Всякому зверьку известно, что зверюш можно ловить не только во время наводнения, но и в любое другое время. Надо только понять, на что они ловятся. А ловятся они на сострадание.

Пример. Одного зверька оставила зверка, как это обычно бывает. Она поматросила его и бросила, оставив ему двух деток: одного маленького зверька и одну совсем крошечную зверку, которая тоже образовалась от их союза. А легкомысленная и алчная мать полюбила богатого зверца, бросила потомство (о муже вообще не вспомнила) и отчалила в туманную даль.

Справедливости ради надо сказать, что зверцы тоже не дураки и со зверками надолго не связываются. Они знают, что цель у зверки одна – ободрать их, как липку, и пустить по миру. Поэтому союзы зверцов и зверок обычно кратковременны – зверцы развлекаются со зверками месяца два-три, после чего берут их за шкирки и отправляют на свалку истории. Свалка истории расположена на окраине зверькового городка, в зловонном трущобном месте, куда даже зверьки избегают заходить в темное время суток. Там бродят зверки, пребывающие в жалком состоянии, и призывно воют. Но отзываться на их призывы дураков нет.

Итак, одна глупая молодая зверка оставила зверька с двумя беспомощными детьми, а сама сбежала искать лучшей жизни. Зверек подумал было, что его жизнь кончена и лучшие чувства обмануты навеки, и тут бы ему и сдохнуть от тоски, но на руках у него жалобно пищали разнополые серые младенцы, в одном из которых он с любовью и тоской узнавал себя, а в другом – с любовью и отвращением – бывшую жену.

Зверьку, естественно, было не привыкать, что рубашки его не глажены, а пол не метен. Кто жил со зверкой, тот знает, что это за удовольствие: повсюду разбросана ее косметика и нестираные колготки, а лопать нечего. Так что нагл зверек был не особенно избалован. Тем не менее, оставшись один, он испытал буквально звериное одиночество и принялся страдать от бессонницы, тем более, что обращаться с младенцами он совершенно не умел, да это и не входило в его обязанности. Два дня он думал (бесконечно меняя пеленки и раскачивая по ночам кроватки), а на третий понял, что спасет его только зверюша.

Однако где ее взять, если до весеннего наводнения (когда зверюш ловят буквально за уши и без всяких проблем) еще больше полугода, а похищать зверюш из их городка довольно рискованно – всем памятна история про паленый холм?

Тут в голову зверька пришел довольно циничный, но, в общем, простительный план. В конце концов, думал зверек, все бабы одинаковы, и ничего страшного, если одна немного пострадает за другую. И потом, я же не сделаю ей ничего плохого. Не съем же я ее, в конце концов. Иные зверьки в сходной ситуации вообще доходили до того, что подкидывали своих зверят в зверюшливый городок с лаконичной записочкой «Звать Вася», и никаких тебе угрызений совести. Всем известно, что добрые зверюши вырастят зверькового подкидыша и воспитают его в христианском духе, считая, что это им Бог послал нечаянную радость, а прокормить его у них всегда хватит молока, ибо толстые зверюшливые коровы доятся круглые сутки без перерыва. Но наш зверек был привязан к своим зверятам и ни за что не согласился бы их подкидывать. Иное дело – временно позаимствовать для их воспитания круглую ушастую зверюшу помоложе, – никаких своекорыстных устремлений у него в этом смысле не было, он искал не жену, а именно мать для своих детей. Он так и формулировал про себя: не украсть, а именно позаимствовать. Наладит быт, а там пусть гуляет на все четыре стороны.

Зверьки обычно разбираются в психологии зверюш очень исправно, хотя и считают полезным нет-нет да запускать миф про изуверскую секту, которая якобы питается зверьками. На самом деле они отлично понимают, что зверюши добры, сентиментальны и больше хлеба с медом (который они вообще-то уважают больше всего на свете) любят принести пользу какому-нибудь страдальцу. Если же Господь посылает им возможность спасти кого-нибудь от грозящей опасности, пригреть и учесать – они считают это высшей формой поощрения и своего рода призванием. Так что расчет зверька, повторяем, был довольно циничен, но он заботился о спасении своих зверят. И потому все, что произошло дальше, вполне оправдано с точки зрения морали.

Для начала зверек сбегал в лес, разделяющий зверьковый и зверюшливый городки, и договорился там с одним бойким птенчиком кое о чем. Затем он снарядил кое-какое нехитрое устройство, засел внутри большого куста шиповника, благоухавшего близ той тропинки, по которой обычно прогуливались зверюши, и стал ждать.

Утром следующего дня одна молодая зверюша, забыв советы своей матери не отлучаться далеко от домика, прогуливалась по тропинке, отыскивая ягоды и грибы. Грибам она кивала, а с ягодами здоровалась, но не рвала ни того, ни другого, потому что была сыта после завтрака (яичница, сладкий чай, пирог с малиной). Надо заметить, что зверюша была чрезвычайно хороша собой: аккуратная, пухленькая, с тщательно причесанными усами, с розовым бантиком на хвосте, с большими глазками и длинными ресницами. Платье на ней было в полосочку.

Внезапно зверюша услышала пронзительный писк и обнаружила рядом с тропинкой несчастного птенчика, который, прихрамывая и припадая на левый бок, ковылял от куста к кусту, выпав, видимо, из гнезда.

– Ахти! – воскликнула зверюша. – Ах ты маленький! Кто же тебя уронил? – И устремилась на помощь птенчику, поставив корзиночку на тропиночку.

Не успела она подскочить к несчастному, как угодила задними лапами в заранее расставленную сеть и через секунду уже болталась на ветке, будучи упакована в эту сеть со всеми своими лапами, ушами и платьем в полосочку. Корзиночка так и осталась стоять в траве, сбоку от тропинки, а птенчик вдруг выправился и вполне самостоятельно полетел в гнездо к своей матери.

В первый момент зверюша предположила, что ее по неизреченной милости Божией взяли живой на небо. Никак иначе объяснить свое внезапное вознесение она не могла. Однако, ощутив вокруг себя больно режущую сетку, зверюша всерьез усомнилась, что рай выглядит именно так. Ко всему прочему птенчик, пролетая мимо нее, жизнерадостно прочирикал «Все зверюши дуры!», а ни один ангел никогда не позволил бы себе подобной бестактности.

– Кто-то меня похитил, – сообразила зверюша. – Как интересно!

В следующую секунду, однако, зверюша вспомнила, что мама не велела ей далеко заходить в лес, и тут же горячо пожалела и о своем непослушании, и о своей маме, которая теперь будет волноваться. Однако громко запищать «Мамочка!» зверюше мешало чувство собственного достоинства, да и потом, нравственный кодекс зверюш предписывает им по мере возможностей самостоятельно выбираться из трудных положений. Не имея никакого выбора, зверюша стала подпрыгивать в сетке, надеясь обломить сук, на котором висела. Но тут из нижних кустов выкатилось что-то серое, спустило ее с сука и пихнуло в пыльный мешок, после чего зверюша ощутила себя стремительно тащимой куда-то по ухабистой дороге.

– Полегче! – крикнула она из мешка. – Не дрова несете, противный похититель! Хочу напомнить вам также, что согласно последней договоренности моя личность неприкоснове… – Но не успела она договорить, как похититель остановился и довольно-таки грубо плюхнул ее на что-то твердое. Мешок был развязан, и зверюша очутилась посреди чрезвычайно захламленной комнаты, по полу которой ползали какие-то серо-розовые и голые пищащие существа, а кругом валялись огрызки, клочья шерсти и осколки посуды. На столе в углу комнаты засыхали крошки, виднелись липкие лужи, а на стульях висела давно не стиранная и не чиненная одежда, явно принадлежащая зверьку.

– Однако, – только и смогла сказать зверюша, обозревая все это безобразие. – Либо тут конь не валялся… либо валялось столько коней, что для наведения порядка понадобится не меньше недели!

– Похоже на то, – подтвердил печальный голос рядом с ней. Зверюша оглянулась. Голос принадлежал сравнительно молодому, но очень усталому зверьку в дырявых штанах и прожженном свитере. Усы у зверька угрюмо обвисли, шерсть свалялась, а в глазах читалось неверие в добро и чистоту. Особенно в чистоту.

– Ну что ж! – бодро сказала зверюша. – Где у вас тут веник?

Весь остаток дня зверюша носилась по зверьковому дому, чистя, скребя и подметая, и командовала зверьком: «Зверек, отверточку бы мне!» – «Зверек, у тебя есть веревка?» – «Зверек, подержи маленького, я вымою ему попу». К пяти часам вечера домик засиял чистотой. Умытые и одетые в чистенькое дети уселись на полу (где уже лежал прелестный коврик, связанный из обрывков зверьковых носков и зверкиных недошитых юбок) играть в блестящие кастрюльки и цветные бумажки, в которых зверек, присмотревшись, узнал зверкин журнал «Ярмарка тщеславия» (там зверок учили одеваться, краситься и вести себя так, чтобы зверьки бежали за ними, позабыв все на свете).

Зверюша помыла кастрюльку из-под каши, вздохнула и устало плюхнулась в кресло с бумажкой и ручкой в лапах. После чего вручила зверьку список из сорока пунктов: «Нам нужен ёршик для детских бутылочек, новый веник, ведро, гвозди (диаметр 3 мм, длина 4 см), клей для дерева, клей обойный… Морковь, картошка, лук, зелень, фрукты для детей, макароны, мука, крахмал, лавровый лист…»

– Зверюша, – покачал головой зверек, – у нас нет денег.

– Будут, – известила зверюша и закопалась в кухонную тумбочку.

Вынырнув оттуда, она вытащила за собой большой мешок сахару, который зверек купил давным-давно, ибо его бывшая жена поглощала сахар в невозможных количествах и ему надоело ходить за ним в магазин.

– Раз ничего больше нет, сделаем леденцов. Вот хорошая чистая доска, наколи-ка мне щепочек.

Через час зверюша вручила зверьку огромную сумку вкусных, прозрачных, ароматных леденцов на палочке.

– И что я с ними буду делать? – выпятил губу зверек.

– Продашь.

– Да мы, зверьки, сроду на базаре не торговали! – возмутился зверек.

– Ну давай я сама. Только малыша через час надо уложить, а малышку покормить: она плохо ела. Я оставлю кашку в холодильнике, а ты потом разогрей…

– Нетушки, – запротестовал зверек. – Ты еще сбежишь, чего доброго. Я уж сам как-нибудь. Хотя и базар уже не работает.

Зверек взял леденцы и ушел. Ему было очень стыдно и неловко продавать леденцы. Поэтому он прибрел на базарчик (который, кстати, всегда работал допоздна) и молча встал с краю, слушая певучие крики зверюш:

– Молочко, масло свежее-желтенькое!

– Красные сладкие яблочки!

– Пирожки домашние, бери, они нестрашные! – убеждала маленького зверька толстая пожилая зверюша в больших очках.

– У меня денег нет, – буркнул малыш.

– Ну просто так бери, – заулыбалась зверюша, накладывая ему пирожков в бумажный пакет.

Зверюши перебрасывались шутками, быстро считали деньги, точно отвешивали товар и непременно добавляли подарочек: вышитый платочек, лишнее яблоко, баночку меда.

Зверек переминался с лапы на лапу, держа в руке несколько леденцов.

– Дяденька, почем леденец? – спросил сопливый зверенок в сползающих штанишках.

– Не знаю я, – буркнул зверек, покраснев до самой макушки.

И тут к нему подошла пожилая зверюша в очках, которая только что распродала свои пирожки.

– Давайте, помогу, – вежливо сказала она. – Вы присмотрите за моей корзинкой, а я вам в момент все продам.

– Мне вот только чтоб на список хватило, – буркнул зверек, одновременно смущенный и испытывающий большое облегчение. И сунул зверюше список.

– Леденцы прозрачные, – запела зверюша. – Чрезвычайно удачные, сладкие-ароматные, фруктовые и мятные.

Зверек удивился, откуда они фруктовые и мятные, а потом вспомнил, что и на улицу за мятой зверюша бегала, и банки с вареньем перетрясла.

За леденцами столпились маленькие зверьки. Их нечасто баловали леденцами, потому что в зверьковом городе их делать не умели, а зверюши продавали их редко: не потому, что жалели сахару, а потому, что жалели зубы маленьких зверьков, и без того дырявые и черные.

Познавательное отступление о зубах маленьких зверьков

Маленькие зверьки любят конфеты и не любят чистить зубы. Поэтому зубы у них больные и кариозные, в отличие от зверюшливых, которые и до старости остаются крепкими и белыми (потому что зверюши в основном питаются растительной пищей). Взрослые зверьки обычно не имеют половины зубов и вынуждены ходить в зверюшливый город, где специально для них зверюши держат стоматологический кабинет.

Продолжение сказки о похищенной зверюше

– Скажите, а откуда у вас этот список? – растерянно спросила пожилая зверюша, отдавая зверьку выручку.

– Это мне дала зверюша, – сказал зверек, снова краснея и не в силах врать. – У меня просто ситуация… Жена ушла, я один с малышами… Встретил зверюшу, попросил помочь…

– Просто это почерк моей дочери, а она с утра ушла в лес и не вернулась, – озабоченно сказала зверюша в очках. – Знать мне не дала, вести никакой не прислала… Я уж где только не искала, думала, хоть на базаре что-нибудь узнаю.

– Вы знаете, это я, наверно, виноват, – забормотал зверек.

– Ну вот что, зверек, – дружелюбно сказала зверюша-мать. – Давайте быстренько купим все по списку и пойдем к вам.

Зверек, который уже мечтал только о том, чтобы лечь в постель и выспаться в первый раз за последние несколько месяцев, вместо ответа тоскливо кивнул.

Когда они вошли в дом, нагруженные сумками и корзинками, похищенная зверюша на цыпочках вышла навстречу и зашипела:

– Тссс! Маленькие спят! Мама… ахти! – и повисла у мамы на шее.

Зверюши погрузили зверька в кресло, укрыли ветхим одеяльцем и принялись тихонько, но очень деятельно шуршать. Сначала зверек еще различал отдельные шепотные реплики:

– Ну как я тебя учила плиту чистить!

– Ну мама! Я же торопилась!

– Да я тебя не упрекаю, дай-ка…

– Не надо, я сама…

…а потом просто задремал, с ужасом ожидая воплей, с которыми обычно просыпались его малыши, но не дождавшись их, крепко-крепко заснул и видел во сне сосны на песчаной почве, а под соснами крепкие скользкие маслята с прилипшими хвоинками.

Тем временем старшая зверюша, расхаживая по комнате с хныкающей маленькой зверкой на руках, шептала дочери:

– Так ты что, решила здесь остаться?

– Не знаю, он не справится. Может быть, помогу ему на первых порах…

– Может, мне к вам перебраться?

– Не надо, я сама. Ты просто приходи почаще.

– Вяяяя! Вяяяя! – завопила маленькая зверка и укусила старшую зверюшу.

– Ну-ну-ну, тихо-тихо-тихо, – успокоительно зашептала младшая, забирая зверку у своей укушенной и запруженной мамы.

Прошло несколько месяцев. Зверюша так и осталась жить у зверька, и только изредка ходила вместе с детьми в гости к своей маме, и большой зверек уже не боялся, что она сбежит. Маленький зверек по прозвищу Серенький уже бегал за ней хвостом и называл мамой, но юная зверка по-прежнему капризничала, кричала ночами, кусалась и плевалась едой. Папа-зверек отдохнул и выспался, и теперь уже сам умел сварить каши, натереть фруктового пюре или уложить спать детей. Зверюша, которая бегала по семейным делам, частенько заставала по возвращении спящего зверька, обложенного детьми, и умилялась.

Наступила весна, и зверьки затосковали. Зверек ходил как в воду опущенный, бросал вещи где попало и совсем перестал помогать зверюше с детьми. Перестал даже чинить велосипеды, чем он обычно зарабатывал на жизнь. Целыми днями он вздыхал и думал: «Эх, потерянный я зверек!» Зверюша тоже загрустила, и уже меньше шебуршилась по дому, и все чаще, укачивая малышей, застывала со слезами в глазах. Зверенок теребил ее лапкой и спрашивал: «Мама, а дальше?» – и она пела дальше, а думала о чем-то далеком, синеватом и пушистом, как туман на рассвете.

Наконец, зверюша собралась с духом и попросила зверька отпустить ее в отпуск. Зверек сначала немножко обалдел от такой дерзости (а еще больше – от нежелания оставаться с детьми именно тогда, когда он хотел бы остаться в своем гордом и трагическом одиночестве).

– Ты бросить меня хочешь? – спросил зверек.

– Нет, я к маме хочу. Дома немножко пожить. Я очень соскучилась, – честно сказала зверюша.

– Так ведь к тебе мама через день сама ходит!

– Это совсем не то, – грустно ответила зверюша. – Но если нельзя, то нельзя.

– Папа, давай пустим маму, – сказал маленький зверек, который только что научился членораздельно говорить и поэтому трещал без умолку. – Мама ведь тоже хочет к маме.

– Мами! Мами! – ядовито передразнила маленькая зверка. Она говорить еще почти не умела, но уже сейчас отличалась скверностью характера.

– Мами! – повторила она презрительно и укусила зверюшу за лапу сзади.

– Крися, – очень серьезно сказала зверюша, – ты больше так не делай. Не надо, Крися!

– Бдя-бдя-бдя, – ответила малявка и злорадно сделала лужу прямо в зверюшины теплые ботинки.

Познавательное отступление об именах

Зверку звали Крися, то есть Кристина. Зверки обычно стараются дать своим дочкам как можно более пышные имена: Анжелика, Жанна, Изольда, Марианна, Изабелла, Снежана… Зверьки и зверюши обычно называют детей простыми именами из святцев, хотя у каждого есть свое домашнее имя, иногда совершенно непонятное посторонним. Например, одного зверька по имени Илюша дома звали Хоблик. А зверюшливых двойняшек Аришу и Маришу родители называли Сяпа и Тюлька.

Маленькая читательница! Не спеши обижаться, если тебя зовут Кристина или Марианна: это вовсе не значит, что ты или твоя мама – зверка. Просто зверкам тоже нравятся такие имена. Мало ли кто как называет своих детей. Главное – какими они вырастут.

Продолжение сказки о похищенной зверюше

И тогда зверюша схватила Крисю за шкирку и отправила в места лишения свободы: поставила в перевернутую табуретку, из которой вредная маленькая зверка никак не могла выбраться, а только возмущенно орала.

– Иди, что уж я тебя держать буду, – сказал зверек с самодовольной отреченностью. Ему было жалко себя и почти приятно от того, что его, от природы бедного и несчастного, бросают с двумя маленькими детьми в сложный период его жизни. Это так хорошо вписывалось в его понимание мира, зверюш, зверок и вообще участи мыслящего и чувствующего зверька в этом окружении, что он даже и не подумал, что зверюша просится в отпуск, а не собирается сбежать.

– Я вернусь через неделю, – сказала зверюша, надевая другие ботинки.

– Да хоть через две, – как бы легко и равнодушно, а на самом деле горько и трагически ответил ей зверек.

И зверюша, оставив зверьку с малышами полный холодильник еды, полный шкаф чистого белья и полный погреб припасов (плюс подробные инструкции на все случаи жизни), надела пальто, завязала под подбородком шляпку и отправилась к маме, загребая ногами подмокший снег, который в зверьковом городке никогда не убирали с улиц.

– Бдя-бдя-бдя-яяя! – с мрачной злобой прокричала ей вслед Кристина и дальше разразилась такими отвратительными воплями, что отец велел ей захлопнуть рот и не вякать.

Весна была совсем ранняя, холодная и серенькая, но в воздухе уже было далекое тепло, и в ветре тайная свежесть, и в тенях на снегу – долгожданная голубизна, и зверюша, которая всю зиму только и делала, что кормила, одевала, стирала, убирала, готовила, выгуливала и всячески хлопотала, вышла на мостик через реку и остановилась, жадно вдыхая воздух, который впервые за много зимних месяцев стал пахнуть не снегом, сажей и мокрой грязью, а чем-то живым, растущим, радостным. Зверюша посмотрела на чистенькие домики в зверюшливом городке, лежащем перед нею, и весело поскакала вперед.