Текст книги "Дериват"

Автор книги: Дмитрий Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Это – заведующий реактором, правильно? – Ханаомэ Кид пыталась полноценно уловить пересказываемый Спри нарратив видеоряда, не упуская самой невзрачной детали.

– Да, кто-то типа того. Сама запись – своего рода инструктаж для поступивших на работу в токамак, – Крео отвечал, не отрываясь от пристального изучения окружающего исполнительного офицера лабораторного хозяйства.

Документальная лента резко сменила показываемое местоположение, будто перепрыгнув несколько контрольных точек хроники:

«Из-за внештатного поручения сверху пришлось пойти на существенные риски, – Ван Брюе теперь стоял у самой бетонной оболочки криостата. Камера местами неуклюже пошатывалась: скорее-всего, тому виной были неопытные руки оператора, неразборчиво выбранного Ван Брюе. В непрекращающейся жестикуляции рассказчика даже самый неопытный наблюдатель заметил бы сточенный стержень вменяемости ученого. – В целях достижения энергии, требуемой от Совета ИТЭР-3 чрезвычайным комитетом Еврокомиссии, мы увеличили импульс пучка дейтерия до пяти электронвольт. Именно им выстреливает инжектор нейтральных атомов. Чтобы вы понимали, это ровно в пять раз мощнее стандартной кинетической энергии, которую инжектор подает на плазменный шнур в рамках нашей обычной работы токамака. Очень важным являлось определение объема добавляемых отрицательных ионов, да и деионизирующих электронов тоже. То есть выброшенные на плазму атомы дейтерия ионизировали шнур, и он теперь крутится так же умалишенно, как белка в колесе. Однако при такой скорости ионы, по сути ядра дейтерия, будут, несомненно, отвергнуты магнитным полем токамака. В этой связи пубертатный приступ ионов необходимо деионизировать, так сказать… хм… разложить поперек дороги ленту с шипами перед лиходеем, несущимся на шелби джи-ти пятьсот. Вот этой самой лентой выступают электроны, они как бы тормозят безумие ионизированных ионов… хотя шипы бы, вообще, остановили машину и она, в конце концов, остановилась. Нет, электроны не останавливают – они чуть притормаживают атомы дейтерия, мд-а, неудачное сравнение. Бог с ним! – нервозность в движениях Ван Брюе ударилась во все тяжкие: ученый в любую секунду мог вытащить из под халата дирижерскую палочку и повести за собой оркестр сложной технико-физической номенклатуры, выплескивающейся из его рук в виде абстрактных рисунков. – Короче! В свете сами знаете каких событий всю конфигурацию пришлось перенастроить под хотелки Еврокомиссии после согласованного ООН всеобъемлющего плана действий. И плевать крючкотворным невежам из ООН на кассеты бланкета, который просто-напросто может не выдержать пограничные локализованные моды внепланово гипертрофированного плазменного шнура, если вдруг Атлас ошибется в расчетах. А если он ошибется, то корректирующие катушки, ни коим образом не поддающиеся модернизации, не смогут угомонить выпучивания плазменного шнура из-за термоядерной несбалансированности. А я неоднократно доводил до сведения Совета ИТЭР-3 информацию о подобном риске. Но Сэму, похоже, связало руки беспринципное легкомыслие комиссариата сверху. Подумать только, международное частное объединение, но все-равно пляшем под дудку бюрократов. – Ван Брюе был уже в двух шагах от укрытой вакуумной камеры. Где-то на периферии ширины объектива постоянно мелькало что-то отливающее серебром. Этот весьма приметный блеск нарочито обозначал присутствие своего визуально анонимного источника: он, казалось, намеренно маскировался в отдающей зноем гурьбе непримиримых дискуссий сотрудников ИТЭР. Слушатели перестали отвлекаться на задний план записи: страх потерять ситуативную нить из замудренных слов старшего исполнительного офицера Крео с Бэей был велик – слишком много стояло на кону. – Сегодня в девять часов состоится пробный цикл зажигания переконфигурированного инжектора нейтральных атомов. Сверим часы, – ученый резким движением предплечья хлестнул по воздуху – на руке отсутствовали часы. Ван Брюе постучал по седеющему участку кожи, естественно, не найдя там циферблат, и так же дружелюбно, как и на предыдущем отрезке документальной ленты, улыбнулся, хоть и все им сказанное не предвещало простодушной разгрузки. – Мы творим будущее. Да прибудет с нами…» – хроника молниеносным движением затвора – сменился очередной диапозитив – перенесла действие в затемненную каморку с разворошенной макулатурной массой перед объективом. То был личный кабинет Ван Брюе; неживые зрачки мужчины будто ввергли в паралич динамику проекции. Он установил камеру на стол, за которым сам и сидел, не проронив за десять секунд хронометража ни единого подергивания желваками.

– Картинка что ли зависла? – Бэа занесла над проектором руку, готовясь стукнуть по аппаратуре.

Крео не отреагировал. Девушке показалось, что он сам пал жертвой бездейственного гипноза ракурса камеры; щепотка едва различимой сепии выступала на фильтре линзы. Ван Брюе поднял голову и устремил взгляд на смотрящего – отблеск от настольной лампы, гуляющий по стеклышкам очков ученого, пробил четвертую стену и засверкал на радужке Спри. Старший исполнительный офицер опустил очки и принялся массировать изнеможённые веки:

«Он не выдержал. Я ведь так и знал, что это случится. Даже мощный процессор Атласа не предугадал это. А теперь все стало еще хуже, и я в ступоре, черт подери. Я не знаю, что делать дальше. Этот звонил, как его… Боссчович из комиссии, минуя Сэма – представляете, насколько бесцеремонен клоп! Я просто повесил трубку, когда он в своем высокомерном официозе постановил предельные сроки передачи военведомству нашего источника энергии. Этот его апломб просто выводит из себя! – Внезапная тяжесть в легких поставила подножку беглой риторике оратора. Ван Брюе откашлялся, затем сквозь слезящиеся от раздраженных дыхательных путей глаза продолжил речь: – В общем, центральная задача токамака – ввести дейтериево-тритиеву смесь, предварительно агрегировав ее системой топливного впрыска в газообразное состояние, нагреть эту смесь до плазмы, то есть осуществить зажигание термоядерной реакции, вывести ее на уровень самоподдерживающейся и наконец отключить нагреватели. Все, готово. Вот тебе и электростанция за тридцать два миллиарда долларов… да этот реактор будет метать бисер перед свиньями, коими окажутся никчемные те же новомодные СПГ-терминалы. – Он остановился, передохнул, сдержал разрываемый кашлем бронхососудистый контур и пошел дальше: – Однако случилось непоправимое. Чтобы потушить ионизированную плазму достаточно подождать, когда вся кинетическая энергия ядер передастся по сетям, отключить магнитное поле и вуаля – цикл завершен. Произошло что-то из разряда фантастики, в которую – в свете происходящих событий и, в частности, всеобъемлющего плана действия – только безбожник не поверит. Мы отключили все сорок восемь элементов поля: и тороидальные, и полоидальные, и корректирующие катушки, даже саму бандуру, соленоид – но шнур так и завис в вакуумной камере. С наглым жирным видом чесночного кольца бултыхается на самопроизводной магнитной подушке и хамски бурлит, как жаба. Мы должны были сделать управляемый самоподдерживаемый термоядерный синтез, но никак не самоуправляемый! Мы вторглись на Terra Incognito⁴, пробудили организм, о структуре которого ничего не узнаем, даже если растормошить всю яблочную латифундию Нац-Шавеса и обрушить ее плоды на головы физиков-ядерщиков мира. Это не может не шокировать и не волновать. Я как ученый внутри танцую, но как житель планеты, знающий о ценности человеческой жизни, не могу не устрашаться деянию собственных рук… Оно ведь там до сих пор, – Ван Брюе смотрел точно в душу. Знакомый кашель возвратился из глубин его легких. – Первым делом же стали проверять через порт-плаги состояние кассет бланкета, которые, собственно, смотрят на плазменный шнур и принимают на свою бериллиевую оболочку отбившиеся от стаи нейтроны. С бланкетом проблем не было. Однако когда мы спустились под вакуумную камеру, с потолка ощутимо просачивалась вода теплоносителя, который через трубопроводы проходит в криостат и охлаждает дивертор – «пепельницей» мы ее называем, потому что на нее как бы оседает бериллиевая пыль, образующаяся при испарении разгорячённых внутренних стен бланкета. Так вот, этого загрязнения, пыли, из-за переконфигурации оказалось непомерно много, она каким-то неизвестным ни мне, ни главному механику способом проникла в теплоноситель, а я, видимо, еще и вдохнул ею. Гладкова, не поднимая глаз, сказала, что все обойдется – но я-то знаю эти их медицинские эвфемизмы. Ну ничего… я думаю, что не успею почить в бозе от бериллиоза. Скорее, умру в жалеющих объятиях Тэмпл, которые участились с момента моего отравления. Ладно, – тяжелые вздохи Ван Брюе заметно отставали от дыхательного ритма аудитории по ту сторону экрана, – сейчас Атлас заканчивает дорожную карту по переносу этого нейтронного зверя в специальный кожух, который индусы призвались поставить в ИТЭР-3 на сегодняшнем конференц-коле. Посмотрим, что из этого выйдет. А вот и он сам… опять эти грузные шаги, проминающие пол.

– Сэр Ван Брюе, – металлический голос посетителя был искажен цифровыми ультразвуками: формируясь, они резонировали на редкость усыпляющим эхо, – мисс Тэмпл сидит в лекторской комнате «Пять Би» и ждет, когда Вы соизволите дать ей минуту своего времени. – Укромные уголки подсознания Крео стали посылать его серому веществу импульсы туманной тревоги. Неизвестно, с чего вдруг поведенческие программы инстинкта самосохранения так взбунтовались.

Щелчок затвора диамагазина был так же молниеносен, как и директивы непонятной, то ли надзорной, то ли исполнительной комиссии, предписавшей Ван Брюе увеличить мощь термоядерного синтеза, о чем он – с бередящей тревогой в сердце – так оскорбленно разоткровенничался перед чужаками; временная пропасть между ними для него исчислялась трехзначными величинами.

Ван Брюе кипел ненавистью, присущий же ему оптимизм как рукой сняло: брови нахмурены, а ноздри оттопырены напором изливающегося гнева. Камеру он держал на вытянутой руке:

– Сегодня нашли еще одного. Это была МакКормик из НАСЭМ. Бедной девчонке высверлили глаза… там просто месиво. Тело положили в лекционную «Пять Би» после инцидента с пожаром в медблоке, когда мы потеряли Гладкову. Специально на заставку окна поставил объемную инсталляцию пустого зала с партами, чтобы проходящие мимо сотрудники не шарахались от вида трупов – и так уже трое слегло с психическим помутнением. Говорят, неизвестные сверкающие глаза из вентиляции постоянно следят за ними. Чушь какая-то, видимо плазменный шнур помутнил рассудок половины научно-исполнительного состава. Наверное, из-за него у Атласа мозги-то и поплыли: чертову железяку обещали заменить уже как с неделю, но от аварийно-инженерной бригады ни слова, ни духа. Теперь еще Темпл вызвала правоохранителей для расследования убийств. Это, конечно же, правильно, но с учетом того, что военно-космические силы Земли, как передали по интернет связи, пока она не отключилась, были подняты в экстренном порядке, а по населенным пунктам прошла волна милитаризации гражданского населения, то я не удивлюсь, что мы теперь представлены самим себе на длительное время. Тем более, все возможные способы открыть входные шлюзы не увенчались успехом. Как говорит первый офицер по безопасности Аль-Басра, их можно отворить только снаружи – вся внутренняя электроника приводов полетела к чертям».

– Ты куда? – Ханаомэ Кид сперва не придала значение ретирующемуся соседу, но тут же встревожилась, увидев, как его фигура пересекла дверной проем центра управления. – Стой. Да что стряслось-то? – Второй десантник последовал за Бэей, ринувшейся вон из зала. Она наконец-то отстегнула от пояса кабель для связи.

Ханаомэ Кид хотела уже выйти из помещения, чтобы нагнать устремившегося в неизвестном направлении Спри и пробиться благим матом сквозь его изоляционный барьер беспечности – настолько его скотское утаивание засело у нее в печенках. Однако на самом пороге помещения что-то на изображаемом диапроекторе одернуло ее периферийное внимание – Бэа повернула голову в соответствующем направлении. Ван Брюе прислонил руку в стеклопакету, по изолирующей оболочке окна пробежала рябь, тянущая за собой покрывало пикселей – их рендеринг проявлял изображение, не имеющее что-либо общее с истинным содержимым комнаты-лекционной. На полу у ног девушки валялся скомканный лист бумаги – карта, которую изрисовывал Спри с высохшим синим маркером, в центре было написано «Пять Би».

Буси-до шел в три раза быстрее обычного. Редкие лампы, спрятанные за бесконечной тесьмой труб, лицемерно отсекали освещение большей части пути, из-за чего в мраке ноги мужчины так и норовили задеть акустико-оптоволоконный кабель – его целостность, как тут же вспомнил Спри, вызвался проверить один из десантников капрала Дуэ.

Спри поднялся на третий этаж, откуда группа изначально вышла на застекленные просторы импровизированного амфитеатра. Осталось немного, почти на месте, картографически ловко прикинул Крео. Длина коридора теперь не казалась такой томительно тягучей: еще пара рекреаций и мужчина бы достиг дверей лекторской комнаты «Пять Би», кодовая нумерация которой так беспричинно едко отпечаталась на подкорке сознания.

«Пять би», дверь в приснопамятную комнату будто сама примчалась к нему, намного раньше, чем предполагала пространственная прикидка Спри: она лихо нарушила объективные законы физической геометрии и не иначе как уполовинила ненужную памяти человека площадь казавшегося бесконечным тоннеля – так неистово лихорадило подсознание Спри. Еще несколько обведенных роком намеков ученого с записи диапроектора, и мозг Крео был бы расщеплен до вегетативного безобразия.

Бесцветные в темноте стены озарились эхом кличущей Крео чиновницы. Спри взялся за холодный металл сферической ручки; еще несколько мелькнувших мыслей, и он был готов повернуть ее против часовой стрелки. Очередное звонкое обращение Ханаомэ Кид, которая вот-вот догонит его. Ее девчачий голосок мешал мужчине сконцентрироваться: меж стонов скрежещущих трубопроводных пустот и выкрикиваемого по протяженному дефиле имени Спри уловил неправдоподобные этому могильному гроту мелодичные звуки по ту сторону двери в лекционную «Пять Би». Спри без проблем мог перевести казуальную связку слов покинувшего слога: бренчащая гитара отбивала задорный ритм.

Выдохнув, Крео примирился с тем, что страх, рано или поздно, проникнет через взбудораженное сито самообладания и, слизко прокрутившись по спирали кишок, пронзит хлипкую отвагу парализующим ором. Можно было лишь смягчить этот дурной эффект – лишить страх эффекта внезапности, услужливо пригласив его лично в хоромы и так уже пошатнувшейся психики. Он снова взглянул на окно в лекционную, но, как и несколькими часами раннее, когда группа проходила мимо, комната продолжала оставаться стерильным плато из незанятых низкорослых раскладных стульев. Пиксельная частица безотчетно дернулась: предательски нестабильное напряжение, как моргнувшее от беспрерывного контакта веко, выдало маскировочный характер мнимого светопрозрачного окна. Светодиодная штора в виде обычной инсталляции с объемным наполнением обманула зевак-исследователей.

Крео Спри открыл дверь. Ни один пламенный куплет песни, в которой солист воспевал подвиги воздыхателя, исполняющего любой каприз его искусительницы, не смог дистиллировать смрадную дымку мертвечины – все стулья были заняты полуразложившимися останками нечт, когда-то они были людьми. Складывалось ощущение, что тела мертвецов подвергли бальзамированию, причем неизвестное садистское лицо сделало это неумело и совсем неэкономно.

Музыка ускоряла свой лиричный ансамбль головокружительного флирта, тем самым взвинчивая дезориентацию шокированного посетителя захоронения – только дьявол мог с таким коварством, тайком под носом у странников, оставить неприкрытое внутри помещения страдание. Перед взором Спри, как у контуженного солдата, пробежали вспышки наиболее запомнившихся кадров с записи первого исполнительного офицера-ученого: то самое слепящее серебро, прикрытое спинами ученых, к коим относился и сам Ван Брюе; те искрящиеся инфернальным кармином светила, подглядывающие, со слов сотрудников, через стены. Что-то выжидающе дремало среди работников ИТЭР-3 – они и не подозревали о резне, которая уже была на пороге комплекса.

Человек десять, не меньше – непонятно, с какой целью сосчитал мертвецов буси-до. Не примкнет ли он к их числу, безоружно находясь в хомутах помутненного рассудка? В его глаза врезался бейджик халата одного из скелетов: тот был отличительно обугленным по сравнению с остальными. Черными буквами по стальному глянцу напечатано на покинувшем языке: «Гладкова А.В.».

Всхлипы – чреда агонизирующего удушья, – звук застрявшего в костях лезвия. Спри, не теряя ни секунды, вырвался из концертного зала одного из самых кощунственных капищ; музыка – хоть и приглушенно – тонкими струйками продолжала изливаться из лекционной. Крео смотрел в темноту коридора, чреватую будоражащим ненастьем – мандраж подкосил всегда считавшего себя стоиком буси-до. Сквозь царство непроглядной черни прорвались очертания десантника – поиск причины неполадок с кабелем обернулся для него фатальным исходом. Военный удерживал толстыми подушечками перчаток тю-о меча, пробившего его грудную клетку. Не находящий слов инородному наросту на теле десантник упал на колени и сделал заключительный вздох. Лезвие хлестким рывком покинуло бронированную фигуру солдата – ассасин толкнул ногой обескровленную кучку плоти и медленно побрел к Спри.

– Стой! Назад! – Крео выставил ладонь подоспевшей Ханаомэ Кид, девушку отделяли какие-то пять метров от пригрозившего ей беглеца.

Убийца оценивающе изучал посмевшего остаться на месте мужчину в баллистической куртке армейской принадлежности, ее оттопыренный легким электрическим полем ворот едва скрывал силуэт чиновницы, отсутствующей в смертной смете «Третьего»: проскрипцию он получил от Б’Дода, Тринадцатого, в ходе инструктажа.

Делать было нечего, вывод всплыл в мозгу Спри – необходимо принимать бой. Один раз он одолел схожего противника, хоть и с помощью подставного человека в черном. Не смотря ни на что, буси-до был готов.

«Третий» резким движением пошатнулся. Карминовые светила, что только-только в лекционной привиделись Спри, нависли над алым колпаком ассасина. Убийца не успел и вскинуть тати, как неизвестное существо схватило его одной рукой за промежность, а другой за ключицу, проминая углеродное волокно вместе с металлом внутрь хрустнувших костей плечевого пояса. Оно подняло ассасина над стальной головой, знакомо отливающей серебром в редком мерцании инсталляционной лампы – те сверкали из анимированного окна комнаты «Пять Би», – и, не церемонясь, с легкостью увлеченного ребенка, что выпускает пух из порванного мишки, разорвало убийцу на две части. Разбросанные по полу, как мокрые косички мопа, внутренности подсвечивались светом пиксельной лампы: сияние исходило из глубины оконного изображения. Свет, преломляясь через кровяную кляксу, размазанную об умный стеклопакет, просвечивал напольное месиво тошнотворным пурпурно-алым цветом.

– Теперь быстро назад! – скомандовал Спри и, буквально, за два шага одолев расстояние между ним и чиновницей, цепко ухватил ее кисть и рванул за собой.

Они неслись, как могли. Инстинкты самосохранения бегущих перекрыли дурацкий соблазн взглянуть одним глазком на чудище, которое их преследовало: судя по стремительно наступающих ударам металла о такой же металл пола, создание почти вдвое сократило дистанцию между Бэей и Крео. Спри увидел, как уже близок был овальный корт, но что делать дальше, он не знал. На кольцевидном балконе, куда они бежали, вдруг появился единственный оставшийся в живых десантник:

– Жги его, Виндоуз! – Спри, все так же железно держа тоненькое запястье Бэи, забежал с ней за спину солдату, в мгновении ока водрузившего штурмовой огнемет для стрельбы от бедра.

Убийственное пламя напалма, словно оранжево-красная струя гидранта, топила двух с половиной метрового монстра. Теперь Крео Спри мог полноценно оценить без двух секунд разорвавшего его в клочья великана: это был то ли киборг, то ли робот, сплошь залитый легированным множеством самых твердых сплавов. Вмиг все стало не различаемым – огонь теперь дошел до пронзительно яркого состояния, когда невозможно было смотреть в его разинутую пасть.

– Бэа, где твоя винтовка-рельсотрон? – рявкнул Спри, чтобы перекричать нечеловеческое рычания подавляющего огня.

– Оставила в центре управления! – девушка показывала Крео, что необходимо отступать дальше, может, в саму аппаратную. – Бегом, за мной! – она наконец вырвалась из хватки буси-до и приказала идти следом.

– Оно отттт…ступило, – огнемет десантника утих. Военный смотрел во мрак, его врожденное заикание можно было спутать с симптомами безродного ужаса, сковывающего зубы от своего внезапного появления перед солдатом, – но это было обычное нарушение речи, подаренное по линии атавизма природой через целое поколение.

Спри, не спеша, подошел к огнеметчику, поглядывая вбок, чтобы видеть Бэю: вдвоем с десантников, они без разбору бегали глазами по содержимому коридорного проема, на миг ставшего потухшим прямоугольным полотном из кинотеатра – черный, как уголь, за ним невозможно было хоть что-то разглядеть в тоннеле. Оставалось гадать, на сколько далеко от них располагается чудище. Дыхание должно было бы выдать его – но создание не являлось человеком, оно было кибернетическим продуктом. В громогласном утверждении неминуемого рока из темноты проследовало обращение существа. Искаженный электрический голос говорил на покинувшем языке:

– Человеческое мясо очень питательно. Мои глаза теперь вдоволь насытятся хоть чем-то, отличным от прогорклого вкуса ржавчины трубных лабиринтов.

– Оно что, говорит? – Бэа стояла у лестницы, ведущей на другие ярусы подземного комплекса.

– Причем на покинувшем, – ни на секунду не отнимая взора, бубнил себе под нос Спри. – Живо, в комнату управления. Держи огнемет наготове, – кивнул десантнику Крео и, пятясь, оба принялись отступать к девушке.

Одна ступень за другой, пролет за пролетом – трое испытывающих страх члена экспедиции постоянно оборачивались, чтобы убедиться в отсутствии преследования неизвестным. Маленькое пламя подготовленного огнемета лениво покачивалось из стороны в сторону при каждом шаге десантника; утлая струйка зловеще подсвечивала окружающие стены. Они почти вернулись к комнате центрального управления, как вдруг все звуки мира словно прекратили существование – сплошная пустота пронзила муравейник. Где-то в дали стали шуршать сгибаемые под собственной ветхостью трубопроводные пустоты: их резкий лязг предавался рассказам о несуществующей жизни полимерного каркаса, трубы пели о нескончаемых страданиях своего неподвижного заточения.

– Заходим, быстро, – Крео впихнул обоих в помещение по управлению термоядерным синтезом и запер дверь изнутри на аварийный засов, имевший вид странной крестовой арматуры. Дернув что есть силы широкие ставни для убеждения в надежности цельнометаллической преграды перед существом, Спри отошел от нее поближе к Бэе и десантнику.

«Повтор записи сорока пяти миллионный трех ста шести тысячный семисот двадцатый раз» – донеслось из утробы помещения со стороны знакомого кинотеатрального закутка, где все так же пьянствовало просевшее полотно, а знакомое видео со старшим исполнительным офицером-ученым Ван Брюе повторно воспроизводилось на серой стене:

«Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе, по сути, старший исполнительный офицер-ученый комплекса … разумеется, после мисс Темпл …»

Крео тотчас же отрекся от окутавшей его предсмертной паранойи преследования, от которой сердечный ритм его компаньонов разрывал их вздутые сосуды. Буси-до все ближе подступал к импровизируемому экрану из бетона – все его внимание было устремлено не на бесполезную для повторного слушания болтовню профессора, а на его окружение. И тогда Крео Спри увидел это.

Выдавая не вмещающуюся в ракурс макушку легированной головы, Оно все по-прежнему мелькало за спинами коллег Ван Брюе, пока те копошились у токамака. Из-под овальных пластин, придававших существу видимость очеловечивающих бровей, вспыхнуло короткое замыкание двух красных рубинов: необычного цвета фоторезисторные глаза киборга как будто учуяли за собой слежку по другую сторону экрана и теперь холодным взглядом, выхолощенным живым содержанием, неотрывно следили за буси-до. Еще несколько секунд пронизывающей ледяным острием визуальной прелюдии, и, представлялось, что киборг разорвет бетонную ткань экрана, явившись из документального мира, а затем возьмется за человека – сгустка материалов куда меньшей прочности.

«… если вдруг Атлас ошибется в расчетах. А если он ошибется, то корректирующие катушки, ни коим образом не поддающиеся модернизации, не смогут угомонить выпучивания плазменного шнура из-за термоядерной несбалансированности…».

Оно всегда было с ними. Существо, киборг, которого профессор в дружелюбной манере любящего опекуна называл Атласом.

«… сейчас Атлас заканчивает дорожную карту по переносу этого нейтронного зверя в специальный кожух, который индусы призвались поставить в ИТЭР-3 на сегодняшнем конференц-коле. Посмотрим, что из этого выйдет. А вот и он сам… опять эти грузные шаги, проминающие пол.»

Спри, перебарывая нарастающий очаг колебания не унимаемой дрожи в конечностях, пытался налету осмыслить схваченные обрывки мрачной картины в одну последовательную смысловую мозаику злосчастных событий, что погубили группу Ван Брюе в стенах ИТЭР. Набивший оскомину в барабанных перепонках транзитный щелчок диамагазина в штатном режиме сменил очередную бесцветную подложку с пленкой. На глазах у группы воспроизводился ролик, пропущенный Спри по причине его марш-броска к лекционной «Пять Би».

– Эта штука что, – с трудом проглотил комок нервов военный, – помогала им с реактором? Она ведь нас здесь не достанет?

– И не на шутку взбесилась, – озадачено заметила Ханаомэ Кид. Девушка намеренно сблизилась с фигурой Крео, беспричинно считая его ауру безопаснее, чем даже вооруженный до зубов десантник.

Спри не реагировал, он продолжал внимать веренице проекционных событий, неотступно подходящих к фатальному апофеозу. Ван Брюе держал в руке стакан с алкогольным содержимым: ровно переливающаяся по краям сосуда жидкость гармонизировала с томной подсветкой гипсового бордюра на потолке; цвет напитка обманчиво ассоциировался с яблочным соком.

«Он один из людей, с кем я могу поговорить. Хм, забавно, я назвал его «людом». Еще забавнее выглядит тот факт, что ближе, чем робот, у меня друзей нет. Вот в такой безысходной яме безумия мы все оказались, давно сиганув с края в эту кромешную пропасть… После того, как мозги Атласа испеклись, мне стало совсем не по себе, даже Тэмпл отдаляется от меня – говорит, что я брежу. Коммуникация так и не восстановлена, а Аль-Басра укоризненно стал поглядывать на меня, будто я повинен в смерти МакКормик. Мы так и не установили убийцу, но он до сих пор среди нас, так как двери намертво запломбированы… если бы только Атлас был исправен. Именно у него имелась возможность управлять всеми системами комплекса, в том числе и входными шлюзами, – неумолимая судорога закачала кисть первого исполнительного офицера-ученого – небольшая волна алкогольной жидкости пролилась на пол, словно пробный прилив накрыл мол в преддверии надвигающегося шторма. – В последнем разговоре он вдруг подхватил за мной незаконченную мысль о бесконечности красоты человеческой мысли, которую он просто-напросто не мог понимать… но понимал! Он не тараторил сухими математико-статистическими расчетами свойственными роботам, он был изощрен и хитер в подборе каждого слова, будто сам всегда стоял за наиболее прославленными литераторами – просто ас. Говоря о Максе Рихтере, он мог часами подбирать поразительные аллегории к неизвестным мне полутонам, которые композитор пробуждал, по мнению Атласа, в оплетке нескончаемой вариативностью красот струны. Рихтер для него был натуралистом, наткнувшимся на нетронутый человеческой вседозволенностью ареал потерянного мира – его флору свежих звуковых колебаний и фауну волнующих чувства мотивов композитор жертвенно передал неравнодушному сердцу слушателя. Будь я более искушенной натуры, то непременно услышал бы заключенную словами Атласа в прозрачно-золотистой живице янтаря недюжинную драму Рихтера о – как там он говорил, -… потерявшейся в тесных стенах памяти трагедии солдата, изувеченного ужасами войны…»

Ханаомэ Кид весьма кстати приметила оставленную ею раннее на одном из столов винтовку-рельсотрон. Десантник, вцепившись в огнемет еще мертвее мертвого, медленно побрел к панорамному окну с видом на токамак.

– Я не слышу его, вообще ни единого ззззз… вука, – завороженные страхом глаза огнеметчика лихорадочно бегали по помещению. – Спри, хватит уже таращиться на этот дурацкий проектор!

«… может, это плазменный шнур на него так подействовал, ведь Атлас частенько заменял дистанционный манипулятор и демонтировал изношенные кассеты бланкета самостоятельно. Нейтронная субстанция вдохнула разум в стального дровосека. Да нет, чушь какая-то… Странно, только сейчас заметил, мысленно вспомнив комнату, где он вырубленный валяется, что его железное тело как будто перетащили с одного места на другое с момента моего предыдущего визита… очень странно…»

Запись оборвалась. Пятисекундное завывание проектора, бегущая рябь по стене. Знакомый щелчок – представление началось заново:

«Повтор записи сорока пяти миллионный трех ста шести тысячный семисот двадцать первый раз. – Все то же лицо руководителя центра вновь всплыло на экране: – Приветствую тебя. Говорит профессор Ноа Ван Брюе…»

Крео уловил странный звук привода каких-то пневматических пружин: его необъяснимый источник принадлежал месту, расположенному явно вне комнаты управления синтезом.

Панорамное стекло вдребезги разлетелось, его вспорола снаружи тяжеловесная сила, от которой осколки изничтоженного перекрытия безразборно рикошетили по всему помещению. Это был Атлас. Существо с грохотом приземлилось посреди комнаты; головокружительный прыжок размозжил плитку, пустив цепь трещин по периметру пола. Кибернетический организм, громыхая при каждом шаге, приблизился к десантнику, успевшему пустить по литому чудищу две огненные струи – но было поздно. Комариным укусом была воспринята Атласом хилая чреда напалмовых залпов. Андройд или все-таки киборг – неизвестно – ухватил солдата за горло своей полутораметровой рукой. Лопая шейные позвонки несчастного в сужающемся кольце кисти, робот резко обернул голову в сторону Беи и Спри. Существо выстрелом гаубицы пульнуло почти обезглавленного десантника в выходную дверь, прорезав телом ставни, словно разорванную изнутри консервную банку – тонколистовые лоскуты выпотрошенного проката выпучились наружу, по их стальным культям стекались ошметки органического ядра.