Текст книги "Точка росы"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3
“ЗДРАВСТВУЙ, ПЛЕМЯ МОЛОДОЕ, НЕЗДОРОВОЕ!”

I

Андрей Лехельт беззаботно миновал проходную “кукушки”, снизу вверх поприветствовав необычно мрачного, нервно покуривающего прапорщика Рубцова, переодетого в форму частного охранника. Вприпрыжку перебежав узкий заснеженный двор, он с любопытством заглянул в широкие ворота гаража. В полумраке сыпала искрами, вспыхивала северным сиянием сварка: техники варили машину “наружки”, у которой при вчерашней погоне оторвалась передняя подвеска. Ребятам повезло, что вдоль трассы шел заснеженный пологий склон, принявший удар. Вокруг покалеченного авто бродил свирепеющий зам по технической части в сопровождении испуганного начальника гаража, теребящего пачку путевых листов в безнадежных поисках отметок об осмотре машин перед выходом. “Правильно! – подумал Лехельт. – Мы гоняем не хуже, чем ралли! Наши колеса как самолет к вылету готовить надо!”

Он поднялся знакомой скрипучей деревянной лестницей на второй этаж базы, предъявил пропуск. В длинном прямом коридоре с множеством выходящих в него дверей было непривычно пусто. Разведчик Дональд глянул на часы, убедился, что прибыл вовремя, и пошел вразвалочку крашеной “палубой” конспиративной квартиры, заглядывая поочередно в комнату хранения оружия, на склад спецснаряжения, в секретку, в комнату отдыха, в комнату инструктажа... Никого, кроме технического персонала, не было. Лишь в конце коридора, напротив кабинета начальника отдела, в комнате оперативного дежурного гудели возмущенные голоса. Андрей поспешил туда.

Навстречу ему распахнулась дверь, оттуда вышел расстроенный Зимородок. Огорченно махнув рукой, он сказал:

– Учишь вас, учишь – а все без толку!

Лехельт, едва не присев от такого приветствия, развел руками и открыл было рот, но Костя снова поспешно скрылся в комнате, обычно тихой, спокойной, а сейчас до отказа набитой разведчиками. Некоторые были в куртках, некоторые уже сняли верхнюю одежду. Слышались голоса:

– Вот, вот, Алиев идет! Этого не проведешь! Обязательно заметит!

– Спорим, что не заметит!

– Спорим! На пиво! Проиграешь – всей моей группе ставишь пиво!

– А если выиграю – ты моей! А Алиеву – две бутылки!

– Тихо! Костя, разбей!

Спорили старшие оперуполномоченные Моцарт и Сальери, которых в просторечии звали Моц и Салик – для краткости. Заинтригованный Лехельт, привставая на цыпочки, затоптался у согнутых спин, плотно окруживших рабочий стол оперативного.

– Ребята, в чем дело?! Ребята, дайте посмотреть! Ну ничего же не видно!

Все присутствующие уткнулись лицами в монитор внешнего наблюдения, стоявший на столе, и в пылу азарта не обращали внимания на его прыжки и жалобные повизгивания. Опознав на необъятных ягодицах знакомые потертые джинсы Морзика, Лехельт достал из кармана перочинный ножик и, отмерив на лезвии ногтем глубину укола, ткнул им в задницу приятеля. Возмущенный вопль Черемисова слился с раздосадованным стоном Моца:

– Эх, Алиев! Шляпа! Сейчас за пивом его погоню!

– Не сейчас, а после смены! – раздался зычный голос невидимого за толпой начальника отдела Завалишина. – Все это, конечно, интересно, но хватит забавляться! Думайте, что делать! Ситуация не из приятных: мы можем засветить треть оперативного состава!

Предложения сыпались наперебой. Андрей, кое-как вырвавшись из лап разгневанного Морзика, просипел:

– Что происходит?

– Сам посмотри!

– А мне не видно!

– Вот, наберут недомерков в разведку!

– Большая фигура – дура! Мал золотник – да дорог!

– Ладно, раскудахтался! Забирайся ко мне на закорки, так и быть! Невелика ноша... цыпленок табака...

Черемисов развернулся назад, к экрану, а Лехельт, благоразумно решив более не препираться, проворно вспрыгнул ему на спину, цепко охватив ногами теплый приятельский круп, и руками подтянулся за могучие плечи.

– Оп-ля! Красная кавалерия!

Он еще покрутил над головой воображаемой шашкой, но вдруг быстро сник, даже пришел в ужас: за столом, рядом с оперативным сидел крупный, одышливый Виктор Петрович Завалишин, а монитор внешнего видеоконтроля был переключен на камеру скрытого наблюдения. На экране был виден рослый очкастый чудак, затаившийся у сугроба около ларька напротив проходной базы. В руках у чудака была портативная видеокамера.

Это был Рома, в спортивной черной шапочке, натянутой по самые очки! Лехельт, узнав его, едва не съехал по спине Морзика вниз. Вовка Черемисов, взбрыкнув, как норовистый конь, подкинул легкое тело друга повыше, на загривок. Обернувшись, он заржал, скаля большие лошадиные зубы.

– Узнал своего корешка?!

– Узнал... – шепотом подтвердил Андрей ему на ухо. – Давно снимает?

– А фиг его знает! Засекли только перед твоим приходом. Не дыши в ухо – щекотно! Клякса сказал, что ты его учуешь – у тебя, мол, шестое чувство. Всем заперло, ну, и стали спорить.

– И?..

– Что – и? Ты лопухнулся!

Рома на экране поежился, снял очки и протер их краем шапочки. Потом оглянулся по сторонам и пригнулся пониже. Оперативный пощелкал кнопками управления камерой, добавил увеличение. Завалишин, над головой которого нависал Лехельт, поднял задумчивые глаза от экрана и взглянул на маленького разведчика.

– Неизвестно, что он тут успел наснимать, твой приятель... Бдительность внешней охраны сегодня не на высоте.

– Пошлите Рубцова, Виктор Петрович! Он у этого дурака камеру вмиг отберет! – отдуваясь под Лехельтом, предложил Морзик. – Или давайте я сбегаю!

– Рубцову я уже сказал пару ласковых. А этого не в меру любознательного товарища надо бы проучить как следует... – задумчиво сказал начальник отдела. – Костя, ты продумай, как нам от него избавиться. Есть предложения?

– Мы его в армию пробовали спровадить, Виктор Петрович, – послышался откуда-то из толпы голос Кляксы. – Даже на флот. Уже с военкомом договорились – да он откупился, паршивец. Так и не поняли, кому дал.

На пульте зазвонил городской телефон, и в комнате вмиг стало тихо. Будто и не толпилось вокруг длинного стола два десятка мужчин и женщин. В абсолютной тишине оперативный снял трубку.

– База слушает. Да, да... принял! Мы знаем! – он прикрыл трубку рукой, наклонился к Завалишину, сказал вполголоса: – Миша Тыбинь докладывает! Вскрыл внешнее наблюдение за КПП “кукушки”!

– Есть! – крикнул Морзик и подпрыгнул так, что у Лехельта зубы клацнули от неожиданности. – Костя, Миша его засек!

– Он один? – задумчиво спросил Завалишин, пресекая вспыхнувшее было ликование одним движением пухлой руки.

– С ним Кобра... Кира Алексеевна.

– Это хорошо. Пусть выйдут на связь через десять минут. Мы приготовим этому “папарацци” сюрприз. Все свободны! – повысил он голос. – Готовьтесь к работе! Никому за ворота базы не выходить до моего распоряжения. Языками на стороне об этом не трепать! И позовите ко мне техника по видеоаппаратуре! Срочно!

Оживленно переговариваясь, разведчики повалили в коридор. Три наряда пошли экипироваться, получать оружие. Группа Кляксы задержалась. Ждали опера, Бориса Моисеевича, и Кобру со Старым, занятых Завалишиным в его задумке по нейтрализации Ромы. Зимородок сказал Лехельту безжалостно:

– Твой чирей нас беспокоит – ты и думай в первую голову, как от него избавиться. Что ему от тебя нужно?

Если дело коснулось службы – у разведчиков нет личных тайн. Пришлось Андрею кратко все рассказать.

– Милое дело, – фыркнул Клякса. – Будем всей группой устранять твоего соперника. Забот у нас больше нет! Все думайте. Ролик, нечего скалиться!

– Поощряю мыслительный процесс оперативного состава, – раздался у них за спиной тенорок Лермана. – Что за кипишь у вас сегодня?

– Так... пустяки, – хмуро ответил Клякса, одним взглядом остановив открывшего было рот Морзика. Он помнил распоряжение Завалишина, да и сам не любил выносить сор из избы, хотя принципом их службы была максимально точная и правдивая информация.

– Я так и подумал, – проговорил себе под нос Борис Моисеевич, стаскивая беретик, стряхивая снег и неторопливо разматывая пестрый шарф. – Как увидел журналиста с видеокамерой у КПП, так и сказал сам себе: Боря, не нервничай, это пустяки. Ребята, наверное, уже что-то предприняли.

– Это не журналист, – сказал Зимородок со вздохом уважения к профессионалу. – Это ревнивый Отелло. Выводит на чистую воду нашего Андрея. Скоро мы попадем в питерские путеводители, и нашу “кукушку” будут за баксы показывать туристам всего мира. Как место ужасных пыток несчастных диссидентов. Новохаткина тотчас вспомнит, что именно здесь ее трижды лишали невинности.

– И что же вы придумали?

– Радикального – ничего.

– Так давайте его завербуем! Это же готовый агент! Как красиво сидит – настоящий “наружник”!

Клякса глянул на старого опера недоверчиво, Лехельт – с надеждой. Рома достал его.

Разведчики окружили Лермана. Одна только Людочка-Пушок осталась в стороне.

– Когда стареешь, – улыбаясь и протирая очки, начал опер, – позволяешь себе быть честным с собой. Люди чаще всего порицают то, к чему тайно тяготеют. К чему неравнодушны, понимаете?

– А Константин Сергеевич осуждает распущенность молодежи! – ехидно ухмыльнувшись, встрял Ролик.

– О начальстве, как о покойниках: или хорошее, или ничего! – поднял вверх сухой перст Лерман.

– Спасибо на добром слове... – поежился Зимородок.

– Пожалуйста, Костенька. Кстати, я теперь тоже порицаю распущенность. Годы-то ушли! А когда-то я был даже очень терпимым! Но ты, конечно, другое дело...

– Давайте ближе к теме, Борис Моисеевич.

– С удовольствием. Предлагаю провести липовую вербовку. Пусть человек согласится стать платным агентом. Он студент? Посулим ему что-нибудь эда-кое... перспективное. Подсунем бумажку подписать... о неразглашении и прочее, а там видно будет. Мне почему-то кажется, что у него у самого пропадет охота выводить Андрея на чистую воду. Не дурак же он, в конце концов. Демократические страшилки про месть чекистов должен был читать. Суть человека – его страхи, друзья мои. И это не смешно, большеротый юноша, это, чаще всего, печально. Наш будущий агент 007 тщеславен? – спросил Лерман, обращаясь к Андрею.

– Думаю, да.

– Хорошо. Тщеславие – тоже страх, и весьма распространенный. Страх забвения. Ты сейчас набросай мне его психологический портрет, все, что знаешь из биографии, а пока кто-нибудь угостите старого еврея его любимым национальным напитком – чаем.

– Чай – индийский национальный напиток, – буркнул Зимородок. – А у нас чайник вчера накрылся.

– Пора тебе, Костенька, знать, что все лучшее в этом мире Бог сотворил для евреев. Значит, и чай тоже. А про чайник постыдились бы, молодые распущенные люди! Вы что – только филерствовать умеете?

– Я починю! – вызвался Морзик. – Я знаю, чего вы ржете!.. Там вилка треснула... я на нее вчера вечером наступил... нечаянно.

– Умница! Сразу видно, что у вас золотые руки.

– Может, и золотые... только немного не по этой части, – с сомнением сказал Зимородок, провожая взглядом убегающего по коридору Морзика. Навстречу им в комнату дежурного спешил хихикающий от возбуждения техник видеоаппаратуры с портативной кассетой в руках.

В скором времени к замерзшему, но настроенному сидеть дотемна Роме спешным шагом приблизилась невысокая стройная женщина и, захлебываясь в истерике, закричала:

– Сюда! Сюда! Помогите!

К ней подбежал грузный мужчина угрюмого вида.

– В чем дело, дамочка?! Чего орете?

– Я его узнала! Подонок! Этот негодяй в очках... он меня изнасиловал! Он вот так же снимал на камеру...

– Вы не ошиблись? – подозрительно глядя на онемевшего Рому, переспросил мужчина, засучивая рукава куртки маленькими крепкими руками. – Точно он?

– Я его на всю жизнь запомнила! Такая мерзкая образина!

– Эй, эй, эй!.. – заорал уже Роман, когда Тыбинь поволок его из сугроба. – Мужик, я в морду дам! Она сумасшедшая! Товарищ охранник! Кто-нибудь! На помощь!!!

Прапорщик Рубцов тотчас подбежал, громадной пятерней натянул бедняге шапку на лицо, а второй рукой вырвал из рук камеру.

– Посмотрим, что ты тут наснимал!

Рома дергался и мычал. Тыбинь кистевым захватом с трудом удерживал парня на коленях, пока Рубцов с Кирой меняли кассету.

– Вот гад! – громыхнул гигант вполне искренне, сдерживаясь, чтобы не отвесить виновнику всех бед полновесную затрещину, от которой Рома вряд ли скоро оправился бы. – Держите его, я милицию вызову!

Милицию уже вызвал Завалишин, наблюдающий всю эту сцену на экране монитора. Желто-синяя “коломбина” появилась в конце улицы, едва Рубцов огромными шагами достиг проходной. С переднего сиденья вывалился одетый в бронежилет поверх шинели подполковник Шишкобабов.

Шишкобабов был трезв, серьезен и подтянут. Его светло-голубые кальсоны, которые он натянул на себя вместо форменных брюк, еще будучи в сильном подпитии, были размера на два меньше нужного и как-то по-балетному обтягивали грузное тело подполковника. Резинки у кальсон не было, но Шишкобабов с честью вышел из положения, прикупив в подвернувшемся магазинчике дешевые, но очень симпатичные розовые подтяжки. И сейчас, брошенный гатчинским УВД на подкрепление питерским ментам, полковник вел себя корректно и дружелюбно.

– Взять его! Кто пострадавший? Вы, гражданин?

Тыбинь отрицательно хрюкнул.

– Вы, гражданка? Проедем с нами, составим заявление! А вещественные доказательства акта насилия у вас при себе?

– Все у него! – ткнула Кира гневным жестом в сторону обезумевшего “папарацци”.

– Вы, гражданин начальник, камеру посмотрите, – льстиво подсунул воинственному подполковнику “вещественное доказательство” Старый.

Камера у Ромы была с гандикапом. Всю дорогу непривычно трезвый Шишкобабов, ерзая на сиденье и хихикая, просматривал запись на миниатюрном экране. Потом ее, не отрываясь, крутил ночь напролет весь дежурный наряд отделения милиции, где до прихода следователя разместили в одиночном боксе опасного маньяка в очках: пленка, которую подсунули бедолаге-Роману Кира с Рубцовым, представляла собой крутую немецкую порнуху из жизни горнолыжников и альпинистов.

Как говорится, на войне как на войне...

На всякий случай Виктор Петрович велел Кире утром позвонить в милицию и сказать, что обозналась.

II

Когда дежурный электрик устранил последствия короткого замыкания, группа Кляксы собралась в комнате инструктажа. Морзик выглядел несколько смущенным.

– Я думал – там два провода, а там три... – оправдывался он.

– Вы, голубчик, пустили фазу на заземление, – смеялся Лерман, очищая перочинным ножиком обгоревший штепсель. – Вас могло ударить током!

– А он бы блок поставил! – давился смехом Ролик. – У него реакция хорошая!

– Хватит балаганить, – устало вздохнул Зимородок, закрепив в стене потемневшую крышку розетки. – Видик работает, Киру ждать не будем. Она там еще долго провозится. Начинайте, Борис Моисеевич.

– Эта кассета, конечно, не такая увлекательная, как та, про которую Михаил рассказал милиционеру. Но все же взгляните на нее внимательно. Вот так выглядит процесс хищения государственных и коммерческих секретов. В обнаженной натуре, так сказать. В полный рост.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая дыханием разведчиков и скрипом старых стульев. Мебель “кукушки” оставляла желать лучшего.

На экране появилось изображение Тимура Дербенева в странном ракурсе – сверху вниз и несколько наискось. Дербенев склонился над толстой пачкой бумаг, вдумчиво изучая текст, отгибая непослушные толстые страницы с лиловыми штемпелями грифа и время от времени проводя по ним сверху вниз простенькой синей шариковой авторучкой плашмя, точно разглаживая листы.

– Что он делает? – спросил Ролик с любопытством. – А нельзя тут музычку в сопровождение?

– Ничего хорошего, юный друг. Это он сканирует текст. Наши ребята полагают, что в авторучку встроен сканер. Видите – он держит ее строго параллельно строкам текста и ведет с равномерной скоростью вниз... Дальше нужно только подключиться к сотовому телефону с выходом в Интернет – и вся информация будет сброшена потребителю. Десять лет назад об этом можно было только мечтать...

Шестеро мужчин и молодая женщина смотрели на экран.

Скривившись, Ролик мстительно сказал:

– Хлипкий думает, что зашибет деньгу, а мы ему всю малину обломаем! Торчок полный!

Людочка-Пушок проговорила:

– Он плохо выглядит... Какой-то больной весь...

Она была серьезна, задумчива и куталась в теплую пуховую кофту.

Клякса был озабочен другим:

– Кто камеру так криво поставил? Не могли выровнять? Теперь хоть голову набок поворачивай!

А Лехельт, выпятив губы, спародировал вальяжный баритон модного питерского адвоката:

– Содержание видеозаписи, представленное обвинением, не свидетельствует о противоправных действиях моего подзащитного! – И добавил уже нормальным голосом: – Чтобы использовать этот материал в суде, надо добыть авторучку со всем содержимым.

Морзик, обескураженный неудачей с чайником, помалкивал, восстанавливая чувство самоуважения.

Старый, бросив беглый взгляд на экран, отодвинул угол темной шторы и поглядел в окно.

А за окном, за давно не мытыми стеклами, так же беззвучно и наискось, как кадры оперативной съемки, падал белый пушистый снег...

– Как же вы допустили, чтобы он секретные сведения передавал у вас на глазах? – возмутился Ролик после просмотра. – Значит, технология коронида украдена?!

Опер Лерман хитро улыбнулся, лицо его при этом покрылось меленькой сеточкой морщин – точно стекло потрескалось.

– Это деза, наверняка, – уверенно сказал Зимородок. – Не волнуйся. Небось всю ночь лепили книжку?

– Книжка настоящая, – ответил Борис Моисеевич. – Только пару листов заменили. Эти государственные секреты такая забавная вещь, знаете ли... Иногда их сохранение крайне важно, а иногда – вредит делу.

– Первый раз слышу, чтобы хранение секретов вредило делу, – заинтересовался Лехельт. – Всегда говорят, что болтун – находка для шпиона!

Разведчики оживились в предвкушении истории, на которые Лерман был большой мастак.

– Примеров тому, как секретность вредит делу, легион, дети мои, – начал Лерман, устраиваясь поудобнее, точно петух на насесте, – У нас в военно-промышленном комплексе каждая хорошая разработка создавалась на разных заводах по нескольку раз – из-за секретности. Но я вам расскажу, как однажды нежелание открывать государственную тайну едва не сорвало международные переговоры по ограничению стратегических вооружений. ОСВ-1 они назывались. Я тогда входил в делегацию от нашего управления... как раз следил за соблюдением режима секретности. Так вот, политики в общем и целом договорились, наш генеральный секретарь облобызал ихнего американского президента – и осталась техническая сторона вопроса: сколько ракет сокращать, где и как. Чтобы подготовить документ, нас вывезли на закрытую виллу, за город, а руководство осматривало достопримечательности и делало многообещающие заявления прессе.

Все было бы ничего, но для того, чтобы начать договариваться, надо было признаться друг другу, сколько у тебя ракет, каких, и где они расположены. Это, голубчики, прямое разглашение сведений особой важности. Расстрельная статья, между прочим. Зам. главы МИДа смотрит на меня, но я только пожимаю плечами: кто я такой, чтобы давать добро на подобную акцию? Потом опять скажут, что евреи продали Россию. Тогда они запрашивают Москву. Там замешательство и паралич. Московские евреи тоже на это не идут. Не сходятся в цене. Сверху удивленно интересуются, когда будет готов документ? Достопримечательности на исходе!

Лерман потер сухими пальцами лоб, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. Внимание молодежи радовало его, как любого пожилого человека.

– Я смотрю – у американцев такая же чехарда. Мой коллега, подполковник ЦРУ Джереми Хайц, смотрит на меня волком и уже не вспоминает в баре об общих национальных корнях. Янки упираются и первыми открывать свои государственные секреты ни в какую не хотят: вдруг эти загадочные русские поблагодарят и откланяются? Сидим до посинения в душной комнате для секретных переговоров, торгуемся день, другой, третий... А сверху давят! По второму кругу осматривать местность пошли! От кока-колы изжога, пива хочется и жареной картошки. Никогда раньше столько времени не торговался!

Ну, руководители делегации в отчаянии. Ситуация тупиковая – никто не хочет брать на себя ответственность. И тут ночью мне под жужжание кондишена приходит гениальное решение! Бегу прямо в трусах к шефу. Секьюрити ошалело косится на меня и будит его. Он с первого раза не понял, а когда понял – чуть не расцеловал. Наутро поспешаем в чертову комнату, вызываем всю американскую сторону, и наш Даниил Самуилович говорит: “Господа! Давайте я расскажу вам, что есть у вас. А потом вы нам расскажете, что есть у нас. А после этого честно скажем друг другу, правильно это или нет!”

Разведчики покачали головами. Борис Моисеевич горделиво выпрямился.

– Мудреный ход, – сказал Андрей Лехельт. – А что – это разве не секретные сведения?

– Совершенно секретные, потому что раскрывают источники информации. Но все же не “ОВ”.

– Ну и как? – полюбопытствовал Ролик, качаясь на стуле и позабыв предупреждения Кляксы. – Совпало?

– Специалисты говорили – на девяносто процентов. Мы все знали про них, а они про нас. Ракетная установка не авторучка, в карман не спрячешь. Вот так-то... м-да...

Лерман еще несколько секунд смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Потом, возвращаясь из прошлого, сказал другим, сухим и строгим голосом, как бы отдаляясь от присутствующих:

– А теперь перейдем к делам насущным. Ибо все прошлые победы перечеркивает одно поражение. Группа Визиря эти дни тянула Дербенева плотненько. Он очень напуган, нервничает, хвост за собой чует – но вычислить не может. Были, конечно, паузы, но, по нашему мнению, непреднамеренные. Сам Дербенев их не создавал. Кроме одной, вот этой...

Лерман достал из старенького кейса еще одну кассету, осторожно сдул с нее крошки печенья. Видеоматериалы опера получали под роспись на “кукушках” ОПС.

– Здесь зафиксировано, как он посещает один публичный дом. Заведение средней руки, но он человек прижимистый. Пробыл там полтора часа. Вот сотрудник Визиря идет за ним... видите? Ему удалось выяснить, с какой девушкой уединился Дербенев.

– Он заглядывал во все двери? – спросил Ролик, облизываясь.

– Нет, он выбирал снимки девушек, пока ему не сказали, что одна только что была занята. Вот ее фотография.

– О-о-о... – застонал стажер. – Пустите меня к ней!

– Ролик, перестань! – скомандовал Клякса. – Смотри на это как на работу, иначе отстраню.

– Я именно так и смотрю, товарищ начальник!

– Тихо, ребята, – поморщился Лерман. – Что вы – голой задницы не видали? Пардон, Людочка.

– Такой не видал... – прошептал Ролик Морзику.

– Ерунда... – так же тихо ответил Вовка. – Вот у меня была одна... Ладно, потом расскажу.

– Какая у нас задача? – спросил Зимородок, строго косясь на молодых подопечных.

– Твоя группа, Костик, меняет наряд Визиря. – Строгий палец опера уткнулся в грудь Кляксе, – У меня есть подозрение, что они засветились.

– У парня в заведении из штанов выпал пистолет?

– Я думаю, там этому бы не удивились. Нет, дело в другом. Я анализировал запись... вот, посмотрите внимательно. Видите, там, на углу вывески, маленькую коробочку...

– Камера наблюдения!

– Правильно, Пушок. Сотрудник Визиря вышел из машины и пробыл в заведении час с небольшим...

– Ему это как командировочные оплатят?

– Цыц! Надоели, остряки. Слушайте и учитесь. Все это время наша машина стояла напротив, в ней сидели люди. Они не догадались выехать из сектора наблюдения камеры. Если охрана видела их, – а это весьма вероятно, – им вполне могло показаться подозрительным, что один пассажир посетил заведение, а другие терпеливо ждут его в салоне полтора часа и никуда не выходят.

– Вывод напрашивается сам собой, – кивнул Лехельт, ероша в задумчивости волосы.

– Поэтому вы меняете наряд Визиря на этом объекте, – сказал Лерман Кляксе. – Раздели группу на два сменных наряда. Пусть один тянет Дербенева, а второй попытается проникнуть в заведение, в комнату, где работает эта девушка.

– Я, я! – закричал Ролик.

– Поискать тайник? – кивнул седеющей головой Клякса, не обращая внимания на возбужденного Витька.

– Найти тайник, – жестко уточнил Лерман. – Не вскрывать. Там могут быть всякие закладки, от которых не убережешься.

– Разные волосы, пылинки? Это знаем, проходили на курсах! – махнул рукой Ролик.

– Юноша, вы отстали от времени! Там может быть счетчик посетителей. Обычный фотодиод, регистрирующий появление потока света. Поэтому просто пошарьте датчиком пустот – и поставьте “глаз”. Я думаю, Дербенев именно там взял авторучку-сканер, и скоро он ее вернет обратно. Есть шанс зацепить ниточку, которая ведет к резиденту.

– А если он ее выбросит?

– Если бы, да кабы, да во рту росли грибы... Не выбросит. Это дорогое оборудование. Очень дорогое. Резидент захочет получить его обратно. Чего вы смеетесь, Михаил?

Все присутствующие разом оглянулись на Тыбиня. Чтобы Старый смеялся – это было редкостью.

– Так, – сказал Тыбинь, ничуть не смущаясь и расправив пудовые плечи. – Я представил рот, в котором растут грибы. Прямо реклама зубной пасты получается!