Текст книги "Пятая Стража"

Автор книги: Дмитрий Черкасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Запыхавшись, он нагнал лифт на четвертом этаже, но Лысого в нем уже не оказалось. Петлистый коридор, отделанный пластиковыми панелями, прорезали полтора десятка дверей. Костя бросился открывать их поочередно, выкрикивая:

– Пожар! Пожар!

Он хотел, чтобы люди начали покидать здание.

Для большей убедительности он схватил в углу новенький красный огнетушитель и потрясал им перед глазами испуганных служащих. Оставляя за спиной гудящие растревоженные кабинеты и десятки голов, выглядывающих недоуменно в коридор, Зимородок ворвался, наконец, в обширный зал, где за конторками и стойками в сложной системе перегородок сидело человек с полета. В дальнем углу он увидал могучие плечи Лысого, склонившегося над раскрытым контейнером. Рядом с ним стояли еще двое, явно нерусского вида, осторожно заглядывали внутрь. «В офисах распыляют!» – успел подумать капитан.

– Стоять! – крикнул он угрожающе, преодолевая страх перед отвратительной, неведомой ему болезнью. – Стоять!

Нельзя сказать, что у бывшего пограничника были проблемы с командирским голосом. Он умел так гаркнуть из засады, что у нарушителей государственной границы поджилки тряслись. Но в тот день Зимородок осип от бессонной ночи да к тому же еще набегался по крутым лестницам старого здания. В шумном помещении крик его сорвался. На него не обратили внимания, лишь ближайшая к Зимородку девчушка подняла ясные удивленные глаза. А Лысый там, поодаль, в окружении сообщников, извлек из контейнера темную металлическую банку термостата и положил большую толстую лапу на крышку…

И тогда капитан Зимородок, вскочив на стол, повернул рычаг огнетушителя. Басовито загудела, повалила дугой из раструба пена, накрыв обширную плешь Лысого, который, втянув голову плечи, от неожиданности упал грудью на контейнер. Выигрывая мгновения, Зимородок приближался, поливая впереди себя пеной. Один из сообщников, помоложе, попытался выхватить у него огнетушитель – Клякса резко двинул его тяжелым баллоном под дых. Второй благоразумно отошел к стене и поднял руки вверх. Бросив опустевший баллон ему в ноги, капитан выхватил пистолет. На таком расстоянии он уже не опасался ранить кого-то из присутствующих.

Лысый, поставив термостат на стол рядом с контейнером, брезгливо отряхивал с лица, шеи и плеч пенные хлопья, оседающие грязным, дурно пахнущим налетом.

– Вы что… вы кто… – пробормотал он испуганно. – С ума посходили, что ли?..

– Взялись под руки, быстро! – грозно скомандовал всем троим Зимородок, дирижируя пистолетом. – Лысый – в середину! Теснее! Быстро, я сказал! Кто отпустит руку – стреляю без предупреждения! Пошли к выходу! Не оглядываться! Не расцеплять руки!

Страх на мясистом безвольном лице Лысого укрепил его уверенность.

Трое мужчин в странной связке под испуганными и недоумевающими взорами присутствующих неловко пробирались к выходу. Зимородок, трепетно опустив термостат в контейнер рядом с полдюжиной ему подобных банок, ощущая невероятное облегчение и звериную настороженность, шел следом. В молчании и благоговейной тишине они покинули зал.

Когда дверь за ними закрылась, одна из женщин за конторкой сообщила, оглядываясь:

– Я сейчас закричу!..

На нее зашикали окружающие товарки:

– Ты что! Не вздумай! Вдруг они вернутся! Девочки, давайте работать, как будто ничего не было!

Клякса с задержанными спустился по лестнице в фойе здания. К нему не приближались, видя пистолет. Посетители, ничуть не пугаясь, заглядывали через головы друг друга.

– Террорист! Террорист захватил заложников! – шептали вокруг.

– Какие ваши требования?! – выкрикнул кто-то из персонала офиса, прячась за спины сбегающихся охранников.

– Уберите того кретина с камерой! – буркнул Зимородок, пряча лицо.

– Это политическая акция?!

– Гуманитарная…

– Чеченец! Смотри, какая морда свирепая… – услышал Костя за плечами и скомандовал замявшимся у дверей задержанным.

– Живее! Все трое – в двери! Куда руки отпускаешь – убью!

– Мне с ними не пролезть… – жалобно пропыхтел Лысый, пробуя то одним боком, то другим, оборачивая красное от натуги лицо. – Видите – мы застряли…

Костю этим было не смутить.

–На карачки – и проползать по одному! Кто встанет – башку прострелю!

В былые времена Зимородок в одиночку конвоировал по десятку задержанных нарушителей – полдня, да по горным тропам…

На ступеньках крыльца выползающих задержанных подхватили под белы ручки подлетевшие бойцы «Града». Миробоев с Валентином, озабоченные и торопливые, выскочив из автомобиля в одних костюмах, решительно схватили Зимородка за руки.

– А теперь, Костя, ты отдаешь себя в руки представителей правопорядка! – ласковым шепотом сказал ему на ухо Валентин. – Посмотри, весь дом к окнам вывалил, сейчас на улицу падать начнут! Извини, если будет больно!

– Пошли скорее, холодно! – просипел Миробоев, не в шутку заламывая капитану руку. – Не брыкайся!

– Сажаем к нам! Твою машину кто—нибудь из ребят потом заберет, когда кипиш уляжется!

Через десять секунд они уже катили в управу, на Литейный. Лысый, обливаясь холодным потом, испуганно моргал, зажатый между Кляксой и Миробоевым на заднем сиденье. От него еще едко воняло щелочью. Кисти рук его были скручены профессиональным захватом. Он не успел осознать, что его «освободили». Автобус с бойцами группы активных действий шел следом. Двум другим «освобожденным» повезло меньше: они лежали вниз лицом на полу автобуса, носами в громадные ботинки градовцев, и дыхнуть боялись.

– Что в контейнере?! – неожиданно свирепо рявкнул маленький Валентин, не оборачиваясь, ведя машину. – Тебе говорят! Здесь все, что изготовили?! Где остальное?! Отвечай быстро – жить будешь!

Голос у маленького опера полнился азартом. Лысый неожиданно хлюпнул носом, слезы потекли по его лицу.

– Только не открывайте термостаты… пожалуйста…

– Уж не откроем, будь спок! – гаркнул Миробоев во всю глотку. – Говори, что в них! Говори!

И он схватил Лысого за ухо холодными железными пальцами.

– Вы же знаете… – шарахнулся тот ближе к Зимородку – Там ганглии…

– Какие ганглии?! – с расстановкой произнес прижатый толстой тушей Зимородок, наклоняясь и заглядывая Лысому в дрожащее, совсем не опасное лицо. – Что ты гонишь?!

– Иммортализованный препарат ганглий… вы же знаете…

Машину тряхнуло на ухабе, защемленное ухо Лысого дернулось.

– Аи, больно!..

– Что это такое?! – спросил Миробоев, чуть отпуская вспухший орган слуха террориста. – Не умничай! По простому, быстро!!!

– Клетки ствола головного мозга… ай-ай-ай! Препарат на продажу!

– Они заразны?! В них есть сибирская язва?!

Толстое, тяжелое тело их вынужденного попутчика затряслось в настоящих рыданиях.

– Отвечай! – рявкнул на ухо безжалостный Миробоев.

– Говори быстро! – вторил ему с другой стороны Клякса, понимающий важность каждой минуты. Он полагал, что им сейчас в самый раз поспешать к Башне Молчания и брать всю лабораторию на горячем.

Они орали Лысому в оба уха, но толстяка было не унять: с ним случилась истерика. Подвывая, он все пытался раз за разом выговорить какое-то важное для него, все объясняющее слово – и никак не мог.

– У-у-у… шу-у-у… Шу-утка-а!.. – наконец, выдавил он. – Это была шу-утка… Только шутка, клянусь, клянусь!.. Неужели вы поверили-и?..

Зимородок с Миробоевым замерли, разочарованные. Лысый рыдал.

– Дома разберемся, – прежним, спокойным тоном сказал неутомимый Валентин, дал по связи отбой второй группе захвата, катившей на улицу академика Павлова, вздохнул – и поехал медленней.

II

– Вот черт! Нарушает налево и направо! Куда милиция смотрит!

– Дмитрий Аркадьевич, вы только не волнуйтесь! Вам же нельзя!

– Да я и не волнуюсь вовсе!

– Вы точно не волнуетесь?

Людочка подозрительно заглянула в лицо опекаемому напарнику.

Волан с Пушком «тянули» элегантный серенький джип «судзуки». За рулем джипа восседал сам Басаргин, маленький полноватый мужчина, с густыми черными бровями, мясистым носом и негритянскими вывернутыми губами походивший на дядьку Черномора. Джип под его руководством выписывал вдоль проспекта весьма замысловатую траекторию, въехал на тротуар и покатил в объезд пробки, распугивая пешеходов.

– Я абсолютно спокоен! – запальчиво выкрикнул Арцеулов, повторяя маневры «судзуки». – Я просто не люблю нарушать правила дорожного движения!

– Да, так я и поверила! Вы слишком быстро едете, а когда быстро едешь – всегда волнуешься…

– Черт! Что ты, в самом деле, привязалась?! Клякса, что ли, поручил?! Ты мне мешаешь… Что это? Что ты мне суешь?!

– Валидольчик… – пискнула Пушок.

– А-а!.. – вскричал Волан, последним усилием повернул машину к тротуару, резко затормозил – и упал страдальчески искаженным лицом на рулевую колонку. Тело его конвульсивно задергалось, пальцы судорожно скребли пластик приборной панели, едва не ломая ногти. Из приоткрытого рта вывалился язык, раздался тяжелый хрип.

– Дмитрий Аркадьевич! – уронив валидол, всплеснула руками Людочка, подхватила его красивую седеющую голову. – Димочка!!!

Глаза Арцеулова закатились. Он хрипел.

– Боже мой, Боже мой!

Пушок отпустила голову напарника, отчего тот тотчас ударился лбом о баранку и бессильно сполз вниз, подхватила с полу упаковку валидола и дрожащими руками попыталась впихнуть большую таблетку в сведенный судорогой кривой рот Волана. Потом зарыдала:

– Помогите! Помогите, пожалуйста! Люди! База! Кто-нибудь! База, ответьте!!! Диме плохо!

– У тебя связь выключена, – сказал Арцеулов своим обычным голосом, не поднимая головы, продолжая дергаться. – Связь включи. А то ведь помру – жалко будет…

– Да, да, конечно! База! База! Это четвертая! Ответьте! Дима умирает!!!

– Ну ты тормоз, Людмилка…

Людочка, оставив тангенту микрофона, заглянула снизу в его опущенное лицо и увидела, что он улыбается.

– Ой, Дмитрий Аркадьевич… Вам легче? Прошло? Слава Богу! Как я испугалась!

Волан возвел глаза горе, перестал улыбаться, вздохнул и твердо сказал:

– Прошло, кажется. Если кусочек мыла в рот взять, так еще и пена будет. Очень убедительно выглядит, хоть и противно на вкус. Но ты все равно не должна меня нервировать. Если станешь меня раздражать, приступ может в любой момент повториться. Это уже второй. Третий – всегда с летальным исходом.

– А вы меня не разыгрываете случайно? А?

– Случайно – нет. Может, хочешь проверить?

– Нет, нет, что вы! Я до сих пор вся трясусь!

– И убери этот чертов валидол!

– Убрала! Уже убрала! Только не волнуйтесь!

В динамике захрипел встревоженный голос оперативного.

– Четверка, что у вас?! Что случилось? Прием!

– Все в порядке, Михалыч, – бодро ответил Арцеулов. – Тренируем молодое поколение. Отработка действий по вводной «старшему наряда – плохо».

– Ну и как? – хмыкнув, полюбопытствовал Михалыч, которому игривый нрав Волана был хорошо знаком.

– Да пока не очень… с трудом на троечку. Придется повторить.

– Обязательно, – подтвердил оперативный. – Я так и запишу в журнал тренировок. Ты там построже с ними!

Никакого журнала тренировок, разумеется, не существовало, но Пушок все приняла за чистую монету.

– Так вы меня все-таки разыгрывали? – недоверчиво спросила она. – Я, между, прочим, сразу догадалась!

– Ну, разумеется… Никто и не сомневался в твоей проницательности. А не догадалась ли ты, случайно, проследить, куда делся наш объект? А? Разведчик Пушок? Что же вы молчите? Докладывайте! Ведь задание – прежде всего! Разве тебя этому на курсах не учили?

– Ой, Дмитрий Аркадьевич…

– Что – Дмитрий Аркадьевич? Я уже четвертый десяток Дмитрий Аркадьевич! Задание – прежде всего! Пусть даже я загинаюсь рядом – задание должно быть выполнено! Понятно?! Я не шучу, между прочим.

– Понятно… – сказала Людочка, насупясь. – Только я все равно так не буду делать. Между прочим, плевать я хотела на этот объект, если вы умираете!

Волан, разведчик с двадцатилетним стажем, посмотрел на нее ласково и грустно.

– Научишься… – вздохнул он. – А сейчас пошли Ра ботать. Вон он стоит, джип Басаргина, у тебя перед носом. Могла бы и заметить. А сам Басаргин зашел вон в ту дверь… видишь? Где вывеска клуба «Фортуна». Как это ты не видишь ничего вокруг себя?!

– Дмитрий Аркадьевич… – отозвалась Людочка, выбираясь из машины, проглотив очередную пилюлю. – А что – если я буду умирать, вы меня бросите и будете выполнять задание?

– Не задавай глупых вопросов.

– Нет, правда?

– Поживем – увидим… Хватит об этом, а то я начинаю волноваться. Вот и сердце что-то зачастило… тахикардия…

– Молчу! Молчу! Пойдемте!

Волан вышел из машины, с удовольствием размял ноги, поправил кожаную кепку, вдохнул холодный влажный воздух города. Людочка, хмурая, как Родина, с некоторым неодобрением следила за его движениями. Ей хотелось, чтобы он оставался в машине, а не искал бы приключений пешим порядком.

– Скажите, Дмитрий Аркадьевич, а разве по тактике наблюдения правильно будет нам идти вместе? Мы же оба засветимся. Вы бы посидели в машине, а я бы…

– Людочка, солнышко! Конечно, это неправильно. Нетактично! Но вас не учили, что порой пять человек меньше заметны, чем один? Внимание рассеивается… Главное ведь – какой типаж принять.

– И какой у нас будет типаж? – с ехидцей спросила Пушок. – Муж и ревнивая жена?

Волан критически оглядел ее, отстранясь.

– М-да… У тебя до безобразия цветущий эгоистический вид и манеры… э-э… свободной девушки. Сними шапочку, подыми воротник… вот так… руки в карманы и немного сгорбиться… да сильнее, черт! Не бойся, не пристанет! Распусти волосы… вот так! Я буду разговаривать, а ты только молчи с недовольным видом и отворачивайся, будто у тебя живот болит… вот так, правильно. Молодец. Молчи и отворачивайся, что бы я ни сделал. Пошли!

Сам Волан вдруг завалился на левый бок, точно ветхое строение, лицо его приобрело явно выраженную асимметрию, глаза забегали, закосили, не останавливаясь на деталях. Руками он непрерывно делал короткие бесцельные пассы, трогал одежду и окружающие предметы. Пройдя несколько шагов, он остановился вдруг, критически оглядел себя, наклонился и быстро вложил в левый сапог под ступню кусок толстого войлока, отчего тотчас совершенно естественно захромал и принялся подволакивать правую ногу.

– Фу! Придурок какой-то получился! – сказала Пушок и отвернулась.

Они по холодной грязноватой лестнице поднялись на второй этаж, в большой неопрятный зал, в котором слева вокруг стойки бара теснились столики, а справа располагались окошки букмекерской конторы «Фортуна». Арцеулов, не оглядываясь, прямиком заковылял к доске с информацией о результатах игр, расписаниях соревнований и принимаемых ставках. Никто бы не догадался, что он здесь впервые. Человек, впервые войдя в помещение, обычно на секунду задерживается и озирается вокруг.

Пушок шла сзади, поодаль, брезгливо и насмешливо посматривая. У нее это получалось совершенно естественно и без насилия над организмом. Можно сказать – от души.

У подоконника кассовых окошек скучали молодые «жучки». Не обращая на них внимания, Волан жадно изучал расписание и результаты, водил дрожащим кривым пальцем по строкам, тянулся на цыпочках, всматриваясь – вдруг нашел, вытянулся, замер – и тотчас обмяк, воровато, испуганно оглянулся на Людочку и дернул себя за ухо. Будто не веря своим глазам, он еще раз провел ногтем по свежей распечатке, снова дернул себя за ухо, цыкнул зубом, почесался и пошел к суровой взъерошенной девушке, попытался взять ее за руку.

– Сядем давай! – с напускной суровостью предложил он

Пушок вырвала руку и отвернулась. «Жучки» у касс вновь затоковали между собой, не глядели на новеньких. Очередной лох спалился… бывает.

А «лох» тем временем устало пригнул дрожащие коленки за столиком поодаль, позади Басаргина. Он сел спиной к объекту, а Людочка – лицом, заложив ногу за ногу. Она, отворачиваясь от своего несчастного визави, скучающе блуждала глазами по всему заведению и посетителям и что-то сквозь зубы выговаривала Волану. Дима тряскими руками раз за разом пересчитывал остатки денег, сбивался.

– К Басаргину подсел парень… улыбается…

– Снимай! – едва слышно распорядился Волан, одним дыханием, не шевельнув губами.

Пушок, отбросив прядь волос с уха, коснулась большой серьги с камнем.

– Басаргин дает деньги… большие деньги! Ролик бы сейчас удавился от зависти!

– Снимай!.. Парень деньги пересчитал?

– Нет… так взял… Басаргин коктейль пьет… Может, и мы что-нибудь закажем? Пить хочется…

– Сейчас… свою получку домусолю… Парень пошел к окошкам? Ставку делает…

– Для кого?

– Для хозяина… Басаргин – крупный игрок. «Бык». Он сам по кассам не бегает. На то мальчики есть. Обрати внимание вон на того, в углу, с газетами… и вон на того, с папкой. Это профессионалы. У каждого свой букмекер, а то и несколько.

– Не боится, что парень его обманет?

– Кто – Басаргин? Не боится, конечно. Если это серьезная контора, здесь все поставлено «по понятиям». Нас с тобой могут кинуть легко, а за своего «быка» хозяева «жучку» голову оторвут. Украдет на копейку – отдаст на рубль…

– Ой, ой! Басаргин звонит по сотовому…

– Хорошо… попробуем перехватить…

Арцеулов, не оглядываясь, достал аппарат прослушки телефонных разговоров, замаскированный под обычный мобильник, приложил к уху.

– Поняла теперь, почему два человека меньше заметны? Меня одного здесь уже бы вычислили… есть номер… не отвечает. А номерок-то интересный…

– Странно это…

– Что?

– Зачем Басаргину тотализатор? Он же ученый… врач… Я думала – такие люди думают только о науке…

– Одно другому не мешает. Азарт – он везде азарт. Достоевский тоже был запойным игроком. Драгоценности жены в рулетку проигрывал… И Некрасов в картишки очень даже любил засадить. Когда человек теряет веру в себя, он начинает верить в удачу. Что тебе взять попить?

– Соку ананасового. Обожаю.

– Хмуриться не забывай! Разулыбалась! А то без сока оставлю… на чае из термоса!

Дима прохромал к бару, заказал сок, и пока сонный бармен индифферентно шарил под стойкой в поисках ананасового, Волан глядел в телевизор, приоткрыв рот. Частично того требовал разыгрываемый типаж, частично – удивление, вызванное содержанием экстренного выпуска.

– Мы прерываем нашу программу для репортажа с места событий! На шестнадцатой линии Васильевского острова террорист захватил в заложники трех сотрудников санкт-петербургского филиала международной организации «Врачи без тормозов». Требования террориста неизвестны. Сейчас вы увидите, как террорист выводит заложников из здания. Приносим извинения за качество любительской съемки, выполненной очевидцем! Судя по почерку, террорист имеет некоторые боевые навыки, возможно, это бывший военнослужащий спецназа. На выходе террорист сдался представителям органов правопорядка, которые в этот раз, как ни странно, прибыли вовремя. Заложники не пострадали. Личность похитителя и мотивы преступления устанавливаются!

Бармен уже придвинул Арцеулову сок, сыпанул на стойку сдачу, а Дима все еще стоял, задрав голову к экрану, созерцая, как вслед выползающим на карачках заложникам из дверей здания появляется капитан Зимородок с пистолетом у бедра и как Миробоев с Валентином, заломив ему руки, ведут к своей машине.

– А теперь вернемся к теме нашей встречи. Чем обусловлены жесткие меры, предпринимаемые властями по предупреждению эпидемии атипичной пневмонии? Насколько серьезна угроза этой инфекции для горожан? На наши вопросы отвечает…

Пока Арцеулов торчал возле стойки, среди букмекеров у касс появилась молодая, привлекательная, небрежно одетая девушка с напряженно-мужским выражением тонкого лица. Есть женщины, козыряющие мужским характером, как достоинством… Она хмурила круглые брови над темными очками, гоняла жвачку за щекой, закладывала пальцы за пояс джинсов и что-то отрывисто говорила скучковавшимся «жучкам». Переглядываясь и пожимая плечами, а иные, хмурясь и сжимая кулаки, продавцы удачи под предводительством очкастой амазонки направились в сторону Волана и Пушка. Людочка даже сок допить не успела.

Они окружили разведчиков, вставших у стола. Пушок все норовила заслонить Волана, а он не без раздражения отталкивал ее. Букмекеры хмуро разглядывали их. «Быки» за столиками с напускным равнодушием прикрылись газетками, будто случайные посетители. Басаргин куда-то исчез.

– Непохоже, – заявил один. – Я никогда не видел их у Маузера.

– Может, новенькие?..

– Спросите, кто они! – властно потребовала маскулинизированная девица, проталкиваясь из задних рядов.

– Сама и спроси, не безголосая, – небрежно ответили ей. – Ларингитом не страдаешь!

Быстро проглядев ряды букмекеров, вставших полукругом, припирая разведчиков к стенке, Арцеулов отметил некоторую симметрию среди них. Центром симметрии был маленький широкоплечий человечек в свитере и мятых брюках, стоящий неприметно и молча. У человечка были незначительное прилизанное лицо бухгалтера и корявые красные ладони мясника. Остальные располагались по отношению к «бухгалтеру» вполоборота: те, кто слева – правым, кто справа – левым боком. Никто не решался встать к нему спиной.

– Я хочу с вами поговорить! – длинный палец Волана безошибочно ткнул в центр композиции.

Неприметный человек усмехнулся; самолюбие его было польщено.

– Ты, придурок… – заносчиво начал было самый молодой и рослый букмекер, обращаясь к Волану, и осекся.

Придурка с дрожащими, бегающими руками уже не было в зале. Вместо него стоял человек строго интеллигентной внешности, подтянутый, с милицейской сдержанностью на умном лице – чистый следователь из сериала.

– Капитан Томин, уголовный розыск Санкт-Петербурга, – представился преображенный Арцеулов, подняв на уровень лиц настоящие корочки МВД из комплекта оперативного прикрытия разведки.

Будь кем угодно, кроме того, кто ты на самом деле. Эту заповедь разведчика Волан чтил свято.

– Ребята с Гороховой!.. – зашептались в тылах.

Кучка букмекеров начала стремительно таять. Воинствующая девица, выставив тощую грудь, напирая на Волана, сказала:

– Лажа! Они работают на Егора! Я их видела у него в конторе!

– А что ты сама там делала? – спросила Люда, надвинувшись на нее так, что та тотчас отступила.

«Бухгалтер» с руками мясника досадливо поморщился в их сторону.

– Не гони волну, Анка… Пойдемте ко мне в кабинет, – вялым жестом пригласил он, не глядя в глаза Волану, и быстро зыркнул по лицам своих халдеев:

– Всем работать – и помалкивать! Сейчас перетрем это… досадное недоразумение.

Его бизнес не терпел на версту милицейского духа. «Быки», из тех, что остались за столиками, наблюдали его уверенное поведение с одобрением.

Волан, прежде чем идти, присел и избавился от стельки в сапоге, симулирующей хромоту. Хозяин конторы заметил это, нахмурился.

– Непохожи вы на гороховских… Слишком стараетесь…

По узкой лестнице поднялись этажом выше. Оставили за дверью назойливую, как муха, Анку. Волан, бросив взгляд в стеклопакет маленького офиса, прищелкнул языком: их «шестерка» стояла внизу, вся на виду, как муха на блюдце. А ведь сказано в инструкции: не знаешь расположения комнат – не приближайся к наблюдаемому зданию на машине! Оставь «колеса» за утлом!

В комнате было по-мужски опрятно, пахло крепким кофе и дорогими сигаретами. Хозяин пробрался вдоль стены за широкий пластиковый стол.

– Кумовья, вот моя визитка, – сказал он весьма не гостеприимно, подтолкнув корчиневым зазубренным ногтем по гладкой столешнице кусочек белого тисненого картона. – Лучше звоните, если что. Предупреждайте. Не надо воду мутить в моем прудике… караси разбегутся.

– Лицензия есть? – спросил Волан. – Не надо, верю. Вот этот человек… кто он?

Хозяин едва глянул на фото, усмехнулся в лицо Арцеулову.

– Этого замочили на стоянке у дома. Давно следак знает, кто он. А вы не знаете, выходит?

– Чем он занимался у вас в конторе? – поправился Арцеулов. – Какова его роль?

Хозяин переводил желтые тигриные глаза с Волана на замершую Людочку. Зрачки его стали узкими, как иголочное ушко.

– У меня тут мир, – уклончиво отвечал он, подумав. – Мне разборки ни к чему. Если дознаюсь, кто его замочил, сам вам стукну.

– Здесь все знают, что он «зажмурился»? – спросил Волан, пряча снимок убитого архивариуса.

«Бухгалтер» настороженно пожал плечами, опасаясь сболтнуть лишнее.

– На что он кости бросал?

Иголочные зрачки расширились на миг, заслышав знакомую речь, и снова сузились.

– В шахи-маты был гроссмейстер, – неохотно кинул «бухгалтер», глядя в сторону. – Любил пешки двигать.

– Сменил масть? На какую?

– Шахмат долго не было… подался в баскет… По здоровью игроков вычислял результат. Он же лепила… врач… тут их много, с проспекта Медиков. Видно, не угадал…

– На кого работал?

– Я в зале не сижу, гражданин начальник, – отрезал желтоглазый «мясник». – Мне отсюда за бумагами не видать. Я человек малограмотный, пока декларацию заполню – сто потов сойдет. Подмогли бы лучше с налоговой справиться, а то полный беспредел!

Видя, что Арцеулов собирается уходить, хозяин оставил придурашливый тон «Христа ради» и прежним, серьезным голосом сказал:

– Не знаю, кто вы, но если вам без меня скучно – звоните. Сам приду. Не надо сюда таскаться.

– А если ставочку сделать захотим? – широко улыбнулся Волан.

– Это пожалуйста. Только лучше по телефону. Чего зря ноги трудить? Проконсультируем в лучшем виде. Не прогорите. Анка! Проводи «товарищей»!

Разведчики вышли из здания, направились к машине. Людочка перевела дух.

– Ой, как я боялась! А вы совсем не волновались, Дмитрий Аркадьевич!

– Да что нам, суперменам… Жаль, Басаргин скрылся. Не вижу его джипа… вот тут стоял. Грохнули мы его, не справились – а все потому, что машину я неправильно припарковал. В нашем деле, Людмилка, мелочей не бывает.

– Разыгрываете опять?!

– Ничуть. Вон наш хозяин в окошко смотрит… следит, чтобы мы не задержались случайно. Помаши ему ручкой!

– Да ну его! У него такие ногти страшные – вы видели? Как медвежьи когти!

– Посоветуй ему завести маникюршу. А мне, знаешь, дай-ка своего валидольчика… Дай, дай. Я не шучу…

III

– «Бомжизм» бывает не только внешний, но и внутренний. Да! Есть вполне благополучные граждане, в душе завидующие бомжам и готовые примкнуть к ним в любую минуту, порвав цепи цивилизации. Потому что «бомжизм» – это свобода от всяких обязательств. Полная свобода, между прочим.

– Шагай, шагай!

– Первым раскрученным бомжем был, между прочим, сам Диоген. И все человечество состояло когда-то из бомжей. Не зря среди нас каждый четвертый с высшим образованием, каждый третий – с техникумом… Процент повыше, чем в ментовке, между прочим…

– Двигай коленями, Диоген. Некогда нам долго возиться.

– Я иду абсолютно по своей воле. Я не подчиняюсь насилию, и если бы вы вздумали прибегнуть…

– Будешь дальше чесать языком – я прибегну! Или вот товарищей попрошу! А ну – пошел вперед!

«Диоген» покосился на суровые, отягощенные цепями долга лица Морзика с Тыбинем, а пуще того – на их тяжелые кулаки, и прибавил шагу. Пожилой участковый в старом лиловом бушлате и затертой шапке, часто выполняющей по совместительству функции подушки, подтолкнул его в толстый зад концом резиновой дубинки.

– Слушай – чего вы все такие упитанные? Жрете черт знает что, а морды у всех – в три дня не обгадить!

– Спокойная жизнь потому что! Я же говорю – свобода ото всех обязательств! Кроме того, на воздухе много времени проводим, а в нашем климате тощему просто не выжить. А еще, товарищ старший лейтенант…

– Вали вперед! Пошел!

– Я только замечу, что начальства над нами нет! Не то что у вас!

– Тут ты прав… – задумчиво подтвердил участковый.

Вслед тучному идеологу «бомжизма» они зашагали гуськом по узкой тропинке меж кучами строительного и бытового мусора, пробираясь к огромному семиэтажному скелету бетонного долгостроя.

– Может, не надо было вам в форме идти? – спросил участкового Тыбинь. – Разбегутся…

– Не скажите. Бомжи – народ беззащитный, незнакомцев в гражданской одежде опасаются больше милиции. Что я могу им сделать? Ну, загребу в отделение нужники чистить… Летом на дачу начальнику припахать можно. А чужие могут все что угодно. Странные случаи бывают… и жестокости всякие, просто забавы ради. Бьют… кислотой поливают… собаками травят для дрессировки. Есть тут один кинолог – боевых собак на бомжах повадился натаскивать. Долго я его вычислял…

– И что? – заинтересовался Морзик, предвкушая красочное повествование о торжестве справедливости.

– Да ничего… Пристрелил трех его псов, да пообещал, что всех буду отстреливать. Он и успокоился, на кошек перешел.

– Бездомные идут на контакт? Вам доверяют?

– Никому они не доверяют. Диоген прав, это им нафиг не нужно. Им на все плевать. Этот мудак, – участковый, не стесняясь, кивнул в спину их проводнику, – спалился на скачке по мелочи, утащил ящик печенья из продуктовой палатки – вот теперь и шестерит.

– Настоящий политик! – гоготнул Морзик. – Идейный вождь!

– Как вам не стыдно, молодой человек! – укоризненно оглянулся бомж.

Черемисов и впрямь ощутил неловкость, но участковый прикрикнул:

– Но-но! Брось эти песни! Нет обязанностей – нет и прав! Пошел!

В темном подвале пахло сыростью и поташом. Разведчики зажгли маленькие, но мощные фонари. Их проводник прекрасно ориентировался в сумерках. Пробравшись по вонючему, загаженному песку меж железобетонными сваями в угол подвала, он присел над чем-то, запрятанным под ворох ржавой жести.

– Вот она! Отметьте, гражданин участковый, это я ее нашел! Я публично принесу ее в дар Санкт-Петербургу в честь его трехсотлетия! От всех свободных людей нашего замечательного города… которых в нем не так много, к сожалению.

– Ну, ты нашел, о чем жалеть! – хохотнул участковый. – А что это?

– Это первая мемориальная доска, установленная в нашем городе в честь Александра Сергеевича Пушкина! Тысяча восемьсот пятидесятый год! Один кандидат исторических наук за полбанки установил[8]8
  Случай действительно имел место.


[Закрыть]!

Разведчики молча освещали фонариками темную позеленевшую доску со старинными надписями через «ять».

–Чего же ты ее здесь прячешь? – поинтересовался Тыбинь.

– Так ведь чистая медь! В скупке три тысячи отстегнут не глядя! В ней весу двадцать кило!

– Ты лучше к нам ее сдай, что ли, – посоветовал участковый. – Пропьешь ведь!

Голос милиционера заставлял подумать, что слово «участковый» происходит от слова «участие».

– Я – ни за что! – гордо ответил бомж.

–А остальные где? – спросил нетерпеливо Морзик, зажимая широкий нос, весьма чувствительный к запахам. – Где вещички того, пропащего?

Толстый «Диоген» замялся. Круглая грязная рожа его выражала нерешительность.

– Эй! – прикрикнул на него Тыбинь. – Ты что – боишься, что мы на них позаримся?!

– За литруху скажу, – ответил бомж и, увидав за спиной разведчиков растопыренные рожками пальцы участкового, поспешил поправиться. – За две!

– Ты спутал, дружок, – угрожающе двинулся на него Старый. – Я хлебовом не торгую. Я тебя запру в инфекционный бокс на веки вечные! Как особо опасную заразу! А тебя – Тыбинь неожиданно обернулся к безвинно посвистывающему на сторону участковому, – через не делю переведут в село Краснопупкино! Будешь там под гаишника шарить, лосей правилам дорожного движения учить! Быстро говори, где «нычка»!