Текст книги "Роса в аду"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– У меня столько сюрпризов для каждого из них, – мечтательно протянул демон. – Для каждого индивидуально… "Своим" – самое лучшее!
– А ты гурман, – улыбнулся я. – С утра и начинайте… И не очень стесняйте себя в средствах и способах.
– Обижаете, повелитель, – расплылся в улыбке демон. – Даже вы останетесь довольны.
– А сейчас отвези меня к писателю, – распорядился я. – И на этот раз поспеши…
Писатель еще не спал. Завернувшись в старый плед, он курил трубку и смотрел на огонек свечи. При моем появлении он аккуратно положил трубку на стол и поднялся.
– Я готов, – сказал он.
– К чему?
– Ну… Вы знаете. Мы же договорились, что если я…
– Что вы как ребенок малый, право слово?.. Мне даже как-то обидно за вас… Вы, священник и еще одна… один мой знакомый… Вы все – как малые, наивные и простодушные дети. Как вы живете в этом мире – я даже не представляю… Лучше угостите меня чаем. Мне очень понравился ваш чай.
Он удивленно посмотрел на меня, но подошел к плитке и поставил на нее чайник.
– А как же?..
– Вы про книгу? Не могу сказать, что признаюсь в этом с удовольствием, но все же скажу… Это хорошая книга. Очень хорошая. Я со многим не согласен, но… Сегодня я даже рекомендовал ее одному очень дорогому для меня человеку.
Писатель беспомощно развел руками.
– Я ничего не понимаю. Я ждал, что вы придете за мной…
– Всему свой срок. Не стоит его торопить. И знаете, что? Я сделаю вам один огромный подарок. Я открою вам тайну. Вы успеете написать еще одну книгу.
Он медленно опустился на стул и долго молчал. Потом поднял на меня глаза и тихо спросил:
– Вы знаете, про что я хочу написать?
– Да, – улыбнулся я. – Сказать, что мне это не нравится – значило бы не сказать ничего… Но ведь это тоже критерий, не правда ли? Вы выполняете свою работу, я – свою. Должны же быть у меня хоть какие-нибудь оппоненты, а то я могу разжиреть и облениться…
– Зачем вы это делаете?
– Все же это мой мир, Сочинитель, и я в нем живу. Я – Убийца и Палач, но я – Князь Этого Мира! Я слишком давно живу на этом свете, чтоб научиться уважать своих врагов и понимать, что в мире есть нечто, на чем моя работа заканчивается… Кроме этого, вы действительно талантливы, и ваш труд нравится даже мне… Разумеется, если судить беспристрастно.
– А еще?
– С чего вы взяли, что есть "еще"?
– У вас глаза как-то изменились. В прошлый раз в них не было ничего кроме печали, а сейчас в них есть еще и лиричность.
– Вы задаете слишком много вопросов, Сочинитель, – вздохнул я. – Нельзя же быть таким любопытным, в самом деле… Я по вашему лицу вижу, что вы прямо-таки горите желанием стащить у меня информацию для вашей новой книги. Что за народ эти бумагомаратели? Протянешь им палец, так они и руку по локоть оттяпают… Я только что танцевал танго с самой лучшей девушкой на свете. Я наговорил ей кучу глупостей и подарил ей вашу книгу… Но что самое отвратительное – я не стыжусь этого. Я сошел с ума… И не вздумайте об этом написать…
– Это ваше личное дело, – улыбался он. – Хотя, признаться, я с удовольствием написал бы про вас. Я догадывался о некоторых вещах, но даже не подозревал, насколько далек от истины… Значит, вы остановите своих слуг? Хоть на время?
– О, нет. Я этого сделать не могу, да и не хочу. У каждого своя работа, и нельзя смешивать работу с личным… Но на какое-то время я займусь теми, кто делал эту работу за меня. Нужно быть беспристрастным, не правда ли? Тем более, что у меня появилось вдохновение… Начинайте вашу новую книгу, Сочинитель. Удачи вам. И прощайте. Больше мы не увидимся. С этого момента наши дороги расходятся навсегда…
– Спасибо, – рассеянно сказал он и тут же спохватился. – Но подождите, вы же так и не попили чаю…
– Не будьте ребенком, – улыбнулся я, уходя. – Где вы видели, чтоб дьявол пил чай? Это лишь иллюзия. У меня другие вкусы… Прощайте. И удачи вам…
Я посмотрел на нее и невольно зажмурился.
– Как ты прекрасна! – сказал я тихо, – Как невероятно, невозможно, немыслимо прекрасна! Я никак не могу понять: за что, за какие заслуги или доблести мне выпало это счастье? Что я сделал такого, за что мне даны эти дни, наполненные тобой?
– Это – аванс, – рассмеялась она. – Аванс за то, чтоб ты и в будущем охранял меня столь же верно, ревностно и трогательно, как сейчас…
Я смущенно кашлянул и потупился. Невольно она попала "в десятку". Последние дни я охранял ее и днем, и ночью. Незримый и бесшумный, я тенью скользил вслед за ней, охраняя каждый ее шаг, каждый вздох. Я дошел до того, что даже пьяных или просто угрюмолицых убирал с ее дороги, заставляя свернуть их в сторону.
– Смотри, какое смешное облако, – воскликнула она, указывая на небо. – Оно похоже на ягненка. Белого, пушистого ягненка.
Я посмотрел на ее профиль, глубоко вздохнул, словно перед прыжком в холодную воду и, быстро поцеловав ее в щеку, зажмурился, ожидая пощечины… Мелодичный, переливчатый смех позволил мне приоткрыть один глаз.
– Дурачок ты дурачок, – сказала она, ласково проводя ладонью по моей щеке.
У меня по спине побежали мурашки, я издал боевой клич индейцев апачей, разбежался и нырнул с обрыва в зеркальную гладь озера.
– Ты с ума сошел! – закричала она с берега. – Тебе же не во что переодеться! Ты испортишь документы! Немедленно вылезай!
– В одежде тут теплее, – весело отозвался я, отфыркиваясь. – А документы… Да черт с ними, с документами! Я хочу быть безымянным и бесфамильным, я не хочу иметь номер паспорта и быть где-то прописанным!.. Я хочу просто – быть!
– Когда ты учился в школе, ты, случайно, не посещал общины хиппи или панков? – иронично спросила она, наблюдая за мной с обрыва.
– А кто это? – крикнул я, подплывая к берегу.
– Это такие свободомыслящие, не признающие общих правил ребята, обычно одетые в нечто, вроде шкур, и предпочитающие гриву волос – обычной прическе.
Я выбрался на берег, стянул мокрую одежду и, разложив ее на солнышке, задумался.
– Да, нечто подобное было. Я был шаманом одного племени, и мы очень весело носились по…
Конец фразы застрял у меня в горле. Надя скинула с плеч блузку, потянув молнию, уронила к ногам юбку и, оставшись в одном купальнике, вынула из волос стягивающую их ленту.
– Так что ты говорил про мамонтов? – спросила она, позволяя волосам каскадом хлынуть на спину.
– Мамонты? – ошалело переспросил я. – Мамонты – это такие… двуногие пернатые… травоядные, питающиеся преимущественно… саблезубыми тиграми, которых… выводят на своих плантациях… Какие мамонты?! Я ничего не говорил о мамонтах! Я говорил о племени! Я был там шаманом и как-то раз умыкнул у вождя соседнего стойбища прекрасную, зеленоглазую, длинноногую… – говоря это, я с угрожающим видом хищника подкрадывался к улыбающейся мне девушке. – Длинноволосую дочь… Ал!..
Я прыгнул, но она увернулась и я полетел с обрыва вторично, только на этот раз вниз головой. Вынырнув, я выплюнул песок и обиженно пожаловался:
– Няо-фи-ня, – прислушался, выплюнул вторую половину песка и добавил: – И вот тогда вспомнишь обо мне!..
– Ты не утонешь, – заверила она и "ласточкой" прыгнула в воду.
– Это еще почему? – поинтересовался я, "брассом" догоняя ее метрах в ста от берега. – Случайно, не по той причине, о которой я подумал?
Вместо ответа она нырнула, пытаясь ухватить меня за ноги, но в этот раз я оказался ловчее и, проплыв под водой метров десять, показал ей язык.
– Дудки! Плаваю я лучше!.. Давай наперегонки? До острова?
Я позволил ей обогнать себя у самого берега и был награжден за это презрительной гримаской.
– И плавать ты тоже не умеешь, – заявила она.
– А что подразумевается под словом "тоже"? – позволил я себе любопытство.
– Целоваться, – усмехнулась она и побежала в глубь острова.
– Если бы я не был таким маленьким и глупым, – растерянно пробормотал я, глядя ей вслед, – то решил бы, что это провокация… А что мне думать с учетом вышеперечисленного?.. Эй-эй, меня подожди! Ты забыла взять с собой все самое лучшее!.. Ну, подожди же, бегать я тоже не умею!..
– А ты снился мне сегодня, – сказала она, глядя в пламя разведенного мной костра. – Ты мне часто снишься в последнее время… Это очень хорошие сны. То мы оказываемся с тобой в восемнадцатом веке и танцуем на балах, то ты дерешься из-за меня на дуэлях, отстаивая мою честь и достоинство, то вырываешь меня из рук пиратов, то мы разыскиваем с тобой спрятанные сокровища… А я встречаюсь в твоих снах?
– Да, – признался я. – Правда, они не столь красочны… В моих снах ты просто смотришь на меня и очень мудро и ласково улыбаешься… А вчера поцеловала… Правда, почему-то в макушку. Я начал протестовать и проснулся…
Честно говоря, я "передергивал". Ее сны я создавал сам. Я водил ее в этих снах по временам и странам, показывал людей и города, обычаи и традиции. И радовался, когда удавалось разжечь улыбку на ее губах при пробуждении.
– Сегодня – особенная ночь, – сказал я. – Сегодня древний языческий праздник. Столь любимый славянами, что даже византийская религия не смогла уничтожить или заменить его, и вынуждены были "совместить". Сегодня седьмое июня – день Ивана Купалы. В эту ночь гадают и ворожат. В эту ночь открываются сокровища и тайны. В эту ночь веселятся и избавляются от зла.
– Пойдем искать цветущий папоротник? – спросила она.
– Мы же цивилизованные люди. Кто же в наше время верит в сказки? Демоны, духи, гадание, колдуны… Неужели ты веришь во все это? Если ты не забыла, на дворе конец двадцатого века.
– Какой ты непоследовательный. То открываешь передо мной чудеса и заставляешь поверить в невозможное, то заявляешь, что в мире нет ничего чудесного и тайного. Неужели совсем ничего? Один реализм?
– А что такое – реализм? – усмехнулся я. – Это то, что реально. То, что существует в этом мире независимо от того, понимают это люди или нет. Верят они или не верят, но если какие-то вещи происходят и имеют место – они реальность. Я доступно изъясняюсь?
– Сейчас кто-то, как в языческие времена, будет брошен в огонь, – угрожающе придвинулась она ко мне.
– В языческие времена не бросали в огонь, его почитали, – с ехидной улыбкой поправил я. – Бросали в огонь преимущественно во времена христианства. Эх ты, историк!
– Я-то знала об этом, но должна же была я дать тебе возможность показать себя знающим, умным и занудливым? – отшутилась она. – Ты только посмотри, какая красота вокруг! Всего пятьдесят километров от ближайшего города, и какая природа! Правда, и до этих мест скоро доберутся заводы, фабрики, комбинаты…
– Тучи затягивают небо, – посмотрел я вверх. – Вечереет… Нам пора возвращаться. Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра…
– А почему – домой? – спросила она. – Ты никогда не приглашал меня к себе в гости. Ты стыдишься своего жилища, не хочешь, чтоб я знала, где ты живешь, или боишься, что я захочу там остаться?
Я закашлялся и жалобно посмотрел на нее.
– Надя, есть вещи, которыми не шутят. Если ты заглянешь в мой дом, то, боюсь, что я не смогу выпустить тебя обратно. Я же страшный эгоист и ревнивец. Мне хочется, чтоб ты постоянно находилась рядом. Ведь если ты войдешь в мой дом, то каждая вещь будет потом напоминать мне о тебе. И есть еще одно, – попытался я свести все к шутке. – Если ты останешься со мной наедине, в моем доме… Я ведь и так все время борюсь с искусами…
– Мы вместе будем с ними бороться, – сказала она, поднимаясь. – Поехали. Я хочу посмотреть, как ты живешь. Я думаю, это скажет мне о тебе куда больше, чем я услышала о тебе от тебя самого, мой скромный поклонник… Ну, так как? Приглашаешь? Учти, я не напрашиваюсь, но…
– У меня есть альтернатива? – грустно спросил я. – И что-то мне подсказывает, что моя квартира в том состоянии, в котором я ее оставил, действительно скажет тебе, кто я такой…
– О, нет! – воскликнула она, останавливаясь посреди комнаты. – Скажи мне, что это неправда! Что это не твоя квартира, и ты здесь не живешь…
– А я привык, – пожал я плечами, ногой заталкивая валяющуюся на полу одежду под кровать. – Если попытаться вымыть окна, то откроется даже неплохой вид на… Черт, я забыл, куда выходят окна… Что ты делаешь?
– Отвернись, – попросила она, расстегивая блузку. – И дай мне какую-нибудь рубашку… Я хочу навести здесь порядок. Но для этого мне требуется переодеться.
Я прошел в другой конец комнаты, попутно щелкнув по носу прилипшее к стеклу отражение, и достал из шкафа рубашку.
– А теперь ступай на кухню и жди там. Не люблю, когда смотрят, как я убираю…
– Видел? – спросил я отражение, выходя на кухню, – Вот так… Взяли и выгнали… А тебе, паршивец, надо драть уши: кто должен наводить порядок в квартире?!
– Да это же – сверкающая чистота, – развел руками призрак. – Будь объективен и вспомни, что творилось еще неделю назад…
– Я с тобой потом разберусь, – пообещал я. – Разгильдяй! Кроме спальни – везде бардак!.. О, нет!.. Спальня!..
Но было уже поздно. Девушка вышла на кухню и положила передо мной четыре разноцветных комбинации.
– Ты это носишь? – спросила она с улыбкой Джоконды. – Или у тебя какие-то особенные сексуальные наклонности?
– А-о-у… Видишь ли, в чем дело… Я снимаю эту квартиру совсем недавно. По всей видимости, все это принадлежит хозяйке квартиры…
– А также двум ее дочерям и бабушке, – сказала девушка и, прихватив совок и швабру, вернулась в комнату.
– Разные размеры, – грустно подсказало мне отражение, выглядывая из-за занавески, – Нужно было сказать, что в связи с нехваткой финансов ты устроился рекламным агентом в компанию по распространению нижнего белья.
– Как ты думаешь – она сильно обиделась?
– Но это же было до нее?
– Откуда она об этом узнает? На них не написано…
– В бардаке есть свои преимущества, – сказал призрак. – На них лежал вот такой слой пыли.
Я не смог сдержать вздоха облегчения. Подхватив злосчастные тряпки, я затолкал их в мусорный бак.
– Вот она, расплата за былые грехи, – сказал я, – Иногда я очень жалею, что до нее у меня вообще кто-то был.
– А опыт?! – негодующе вставил призрак.
– Зачем мне опыт, если… Впрочем, тебе это знать не обязательно…
– Я и так догадываюсь, – заявил нахал, – Может, травок каких раздобыть? Я слышал про одно старинное зелье – мертвый встает на ноги и начинает за девицами бегать…
– При чем здесь это? Дело в другом… Что-то внутри меня… И вообще – брысь отсюда! Чтоб я тебя сегодня здесь даже не…
Прежде чем я успел договорить, призрак исчез. Я вытащил сигареты, закурил и приготовился ждать.
– Вроде, все, – сказала она, выходя на кухню. – Теперь мне нужно принять душ. Там было столько пыли, что она падала на меня со шкафов подобно горной лавине. У тебя есть чистое полотенце и халат?
– Э-э… Могу я еще быть чем-нибудь полезен? – осведомился я, протягивая требуемое. – Какая-нибудь помощь нужна?
– Да, – улыбнулась она, – Приготовь, пожалуйста, кофе. Я посмотрел на закрывшуюся перед моим носом дверь, вздохнул и показал ей язык.
– А вместо того, чтобы корчить рожи, мог бы и ужин приготовить, – донеслось из-за двери.
Мне оставалось только покачать головой и направиться к кухонной плите. Когда она вышла в комнату, стол был уже накрыт, а в освещенной свечами столовой играла музыка.
– Сегодня был замечательный день, – сказала она. – Солнечно, просторно, счастливо… Мне вообще очень спокойно и надежно рядом с тобой. Ты как-то даешь женщине понять, что рядом с тобой она может ничего не бояться. Спасибо тебе… Ничего, если я посижу в халате, пока не высохнут волосы?
– Я даже прошу тебя об этом. Ты выглядишь чудесно. Я сейчас словно в сказке, так нереально все, что окружает меня… Иллюзия, мираж… Ты – в моей комнате, в халате, сидишь на диване, пьешь кофе и говоришь со мной… Все вокруг выглядит как-то иначе… По-домашнему.
– Почему у тебя так мало книг?
– Я не люблю читать. Исторические романы мне неинтересны – историю я знаю относительно неплохо, любовные романы мне… немножко непонятны, а детективы… Этого мне тоже в жизни хватает.
– Я вижу на твоих стеллажах только философские труды и религиозную литературу. Ты веришь в Бога?
– Я пытаюсь доказать, что Его нет.
– Значит, не веришь?
– Еще как верю!.. Просто пытаюсь доказать, что Его нет.
– И получается?
– Еще как! А вот доказать обратное, я бы, наверное, не смог…
– Ты очень странно говоришь. Иногда мне сложно понять тебя… Тогда зачем ты изучаешь все это?
– В некотором роде, это тоже моя работа. Мне приходится общаться с людьми, занимающимися этим, и чтобы общаться с ними на их языке, я должен знать то, что знают они, и понимать их способ мышления.
– Что же ты понял, изучая все эти книги?
– Наденька, это скучно и долго объяснять. К тому же, совсем неинтересно. Люди за несколько веков все так запутали, что с помощью одной и той же религии могут один и тот же факт и доказать, и опровергнуть. А таких религий и философий много… Религий и философий много, а вера и истина – одна.
– Какая же из них?
– Сборная. В каждой есть немного правды. Если следовать чьей-то одной философии, доведенной до уровня религии, можно уйти аж… Далеко можно уйти. Но совсем не туда. Сейчас все перемешалось. Глава католической церкви всенародно заявляет, что Бог вложил в человека лишь душу, а сам человек – создание эволюции, в то время как крупнейшие ученые мира приходят к выводу, что Бог есть и Его работа не ограничилась "вложением души". Пятьдесят три крупнейших ученых Америки, нобелевские лауреаты, доктора физики, химии, биологии и многих других наук, объединились, выпустив книгу под названием: "Мы верим…" Люди путают себя сами. Им все дано и все разъяснено, они просто не хотят понять. А ведь это можно даже доказать, если изучать. Изучать человека, его способности, его ДНК, его душу… Присмотреться к Египту, изучить Ноев ковчег, Библию, некоторые исторические места и раскопанные реликвии. Понять само устройство мира.
– Это слишком сложно. Понять устройство мира не сможет никто. Такие тайны нам не доверены.
– Доверены. Нужно только захотеть это понять. И очень многие захотели бы стать лучше, если б не воспринимали сказку о рае слишком буквально. Это не сказка о "яблоневом саде, по которому гуляет седобородый старик в белых одеждах"… К солнцу тоже нужно повнимательнее присмотреться, и к энергиям…
– И в сатану ты веришь?
Я едва не поперхнулся кофе, но сдержался и уклончиво ответил:
– Я верю в то, что самая крепкая сталь – закаленная. Младенец чист, но он не мудр и не силен. Перед ним множество дорог, среди которых ему предстоит выбирать всего одну. Очень сложно принять зло открытой грудью и выстоять, вытерпеть, сдержаться и победить, не ожесточившись и не свернув… Если Люцифер и есть на земле, то, скорее всего, как орудие испытания.
– Но согласно Библии он пытался…
– По своей воле он не мог даже "пытаться". Если Христос знал заранее, кто предаст Его, то неужели Создатель не ведал, какая из Его тварей "совратится"? Но самое интересное началось потом, когда оказалось, что многие из Его созданий куда охотнее следуют предложениям князя демонов, чем… Надя?
Девушка спала. Откинувшись на спинку дивана, от склонила голову на бок и улыбалась чему-то во сне. Я тихо встал, выключил музыку и, стараясь не разбудить ее, перенес девушку на кровать. Пояс халата развязался, открывая моему взгляду совершенное в своем сложении тело, переливающееся перламутром в бликах свечей и бессознательно манящее…
Я зажмурился и до хруста сжал зубы. Затем глубоко вздохнул, открыл глаза и укутал ее мягким, легким одеялом.
– Спи, любовь моя, – сказал я тихо. – Спи спокойно. Пусть ничто не потревожит твой сон. Я буду охранять его.
Я погасил все свечи, оставив лишь одну, сел в мягкое кресло и замер, глядя сквозь нависший за окном бархат ночи…
***
Веселый солнечный лучик пробрался в комнату между неплотно занавешенными шторами, прыгнул на мою руку, замер, присматриваясь, и, соскользнув на пол, медленно заскользил через комнату. Когда он подобрался к кровати, я пригрозил ему пальцем, но негодник ловко забрался под одеяло и, устроившись на ее щеке, защекотал ресницы.
Она улыбнулась и открыла глаза.
– Привет, – сказала она мне. – С добрым утром… Я случайно задремала.
– Я заметил, – улыбнулся я. – С добрым утром.
– Судя по всему, ты не ложился?
– Я не мог позволить себе упустить такой шанс: смотреть на тебя всю ночь… Это не очень хорошо – подглядывать за спящими, но я предупреждал тебя – я не очень хороший человек. И я всю ночь любовался тобой… Что ты будешь: кофе, чай, вино, сок?
– Сок, – попросила она. – Стакан холодного сока.
Я кивнул и вышел на кухню. Когда я вернулся, она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Я поставил перед ней бокал с соком и зарылся лицом в облако ее волос.
– Ты самая красивая женщина на свете, – сказал я. – Самая красивая, нежная и желанная женщина на свете…
– Я тоже искала тебя, – сказала она, вставая и прижимаясь к моей груди. – Я хотела принадлежать только тебе и быть желанной и красивой только для тебя, мой Воин и Защитник. Мне было очень одиноко без тебя…
Она подняла ко мне свое лицо и робко поцеловала в губы.
– Не отдавай меня никому. Не покидай меня… Я не хотела любить тебя, но я полюбила тебя и я не могу жить без тебя… Я люблю тебя, мой хороший "нехороший человек"… Я люблю тебя…
Стены квартиры исчезли, отступая в бесконечность. Свет ночи вновь заполнил всю красоту вселенной, окружавшей нас. Музыка сорвала огоньки свечей с их восковых стебельков и закружила в хороводе, перемешивая с танцующими звездами. Теплый туман унес наши одежды и закрыл от нас прошлое. Я положил руки ей на плечи, привлекая к себе, наши губы встретились, и время прервало свой бег…
***
– Никуда я тебя не отпущу, – сказал я, открывая перед ней дверцу машины. – Сейчас мы перевезем твои вещи ко мне, потом позвоним твоим родителям и сообщим твой новый адрес.
– Как это – "сообщим"? – удивленно улыбнулась она. – А что я им скажу?
– Так и скажем, что нашли друг друга и расставаться не собираемся… Потому что просто не можем расстаться, – заявил я, трогая машину с места. – Если хочешь, я сам поговорю с ними и все объясню. У меня получится, правда. Я сумею найти слова, чтоб убедить их в том, что я не позволю упасть с твоей головы ни единому волоску. Я скажу, что люблю тебя… Мама "строгих правил"?
Она рассмеялась и кивнула.
– Тогда мы поженимся, – сказал я решительно. – Если так нужно, мы пройдем и эту формальность.
– Ты не слишком торопишься?
– А ты? Ты не торопишься?
– Я – очень, – призналась она. – Если честно, то я тороплюсь еще больше, чем ты…
– Это невозможно, – со счастливым видом опроверг я. – Для меня дорога сейчас каждая секунда, каждое мгновенье… И как прекрасно, как изумительно сознавать, что впереди у нас целая…
Я кожей почувствовал опасность и, повернув голову, успел заметить несущийся на нас грузовик. Попытался повернуть руль, выводя машину из-под удара, но не успел…
Мир закружился в фейерверке осколков стекла и пластмассы. После второго удара меня накрыла мгла…
***
– Какой ужас! Какой ужас! Вы видели это?! Их буквально вмяло в стену!
– А водитель? Водитель-то удрал! И задержать было некому – ни одного мужчины вокруг. Как увидел, что натворил, так враз и протрезвел… Но дух от него все равно такой шел, что даже я почувствовала…
– Где же милиция? Может, там еще жив кто? И "скорая" все не едет…
– Кто ж после такого выживает? Вы только посмотрите, что с машиной стадо… Груженым грузовиком, да на полной скорости, да об стену… Не-е, живых там уже не ищи… А тому ироду – хоть бы что! Только побледнел как смерть, за горло руками схватился, да побежал прочь…
– Ничего, милиция быстро отыщет. По виду-то он работяга, видать, водитель этого грузовика и есть. Перебрал на выходных, но за руль взялся… Найдут.
Я открыл глаза и невольно застонал – тело было сплошной раной. Не удивительно, что на какое-то мгновенье забылся даже я. Будь я человеком, у меня вообще не было бы шансов. Я попытался пошевелиться, но обнаружил, что плотно зажат между сиденьем и рулем. Силой воли я вернул телу былую гибкость и целостность. Медленно отодвинул от себя искореженный руль и начал выдавливать дверцу.
– Ты глянь, ты глянь! – опять зашипели вокруг меня голоса. – А тот-то, в машине, и впрямь живой – шевелится… Невероятно! Такое пережил…
– Да, у него-то было куда больше шансов на тот свет отправиться. А вишь, как получилось – ему повезло, а ей нет… Да есть же здесь мужчины?! Помогите ему выбраться!
– Может, его до приезда врачей и трогать нельзя? Может, у него что повреждено, так что тронь, а он…
Я выбил непослушную дверцу и с трудом выбрался наружу. В голове медленно рассеивался туман. Что-то темное, тяжелое поднималось со дна сознания и заслоняло собой все остальное. Что-то такое, что… И тут словно молния прожгла меня насквозь, в одной-единственной вспышке возвращая память и ужас.
– Надя! – крикнул я, бросаясь к остаткам машины. – Где ты?! Что…
Девушки в машине не было.
– Где она?! – заорал я, поворачиваясь к изумленной толпе. – Где?! Что с ней?!
– Там, на тротуаре, – перекрестившись, сказала мне какая-то женщина. – Возле будки… где ее из машины выбросило…
Растолкав неповоротливую толпу, я подбежал к распростертому на земле телу. Упав на колени, приподнял ее голову.
– Что с тобой?! – бормотал я, заглядывая в ее открытые глаза. – Что с тобой, хорошая моя? Не молчи так страшно… Ты скажи мне что-нибудь. Хоть что-нибудь скажи… Ты подожди, ты не молчи… Да что же с тобой?! Послушай, я ведь еще так много не сказал тебе… Ты не можешь, вот так, оставить меня здесь, одного… Да нет, о чем я говорю?! Конечно, ты не можешь вот так уйти… Ты единственная у меня в этом мире… Ты – лучшее, что есть у меня на земле… Ты не можешь уйти!.. Скажи хоть слово!..
Мокрая прядь волос соскользнула с ее виска, открывая моим глазам страшную рану.
Под вой сирен примчались две машины "скорой помощи", милиция. Какие-то люди окружили меня, пытаясь увести. Я оттолкнул их, продолжая стоять на коленях у ее тела и шептать ласковые и молящие слова. Врачи говорили что-то о шоке, травмированной психике и сотрясении мозга. Милиционеры пытались задавать мне какие-то вопросы, а я все смотрел на нее и молил не покидать меня. Несколько раз какой-то человек в белом халате закатывал мой рукав и колол мне шприцем в вену какую-то едкую жидкость. Я не обращал на них внимания.
Потом я понял, что должен унести ее из этого гудящего и суетящегося роя голосов. Я поднял ее на руки, прижал к груди и понес сквозь толпу, прочь. Кто-то схватил меня за руку, но я оттолкнул его. Кто-то встал у меня на пути, но я продолжал идти вперед, и он отступил. Кто-то повис у меня на плечах, пытаясь остановить, но я не обращал на это внимания, шаг за шагом унося ее прочь от этого места,
– Да сделайте же что-нибудь! – кричал за моей спиной чей-то властный голос, – Остановите его! Он же уйдет! Остановите его! Остановите!
На меня набросились сразу трое, надеясь повалить на землю. Я отшвырнул их. Кто-то кинулся мне в ноги, я отбросил и его, Шаг за шагом я приближался к спуску на набережной.
– Ты появилась из пены, в пену ты и вернешься, – шептал я. – А потом ты появишься снова… Я знаю это. Ты же не бросишь меня одного на этой безводной и безжалостной земле? Ты не сможешь бросить меня здесь одного. Я не выживу без тебя… Ты ведь вернешься, правда?
– Он сошел с ума! – крикнул кто-то. – Он утонет! Остановите его!
– Как?! Как его остановить?! Вы же видите, товарищ капитан…
– Но он утонет!.. А, черт! Стреляйте ему в ноги! Его нельзя подпускать к воде!
– Я не могу… Вы что?.. Я не могу стрелять…
– Сопляк! Лучше будет, если он… Дай сюда!
Первая пуля царапнула мою кожу, не причинив вреда. Вторая пробила бедро и прошла насквозь. Третья ударила в голень, заставив меня вздрогнуть.
– Я ничего не понимаю! – взмолился кто-то, – Он же идет на простреленных ногах! Этого быть не может! Да что же это происходит?! Стреляйте!..
– Поздно, – ответили ему, и это было последнее, что я услышал прежде, чем воды Невы сомкнулись над моей головой…
Я сидел на ступеньках того самого спуска, где когда-то встретил ее впервые, и смотрел на убегающие волны.
– В этом мире все проходяще, повелитель, – раздался голос Бафомета за моей спиной. – Ничего вечного нет… Ее уход на мгновенье затмил ваш рассудок. Но время унесет боль. Останется только память о боли. Потом и она станет тенью.
– Бафомет, – прервал я его неумелые утешения, – если б я приказал тебе умереть, ты бы выполнил мой приказ?
– Да, – ровным голосом ответил демон.
– Почему?
– Мы прошли плечом к плечу сквозь тьму веков. Мы видели войны и голод, мор и боль, страх и унижения. Мы сами испытали все, что дали человечеству. Никогда вы не предавали нас и не оставляли на произвол судьбы… Я верен вам и предан вам.
– А ты, Асгарот?
– Мы много сделали, повелитель. За эти века мы славно поработали. Впереди еще много работы, но если вы считаете, что моя жизнь нужна вам, берите ее, вы не можете ошибаться. Вы всегда правы. Я верю вам, и я предан вам.
– А я бы умер, если б это могло воскресить ее. И на вопрос "почему" не могу найти ответа. Нет ни одной причины для этого, но я отдал бы свою жизнь в обмен на ее… Значит, любовь все же сильнее любого чувства? Страха, боли, самосохранения, сильнее религий и философий. Вы можете жить и можете умереть по моему приказу… А я не могу жить без нее и, к несчастью, не могу умереть… Это мой мир, а я не волен решать в нем самые простые задачи – дарить жизнь и дарить смерть… Я не смог уберечь ее в этом мире… Зачем нужен такой мир, в котором жизнь чистого сердца подобна мгновенному падению звезды в ночном мраке? Я перестал понимать, что делаю и зачем… Способы превратились в цель. Когда она пришла, мне стало светло. Я не был так одинок. Мне не было все равно – жить или не жить. Я хотел жить для нее и для себя. Чтоб радовать ее и быть счастливым самому… Я не знаю, о чем я говорю… Все переменилось… Может быть, нам всем придется исчезнуть сегодня. Либо получить право распоряжаться этим миром полностью, либо исчезнуть навсегда…
Они молчали, ожидая пояснений. Я мог бы ничего не объяснять им – и без слов они пошли бы за мной, куда я прикажу, но я все же сказал:
– Этот мир не имеет права существовать в том виде, в котором существует. Людей нельзя предоставлять самим себе, ожидая, пока они сделают выбор. Они слишком слабы и податливы. Слишком злы и беспощадны. Им легче убить лучших из лучших, чем возвыситься до их уровня самим. С каждым днем, с каждым часом становится все темнее и темнее… Дальше тянуть незачем. Либо мир будет иным, либо у него нет права на жизнь… Вы готовы?
– Мы ждем приказа, Князь, – сказали они в один голос,
– Ступайте. Я позову вас.
Когда они исчезли, я с трудом поднялся и погладил шершавый гранит набережной. В памяти опять возникла она. Она стояла на этих ступенях и смотрела на огни ночного города, отражающиеся в темной воде. Мы танцуем с ней танго, ее глаза и губы совсем близко, но я не смею целовать их… Мы лежим на песчаном пляже лесного озера, и я любуюсь ее освещенным солнцем профилем… И та бесконечность, которая окружала нас, когда ее губы прильнули к моим…
