Текст книги "Роса в аду"
Автор книги: Дмитрий Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– А что делать с теми фильмами, скульптурами и книгами, которые мы все же проглядели?
– Уродуйте. Было четко написано: "Если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей, и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом городе, и в том, что написано в книге сей". А сколько раз после этого Библию переписывали, искажая и дополняя? Сколько раз переводчики вносили "отсебятину", приспосабливая пророчества под свое понимание и "видение" мира? Ну, и что до нас дошло?.. То-то… Ставьте в противовес книгам и фильмам "для души и ума" фильмы и книги "для глаз и тела". Ничто так не портит вкус, как бездарная похабщина. После нее читать хорошую книгу просто скучно. Штампуйте эти "творения" пудами. Бросьте все силы на то, чтобы пробить дорогу мерзости и безвкусице. Не заботьтесь о том, что это будет отвращать. Успех книги в сексе, крови и страхе. А это хорошо откладывается на подсознании. А те фильмы, которые все же будут проскальзывать… Есть замечательная вещь – реклама. Смотрит человек фильм, переживает за героев, расчувствовался, глупенький, а вы, в самый "душещипательный" момент – бац! – "тампоны фирмы "Вампокс" спасут вас от любых неприятностей". Все, кайф сломан…
– Что? – в один голос переспросили демоны.
– А это он с наркоманами общался, – пояснило мое отражение, в очередной раз появляясь в комнате и поднося трубку с моим любимым сортом английского табака. – Потусовался-потусовался и набрался…
– Еще раз появишься без приглашения – в рожу дам, – пообещал я, затягиваясь горьким дымом.
– Неблагодарная у меня работа, – пожаловалось отражение. – Можно сказать: чертовски неблагодарная. Призрак исчез, а я продолжил:
– Бафомет, какого лешего ты выпустил этот вирус… Как его? – я пощелкал пальцами, пытаясь припомнить странное название.
– СПИД? – уточнил демон.
– Да, именно он. Люди должны трахаться, трахаться и еще раз трахаться. При их уровне культуры это развращает почти так же, как "религиозная солянка". Сбавь обороты, Бафомет. Подумай лучше о возможностях еще одной "сексуальной революции". "Голубых" и "розовых" почаще по телевизору показывай – пусть жалеют и понимают. Пару памятников им поставь.
– Уже, – похвастался Асгарот. – И даже пошли дальше. Открываем секты твоего имени, повелитель.
– Чем занимаются?
– Как "чем"? – удивился демон. – Жертвы приносят.
– Идиоты! – сказал я грустно. – Полные идиоты. Мне души нужны. Души, а не тела! Если человек умер, он грешить не может. "Воскресшие мертвецы" бывают только в фильмах ужасов. Но мы-то с вами взрослые, современные практики и понимаем, что труп – это труп. А мне подонки нужны, мерзавцы… политики, на худой конец! Какой толк, если люди меня бояться будут? Бежать от меня, а не ко мне?! Вы должны делать мой образ привлекательным, милым и "пушистым". Прошли те времена, когда людей запугивать можно было: сунул рогатую голову в окно, рявкнул, человек со страха все и выполняет. Теперь иначе, теперь пальцем в "пятачок" ткнут и цинично поинтересуются: "Хелло, парень. Кто это тебе такие рога наставил?" Вы не меня, а церковь репутации лишайте. На смех выставляйте, анекдоты похабные придумывайте…
– Про?..
– Нет, – сказал я быстро, – только про церковь. Меня называют "клеветником", но идиотом еще никто не называл. Это удел и любимое занятие людей – хулить Его… Ладно, остальное как-нибудь потом. Вы мне надоели. Пошли прочь!
Демоны, давно привыкшие к перепадам моего настроения, растаяли в воздухе. Из висевшего на стене зеркала в комнату тотчас полезло мое отражение.
– Грубый ты, некультурный, – кряхтело оно, выбираясь из узкой рамы. – Ой-ей, тесно-то как… Невежливый…
– Вежливость люди придумали, чтоб скрыть свои истинные чувства, – сказал я, вставая с кресла и выбивая пепел из трубки прямо на ковер. – А если я чувствую, что эти рожи мне надоели, я так и говорю.
– За что ты их ненавидишь? – спросило отражение, убирая со стола.
– А за что их любить? – вопросом на вопрос ответил я. – Ну, эти-то еще ладно, они мне преданы, примитивны, как акулы, работают честно, неподкупны, верны и готовы разделить со мной любую участь. А люди, пришедшие ко мне на службу? Что они получают за свои старания? На что надеются? Что такого я им даю, чтобы жертвовать ради этого самым великим своим сокровищем – душой? Обещания? Так я же их не выполняю… А как стараются! Предают, губят лучших из лучших, грешат, убивают, бездействуют… Масса. Одна огромная, жиреющая и размножающаяся масса…
– Когда-то ты говорил, что мир стоит на чистых сердцах.
– И сейчас повторю. Только добавлю, что остальные просто живут в том мире, который стоит на этих сердцах. Все дело в первопричине. Я-то знаю, зачем я это делаю. Мои слуги делают это по моему приказу. А люди? Ради личных благ? Сиюминутных удовольствий? Проходящих возжеланий?.. Вот, к примеру, тебе нужен "шестисотый" "мерседес"?
– Нужен, – быстро ответило отражение.
– Я серьезно спрашиваю.
– Какой же дурак откажется от "мерседеса"? – укоризненно спросил меня призрак. – Только от тебя я не возьму. Ты же "передергиваешь". Потребуешь черт-те что, а "мерседес" подсунешь либо сломанный, либо числящийся в угоне. Лишь бы доказать свою правоту.
– Это один из методов, – согласился я. – А меня интересует не метод, а цель. Я все пытаюсь понять, почему они так легко поддаются соблазнам. Почему они так слабы и глупы? Неужели так сложно понять, чего стоят доброта, совесть, честь? Душа, в конце концов. Видимо, все дело в воспитании. Я их хорошо воспитываю. "Правильно".
– Так как же им отличить истинное от ложного, когда ты запутал все так, что сам не поймешь, что – где?..
– Я понимаю все, – оборвал я его. – Я только не могу понять, зачем я так много работаю, если им так мало надо? Может, я – работоголик?.. Я, я сам уже не могу жить в этом аду, а они ничего, приспосабливаются. Он думал, что люди будут крепнуть в страданиях, закаляться, принимать их как данность, как опыт… Ага, как же!.. Они разлагаются не в страданиях, а в достатке, славе и благополучии. Поэтому и подходить к ним надо именно через эти "входы". Ты можешь представить себе Спасителя, освящающего "шестисотый" "мерседес"? Или едущим читать проповедь на телевидении на роскошном лимузине, под охраной пары телохранителей, и размышляющего, куда потратить полученный за выступление гонорар?
– Зачем ты повторяешь демонам, что им делать? – попыталось уйти от опасной темы отражение. – Они же все прекрасно знают. Каждый метод, каждую возможность развращения…
– Потому что они – тупые, – жестко ответил я. – И я повторяю им все это как тупым, чтобы они сами почувствовали, какие они тупые, Я ясно выразился? Интрига должна быть красива. Она должна быть выношена, выстрадана, артистично исполнена. Мне нужны души, вырезанные хирургически точно, без остатка, а они приносят мне обломки, оставляя на "развод" целые куски. А люди, так те вообще, плодят убийц, палачей и дегенератов. У меня и без того хватает работы, так мне еще приходится устранять и их мерзопакости. Почему я должен следить, чтоб этот шарик не развалился на миллион кусков дерьма, когда мне хочется как раз того, чтоб он развалился?! Почему я должен уничтожать убийц, когда по мне так самое то, чтоб они перерезали друг друга?! Я хозяин этого мира, а мое хозяйство напоминает один огромный, злачный свинарник! У меня частенько возникает ассоциация с утлым суденышком, плывущем в море, которое собственная команда раздирает на части, рубит мачты, сверлит дно, дерется и пьянствует, а стоит чуть-чуть подуть ветру – пускает пьяные слезы и призывает на помощь Спасителя… Я бы с удовольствием утопил их, а сам завалился бы в лесу, на пахнущей мятой поляне, и проспал, наверное, лет этак триста, так я устал… Знаешь, что я забыл им сказать? Чтоб они как можно больше внимания уделяли женщинам. Мужчинам приятно разыгрывать из себя рыцарей и исполнять любые женские прихоти. Нужно, чтоб эти прихоти, что называется, "соответствовали".
– Ты говорил им это в прошлый раз, – напомнило отражение.
– Да?… Бот видишь, сколько разных возможностей, вариантов, перспектив, что всех и не перечислишь… А ты говоришь – не повторяйся. И вообще, я тебя зачем создал? Чтоб ты составлял мне компанию, разгонял скуку, создавал иллюзию общения, а ты?! Без тебя было лучше, чем с тобой.
– Я – твое отражение, хозяин, – грустно ответил призрак. – Тебе нужно было создать меня в минуты радости, а ты дал мне иллюзию бытия в моменты печали и винишь меня за это… Да и не помню я, чтоб за последние пару тысячелетий у тебя было хорошее настроение. Депрессия, сплин, усталость, злость, печаль, тоска, раздражение, меланхолия, уныние и отвращение – вот твои спутники, а не я. Я всего лишь… твое отражение.
– Две тысячи лет, – повторил я. – Да, ровно две тысячи лет… Две тысячи лет назад я еще надеялся. Когда Он пришел, я надеялся, что все это кончится. Но Он сказан, что придет еще, и я понял, что кончено далеко не все… И все же я надеялся. Надеялся, даже когда Его распяли… Не знаю на что, но надеялся. А потом пришло отвращение к ним, ненависть и безысходность. И нет ни одной причины изменить мое настроение. Меня ничто не радует. Ничто не интересует. Мне скучно.
– Но, может быть…
– Что будет дальше, дано знать только Ему, – перебил я. – А мне и это скучно… Чем бы заняться, а?
– Сделай что-нибудь гадкое, на душе и полегчает.
– Думаешь, поможет? – включился я в игру.
– Тогда что-нибудь хорошее.
– С ума сошел?!
– Хочешь, хохму расскажу?
– Ну, давай хоть хохму…
– Пришел черт к "новому русскому" и говорит: "Хочешь, я любые твои три желания исполню?" – "Хочу", – отвечает тот. "Тогда загадывай". – "Значит так. Для начала – "мерседес". Затем пятикомнатную квартиру, и напоследок – трехэтажную виллу". Черт предоставляет ему требуемое, а "новый русский" спрашивает: "Что с меня за все это?" – "Душу, – отвечает черт. – Душу, и все это – твое". "Новый русский" думал-думал, ходил по комнате кругами, чесал в затылке, устал гадать и спрашивает: "Слышь, братан, я вот в толк не возьму: а в чем подкол-то?" Ха-ха-х-х… Под моим мрачным взглядом призрак замолчал и виновато потупился.
– И в этом не везет, – вздохнул я. – У всех шуты как шуты, у одного меня – кусок идиотизма. Так… "Жить как все" мне не интересно, чего хочу – не знаю, чем заняться – не ведаю… В карты сыграем?
– На что?
– Просто так.
– Разве это азартная игра?
– И впрямь… Что там говорили демоны насчет этой секты… Ну, этих, моих обожателей-почитателей? Тех, которые "поклонники"?
– Поклоняются, – лаконично ответило отражение. Я поднялся и надел плащ.
– Пойду в гости, – сказал я. – А то как-то неудобно: люди стараются, культы создают, поклоняются, а "первопричина" их устремлений и обожания не может выкроить минутку, чтоб забежать и проведать.
– За что боролись, – печально констатировало отражение, – на то и… У меня такое ощущение, что у кого-то сегодня выдался тяжелый день.
– Я только посмотреть, – сказал я.
– Угу, – саркастично хмыкнуло отражение и полезло обратно в зеркало.
– Что – "угу"?! – рассердился я. – Ты хочешь сказать, что я – врун?!
– Нет, что ты, – заверило оно. – Ты самый честный Люцифер из всех, которых я знаю… Гневайся – не гневайся, а с тобой я не пойду. Я до этих дел не любитель. У меня для таких развлечений слишком тонкая психика. Мне забот до мировых проблем нет, голова за весь мир не болит. Наше дело маленькое – отразиться, повториться, покривляться и убраться… Удачной прогулки, хозяин…
***
В подземных катакомбах было темно, сыро и пахло просто отвратительно. Дважды я впотьмах наступал на что-то скользкое, разлагающееся и едко-смердячее, видимо, брошенные для устрашения на дороге остатки каких-то животных. Путь к цели был мне ясен, но столь замысловат, что невольно вспоминалась поговорка: «Здесь сам черт ногу сломит». Но меня неудержимо звал вперед запах. Запах глупости, жестокости и вседозволенности. Источник этого запаха таился в самом конце подземного лабиринта, и я шел вперед, влекомый любопытством и жаждой развлечений. Несколько раз я замечал на стенах жалкие попытки сотворить «охранительные знаки», еще пару раз мне пришлось тенью проскальзывать мимо облаченных в темные одежды стражей – высоких, широкоплечих детин с дебильно-насупленными выражениями лиц, – и наконец огромная, напоминающая пещеру комната распахнула передо мной свои двери… Точнее, двери-то как раз остались плотно закрытыми изнутри, но что такое «закрытые двери» для того, кто хочет войти?
Кольцом из каменных скамей вдоль стен в три яруса, зал напоминал цирковую арену или амфитеатр. В центре зала был установлен широкий чугунный алтарь, напоминающий клетку, с установленным внутри нее подносом для сбора крови. С одной стороны алтаря, на треугольном камне, перевернутом "острием" вниз, крепился перевернутый крест, с другой стороны возвышалось некое подобие трибуны. Арена была окружена четырьмя скоплениями свечей, расставленных группами по тринадцать свечей в каждой. Судя по исходившей от них вони, свечи были изготовлены из жира убитых животных. Маленький, грязный человек с длинными, сальными волосами, возраст и пол которого не мог определить даже я, ходил по кругу, зажигая свечи. Я понял, что успел к самому началу церемонии. Чтоб не мешать участникам ожидаемой тусовки, я скользнул на верхний ярус амфитеатра и, незримый, присел на холодной скамье в предвкушении скорого действия.
Ждать пришлось недолго. Когда последняя свеча была зажжена, прислужник подошел к висевшему на стене медному кругу, взял в руки молоточек и трижды ударил им в импровизированный гонг. Эхо с удовольствием подхватило гулкий звук, смакуя и перекатывая его по углам зала. Двустворчатые двери широко распахнулись, и в коридоре я увидел облаченных в темные одежды людей, держащих в руках смердящие факелы. Вереницей они вошли в зал, и я увидел, что балахоны были не черные, как казалось раньше, а темно-рыжие, сшитые из добротного бархата. Капюшоны скрывали лица сектантов, позволяя утаить от соседей гримасы и выражения их мимики. Я насчитал тридцать три человека. Закрепив факелы в специальных подставках на стенах, они степенно расселись на скамьях. Из маленькой двери, расположенной в противоположной части зала, появился еще один человек в сером балахоне, но без капюшона. Маленький, толстый, кривоногий, он просеменил к трибуне, зажимая под мышкой толстую папку красно-багряного цвета. По манере держать ее и по тому, как привычно устроился он на трибуне, я понял, что сей "подвижник" имеет немалый опыт выступлений перед зрительской аудиторией.
– Братья! – сипло воскликнул он, зачем-то вздымая вверх руки. – Возлюбленные мои братья и тов… кх-м… Мы собрались здесь, дабы… дабы…
Он сбился, забыв приготовленную речь, и, откашлявшись в кулак, заглянул в раскрытую папку.
– …Дабы восславить того, кто является нашим отцом и учителем. Мы восславим его, накажем его врагов, примем в свои ряды новых достойных кандидатов и возрадуемся его величию.
Я снисходительно кивнул, пропуская всю эту галиматью мимо ушей и терпеливо ожидая начала обещанной программы.
Толстяк спустился с трибуны, сбросил балахон и, сияя в свете свечей натертым маслами животом, натянул на голое тело короткий кожаный передник, протянутый прислужником.
– Введите! – крикнул он, и, вторя ему, эхо послушно взвизгнуло в вышине. Два здоровенных бугая втащили в зал тщедушного, плюгавенького человечка в изодранном костюме. Человечек неустанно икал и дрожал всем телом. Сорвав с него остатки одежды, бугаи приковали жертву к алтарю кандалами и быстро удалились.
– Всем вам известно, – плотоядно оскалившись, продолжал голый магистр, – что мы страшно и беспощадно караем врагов нашего ордена. Но еще суровей мы караем отступников, нарушивших и надругавшихся над нашими тайнами, клятвами и обычаями… Вот он! – крикнул магистр, указывая волосатым пальцем на извивающуюся жертву. – Вот он, отступник! Мы пригрели его на своей груди, приняли в число достойнейших, мужественнейших и славных, а этот смрадный червь оказался недостойным носить гордое имя нашего брата. По глупости своей и тщеславию своему встал он на пути нашего братства, изменив и исправив наши славные планы. Мы дали ему необходимое для нашего дела место художественного редактора в одном из крупнейших издательств города в надежде, что он приумножит и взрастит труды наши. Но эта смрадная свинья настолько прониклась тщеславием, что по близорукости своей среди неугодных нам книг умудрилась испохабить и мою книгу, приняв ее за обычную по… Впрочем, это не важно. Я написал десятки выдающихся трудов нашего времени, благотворно влияющих на умы людей, и три самые лучшие из них этот негодяй умудрился отредактировать своей поганой рукой. Неужели правая рука не знала, что делает левая? Нет! За его действиями таился корыстный интерес. Он захотел стать моим соавтором, и в результате книга из мерзопакостной превратилась в гнусную и отвратительную бульварщину. Какая же кара ждет этого славолюбца, спросите вы? Я отвечу: смерть!
Зал взорвался радостным ревом. Я только укоризненно покачал головой, но в действие решил пока не вмешиваться, надеясь на более интересное продолжение.
– Предоставим последнее слово бывшему члену нашего ордена, а ныне – жертве во славу хозяина нашего… Говори, презренный!
– Я… Я это так видел, – пискнул несчастный. – Я так это представлял и хотел выразить это…
– Это правильно, – похвалил магистр. – Таким мы и должны видеть этот мир, но преступление твое уже не смыть раскаянием. Ты поднял руку на своего магистра, испохабив его и без того… М-да… Чтобы жертва была наиболее угодна нашему хозяину, мы проведем вступительную церемонию, со всеми атрибутами жертвоприношения…
Прислужник протянул магистру корзину, из которой тот вытащил длинного и сонного ужа. Прихватив змею за голову, магистр повесил ее на кресте, побрызгал на нее водой из протянутого прислужником ковша и сообщил:
– Змея окрещается во имя Люцифера. Позже мы принесем в жертву и ее. Надеюсь, отец наш примет эту жертву…
– Не могу, – покачал я головой. – Спасибо, но не надо… Зачем мне дохлая змея? Глупость какая… Совместили обряды латиноамериканских индейцев, исмаилитов и культ фаги, добавили немного "партийного духа", отвратительно все разыграли и думаете, что мне понравится? Нет, начало я вам не засчитываю. Продолжим…
– Пока эти две твари ждут уготованной для них участи, пройдем во вторую залу, братья, – предложил магистр, – и начнем наши жертвоприношения с малого, постепенно переходя к большому и приятному. После принесения жертв нас ожидает церемония принятия в наши ряды нового кандидата, банкет и ритуальное слияние в радости греха с прекрасными послушницами нашего храма. На радость нашего господина, и во славу его.
– Хорошо, – согласился я. – Потерплю еще пару минут.
Оставив в покое потерявшую сознание жертву и меланхолично висящую на кресте змею, сектанты встали со своих мест и, один за другим, перешли через маленькую, давно требующую ремонта дверь в соседнюю залу. Эта комната была вдвое меньше предыдущей, но и выглядела она куда более респектабельно. Во-первых, она была лучше освещена – свечи здесь располагались вдоль стен тринадцатью группами по тридцать три свечи в каждой и не так отвратительно смердели. Стены были покрыты зеркальной мозаикой, отражавшей огоньки свечей тысячами бликов. А в четырех углах зала на невысоких постаментах стояли аляповатые, грубо вытесанные из дерева фигуры Асгарота, Бафомета, духа сокровищ Тогласа и духа драгоценных камней Нитика. В центре зала возвышалась огромная трибуна, покрытая красным сукном. Вместо алтаря здесь чадила небольшая, напоминающая "буржуйку", печь. Пока сектанты молились под руководством неутомимого магистра, я подошел к изваянию бедняги Нитика, задумчиво поковырял мраморный постамент и участливо поинтересовался:
– А тебя-то за что?
Статуя страдальчески сморщилась и пожаловалась:
– Вот… Выбрали единогласно… Говорят: раз камни, значит богатство, раз богатство, значит власть, раз власть, значит мы. Будем тебе поклоняться – и баста!.. А ведь камни – это красиво… Я здесь такого понасмотрелся… У-у… Может, поможешь?
– Я здесь как зритель.
– А-а… Ничего интересного. Глупо, бездарно и пошло. Ни фантазии, ни красочного действия… Примитив. То жертвы приносят, то трупам молятся, то водку глушат, то трахаются с кем попало… Одно слово – партийные работники.
– Все, что ли? – уточнил я.
– Нет. Есть писатели, банкиры, депутаты, генералы МВД и КГБ, парочка ученых. А вон тот, мордастый, следователь генпрокуратуры. У меня пьедестал раньше драгоценными камнями был украшен, так он, сволочь, каждый раз себе по камешку отковыривает и домой утаскивает… Помоги, а?
– Посмотрим, – неопределенно отозвался я и вернулся к столпившимся у трибуны сектантам.
Как раз к этому времени вновь одетый в балахон магистр закончил читать очередную пародию на молитву, а длинноволосый прислужник внес в зал огромную клетку, в которой понуpo сидели три тощие, вылинявшие кошки. Предчувствующие скорую гибель животные выгибали спины и яростно шипели, с ненавистью взирая на окружавших их людей.
Магистр открыл заслонку печи и сообщил:
– Для начала мы принесем несколько жертв во имя Молоха, Асгарота, Вельзевула и…
– Стоп-стоп-стоп! – захлопал я в ладони, материализуясь. – Все это делается не так. Сейчас я объясню… А вам, магистр, спасибо. На сегодня хватит…
Присутствующие вздрогнули и уставились на меня, не понимая, кто я и откуда взялся среди них. Первым опомнился самозваный магистр. Налившись краской ярости, он шагнул ко мне и, вытянув вперед руку, ткнул мне в грудь коротенькими, толстыми пальцами.
– Кто ты, дерзнувший явиться в святая святых и нарушать… нарушать…
Он вновь запнулся, видимо, позабыв, что требуется говорить в таких случаях. Но так как на этот раз спасительной папки не было у него под рукой, то он был вынужден замолчать, свирепо вращая глазами и строя мне потешные рожи.
– Нарушить церемонию таинства, – услужливо подсказал я.
– Нарушить церемонию та… Вы что себе позволяете, товарищ?! – привычно рявкнул он.
Я невольно улыбнулся – эта фраза выходила у него без запинки, на едином дыхании.
– Не узнаешь? – поинтересовался я. – Ну, да черт с тобой… Я хочу вам объяснить кое-какие тонкости служения так называемым "силам тьмы". На все, разумеется, у меня времени не хватит, поэтому постараюсь ухватить самую суть…
– Кто ты, мерзавец?! – заорал доведенный до бешенства толстяк.
– Это ты со своим шофером так разговаривай, – обиделся я. – А меня ты должен под хвост целовать только за то, что я вообще с тобой говорю.
– Взять его! – взвизгнул толстяк. – Взять его! Распнем покусившегося на наш культ! Принесем дерзкого в жертву!..
– Меня?! – искренне удивился я. – Меня – в жертву?! Простите, но это обычное хулиганство… Впрочем, с какой-то стороны это интересная мысль. Да, это интересно… Давайте, я согласен.
Я позволил схватить себя и привести в "жертвенный" зал. Беднягу редактора на время переложили на землю, а меня водрузили на его место и сковали руки кандалами.
– Последний раз спрашиваю тебя, глупец: кто ты и как попал сюда? – грозно вопросил толстяк, склоняясь к моему лицу.
– Не дышите на меня, пожалуйста, – попросил я. – У вас изо рта дурно пахнет. Убивать – убивайте, а вот дышать на меня перегаром не надо…
– Нож! – заорал магистр.
Насмерть перепутанный служака притащил ему длинный, обитый бархатом футляр. Раскрыв его, магистр вынул огромный, умело изготовленный кинжал с лезвием, вырезанным из горного хрусталя. На рукояти ножа виднелись три цифры: "666".
– Во имя Лю… – начат магистр.
– Вот только словоблудить не надо, – попросил я. – Вы и так отнимаете у меня время. У меня еще куча дел, нельзя ли побыстрее? – …цифера! – проорал магистр и с силой опустил лезвие ножа мне в грудь.
– Ой! – грустно сказал я.
Магистр вытащил кинжал, склонился, вглядываясь в мое лицо, побледнел и еще раз взмахнул оружием.
– Ой, – повторил я, когда кинжал вторично пронзил меня насквозь. – Если угодно: ой-ей-ей…
В зале воцарилась именно та тишина, которую принято называть "мертвой".
– Разучились, – вздохнул я. – Даже этому разучились. Как красиво раньше убивали богов… А теперь? Тьфу!
Кандалы раскрылись, выпуская из своих объятий мои запястья, и я встал с алтаря. Оцепенение схлынуло с толпы сектантов, и, разразившись воплями ужаса, они бросились к дверям.
Но дверей уже не было. По всему периметру зала тянулась сплошная, без единой щели стена.
Я стряхнул с плаща капли крови, подошел к трибуне и, забравшись на нее, постучал молоточком по дереву:
– Попрошу тишины!.. Господа, что вы как дети малые, право слово?.. Неужели предел ваших мечтаний – жертва в виде несчастного редактора? Кстати, вот его-то убивать совсем не обязательно. Художественные редактора – люди для нашего дела полезные и даже необходимые. Их нельзя резать. Их нужно беречь и лелеять. Скажу больше – без них я чувствую себя, ну, прямо как без рогов… Шутка. Убивать вообще никого не нужно. С чего вы взяли, милые мои, что мне приятно, когда кого-то режут? Это символика, не больше… Да сядьте же вы по местам! От ваших прыжков и ужимок у меня уже в глазах рябит. И снимите, наконец, эти ужасные капюшоны со своих лиц… О-о, ну и рожи… Нет, наденьте их обратно… Вот ты, – ткнул я пальцем в трясущегося магистра, – ты кто такой?
– Я… Им… Имею честь… э-э… быть покорным слугой…
– Врешь! – рассердился я. – Кто тебе сказал? M-м? Кто тебе сказал, что мне нужен слуга-идиот? Мне нужны умные, хитрые, образованные… Высокая должность – это не признак ума и заслуг, чаще всего это чья-то ошибка… Впрочем, тебе этого не понять. Так с чего ты решил, что все это, – я брезгливо обвел рукой зал, – может быть мне угодно?
– Голос, – прошептал он еле слышно, – внутренний голос мне сказал…
– Голос, – задумчиво повторил я. – Это твоя совесть договаривалась с твоими желаниями. Отсюда и "голоса". Нет, господа, подобные сборища явления редкие и отталкивающие. Они отвращают от меня людей. Но винить вас в этом нельзя. Быть обаятельными и притягивать на мою сторону вы все равно не сможете… Тогда отвращайте, но отвращайте с пользой. Одна заметка от лица церкви о вреде телевизоров и компьютеров оттолкнет от церкви в стократ больше народу, чем самые злобные ваши нападки на нее "извне". Один публично отрекшийся священнослужитель, "развенчивающий" "ложное учение", в стократ милее моему сердцу, чем сто прирезанных редакторов, а один затравленный властью интеллигент в сто раз полезнее нашему делу, чем все "черные мессы" вместе взятые. Вы все, здесь собравшиеся, "власть держащие", так что же вы маетесь дурью, любезные? Сверху вниз всегда удобней гадить, разве вы не знали? А вы забрались в подполье… Отсюда не получится, как ни старайтесь.
– Мы не понимаем, – проблеял магистр. – Мы не знали… Продиктуйте нам ваши инструкции, товарищ Люцифер…
Я мрачно посмотрел на говорившего. Под моим взглядом он съежился и затрясся.
– Ты зачем пытался меня зарезать, поганец? – спросил я.
– От усердия. Исключительно от усердия… дабы…
– Преданный дурак опасней умного врага, – напомнил я. – А если этот дурак еще и усерден… Не хотел бы я быть на твоем месте.
– А что с ним не так? – спросил толстяк, но в этот момент земля под его ногами разверзлась, и с жутким воем самозваный магистр рухнул в бездну.
Я заглянул в пропасть, снисходительно кивнул приветствующим меня демонам и затворил землю. При виде этого несколько сектантов упали в обморок, остальные стояли передо мной по стойке "смирно", бледные и дрожащие. Я достал из кармана пачку сигарет, прикурил и, заложив руки за спину, несколько раз прошелся взад-вперед по залу, размышляя.
– Вместо того, чтобы вселять в сердца людей безнадежность и отчаяние, вы развлекаетесь, – сказал я наконец. – Вместо того, чтобы не покладая рук работать над окончательным развалом этой страны, вы довели дело до середины и отдыхаете, тешась зрелищами…
– Мы развалили все, господин, – пискнул один из них. – Почти все…
Я мгновенно оказался рядом, впиваясь взглядом в его желтоватые, ставшие от страха безумными, глаза.
– "Почти"?! – рявкнул я. – "Почти" это все равно, что "ничто"! Почему они еще верят?! Почему в церквях еще кое-кто есть? Почему они вообще не закрыты? Почему на тысячу бездарных книг еще встречается одна талантливая, а на сотню отвратительных фильмов – один хороший?! Почему еще работают лишенные зарплаты и жилья учителя?! Врачи?! Ми… Тьфу, мерзость какая!.. Милиция?! Почему композиторы пишут свои мелодии, а поэты сочиняют свои стихи?! Почему, я вас спрашиваю?!
– Мы исправимся, – уверили они меня в один голос. – Мы исправимся, господин. Мы устроили им революцию, потом провели перестройку, если надо, добавим еще и переворот… Стабильности не будет, хозяин. Мы не позволим им отдышаться…
– Церковь, – напомнил я. – Церковь и интеллигенция – вот два ваших главных врага. Стравите их между собой. Они сейчас слабы. Интеллигенция нынче сторожит кооперативные ларьки, а церковь удалилась от Веры на достаточное расстояние, погрязла в золоте и боится слова. Гоните их, клевещите на них, разваливайте их изнутри, внедряя в их ряды дурней и словоблудов.
– Но мы не можем "изнутри", среди нас нет дурней…
– Бафомет! – рявкнул я.
Демон моментально возник рядом, неся на вытянутых руках клетку с приготовленными в жертву кошками. Поставив ее на землю, открыл дверцу… Туман заклубился у его ног черным облаком, и, когда он рассеялся, демон держал на цепях трех яростно скалящихся пантер. Гигантские кошки рычали и рвались из его рук, стремясь поскорее добраться до своих мучителей.
– Вы не понимаете меня, – сказал я. – Специально для слабоумных повторяю: мне нужны страх, голод, смута и безверие. Мне не нужны ваши ритуалы, это символика. Мне нужна работа. Кропотливая, тяжелая и серьезная работа по уничтожению рода человеческого. На своих "официальных местах" вы были куда полезней для меня, но опустились до этих катакомб. Что ж… Вы не хотели понять, что моральное уничтожение страшней уничтожения физического. Если б их нужно было уничтожить, они были бы уничтожены еще пять тысяч лет назад. Идет борьба за души человеческие, а не за тела! Тела и без того мои! – Я – Князь Мира Сего! Спасители приходят и уходят, а я остаюсь! Это мой мир. Но души еще за пределами моей власти… Все сокровища мира, все его блага и власть принадлежат мне. Но мне это-то как раз и не нужно. Это и так мое! Вы поняли меня?!
От моего крика они присели. Парочка идиотов попыталась перекрестить свои лбы. Но что такое крест, наложенный на тело без души? Иллюзия… Я рассмеялся.
