Текст книги "Шестьсот шестьдесят шестое правительство"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14. Что же мы так бедны-то?

Надо ли говорить, что Гыга, прикинувшийся Шериданом (любил он эти милые шалости) и так напугавший наемников, шепнул Курепову на ухо имя заказчика.

Имя это в столице было весьма известным и принадлежало субъекту, делающему заявку на верховную власть. Где-то ему Курепов перешел дорогу, но скорее всего дело было не в этом. В Курепове дальновидный этот дядя, богатый и хитрый чиновник высокого ранга, по-видимому, разглядел опасного конкурента.

Расправиться с этим сановником, как расправились с Абрамовым, было затруднительно – он охранялся что тебе шапка Мономаха в Алмазном Фонде и сам мог прописать ижицу кому угодно.

Но недолго уже оставалось ждать. Уже Максимчик готовил проект Указа, а Президент в Горках-9 накапливал силу и волю, чтобы его подмахнуть. И тогда никакой высокопоставленный сановник не будет страшен, ибо Курепов становился реальным и могущественным носителем власти. Об этом тоже шепнул Гыга…

Новое жилье непременно требовалось обмыть, на этом настаивал Курепов. В 17.30 он отпустил не успевшего ударить палец о палец на работе Веньку, дабы тот выдвинул на середину гостиной стол, накрыл его скатертью, а когда в 19.00 из ресторана привезут ужин, расставил всё, как положено. Приглашенных будет двое – друзья Курепова по Плехановскому, с которыми вскорости предстоит работать вплотную. Ребята умные и дошлые. Никаких баб, стервы не должны знать об этой квартире. От них, от стерв, с их мукомольным языком только вред. Первейшие наводчицы, хотя, может быть, даже и не подозревают об этом.

– Давай, Вениамин, дуй, – сказал напоследок Курепов. – Мы будем после 19.30. Я знаю, баксы жгут карман. Можешь заехать к родичам, подкинуть им с пяток тысяч. Покровитель не возражает.

Видно, Покровитель этот совсем уже передал Веньку под патронаж Курепову. Перестал посещать, вещает его языком. Обидно, досадно, но ладно.

Представьте теперь, какие глаза сделались у восседающих на скамейке бабушек, когда перед подъездом остановилась шикарная черная иномарка и из неё вышел весь из себя Венька Рапохин. То есть, в принципе-то он был одет весьма просто – белая рубашка с галстуком, черные брюки, но всё это было с иголочки, без единой морщинки, качественное, не какое-то там китайское однодневное барахло. Был Венька загорел, аккуратно причесан, в модных черных очках, при себе имел кожаный кейс с хитрыми золочеными замочками. Бабкам сказал не обычное «Здрасьте», а «Здорово живем, бабули», отчего те совсем уже рты поразевали.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, Венька своим ключом открыл дверь и очутился в до боли знакомой атмосфере с привычным запахом маминого лосьона, жареных котлет, кофе и дрожжец – поди, опять заквашивали бражку.

Просматриваемая из прихожей кухня была пуста, на плите на малом огне стояла накрытая крышкой чугунная сковорода и пыхтел, собираясь выпустить толстую струю пара, чайник.

Из спальни выглянул одетый в майку и спортивные портки папахен, сделал круглые глаза, сказал неуверенно:

– Чтоб мне лопнуть. Венька.

В спальне грохнули чем-то тяжелым, ойкнули, и в коридор, завязывая пояс на халате, вышла мама.

– Ну, наконец-то, – сказала она. – А-то совсем пропал…

Как раз и картошка с котлетами поспели. Отец вынул из кастрюли пахнущие укропом малосольные огурчики, водрузил на стол бутылку чистейшего первача.

Венька хоть и сел за стол, но от ужина категорически отказался. Было в его голосе что-то такое, уверенное, что однозначно указывало – настаивать и переубеждать бесполезно. Дабы скрасить некоторую резкость, он добавил, что приглашен на торжество и что в запасе у него от силы десять-пятнадцать минут. От стола к столу, сами понимаете, скакать не резон, не зайцы.

Мама не обиделась, положила второго отцу и себе, начала рассказывать, что у Кирилла с работой какая-то ерунда, что-то там налоговая раскопала, а Кириллу отвечай. Нашли крайнего. Отец же надулся, нахмурил брови, засопел, молчком налил и хлопнул стопку.

– Всё нормально, – сказал ему Венька. – Не обижайся. В следующий раз.

После чего сходил в коридор к своему кейсу и вернулся с пачкой стодолларовых купюр.

– Я теперь неплохо зарабатываю, – добавил он, положив пачку на стол.

– Это сколько ж тут? – спросил отец, который, кажется, уже отмяк.

– Десять тысяч.

– Ой, сынок, – сказала мама. – Не воровские ли?

– Нет, – ответил Венька. – Я в охране у депутата Курепова.

– Нынче что депутат, что вор – разница невелика, – заметил отец, хрупая огурчик.

– А Абрамов? – сказал Венька и услышал, как хохотнул Покровитель. Напомнил-таки о себе.

– Таких, как Абрамов, раз-два и обчелся, – помрачнев, отозвался отец. – Честен был, потому всем и мешал. Найти бы эту сволочь, кто его убил. И в упор из крупнокалиберного, чтоб в клочья. Вперемешку с дерьмом.

– Будет тебе, – сказала мама. – Развоевался. Лучше за Веню порадуйся. Вон какой подарок сделал. Спасибо тебе, сынок.

Она взяла Венькину руку, погладила и, прошептав «Дающему да воздастся», вдруг поцеловала её.

Внутри у Веньки всё перевернулось. Сдвинулись какие-то глубинные пласты, накренились стены возведенной под чутким руководством Покровителя крепости, зашуршал, осыпаясь, песок, посыпались камни.

«Эй-эй, – встревожено закричал Покровитель. – Полегче там».

А горло уже подпирали слёзы. Зачем она сделала это? Как нищенка, которая хватает и начинает слюнявить руку подавшего милостыню. Господи, какое унижение. Что же мы так бедны-то?

«Во-он, – заорал Покровитель. – Вон отсюда».

Неведомая сила заставила Веньку выметнуться из-за стола, схватить кейс, выскочить в дверь… Очнулся он уже в машине.

Бабки, мимо которых он, шумно топая, промчался, оживленно галдели и интенсивно жестикулировали. Две из них, встав со скамейки и приставив ладошку козырьком, зорко высматривали, что там, на шестом этаже, делается. Но нет, с окнами Рапохиных всё было в порядке, они были не колоты, из них не валил дым и не раздавались крики о помощи.

Венька дал по газам и умчался.

Глава 15. Делёж портфелей

В 19.00 четверо молодых людей, подобострастно поздоровавшись, занесли в коридор четыре большие увесистые коробки и, раболепно попрощавшись, удалились.

Венька, на душе у которого было сумрачно, распаковал коробки, выставил на застеленный белоснежной скатертью стол тарелки и салатницы с деликатесами и невиданными салатами, поставил в микроволновку судки с мясными и рыбными блюдами.

В трех коробках, разделенных пластинами картона на ячейки, была чисто жратва, в четвертой имели место горячительные напитки и предметы сервировки, начиная от посуды и кончая накрахмаленными салфетками. Всё предусмотрели, холуи.

«Именно так – холуи, – немедленно прокомментировал Покровитель. Он теперь, увидев Венькину слабину, не отпускал его ни на минуту. – Надо быть хозяином жизни, иначе сомнут, стопчут. Поэтому все вокруг холуи. Подчеркивать это, может быть, и не стоит, но знать нужно обязательно. Иметь, так сказать, в виду».

К приезду Курепова с приглашенными стол был накрыт. Необременительная, но требующая тщательности возня отвлекла от мрачных мыслей, настроила на предстоящий ужин. Этому в какой-то степени поспособствовала и шикарная обстановка, в которой отныне предстояло жить.

Бездна, возле которой вдруг очутился Венька, неожиданно понявший, что в бездне этой находятся сейчас все-все, включая родителей, включая Кирилла, включая соседей и говорливых бабок, бездна, имя у которой была нищета, испугавшая своей липкой безысходностью, своей беспросветностью, отпустила. Всё, вроде бы, встало на свои места и всё было не так уж плохо.

«Нервы не в дугу», – сказал себе Венька, на чем и успокоился.

Эти двое, что приехали с Куреповым, были с Венькой предупредительны, не показывали своего превосходства (как же, Плехановский за плечами, а у тебя, парень, кроме черного пояса и головы, способной забивать гвозди, что?), но как-то поначалу Веньке с ними было неуютно. Как-то быстро они его, пару раз встрявшего в разговор, поставили на место, то есть затолкали в угол. Вежливенько так, культурненько. И он поначалу всё правильно понял. Никакой он в этой роскошной квартире не хозяин, а так – мебель, сторож. Но потом весьма неожиданно ситуация изменилась, и эти двое начали относиться к нему с уважением. Ничего понять было невозможно. В дальнейшем Курепов объяснил, что это и есть политика – менять собственные позиции, показывать себя то так, то этак. Обижаться на это не стоит, иначе прослывешь дураком, много лучше относиться к этому с юмором.

Одного из гостей, высокого лощеного брюнета в очках, звали Георгием, второго, плотного, массивного и тоже не маленького, с короткой рыжеватой щетиной на голове – Осипом. Соответственно фамилии у них были Хлебников и Аксельрод.

Когда выпито и съедено было достаточно (Венька ел и пил, не отставая), завязалась несколько странная беседа, весьма похожая на заговор. Троица плехановцев, называя Президента Бурым, Максимчика Серым, а существующее правительство всех скопом баранами, никого особенно не выделяя, начала распределять властные портфели.

Курепову безоговорочно досталось премьерство, Жоре и Осе вицепремьерство. Называя известные им троим имена и клички, выбрали министров. У Веньки спросили, кем он хочет быть – министром по чрезвычайным ситуациям или культуры. Венька, хохотнув, выбрал культуру.

У Курепова возникло сомнение по поводу министра финансов: Дохлер-де может не потянуть.

– Дохлер да не потянет? – усмехнулся Аксельрод. – Так потянет, что другим ничего не останется.

– Вот то-то и оно, – сказал Курепов. – Именно это я и имею в виду. А надобно делиться. Дохлер лучше застрелится. Но кого тогда?

Возникла пауза, и в эту паузу, зная, что терять нечего, с ходу внедрился Венька.

– Есть кадр, – сказал он. – Экономист, юрист, бухгалтер.

– Кто? – спросил Курепов.

– Мой брат.

– Что закончил?

– МГУ с отличием, – ответил Венька. – Теперь пашет в частной фирме.

Плехановцы переглянулись. МГУ тоже что-то значил. Впрочем, слово оставалось за Куреповым.

– Завтра вечером привезешь его сюда на собеседование, – сказал Курепов. – Понравится – милости просим. Покровитель не возражает.

Веньку бросило в жар. Неужели и тут повезло? Он уже понял, что разговор этот пусть между пьяными мужиками, но весьма серьезен. И нечего было хихикать. Покровитель знал дело туго. Значит, культура и финансы. Ничего себе!

– Бурый плох, – сказал между тем Курепов. – Но он – единственный гарант. Другие будут вставлять палки в колеса. Следовательно, никаких других, а Бурому обеспечить максимальный уход. Всё самое лучшее. Искусственное сердце, искусственную почку, даже член искусственный, если понадобится. Всё невозможное. Пересадить мозги, если будет нужно.

– А так бывает? – спросил Хлебников.

– Не бывает, так будет, – сказал Курепов, уже видящий себя премьером. – За зеленые всё будет. Ты что, сомневаешься?

– Коммуняги упрутся, – невозмутимо заметил Аксельрод. – И так уже шумят, что Бурый мертвее Мао Цзе Дуна.

– Черт с ними, – бросил Курепов.

– Что бараны? – спросил Хлебников. – Тебе там наверху виднее.

– Идет планомерный отсев, – ответил Курепов. – Мекают порой, когда здорово прижимают, но и только. Бараны и есть бараны.

– Может, Серого в Президенты? – неожиданно предложил Аксельрод. – Личность известная, учиться не надо – и так всё знает. К тому же здоров, в шунтах не нуждается.

– Не поймут-с, – сказал Курепов. – Харизма не та.

Венька, не встревающий в этот разговор, слушал и думал, что вот именно сейчас «дорогие россияне» смотрят свои старенькие телевизоры, лопают перловую кашу, читают, ругаются, целуются и Бог весть что еще делают, и никто из них не знает, что в некой квартире на Ленинском проспекте запросто пьют водку и решают вопросы государственной важности никому пока не известные молодые люди, которым определено завтра быть правителями. И ему, Веньке, в будущем правительстве выделено местечко. От этого становилось тревожно и радостно, но больше тревожно, потому что одно дело обучать каратистов или грудью вставать на защиту любимого депутата, и совсем другое – руководить культурой страны. Всей этой махиной – с циркачами, библиотекарями, актерами, писателями, художниками. Это ж придется общаться с заслуженными деятелями, народными артистами, академиками. Все ведь попрутся к тебе.

Тяжелый груз ощутимо лег на плечи, придавил.

Взглянув на его кислую физиономию, Курепов усмехнулся и сказал:

– Брось, старик. Это так же просто, как жрать и пить. Дистанцируйся, не принимай всерьез. У тебя будет куча помощников.

– Это точно, – подтвердил Хлебников. – Чем выше сидишь, тем легче работать. Самая суета у клерков.

– Если что – поможем, коллега, – пообещал Аксельрод. – Вместе воз-то тянуть.

– Какой там воз – детскую колясочку, – сказал Курепов. – Растащили уже воз-то. Вот с этого заявления и начнем. Мол, дорогие россияне, положение в стране аховое, всё разворовано, разбазарено, но мы сделаем всё возможное, чтобы… Чтобы что? Кто знает?

Поскольку все молчали, Венька произнес:

– Чтобы прекратить ваши мучения.

Аксельрод с Хлебниковым дружно зааплодировали, а Курепов сказал:

– Видишь, сколько в тебе глубины и тонкости. А говоришь – не потянешь. Еще как потянешь.

И предложил налить. Что было принято без возражений.

Глава 16. Сам тупой

На следующий день в шесть вечера Венька подъехал к офису фирмы, в которой работал Кирилл. Звякнул в парадную дверь. Изнутри откликнулась какая-то тетка:

– Закрыто.

Венька вновь звякнул, настойчиво, три раза.

Открыла уборщица в белом халате со шваброй в руке. За спиной её стояли столы с компьютерами, народу не было никого.

– Говорят же…, – начала было тетка, но тут из глубины комнаты раздалось: «Это ко мне, тетя Варя», – и из-за дальнего стола поднялся Кирилл. Махнул рукой.

Венька прошел к нему.

Был Кирилл озабочен и встрепан, глаза его блуждали. Видно было, что человек страшно занят.

– Поехали, – сказал Венька.

– Куда? – Кирилл так и тянулся к работающему компьютеру, скользя взглядом то по Венькиному лицу, то по монитору, причем монитор с каждым мгновением притягивал его всё больше и больше. Трудоголик чертов.

– Тебе что, больше всех надо? – сказал Венька. – Чего ты тут один торчишь?

– Да как-то кто куда, кто в лес, кто по дрова, вот один и остался, – пробормотал Кирилл и ловко ткнул пальцем в клавишу киборда.

– Постой, постой, – заговорил он, впиваясь глазами в экран. – Ну-ка, ну-ка.

И, не садясь, стремительно забегал пальцами по клавиатуре. Клавишник, органист, И.Николаев со своей Н.Королевой.

– Всё, – Венька взял да вырубил системный блок.

Монитор тут же почернел.

Кирилл похлопал глазами и сказал:

– Ну, ты глупый. Ну, ты тупой.

– Сам тупой, – парировал Венька и выключил сетевой фильтр.

После чего, крепко взяв под локоток, повел не особенно упирающегося Кирилла на выход.

– Чья тачка? – спросил Кирилл, едва они сели в машину.

– А ты как думаешь? – сказал Венька, выруливая на проезжую часть.

Кирилл вздохнул и заметил:

– Мог бы догадаться. Особенно после этого царского подарка. Кстати, ты что так внезапно ускакал? Нехорошо. Предки в недоумении.

– Погоди, братан, – сказал Венька. – Намечаются крупные изменения. Появляются крупные должности. Короче, я тебя порекомендовал, а едем мы на собеседование.

– С кем?

– Зовут его Леонид Петрович Курепов. Твоя задача понравиться.

– Курепову? Это который депутат? – уточнил Кирилл. – Не, под депутата не пойду. Люди это временные, им дадут под зад, а нам, грешным, куда? Им-то хорошо, они себе министерские пенсии выхлопотали, у них льготы, они номенклатура, а мне уже такой работы, как сейчас, не найти. Сам знаешь.

– А ты пробовал? – сказал Венька. – Ты как в эту свою дурную фирму вляпался, так из неё ни шагу. А возможностей, между прочим, тьма. Не меньше, чем в Штатах. Теперь относительно Курепова. Сегодня он депутат, а завтра – второй человек в стране. Указ уже готов. Понял, чем старик старуху донял?

Кирилл заморгал, засопел. Дошло, наконец-то, что дело серьезное.

– Да ты не переживай, – сказал Венька. – Чем выше сидишь, тем легче работать. Самая суета у клерков.

Тут Венька, как видите, позволил себе плагиат. Подтибрил у Хлебникова понравившуюся ему формулировку.

– Вот ты скажи мне, где был твой шеф, когда я пришел? – продолжал Венька, сворачивая на перекрестке направо и уверенно вливаясь в несущийся поток разномастных машин. – Шеф был ушедши. Потому как у него имеется маленькая серая лошадка, которая пашет. То есть, ты. А получает он раз в десять больше твоего. Я неправ?

– Не знаю, – сказал Кирилл.

– Ну, так и посылай его на три литеры.

– Вот черт, – сказал Кирилл. – Всё так неожиданно. Как, говоришь, его зовут? Леонид Петрович? Не ошибиться бы. Он как мужик-то? Ничего?

– Какой там мужик, чуть старше тебя, – ответил Венька.

– Совсем уже гарант охренел, – сказал Кирилл. – Скоро правительство в яслях набирать будут. А как через тройку месяцев по заду отвесят? Следуя обычаю. Куда тогда?

– За три месяца, дорогуша, ты обеспечишь себя на пятьсот лет, – усмехнувшись, произнес Венька. – Будто сам не знаешь. Умные люди говорят: мне бы часик побывать премьером, чтобы успеть документ справить, банк учредить или какую фирму, а то просто открыть счет и перевести туда зарплату учителей, – и всё, и больше ничего не надо. Зарплата у учителя маленькая, но когда их, маленьких, много, получается о-го-го.

– Ну, ты жук, я посмотрю, – сказал Кирилл.

– Это не я жук, – ответил Венька. – Это, братан, жизнь такая – жучиная…

Венькина квартира потрясла Кирилла своим великолепием. На сей раз он не стал уточнять, чьи хоромы. Подразумевалось, что Венькины. Он лишь оценивающе посмотрел на брата, который особыми талантами в ментальной сфере никогда не блистал, и молча опустил глаза. А что тут скажешь?

Венька организовал на кухне ужин из остатков вчерашнего пиршества (этих остатков в холодильнике хватило бы еще на два основательных застолья), усадил Кирилла за стол, а сам поехал в Резиденцию.

Через полчаса он вернулся с Куреповым.

К этому времени Кирилл уже поужинал, помыл за собой посуду и сидел теперь в гостиной перед огромным телевизором.

Венька выключил телевизор, вслед за чем вышел, оставив Кирилла с Куреповым.

Разговор продолжался минут десять, не больше, после чего Курепов позвал Веньку и велел отвезти себя обратно в Резиденцию. По дороге сообщил, что Кирилл – это то, что надо, с чем он, Венька, может поздравить брата. Сам Курепов оставил Кирилла в неведении – так замес круче получается. Вот только двух Рапохиных а одном правительстве быть не должно, достаточно Веньки. Кириллу же, поскольку он будет сидеть на мешках с деньгами, можно дать псевдоним Миллионщиков. А? Звучит чисто по-русски.

– И вот что, – добавил Курепов. – Пусть завтра же берет расчет в своей лавочке, нечего позориться. После обеда привезешь его в Резиденцию, поставим на довольствие.

Всё сказанное Куреповым Венька слово в слово передал Кириллу. Тот обрадовался, однако признался при этом, что не очень-то верит в успех дела. Уж больно замахнулись. Куда к черту: из экономистов в частной фирмочке сразу в министры. Из депутатов – в председатели правительства. Маниловщина, брат, прожектерство.

– Заклевали нас, братан, – ответил на это Венька. – Затюкали. Ни к чему-то мы не пригодны. Пеньки с ушами. А мы и верим всем подряд, как последние идиоты. Да если в таком настроении выходить на ринг, любой первогодок тебя разделает под орех. Очнись, братан.

Вслед за чем отвез Кирилла домой, наказав после обеда никуда не отлучаться.

Глава 17. Рапохин, вы уволены

Следующий день была пятница. Кирилл не рискнул резать по живому, вышел на работу и как-то закрутился, завертелся, забыв обо всём на свете.

Нашедший его здесь после обеда Венька не стал мудрствовать лукаво, а пошел и прямо в кабинете набил молодому наглому шефу морду, набил быстро и бесшумно, оставив на физиономии веские аргументы и не тронув при этом корпус шефа. Это было не больно, но обидно до чертиков. Поняв, что имеет дело с профессионалом по мордобою, шеф даже не пикнул.

После этого Венька объявил, что действует по указке Кирилла. Хлюпающий расквашенным носом шеф немедленно выкинул на стол трудовую книжку Кирилла.

Эту книжку Венька предъявил Кириллу, возвестив, что с этой секунды тот уволен. Кирилл начал рваться к шефу, громко требуя объяснений, Венька, гогоча, удерживал его, сотрудники от всего этого возбудились, разгалделись.

Из своего кабинета выглянул одевший черные, на пол-лица, очки, прикрывающийся платком шеф и гундосо провозгласил:

– Рапохин, вы уволены. В среду зайдете за расчетом.

Кирилл обмяк.

– Не иначе – зуб на тебя имеет, – заговорил Венька, уводя Кирилла к машине. – Ничего не хочет слушать. Спрашиваю: как он, как работник? Ты, то есть. А он, в смысле шеф: что, мол, сбежать намылился? Скатертью дорога. И книжку твою на стол – бац.

– Врёшь ты всё, – сказал Кирилл. – С чего вдруг он в очках? Думаешь, я не понимаю?

– Молоток, раз понимаешь, – похвалил Венька, распахивая перед ним дверцу своего «Ауди». – И чтоб я тебя больше в этой шараге не видел…

Мент, козырнув Веньке, пропустил «Ауди» внутрь Резиденции, в этот оазис внутри раскаленной, пропыленной, загазованной столицы. Здесь и воздух почему-то был другой, и казалось, что не так жарко. Здесь было тихо и безлюдно, ты был предоставлен самому себе, ты был волен делать, что хочешь, но это была иллюзия. Окружающие предметы были нашпигованы телекамерами, просматривался каждый сантиметр пространства. Внимательные глаза следили за каждым твоим движением. Если что не так, из сопряженных с телекамерами форсунок тебя могло обдать струей снотворного газа. Но могло и не обдать, а мог появиться взвод бойцов спецохраны, ребят хорошо оплачиваемых, дорожащих своим местом, и это было много хуже газа, потому что ребятам этим ненароком сломать тебе руку или выбить мимоходом челюсть не составляло никакого труда. Для появления этой бравой команды, выходцем из которой, кстати, был Гаврилов, достаточно было, чтобы система идентификации тебя не опознала.

Вся публика, периодически посещающая Резиденцию, была внесена в соответствующие каталоги компьютерной сети, на которую замыкались все системы, в том числе и система безопасности, поэтому любой из них мог спокойненько, в одних плавках прошлепать к бассейну и плюхнуться в голубые упругие волны. Либо возлечь на шезлонг, подставив свою жирную белую тушку коварному ультрафиолету. Либо погонять в большой теннис.

Но чужим здесь делать было нечего. У чужих здесь под ногами горела земля.

Кирилл крутил головой направо-налево. Всё здесь ему нравилось, всё восхищало. Подумать только, в пределах Садового Кольца такое великолепие. Кто бы мог предположить? Поистине, деньги имеют безграничную власть. Точнее, те, кто имеют власть и деньги, могут позволить себе всё.

В вестибюле Главного Корпуса их встретил радушный Курепов, который, оттерев Веньку, встал в середке между братьями, обнял Кирилла за плечи и повел к лифту, воркуя о предстоящих планах. Вроде бы ворковал о деле, а, если вдуматься – ни о чём. Насобачился на многочисленных митингах. Но Кирилл его слушал на полном серьезе и кивал в знак согласия. Значит, затронул ушлый депутат нужные струны.

Поднялись на третий этаж в канцелярию, которую Курепов вскрыл своим мастер-ключом. Сказал в микрофон пароль, чтобы на срабатывание охранной сигнализации не среагировала тревожная группа. Здесь Кирилл самолично, удивив Курепова скоростью, внес в компьютер свои анкетные данные.

Далее Кириллу были выданы десять тысяч долларов на одежду и мелкие расходы, а также пластиковая карточка, дающая право бесплатно обедать и ужинать в кафе и ресторанах города. Карточка эта кроме того позволяла ездить в общественном транспорте, брать в аптеках лекарство, посещать выставки, мероприятия, концерты и т. д., и т. п. – и всё даром.

В понедельник должен был быть решен вопрос с покупкой льготного жилья и с прочими льготами.

Тут Веньке стало завидно – ему к этим льготам пришлось идти через каждодневный риск и насилие над собой. Одни Абрамовы чего стоили.

В понедельник же, продолжал Курепов, должен выйти Указ, так что, братишки, готовьтесь. Чтоб, значит, у каждого по светлому костюмчику, по свежей рубашке, по модному галстуку. Жара – черный цвет не пойдет. Но костюмчики чтоб отличались. К тому же мы вас рассадим, а то больно вы, братовья, похожи. Телезритель может обратить внимание.

– Телезритель? – пролепетал Кирилл. Веньке тоже стало не по себе.

– Если Максимчик позволит, будут папарацци, – сказал Курепов. – Новый кабинет как-никак.

Спустились в вестибюль. Почти тут же из левого крыла появился подполковник Егоренков в штатском, комендант, и, спросив разрешение у Курепова, вручил Кириллу пропуск в Резиденцию.

Где, в каком кабинете, на каком этапе они сняли Кирилла, было непонятно, но фотография на пропуске была вполне подходящая, как будто Кирилл специально позировал.

– В общем, так, – сказал Курепов. – Тебе, Кирилл, придется взять псевдоним. В Указе ты фигурируешь, как Миллионщиков. Под этой фамилией ты будешь зарегистрирован в отделе кадров Белого Дома, но во всём остальном ты остаешься Рапохиным. Это, кстати, очень удобно: министр финансов не будет высвечиваться в личных зарубежных счетах.

– А министр культуры? – осведомился Венька.

– Культура наша бедна и к бюджету не имеет ровным счетом никакого отношения, – ответил Курепов. – Ну, а если министр за творческую деятельность получает гонорары и переводит их в Швейцарию, то это его личное дело.

Курепов подмигнул этак блудливо, после чего продолжил:

– Выпячивать родственные отношения ни к чему. Суббота и воскресенье – ваши. В воскресенье ни граммульки. В понедельник к девяти оба сюда. И особенно обратите внимание: об Указе и вообще о грядущих изменениях никому ни слова…

Супруги Рапохины были приятно удивлены, когда в квартиру ввалились Кирилл и Венька, нагруженные увесистыми пакетами.

В пакетах этих оказалась куча снеди и шесть бутылок семизвездочной «Метаксы».

– Чем самогонкой-то давиться, – заметил при этом Кирилл.

– Самогонка-то почище этой твоей «Метахи» будет, – возразил старший Рапохин, не особенно, впрочем, на этом настаивая.

Пока всё выставлялось на стол, Людмила Илинична куда-то исчезла, потом появилась с, ну как тут не крякнуть, Саматом Бекеновичем Елдынбаевым, который, оказывается, тихо-мирно сидел в гостиной и по своему обыкновению думал. А может, дремал. Его, Самата, не поймешь.

Елдынбаев был обрусевшим казахом, жил в городе Волжском, что под Волгоградом, и время от времени навещал Москву, И каждый раз влетал в какую-нибудь историю. Другой бы на его месте уже сто раз отбрехался, а он, сохраняя философское спокойствие, хладнокровно отсиживал в кутузке часы, в течение которых менты неспешно созванивались со своими коллегами в Волжском, узнавали, что этот небритый, припахивающий пивом чурек и в самом деле начальник котельной, после чего отпускали его восвояси, и он шел пить пиво, причем шел именно туда, где уже назревал скандал. Чудо, если он в этот скандал не вляпывался, так как всегда был поборником справедливости.

На сей раз после отсидки Елдынбаев пивнушке предпочел общество Рапохиных. И, как видите, правильно сделал.

Следует добавить, что Самат был приземист, коренаст, одет, как вахлак. Он выглядел старше своих лет, хотя был ровесником Олега Васильевича. Что еще? Был одинок, с Рапохиными дружил уже лет тридцать. Обстоятельства знакомства были весьма романтическими – тридцать лет назад на вечеринке он подрался с Олегом из-за Людмилы, а потом помирил Олега с Людмилой. Было это в славном городе Ростове, где Олег и Самат учились в одном университете, но на разных факультетах.