Текст книги "Шестьсот шестьдесят шестое правительство"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 31. Дела амурные

Курепов «воскресил» Боцмана, как «воскресил» ранее Полозова, вслед за чем в глотку сановника, будто в водопроводную трубу, были опорожнены две бутылки водки – якобы он где-то кутил и упился до чертиков.

Гаврилов отвез Боцмана на Цветной бульвар, посадил на скамеечку в позе гуляки.

Всё получилось весьма правдоподобно: Боцман сидел на скамейке, закинув на спинку обе руки, и, глядя в одну точку, вяло нечленораздельно ругался. Такова была природа сущностей, которых Курепов внедрял в «оживляемые» им трупы, – только и умели что ругаться.

Далее Гаврилов позвонил в ближайшее отделение милиции, что, мол, там-то и там-то сидит на скамейке пьяный, матерится, примите меры. На вопрос, кто звонит, отвечать не стал, а отключил свой мобильник и укатил в Резиденцию.

Менты приехали, кто-то из них узнал в пьяном весьма уважаемую в столице персону. К счастью, бульвар был пуст, свидетелей позора не было.

Несчастный сановник, несмотря на теплый вечер, совсем окоченел. Менты погрузили его в ментовозку и на малой скорости, дабы не заблевал салон, отвезли к месту проживания, которое находилось в двух шагах от бульвара.

Жена его, впервые увидевшая благоверного в таком невменяемом состоянии, заахала, заохала, но менты её успокоили. Ничего страшного, сказали они, навидавшиеся всякого. Проспится, утром не узнаете…

Полночи, мешая спать, сановник нёс в своей спальне какую-то чушь, потом затих. Вошедшая к нему супруга обнаружила, что муж безнадежно мертв…

Самым странным в этой темной истории, начавшейся с похищения сановника, было то, что тот пил мало, предпочитая вину и водке пиво. Бутылочку, максимум две «Пльзеньского». А тут сразу литр водяры. Друзья и соратники Боцмана, одним махом потерявшие шансы на лучезарное будущее, видя в этом деле абсолютную пассивность властей затеяли собственное расследование, но постепенно увязли в нём, не умея свести концы с концами, которых, кстати, было на удивление мало…

Следующие два дня характеризовались тем, что треть кабинета отсутствовала на рабочих местах – министры залечивали раны кто в спецдиспансере, кто дома. К последним относились бедолаги, имеющие характерные отметины на лице, которые трудно было скрыть даже гримом. Сволочь всё же был этот Боцман – в основном бил по харе.

Раны на министрах зажили удивительно быстро, уже на третий день все появились в своих рабочих кабинетах.

Венька со своим несчастным ребром отлеживался дома и на работу вышел аж в следующий понедельник.

Заботу об одиноком Веньке взяла на себя Елена Карповна.

Женщина эта, будучи замужем за подполковником милиции, втюрилась в Веньку не на шутку. Подполковник был бравый сорокалетний дядька, неутомимый труженик в постели, приносящий домой неплохие деньги, сильно не пьющий и не распускающий руки даже если на то были основания. Лену он любил, частенько дарил цветы, вроде бы что еще нужно? Сыну было уже восемь, дочке три, но как бес вселился в Елену Карповну. Часа не могла прожить без Венечки, особенно после того знаменательного момента, когда он воспользовался её дамскими услугами. По вечерам тосковала, а во время соития с мужем (происходило это каждый день) представляла, будто она с Венькой.

К Веньке она приходила в 13.00 – покормить обедом, и вечером после работы. Вечером она приносила свежего мяса, жарила его либо вертела фарш на котлеты. Также к ужину покупала хорошего дорогого вина, что-нибудь из фруктов, торт. На хозяйственные нужды Венька выделил ей две тысячи долларов, так что в деньгах она стеснена не была.

Ужинали при свечах, потом аккуратно, чтобы не разбередить Венькину рану, занимались любовью. Он снизу, она сверху. Лена была ненасытна, и когда действие переваливало на третий час, Венька вынужден был врать, что ему больно. В самом деле, сколько же можно? Оно, конечно, занятие приятное, но должен же быть предел.

Между прочим, в один из таких вечеров в достаточно ответственный момент зазвонил стоящий на прикроватной тумбочке телефон, и Лена по привычке подняла трубку и очень даже мило, не прерывая акта, поговорила с Венькиной мамой. Веньку это здорово возбудило. Будто забрался в чужой сад, того и гляди тебя засекут, внутри всё ёкает, но запретный плод так сладок.

Потом они, выжатые, как лимон, лежали просто так, обвеваемые бесшумным японским вентилятором, и Венька думал: отчитать или не отчитать Лену за то, что цапнула трубку. Не у себя дома. Впрочем, всё это были такие мелочи. Как поется в одной старинной песне: любите пока любится. Что будет потом – один Аллах знает, однако сейчас, Венька отдавал себе в этом отчет, Лена была ему дорога. Если вдуматься – дурь немыслимая. Ей тридцать один, ему двадцать два. Куда к чёрту? И тем не менее, тем не менее.

Позже, оставшись один, он позвонил матери, извинился, что не взял трубку, занят был.

– Дело молодое, – понимающе сказала Людмила Ильинична. – Как, говоришь, её зовут?

Венька ответил, что зовут её Лена, но что это ничего не значит. Жениться он не собирается.

– И то правильно, на всех не переженишься, – сказала Людмила Ильинична. – Должны приехать Романовы. Желают с тобой переговорить.

– Много таких желающих, – сухо ответствовал Венька.

– Сынок, ты несправедлив, – упрекнула мать. – Тебе сейчас помочь – раз плюнуть. Короче, они приедут в субботу.

– Там посмотрим, – буркнул Венька.

Так и знал, что кто-нибудь да прилепится, присосется…

Но вернемся к нашей любовной паре. Именно к любовной, занятой лишь плотскими утехами.

На разговоры времени не было, быстренько выпили, закусили – и в постель, там уже не до разговоров. Далее у Лены короткий отдых, дабы не появляться на улице взмыленной, несколько минут у зеркала, и вот она, безукоризненно одетая, с безупречными прической и макияжем, покрутившись перед Венькой, чтобы он обнаружил какие-нибудь изъяны, говорит ему: «До свидания, милый», – посылает воздушный поцелуй и исчезает.

Какие тут могут быть разговоры? Только ахи, охи, сладострастное бормотание и бесконечные признания, что кто-то любит кого-то. Знание друг о друге на уровне амёб.

Мужу Елена Карповна, появляющаяся дома в девятом часу, объяснила, что нагрянула комиссия из Минфина, работы невпроворот. Комиссия действительно была, но хлипенькая, вяленькая, из двух клерков-забулдыг, осуществляющих плановую проверку текущей отчетности, так что тут она не врала. Другое дело, что клерки всё своё время проводили в бухгалтерии и никакого отношения к Елене Карповне не имели.

Бравый подполковник к комиссии отнесся весьма спокойно – надо, так надо. Кормил ужином, журя, что Лена мало ест, терпеливо ждал, пока дети улягутся, затем как голодный зверь набрасывался на красавицу жену. И она его ласк отнюдь не отвергала, напротив, была весьма активна. Только думала при этом о Веньке.

Закончилось всё это довольно неожиданно и печально.

Была пятница, впереди маячили длинные пустые выходные, которые предстояло провести с детьми и мужем, и Лена торопилась насытиться любовью досыта, впрок.

В самый неподходящий момент запиликал телефон. Лена, озоруя, взяла трубку, сказала «Алло». Можете себе представить, как это прозвучало. Попробуйте бегом взобраться на седьмой этаж и произнести после этого «Алло». Никто не ответил. Лена посоветовала перезвонить, но тут в трубке прозвучало:

– Комиссия, значит?

– Володя, Володя, – заторопилась Елена Карповна, мигом соскочив с постели. – Я только что вошла. Тут лифт не работает. Только подпись и сразу назад.

– Правильно люди доложили, – сказал подполковник. – Стерва ты, Леночка. Передай привет своему сопливому министру.

Бросил трубку.

– Черт меня дернул, – забормотала Елена Карповна, голышом бегая по комнате и в волнении не находя своей одежды.

Метнулась из спальни в гостиную, начала торопливо одеваться.

Венька молчал, раздумывая, какие же всё-таки сволочи эти люди. Вынюхали, выследили и немедленно донесли мужу. Даже номер телефона узнали, которого нет в справочнике. Экие шустряки. Зависть, что ли, всю плешь проела? Плохо им, когда кому-то хорошо, дурнёхонько.

– Лена, – произнес он. – Скажи своему благоверному, что министр, я то есть, болен, и что дома у него служанка – старая такая усатая бабища. Трубку, мол, взяла по привычке. А люди врут. Они всегда врут, потому что в них дерьма много. Так и скажи.

Елена Карповна, уже одетая, вошла, присела на кровать, спросила отрешенно:

– Как думаешь – обойдется?

– Всё будет о-кей, – сказал Венька.

– Предчувствие у меня плохое, – призналась Елена Карповна.

Через пять минут, как всегда расфуфыренная и неотразимая, она ушла.

Глава 32. Скверная история

Предчувствие Елену Карповну не обмануло – подполковник прыгнул с крыши. Четвертого этажа, на котором они жили, могло не хватить, поэтому для верности он поднялся на крышу и махнул с высоты шестнадцатиэтажного дома.

Он прошил крону старой раскидистой березы, смягчившую удар и пощадившую тело (не было той жуткой смятки, которая бывает при падении с такой высоты), пощадившую даже основные органы, так что вполне возможно, что подполковник остался бы жив, если бы не сердце. Сердце, как говорили врачи, отказало еще в полете.

Ни записки, ничего не оставил. Поговаривали, что ему изменяла жена, но те, кто хорошо знали подполковника, не верили. Против его шланга прочие пенисы были гороховыми стручками. Лена не такая дура. Тем более с министром. Сегодня он министр, а завтра шваль подзаборная. У нас этих министров меняют, как перчатки. У Володи же хорошая должность, стабильный заработок, перспектива, а главное – здоров, как бык. Нет, нет, что-то тут не то. Похоже на гипноз. Нынче много странных смертей.

Эти выходные дни для внезапно овдовевшей Елены Карповны были сплошным кошмаром. Приходили знакомые, незнакомые, соседи, в воздухе повисали тяжелые, пахнущие сырой землицей слова. Забыться было невозможно.

В пятницу тело с газона увезли прежде, чем приехала Елена Карповна, в субботу с Володиными товарищами по службе она съездила в морг, вернулась мрачная.

В таком настроении Елену Карповну застали два шныря из Прокуратуры, которые досконально знали о её похождениях с Рапохиным. Шантажировали тихими голосами, добивались какого-то ужасного признания, чуть ли не такого, что она сама столкнула мужа с крыши.

Елена Карповна выставила их, благо шушуканьем в коридоре заинтересовались Володины сослуживцы, распивавшие на кухне водку за Володину память. Когда они втроем вывалили с кухни, язык Елены Карповны сам собой произнес: «Пошли вон». Шнырей как ветром сдуло.

Оставшись одна, она позвонила Веньке, которого, жалея, держала в неведении. Рассказала о несчастье с мужем, о шнырях, о том, что они всё знают.

– У этих гадов на каждого есть компромат, – отозвался Венька. – У тебя, наверное, с деньжатами туговато? Сейчас подъедет человек, передаст. Кстати, какой у тебя адрес?

Елена Карповна назвала адрес, вслед за чем сказала:

– И это всё?

– А что еще? – спросил Венька.

История была пренеприятная. Эти хмыри из Прокуратуры могли здорово нагадить.

– Какие-нибудь слова утешения, – произнесла Елена Карповна. – Или у тебя их нет?

– Соболезную. Крепись, – дежурно сказал Венька. – Одного я не могу понять – зачем он это сделал?

– Потому что любил, – ответила Елена Карповна и вдруг всхлипнула. – А я, дура набитая…

Она внезапно замолчала.

– Зря это он, – сказал Венька, слыша в трубке придушенное рыдание. – По-бабски как-то. Ах, вы так? А я вам вот этак. Жизнь не игрушка. Да не реви ты, черт бы тебя побрал. В смысле: кончай реветь.

Вот чего он терпеть не мог, так это бабских слез. Часами могут ныть. Ы-ы-ы, ы-ы-ы. Тьфу!

– Больше не буду, – отозвалась Елена Карповна. – Бездушный вы, Вениамин Олегович. Не нужно мне ваших денег.

И повесила трубку.

– Куда ты денешься? – сказал Венька, после чего позвонил личному охраннику, чтобы заехал за деньгами. Подкинуть, мол, надо по одному адресочку.

Лена со своим дурацким Володей была слегка некстати. Дело в том, что буквально за пару минут до этого у Веньки был разговор с матерью. Она приглашала на пять вечера, он как мог отказывался, но в конце концов вынужден был согласиться. А, согласившись, сразу начал ругать себя, что зря это сделал. Опять эти пензяки, Женечка, Гендос, Лена с Юрой, Александр Прокопьевич. Всем будет что-то нужно. Кстати, обещал быть Кирилл.

Вот с Кириллом не хотелось бы встречаться. Пусть он помог тогда с Боцманом, пусть. Честь ему за это и хвала. Но то, что он позволяет себе с Лазаревым, начисто перечеркивает этот героический поступок.

Но как не пойти? Сын всё же, не окончательная сволочь.

А тут Лена с этим Володей.

Приехал охранник. Венька передал ему конверт с пятью тысячами долларов (пусть Лена знает, что он не жлоб), назвал адрес, предупредил, чтоб без глупостей.

– Как можно, шеф? – обиделся охранник.

Веньку он уважал больше даже не как министра, а как непобедимого бойца, способного в одиночку отметелить и десять, и двадцать архаровцев. Воровать у такого человека? Мыслимое ли дело…

Между просим, Елена Карповна от денег не отказалась…

В 17.00 Венька был у родителей. Довез Веньку всё тот же охранник, за сверхурочную работу немедленно получивший двести долларов. Еще триста его ожидали за следующий вызов, который должен был последовать после 22.00. Полтыщи баксов за вечер, согласитесь, совсем недурно. К 22.00 Венька предполагал основательно нагрузиться. Естественно, вопрос о том, чтобы в таком состоянии вести машину, не возникал. Прошли те глупые мальчишеские времена, когда вдребезину пьяный Венька гонял на авто по ночному городу. Статус не тот.

Стол ломился от снеди, еды было наложено в три этажа. Поднос с жареным поросенком, например, был вознесен на третий уровень, он опирался на два ведерка с шампанским. Под подносом находилось блюдо с блинчиками, фаршированными черной икрой, и блюдо с разносолами. Рядом с подносом стояли вазы с виноградом и персиками, возвышающиеся до второго уровня. Таким образом был заставлен весь стол.

Чувствовалось, что гости на сей раз раскошелились.

Мать хотела усадить братьев вместе, но воспротивился Кирилл. Он сел между Женечкой и Гендосом. Венька и сам не заметил, как угодил между супругами-пензяками. Вот уж вляпался, так вляпался.

Кстати, за столом имел место еще один гость, нежданный, который явился с корабля на бал аккурат перед приходом братьев. Явился он, как и следовало ожидать, из каталажки, где отбухал без малого шесть часов. За эти шесть часов пивное амбре из него выветрилось, но не окончательно. К тому же со вчерашнего утра он был небрит. Догадаться нетрудно – это был Елдынбаев.

Между прочим, котла с пловом, занимающего треть стола, на сей раз не было. Не было и первача, с алкоголем гости также расстарались: коньяки, бренди, ликеры, шампанское, вина в причудливых бутылках. Как-то так получилось, что все, даже халявный Гендос, пришли сильно нагруженные, оттого у стола колесом гнулись ножки. Елдынбаев приволокся с мешком, в котором кроме огромной дыни и десятка кукурузных початков была масса детских поделок из бумаги, пластилина, глины и дерева. Елдынбаев приехал просить не за себя.

Гостеприимные Рапохины, которые и сами наготовили воз и маленькую тележку, радушно приютили трудягу Самата.

Глава 33. Дурь

Пензяки были крайне предупредительны. Красивая Диана (приставка «тётя» была отброшена, как рудимент) взяла над Венькой шефство и подкладывала в его тарелку лакомые кусочки. Коля ревностно следил, чтобы не пустовала Венькина стопка.

Все были приторно любезны, все, наверное, ожидали раздачи слонов. Думали, поди, что раз министр – значит, у него этих слонов навалом. Чудаки-с. Венька хлопал стопку за стопкой, ко всем обращался на «ты» и с каждой стопкой становился всё более бесцеремонным, ибо видел, как перед ним лебезят.

Лебезили, конечно же, и перед Кириллом, и он тоже надувался, как индюк, просто пил меньше брата и молчал побольше, потому был не так заметен.

Елдынбаев не раскрывал рта, только зыркал на Веньку, когда тот вываливал что-нибудь особенно беспардонное.

Огромный, квадратный Александр Прокопьевич, который поначалу морщился от Венькиного «тыканья», быстро к этому привык и лишь время от времени приговаривал:

– Гляди ж ты, как время летит. Недавно еще без порток бегал, а уже министр.

Часа через два, которые промчались незаметно, Диана начала осторожненько намекать Веньке, что жизнь в Пензе не мёд. Денег у людей нет, больно-то не поторгуешь. Зарплаты маленькие, а цены, как в Москве. Вот если бы перебраться в столицу – это было бы да.

– Это было бы дело, – встрял в разговор Коля. – Оно друзьям-то лучше, когда вместе. Мало ли что – в смысле помочь друг другу. Верно ведь?

Лебезя, он и не заметил, что начал изъясняться, как холоп. А ведь не последним человеком на заводе был. Институт в своё время закончил на «хорошо» и «отлично».

– Подай-ка поросятинки, – велел ему Венька. – Вон тот кусманчик, попостнее.

Коля, угодливо изогнувшись, положил на Венькину тарелку требуемый кусок.

Кашлянул сидевший через Колю Елдынбаев. Венька перехватил его угрюмый взгляд и спросил:

– Чего такой мрачный? Опять, что ли, с ментами поцапался? Рассказал бы. Поржём.

– Как-нибудь, – ответил Елдынбаев и поднял свою стопку: – За твою должность, Веня. Хорошая у тебя должность.

Сказано было серьезно, но был в этих словах какой-то подвох, какой-то гаденький намёк типа: хорошая у тебя должность, да дураку досталась. Впрочем, этих узкоглазых разве поймешь? Может, он и вправду со всем уважением? Короче, Венька решил не обижаться и выпил за свою должность.

– В белокаменную захотелось? – сказал он после этого, повернувшись к Диане.

– Захотелось, – ответила она.

– Не того брата выбрали, – ухмыльнувшись, произнес Венька и кивнул на Кирилла: – У нас он на «бабках» сидит.

– Не в «бабках» дело, – сказала Диана. – Тут главное – словечко замолвить где надо, чтобы пригласили. Тогда и жилье найдется и всё такое прочее. Это нас не послушают, а вас, Венечка, – можно я буду звать вас Венечка? – вас, Венечка, послушают.

Ах, как это приятно, когда старшие называют тебя на «вы». Сколько себя Венька помнил, Диана всегда была взрослая. Он был маленький, а она уже была большая, старшая. И очень влекущая. Раньше он не понимал, почему его к ней тянет, а став повзрослее, понял – она очень красивая и оттого сексуальная. И сексуальность эта весьма остра, так как Диана недоступна. Всё по дядюшке Фрейду.

«А что? – подумал он. – Взять да поиметь. Она еще ничего, эта Дианочка. Реализовать мечту юного кретина. Еще лет пять и будет поздно, а сейчас, глядишь, что-нибудь да получится. Вот хохма-то будет. Нет, шутки ради. А?»

– Веня, – услышал он. Это был Кирилл. – Выйдем – чего скажу.

Венька вышел вслед за ним в коридор, и здесь Кирилл, понизив голос, сказал:

– Не вздумай.

– Что «не вздумай»? – не понял Венька.

– У тебя всё на роже написано, – сказал Кирилл. – Не порть хоть это. У нас же больше ничего не осталось. Ты понял? Ни-че-го.

– Ну и что же на моей роже написано? – спросил Венька.

– Слушай, найду я им на московскую квартиру, – сказал Кирилл. – Не обедняю. Только Диану не трогай. Прошу тебя.

– Догадливый какой, – пробормотал Венька. – С чего ты взял-то?

– Не вздумай, – повторил Кирилл и ушел в гостиную.

«Ишь, благодетель, – подумал Венька. – Цербер на полставке».

Коридор мягко покачивался, в ушах стоял легкий шум, вроде бы угадывалась далекая музыка, и вообще было хорошо, уютно.

В сигаретной пачке (Венька не курил, а так – баловался время от времени) имелась сигарета с травкой, которой его снабдил Дохлер. Дохлер гарантировал стопроцентный кайф и грандиозные ощущения. Сейчас, пожалуй, подоспел момент словить этот кайф.

Через родительскую спальню Венька прошел в лоджию, тщательно прикрыл за собой дверь. Дохлер предупредил, что у травки специфический запашок, желательно, чтобы никто не унюхал, а-то разговоров не оберешься. Хуже нет прослыть наркоманом.

С высоты шестого этажа открылся засаженный деревьями двор. Желтых листьев было уже больше, чем зеленых, что поделаешь – осень.

Отсюда, сверху, казалось, что внизу настоящий лес, на самом деле деревья стояли довольно редко, просто непомерно разрослись их кроны.

Венька закурил.

Сразу прояснилось в глазах, зрение стало острое, предметы четкие. Где-то жарили рыбу, мерзко завоняло рыбьим жиром, потом запах этот притупился и исчез.

Венька вдыхал и вдыхал терпковатый дым, наполняясь чем-то легким, воздушным, что делало его невесомым, отрывало от пола. Он чувствовал себя шариком, накачанным гелием, но шариком разумным, способным передвигаться самостоятельно.

Да нет, глупости всё это, вовсе он не шарик, а самый настоящий Венька, только Венька, который умеет ходить по воздуху, аки Христос по воде. (Едва в сознании промелькнуло это имя, раздался раздраженный, срывающийся на визг голос Покровителя: «Не смей думать про Христа. Всё это враки, не было такого. Слушай только меня, думай про меня и тогда, быть может, я доложу о тебе истинному Вседержателю»).

«Надо же, прорезался», – подумал Венька. Действительно, давненько что-то не было слышно Покровителя.

Впрочем, он тут же о нём забыл. Ощущение было «обалденное», Дохлер не врал. Возможность всего! Возможность прошествовать над крышами, заглядывая в окна верхних этажей. Возможность взойти по воздуху, как по ступеням, в сияющие небеса, оставив под собой окутывающуюся в сумерки землю.

Ну и дурак же этот Ленкин Володя. Камнем вниз. Это же так легко: всё время вверх, наддавая и наддавая, нужно лишь уловить момент, когда тебя понесет, чтобы не провалиться. Страшно только поначалу, над бездной, в которую нужно ступить, потом уже не страшно.

– Вперед, парень, – сказал себе Венька, ловко, одним махом, взбираясь на перила. – Пошёл.

Он сделал шаг и провалился.

В ту же секунду он был схвачен за ворот пиджака мощной дланью, еще кто-то ухватил его за левую руку. «Х-ха», – натужно в унисон сказали два мужских голоса, и Венька, выдернутый из бездны, как большая морковка из грядки, был посажен на перила, а потом перевален в лоджию. Мощные руки упасть не дали, поставили на ноги.

Всё еще кайфующий, но уже начавший понимать, что избежал смертельной опасности, Венька увидел рябом с собой Кирилла и глыбообразного Александра Прокопьевича.

– Сорина начитался? – спросил Кирилл.

– Кто есть Сорин? – осведомился громадный полковник.

Если бы не он, лежать сейчас Веньке на земле с переломанной хребтиной. Один Кирилл тяжелого брата не удержал бы. Веньку прошиб холодный пот.

– Из «Иванушек», – ответил Кирилл. – Тоже с шестого этажа сиганул. Говорят, накурился дури.

– Дури, говоришь? – переспросил Александр Прокопьевич и нагнулся за окурком, в гордом одиночестве лежащем на площадке и еще тлеющем. Венька как-то забыл о нем, выронил, прежде чем махнуть на перила.

– Э-э, парень, – сказал полковник, понюхав окурок. – У нас в части трое салаг баловались травкой. В итоге, один себе ножом брюхо взрезал, другой стекла нажрался, третий вышел в окно вот как ты сейчас.

– Где взял? – спросил Кирилл.

– Где взял, там уже нету, – сказал Александр Прокопьевич, растирая в пальцах окурок и пуская труху по ветру. – Еще есть?

– Нет, – ответил Венька.

– Завязывай с этим, – сказал полковник. – С наркотой никто хорошо не кончил.

– Ладно, – отозвался Венька, кайф у которого от пережитого уже прошел, а на смену кайфу неотвратимо накатывала огромная черная волна.

– А мы в свою очередь обязуемся не разглашать происшествие, – сказал полковник. – Точно, Кирилл?

– Вовремя мы, – произнес Кирилл, которого разобрал вдруг мелкий озноб.