Текст книги "Шестьсот шестьдесят шестое правительство"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 40. Безнадежен

Венька, гнавший по трассе на приличной скорости, свернул вдруг в переулок, припарковал машину к тротуару и нырнул в массивную дверь, над которой лепилось пять табличек. Елдынбаев прочитал на одной из них, самой большой: «Аудит», на другой, поменьше: «Нотариус», на третьей: «Обмен жилья» и отвернулся, потеряв интерес.

Прошло пять, десять минут – Веньки всё не было. На пятнадцатой минуте мимо «Ауди», зыркнув на Елдынбаева, прошествовал развинченный молодой человек из этих, у которых рубаха торчит из-под джинсовой куртки и ботинки утюгами. Чуть погодя он вернулся с белобрысым парнюгой, одетым точно так же.

Они остановились, парнюга сказал:

– Эй, дядя, выйди-ка.

– Зачем? – спросил Елдынбаев.

– Выйди, говорю, – парень вынул из-под куртки пистолет.

– Ограбление, что ли? – забормотал Самат, выбираясь на тротуар. – Так надо предупреждать, что ограбление.

После чего, как бы оступившись, сделал шаг вперед, очутился рядом с парнюгой и ловко вывернул ему руку. Парнюга уткнулся лбом в собственные колени, а Самат, забрав пистолет из выкрученной руки, сказал:

– Грабить-то надо умеючи.

И тут же рявкнул: «Стоять!», – ибо развинченный резво помчался прочь по пустому переулку.

Куда там, тот припустил еще пуще.

– На машину позарились? – спросил Елдынбаев.

– Дядь, пусти, – пробасил парнюга, чувствуя, что этот недомерок невероятно силен.

– Что с тобой сделать? – скучным голосом сказал Елдынбаев. – Оторвать руку? Ахиллы перерезать, чтоб мог только ползать? Или башку прострелить? Мне ведь всё едино. Вот что: выпишу-ка я тебе пендаль.

И, выпустив руку, от души наподдал ногой по широкому тугому заду. Парнюга побежал на четвереньках этаким крабом.

Из дверей с конвертом в руке вышел Венька. Увидев «краба», заржал: этот Самат учудит, так учудит.

Парнюга, выровняв крен, с низкого старта рванул вперед. Он так топал, что ясно было – не бегун, хотя и очень старается.

– Страшный ты человек, Самат Бекенович, – сказал Венька, показав глазами на пистолет в руке Елдынбаева. – Этакого бугая скрутил, да еще пушку отобрал. Пойдешь со мной?

– Пойду, – ответил Елдынбаев, засовывая пистолет за пояс.

Ковбой да и только.

– Лучше спрячь, – посоветовал Венька. – У нас за ношение оружия могут привлечь. А насчет пойдешь – не пойдешь я пошутил.

– А я нет, – невозмутимо произнес Елдынбаев.

Они сели в машину, и тут Венька, как бы вспомнив, протянул Самату конверт.

– Если со мной что-то случится, вскроешь, – сказал он и врубил зажигание…

На перекреске в них чудом не врезался грузовик, на полной скорости выехавший на красный свет. Венька на своей «Ауди» успел проскочить, а вот ехавшему следом «Москвичу» досталось крепко. К счастью, обошлось без жертв. Водитель грузовика, трезвый, как стеклышко, ничего в своё оправдание сказать не мог. Что тут скажешь, если за 50 метров до перекрестка вдруг навалился сон? Как в черный омут кинуло.

Ничего этого умчавшийся от перекрестка Венька не знал, равно как не знал и того, что двух парней в переулке не так просто притянуло к его лимузину. Было внешнее мощное внушение угнать машину, поколесить по городу, кого-нибудь по возможности сбить, затем бросить авто на пустыре, подкинув в бардачок наркотики…

Дома Венька снял с антресолей новехонький английский чемодан, наполовину заполненный баксами, доложил туда из здоровенной спортивной сумки несколько увесистых свертков (в сумке аналогичных свертков осталось предостаточно) и отвез чемодан родителям, сказав, что это на черный день. Вернувшись, позвонил председателю Госдумы.

Есть факты – пальчики оближешь, сказал он. Правительству сразу можно уходить в отставку. Очень интересно, вяло ответил председатель. Следующее придет еще хуже. Так что за факты? Это не телефонный разговор, сказал Венька, хотелось бы выступить перед депутатами. Перед депутатами не получится, ответил председатель. Сами понимаете – регламент, пресса. Давайте в комитете по безопасности. Завтра, сказал Венька. Давайте завтра, согласился председатель. Приезжайте часика в два, вас встретят.

– Не Бог весть, но хоть что-то, – закончив разговор, сказал Венька Елдынбаеву. – Ну что, голова? Перекусим, да за статью?

– Давай, – отозвался Елдынбаев. Венькина активность ему весьма импонировала.

– В какую газету сунем? – спросил Венька, поставив на огонь приготовленный еще Леной борщ.

– Сунуть-то можно в любую, – ответил Елдынбаев. – Напечатают ли? Давай попробуем в «Дуэль», эти точно тиснут.

– Или в «МК».

– Эти тоже тиснут, но предварят какой-нибудь хохмочкой, так что народ может счесть за юмор.

– Что у нас еще в программе? – спросил Венька, нарезая хлеб. – Чеснок будешь?

– Команда нужна, – убежденно сказал Елдынбаев. – Чтоб везде кучей ходить. В каком-нибудь «Шпигеле» напечататься. Ну и так далее по ходу дела. А чеснок давай, чеснок я люблю…

Статья написалась на удивление легко. Разумеется, про потустороннее тут не было ни слова. В этом не было необходимости – изложенные факты о заработках, жилье, заморских счетах, вечернем времяпрепровождении высших чиновников сами по себе казались потусторонними. Про помойки, про это Эльдорадо для стариков, где можно было приодеться и разжиться просроченной колбасой, в статье также не было ни слова, хотя сравнение так и напрашивалось.

Про помойки, после которых тебя неделю преследует запах пропавшей капусты, гари и еще чего-то химического, острого, въевшегося до печенок, вспомнил Елдынбаев. Оказывается, он побывал на знаменитых подмосковных помойках, подпитываемых жирующей столицей. Как в Елисеевский магазин попал. Стариков здесь была пропасть, и все с каталками, с рюкзаками. Это были еще достаточно крепкие старики и старухи, способные набить свои мешки и допереть их до дома. Прочим старцам немощь позволяла лишь шарить по дворовым бакам.

Вот про эти баки и помойки тоже нелишне было бы вспомнить, но тогда статья получилась бы перегруженной. Кстати, посетители помоек с каждым месяцем всё более стремительно молодели, что вызывало нарекание старой гвардии. Молодым нужно пахать, зашибать трудовую копейку, а помойки – вотчина стариков, которые уже оттрубили свой срок, отдали дань Родине. Заслужили, так сказать, право на бесплатную помойку…

Максимчик с Куреповым уже имели встречу по поводу наглого выверта Рапохина-младшего. Приболевшего Президента решили об этой неприятности не оповещать, Президент был гарантом благополучия, гаранта следует беречь и лелеять. Судя по всему, Рапохин отбился от рук окончательно, а потому участь его была решена. Да тут еще Венькин звонок председателю Госдумы, о каковом звонке председатель незамедлительно уведомил Курепова. Ясно было – безнадежен и вследствие этого опасен.

Пристрелить Рапохина, как бешеную собаку, подослать ночью Дохлера-крысу, чтобы перегрыз ему, спящему, сонную артерию, или растерзать в каземате как-то рука не поднималась. Курепов помнил, что Венька не единожды спасал его от верной гибели. Другое дело несчастный случай, какая-нибудь автокатастрофа, наезд, кирпич сверху. Всё должно быть натурально и эффективно.

Тут еще вот какая закавыка. Веньку, оказывается, охранял некий ангел. Гыгу шуганул только так. Потом вроде как исчез, и Гыга провел пару операций, правда неудачных – то этот казах встрял, то сам Рапохин за рулем оказался верток. Исчез-то исчез, а где гарантия, что вновь не объявится? Поэтому Гыга осторожничал. Вариант с Дохлером или ему подобный вариант был палкой о двух концах – ангелы терпеть не могли мелкопакостной нечисти из потустороннего подвала. Так что действовать должны были представители человеческого племени.

Три внештатника должны были «доработать» Венькину «Ауди» таким образом, чтобы в нужный момент отказали тормоза. Дело было минутное, и они рискнули сделать это днем. На случай неудачи с машиной ребятишки из спецслужбы Резиденции, бывшие Венькины соратники, были расставлены по постам и имели единственной целью создать предпосылки для несчастного случая. Засвечиваться было рискованно – узнав, Венька мог запросто убить.

Игра эта была опасная и мало кому из спецназовцев понравилась. Такого клиента следовало «снимать» издалека снайперской винтовкой с оптическим прицелом, не приближаясь ближе, чем на 50 шагов. На более близком расстоянии роли менялись, уже не Венька, а ты становился мишенью. И тут не имело значения, что ты мог опередить и выстрелить первым. Попасть в этого дьявола было невозможно, он чувствовал до миллиметра траекторию пули. Зато следующий выстрел был за ним, а он никогда не промахивался.

Засевшего у себя дома Веньку нужно было вытащить на улицу, и Гыга, не мудрствуя лукаво, «обратился» к Елене Карповне. Ей ничего не понадобилось внушать, при одном только напоминании о Веньке она вспыхнула, как порох. Гыге потребовалось лишь облечь её пылкое чувство в надлежащее словесное обрамление. Как только нужные слова возникли в её хорошенькой головке, она позвонила Веньке.

Глава 41. Случайное знакомство

– Слушай, давай лучше я уйду, – сказал Елдынбаев, ощущающий себя большой обузой. – Часика три где-нибудь погуляю, а то и вообще к Олегу смотаюсь.

– Не суетись, дружище, – отозвался Венька, засовывая в кожаный саквояж большой сверток. – Всё равно я должен передать ей баксы. Не потащится же она, хрупкая, слабая, через воровской город с баксами.

– Ну, раз так, – сказал Елдынбаев, подходя к окну. – Я в твои дела не лезу, только сдается мне…

Он не закончил, так как увидел с высоты четвертого этажа, что у Венькиной «Ауди» крутятся два мужика, что передняя дверь приоткрыта и за рулем вроде как сидит третий мужик. На угон это похоже не было.

– Вень, – сказал Елдынбаев спокойно. – Ты только не дергайся. Там мужики вскрыли твою машину.

Венька подскочил к окну, потом опрометью бросился к выходу.

– Не вздумай садиться в машину, – крикнул вдогонку Елдынбаев. – Там бомба.

И добавил уже тише:

– Ну, началось.

Он видел из окна, как во двор выметнулся Венька, как два мужика рванули в разные стороны, а третий замешкался в машине и был выброшен из неё железной Венькиной рукой, как после этого Венька рубанул лежащего мужика ребром ладони по шее и, ухватив за ворот, бегом поволок в подъезд. А ведь мужик был немаленький, тянул на все девяносто. Экий бугай, этот Венька.

Открылся лифт, заелозил ключ в замке, и Венька втащил в коридор тяжелое бесчувственное тело.

– Нет, не знаю такого, – сказал Венька, всмотревшись в тугощекую физиономию мужика. – Допроси. На всякий случай свяжи, а-то кто её знает, эту шпану толстомордую. И вот что – позвони «02», скажи, что во дворе стоит заминированная машина. Не дело.

– Не дело, – согласился Елдынбаев. – Вень, я чего хотел сказать-то. Сдается мне, что зря ты направо-налево раздаешь нажитое. Примета плохая.

Но Венька, прихватив саквояж, уже захлопнул за собой дверь…

До метро Венька докатил на троллейбусе. Он специально встал у заднего окна, чтобы определить – есть хвост или нет хвоста. Казус с «Ауди» насторожил его. Нет, хвоста не было.

Венька влился в людской поток, который понес его к круглому зданию метро, отпустил на какое-то время на эскалаторе, затем вновь подхватил в посадочном зале.

То ли он отвык от метро, то ли день был критический, располагающий к агрессии, но шагать в плотной толпе было противно. Постоянно кто-то пёр навстречу, врезаясь в грудь острым плечом. Били локтями, наступали на ноги, доставали безразмерными сумками. Кирпичи, что ли, они таскали в этих сумках?

При подходе электропоезда толпа наддала, и Веньку, стоявшего на краю платформы, едва не сбросило на рельсы. Аж пот прошиб.

Он не видел ни хоронящегося за людской массой квадратного Кости Гаврилова, ни двух тяжеловесов рядом с ним, которые, умело колыхнув податливую толпу, покинули платформу сразу, как только убедились, что Венька остался невредим, а потому всё приписал собственной расхлябанности. Экий осёл, встал на краю. Будто не было случаев.

С шипеньем открылась дверь, вышли несколько человек, какой-то верзила уперся в спину пузом и внес Веньку в набитый под завязку вагон. Венька скосился через плечо, верзила сказал басом: «Извиняюсь, товарищ. Пихаются». У него было молодое, простодушное, конопатое лицо, а лучищем несло так, что не продохнешь. Стоял, понимаешь, впритирку и вонял. Не мешало бы посоветовать этому крестьянину, чтобы захлопнул пасть и дышал носом, но Венька решил не связываться. Трясет от общественного транспорта – пользуйся личным.

Ближе к Орехово народу в вагоне стало поменьше, и Венька сел. Молодой крестьянин поместился рядом, будто больше свободных мест не было. Пристроил на могучие ляжки замусоленный баул, в котором наверняка вез ведро картошки, и спросил:

– Как половчее до очистных добраться?

Венька пожал плечами.

Сидевшая рядом словоохотливая бабка, из тех бабок, которые всё знают, доходчиво объяснила, где находятся очистные сооружения, и Венька понял вдруг, что это совсем рядом с Лениным домом. Да, да, точно, она как-то жаловалась, что порой припахивает и прилетают комары-мутанты: зеленые, рослые, газетой нипочем не убьешь.

– Улица какая? – спросил Венька. – Дом номер?

Парень назвал. Это был Ленин дом.

– Я покажу, – сказал Венька.

Обрадованный парень начал молоть языком. Делал он это неспешно, скупо роняя слова, но без остановки. Поначалу бубнил в вагоне, потом, когда они вышли из метро, продолжал бубнить на улице. Венька из вежливости поддакивал, думая о своём.

Оторвался ты, брат, от масс, думал он, всё не по тебе: и пихаются, и луком дышат. Заелся, павлином стал. А ты привыкай, теперь без народа-то никуда, гибель. Правильно сказал Самат: теперь везде нужно ходить кучей, одного только так пришибут. Как бы спать принародно не пришлось.

Между прочим, молодой крестьянин сбил планы куреповских наемников, которые незримо «пасли» отлучника Рапохина. Крестьянин этот глазел по сторонам почище заморского шпиона, такого врасплох не застукаешь.

В медлительном словесном поносе парня мелькнула вдруг знакомая фамилия, и Венька подумал: этого еще не хватало.

– В двести девяносто девятую топаешь? – спросил Венька.

– Точно, – расцвел парень.

– Пошли провожу, – сказал Венька. – Кем будешь Елене Карповне?

– Мне Владимир Петрович дядя, – ответил парень.

– Сам-то откуда? – не отставал Венька.

– Из-под Перми.

– Штангу таскаешь? – спросил Венька.

– Кандидат в мастера.

Всё правильно. Штангисту-тяжу без брюха никак не обойтись, вот и получается, что парень молодой, а пузо будь здоров. Только одежонка подкачала. Ну что это такое? Костюм хоть и джинсовый, но вытерт до белых пятен, с прозеленью. Кроссовки стоптаны на нет, никакая обувь такую массу долго не держит.

Баул этот в разводах.

А так парень хороший. Другой бы послал на три буквы, а этот на все вопросы отвечает честно, как Буратино.

– На-ка вот, присмотри в Лужниках джинсуху поновее, – сказал Венька, сунув парню сто долларов (тот машинально взял). – И Христа ради, не жри ты лук, разит, как от алкаша.

– Профилактика от гриппа, – вспыхнув, отозвался парень, потом посмотрел на деньги и еще больше вспыхнул. – Зачем? Не надо.

Венька в ответ усмехнулся.

Глава 42. Последний фейерверк

– Проходите, – сказала Елена Карповна и, выразительно посмотрев на Веньку, добавила: – Можно тебя на минутку?

Венька прошел за нею на кухню, поставил саквояж на табуретку, раскрыл его.

– Ты кого с собой привел? – шепотом заговорила Елена Карповна. – Мы так не договаривались… Слушай, а почему ты не на работе?..

Венька вскрыл сверток. Увидев деньги, она замолчала.

– Это тебе, – сказал Венька. – А парень, между прочим, племяш Владимира Петровича. Хороший, между прочим, парень.

– Черт, – сказала Елена Карповна озабоченно. – Вымахал-то как. Я и не узнала.

– Юра, – крикнула она. – Раздевайся, проходи в столовую.

Юра, сняв кроссовки, тяжеловесно протопал в столовую.

– Слон, – сказала Елена Карповна. – Вспомнила – Володя его приглашал. Что мне с ним теперь делать?

– Не волнуйся, – произнес Венька. – Парня пристроим. Мне нужна команда из таких, из неиспорченных.

– Зачем?

– Просто нужна.

– Ты, случаем, не ушел с работы?

– В самую точку.

– Дурак, – сказала Елена Карповна. – С такой работы не уходят, – она осеклась, потерла лоб. – Господи, что я говорю? Прости, Венечка… Какое-то затмение нашло. Какая-то сила водит, приказывает: иди, позвони Венечке, очень важно, чтобы он пришел. Детей отправила к соседям, хожу по квартире сама не своя.

– Гыга, – сказал Венька. – Мог бы и догадаться. Вот что, Ленуха, ты не обижайся, но свидание на этом закончено. Не будем рисковать.

– Я соскучилась, – капризно заявила Елена Карповна. – Пусть Юра куда-нибудь сходит. Он что – будет здесь ночевать?

– Да, действительно, – сказал Венька. – Я привел, я и уведу.

– Ну и катись, – бросила Елена Карповна, надувшись.

Ребенок, да и только. Маленький обидчивый ребенок… Глупо было поддаваться, приходить, всё равно из этого ничего хорошего не получится. Нет, что пришел – правильно, не просто так пришел, ей этих денег до пенсии хватит. Отдал, так сказать, долг… Жалко, конечно, рвать, прикипело сердце-то, но надо. Люди мы чужие. Как бы ни прикипел, а люди мы чужие.

Ничего этого Венька, конечно, не сказал. Положил денежный сверток на стол, подхватил пустой саквояж, чмокнул Ленуху в щечку и пошел на выход.

В коридоре громко позвал: «Юра, пошли. Дело есть».

Юра молча притопал, вбил ноги в кроссовки.

Вышли.

Елена Карповна опустилась на табуретку и зарыдала…

Гыга дал отбой, и Курепов довольно потер ладошки. Не нужно было ничего придумывать, ловчить с несчастным случаем, всё решалось само собой. Возмездие явилось из прошлого и ждало своего часа. Кармический кирпич, логическая развязка, изящный финал. Любил, ох любил Курепов, когда всё завершалось логически четко…

– Держи баул, – сказал Венька, когда они спустились во двор, и протянул Юре саквояж. – Немецкий, настоящая кожа. Свой выброси.

– А что, мой плохой, что ли? – спросил Юра, но саквояж взял.

– Видишь ли, Юра, – произнес вслед за этим Венька. – Дядя Володя умер. Остановишься у меня.

– Это, – сказал Юра, оторопев. – А вы кто?

– Друг семьи, – ответил Венька. – Квартира у меня будь здоров, денег куры не клюют. Познакомлю с Саматом Бекеновичем, он сейчас тоже у меня проживает. Лады? А Елену Карповну будешь навещать. Чего её стеснять-то?

– А что с дядей Володей? – сопнув, спросил Юра.

– Несчастный случай, – сказал Венька. – Излагай, за чем приехал.

Юра изложил.

Дядя Володя, войдя в положение живущей в провинции сестры, пообещал пристроить её сынка, Юрку то есть, в органы милиции. Там нынче мордовороты нужны. Харч, амуниция, неслабый заработок, общага обеспечены. Московская прописка, в дальнейшем комната в коммуналке, а-то и однокомнатная квартира. Не Бог весть, но по сравнению с Пермью рай. И вот надо же…

Бесхитростная, наивная провинция из Юрки так и перла. Юрку нужно было отёсывать. Таких Москва сжирала, а косточки выплевывала. Москва сейчас не та, в ней честному увальню, пусть он трижды силач, делать нечего.

– О милиции забудь, – посоветовал Венька. – Про милицию тебя Самат Бекенович просветит, он там свой. Не хочу, чтобы ты в жлоба превращался.

– Почему в жлоба? – недоверчиво сказал Юра. – Не все же там жлобы.

– Не все, – согласился Венька. – Но тьма возможностей, чтобы скурвиться. Я ведь, парень, сам недавно в личной охране служил. Менты передо мной по струнке ходили…

С Юриком хорошо было передвигаться по переполненному метро, он шел сквозь толпу, как горячий нож сквозь масло. Канули в Лету те времена, когда посадочные залы были пусты, теперь в Москву заработать жирный кусок стремились все, кому не лень.

В вагоне они перекинулись парой фраз и всё, праздных ушей было слишком много.

Потом они ехали в троллейбусе, Юрик глазел в окно на белокаменную, отрывать его не хотелось. Да и зачем? Будет еще время для разговоров.

Кстати, шмотки свои он переложил в Венькин саквояж, а баул выбросил и потом пару раз оглянулся на него, раздумывая: не вернуться ли? Хозяйственный парнишка…

«Интересно, что скажет Самат? – подумал Венька, когда они, войдя во двор, направились к четвертому подъезду. – Ушел один, а вернулся с вьюношей».

«Ауди», лаково поблескивая под солнцем, по-прежнему находилась на стоянке. Крутившийся у помойных баков барбос вдруг боком-боком подбежал к роскошной машине, задрал ногу и оросил колесо.

– А ну, кыш, – прикрикнул на него Венька.

– Ваша? – спросил Юра.

– Моя.

– Класс, – сказал Юра с восхищением.

Сидевший на скамейке у четвертого подъезда сутулый худой человек в великоватой ему, застегнутой до подбородка спортивной куртке, в черной бейсболке с длинным, закрывающим лицо козырьком, беспокойно задвигал худыми руками по лежащему на тощих коленях пластиковому пакету. Закашлялся, в горле его засипело, забулькало, вдруг прекратил перхать, успокоился.

Когда Венька с Юрой подошли ближе, он, продолжая сидеть, вытащил из пакета пистолет и наставил на Рапохина.

Боже, Венька узнал этого человека. Это был Лука Корнеевич Абрамов, правозащитник. Да нет, глупость, Лука Корнеевич убит. Господи, да это же Федор, Федор Абрамов. Что от него осталось? Этот дурак, не разобравшись, сейчас выстрелит.

Ситуация повторялась самым мистическим образом. Мало того, что Федор конституцией напоминал теперь отца, вновь Веньку и Абрамова разделяли полтора метра, а пистолет в руке Федора ходил ходуном. Тяжеловата была для него эта игрушка.

Венька прыгнул, стремясь выбить оружие. Тотчас грохнул выстрел, и в голове у Веньки тысячью огней вспыхнул ослепительный фейерверк. Вспыхнул и погас навеки.

Пуля попала ему в лоб.

Федор бессильно уронил пистолет, закашлялся – надрывно, задыхаясь. По лицу его текли слезы, правая щека дергалась.

– Мразь, – сквозь зубы сказал Юра и кулачищем своим, как гирей, двинул в острый подбородок Абрамова.

Тот, захлебнувшись, кувыркнулся в газон.

Юра опустился перед Венькой на колени. Сверху, дробно пересчитывая ступеньки, встревоженной наседкой скатывался Самат Елдынбаев, согласно запакованному в конверт завещанию теперь полноправный хозяин Венькиной квартиры.