Текст книги "Фривольное лето. Ярко горят! (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Арканов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Ко мне подошел крепко сбитый молодой мужчина в спортивном костюме. Он, казалось, был высечен из гранита. Его мускулы перекатывались под одеждой от любого движения, а бицепсы размером с мою голову угрожающе надувались, когда он сжимал кулаки. Взгляд у него был такой, что я невольно съёжился, чувствуя себя букашкой перед этим титаном.
– О, новенький! Давай-давай, заходи. Я Борис Михайлович, физрук, – пророкотал он голосом, от которого завибрировали стёкла в окнах. Он окинул меня пристальным взглядом, словно прикидывал, сколько мышечной массы удастся нарастить на это щуплом тельце путем интенсивных тренировок.
Алиса тем временем перешла к другому упражнению, закинув ногу на перекладину так высоко, что, казалось, она собирается сесть на шпагат прямо в воздухе. У меня перехватило дыхание. Я судорожно сглотнул, пытаясь не смотреть, но взгляд сам собой возвращался к её стройным ногам и напряженным ягодицам в обтягивающих леггинсах.
– Так-так... Спортом занимался? – спросил Борис Михайлович, выводя меня из оцепенения.
– Ну... в детстве в футбол играл... – промямлил я, безуспешно пытаясь отвести взгляд от Алисы. «А последние лет десять только в компьютере», – подумал я про себя, мысленно усмехаясь своей жалкой спортивной форме.
– У нас тут серьёзная секция. Футбол, волейбол, баскетбол. Для продвинутых – гимнастика, силовые упражнения, – Борис Михайлович будто читал лекцию о пользе спорта в вакууме, где не было такого отвлекающего фактора как Алиса. – Некоторые ребята даже на разряды сдают. Тебе, пожалуй, не подойдёт. Вон, ты какой весь хлипкий, руки как макаронины... – он смерил меня взглядом, полным сомнения.
«Да уж, спагетти „аль денте“ и то, наверное, крепче будут», – подумалось мне.
– И растяжка! Очень важная вещь, правда, Сёмка? – подала голос Алиса, и я вздрогнул от неожиданности. Она, наслаждаясь моей реакцией, специально прогнулась в спине сильнее, так что топ опасно натянулся.
«Так, Семён, спокойно. Просто думай о... о подтягиваниях. Или о чём угодно, только не о том, как плавно изгибается её спина при наклоне. Нет, только не об этом!» – мысленно заклинал я себя.
Я покосился на Алису. Она наблюдала за мной с явным интересом и озорной ухмылкой.
– Эй! Я может и не атлет, но... – возмутился я, пытаясь сохранить остатки гордости.
– Ха! Задело? Ну давай проверим, на что ты годен! – засмеялся Борис Михайлович, потирая руки.
«И зачем я открыл рот... Сейчас опозорюсь только...»
– Для начала простенько – подтянись пять раз, – сказал физрук, указывая на перекладину.
– О, это будет интересно! – Алиса игриво подмигнула мне, явно предвкушая увлекательное зрелище. – Может, тебе лучше пойти в кружок вышивания? – добавила она.
«Подтянуться пять раз? Да я в последний раз на турнике висел, когда мне было лет десять, и то, кажется, свалился почти сразу. Ну, по крайней мере, у меня будет повод посмеяться над собой…» – обречённо подумал я.
Я подошёл к перекладине. Подпрыгнул, ухватился... «Так, главное – правильная техника. Которую я видел на ютубе...» – пронеслось у меня в голове, пока я судорожно пытался вспомнить хоть что-то из того видео... и повис, как сосиска на верёвочке.
– Пфф... Семён, ты там жив? – услышал я голос Алисы, которая уже неприкрыто хихикала.
Напрягая все силы, я попытался подтянуться. Мышцы предательски тряслись, лицо покраснело, в глазах замелькали разноцветные круги... «Только бы не упасть в обморок прямо здесь. Это был бы полный провал», – думал я.
С третьей попытки мне удалось поднять подбородок чуть выше перекладины, но это, кажется, был мой предел. А потом я красиво шлёпнулся на маты, вызвав новый приступ смеха у Алисы и раскатистый хохот Бориса Михайловича.
– Ха-ха! Один есть! Продолжаем? – хохотал Борис Михайлович, утирая выступившие от смеха слёзы.
– Браво! Это было... впечатляюще, – съязвила Алиса, не прекращая при этом свою растяжку. – Семён, да ты, оказывается, настоящий атлет!
– Может... кхе-кхе... что-нибудь попроще? – отдышавшись, жалобно спросил я, потирая ушибленный зад.
– Ладно, тогда отжимания. Десять раз, – сжалился надо мной Борис Михайлович.
Я принял упор лёжа, стараясь вспомнить все советы по технике из интернета. Алиса тем временем отошла от шведской стенки, повернулась ко мне спиной, встала на четвереньки и стала делать махи ногами. Расстояние, оделявшее нас немного спасало положение, но я все так же не мог сосредоточится. «Ох, боги, какое испытание...» – взмолился я про себя.
На пятом отжимании мои руки начали дрожать как осиновые листья на ветру.
– Семён, ты так напряжённо смотришь, что у меня даже... мышцы сводит, – Алиса обернулась, облизнула губы, и я почувствовал, как у меня пересохло в горле.
На седьмом отжимании я рухнул лицом в пол, окончательно осознав всю глубину своей физической... кхм... неполноценности.
– М-да... А как насчёт приседаний? Это-то всяко сможешь! – не унимался физрук, оглядывая меня с нескрываемым скепсисом.
– Дайте угадаю – он сейчас попытается присесть двадцать раз и упадёт на пятнадцатом? – спрогнозировала Алиса.
Двадцать приседаний спустя...
– Ха! Я ошиблась. Он держится! Правда, это больше похоже на танец мертвеца... – хихикала Алиса, наблюдая за моими конвульсиями.
«Я умираю. Точно умираю. Прощайте, все... Особенно ты, Алиса, со своей чёртовой растяжкой...» – думал я, выполняя упражнение из последних сил. Ноги подкашивались, в глазах темнело, а в ушах стоял какой-то странный гул.
– Что, выдохся? А я ведь ещё на пресс хотел тебя погонять, – улыбнулся Борис Михайлович, но в его глазах уже читалось некоторое уважение.
– Борис... Михайлович... может просто распишетесь в обходном, пока я не помер... – еле прохрипел я, мечтая только об одном – лечь и не двигаться.
– Эй, Сёмка, может тебе водички принести? А то ты какой-то бледный! – участливо предложила Алиса, но в её глазах всё ещё плясали озорные искорки.
– Ладно-ладно, убедил! Давай сюда свою бумажку, – сдался, наконец, физрук.
Трясущимися руками я протянул ему обходной лист, боясь, что он сейчас передумает и заставит меня делать ещё что-нибудь невыполнимое.
– Но, знаешь что? Приходи к нам на тренировки. С такой физухой тебе пока только в кружок шахматистов, – хохотнул он.
– Или в кружок любителей подглядывать! – поддела меня Алиса.
– А что? Глядишь, появится мотивация подтянуть форму? – продолжал Борис Михайлович, не замечая моего состояния. – Видел я, как ты на утренней зарядке на девчонок пялился. Может, это тебя замотивирует, а? – добил он меня.
«Кажется, весь лагерь уже в курсе моих тайных желаний...» – подумал я, чувствуя, как горят уши.
– Я... подумаю, – выдавил я из себя, не зная, куда деваться от стыда.
– Думай-думай. А пока распишусь, что проверил твою... хм... спортивную подготовку.
Он с усмешкой черкнул что-то в листе.
– Свободен, чемпион! И это... заходи, если что. Сделаем из тебя человека! – подбодрил меня физрук, хлопнув меня по плечу так, что я чуть не упал снова.
– Я... подумаю, – повторил я, мечтая только о том, чтобы поскорее убраться из этого зала пыток.
– Пока, Сёма! Приходи еще! – Алиса послала мне воздушный поцелуй.
Выползая из спортзала на негнущихся ногах, я подумал, что, возможно, очень возможно, небольшая физическая подготовка мне бы не помешала. «Хотя бы для того, чтобы в следующий раз не опозориться так феерично...» – подумал я, с содроганием вспоминая свои «успехи». «Но это всё потом. А сейчас мне срочно нужен душ. И медпункт. И новые ноги...» – решил я, ковыляя в сторону выхода. «И да, я определённо запомню эту растяжку надолго...» – не удержался я от ещё одной мысли, вновь краснея. И всё-таки, несмотря на весь этот позор, на душе было как-то тепло от того, что Алиса, кажется, обратила на меня внимание. Пусть даже и таким своеобразным способом.
Я подошел к зданию музыкального клуба, которое пряталось поодаль от остальных построек лагеря. Высокие деревья с раскидистыми кронами как бы обнимали его со всех сторон, придавая ощущение уюта и уединенности. Это было довольно большое здание под широкой пологой двускатной крышей. Необычным было архитектурное решение: под левым скатом крыши располагалась просторная открытая веранда, словно приглашающая отдохнуть в тени, а под правым находились внутренние помещения. Весь фасад занимало огромное панорамное окно, тянущееся почти от самой земли до крыши.
«Красивое здание», – подумал я, подходя к клубу.
Изнутри не доносилось ни единого звука. Немного помедлив, я открыл дверь и вошёл. Внутри царил творческий беспорядок: множество музыкальных инструментов были расставлены по комнате: барабаны, сверкающие лаком гитары и даже старинный рояль, занимающий значительную часть помещения. Казалось, каждый из них хранил в себе истории прошлых выступлений. То самое панорамное окно, слегка прикрытое легкими полупрозрачными занавесками, заливало комнату ярким утренним светом. В противоположной от входа стене находились еще два окна, выходивших на теневую сторону. Одно из них было открыто настежь, и занавеска, словно живое существо, колыхалась под дуновением ветерка, впуская в помещение утреннюю прохладу и сладкий запах нагретой солнцем листвы. «Какое уютное помещение», – оценил я, очарованный атмосферой этого места.
Мику сидела на одном из стульев, изящно закинув ногу на ногу, и, чуть склонившись над нотной тетрадью, что-то старательно и усердно вычерчивала тонким карандашом. Её бирюзовые хвостики забавно подрагивали в такт движениям. Увидев меня, она расцвела улыбкой, мгновенно подскочила, так что тетрадь с легким шелестом упала на пол, и подбежала ко мне. Схватив меня за руки, она принялась так же, как и вчера, радостно подпрыгивать, напоминая веселого воробья.
– Семен! Ты пришел! Ты все-таки пришел! Вот это удача! Я так рада тебя видеть! – восклицала она, сияя от счастья.
Несколько успокоившись, она вернулась к стульям и, взяв оттуда небольшой пакетик, протянула его мне.
– Вот, держи, как и обещала! Зубная щетка, мыло и зубная паста! Надо сразу отдать, пока не забыла, а то я такая рассеянная.
– Мику, спасибо тебе огромное! Ты меня выручила, – поблагодарил я её. – Я как-то совсем легкомысленно собирался, многое забыл дома.
– Да не за что, пустяки! У меня остался еще один комплект, будем надеяться, что за оставшуюся неделю я не успею все растерять, – хихикнула Мику. Потом, будто что-то вспомнив, она опустила взгляд в пол и слегка покраснела. – Знаешь, Семен, я еще хотела показать тебе кое-что... Ну... То есть... Свои трусики... Вернее, не сами трусики, а как они смотрятся на мне... Ну, чтобы заинтересовать тебя, – почти шепотом, сбивчиво произнесла она, теребя край своей пионерской юбки. – Я такое видела в мультиках, там после такого главный герой обычно как-то сразу добреет и становится более сговорчивым... Правда, ты уже все видел... Ну, там, у умывальников, но это получилось случайно, не по плану, да и трусики я уже поменяла. Те первые, в пыли и намокли, а потом, после того случая на зарядке, пришлось сменить еще раз. Все-таки я неудачница...
– Мику, ну что ты такое говоришь, вовсе ты не неудачница! Ты же тогда, на зарядке, пыталась мне помочь! Даже, я бы сказал, спасти меня. И это я виноват... Вернее, если уж совсем честно, то во всем виновата Ульяна! В общем, я тебе очень благодарен, это было весьма самоотверженно с твоей стороны! Ты поступила как настоящий друг!
– Правда? Здорово, что ты так считаешь, Семен! – глаза Мику засияли.
Помолчав немного, она робко продолжила:
– Но все же, пожалуйста, позволь мне закончить, я долго настраивалась, и поэтому, раз уж начала, надо довести дело до конца. Так вот, теперь на мне уже другие трусики, так что, можно сказать, ты и не видел ничего, получается! Давай ты сейчас выйдешь на минутку, а я залезу под рояль, как будто ищу там что-то, а потом ты войдешь! Это точно должно сработать, я уверена!
«Надо же, насмотрелась каких-то мультиков, подозреваю, что таких же, как я. И теперь пытается применить эти сомнительные приемы в реальной жизни. Какая наивность и простота!»
– Да нет, Мику, не стоит, правда, – я смущенно почесал нос. – Не то чтобы я не хотел тебя увидеть в такой... гм... интересной позе. Просто... Мне кажется, ты же не хочешь, чтобы я ходил в музклуб только ради того, что мне здесь показывают... Всякое-разное. Не думаю, что тебя это устроит.
– Да, ты, наверное, прав, – Мику, кажется, впервые задумалась о последствиях такого неординарного способа привлечь новых членов в клуб. Она вздохнула. – Ладно, не буду. Но я действительно очень хорошо умею играть на всех инструментах. И петь. Хочешь, спою тебе что-нибудь прямо сейчас? Или сыграю? Или спою и сыграю? Какая музыка тебе нравится?
– Да я, в общем-то, всеяден. Так что меня любая музыка устроит. – ответил я.
– И ты не обязательно должен записываться в музкружок, можешь просто приходить, когда захочешь. Будем вместе проводить время! А ты сам умеешь на чем-нибудь играть? – спросила Мику.
– На гитаре когда-то учился играть. Недолго. Она мне от отца осталась. Он ушел от нас с мамой, – почему-то именно с Мику мне хотелось делиться даже такой личной информацией. Наверное, находясь рядом с ней, из-за ее детской откровенности и болтливости, хотелось вести себя так же, открыто и искренне. – Однажды я обнаружил её в кладовке и решил попробовать, что из этого выйдет.
– И что, и что? Получилось? – с живым интересом спросила Мику.
– Не долго музыка играла, – с грустной улыбкой ответил я. – Кое-что начало получаться, но я довольно быстро понял, что для того, чтобы действительно хорошо играть, нужно приложить много усилий и потратить прорву времени. А смысла в этом я тогда не видел, играть мне было не для кого, а для себя одного не так интересно.
– А хочешь, я тебя научу? У нас тут полно времени, и ты сможешь играть для меня. Или, если захочешь, то мы можем вместе сыграть на заключительном концерте! Будет для кого играть, – эта перспектива так захватила Мику, что она аж задержала дыхание и, приоткрыв ротик, с вожделением в глазах смотрела на меня, ожидая моего ответа.
– Ну... Я даже не знаю. Можно подумать, конечно. Давай я закончу с обходом лагеря, а потом мы с тобой все решим. Я обязательно еще приду к тебе сегодня! Ладно?
– Хорошо, – понурив голову, согласилась Мику.
«Жалко – расстроил девушку, она так старалась. Была готова ради меня пойти на такие жертвы, а я...» – подумал я, испытывая укол совести.
– Я точно приду! Закончу с формальностями и сразу к тебе. Не думай, пожалуйста, что это я так вежливо отказываюсь. Как ты и предлагала, я буду пока просто приходить, а там посмотрим, может, и вступлю к тебе в клуб. Мне тут, на самом деле, очень нравится.
– Правда?! – Мику обрадовалась. – Ура! Ура! Я так рада! Нет, я даже счастлива! Ты сделал меня такой счастливой, Семён!
«Надо же, как мало Мику надо для счастья», – подумал я и вслух добавил:
– И я рад!
Помолчав, я спросил:
– Слушай, Мику, а почему здесь нет толпы озабоченных парней, учитывая, на какие жертвы ты готова пойти ради того, чтобы кто-нибудь вступил к тебе в клуб?
Мику залилась краской еще сильнее, чем прежде:
– Ну что ты, Семён, как ты мог такое подумать?.. Я больше никому не готова показывать... Такое... Только тебе...
Теперь уже мы вдвоем стояли, смущенно потупившись и не зная, что сказать.
«Вот так, у умывальников представлял себе, что мы с Мику будем заниматься разными волнующими вещами, рисовал в голове будоражащие воображение сцены, а как остался наедине с девушкой, так стою и краснею, как школьник. Всё-таки до настоящего героя эроге мне еще очень далеко», – с досадой подумал я.
– Понятно, – промямлил я, неловко почесал затылок и, стараясь разрядить обстановку, добавил: – Ну, я пойду тогда. Мне еще надо отметиться в библиотеке и в каких-то кружках. Пока!
– Пока, Семен! Обязательно приходи еще! – крикнула мне вслед Мику.
Я вышел из музыкального клуба, широко улыбаясь. Настроение было приподнятым. Не успел я отойти и на пару десятков метров, как мне навстречу попалась Алиса. Вид у нее был недовольный.
– Ты чего здесь околачиваешься? Зачем приходил? – спросила она, смерив меня подозрительным взглядом.
– Обходной подписать, – ответил я задумчиво, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
«Что-то я не помню, отдавал Мику листок или нет. Совсем из головы вылетело! Хотя неудивительно, учитывая темы, которые мы обсуждали...»
– Подписал? – тон Алисы не предвещал ничего хорошего.
– Да... наверное... – растерянно протянул я, разворачивая обходной и пробегая глазами список кружков. – То есть нет! Я же совсем забыл дать его Мику на подпись!
Алиса выразительно закатила глаза, всем своим видом показывая, что она думает о моей забывчивости.
– Ладно, пошли, – вздохнула она.
Мы вместе вернулись в здание музыкального клуба. Мику все так же сидела на стуле возле рояля, перебирая какие-то бумаги.
– Чем это таким вы тут занимались, что Семен так увлекся и даже про обходной забыл? – с нажимом спросила Алиса, подходя ближе.
– Да ничем особенным, – смутилась Мику. – Просто разговаривали. Я уговаривала Семена вступить в клуб, а он пока думает...
– Мику, я правда совсем заболтался и начисто забыл, зачем приходил, – виновато сказал я, протягивая ей обходной лист. – Подпиши, пожалуйста.
Мику взяла протянутый листок и, найдя нужную графу, размашисто расписалась.
– Ну вот, теперь порядок, – сказал я, забирая обходной и пряча его в карман.
– Свободен! – распорядилась Алиса и помахала мне ладошкой, словно выпроваживая.
«Судя по всему, ей почему-то не нравится, когда я нахожусь в музклубе. Любопытно...» – подумал я, покидая клуб.
Итак, я собрал все подписи. Осталось зайти к Ольге Дмитриевне и отдать ей обходной лист. Вожатая сидела возле своего домика и читала книжку. Вряд ли она сама соответствовала образу идеального пионера, которого так усердно пыталась из меня сделать. Видимо, все её обязанности – это произносить пламенные речи на линейке, отчитывать Ульяну, да принимать деятельное участие в моём воспитании.
– Вот, – я протянул ей лист.
Она, не читая, сунула его в карман.
«Отлично! Значит, можно было самому за всех расписаться и вообще никуда не ходить... А я столько времени убил зря...»
– В какой кружок записался? – спросила Ольга Дмитриевна.
– Да пока ни в какой... Нужно подумать.
– Ну, что же ты так! Завтра обязательно запишись куда-нибудь! А теперь тебе пора на обязательные исправительные работы! Иди помоги Ульяне в столовой! И не вздумай по пути где-нибудь потеряться, картошку всё равно придется чистить! Если не сейчас, то после отбоя!
«Как жесток этот мир! Никакого покоя!»
– Есть, мэм, – пробормотал я и понуро побрел заниматься трудотерапией.
В столовой было пусто.
– Есть тут кто? – позвал я в надежде, что никто не ответит, и мне можно будет уйти.
– Явился, не запылился, помощничек, – раздался голос Ульяны. – Я уже тут всё переделала, а ты, значит, на всё готовенькое приперся?
Она встретила меня у входа на кухню с ножом в руке.
– Была бы ты хорошей, послушной девочкой, и не пришлось бы тогда работать! Кто мне насекомое в еду подложил, а потом ещё и насмехался? Ты хоть знаешь, что сколопендры ядовитые?!
– А ты вообще себя повел не по-мужски! Я, понимаешь, позаботилась о тебе – кроме котлеты положила в тарелку дополнительно питательную белковую пищу, а ты... Как баба, кричал, стулья ронял... Эх ты...
– С детства терпеть не могу насекомых. Только приехал в незнакомое для меня место, уставший с дороги, голодный, а тут ты ещё со своими дурацкими шуточками, – помрачнел я. – То котлету утащит, то вообще всю еду испортит. Пороть тебя надо за такое!
Высказав своё отношение к подобному поведению, я прошел на кухню, отодвинув Ульяну. Дальше мы молча работали несколько часов, монотонно счищая кожуру с картофеля. Ольга Дмитриевна верно угадала, какой именно вид работ нам поручат. А слова Ульяны о том, что она уже всё успела сделать до моего прихода, оказались неправдой. Чистка картошки в промышленных масштабах – это был новый для меня опыт, хотя, будь моя воля, я бы предпочел его не получать. Зато монотонное занятие хорошо очищает голову от беспокойных мыслей, можно спокойно всё обдумать. Видимо, на Ульяну это тоже подействовало.
– Пожалуй, я и правда поступила не по-дружески с тобой вчера, – прервала она затянувшееся молчание. – С меня котлета. Ну всё, мирись-мирись и больше не дерись?
– Да, пожалуй, я дам тебе ещё один шанс, – пафосно ответил я и улыбнулся.
– Ну да, за котлету можно простить и не такое! – в тон мне ответила Ульяна.
– А вот за утреннее происшествие на зарядке ты меня почему-то не ругаешь. Или, наоборот, не хвалишь – благодаря моим стараниям тебе так подфартило! Вообще молчишь, как будто ничего и не было! Только сколопендра вызывает у тебя неудовольствие! – задумчиво произнесла она.
– Ну… С отношением к этой твоей проделке я ещё не определился… – Я смутился и почесал затылок.
– Понравилось, да? – ехидно спросила Ульяна. – А меня за это, между прочим, опять наказали. Буду работать здесь ещё и завтра. Ты должен будешь снова мне помогать! Отрабатывать за помощь!
– Вот уж нет! Тебя наказали – ты и отрабатывай! Меня, впрочем, тоже наказали – я теперь не буду ходить на зарядку.
– Ничего себе! Теперь никакого утреннего веселья? Так неинтересно!
– С этим я тоже ещё не определился – может, и хорошо, что мне теперь не надо ходить на зарядку… – задумчиво проговорил я.
– Так, значит, я, опять получается, тебе помогла! Избавила от неприятной утренней обязаловки! А ты – неблагодарная морда! Всё, не жди тогда от меня больше помощи, дальше как-нибудь сами! – обиделась Ульяна.
– Вот и хорошо, наконец-то ты угомонилась! – обрадовался я.
Когда мы закончили с картофелем и убрали за собой очистки, подошло время обеда. Нам пришлось участвовать ещё и в кормлении толп голодных пионеров, помогая на раздаче блюд.
Наконец, все пионеры поели, а нас сменили очередные жертвы управленческого произвола Ольги Дмитриевны, исправно поставляющей бесплатную рабсилу в помощь работникам общепита.
Из-за всех утренних приключений я потратил столько сил и энергии, что с трудом дотерпел до обеда. Адский голод не позволял думать ни о чем ином кроме пищи. Поэтому, получив свою порцию из трёх блюд: суп с тефтельками, гуляш с гарниром из картошки и компот из сухофруктов, я сел за первый попавшийся стол и накинулся на еду. «Какой неимоверный аппетит! Никогда за собой такого не замечал!» – думал я, интенсивно работая ложкой. Да и блюда, по сравнению с моими обычными пельменями и дошираком, казались верхом кулинарного искусства. Неудивительно, что я полностью отдался процессу насыщения, не обращая внимания ни на что вокруг.
Однако сосредоточенность моя продлилась недолго – кто-то ударил меня по спине, да так, что я подавился. Передо мной стояла Ульяна и торжествующе улыбалась.
– Я тебя когда-нибудь удушу!
– Не догонишь! – она показала язык. – Меня никто не может догнать!
– Хорошо, тогда я тебя где-нибудь подкараулю!
– Так нечестно!
– Ты на себя посмотри, честная! – я ухмыльнулся.
– Ты это, подвинься, я сейчас обед возьму и вернусь, вместе поедим.
«Не самая радужная перспектива», – подумал я, стараясь побыстрее закончить с обедом. Однако Ульяна вернулась буквально через минуту. У неё на тарелке лежал огромный кусок жареного мяса и несколько отварных картофелин.
– Это ты как?.. Откуда?..
– Уметь надо! Я-то, в отличие от некоторых, работала ого-го, – она посмотрела на меня и улыбнулась во все свои 32... Или сколько их у неё там?.. Зуба.
«Ну ничего себе, а где же справедливость?» – возмутился я про себя. «Она надо мной шутит, лишила меня ужина, из-за неё меня заставили работать, а теперь ещё получается, и блюда у неё гораздо лучше! И раз вселенная не позаботилась о справедливости, придется мне её восстановить, конечно, так, как её понимаю я.»
– А если Ольга Дмитриевна узнает, что ты воруешь еду?
– Так я не ворую! Это всё за мои заслуги! – возмутилась Ульяна.
– А это ты ей будешь рассказывать. Думаешь, поверит?
– И откуда же она узнает?!
– Ну... Это зависит от многих обстоятельств.
– Например? – она внимательно посмотрела на меня.
– Принеси мне булочку. Сладкую.
– Откуда же я тебе её возьму?
– Наверное, оттуда же, где взяла это, – я показал на её тарелку.
Ульяна замялась.
– Ладно. Но только одну! И обещай, что после этого не расскажешь Ольге Дмитриевне!
– Слово пионера!
Она убежала, а я, недолго думая, взял нож и, отрезав половину этого обширного куска мяса, положил себе на тарелку. Только я закончил, как неугомонная девочка вернулась.
– Держи, вымогатель! – и тут она обнаружила, что я забрал её мясо. – Эй, ты чего?! Я тебе булочку принесла, а ты...
В голосе всегда веселой Ульяны послышалась горечь разочарования, а на глазах, казалось, вот-вот должны были появиться слезы.
«Похоже, я переборщил. Сейчас будет истерика со слезами и кидание предметов со стола.»
Но она молча положила булочку на мой стакан и направилась к выходу.
«Ну вот, испортил настроение и аппетит ребенку», – обругал я себя и бросился догонять расстроенную Ульяну.
– Ульяна, прости меня. Согласен, неудачная вышла шутка. Возвращайся, я тебе всё отдам обратно.
– Ничего мне от тебя не нужно. Наслаждайся! – буркнула она и ещё более целеустремленно пошла к выходу.
Я обогнал её и загородил проход.
– Я же извинился. Хватит дуться. Твои шутки тоже бывают не очень удачны, но никто же не обижается насмерть. Вспомни, как обычно бывает.
Она не собиралась останавливаться и уже почти подошла ко мне.
– Ну хочешь, я тебе свой ужин отдам? Весь! – пошел я на самые крайние меры.
– Что, правда отдашь? – она удивилась и недоверчиво прищурилась.
– А куда деваться, я не хочу, чтоб ты на меня обижалась, – и я протянул ей мизинчик.
– Хорошо, раз ты ради меня готов даже на такие жертвы, я тебя прощаю, – она шмыгнула носом и зацепилась своим мизинцем за мой.
Когда мы вернулись к столу, я попытался отдать отрезанную ранее часть её порции, но она меня остановила.
– Да ладно, ешь! Будем считать, что это я отдала долг за котлету.
– Хорошо. Спасибо! – согласился я и, отломив половину булочки, положил ей на стакан.
«Ну вот и все, мир восстановлен!» – подумал я, спокойно выдыхая.
Я вышел из столовой, с трудом переставляя ноги. Послеполуденное солнце нещадно пекло, казалось, его лучи буквально давят сверху, заставляя пригибаться. Земля и плитки дорожки, раскалившись, источали жар, и теплый воздух, поднимаясь, лишь усиливал ощущение сауны, подогреваемой одновременно и снизу, и сверху. Сытость после плотного обеда в сочетании с пеклом навевала мысли о том, что сейчас самое время – провалиться в блаженную дрему где-нибудь в прохладе домика, растянувшись на кровати.
Однако мечты о послеобеденном отдыхе разбились вдребезги. Возле своего домика я обнаружил Ольгу Дмитриевну в компании двух незнакомых девушек. Одна из них выделялась своим экстравагантным видом. Розовые волосы, собранные в высокий хвост, были лишь вишенкой на торте. Взгляд невольно приковывали белоснежные чулочки, короткая белая юбка на ремне и белый топ, украшенный невообразимым количеством бантиков, ленточек и завязок. Вторая девушка, напротив, была воплощением обыденности: длинные темные волосы свободно ниспадали по спине, на ней была простая блузка без рукавов и темные бриджи.
Ольга Дмитриевна, судя по всему, уже некоторое время вела оживленный диалог с розоволосой, постепенно повышая тон. Я осторожно приблизился, стараясь не привлекать внимания, и замер неподалеку, пытаясь вникнуть в суть разговора. Стояли они прямо у крыльца моего домика, так что о возвращении в прохладную обитель пока не могло быть и речи.
– Вы что, не знаете, кто я?! – Розоволосая, распаляясь всё больше, переходила на крик. – Да мне все равно кто ты такая, правила у нас для всех одни, – Вожатая отвечала громко, но сохраняя олимпийское спокойствие. – Я – Антонина! Если бы не я, то ни этого лагеря, ни вас тут вообще бы не было! – Антонина, очевидно, решила давить авторитетом. – Я бессменный член литературного кружка, мой талант общепризнан, и поэтому я – почетный гость этого лагеря!
– И, несмотря на все это, других мест у нас нет. И тебе придется жить с этой девушкой, – в сотый раз, должно быть, повторила Ольга Дмитриевна.
– Что?! С настоящей девушкой?! Вместе?! В одном домике?! – В голосе Антонины неподдельный ужас смешался с возмущением.
– Остался только этот домик. Он двухместный. Вас двое. Так что да – вы будете жить тут вместе, – устало произнесла вожатая, которой явно наскучил этот бессмысленный спор.
– Вообще-то, это мой домик, – несмело подал я голос, опасаясь, что гнев спорщиц сейчас обрушится на меня. Но перспектива лишиться крыши над головой, да еще и после вчерашнего предложения Ольги Дмитриевны ночевать на скамейке, пугала куда сильнее. К тому же, под матрасом в домике скрывалось мое сокровище, подаренное утром загадочной кошко-девушкой. Мысль о том, что кто-то может его увидеть или, того хуже, отнять, приводила меня в ужас.
– Тогда я буду жить с ним! – неожиданно выпалила Антонина, указывая на меня и огорошив всех присутствующих. – Раз уж отдельного домика вы мне не можете предоставить, я согласна на такой компромисс!
– Так, мне весь этот цирк надоел, – решительно заявила Ольга Дмитриевна, переходя от слов к делу. – Давай-ка заходи, – скомандовала она длинноволосой девушке, указывая на мой домик. Та, не говоря ни слова, послушно проследовала внутрь. – А теперь ты за ней, – продолжила вожатая, обращаясь к Антонине.
– Ни за что! – гордо вскинула подбородок та.
Тогда Ольга Дмитриевна, недолго думая, схватила её за шкирку, как нашкодившего котенка, и потащила ко входу.
– Нет, не надо! Только не это! – заголосила Антонина, упираясь руками и ногами. Но вожатая, обладающая недюжинной силой, решительно затолкала сопротивляющуюся девушку внутрь и захлопнула дверь, оставив Антонину и ее невольную соседку наедине.
– Вы что делаете?! Немедленно откройте! Выпустите меня! – вопила из-за двери Антонина, неистово колотя кулаками и пиная дверь ногой. Но Ольга Дмитриевна была непреклонна, дверь оставалась закрытой. Постепенно крики стихли, сменившись жалобными всхлипами. Поняв бессмысленность сопротивления, Антонина, судя по звукам, бессильно сползла по двери вниз и теперь жалобно хлюпала носом, сидя на полу.
– Ну вот, так-то лучше, – удовлетворенно кивнула сама себе Ольга Дмитриевна и, открыв дверь, вошла внутрь, приглашая меня жестом следовать за ней.
Переступив через растекшуюся у порога в безвольной позе Антонину, я подошел к вожатой.
– Случилось невероятное, – обратилась она ко мне. – У нескольких девушек пропали трусики. Подозревают, что их кто-то украл. Поскольку до твоего появления у нас ничего подобного не случалось, ты – единственный подозреваемый.
