Текст книги "Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2."

Автор книги: Дмитрий Волкогонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Я утомил читателя длинной цитатой, но она дает представление не только о роли пролетариата в „переходный период к коммунизму", которую ему уготовил Ленин, но и высвечивает важную грань „военного коммунизма". По существу, Сталин, возводя мрачные бастионы своей Системы, строго следовал ленинским рецептам и чертежам. И Ленин в одном прав: скоро мы такую методологию созидания грядущего рая стали считать естественной, она стала „привычкой". Поэтому утверждения, что „военный коммунизм" был кратковременным этапом советского строительства, по-моему, неверны. После кратковременного проблеска нэповских мотивов на вооружение Системы были взяты те же ленинские методы „военного коммунизма", лишь модернизованные и приспособленные Сталиным к его «ленинской стратегии». И даже его, Сталина, чудовищные утверждения, что „чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы…", являются логическим следствием „военно-коммунистического мышления".

Ведь если вспомнить, „военный коммунизм" вырос из стихии революции: расхищение помещичьей и заводской собственности, самозахват земель, мешочничество, отделение национальных окраин, бандитизм, спекуляция, милитаризация общества… Чтобы устоять перед лицом развязанной им стихии, Ленин решает упорядочить процесс и одновременно перейти к социалистическому способу производства и распределения. Это невозможно било сделать без неограниченного насилия. Но Ленин как раз и обещал его накануне революции. Отвечая 7(20) июля 1917 года буржуазной газете "День", Ленин откровенно заявляет: „Историки пролетариата видят в якобинстве один из высшихподъемов угнетенного класса в борьбе за освобождение", тем самым подтверждая свое преклонение перед террором и революционным насилием.

Уже крах политики „комбедов" и продотрядов показал тупиковость, историческую бесперспективность „военного коммунизма", но Ленин и особенно Сталин сочли это естественной фазой революции. „Военный коммунизм" как форма диктатуры пролетариата в последующем был усовершенствован. Результатом явилось полное отчуждение производителей от продуктов своей деятельности. Проницательные умы давно заметили, что "военный коммунизм", а не только „капиталистическое окружение", предопределил милитаристское будущее России. В своих „Размышлениях о русской революции" еще в 1921 году П.Б.Струве писал: „Необходимо вообще отметить, что советский коммунизм в некоторых отношениях есть прямой наследник того, что принято называть военным хозяйством, военным социализмом или военным регулированием… Военный социализм регулировал большую или меньшую относительную скудость…"

Может быть, военная область оказалась единственной, в которой „советский коммунизм" был в состоянии конкурировать с западными демократиями. Не случайно на протяжении десятилетий важнейшим показателем величия советского государства была мощь. И мощь прежде всего военная. Не надо при этом забывать, что глубинные истоки этого феномена лежат в ленинской политике „военного коммунизма".

Чтобы сохранить какие-то стимулы для повышения производства, на протяжении десятилетий искали эффективный „заменитель" материальной заинтересованности, некий суррогат личного интереса. Ленин рассмотрел, увидел его в социалистическом соревновании. Надо признать, что пока в обществе существовала обстановка преклонения перед Идеей, стимул соревнования хорошо ли, плохо ли, но действовал. До тех пор пока не превратился в формальную, бюрократическую пустышку. Но длительное время соревновательные мотивы, освященные революционными и идеологическими добродетелями, действовали: миллионы людей верили, что они совершают „подвиг", борются „за честь", выполняют "ленинские заветы". Сталину удалось в 30-е годы, опираясь (и организуя) на отдельные выдающиеся примеры и образцы труда, увлечь миллионы людей на выполнение и перевыполнение производственных заданий. Возможно, это был моральный пик „военного коммунизма в попытке найти внеэкономические стимулы повышения производительности труда.

В 1935 году на шахте „Центральная-Ирмино" забойщик Алексей Стаханов установил фантастический трудовой рекорд, выполнив несколько норм. Это как бы подхлестнуло рабочих (с помощью парткомов, конечно) и в других сферах производства. Вскоре уже кузнец А. Бусыгин добился рекордных результатов, а затем машинист П.Кривонос, металлург М.Мазай, обувщик Н.Сметанин, ткачихи Е. и М.Виноградовы… Сталину это и было нужно. Неважно, что стало падать и без того низкое качество работы, резко усилилась аварийность. Об этих фактах Сталин скажет в своем докладе в марта 1937 года, квалифицировав рост аварийности как „вредительство", форму проявления обострения классовой борьбы.

Для Сталина Стаханов явился зачинателем нового коммунистического движения. По решению ЦК партийные пропагандисты одну за другой строчили брошюры и книжки: „Мой метод", „Год на родине стахановского движения", „Рассказ о себе", „Рассказ о моей жизни"… а Алексей Стаханов, не читая, их подписывал. Сталин видел (и об этом писали) в стахановском движении реализацию указаний Ленина в его статье „Как организовать соревнование?"

То была попытка с помощью идеологических средств и партийного нажима резко поднять производительность труда. Слов нет, Алексей Стаханов (который постепенно был забыт) и его последователи заслуживают человеческого уважения. Эти люди верили, что своим трудом они приближают „светлое будущее". Немногие тогда понимали, что глубочайшие экономические пороки Системы с помощью соревнования и стахановцев в конце концов скрыть не удастся. И хотя еще долгие десятилетия после стахановских рекордов партийные функционеры, всячески ухищряясь, пытались реанимировать, оживить „социалистическое соревнование", этого, конечно, сделать не удалось. Экономические законы, как и законы природы, обмануть нельзя.

Сталин, ссылаясь на указания Ленина, перенес акцент с материального стимулирования на мотивы моральные. Появились многочисленные орденоносцы, герои, ударники. ЦИК СССР сообщал в 1939 году, что за „стахановский труд" было награждено орденами в промышленности 18 519 человек, в сельской школе – 4318 учителей, в области искусства – 1147 мастеров, в спортивной работе – 205 человек… Как объясняла официальная пропаганда, достижения советских людей, рекорд Стаханова есть продукт только советской системы. „Это могло случиться только в нашей стране, где трудящиеся работают на самих себя, на свой класс". Вождь народа товарищ Сталин сказал о стахановском движении, „что оно содержит в себе зерно будущего культурно-технического подъема рабочего класса, что оно открывает нам тот путь, на котором только и можно добиться высших показателей производительности труда…".

В этой цитате верно лишь утверждение, что это „могло случиться только в нашей стране". Стратегическая установка Сталина, что только на пути стахановского движения можно добиться „высших показателей производительности труда", свидетельствует о тупиковом мышлении первого ленинца. Эксплуатация энтузиазма, советского патриотизма, моральных стимулов во имя коренных перемен в экономике могла дать только исторически преходящие, временные результаты. Жить только Идеей в экономике долго нельзя, рано или поздно потребуются материальные аргументы.

После начала стахановского движения ЦК ВКП (б) провел в Москве Всесоюзное совещание пионеров социалистического труда. Все было обставлено так, как уже умели искусно делать партийные функционеры: речи, банкеты, театр, экскурсии, встреча с самим вождем народов… Стаханов – сочинили письмо (с помощью партийных пропагандистов из ЦК), в котором выражалось то, ради чего их привезли в Москву. В книге А.Стаханова читаем строки этого письма, опубликованного затем в „Правде": „..Родной наш, любимый друг и учитель! Вы только что благодарили нас за учебу. Вы, великий вождь народов, гений человечества, благодарили нас, рабочих и работниц, за науку. Какая для нас гордость, что Вы так высоко оценили наши простые речи на созванном по Вашей личной инициативе Всесоюзном совещании стахановцев. Как же нам благодарить Вас? Где найти слова признательности за ту учебу, которую дает нам каждый день партия своей грандиозной работой, которую делаете Вы, Ваш светлый большевистский ум, которую Вы дали нам еще раз сегодня своей замечательной речью. Спасибо большое, стахановское, огромное, как наша любовь к Вам, спасибо за учебу, дорогой Иосиф Виссарионович!

Мы готовимся к отъезду на наши родные шахты, заводы, фабрики, железные дороги. Мы несем с собой искры сталинского пламени и понесем их в массу. Со сталинской настойчивостью мы будем добиваться социалистической производительности труда. Мы будем выращивать зерна коммунизма, которые Вы своей прозорливостью разглядели в стахановском движении. Да, эти зерна уже зреют, а Вы являетесь тем солнцем, под которым они всходят буйным цветом".

История – беспристрастный судья

Жернова истории вращаются медленно, но безостановочно. «Зерна коммунизма» так и не дали бурных всходов. И хотя над ними трудились миллионы субъективно честных людей во главе с „гегемоном революции", утопия осталась сказкой. Даже рациональное ядро идеи о социальной справедливости не нашло достойного выражения. Курс на уравниловку, постоянная готовность включить в социальную практику „отбирательные" и „делительные" механизмы опошлили даже то немногое, что имело шанс на выживание.

Рабочий класс стал массовым слугой партийной олигархии. Крестьянству повезло еще меньше. Ленин был откровенен, выступая на IV Конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 года: „Крестьяне понимают, что мы захватили власть для рабочих и имеем перед собой цель – создать социалистический порядок при помощи этой власти". Но это неправда: не „для рабочих" и тем более не для крестьян. Для партийной олигархии.

„Крестьянские хищники"

После смерти Сталина его наследники с завидным постоянством среди множества государственных дел как приоритетное выделяли закупку хлеба за границей. Нет, при Сталине не производили хлеба больше. Даже наоборот. Но диктатор мог „посадить" население гигантской страны на карточки, выпустить его на тощее жнивье голода, да и вообще не придать нехватке хлеба какого-либо серьезного значения. Но Хрущев, Брежнев и другие последователи-„ленинцы", отвергнувшие крайности сталинизма, уже не могли игнорировать огромную нехватку хлеба как основного продукта питания населения и как корма для животноводства. Начиная с 1957 года закупки огрюмных партий хлеба в США, Канаде, других странах стали постоянными, „плановыми".

…16 августа 1975 года Брежнев внимательно читал записку Н.Патоличева (уже почти десятилетие до него Хрущев, а затем вот теперь и Брежнев „изучали" подобные записки). Глава торгового внешнеэкономического ведомства докладывал: „К ранее закупленным 15 млн. 950 тыс. тонн (о чем мы Вам докладывали на прошлой неделе) нам удалось закупить еще 1 млн. 950 тыс. тонн зерна. Таким образом, по состоянию на 16 августа с.г. всего закуплено 17 млн. 900 тыс. тонн зерна". Далее Патоличев писал, что, кроме США, зерно закуплено в Канаде, Аргентине, Румынии, Австралии. Ведутся переговоры но закупке зерна во Франции, Западной Германии, Венгрии, Югославии, Аргентине, Бразилии и Австралии. Цель состоит в том, пишет Патоличев, чтобы к фактически купленным 20 млн. тонн „прикупить" еще 10 млн. тонн. Нужно закупить 30 миллионов тонн.

Но чем расплачиваться?

Об этом говорится уже в другой записке, направленной в Политбюро и подписанной А.Косыгиным, И.Архиповым, Н.Байбаковым, тем же Н.Патоличевым, М.Свешниковым, В.Деменцевым, Ю.Ивановым. На закупку зерна требуется 4 млрд. 934 млн. долларов. Авторы записки предлагают дополнительно к ранее утвержденным объемам продать 15 млн. тонн нефти, 1,6 млн. тонн дизельного топлива, автобензин, мазут, а главное – еще 397 тонн золота. Хотя годом раньше обошлись на „оплату стоимости закупаемого зерна и фрахта 265 тоннами золота".

Правда, руководители финансово-экономического блока государства сетуют, что „реализация золота при нынешней ситуации чрезвычайно затруднена. В 1975 году наблюдается заметное падение цен на мировых рынках золота в связи с резким сокращением спроса на него. Если в декабре 1974 года золото продавалось по цене 180—200 долларов за унцию, то теперь лишь на 141—146 долларов…".

Закупка зерна стала для руководителей КПСС постоянной, повседневной задачей. До того обычной, что их закупки стали планировать на многие годы вперед.

Например, в июне 1977 года те же А.Косыгин, Н.Тихонов, Н.Бай6аков, З.Нуриев, В.Гарбузов, Н-Патоличев, Г.Золотухин, В.Алхимов, А.Макеев доложили в Политбюро целую программу закупок зерна (не его производства!) за границей. По расчетам Госплана, говорится в записке, в 1977—1980 годах потребуется закупить на свободно конвертируемую валюту 47,4 млн. тонн зерна.

По годам это выглядит так:

в 1977/78 году 11,5 млн. тонн

в 1978/79 году 11,7 млн. тонн

в 1979/80 году 12,0 млн. тонн

в 1980/81 году 12,2 млн. тонн

Конечно, в записке изложены прогностические соображения и о заготовках в собственной стране. Предполагалось получить в 1977 году – 88,2 млн. тонн, в 1978 году– 90 млн. тонн, в 1979 году– 91,2 млн. тонн, в 1980 году– 92,6 млн. тонн, плюс ко всему этому 47,4 млн. тонн зарубежного зерна. Это позволит, резюмируют авторы записки, „сохранить отпуск зерна из госресурсов на продовольствие, семенные цели, а также для поставок на Кубу, во Вьетнам, МНР, КНДР и на промпереработку в объемах, предусмотренных пятилетним планом".

Подписи всех членов Политбюро от Брежнева и Суслова до Романова и Щербицкого украшают сей документ. У себя дома зерна заготовляли, конечно, меньше, чем планировали, а закупали значительно больше, чем предполагали.

Всегда возникает вопрос: на какие цели и в каком объеме тратились валютные запасы государства?

В предыдущей к рассматриваемой пятилетке, согласно запискам, одобренным Политбюро, выделялось 1214 тонн золота на эти цели. Этого было явно мало. Остальное тоже привычно – дополнительная продажа: нефть, мазут, дизельное топливо, бензин, медь, цинк, магний, руда хромовая, алюминий, целлюлоза, уголь, технические алмазы, хлопок, автомобили, тракторы, станки и многое, многое другое.

Думаю, все сказанное выше достаточно убедительно свидетельствует о том, что ленинские планы большевиков в области сельского хозяйства не сбылись. Россию превратили (и приучили) из страны, вывозящей в большом количестве зерно на мировой рынок, в страну, регулярно его поку– гающую. Последние 25 лет, когда СССР покупал в больших объемах зерно в США и других странах, привели к тому, о Москва как бы финансово заботилась о развитии сельскохозяйственного производства других государств, но не своего собственного.

В послевоенные годы СССР за зерно перекачал в западные банки около двенадцати тысяч тонн золота! (Но это только часть платы за хлеб.) Да и закупалось не только зерно, но и мясо, масло и другие сельхозпродукты. Например, только в 1977 году и только за .дополнительные" поставки мяса Политбюро было вынуждено пойти на дополнительную продажу за границей 42 тонн золота… Фактически все золото, что добывалось в стране, плюс постоянно таявшие старые запасы, уходили за границу за хлеб, мясо, продукты… Если бы экономическая система не была урюдливой, эти фантастические суммы могли бы сделать отечественное сельскохозяйственное производство образцовым, сбалансированным, рентабельным. Если учесть, что наивысший объем запасов чистого золота в СССР был достигнут в 1953 году – 2049,8 тонны, то нетрудно представить, что все, что добывалось позже, а это всегда в размере 250—300 тонн в год, продавалось за хлеб.

Кто-то из окружения Л.И.Брежнева решил однажды показать генсеку всю безрадостную ретроспективу снабжения хлебом страны с 1940 по 1977 год. Министр заготовок СССР Г.С.Золотухин 16 октября 1978 года доложил первому лицу государства справку „О заготовках и расходе зерна госресурсов".

До 1953 года производили зерна относительно меньше, чем после 1953 года. Самый урожайный год в сталинские времена – 1952-й, когда было заготовлено 34,7 млн. тонн зерна. Но практически никаких серьезных закупок никогда не производили. Хотя, например, в 1945, 1946 годах был сильный голод во многих областях СССР. Например, нарком внутренних дел Татарской АССР Горбулин докладывал Берии, что 46 тысяч дистрофиков в республике срочно нуждаются в помощи.

Сталин боролся за хлеб другими методами. В июле 1947 года вождю докладывают, что „за хищение, разбазаривание и порчу хлеба привлечено к уголовной ответственности 22 678 человек", главным образом председатели колхозов, директора заготпунктов и элеваторов „Особенно большое количество хищений и фактов разбазаривания хлеба вскрыто в Украинской ССР. МВД УССР только в июле месяце привлекло к уголовной ответственности 10 511 человек". По сути, так „покрывались" нехватки хлеба: репрессиями, умолчанием проблемы, жестоким нормированием.

После 1953 года заготовлено хлеба меньше фактического расхода в 1954, 1955, 1957, 1959, 1960, 1961, 1963, 1965, 1967, 1968, 1969, 1970, 1971, 1972, 1974, 1975, 1976, 1977 годах. Нехватки покрывались бесконечными закупками, использованием госрезерва. Например, в 1975 году (в своем роде печальный рекорд) заготовили 50,2 млн. тонн зерна, а фактический расход оказался 89,4 млн. тонн – на 39,2 млн. тонн больше, чем получили на отечественных полях. Брежнев прочел справку, похожую на исторический приговор колхозной большевистской системе, и просто расписался. Он то ли не понял существа документа или просто привык к подобным провалам.

Страна привыкла покупать хлеб, благо было на что: нефть, газ, лес, руда, металлы, промышленные товары, золото. Коммунистическое общество грабило своих' потомков.

Сталин (в последний год правления) добился наивысшего показателя по запасам золота потому, что не тратил благородный металл на зерно. Сталин, наверное, согласился бы, чтобы половина его соотечественников вымерла, но на поклон к „капиталистам" идти и не подумал бы. К тому же в 1953 году ГУЛАГ был многомиллионным. Колымский край изрыгал не только золото, но и без устали перемалывал человеческие судьбы. Вот уж где воистину на каждой унции золота следы крови и страданий.

На протяжении десятилетий страна проедала фантастические по объему запасы, которыми ее наделила природа, история, мученический труд людей. Не случайно, что все цифры, которые я привел в начале этого раздела, были глубоко спрятаны за грифами самых главных секретов государства. Ведь фактически они, повторюсь еще, – приговор Системе, приговор .ленинскому кооперативному плану".

Когда Ленин 26 октября (8 ноября) 1917 года делал доклад о земле и соответствующем декрете на II Всероссийском съезде Советов, то всенародно заявил, что вопрос о земле, во всем его объеме, „может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием". Ленин был вынужден заявить, что "для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов…".

Далее Ленин стал старательно перечислять все восемь пунктов этого наказа: право частной собственности на землю отменяется, она становится всенародным достоянием и распределяется местным и центральным самоуправлением. Земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения…

Пока Ленин читал пространный наказ, из зала то и дело слышались неодобрительные выкрики. Докладчик споткнулся, но среагировал на них:

– Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ул равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов…

Ленин едва скрывал свое недовольство, что эсеровская программа, будучи социалистической по существу, обходит вопрос о диктатуре пролетариата и решает вопрос о земле в рамках традиционной крестьянской общины. Для эсеров государство в этом вопросе лишь вспомогательный элемент. О своем видении проблемы Ленин во весь голос скажет на 111 Всероссийском съезде. Здесь он, правда, будет вынужден заявить, что союз большевиков с левыми эсерами „создан на прочной базе и крепнет не но дням, а по часам". Но тут же заявит, что крестьяне должны твердо знать: „Нет другого пути к социализму, кроме диктатуры пролетариата и беспощадного подавления господства эксплуататоров".Только диктатура и только пролетариата… Фактически крестьянство, освободившись от одного хомута, должно быть готово надеть другой – пролетарский, точнее, большевистский.

Именно этот пункт применительно к крестьянству заведет в конце концов большевиков в исторический тупик. В одной из последних своих работ „О кооперации" Ленин изложил концепцию приобщения крестьянства к социализму. Есть в статье немало верных мыслей и предложений. Например, о том, что нэп является формой соединения частного и общего интереса, о том, что кооперация сельского хозяйства – дело постепенное и рассчитано на одно-два десятилетия, о необходимости „культурного переворота" и другие положения. Но все они полностью девальвируются старыми якобинскими мотивами: „обеспечение руководства… пролетариатом по отношению к крестьянству", „собственность на средства производства в руках государства" и т.д. По сути, от здравых рассуждений Ленина не остается и следа, когда он пишет, что есть нечто пошлое и фантастическое в мечтаниях о том, „как простым кооперированием населения можно превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую войну в классовый мир (так называемый гражданский мир)".

Любые благие пожелания, помыслы, стремления революционеров рушатся, как только большевики затягивают свою любимую боевую песнь о классовой борьбе, диктатуре пролетариата, насилии в деревне. Сразу же не остается в жизни места политической и экономической свободе, добровольности, вековым традициям иной, небольшевистской общинности. В наиболее полной форме и виде свое отношение к крестьянскому вопросу Ленин проявил в годы гражданской войны. По сути, это была политика последовательного стравливания крестьян, разжигания гражданской войны в деревне. Даже трудное, порой отчаянное положение с продовольствием в стране не может оправдать ленинской жестокости по отношению к самой производительной части крестьянства. Слово „кулак" у Ленина всегда соседствует с кипящей ненавистью. А ведь не продай он семейного имения в Алапаевке, он бы сам попадал под раскулачивание по первому разряду…

В мае 1918 года Ленин пишет основные положения декрета о продовольственной диктатуре. Вождь требует, чтобы в декрет вошли идеи о „беспощадной и террористической борьбе и войне против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба". Председатель Совнаркома настаивает, чтобы „точнее определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины".

Все, что пишет в это время Ленин о крестьянстве, проникнуто откровенным озлоблением, открытой ненавистью к тем, кого он именует кулаками. „Сытая и обеспеченная, скопившая в своих кубышках огромные суммы денег, вырученных от государства за годы войны, – пишет Ленин в „Декрете о продовольственной диктатуре", – крестьянская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты…" Ленин категорически требует: „Этому упорству жадных (крестьянских хищников) деревенских кулаков и богатеев должен быть положен конец…"

Я не случайно взял ленинское выражение „крестьянские хищники" в название раздела. Оно поразительно точно характеризует отношение Ленина к самой производительной, трудовой, хозяйственной, работящей части населения села. Казалось бы, сохранив ее, эту зажиточную часть, нужно постараться поддержать бедноту и поднять ее до уровня благополучной деревенской прослойки. Поднять экономической, финансовой, налоговой,. иной помощью. Зачем равняться на бедность и нищету? А не наоборот? Но тогда сразу рушится ленинская схема о «диктатуре пролетариата» и „классовой борьбе"! Ведь именно об этом говорил Ленин на III Всероссийском съезде Советов: „Представлять себе социализм так, что нам господа социалисты преподнесут его на тарелочке, в готовеньком платьице, нельзя, этого не будет. Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, – да, мы за такое насилие!"

Как явствует из стенограммы, после этих слов Ленина в зале раздался „гром аплодисментов". Именно этот пункт ленинской программы построения социализма в деревне с помощью неограниченного насилия обесценил, разрушил, сделал ее ничтожной и преступной. Именно в борьбе с кулачеством Ленин ввел в российский обиход зловещий, исторически кровавый термин „враг народа", создал институт массового заложничества, организовал заградительные отряды и концлагеря. То было страшное социальное „творчество" вождя русской революции, которого Виктор Чернов называл „фактическим Робеспьером". Ленин не скупится на страшные требования – „расстрел на месте", делает законом выдачу в половинном размере стоимости, виданного хлеба тому, кто укажет на наличие излишков у своего односельчанина, а попросту донесет на соседа.

К середине 1918 года буржуазия усилиями большевиков была полностью ограблена. Ленинский лозунг „Грабь награбленное" реализовали быстро. Грабить – не работать. У большевиков не осталось больше крупного объекта для своих экспериментов, кроме крестьянства. Натуральный, а затем единовременный чрезвычайный революционный налог всей пролетарской, металлической невыносимой тяжестью ложился на крестьянство, в первую очередь зажиточное. Деревня ответила массовым глухим сопротивлением, протестом, затем и многочисленными восстаниями, которые беспощадно топились в крови. Набеги продовольственных отрядов на деревню стали регулярными, что подталкивало к жестокому голоду в 1921—1922 годах. Особенно крупным (а всего их были десятки) восстанием было выступление крестьянства в Тамбовской губернии, начавшееся в августе 1920 года. Москве пришлось приложить огромные усилия, сконцентрировать крупные военные силы, чтобы подавить его. По указаниям Политбюро РКП и самого Ленина была проявлена исключительная жестокость по отношению к восставшим крестьянам.

Интересная деталь: Ленин в своем якобинстве был достаточно сдержан по отношению к интервентам и даже Колчаку, Деникину, Врангелю. Но, как только дело доходило до крестьян, казачества, он преображался, становился маниакально беспощадным в своей неудержимой жестокости. Вот, например, какой приказ полномочной комиссией ВЦИК № 171 от 11 июня 1921 года был обнародован в те дни с одобрения "ленинского Политбюро". „…Банда Антонова решительными действиями наших войск разбита, рассеяна и вылавливается поодиночке. Дабы окончательно искоренить все эсеро-бандитские корни и в дополнение к ранее отданным распоряжениям, полномочная комиссия ВЦИК приказывает:

1.   Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте без суда.

2.   Объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых, в случае несдачи оружия.

3.  В случае нахождения спрятанного оружия, расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4.  Семья, в которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество конфискуется, а старший работник в семье расстреливается без суда.

5.   Семьи, укрывающие членов семей или имущество бандитов, – старшего работника таких семей расстреливать на месте без суда.

6.  В случае бегства семьи бандита, имущество его распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7.  Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко

Командующий войсками Тухачевский

Председатель губисполкома Лавров

Секретарь Васильев

Приказ прочитать на сельских сходах".

У защитников ленинской политики и ленинизма в целом всегда фигурирует один главный аргумент: действия Ленина в годы гражданской войны определялись экстремальной обстановкой голода, разрухи, хаоса. Мол вождь большевиков был „вынужден обстоятельствами" принимать жестокие, непопулярные меры. Но как ответить тогда на вопросы:

–  приказы, подобные вышеприведенному, разве диктовались необходимостью и их можно оправдать?

–   разве не Ленин уже в декабре 1917 года призвал к расправе над „богатыми", благословив большевиков на расстрелы?

–  как могли вести себя „богатые", буржуазия, кулаки, которых Ленин фактически поставил вне закона?

–  кто создал обстановку хаоса, беззакония, грабежа в гигантской стране?

–   чьими усилиями Россия оказалась побежденной и пала ниц перед почти поверженным противником в лице Германии?

–  кто уполномочил Ленина и его соучастников на кровавые эксперименты в огромной стране?

Таких вопросов тысячи. Удовлетворительного ответа для защитников Ленина и ленинизма нет.

Беспредельная жестокость по отношению к восставшему крестьянству считалась у большевиков естественной, нормальной, революционной. Политбюро РКП полностью поощряло этот геноцид собственного народа. Лишь изредка раздавались слабые голоса протеста. Председатель Московского Комитета Красного Креста, что располагался на Кузнецком мосту, 15, Вера Фигнер в сентябре 1921 года направила письмо в Ревтрибунал Республики, где говорилось: „В местах заключения г.Москвы содержится в настоящее время большое число крестьян Тамбовской губернии, высланных „тройкой" 4-го боевого участка в качестве заложников за родственников до ликвидации антоновских банд.

Taк, в Ново-Песковском лагере содержится 56 человек, в Семеновском – 13, в Кожуховском – 295 чел., в том числе стариков свыше 60 лет – 29 чел., малолетних до 17 лет – чел. и между ними не достигших 10 лет от роду – 47 человек, а пятеро не достигли и одного года. Все эти люди прибыли в Москву в самом плачевном состоянии – оборванные, полуголые и голодные настолько, что маленькие дети роются в выгребных ямах, чтобы найти себе какой-нибудь кусочек, который можно было бы съесть…