Текст книги "Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2."

Автор книги: Дмитрий Волкогонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

„На специальном заседании 28 июля 1966 года решили: „Установить, чтобы члены, кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС, секретари ЦК КПСС и заместители Председателя Совета Министров СССР начинали работу в 9 часов утра и оканчивали в 17 часов с обязательным соблюдением перерыва на обед…" Далее предписывалось отдыхать в летнее время полтора месяца и в зимнее – один месяц…

На заседании Политбюро 24 марта 1983 года были предприняты новые послабления в труде членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС старше 65 лет (а тогда в нем были почти все „старше"), начинать работу в 10 часов утра… Не забыли принять и постановление о пенсионном обеспечении: размер пенсии членов Политбюро в 1976 году достигал 800 рублей в месяц с сохранением дачи (пять человек обслуживающего персонала), автомобилей „Чайка", ,Волга" и т.д. Все это хранилось в „Особой папке", которую можно было вскрывать, как гласит подпись А.И.Лукьянова, только с „разрешения Генерального секретаря ЦК КПСС".

Но, пожалуй, хватит о "ленинском Политбюро". Эти люди фактически избирали сами себя. Их выдвигала в обойму правящей элиты узкая группа высших партийных функционеров, а они на протяжении десятилетий правили народом, совершая между трудами дела катыньские, афганские, карибские, корейские, берлинские, новочеркасские, чернобыльские… Любая власть порочна. Но большевистская особо. И в этом лишний раз убеждаешься, глядя на „свершения" „ленинского Политбюро".

То был апокалипсис власти в сумерках революции.

Глава 2 Одномерное общество

Ленин отрицал свободу внутри партии, и это отрицание свободы было перенесено на всю Россию.

Николай Бердяев

Ленин для России – это страшная революционная стрела, выпущенная из туго натянутого лука истории. Большевистское явление, наиболее полным олицетворением которого стал сам Ленин, сокрушило в России все Вначале было поражено в Петрограде слабое и бездарное демократическое правительство; затем были повержены частная собственность, разрушена крестьянская община, разграблена церковь, оскоплена национальная духовность. Все, что было связано с Лениным, было рельефно антикапиталистическим, антидемократическим, антилиберальным, антиреформистским, антигуманным, антихристианским. Если святой князь Владимир Киевский, крестив Русь, сделал ее христианской, то Владимир Ульянов выпустил на ее просторы Антихриста. Еще ни одному человеку в истории не удавалось в таких масштабах и качестве изменять огромное общество.

Ленин превратил Россию в экспериментальное поле Истории, создавая новое общество.

Пожалуй, главное, что характеризует это новое общество, – одномерность. Все бесконечное многообразие социальной и духовной жизни, многострунность культуры, исторических традиций, творческих потенций миллионов людей было сведено к жесткой, однозначной, бескомпромиссной идеологической парадигме ленинизма. Именно она предписывала Системе как новое откровение монополию на власть, мысль, новые „ценности". В обществе на десятилетия прочно обосновались догматическое однодумство, тотальная бюрократия, авторитаризм одной политической силы, иррадоональный страх. Началась долгая война против собственного народа. Господство антисвободы и предопределило одномерность общества. Оно стало послушным, молчащим, управляемым. Главный Архитектор этого общества знал, чего он хочет.

Если открыть страницы советской истории после 1924 года, на которых отражена драма социального развития, везде мы встретим неизменные призывы, суть которых фактически означала: „Назад, к Ленину!" Общество оказалось во власти идей этого человека, и все его наследники в кульминационные моменты политической драмы вздымали взоры к иконе советского божества. Они неизменно звали на помощь тень мертвого Ленина.

В октябре 1927 года Сталин, добивая троцкистскую оппозицию, в своем полуторачасовом докладе то и дело призывал Ленина в качестве главного союзника: „Вы знаете, – говорил Сталин, – что в 1921 году Ленин предлагал исключить из ЦК и из партии Шляпникова… за одно лишь то, что Шляпников осмелился выступить в партийной ячейке с критикой решений ВСНХ…" Сталин, считая этот аргумент достаточным, продолжал: „Говорят об арестах исключенных из партии дезорганизаторов, ведущих антисоветскую работу. Да, мы их арестовываем и будем арестовывать, если они не перестанут подкапываться под партию и Советскую власть" (Голоса: „Правильно! Правильно!)1 . Сталин призывал быть беспощадным к врагам, как Ленин.

Ленин стал универсальным оружием, которое каждый из его преемников использовал по-своему. Часто дело заключалось лишь в том, чтобы найти подходящую цитату из огромного литературного и эпистолярного наследия вождя. Возвращение к Ленину, его агрессивная "защита", превращение усопшего в идеальный эталон сделалось коммунистической нормой и правилом партийной жизни. Одномерность социального, политического и идеологического бытия очерчивалась ленинскими параметрами: .Ленин завещал…", „У Ленина сказано…", „По-ленински поступать надо так…".

Когда Н.С.Хрущев выступал в Кремле 25 февраля 1956 года со своим знаменитым докладом „О культе личности и его последствиях", тень Ленина стояла в кремлевском зале. То и дело Первый секретарь ЦК КПСС, вскидывая голову и вглядываясь в притихший зал, произносил: „Ленин учил…", „Ленин всегда подчеркивал роль народа…", „При жизни Ленина Центральный Комитет партии был подлинным выражением коллективного руководства…", „Ленин… требовал самого внимательного партийного подхода к людям..Л Получалось, что соль культа личности (а в это мы все до недавнего времени верили, автор книги – в полной мере) заключалась лишь в забвении Сталиным „заветов" Ленина. Даже жестокость у Ленина, по словам Хурщева, была совсем другой, чем у Сталина, „благородной", что ли…

„…А разве можно сказать, – энергично декларировал текст доклада лидер КПСС, – что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью. Вспомните хотя бы борьбу В.И.Ленина против эсеровских организаторов антисоветских восстаний, против контрреволюционного кулачества в 1918 году и других… Но Ленин пользовался такими мерами против действительно классовых врагов…"2

[Закрыть] Вот так: если это .действительно" классовый враг, то разрешается все.

На заседании Политбюро под председательством Ленина 27 апреля 1921 года Тухачевский был назначен „единоличным командующим войсхами" в Тамбовской губернии. Дали месячный срок для ликвидации крестьянского восстания, обязав еженедельно докладывать в ЦК о ходе подавления мятежа „в письменной форме"3

[Закрыть] . В указанные сроки Тухачевский не уложился, но старался изо всех сил. Судите сами.

„Приказ

Командующего Войсками Тамбовской губернии

гор. Тамбов № 0116 от 12 июня 1921 года

Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей.

Для немедленной очистки лесов приказываю:

1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами; точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.

2.   Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специал истов…

Командующий войсхами Тухачевский Начштавойск Какурин".

Трудно представить крестьян, обобранных советской властью, "действительными классовыми врагами", но подобные меры („уничтожая все, что в нем пряталось") "ленинскому Политбюро" были известны и безусловно одобрялись.

Вернемся еще к докладу Хрущева в февральскую ночь 1956 года. „…Сталин проявлял неуважение к памяти Ленина. Не случайно Дворец Советов, как памятник Владимиру Ильичу, решение о строительстве которого было принято свыше 30 лет тому назад, не был построен и вопрос о его сооружении постоянно откладывался и предавался забвению. Надо исправить это положение и памятник Владимиру Ильичу соорудить…" Зал прерывал Хрущева, как явствует стенограмма, „бурными продолжительными аплодисментами"4

[Закрыть] .

И это тогда, когда в стране уже существовали многие тысячи, десятки, сотни тысяч ленинских памятников, бюстов, барельефов, памятных досок. Трудно было найти даже глухую деревню, где бы в правлении колхоза, в клубе, а то и на площади не возвышался гипсовый, бетонный или металлический Ленин. Страна была покрыта за семь десятилетий густой сетью ленинских музеев, .ленинских комнат", мемориалов, ленинских памятных мест, ленинских маршрутов, библиотек, тысячами улиц имени Ленина, одноименных колхозов, совхозов, поселков, городов, областей… Идолы монументов стояли повсюду; это было словно нашествие инопланетян… К чему только ни притрагивалась рука этого человека, где только ни ступала его нога – все обретало особый, мистический, священный смысл. Гигантский Центральный музей В.И.Ленина обзавелся своими филиалами в Ленинграде, Тбилиси, Киеве, Ульяновске, Львове, Баку, Ташкенте, Фрунзе, Уфе, Красноярске, Казани, Куйбышеве, Алма-Ате, Чебоксарах… Возникли государственные исторические заповедники „Родина В.И.Ленина", „Горки Ленинские", „Сибирская ссылка В.И.Ленина"; великое множество мемориальных домов и квартир-музеев Ленина, членов его семьи… Есть и „пароход-музей" Ленина на Енисее, „музей– сарай" в Разливе, „музей-шалаш" там же, „траурный поезд–музей"… В одном только Ленинграде открылось около десятка ленинских музеев. Где хотя бы недолго был Ленин или его домочадцы – музей: Горки Переяславские, Псков, Уфа, Костино, Кашино и т.д. и т.п. Осчастливили музеи ленинские и зарубежье: Париж, Прага, Лейпциг, Хельсинки, Тампере, Выборг, Парайнене, Котка, Краков, Белый Дунаец, Новый Тарг, Засниц… Но даже там, где не был Ленин, музеи с нашей помощью появлялись: в Братиславе, Улан-Баторе, Адене, Гаване… Тысячи памятных мест мечены мемориальными досками. Ни один святой, самодержец, полководец никогда не удостаивались такого внимания, подобного всеобщему затмению. Человеческая история не знает ничего подобного.

Очень многие верили в ослепительную святость вождя большевиков. Все были загипнотизированы греховным величием Ленина.

Юные ленинцы и ленинский комсомол, как, естественно, и ленинская партия, все оказались в плену великого жреца. По себе знаю, что повседневная „лениниана" стала частью нашего регламентированного образа жизни. Мы верили, что это преисполнено некоего особого, почти мистического значения.

…Уже давно шла „перестройка", когда в стране отмечалось 70-летие Октябрьской революции. На заседании Политбюро ЦК КПСС, где более трех часов обсуждался вариант доклада на торжественном заседании, М.С.Горбачев, подчеркивая гениальность Ленина, в частности, говорил: мы хотели „перекинуть мост от Ленина, связать ленинские идеи, ленинские подходы к событиям тех лет с делами сегодняшних наших дней. Ведь та диалектика, с которой решал вопросы Ленин, – это ключ и к решению нынешних задач"5

[Закрыть] . Вот так все мы, но особенно наши руководители, видели в Ленине „ключ к решению нынешних задач". Ключ–то этот был всегда в руках, но никак не могли им открыть ларец к свободе, изобилию, уважению прав человека и все больше и больше отставали от каравана цивилизации.

Нетрудно представить, что для жителей XXI века мы все будем выглядеть в своем идолопоклонстве немногим более цивилизованными, чем друзья Миклухи-Маклая с далеких островов. Медленно вырываясь из духовного плена догматического учения, называемого ленинизмом, мы начинаем постепенно осознавать, что даже сознание – главная крепость свободы – было прочно оккупировано „бессмертными идеями".

В начале века Ленин заявлял: ,Дайте нам организацию профессиональных революционеров, и мы перевернем всю Россию". Организация была им создана, Россия „перевернута". Не только она, но и все в ней было перевернуто вверх дном. Безнравственное стало нравственным. Низменное превратили в высокое. Катастрофу стали выдавать за великое свершение. Поражение собственной страны – как огромное революционное достижение. В результате этой „перевернутости" возникло одномерное общество с одномерной личностью. Ключом достижения одномерности стало уничтожение частной собственности. Ленин не учел, провозгласив: „Грабь награбленное", что сама по себе частная собственность является сложнейшим и универсальным механизмом саморегуляции экономики. Переход к коммунистическому ведению хозяйства с неизбежностью потребовал замены экономических рычагов управления на административные. Возник колоссальный источник тотальной бюрократизации общества. Но бюрократия не – может обходиться без догматизма. Так возникли важнейшие опоры одномерного общества.

Трагедия „опрокидывания" России коснулась всех слоев общества: рабочих (которых марксизм провозгласил высшей „социальной расой"), крестьянства (превращенного в строительный материал исторического эксперимента), интеллигенции (занявшей нишу второсортной „прослойки"), сферы духа, хранившей надежду на избавление. Не будем при этом забывать, что все то, что произошло в России, изначально планировалось для всего мира. В частности, наступление на Варшаву было попыткой, как сказал Ленин, „прощупать штыком готовность Польши к социальной революции"6 , за которой должны были последовать взрывы в Германии и потом во всем мире…

Обманутый „гегемон"

Вначале приведу один очень лаконичный документ (я его уже цитировал в одной из своих книг):

„Товарищу Берия Л.П.

Для развертывания строительства прошу организовать еще лагерь на 5 тысяч человек, выделить 30 000 метров брезента для пошива палаток и 50 тонн колючей проволоки. 22 марта 1947 года. АЗадемидко" .

Сталинский министр (как и другие) привычно подписывал заявку на очередную партию рабов в стране, построившей „социалистическое общество". В стране, идущей по "ленинскому пути", миллионы людей за колючей проволокой строили дороги и мосты, шахты и гидростанции, сидели в научных лабораториях и конструкторских бюро. Министр внутренних дел был едва ли не главным „производственником" страны, у него была самая многочисленная, полностью бесправная армия рабочих-заключенных. Рапорты главного тюремщика на самый верх следовали один за другим: „Товарищу Сталину И.В.

Докладываю, что Магнитстрой НКВД СССР 13 апреля с г. в 17 часов ввел в промышленную эксплуатацию на Ни– жне-Тагильсхом коксохимическом заводе коксовую батарею № 4, состоящую из 65 печей.

Вступившая в строй батарея будет давать дополнительно для промышленности Союза 450 тысяч тонн металлургического кокса в год.

Вслед за коксовой батареей Тагилстрой заканчивает строительство доменной печи № 3 объемом 1050 кубометров и производительностью 450 тысяч тонн чугуна в год и вводит ее в действие в третьей декаде апреля 1944 года.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Л.Берия".

Таких донесений – огромное количество, множество томов. Складывалось даже впечатление, что рабочий класс – „передовой революционный отряд трудящихся" – переселился на острова печального архипелага ГУЛАГ. Ценой собственной жизни эти подневольные люди, а их были миллионы, нередко добивались потрясающих результатов. Например, в год смерти Сталина рабочие золотодобывающей промышленности (читай: сотни тысяч заключенных) довели золотой запас СССР до 2049,8 тонны. Это было золотой вершиной диктатора-ленинца, после которой его преемники, ослабив смертельную хватку, уже никогда не смогли даже приблизиться к этому показателю, а лишь проедали добытое трудом подневольных.

В своей речи при открытии XII съезда РКП(б) 17 апреля 1923 года Л.Б.Каменев заявил: „Вместе с рабочим классом, под руководством Владимира Ильича, мы прошли длинный, неслыханный, единственный в истории путь… Мы единственная Коммунистическая партия, которая не борется уже за власть, а организует власть рабочих и крестьян, единственная партия, которая имеет возможность вековые орудия угнетения поставить на службу рабочему классу и всем трудящимся. Наше государство есть первая попытка все те орудия, народное богатство, земли, школы, просвещение – все, что создано человеческим трудом и что до сих пор находилось в руках господствующего класса и служило орудием подавления, превратить в орудие всемирного освобождения трудящихся, передав их в руки рабочего класса" (Рукоплескания).

Превратился ли рабочий класс в „орудие всемирного освобождения трудящихся"? Все ли перешло в его „руки"? И действительно ли он стал „гегемоном революции"?

Ленин, естественно, давал на все эти вопросы утвердительные ответы. В своей утопической работе „Государство и революция", более похожей на философский бред, чем на теоретическое изыскание, Ленин величает пролетариат „особым классом". Исходя из высокой степени организованности рабочего класса, которая отмечалась задолго до Ленина, автор книги пишет, что только пролетариат „способен быть вождем всех трудящихся и эксплуатируемых масс, которые буржуазия эксплуатирует, гнетет, давит часто не меньше и сильнее, чем пролетариев, но которые не способны к самостоятельной борьбе за свое освобождение".

Ленин, как проницательный политик, понимал, что если его партия овладеет рабочим классом, поведет его за собой, то шансы по реализации большевистских планов станут реальными. И он многого смог добиться; накануне октябрьского переворота партийная организация большевиков в Петрограде насчитывала в своем составе более 80 процентов рабочих. Выбор рабочих в пользу большевиков позволил Ленину кажущуюся авантюру с переворотом превратить в историческую реальность. Ленину и его партии оставалось лишь распорядиться огромной силой в лице рабочего класса, поверившего, что он – „гегемон революции" – получит власть, свободу, фабрики, заводы. Он поверил, что его, пролетариата, судьба будет в собственных рухах. Мартов в своем письме к Аксельроду 19 ноября 1917 года признавал: „…почти весь пролетариат стоит на стороне Ленина и ожидает, что переворот приведет к его социальному освобождению…". Рабочие поверили большевикам, поверили Ленину. Это предопределило удачу ленинского плана захвата власти.

А как же ответил им Ленин, его ЦК, партия? Стал ли пролетариат „господствующей силой"? Что выиграл рабочий класс от „диктатуры пролетариата"? В этой связи отмечу несколько моментов.

Во-первых, во главе пролетариата оказались, как правило, представители нелюбимой Лениным и помыкаемой им интеллигенции. Практически все ключевые посты (а при диктаторском режиме это все определяет) оказались в руках тех, кто никогда не был в цехе завода или фабрики, тех, кто вообще часто смотрел на рабочее движение с галерки политической эмиграции. Ленин, Троицкий, Сталин, Свердлов, Бухарин, Орджоникидзе, Дзержинский, Луначарский, Зиновьев, Каменев, Володарский, Урицкий, Радек, многие другие „профессиональные революционеры" не были „пролетариями". Но они сразу же после октябрьских дней 1917 года проницательно заботились, чтобы подле них в ЦК были „представители" рабочего класса. Это было нечто вроде политического антуража.

В действительности с момента захвата власти и до августа 1991 года партией и страной руководили сначала „профессиональные революционеры", а затем номенклатурные „партийные работники" как особая политическая каста. Да, нередко в эти высокие этажи власти пробивался выходец из рабочей семьи, заводской инженерии. Но Система была скроена так, что „пролетарская" закваска быстро заменялась номенклатурной, партократической выучкой. Рабочий класс как бы навсегда делегировал свои полномочия (не по своей воле) цепкому, властному, всевидящему слою профессиональных партийцев-ленинцев. Одно время Ленин даже посчитал, что рабочий класс может собственными силами организовать современное производство. Выступая на заседании Центрального и Московского советов профессиональных союзов 6 ноября 1918 года, Ленин заявил, что „рабочий класс показал, что он умеет без интеллигенции и без капиталистов организовать промышленность". Это было горькой ошибкой.

Во-вторых. В десятках и сотнях своих статей и речей Ленин писал и говорил о передаче в руки рабочих промышленного потенциала страны: заводов, фабрик, дорог, транспорта. Чтобы эти средства производства остались в руках пролетариата, Ленин считал, что „рабочие, завоевав политическую власть, разобьют старый бюрократический аппарат, сломают его до основания, не оставят от него камня на камне, заменят его новым, состоящим из тех же самых рабочих и служащих, против превращения коих в бюрократов будут приняты тотчас меры…".

Наивные, утопические мечтания! Рабочие, отобрав заводы и фабрики, скоро станут закабалены в неизмеримо большей степени. Все станет государственной собственностью, по отношению к которой простой рабочий имеет лишь одно право: работать, работать, работать. Работать без стачек (это будет уже буржуазный саботаж!), забастовок, выдвижения каких-либо социальных или экономических требований. Революция, партия, Ленин завершили полное отчуждение рабочего от средств производства, превратив его в их придаток. А „бюрократический аппарат", созданный заново, превзойдет в своей тотальности и жестокости старый.

В-третьих. Казалось: "диктатура пролетариата", о которой так много сказано и написано Лениным, дает рабочим огромные возможности занять доминирующее положение в управлении производством и государством. Это и есть, по мысли Ленина, революционная демократия. Она, демократия, по Ленину, есть форма государства, суть которого – „организованное, систематическое применение насилия к людям". Здесь Ленин оказался провидцем: насилия по отношению к рабочему классу будет проявлено предостаточно. Его преемник на посту „вождя" будет сажать в тюрьму за прогулы и опоздания на работу, лишит паспортов крестьян (чтобы не вздумали бежать в город), запретит самовольно переходить рабочему с предприятия на предприятие и т.д.

Диктатура пролетариата очень скоро после октябрьского переворота превратится в диктатуру партии, а затем и одного человека. „Гегемон революции" подвергнется еще большей эксплуатации, нежели когда он был во власти царского режима. Но Ленину и его единомышленникам опора на рабочий класс даст мощную социальную опору в „опрокидывании" России и ее переустройстве на большевистский лад. Демонстративное же подчеркивание первенства, верховенства, приоритетности рабочего класса над другими социальными слоями населения, особенно над интеллигенцией, выглядит как откровенный социальный расизм. И хотя Ленин и его соратники без конца говорили о „праве" рабочих управлять, руководить, решать – в действительности это было политическим камуфляжем. Управляли „профессиональные революционеры", партийные функционеры, которые и были действительными жрецами пресловутой диктатуры пролетариата.

Рабочий класс, таким образом, сыграл роль важнейшего массового инструмента насильственного „введения социализма" в России. Но, как писал Каутский, „советский социализм не есть вовсе социализм, ибо и возник-то он не от изобилия и „развития производительных сил", а от скудности и отсталости; военизированный коммунизм – итог не революционного процесса, а разложения, к которому привела внешняя и внутренняя война". Ленин, по сути, использовал рабочий класс как главную, основную силу в переустройстве России на „социалистический лад".

Слово „рабочий", „пролетарий" действовало на Ленина магически. Заклинание „рабочим происхождением" для вождя означало высокую степень доверия к человеку. Иногда это здорово подводило лидера большевиков.

Известно очень дружеское, теплое, даже сердечное отношение Ленина к Роману Малиновскому. Председатель профсоюза металлистов Петербурга пользовался фактически неограниченным доверием вождя. По рекомендации Ленина этого талантливого оратора и организатора в январе 1912 года избирают на Пражской конференции в состав ЦК. Ленин с Малиновским вместе ездили в Лейпциг. Как вспоминал Зиновьев, Ленин по возвращении давал самую высокую оценку Малиновскому.

Никто тогда не знал, что уже с мая 1910 года Малиновский был завербован царской охранкой и регулярно информировал департамент полиции о положении в стане большевиков. Именно по указке Малиновского были арестованы Голощекин, Крыленко, Орджоникидзе, Розмирович, Сталин, Стасова, Спандарян.

Однако, когда возникли подозрения в провокаторстве Малиновского, комиссия в составе Ганецхого, Зиновьева и Ленина не нашла в действиях бывшего депутата Думы Малиновского никаких сомнительных шагов. В своей статье по этому поводу В.Ильин (Ленин) писал, что тень на Малиновского бросили негодяи и „вы позволяете мерзавцам, гадинам, вонючкам, мимо которых с презрением прошел рабочий класс, копаться в этом! И кто судьи? С вашей стороны дурачки Соколовы и крестинские, тайно способные жать руку Мартову?!".

Более того, когда Малиновский оказался с началом империалистической войны в немецком плену, Ленин установил с ним тесную связь, регулярную переписку.

Лишь после Февральской революции, когда в руки Временного правительства попали документы охранки, Малиновский (вернувшийся в 1918 году из плена) был разоблачен и арестован. Ленин, узнав, лишь молвил:

– Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять мало.

Говорили, что Ленину пришлось давать показания следственной комиссии Временного правительства. Правда, документов об этом нигде не найдено. В ноябре 1918 года Малиновского расстреляли.

Ленин имел возможность убедиться, что само социальное происхождение еще не может быть гарантией „революционной чистоты".

Со своих первых шагов .ленинское Политбюро" искало пути усиления партийного влияния на рабочие коллективы. В начале тридцатых годов, например, решением ЦК стали назначаться на шахты, заводы, транспорт парторги с большими полномочиями. По существу, строительство промышленной базы социализма с самого начала носило в значительной степени принудительный характер. Многие (если не большинство) стройки осуществлялись руками заключенных, которых с конца 20-х годов всегда было несколько миллионов. Например, после завершения строительства Беломорско-Балтийского канала (естественно, силами ГУЛАГа) было решено освоить всю его зону. Политбюро ЦК ВКП(б) 15 августа 1933 года принимает специальное постановление, по которому ОГПУ организует заселение районов (ссылка новых контингентов несчастных), начинает разработку минерально-рудных месторождений, осуществляет программу „буксиростроения и баржестроения". Необходимые материалы и средства для завоза „трудопоселенцев" выделяются. Более чем на девяносто процентов работ выполнялось в районе канала сотнями тысяч тех, кто попал в жернова „диктатуры пролетариата", а в действительности террористической партийной олигархии.

Все наркомы, созидая объекты „социалистического общества", требуют у Менжинского, затем Ягоды, потом у Берии – людей, людей, людей. Каждая дорога, мост, шахта, канал, комбинат унесли тысячи безвестных уже людей. Их могилы безымянны, число жертв неизвестно. Сталин, как верховный жрец, особо следил за тем, чтобы в адской топке никогда не погасал огонь. Нарком тяжелой промышленности С.Орджоникидзе, разворачивая строительство Прибалхашского медного комбината, жалуется Сталину, что Ягода не дает должного количества „рабсилы". Сталин тут же удовлетворяет просьбу. Так от имени диктатуры пролетариата российские якобинцы ведут свой эксперимент.

По воле кремлевских руководителей рабочий класс делится не только на тех, кто формально свободен, но и на миллионы других, одетых в лагерные бушлаты. Политбюро в августе 1937 года приняло решение о строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, а через год утверждает график-очередность прокладки гигантской трассы. Большинство объектов в соответствии с этим документом должны быть завершены в 1942 году, а достройка ряда участков – в 1945-м. И опять на НКВД возлагаются задачи составления проектных заданий, изысканий, производство работ и даже „заготовка" многих тысяч лошадей. Так же силами НКВД строились Норильский горно-метал– лургический комбинат, Днепрогэс, все крупнейшие гидроэлектростанции, множество шахт и заводов. „Гегемон" в огромной мере стал подневольным. Мы не всегда догадываемся, что у истоков этого явления стоял Ленин.

Да, Ленин, широко прибегнувший к практике „военного коммунизма" как способу быстрого перехода к социалистической форме хозяйствования. Мы долго утверждали, что „военный коммунизм" был рожден гражданской войной. Что это мера, форма, метод хозяйствования временные, что его можно было как просто ввести, так и легко ликвидировать, заменив нэпом. Это не так. „Военный коммунизм" был основой, сутью ленинской политики, и лишь его полный крах и несостоятельность заставили Ленина искать спасательные круги нэпа. Но так же верно и то, что „военный коммунизм" как детище Ленина полностью не умер и в последующие десятилетия. Важнейшие его элементы жили до конца восьмидесятых годов, да и сейчас кое-кто не прочь вернуть его распределительно-уравнительные компоненты.

Господство государства над обществом, а это всегда отстаивал Ленин, хотя и написал много об „отмирании государственной машины", предопределило живучесть „военного коммунизма". Вождь считал, что концентрация промышленности, финансов, безраздельная государственная монополия на производство, торговлю, цены приблизят социализм. Но это приближает лишь казарменную разновидность „военного коммунизма". И хотя, введя на некоторое время нэп, вроде бы похоронили „военный коммунизм", но Сталин к нему незаметно вернулся, используя ленинские идеи в своей трактовке: коллективизация сельского хозяйства, милитаризация промышленности, „гулагизация" народного хозяйства, внедрение в жизнь директивного метода управления как абсолютно социалистического.

Отцом „военного коммунизма" был Ленин, который перед лицом явлений революционной смуты увидел спасительный шанс в жестокой регламентации, насилии, глобальном распределении, контроле. Такой, по мысли Ленина, должна была в будущем стать и коммуна-государство. Правда, он наделял эту коммуну, едва ли в то веря, чертами пролетарской сознательности.

В своей работе „Государство и революция" Ленин нарисовал картины грядущего, которые шокируют и сегодня. „Чем демократичнее государство, состоящее из вооруженных рабочих, – писал автор, – тем быстрее начнет отмирать всякое государство.

Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных „хранителей традиций капитализма" – тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие – люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой".