Текст книги "Контрабандисты во времени (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шмокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15. Я как лист упавший на ветру…

Люди, стоявшие вокруг своего раненого товарища всем своим видом, особенно запачканной кровью одеждой пугали Демьяна. Видно, что они убивали в своей жизни не раз и не два, это их ремесло. Они мастерски владели рапирой, кинжалом и еще Бог весть каким холодным оружием. Даже тем клевцом, что Бруно купил у кузнеца в подарок ужасному Семе-молотку. Шрам, неровным зигзагом пересекающий все лицо здоровяка, говорил, что его обладатель получил его или в кровавом сражении, в жарком бою или на бескомпромиссной дуэли, где его противники владели оружием не хуже него. Шрам не просто отметина на коже, а заслуженная печать, освящённая кровью и болью, некий профессиональный сертификат, дающий им право смотреть на таких, как Демьян, свысока и с презрением. Он кожей чувствовал, от них несло кровью, смертью и славой. Демьян медленно попятился назад, испытывая единственное желание – бежать.

Но тут же остановился.

Он подумал о Бруно, который вернется назад, сюда, в их аптеку и застанет здесь этих разъяренных смертью своего товарища господ. Они, не раздумывая убьют его, так же как, не раздумывая убьют несчастных крестьян, забившихся в темный угол маленькими беспомощными мышами. Только и видно их поблескивающие, широко открытые от страха глаза. И ко всему этому эти мастера рапиры и кинжала бросятся за ним вдогонку, попадут в двадцать первый век, а там дальше станет известно всем о временной аномалии. Их с Бруно предприятие рухнет, как рухнет вся его жизнь. Потому что проклятый Сема-молоток «спросит» с него за Библию Гутенберга, вскрыв тем самым его ложь. И на этот раз он точно его убьет, потому что Демьян не посвятил его в свое предприятие, что он истолкует по-своему, не просто как манипуляция его расположением к нему, а как серьезный ущерб его доходам. И никакие доводы он не примет. Бегство – это серьезная ошибка. Он должен предпринять попытку спасти раненого, применив весь свой ум и навыки данные ему жизнью в двадцать первом веке, а, если не получится, то будь что будет. Тогда он начнет «размахивать» именем кардинала Жоржа Де Амбуаза и возможно более действенным аргументом: именем самого короля.

– Сеньоры вы хотите, чтобы я помог вашему другу, прошу отойти от стола и не мешать мне. Я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы спасти его от смерти.

– Да уж постарайся, дьявол тебя побери, – выругался один из мастеров рапиры и, отвернувшись от Демьяна, сказал, – неплохо было бы сейчас хорошенько выпить доброго вина. Как вы думаете милейший Де Линь? – обратился он к здоровяку.

Тот в ответ расхохотался.

– Тысяча чертей, дорогой Корвиль, я очень люблю выпить и закусить после хорошей кровавой драки! И выпьем за здоровье нашего храбрейшего друга де Сегюра. Как же он неосмотрительно пропустил нижнюю терцию этого выскочки туренийского пса Аржансона. Ах, мой друг!

Пока они предавались дорогим им воспоминаниям групповой дуэли, Демьян решил максимально воспользоваться временем, когда никто ему не мешал.

Что делать, он не знал и пытался вспомнить хоть какие-то знания из области не то что хирургии, а хотя бы из области первой медицинской помощи. На ум приходили только картинки с лангетами и иллюстрации наложения повязок из учебника ОБЖ, что он проходил в старших классах. Но одно дело смотреть картинки и другое дело применять на практике. Он подошёл к столу, несколькими глубокими вздохами попытался подавить сильные приступы тошноты. Демьян на несколько секунд прикрыл глаза и дал себе указание абстрагироваться от запаха крови и вида раны, которые могли вызвать рвоту.

«Пусть это будет просто достоверная картинка из мясного магазина. Это не человек, это говядина или свинина. Я же не какой-то там вегетарианец. Я ем мясо. Я очень люблю мясо. И я знаю, что мясо получается с помощью убийства животных. А если я ем мясо, то значит, не должен обращать внимание на кровь. Мясо это просто мясо…», – мысленно увещевал он себя.

Но едва он закончил эту спасительную мантру, как его тут же едва не вырвало. Провести аналогию между мясом животных и окровавленной человеческой плотью – оказалось очень плохой идеей. Он уже находился на грани истерики, как его взгляд упал на маленькую красную баночку с золотой звездой. Вот! Демьян понял, что тошноту вызывает сильный запах крови, а насчет вида самой крови и раны, оставленной ударом рапиры, он попробует абстрагироваться, представляя, что это просто искусный методический тренажер из медицинского института. Хотя он не знал, бывают такие или нет, но если есть макеты для стоматологов, акушеров и пластмассовые кости для ортопедов, значит, есть тренажеры для хирургов из мягкого пластика. А может это просто желе, политое клюквенным соком или кетчупом, как в фильмах ужасов. Эта мысль его немного успокоила, и он густо намазал желтой плотной мазью над верхней губой. Сначала невыносимое щиплющее ощущение едва «не завязало губу в узел», на глазах выступили слезы, а в нос ударил сильный запах ментола и мяты. Но главное – теперь сильный запах крови перемешался с запахом ментола, ослабил его, и не вызывал таких сильных рефлексов тошноты, а кроме того, холодящий эффект имел отвлекающее действие. Теперь осталось собраться с силами, сжать волю в кулак и приниматься за дело. Он подошел к столу, убрал с тела раненого бойца шелковую рубаху, поднял над ним руки и…

«Что дальше-то?», – спросил он сам у себя.

Но тут же его чутье подсказало дальнейшие действия. Он взял левую руку Анри де Сегюра и попытался найти пульс, чтобы определить, жив он еще или нет. После нескольких неумелых попыток он все же нащупал его – слабый, но довольно устойчивый. Где-то он слышал, что это признак сильной потери крови и даже, кажется, читал, что частоте пульса можно определить объем потерянной крови. Демьян сразу же приободрился. Пульс есть, он ровный, значит, крови из этого дуэлянта-лузера вылилось прилично, но не фатально.

– Господа помогите мне освободить вашего друга от одежды, – деловито сказал он.

Друзья де Сегюра, не говоря ни слова, умело помогли освободить его от окровавленной рубахи. Грузный, подобно огромной скале, де Линь двигаясь, как слон в посудной лавке, неосторожно раздавил пузырек с нашатырным спиртом. Раздался звук лопающегося стекла, и помещение наполнилось резким запахом. От едких паров заслезились глаза.

– Пахнет, словно моча дьявола, этой вонью можно поднять всех мертвых с кладбища Невинных Душ, – сказал один из его приятелей.

– Сеньоры, сеньоры прошу вас, осторожнее, – вежливо попросил Демьян, – вы сбросили на пол лекарства и препараты для лечения. Если вы так будете делать, мне нечем будет лечить вашего приятеля.

– Займись делом! – грубо оборвал его де Линь.

Демьян вздохнул и поднял с пола большой пузырек с перекисью водорода.

– Ну, с Богом! – заручился он поддержкой высших сил.

Он обработал рану и выяснил что удар де Сегюр получил один, вниз живота с правой стороны. Как пояснил де Линь, его соперник, будучи левшой, неожиданно отбросил свой кинжал, схватил рапиру де Сегюра правой рукой, встал на левое колено и снизу нанес неожиданный, слегка закрученный по оси, удар в низ живота, оставив небольшое ромбовидное отверстие. Демьян почувствовал, как заныл его шрам от аппендицита. Но тут же одернул себя, направив всю свою волю, чтобы отвлечь себя и собраться с силами, мысленно поблагодарил свое предвидение за то, что захватил три книги о хирургии. Пускай они старые, изданные еще в прошлом веке, но все равно для него сейчас очень полезные. К ним-то он и собирался обратиться. Аккуратно надавливая на область живота вокруг раны, и периодически обращаясь к разделу книги, посвященному проникающим ранениям, Демьян, таким образом, изо всех сил старался придать своим манипуляциям вид осмысленной деятельности настоящего лекаря. Это помогло ему выиграть время и избежать раздражения де Линя и его приятелей. Единственное заключение, которое он сделал на основе своего беглого экспресс изучения курса хирургии это то, что данное ранение может быть двух видов проникающие и не проникающее. Если же госпожа Фортуна повернулась к де Сегюру задом то у него проникающее ранение с повреждением внутренних органов и он со стола аптеки отправится прямиком на свое последнее танцевальное рандеву в обществе угрюмой курносой девушки в белом балахоне и с косой на плече. А если игривая Фортуна ему улыбнулась то это непроникающее ранение с повреждение кожных покровов, рассечением мышц и парочки сосудов. Поэтому даже такой дилетант как Демьян может побороться. Он прикинул примерный алгоритм действий: первое – остановить дальнейшее кровотечение, второе – продезинфицировать рану и предотвратить размножение болезнетворных микробов и, в-третьих, восполнить каким-то образом потерю крови, хотя если организм у де Сегюра сильный это может и не понадобится.

Всего-то делов!

Демьян облегченно вздохнул и даже заулыбался. Но одно ему не давало покоя, края раны, немного смятые «вовнутрь». Он покосился на лежавшую рядом рапиру самого де Сегюра: острый кончик и идеальный ромбовидный клинок с острой кромкой не могли оставить такие края раны. Демьян хоть абсолютно и не имел хирургического опыта, но, как человек умный и наблюдательный, сразу заметил такое несоответствие. И еще вызывало беспокойство упоминание в книге по хирургии того, что скопившаяся внутри кровь может привести к загноеннию и последующему заражению. Антибиотики он в своем списке табуировал и теперь оставался один единственный способ – немного увеличить разрез раны и тканевыми тампонами убрать натекшую кровь, после промыть антисептиком. Потом установить временный дренаж и наложить чистую тугую повязку, чтобы предотвратить дальнейшее натекание крови. В нем решительность характера уже взяла верх над страхом и предательскими позывами тошноты, кроме того он привык делать любую работу хорошо и ответственно, но перспектива резать и копошится в человеческом животе всё равно отозвалась слабостью в ногах и предательским комком в горле.

– Ты чего застыл Доктор Баландзоне?[23]23
  Доктор Баландзоне. Комичный персонаж Комедия Дель Арте. Пьяница, графоман, вечно бормочущий на латыни. Впрочем постоянно перевирающий эту же латынь. – прим. Автора.


[Закрыть] Позабыл свою мудрёную ахинею на латыни? Думается мне, ты должен поспешить, иначе наш милейший приятель де Сегюр с твоего стола отправится прямо в преисподнюю. А нам этого очень не хочется, – прорычал здоровяк де Линь, видя что Демьян снова застыл в нерешительности.

– Надо увеличить рану, – сказал Демьян, – чтобы посмотреть, не натекла ли кровь, и нет ли посторонних предметов в ране.

– Ну, так режь! Дьявол тебя побери! – рявкнул де Линь, – чего ты на нее уставился!

– Как вы знаете, я только недавно прибыл в Париж. И у меня еще нет инструментов, – попытался аргументировать свое промедление Демьян.

– И что тебе нужно клистирная твоя душа?

– Какой-нибудь ланцет, нож или кинжал…

Де Линь вытащил из ножен кинжал с искусным корзинчатым эфесом и размахнувшись воткнул его в прилавок. Демьян, пару раз беспомощно дернув его за рукоять, вытащил, но кинжал не годился для этих целей – его ромбовидный клинок предназначался для нанесения сильных колющих ударов. Конечно, в схватке таким лезвием можно наносить рубящие удары, но никак не аккуратно разрезать кожные покровы, проводя операцию. И тут он вспомнил про опасную бритву Золинген в рюкзаке. Демьян в который раз поблагодарил своего деда, обещая в память о нем написать лучший научный труд по истории средневековой Франции.

Он вытащил из рюкзака бритву, раскрыл ее одним лихим движением, как легендарный гайдовский хулиган с Лиговки. Сделал короткий взмах… И застыл над телом де Сегюра – он ни разу в жизни не резал живых существ, даже с целью спасти их.

– Ты чего снова замер, протухшая микстура! – нетерпеливо заорал де Линь и угрожающе двинулся к нему.

Демьян в отчаянии запел про себя, заглушая свое оторопелое сознание.

 
«И моё сердце остановилось,
Моё сердце замерло.
Моё сердце остановилось,
Моё сердце замерло…»
 

Но тут же отказался от темы абстрагирования, потому, что почувствовал, что его сердце откликнулось, и начало действительно сокращать свои удары. Он лихорадочно перебирал в голове все образы, что могли отвлечь его и дать нужный настрой. И вот, преодолевая последний рубеж нерешительности, завопил, вспоминая любимые дзисэй.

 
– Всё прекрасно, как сон,
Сон придёт и уйдёт,
Наша жизнь – сон во сне…
 

Оторопевший де Линь замер, медленно поднял руки и в задумчивости закрутил кончики усов. Его два приятеля застыли двумя удивленными истуканами с острова Пасхи по оба его плеча. Из темного угла поблескивали глаза двух крестьян с плотно сжатыми ртами. Время замерло для Демьяна. В вязкой тишине, в которой маленькие пылинки плыли подобно легким лепесткам сакуры, Демьян опустил на тело де Сегюра, как короткий сёто, опасную бритву Золинген.

Он рассек кожные покровы, чуть больше чем намеревался. Но сделал это совершенно решительно, не испытывая ни малейшего трепета, так же решительно раздвинул края раны и заглянул в глубину человеческого подкожного, но ближнего «микрокосмоса». Крови из раны натекло изрядно. И еще Демьян не ожидал, что кровь обладает таким липучими, почти адгезивными свойствами, способна пачкать любую поверхность быстро распространяясь по всей поверхности, как инопланетная субстанция из фильма ужасов. Ручка бритвы, перемазанная кровью, скользила и крутилась в руке, готовая воспользоваться неосторожным движением самого Демьян и нанести ему глубокий порез. Но хуже всего был выступивший на лбу пот. Он обильно стекал, легко преодолевая барьер из бровей, попадал в глаза. А так как рядом не стояла внимательная медсестра в маске, которая могла быстрым движение отереть его лоб, то Демьян это делал сам. И уже через некоторое время он почувствовал, что все его лицо покрыто противно пахнущей кровью, которая перемешалась с потом и влагой из слезящихся глаз.

 
«Взойдёт ли солнце,
Останется ль в небе луна,
Ах, уже всё равно».
 

Продолжал он декламировать про себя предсмертные стихи самураев.

Демьян взял моток бинта, отмотал большой кусок, свернул тампоном и сунул в раздвинутую рану. Потом еще один и еще один, пока не убрал почти всю кровь. И тут он увидел то, что сделало края раны такими «вмятыми». Небольшой черный объект, странный клочок, застрявший в рассечённых мышцах. Одна из кожаных лент панталон вырванная мощным ударом рапиры сыграла роль буфера, безопасной втулки, отвела в сторону лезвие рапиры, не дав проткнуть живот и дальше внутренние органы дуэлянта, но и она же могла, оставшись внутри привести к очагу загноения, что без сомнения привело бы к мучительной смерти де Сегюра.

– Да! – торжествующе воскликнул Демьян, – Бинго, твою мать! Повезло же тебе, чувак. Вот эта штуковина может привести к воспалению и гангрене, но она же спасла ему жизнь.

Де Линь одобряюще хмыкнул.

Демьян решительно потянул за кусок ленты, но тут почувствовал, как кто-то схватил его за руку.

– Что за…

На него смотрел пришедший в себя де Сегюр. «Подрагивающий» взгляд обессиленного человека. По-видимому, и до него дошел едкий запах нашатыря.

– Я тебя знаю дьявол, – прошептал он.

У Демьяна сердце предательски, как говорится, скользнуло в пятки, но он силой воли вернул его назад.

– Это вряд ли, – парировал Демьян, но ситуация приобрела неприятный, даже угрожающий характер.

И обращаясь к его друзьям воодушевленно сказал.

– Пациент очнулся! Па-ба-ба-ба-а! Лучше нет наркоза, чем удар в лоб паровоза.

Он, весело улыбаясь, словно ничего не произошло, схватил самый увесистый пестик из ступки и коротко размахнувшись, заехал им в лоб опрометчиво пришедшего в себя раненого дуэлянта. Тот жалобно охнул в ответ и откинулся назад. Глядя на ошалевшего де Линя и его приятелей, не теряя инициативы, Демьян деловито скомандовал:

– Хорошо зафиксированный больной в обезболивании не нуждается, так что держите его крепко, парни! Если он вдруг снова очнется, то может помешать дальнейшей операции.

Те, не совсем понимая, что происходит, подчинились, уцепившись за руки и ноги своего безмятежно лежащего без единого намека на сопротивление товарища.

– Так держать, парни! – похвалил их Демьян.

 
«Нам бы только упасть,
Лепесткам вишни весной,
Столь же чистыми и сияющими!»
 

Демьян невольно сравнил свое состояние, как – «поймал и оседлал ветер». Теперь его ничего не остановит. Сегодня свой путь он пройдет до конца. Широко расставив ноги, с опасной бритвой в одной руке и с измазанным кровью лицом он являл собой образ безудержного, но романтичного самурая, отсекающего головы врагов в бою не ради убийства, а ради искусства. Воина, слышащего тонкой душой эстета, поющий на ветру тростник, из которого он после жестокого сражения сделает свирель для печальной мелодии. Главное, чтобы ничто в этот момент не вывело его из равновесия.

Глава 16. Все под контролем брат!

Всем известно, что психологическое равновесие вещь относительная. Оно может рухнуть в любой, самый непредсказуемый момент. Поэтому оно иногда нуждается в существенной подпитке и страховке. А что это такое? Наверное, знают все. Демьян, как раз оказался в такой ситуации, когда поддержка со стороны оказалась бы кстати. Именно так он смог сохранить контроль над ситуацией.

Дверь приоткрылась, из-за нее, вежливо сгорбившись, протиснулся крестьянин, посланный за Spiritus Vini. Но он в ужасе застыл, видя, что трое мужчин, явно благородного происхождения, крепко держат за руки и ноги четвертого полуголого уложенного на стол, а над его рассеченным животом нависает, со сверкающим взглядом дьявола, с красным от крови лицом Демьян. Несколько ее капель быстро стекли с его подбородка, и несчастному крестьянину померещилось, что Демьян, слегка тряхнув головой, алчно облизнулся, смахивая их раздвоенным, как у змеи языком. Вдобавок ко всему это сдобрено ужасным запахом аммиака, а источником его, по мнению крестьянина, могла быть только преисподняя, царство Сатаны. Он слышал разные истории, что иные благородные господа склонны заниматься всяческими подобными богохульными непотребствами и его несчастные товарищи уже, наверное, стали их жертвами, потеряв свои бессмертные души.

– Чего тебе нужно, грязный мерзавец? – грозно проревел де Линь.

Одуревший крестьянин, промаргивая слезящиеся глаза, попятился назад, шепча молитвы, но Демьян остановил его окриком.

– В самый раз! У тебя то, что мне сейчас нужно более всего!

– Пресвятая Дева Мария! – завопил несчастный крестьянин, думая, что у него хотят забрать его душу, – Спаси мой бессмертный дух, ибо есть он собственность Господа нашего Иисуса и избавь меня от дьявольских рук. Отведи его мерзкие помыслы…

Демьян выхватил из его ослабевших рук выпадающую склянку со спиртом и, не мешкая ни минуты, опрокинул в рот. Спирт, не самой хорошей крепости, все же обжег гортань и теплым водопадом упал в желудок.

– То, что надо, – благодарно заметил Демьян, – возвращайся к сеньору Вормсу, и попроси еще. Передай, что я отдам вдвойне и самого наичистейшего медицинского качества! Пусть раскочегарит очаг, пусть запускает все свои перегонные кубы. Пусть его зловещий помощник Перупта Мим начинает свое черное дело. Па-ба-ба-ба!

Перепуганный крестьянин не стал дожидаться повторного приказа, крутнулся на ватных ногах и молниеносно исчез за дверью.

Демьян вдруг почувствовал, что близок к нервному срыву и лишь невероятные усилия воли удерживали его от черной бездны безумия.

 
«В дороге на ночлег,
Под деревом остановлюсь,
Усну в его тени.
Пускай вишневые цветы,
Дадут мне этой ночью кров».
 

Произнес он про себя свой самый любимый дзисей. Но и спирт сделал свое дело – он успокоился. Руки Демьяна приобрели более четкие, без дрожания и суетливых подергиваний движения. Человек, не сведущий в хирургии, глядя со стороны мог бы предположить, что перед ним орудует настоящий уверенный в себе профессионал. Потому что Демьян, изредка поглядывая, и пролистывая перепачканными кровью пальцами книгу, остановил кровотечение, перевязав шелковыми нитками из рубашки де Сегюра кровоточащие сосуды. Не обнаружив, посторонних предметов, продезинфицировал. Сделал дренаж для оттока крови.

Вот со швом, пришлось, очень сильно повозится. Сшивать края раны пришлось обычной швейной иглой, которую он предусмотрительно изогнул дугой – подсмотрел в одном из фильмов. Но в фильме одно, а в жизни совсем другое, как, оказалось, проткнуть плотную вязкую человеческую кожу, удерживая скользкую от крови иглу не так-то просто. Но он приспособился, используя своеобразный зажим из двух деревянных щепок.

Наконец, Демьян туго забинтовал де Сегюра и облегченно скомандовал.

– Все ребята я сделал все, что мог.

– Ты забыл привести нашего приятеля в чувство, – прорычал де Линь.

Демьян подвинул тело де Сегюра так, чтобы его голова свешивалась со стола и была ниже всех остальных частей тела.

– Поднимите ему ноги и руки. Кровь должна приливать к голове.

Он задумался на несколько секунд и достал с полки большую, сделанную из дерева и кожи, клизму. де Линь подозрительно покосился на костяную отполированную трубку примитивного агрегата прямого вливания жидкости в кишечный тракт и, по-видимому, ему уже знакомый.

– Ты чего удумал доктор Баландзоне?

– Я постараюсь возместить в его обескровленном организме жидкость. Дайте мне одну его руку.

– Каким образом? – удивленно пробормотал де Линь.

В его глазах промелькнула некая беспомощность и растерянность.

 
«Подобно бумажному змею,
Рвётся душа
На ветру».
 

«Если я буду вливать глюкозу или физраствор в кровеносную систему, с помощью этого говнонасоса, то зафигачу ему туда чёрт знает что… Нет!» – Демьян поменял решение и раздраженно откинул клизму.

– Хорошо, – он решительно кивнул невидимому собеседнику, – используем более современный способ вливания жидкости.

Он достал из опрокинутой грубым движением де Линя коробки большой одноразовый шприц.

– Последняя новинка заморской медицины! Изобретение китайских императорских лекарей, – он покрутил шприц перед носом у де Линя и его товарищей, и, еще больше напуская тумана в их сознание, продолжил, – поршневая система подачи жидкости в кровь больного, сделанная из целебного кварца и слоновой кости. Введение в кровь недостающих жидкостей позволяет восстановить не только правильное течение жизненных соков, но и вернуть жизненные ритмы в единый непоколебимый ритм божественного эфира, что нас окружает. От того, как мы соответствуем ритму божественного эфира, зависит и сила нашей жизни, – пояснил он.

«Бред!», – вздохнул про себя Демьян, – «ну а что мне еще остается, чтобы держать этих аборигенов в послушном состоянии».

Де Линь и его товарищи ответили молчанием, лишь несколько раз глупо, но дружно моргнули. Сам же де Линь хотел что-то сказать, но сделал неопределённое жевательное движение нижней челюстью, в очередной раз подкрутил усы и кивнул. Демьян освободил иглу от упаковки, немного «поковырявшись», как это характеризуют несчастные пациенты действия неумелых, равнодушных или мстительных медсестер, вел иглу в вену на руке. Ему повезло что на сильных руках Анри де Сегюра они определялись хорошо, их четкие и крупные голубые линии тянулась по всей руке, как современные автомагистрали. Демьян, периодически наполняя шприц, влил в раненого изрядное количество глюкозы, физраствора и даже чудом оказавшегося в коробке полиглюкина. Через несколько минут кожа де Сегюра заметно порозовела, грудь стала более ритмично подниматься и он наконец он открыл глаза.

– Ты жив мой друг, дьявол тебя побери! – завопил де Линь.

Но слабость де Сегюра не позволяла ему разделить радость товарищей, он бессмысленно смотрел на них из-за полуприкрытых век, а Демьяну же хотелось спровадить из как можно быстрее из помещения аптеки, пока к тому не вернулась память.

– Сеньоры, – заговорил он важным тоном, – ваш друг нуждается в покое и отдыхе. Советую вам незамедлительно отнести его домой и уложить в постель, чтобы он отдохнул.

Де Линь громко рассмеялся.

– Он нуждается в хорошем вине и большом куске сочного мяса! А еще насадить на острый конец своей рапиры парочку своих врагов.

Демьян лишь махнул рукой. Но они все же послушали его, осторожно приподняли своего товарища и вынесли его из помещения аптеки. У самого выхода де Линь повернулся к Демьяну и швырнул небольшой кошель, который упал на пол с глухим позвякиванием. Но сил у Демьяна нагнуться, чтобы поднять его, не осталось, он в наступившей тишине устало опустился на табурет и обхватил голову руками в засохшей крови.

 
«Омыта и ясна,
Теперь луна сияет.
Гнев бури миновал.
Теперь все сделано,
И я могу уснуть
На миллионы лет».
 

Но уснуть на миллионы лет ему помешал осторожный шорох из угла, где все это время сидели, забившись, как мыши двое крестьян. Третий так больше и не появился.

– Ах, да зуб, – безучастно произнес Демьян, – давай обвяжем его веревкой и дернем. Теперь я могу все.

– О нет, – заискивающе пролепетал крестьянин с больным зубом, – я все это время пока вы спасали достопочтенного сеньора, шатал его пальцами и читал молитву, обращенную к святому Власию. И вот же чудо! С его благословения окаянный зуб выпал!

Он протянул ладонь на котором, как обрубок старой дубовой коры, лежал почерневший от кариеса коренной зуб и скривив губу оголил часть десны где он до этого находился.

– Обалдеть, – таким же безучастным тоном сказал Демьян, – похоже, ты его со страху шатал, как пьяный зять забор у ненавистной тещи, очень сильно. Ну, с другой стороны одной проблемой у меня теперь меньше.

Радостные крестьяне не стали растрачиваться на суету и видя, что лекарь пока еще не в себе, быстро убрались восвояси, даже не заикнувшись об оплате. А Демьян, придя немного в себя решил навести порядок в помещении. Не так он представлял их с Бруно предприятие по контрабанде раритетных артефактов из пятнадцатого века.

– Черт возьми, если так все будет продолжаться дальше, я точно рехнусь, – сказал он сам себе вслух.

И оказался прав. Не успела его рука поставить картонную коробку обратно на стол, как на него обрушился целый поток посетителей. Весь оставшийся день Демьян снова дергал зубы. Вскрывал огромные, похожие на болотные кочки фурункулы, из которых камчатским гейзером вырывались на его одежду фонтаны дурно пахнущего гноя. Вправил челюсть кузнецу, которого лягнула лошадь, и едва не лишился двух пальцев. Он пересмотрел десятки образцов мочи и экскрементов. Резал, колол, удалял, вытаскивал, бинтовал, прописывал лекарства, слушал плач и вой страждущих. Сам несколько раз не выдержал и, не стесняясь «аборигенов» громко выражался нецензурно по-русски, что те, кто слышал по-своему истолковали – магические заклинания. Дважды отказал странной дамочке в продаже «хорошего незаметного» яда, чем нажил себе тайных и могущественных недоброжелателей. К концу дня он едва стоял на ногах, и весь мир проносился перед ним в каком-то в туманном «кроваво-плачущем» угаре, меняя один обрывистый образ на другой. Он окончательно выбился из сил, выкинул почти силой последнего стенающего больного и закрыл дверь. Выждал примерно полчаса, посвятив это время восстановлению дыхания и расстроенного сознания.

После чего Демьян аккуратно приоткрыл дверь. За ней никого. Он вышел из дома, оставив за спиной немыслимые запахи смрада и вони, такие сильные, что человек, вошедший с улицы неминуемо упал бы в обморок или лишился рассудка. Но чистый свежий воздух возымел обратный эффект, у него закружилась голова, и Демьян сел на ступеньку, прислонился к прохладной стене.

– Господи, – прошептал он, – что это, черт возьми, со мной весь день происходило?

Сверху ему ответила легким скрипом большая деревянная вывеска. На ее поверхности красовалась надпись «Лучшие лекари-аптекари Парижа». Демьян вскочил, некогда белая льняная рубаха хрустнула от засохшего гноя и крови. Он отошел на несколько шагов и посмотрел на фасад своего заведения со стороны. На больших деревянных щитах в лучших традициях партизанского рекламного агентства из какого-нибудь провинциального городка России было написано крупными, яркими, бросающимися в глаза, буквами и снабжено соответствующими картинками из дурного «средневекового фотошопа».

«Лечим любые болезни!»

«Самые лучшие лекарства во всем Париже!»

«Удали ДВА зуба по цене одного!»

«Поставщики лекарств кардинала Франции!»

«То, что не лечит НИКТО, лечим МЫ!»

«Приведи с собой еще одного пациента и получишь скидку!»

«Сегодня горячие скидки на такие-то лекарства!»

«Мы лечим, а другие КАЛЕЧАТ!»

«Если зад горит в седле, свечи от Бруно надо тебе!»

Демьян не стал читать дальше, а лишь закрыл глаза. Если бы Бруно сейчас стоял рядом, участь его была бы страшной. Демьян подпрыгнул на месте, издав невообразимый животный крик, и бросился отдирать продукт рекламного творчества своего друга. Он швырял их в стороны, как Зевс несчастного Кроноса в бездонный Тартар. Крушил ногами, высоко выпрыгивая и опускаясь на них одновременно двумя ногами. Поднимал над головой и разбивал об землю. Издавая гогочущий клич «па-па-ба-па!» рвал руками тканевые основы, натянутые на деревянные рамки. И после того как последний щит и вывеска лежали поверженными на земле, яростный запал вымещения гнева иссяк, забрав последние силы, он упал на колени и его вырвало. Запоздалая реакция на все тошнотворные события сегодняшнего дня.

Сколько прошло времени, пока он, стоя на коленях, делая немые, по-рыбьи, движения ртом, чтобы исторгнуть остатки утренней докторской колбасы из своего желудка, Демьян не заметил. Он пришёл в себя, когда услышал веселый голос Бруно. Его друг пытался петь, нещадно перевирая французскую речь.

– Женуа-а, женуа-а, женуа-а-а дзефирэээ!

Демьян отполз к ступенькам, обернулся. По улице шел Бруно его держал под руку один из братьев Анны дочери пекаря Жанна-Хромца. Явно, оба, будучи навеселе они весело пели, каждый на свой манер. Бруно узрел сидящего на ступеньках Демьяна.

– Братишка я самый счастливый человек в мире! – улыбаясь, сказал он, – она настоящий ангел небесный, – сказал он заплетающимся языком.

Демьян молча смотрел на друга.

– Я оказал ей помощь, потом пообщался с ее отцом и братьями. Вот, знакомься: младший брат Жильен.

Детина повел хмельными глазами из стороны в сторону и пару раз неловко кивнул, что означало приветствие.

– Я немного ангажировал к нашему очень хорошему знакомому, который здесь при важной должности кардинала и патронирует наше предприятие. Жан-Хромец сразу же просек тему, что с нами надо дружить и все такое… Пригласил на обед, потом на ужин. Вино бла-бла-бла, мы друзья, – Бруно, покачиваясь, оперся рукой на плечо Демьяна, мечтательно закатил глаза, – завтра брат, завтра я пойду, проведаю нашу пациентку. И знаешь, чует мое сердце, что я наконец-то после долгих лет одинокого гусарства в полях, обрету свое маленькое счастье в лице настоящего ангела Анны Ле Шиньон, дочери главы цеха пекарей Жанна-Хромца.