Текст книги "Контрабандисты во времени (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Шмокин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Сеньор, позвольте мне спеть песенку, – попросила Красная Шапочка.
– Валяй, все веселее будет.
Она вздохнула и запела приятным тонким голоском.
Qui a peur, qui a peur, qui a peur du loup?
C’est pas moi, c’est pas moi,
C’est peut-être vous!
Она повернулась к нему и, улыбаясь показала на него указательным пальчиком, а потом продолжила петь.
Qui a peur, qui a peur, qui a peur du loup?
C’est pas moi, c’est pas moi,
C’est peut-être vous!
Она снова радостно ткнула в него указательным пальчиком.
Je l’ai vu courir dans les bois,
Gueule ouverte et les dents comme-ca!
Je l’ai vu courir dans les bois,
Cherchant une proie![49]49
Кто боится, кто боится, кто боится волка?
Это не я, это не я,
Это может быть вы!
Кто боится, кто боится, кто боится волка?
Это не я, это не я,
Это может быть вы!
Я видел, как он бегал в лесу,
С открытым ртом и зубами вот так!
Я видел, как он бегал в лесу, Ища добычу!
[Закрыть]
Она смешно закатила глаза и произнесла.
– Р-р-р-р…
Демьян остановился.
– Послушай Марта, а у тебя нет других песен в репертуаре? Веселых, детских… Тили-тили там, трали-вали, это мы не проходили, это нам не задавали…
– Вы не довольны мной сеньор? – грустно спросила она и на глазах выступили слезы.
– Нет. Все норм, просто песня как-то не подходит к нашей ситуации. Ты не находишь?
– А что такое репертуар?
Но тут он краем глаза уловил какое-то движение на тропе.
– Ничего, забей…
Демьян резко повернулся.
– Что забить?
– Марта, замолчи, – прошептал Демьян.
Он силой завел девочку себе за спину. Перед ними стоял здоровенный косматый мужик в помятой широкополой войлочной шляпе и лениво почесывал бороду. Его наглая улыбка, обнажившая один немного длинноватый клык, ничего хорошего не предвещала.
– Вот он, оборотень, – все также шепотом сказал Демьян, – но ты, чудовище, не получишь ни ребенка, ни ее бабку! – обратился он к нему.
Он быстро перехватил заостренную палку, не сводя с мужика глаз.
– Ну что волчара, хочешь полакомиться несчастной девочкой и ее безобидной бабушкой? Но ты не угадал! Давай превращайся, где твоя шерсть? Где твои клыки? Я тебя сейчас серебром угощу!
Но тут Марта выскочила из-за его спины и с криком:
– Папа! – бросилась навстречу мужику.
А тот обнял ее одной рукой и добродушно прижал к себе.
– Папа? – удивлено спросил ошарашенный Демьян.
Мужик протянул к нему руку, и словно смеясь над ним, высокопарно произнес.
– В каком ты виде, бабень, и откуда ты?[50]50
Из пьесы Эсхила «Эдоняне».
[Закрыть]
– Какого…, – начал было Демьян не понимая что все это значит.
Но последующие события произошли так быстро, что он даже не успел ничего понять. Мужик обнял Марту обеими руками и издал тонкий свист. За спиной Демьяна раздались осторожные шаги, треск от удара, неожиданно из глаз посыпались искры, и его голова словно взорвалась. Теряя сознание и падая, он увидел над собой еще одного мужика с небольшой дубинкой в руках.
– Что за херня? – пролепетал он отключаясь.
* * *
В темноте было холодно и жутко. Такое чувство, что под ногами нет земли, а вокруг пустота. Внезапно из черноты появилось лицо Семы Молотка.
– Ну что крыса, будешь и дальше баланду травить?
Демьян отпрыгнул назад, упал на спину и жалобно скуля, пополз от него. Но Сема не отставал. Он вышел из темноты и встал перед ним во весь рост. Испуганный Демьян потерял дар речи. Перед ним стоял гигантский черный кот с лицом Семы Молотка. Часть шерсти, на груди, плечах, руках отсутствовала, и на сероватой коже плясали, как живые рисунки, татуировки. В одной лапе он держал окровавленный клевец, а в другой отрубленную голову Бруно. С нее вытягиваясь длинными нитями, стекала кровь, глаза остекленели, но губы еще шевелились.
– Братишка… Помоги… Мне… Не бросай… Меня…, – сипела голова.
Демьян вскочил и, немея от страха, побежал на тонких крысиных ногах в темноту. За спиной леденящий душу хохот, топот лап и скрежет, словно кто-то тащил железку по каменному полу. Демьян упал, больно ударившись лицом. Он вскинул голову – вокруг костры. На кострах объятые пламенем человеческие тела.
– Иди-и-и к нему! – восторженно кричали горящие люди и счастливо улыбались.
Защищая от искр глаза, Демьян шатаясь пошел по алее из горящих еретиков пока не увидел пред собой преподобного Томазо. Мягкая улыбка, добрые глаза. Он распростер свои объятья и принял в них дрожащего всем телом Демьяна.
– Чего ты боишься, сын мой? – ласково спросил он.
– Его! – зарыдал Демьян.
* * *
Демьян медленно пришел в себя. Он сидел с крепко связанными за спиной руками у дерева. Голова страшно болела. Каждое неосторожное движение отдавалось тягучей ноющей болью. Он осторожно поднял голову. Перед ним свисала петля из веревки, перекинутой через толстый сук дерева, у которого он сидел. Два мужика сидели чуть поодаль у костра, рядом с ними его распотрошенная сумка. Марта в своей красной накидке собирала какие-то чахлые цветочки, так же как и тогда, когда он увидел ее впервые. До несчастного Демьяна дошло запоздалое понимание того, что Марта была простая наживка, которая завела его подальше в глухую чащу леса, в западню, где его встретили обычные разбойники. И никакая она не Красная Шапочка из сказки, а обычная дочь бандита с большой дороги. А он, Демьян, последний кретин, который вдруг решил, что встретил легендарную девочку в красной шапочке из сказок Шарля Перо.
«Какой же я идиот!», – застонал он, – «Дожил до тридцати лет, а все верю в сказки для детей семилетнего возраста».
Его стон привлек внимание разбойников. Один из них, того что Марта назвала отцом подошел к нему.
– Очухался? – довольно оскалился он, – ты уж прости приятель, что Пьер тебя хорошенько приложил, тут ничего личного. Мы выполняем то, что нам предназначил Господь.
– Занимаетесь грабежом и убийством, – закончил за него Демьян, морщась от боли.
Мужик засмеялся.
– Так решил Господь! Кто-то грабит, а кого-то грабят. Кстати не густо у тебя оказалось в твоей суме. Какие-то порошки и немного монет. Ты куда направлялся, мил человек?
Демьяну пришла в голову мысль, что возможно имя кардинала Амбуаза возымеет на разбойников какое-нибудь действие.
– Я личный лекарь кардинала Франции Жоржа де Амбуаза.
Разбойник невозмутимо почесал свою бороду.
– Ну, ясно. Ладно, ребята, – обратился он к остальным, – кончайте его. Дайте ему помолиться. Пьер, ты как бывший святоша, причасти несчастного, и на этом мы его вздернем, – он похлопал Демьяна по плечу, – ты уж не держи на нас зла, приятель, это просто божье Провидение.
У Демьяна от страха все похолодело внутри. Он посмотрел на едва покачивающуюся от легкого ветерка петлю, и ему стало очень страшно. Это уже совсем не сказка.
– Да вы с ума сошли, – пролепетал он заплетающимся от ужаса языком.
Подошел разбойник, местами сбиваясь, быстро прочитал молитву и, перекрестив его лениво зевая, сказал.
– Облегчи свою душу. Покайся в своих грехах, я тебе их отпущу.
Но у Демьяна от страха прилип язык к небу. Ноги и руки стали ватными, хотелось не каяться, а кричать. Он собрался с силами и жалобно завопил.
– Помогите!
Разбойник поморщился, вытащив из-за пояса грязную тряпку, скрутил и затолкал ему в рот.
– Давид, – обратился разбойник к главарю, – готово. Можно…, – он еще раз окинул Демьяна взглядом, – только давай с него снимем одежду. У него она неплохая, добротная. Зачем мертвецу одежда. Только добро переводить, – он заботливо потрепал камзол Демьяна уже, наверное, рассматривая его уже как часть своего гардероба.
Главарь махнул рукой.
– Снимай, а то и так добыча невелика, так хоть одежонка сгодится.
Тот быстро стянул с Демьяна обувь, шоссы. Несчастный только мычал не в силах, что-либо сказать и дрыгал голыми ногами. Пьер начал расстегивать камзол и одновременно пошарил в кармане. Он вытащил половинку старой римской монеты. Оставив брыкающегося Демьяна, задумчиво покрутил ее в руках.
– Давид, посмотри.
Он протянул ее главарю. Тот взял ее и в свою очередь задумчиво уставился на Демьяна. Потом кивнул своему подельнику. Пьер вытащил грязную тряпку изо рта Демьяна.
– Откуда она у тебя? – спросил он.
– Ее, ее, – задыхаясь, сказал Демьян, – дал мне мой близкий друг Гастон!
– Гастон Счастливая Рука? – Давид потеребил бороду, – а откуда ты его знаешь?
– Я встретил его в тюрьме Большое Шатле и помог избежать ему виселицы, за это он дал мне половинку этой монеты.
– Черт побери, – улыбнулся главарь и, обращаясь к подельнику, сказал, – похоже, небольшое недоразумение вышло. Развяжи его Пьер и верни одежду. Увы, веселья сегодня у нас не будет. Друг Гастона – мой друг.
Демьян взмолился про себя и поблагодарил Бога, что свел его в тюрьме с Гастоном.
– Ты не держи на нас зла, – сказал Давид, – мы с Гастоном хорошие приятели, поэтому я не могу тебя подвесить на этом дубе.
Демьян пару раз возмущенно схватил ртом воздух.
– А если бы вы меня повесили? Суки! – всхлипнул он.
– Ну ладно, ладно… У тебя же на лбу не написано что ты его друг, могли и вздернуть нечаянно. Но как я тебе уже говорил на все Божье Провидение, – засмеялся главарь, – одевайся, и пойдем к костру перекусим, чем Бог послал. К нам силки, как раз угодил хороший жирный кролик и Бартоломео знатно зажарил малыша, нашпиговал травами и лесными орехами.
Он протянул Демьяну руку.
– Жалость крокодила, – обиженно буркнул тот, и, продолжая дрожать от пережитого волнения, схватился за нее, – я просто хотел дойти до замка кардинала Жоржа де Амбуаза. Мне сказали что этот проклятый лес совсем безопасен и здесь нет ни разбойников, ни какой другой угрозы для одинокого путника.
Давид помог ему подняться.
– Понимаешь приятель, у каждого своя судьба, – философски заметил главарь разбойников, – Людская жизнь – что в кости, все равно, играть: Чего желаешь больше, то не выпадет, Что выпало – исправь, да поискуснее.[51]51
Цитата из пьесы «Микион» древнеримского драматурга Теренция.
[Закрыть] Вот сейчас мы и исправляем. Сегодня мы тебя вздернули, а завтра коннетабль Нормандии поймает нас и в свою очередь повесит нас сушиться на солнышке. Поэтому обчистив тебя, мы никак не могли отпустить свидетеля нашей темной работы. Пойми, если я попаду в лапы правосудия, то моя дочь останется одна одинешенька на этом белом свете и погибнет. Но все счастливо разрешилось.
Он ободряюще похлопал его по плечу.
– А где мать Марты? – спросил Демьян, – и вообще вы не пробовали честно зарабатывать на жизнь? Не вешая и не убивая невиновных людей…
Давид горько усмехнулся и приложил руку к сердцу. Его голос стал глухим, наполненным печалью, словно Демьян нечаянно тронул в его душе струну боли и сердечной тоски.
– Я не всегда был разбойником, друг, – сказал он, – я актер, у нас с Жанной, матерью Марты был театр. Мы переезжали из города в город, давали представления, веселили или заставляли плакать людей. Нам неплохо платили. Иногда нас приглашали богатые феодалы в свои замки, чтобы мы помогли им развлечься. Мы ставили пьесы Эсхила, Еврипида, Аристофана. Нам неплохо платили.
Давид замолчал, передвинув в костре веткой несколько угольков, покрутил ею в воздухе и кинул в костер.
– Но однажды на нас напали солдаты, дезертиры, которые сбежав из войска стали мародерами и убийцами. Мы, я, Пьер и Бартоломео были в городе, покупали припасы. Хотели податься дальше на юг, и предстояла дальняя дорога. А когда вернулись, то нашли наши три фургона разграбленными и сожжёнными. Жана успела спрятать Марту в большом дупле, и она видела, как дезертиры насиловали, – его голос дрогнул, – а потом убили ее мать. Они перебили всех остальных из нашей труппы. В живых осталась лишь она одна… Бартоломео давай немного перекусим и угостим нашего приятеля.
Бартоломео разломал тушку кролика и раздал всем. Он также вытащил из кармана баллончик перцовым газом и бросил Демьяну.
– Это твое.
По его красным, как у вурдалака глазами опухшему красному лицу было видно, что он уже успел очень близко познакомиться с содержимым неизвестного ему предмета.
Давид развел руками. Демьян хотел было с сарказмом сказать что, дескать, а вы теперь ничем не отличаетесь от этих мародеров и убийц, но вместо этого спросил.
– А откуда ты знаешь Гастона?
– Он с парой своих ребят направлялся на север по каким-то своим делам и вышел на нас, когда мы хоронили и оплакивали близких. Он помог быстро найти отряд дезертиров и помог перебить их всех. У него на шее висела половина той самой монеты, что мы нашли у тебя.
Сделав паузу, Давид, как бы оправдываясь, сказал.
– Ты, наверное, подумал, что мы ничем не отличаемся от убийц мародеров.
– А в чем различие? Вы едва не повесили меня, человека не сделавшего вам ничего дурного!
– Мы не убиваем женщин и детей. И, кроме того, как только я соберу новую труппу и разживусь хоть одним фургоном, мы забросим это постыдное кровавое занятие. Судьбу дают боги, но путь мы выбираем сами.[52]52
Цитата древнегреческого драматурга Еврипида.
[Закрыть] Поверь, когда Марта рассказала мне, что ты собирался защищать ее от какого-то волка-оборотня, мне очень не хотелось тебя убивать. Но оставлять свидетеля мы тоже не могли.
«Ну, так себе утешение», – с иронией подумал Демьян.
– Я надеюсь, ты не выдашь нас кардиналу.
Давид посмотрел на него с надеждой в глазах.
– Нет, – качнул головой Демьян.
Разбойники-актеры проводили его обратно до тропы, ведущей к деревне Фур Байон. На прощание Марта подарила ему небольшой венок из цветов.
– Никогда не бойтесь волков сеньор. Мой венок вас защитит, – улыбнулась она.
– А я тебе желаю, стать самой известной актрисой, каких даже нет в Голливуде.
– Что такое Голливуд?
– Забей…
– Что забить?
Демьян усмехнулся и зашагал по тропе в сторону замка Гийом.
Глава 25. Замок Гийон
– Фу-х! ну, вот наконец-то. Твою…
Демьян облегченно вздохнул. Наконец, он добрался до резиденции кардинала. Ему казалось, что прошла вечность с того момента, как он покинул свою аптеку. Он вышел из леса по тропе, с которой уже не сворачивал, дав себе слово что не свернет ни при каких обстоятельствах, даже если он увидит живого динозавра, Жанну д'Арк или Иисуса Христа – он не свернет. Замок стоял на небольшой возвышенности, а рядом с правой стороны, раскинулась небольшая деревня, о которой ему говорил крестьянин. Демьян, опасаясь каких-либо дополнительных приключений (кто знает, что взбредет в голову этим бесчисленным Жакам, когда они увидят иностранца), которые его преследовали всю дорогу, обошел деревню стороной и вышел к каменному мосту, построенному через небольшой ров, окружающий сам замок. Но о уже давно потерял свою оборонное назначение, его явно не чистили, стоячая вода зацвела, а поверхность покрылась белыми кувшинками, придав всей композиции, состоящей из замка и воды, умиротворяющий вид. У небольших ворот его встретила стража, вооруженная алебардами. Демьян назвал свое имя. Один из стражников молча склонил голову, приветствуя его, и повел рукой в сторону, приглашая следовать за ним. За створками ворот он передал его начальнику стражи, а тот в свою очередь вежливо поклонившись, повел его в расположение замка Гайон.
Он провел его через ворота во внутренний двор, в центре которого журчал небольшой фонтан.
– Прошу вас, сеньор, подождите здесь, я позову камерария Его Преосвященства.
Он ушел, оставив Демьяна. Вокруг тишина, но в ней органично переплелись между собой, абсолютно не противореча ей, тихое журчание фонтана, голоса птиц, едва слышимое пение сквозняков в маленьких оконцах остроконечных крыш, монотонное чтение молитвы, что кто-то вполголоса бубнил на латыни в небольшой пристроенной к стене замка часовенке и затихающие эхо шагов начальника стражи. Это добавило в тишину особый настрой – такой нужный человеку, что пережил за небольшой период времени большое количество опасных жизненных передряг, устал морально, и его душа требовала отдохновения, хотя бы на несколько мгновений.
– Как же хорошо…, – прошептал Демьян, чувствуя, как спадает напряжение последних дней и душа наполняется покоем.
– Его Преосвященство ожидает вас сеньор Демьян, – раздался голос за его спиной, – следуйте за мной.
Демьян обернулся. Пред ним стоял пожилой монах в рясе францисканца. Умные добрые глаза, лицо испещренное линиями тонких морщин, седые волосы, обрамляющие голову мягким венчиком вокруг старательно выбритой тонзуры, тщательно расчесаны – образ монаха францисканца, каким всегда его представлял себе Демьян. Камерарий по своим манерам разительно отличался от уже знакомого ему преподобного святого отца Томазо.
– Пожалуйста, сеньор, сюда, – он направил его в одну из дверей, ведущих внутрь, – осторожно, месье, здесь крутые ступеньки, да хранит вас Бог, – заботливо предупредил камерарий своего спутника.
Он повел его во внутренние покои кардинала через помещения замка. Демьян, увидев внутреннее убранство залов и переходов на время, позабыл о цели своего визита. Шествуя мимо великолепных картин, о которых даже никогда не слышал. Возможно, многие из них погибли в пожарах европейских войн и революций, были похищены, или уничтожены вандалами не сохранившись до его времени. Часть стен украшали великолепные гобелены, а в небольших нишах и углах стояли, поблескивая белым отсветом мраморные статуи. Демьян никогда не был во Франции и, конечно же, не мог сравнить нынешнее состояние замка Гайон с тем, как он выглядел в пятнадцатом веке. Но глядя вокруг, он понимал, что видит нечто великолепное и восхитительное. То, что до него не видел ни один из его современников и не увидит никогда, потому что часть этих раритетов не сохранится. Внезапно он увидел картину с изображением двух обнимающихся младенцев. Демьян, не являлся экспертом в области истории живописи, но кое-что хорошо помнил из истории средневекового искусства.
– Прошу прощения…, – тихо сказал он, – разрешите мне посмотреть эту картину. Уверяю вас, это не займет много времени.
– Да извольте, – мягко сказал камерарий, улыбаясь.
Демьян подошел к картине ближе.
«Черт возьми, это…»
– Это дар великого мастера Леонардо нашему кардиналу, – прервал его мысли монах.
– Это же «Лобзание святых Младенцев». Картина давно считается утраченной. Если я не ошибаюсь, она сгорела во время одного из пожаров, хотя есть версия, что она хранится в запасниках Ватикана, – задумчиво пробормотал Демьян, – обалдеть, да и только! Она совершенно целая, неповрежденная…
– О чем вы говорите сеньор? – спросил удивленный камерарий.
– Простите, я немного задумался и перепутал… Ну знаете, как это бывает, когда видишь работу великого мастера, – замялся Демьян.
Камерарий понимающе кивнул.
– Вот еще одна работа мастера Леонардо, – он кивнул на большое полотно в паре метров от них.
Демьян как говорится, обалдел. Этой картины не было ни в одном справочнике о наследие средневекового гения. Неизвестная картина Леонардо да Винчи.
«О Господи! Видел бы это сейчас мой препод по истории средних веков! Видел бы он то, что сейчас вижу я!», – он сделал к ней несколько шагов и застыл, не в силах пошевелиться, так она была великолепна.
Однозначно в картине чувствовался стиль Леонардо да Винчи, его рука и его непревзойденный замысел. Его сюжеты, вроде бы простые, взятые из библейских историй или античной мифологии, или же написанные по современным ему следам событий, в итоге всегда обладали таинственной силой, вселенской загадкой. Демьян вспомнил старика из анатомического театра, где Леонардо рисовал свои знаменитые кодексы. Его проницательный взгляд, то с каким вниманием он слушал Демьяна.
«Ты гений. Ты великий гений, мастер Леонардо!»
Демьян тут же вспомнил, как Леонардо да Винчи ущипнул за задницу Везалия, как после этого началась жуткая драка костями и черепами. Он невольно усмехнулся, он даже от этого эпизода гений великого мастера никак не померк.
– Как же ты велик, мастер Леонардо, – повторил шепотом свои мысли Демьян.
– Простите сеньор, что мешаю вашему восхищению работой мастера Леонардо, но Его Преосвященство ожидает вас, – поторопил его камерарий.
– Да, да… Конечно же…
Демьян поборол свои эмоции и пошел за секретарем кардинала. Пока они шли в его покои, он подумал о том, что неплохо бы еще более сблизиться с Леонардо да Винчи через их общего знакомого книготорговца месье Вормса. Демьян, к своему стыду, почувствовал, как в нем проснулся дух авантюриста и прожженного барыги, что перечеркнули в нем вдохновенные чувства от соприкосновения с великими шедеврами.
«Водить дружбу с самим Леонардо да Винчи и никак не воспользоваться этим! Это каким же нужно быть дураком?»
И, от этой мысли у него даже замерло сердце – попросить его написать картину для него. Если дело выгорит, то появление неизвестной картины великого средневекового мастера в современном мире вызовет эффект разорвавшейся атомной бомбы. Демьян даже не стал размышлять о цене такой картины. Если они с Бруно провернут это дельце, они станут несметно богатыми и тогда уже можно не думать о вечных поисках денег. Он сможет беспрепятственно наслаждаться своим пребыванием здесь, в средневековье. Путешествовать. Изучать.
«Я смогу написать такую научную работу по истории средневековья, что мне не будет равных среди всех мировых исследователей всех времен и народов! Все, абсолютно все, современные историки останутся в полной жопе по сравнению со мной! А эта проклятая аптека будет просто небольшим прикрытием», – мечтал он, распаляясь в своих фантазиях все сильнее и сильнее.
– Сеньор, – прошептал камерарий, возвращая его к действительности из фантастических грез, – мы пришли, – он легонько скосил глаза на массивную дверь.
Демьян едва не наскочил на него. Он собрался, тряхнул головой и кивнул камерарию.
– Да святой отец.
Камерарий поднял ладонь. Молча открыл дверь и, обращаясь кому-то во внутренние покои, объявил.
– Сеньор Демьян Садко, аптекарь из Московии.
– Прошу Рене, пригласи его скорее. К чему все эти формальности этикета, здесь в моей опочивальне, – раздался голос кардинала с нотками усталости и снисходительного раздражения.
Камерарий посторонился, пропустив Демьяна в спальню кардинала, а затем зашел за ним сам и закрыл дверь.
Демьян с любопытством окинул взглядом помещение. Просторная комната, меблированная потемневшей от времени, но добротной мебелью. У самой светлой части, у окна, большой, как площадка для тенниса, стол с кипами листов бумаги и свитками. С пяток чернильниц, из которых торчали гусиные перья и по краям стола ветвистые подсвечники с оплывшими восковыми свечами. Стены для сохранения тепла наглухо занавешены гобеленами, а на полу весьма симпатичный ковер. Бросалась в глаза протертая частым хождением взад и вперед дорожка из поредевшего ворса, ведущая от стола к противоположной стене. У нее, рядом с горящим камином, примостился стол поменьше, на нем пара кувшинов, из редкого в это время прозрачного венецианского стекла, высокие бокалы и большая серебряная ваза с вялеными фруктами. Демьян не стал задаваться вопросом – появилась ли она вследствие частых умственных размышлений кардинала или причиной ее возникновения стала его неодолимая любовь к вяленым фруктам. На самой стене слегка почерневшая, от каминной копоти, картина с библейским сюжетом. Что-то из судьбы Иоанна Крестителя и его несчастной головы, которую, как известно, принесли на блюде царю Ироду. А тот, как это полагается, вместо того чтобы совать потной рукой монеты за резинку на ляжке, Соломеи, что очень прилежно плясала перед ним на «шесте» преподнес ее ей.
«Ну да, Буше и Фрагонар еще не в моде…» [53]53
Знаменитые французские художники эпохи рококо. Известны своими фривольными сюжетами с эротическим подтекстом картин.
[Закрыть], – с иронией подумал он, чуть задержавшись на живописном полотне, потом перевел взгляд в сторону – «ну, а там, похоже, коннект-комната, где наш кардинал общается с вышестоящим начальством».
Чуть поодаль, в сторону от стены с картиной, хорошо замаскированная гобеленом, который в этот момент был, откинут, виднелась ниша для моления. В ней ничего, что может помешать смиренной молитве – простое деревянное распятие, невысокая скамеечка для колен, а над ней, словно крепостная башня, нависал с покатой крышкой аналой, на котором лежала раскрытая Библия. У этой же стены, немного загораживая тайную молельню своими габаритами и забранным на тонкие стойки балдахином, стояла кровать с приступком, как это полагалось в средневековье. На ней лежал укрытый одеялом и бархатным покрывалом кардинал Жорж де Амбуаз.
– Ах, наконец-то, мой друг! – воскликнул Его Преосвященство.
Камерарий легонько подтолкнул немного замешкавшегося Демьяна.
– О! Ваше Преосвященство!
Он изобразил в голосе и на лице восхищение, свойственное людям, которые вдруг встретили обожаемого, но давненько не виденного человека. Кардинал вытянул из-под одеяла худую руку и протянул ее Демьяну. Тот, проклиная про себя церковный ритуал, чертыхаясь, подавил приступ брезгливости, и помня о своей настоящей цели визита почти искренне приложился губами.
– Прошу вас, мой друг, присаживайтесь со мной рядом.
Кардинал сделал лёгкое движение, указательным пальцем в сторону кресла рядом с кроватью.
– Ваши чудесные пилюли и порошки замечательно мне помогают. Я с ужасом вспоминаю, как Франсуа де Лорм потчевал меня уксусными клизмами, пиявками, серными пилюлями и ртутными каплями. А однажды он вдруг решил, что причина моей подагры – почерневший жизненный сок из позвоночника. И решил, что необходимо пробить седьмой позвонок, чтобы выпустить его наружу. Мой верный секретарь Рене предложил ему предварительно провести подобную операцию на свинье. Увы, несчастное животное, столь ненавидимое магометанами и иудеями, умерло в мучениях. Как и две овцы… А ваши средства отличаются потуг моего бывшего лекаря, как рай отличается от ада.
«Да уж пробить позвоночник, чтобы выпустить спинной мозг! Это настоящий жескач!», – подумал Демьян, – «бедняга де Лорм был настоящим медицинским маньяком. Кардинал видать так сильно натерпелся от его экспериментов, что с радостью сдал его в руки преподобного Томазо, не раздумывая особо».
Он тут же содрогнулся от мысли, понимая, что могли бы сделать с ним его приятели из анатомического театра, пытаясь помочь с внезапно нахлынувшей на него дурнотой. Уж их там было много, и каждый мог предложить свой уникальный способ лечения и к концу всех научных рвений их души, его бездыханное замученное тело с перебитым позвоночником могло запросто оказаться рядом с трупом несчастного Тиля.
– Ваше Преосвященство, я горд тем, что могу вам служить своими ничтожными познаниями в аптекарском искусстве, – скромно заметил Демьян.
– Ах, мой друг, не надо лукавить, – усмехнулся кардинал, – вы действительно принесли мне облегчение от всех моих болей, что годами мучили меня.
Он устало посмотрел на Демьяна.
– Те лекарства, что вы передавали мне, принесли мне покой, я могу заниматься важными делами, не отвлекаясь на сведенные судорогами ноги или ломоту в суставах. Некоторые из важнейших государственных дел я смог завершить именно благодаря вашей помощи.
Демьян изобразил благоговейное смирение и благодарно склонил голову, принимая признательность кардинала.
– Но дело в том… Что похоже мои дни здесь на грешной земле подходят к концу.
Демьян вытянул шею, округлил глаза и изумленно вскинул брови, чуть привстал – все выглядело очень натурально, и кардинал благодарно улыбнулся.
– Нет, нет мой друг, – остановил его Жорж де Амбуаз, – оставьте. Даже ваше искусство не сможет мне уже помочь, я это чувствую. Господь призывает меня и ничего нельзя изменить, так как это его воля. Именно поэтому я позвал, чтобы успеть наградить за то время что благодаря вам я провел в спокойствии, а не терзаемый демонами, причиняющими мне тяжелые мучения.
«Ого!», – Демьян не ожидал такого поворота событий, – «Награда! Это очень и очень кстати».
Он посмотрел на исхудавшее и изможденное лицо кардинала – похоже, он действительно долго не протянет, хотя Демьян, не будучи полноценным медиком, а скорее, пребывая в статусе вынужденного медика-любителя и ложного провизора-контрабандиста, не мог это точно сказать.
– Ваше Преосвященство, я взял с собой не только лекарства от подагры, я прихватил с собой порошки, которые придадут вам сил для решения новых дел.
Он достал из сумки витаминный коктейль.
– Прошу вас, дайте мне стакан воды, – деловито обратился он к камерарию.
Тот налил воду в один из высоких бокалов. Демьян растворил порошок, который, бурля и шипя, окрасил воду в приятный желтый цвет и придал ей апельсиновый вкус и аромат.
– Готово Ваше Преосвященство, – он протянул бокал кардиналу.
Жорж де Амбуаз с помощью камерария, который поддерживал его голову, выпил напиток приготовленный Демьяном.
– Отлично Ваше Преосвященство! А теперь примите еще парочку этих замечательных пилюль.
Демьян высыпал из маленьких пакетиков маленькие белые таблеточки для стимуляции мозговой деятельности. Накапал в стакан капли настойки женьшеня и элеутерококка. Немного подумал…
«Эх! Была, не была!»
Добавил порошок из растолченные таблетки милдроната, препарата более известного под другим скандальным названием – мельдоний. Кардинал, приняв все средства, откинулся на подушки и закрыл глаза.
«Бедняга», – искренне посочувствовал ему Демьян, – «похоже, тебе действительно очень хреново».
Но это сочувствие быстро прошло, и снова включилась часть его натуры, отвечающая за образ барыги.
«Та-а-к… братело, пока ты не склеил ласты окончательно и предлагаешь отблагодарить, нужно это делать как можно быстрее», – подумал он, видя, как бледное лицо принимает более здоровый вид.
И все же продолжая борьбу между двумя своими образами, Демьян жалел лежащего перед ним старика, хотя в данный момент его интересы, для него и Бруно имели более весомое значение. Так как ему предстояла смертельная схватка с Семой Молотком и чтобы сосредоточиться на ней, нужно прикрыть тыл, где напирал хитрый глава аптекарского цеха.
Камерарий слегка тронул его за плечо.
– Прошу вас месье, оставим Его Преосвященство, ему нужен отдых. Я провожу вас в ваши покои, чтобы вы тоже смогли отдохнуть с дороги.
Кардинал в подтверждение слегка кивнул с закрытыми глазами. Демьян вдруг почувствовал, как он страшно устал, поэтому был совсем не против покинуть покои кардинала Франции и немного поспать.
«Вот что Жорж, ты пока не смей преставиться», – подумал про себя Демьян, поднимаясь с кресла.
Рене проводил его по коридору в небольшую светлую комнату, разительно отличающуюся от комнаты на постоялом дворе, где ему пришлось коротать ночь с котом-мошенником. Чистые беленые стены аскетичные, но очень опрятные. Деревянный стол с подсвечником, рядом стул, тщательно заправленная кровать у стены, обязательное распятие над ней и в углу нечто вроде сундука или комода – вот и все убранство.
– Прошу вас месье, – впустил его в комнату камерарий кардинала, – располагайтесь. Я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть.
Когда он ушел, Демьян стянул башмаки, снял камзол и повалился на кровать. Ему показалось, что пока его голова летела навстречу с подушкой, он уже уснул.
Лишь обрывок последней мысли завис эхом в его сознании.
«Только бы здесь не было клопов…»
* * *
Демьян лежал, распростершись лицом ниц в огненном круге, и ждал освобождения, но оно не приходило. Жар костров обжигал кожу. Еретики, горящие на костре, извивались черными телами и воодушевленно пели псалмы. Хотелось пить и зарыться глубоко в прохладную землю.