Текст книги "Чёрный менестрель (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Орлов
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Это только посторонним казалось, что Тапия с её верой в Великий Куст незыблема, на самом деле всё было не так. Магистрат вёл подковёрную борьбу с храмом, а в храме тоже всё было не слава Великому Кусту. Там боролись за влияние несколько группировок. Причём вели себя, как пауки в банке, со всеми атрибутами тайной борьбы за власть. Высшие жрецы, стоявшие во главе группировок, благожелательно раскланивались на людях между собой, а их подчинённые резали и похищали друг друга, чтобы увеличить влияние своих патронов...
Тот куин-маг, с которым встречался господин менестрель, был дальним родственником второго в жреческой иерархии человека, и благодаря особенностям своего положения идеально подходил на роль посредника между вторым жрецом и чужестранцами...
– О Великий Куст, – тихо взмолился Луад, – если бы я знал, в каких сейчас отношениях мой покровитель и второй жрец. И вообще, кто против кого дружит среди высших жрецов. Но ты, о Великий Куст, свидетель, что мой покровитель держит меня в неведении...
Луад закончил молитву, тяжело вздохнул и взмахом руки подозвал полового с ещё одной кружкой пива, после чего принялся снова рассуждать, что же ему делать, и на кого же из высших жрецов, Куст их возьми, работает господин менестрель. Ошибка здесь непременно привела бы к неправильным действиям, и, как последствие, к трупу Луада в самом грязном закоулке деревянного квартала Тапии. И, без сомнения, следствие установило бы, что Луад покончил с собой, выстрелив себе в спину из большого лука тремя стрелами одновременно...
Глава 10
Луад пил пиво, размышлял о своей тяжелой судьбинушке и следил за господином менестрелем. А за самим господином Луадом в то же самое время наблюдала кареглазая красотка по имени Ватлея, известная широкой тапийской общественности как женщина нетяжелого поведения. В качестве работницы плаща и кинжала третьего стола магистрата города Тапии она была значительно менее известна. Ватлея числилась «правоверной» язычницей, что и неудивительно, поскольку представительницам кустоизбранного народа категорически запрещалось заниматься древнейшей профессией под угрозой смерти.
Сия «правоверная» язычница жила в заведении Пимп, расположенном на углу у городских стен возле гостевого квартала. Заведение располагалось в таком интересном месте, что не выходило ни на одну городскую улицу, и поэтому оно «не существовало» ни в одном из официальных документов города Тапии. Вследствие этого бизнес мадам Пимп не платил налогов в городскую казну, что не мешало магистрату и страже получать от мадам регулярные подношения.
Разумеется, не стоит напоминать уважаемому читателю, что во все времена у всех народов и при любом государственном строе и режиме представительницы древнейшей профессии обычно совмещали своё ремесло с секретной государственной службой. Большинство проживавших в заведении мадам Пимп «девочек» параллельно с работой «по-специальности» занимались осведомительством и регулярно «стучали» на своих клиентов, как, впрочем, и друг на друга, кто – страже, кто – в магистрат, кто – в храм, не забывая при случае, за соответствующее вознаграждение, «проболтаться» о чём-нибудь интересном заезжим «купцам» из других вольных городов.
Хотя господин менестрель, кем Ватлею настоятельно попросили поинтересоваться в третьем столе магистрата, в заведение мадам Пимп не заходил, она уже выяснила о нём много интересного. Пожалуй, даже слишком много.
Один из её небогатых клиентов наконец-то отдал все долги за оказанные ранее услуги и сообщил Ватлее, что уезжает из Тапии, так как продал свой дом в деревянном квартале за очень хорошую цену. Ватлея «на радостях» бесплатно «отблагодарила» своего постоянного клиента, в процессе чего, помимо всего прочего, угостила его неким количеством особого вина и выяснила, что покупателем был господин менестрель.
Заинтересовавшись, Ватлея обслужила одного из представителей «ночных хозяев города», который под воздействием всё того же вина рассказал, что интересующий Ватлею господин купил в деревянном квартале уже дюжину домов. Причём, когда представители «ночной власти» попытались поговорить с новоявленным домовладельцем на тему о том, что «нужно делиться», с некоторыми из них случилось несчастье, и их тела, а точнее, головы, были найдены следующим утром у постели одного из «ночных владык». Это происшествие, однако, того не заинтересовало, поскольку рядом с головами находился увесистый мешок со шкелами, на котором была вышита монограмма «ночного владыки» другого вольного города…
К своей досаде Ватлея в тот раз переборщила с особым вином, и больше ничего из своего клиента вытащить не смогла. И очень вовремя к мадам Пимп заглянул на огонёк главный купец каравана, с которым в город вошёл интересующий Ватлею менестрель. Новый гость очарованой милым щебитанием очаровательной дурочки так искренне восхищавшейся его умом и небывалой мужской силой под большим секретом рассказал, что менестрель не просто дворянин, но ещё и младший принц…
Ватлея как умная девочка в эту байку не поверила, пока не увидела, что за интересующим её объектом следит Луад, чьим покровителем был Вагистай – ни много ни мало, четвёртый жрец храма и глава следящих за едой [Следящие за едой – жреческий отряд стражи, который следит за тем, чтобы все в Тапии ели только разрешённую Кустом пищу (прим. авторов).] . Ставки в данной игре оказались для Ватлеи неожиданно высоки. Конечно «друг» из третьего стола магистрата мог защитить во многих случаях, а требовалось от Ватлеи всего ничего –нашептать интересующую «друга» информацию во время свидания, которое происходило не реже раза в неделю в заведении мадам Пимп, и за это получить плату по двойному тарифу. Но связываться с Вагистаем ей было явно не с руки, да и «друг» мог забыть о своей «подружке» в случае её конфликта со следящими за едой. С другой стороны, Ватлея знала, что если она не сообщит «другу» то, что она смогла раскопать о менестреле, и это станет известно, то «друг» может отказаться от этого звания. А Ватлея уже привыкла к еженедельной прибавке к жалованию, да и очень многие могут захотеть с ней посчитаться, если она останется без «дружеской» защиты…
***
А в это время в большом доме, не имеющем адреса, у окна, откуда открывался прекрасный вид на одну из угловых башен городской стены, сидела мадам Пимп. И лишь немногие знали о том, что она не мадам, а мадемуазель. На столе перед мадемуазель Пимп лежали: стопка бумаги, несколько очинённых перьев, рядом стояла чернильница. Один из листков был разрисован мелкими иероглифами в так называемом «низком стиле». Мадмуазель Пимп вновь перечитала написанное, тяжело вздохнула, изорвала очередной бумажный лист и швырнула его остатки в корзину для бумаг.
Вот уже два часа мадемуазель Пимп пыталась написать донесение своему куратору из Распознающих, однако низкий стиль вольных городов, который так удобно использовать при деловой переписке, не позволял ей выразить свои мысли во всей их полноте – ей просто не хватало иероглифов. Писать же высоким имперским стилем она не любила – он напоминал ей о монастыре.
История мадемуазель Пимп была довольно нетипична для мира, куда попал Голушко. Ещё в детстве мать посвятила её богу любви Армастусу. Однако девочка отличалась застенчивостью и больше всех из семи богов почитала Таркуса – бога мудрости. Что, однако, не помешало отдать любимицу матери Пимп в монастырь бога Армастуса, который отличался от борделя только тем, что проживавшие в нём девицы денег за свои богоугодные услуги не брали. Зато монастырь охотно брал добровольно-принудительные пожертвования Армастусу от многочисленных паломников мужского пола…
Пимп была почти образцовой монахиней, но ей мешало одно печальное обстоятельство – делить ложе с первым встречным мужчиной молодая монашка решительно не хотела. А служение богу Армастусу именно в этом и состояло. Кроме того, в Южном королевстве служение Армастусу давало весьма значительную прибавку казне.
Твёрдым желанием настоятельницы монастыря было как можно суровее покарать отступницу, но, во-первых Пимп была пусть из бедной, но очень знатной семьи, а во-вторых являлась подданной Северного королевства. Не желая лезть в большую политику, настоятельница решила привлечь к разбирательству Орден Распознающих Зло, – организацию транснациональную и независимую. Распознающие устроили показательный процесс и долго спорили, приводили всё новые и новые аргументы как в поддержку обвинения, так и в защиту обвиняемой, исписали тонну бумаги, ели, пили и всё это за счёт монастыря. Не забывали при этом и регулярно придаваться страстному служению Армастусу, чем крайне утомили монахинь. Когда же мать настоятельница в ультимативном порядке потребовала от служителей ордена закончить прения и выдать окончательный вердикт, они, посовещавшись, заявили, что вина Пимп относительна и не очевидна, и единственной формой наказания, которое они могут присудить, является изгнание из Империи. Конвой доставил отступницу до замка миротворцев поздно вечером, когда ворота были уже закрыты. Утром её должны были провести на другую сторону замка, где уже начинались вольные города, и предоставить самой себе. Понимая, что на той стороне она станет совсем беззащитной, девушка плакала, ей было страшно и одиноко.
Именно в эту ночь мадмуазель Пимп получила предложение, от которого она не смогла отказаться, а именно – работать связной Ордена для одного из его негласных осведомителей… Незаметно пролетело пять лет и талантливую девочку решили повысить до должности резидента в одном из рассадников ереси –Тапии. В качестве прикрытия мадам Пимп был куплен местный бордель.
Опыт пребывания в монастыре Армастуса сослужил Пимп хорошую службу. Никто так и не догадался, что мадам, знающая все тонкости древнейшей профессии, на самом деле не имеет никакого практического опыта и чуть ли не моложе, чем большинство её подопечных.
С тех пор прошло чуть более десяти лет. Бордель под руководством мадам Пимп процветал и приносил стабильный доход, позволявший иметь обширную агентуру. Причём подавляющее большинство агентов, работающих на Орден, даже и не подозревали об этом. Все они были уверены, что служат кому-то из местных богачей, по понятным причинам не желающем афишировать своё любопытство.
Тяжело вздохнув, мадмуазель Пимп открыла нижний ящик письменного стола, вынула оттуда большой лист бумаги, три кисточки, ещё две чернильницы с красными и синими чернилами и три небольших глиняных кувшинчика, в которые тут же и были поставлены кисточки. В отличие от текстов низкого стиля, для которых использовался один цвет, черный, а начертание иероглифов было упрощённым и поэтому их можно было относительно мелко рисовать, высокий стиль требовал трёх цветов, и иероглифы были сложными.
«Как же я ненавижу имперский стиль письма» подумала мадмуазель Пимп, и достав из кувшинчика одну из кистей, погрузилась в работу. Через полчаса трехцветные иероглифы сложились в следующие фразы: «Дорогая тётушка, молодой человек, что посватался к Вашей соседке, и за кем Вы просили меня присмотреть, попал в дурную компанию [Дешифровка предложения в депеше: «Куратору юго-западного направления Ордена Распознающих Зло: объект, за которым по Вашему указанию было установлено наблюдение, активно продолжает формировать команду для прикрытия своих силовых действий».] . Целыми днями, невзирая на неодобрение окружающих, он разгуливает по городу, совершенно забыв о ремесле менестреля, которое он для себя выбрал [Дешифровка предложения в депеше: «Несколько дней подряд в последнне время объект продолжал усиленную подготовку к реализации своего плана, невзирая на наблюдение за ним местной тайной стражи, и был вынужден несколько раз отрываться от преследователей. Такое поведение совершенно не согласуется с легендой менестреля, которую он себе выбрал».] . Вместо того, чтобы распрощаться с купцами обоза, с которым он прибыл в наш город, он постоянно находится в обществе дочери главы каравана [Дешифровка предложения в депеше: «Непосредственное силовое прикрытие объекта осуществляет боец высокого класса, по легенде – дочь главы обоза, обоз же является замаскированной вольной ротой как минимум средней по своему силовому потенциалу».] . Также он был замечен в компании магов, в том числе и одного из местных, с которыми беседовал более двух часов без свидетелей [Дешифровка предложения в депеше: «В настоящее время объект договорился о содействии его плану с магами нанятыми властями Тапии, один из магов – семикустник, подробности переговоров, к сожалению, узнать не удалось».] . Но самое неприятное, дорогая тётушка, заключается в том, что молодой человек занимается необузданным транжирством, недавно он приобрёл более десяти домов в квартале местной бедноты [Дешифровка предложения в депеше: «В настоящее время план, разработанный объектом, по-видимому, вступил в конечную фазу и будет реализован в течение ближайшего месяца, так как покупка объектом десяти домов в местном квартале бедноты, безусловно, заинтересует власти, что может привести к провалу плана, реализуемого объектом».] . На основании того, что мне удалось узнать об этом молодом человеке, я не рекомендую Вашей соседке выходить за него замуж, пока он не остепенится [Дешифровка предложения в депеше: «Считаю, что до момента реализации объектом своего плана нецелесообразно производить попытку его вербовки, поскольку он находится на территории вольных городов, и в случае отказа сотрудничества с нами мы не сможем устранить объект иначе, чем прямыми физическими действиями, причём без поддержки местных властей».] . Надеюсь с Вами увидеться в ближайшее время [Дешифровка предложения в депеше: «Согласно инструкции 24475/25875621 « О личной безопасности» в ближайшее время я покину Тапию до реализации объектом своего плана, дополнительные интересующие Вас сведения Вы можете получить, послав связного по варианту № 47».] ».
***
Ребел бежал по ночной Тапии. Небольшой файербол мага, летевший на шаг впереди него, освещал ему путь. Пробежав мимо заспанного стража, Ребел покинул квартал жрецов, где с древних времён находилась усадьба его рода, и выбежал на рыночную площадь. Файербол, освещавший путь магу, ударился о деревянную стену купеческой лавки и разлетелся тысячью искр. Не обращая внимания на задымившуюся соломенную крышу лавки, маг создал новый файербол и бросился дальше по направлению к центральной улице.
Пока Ребел пересекал рыночную площадь, ему пришлось ещё несколько раз создавать всё новые и новые файерболы. Наконец маг выскочил на центральную улицу и, перед тем как броситься дальше, обернулся. Над рынком города Тапии в свете звёзд были видны поднимающиеся вверх дымки. «А Сну времени зря не теряет», подумал маг, переводя дыхание. «Обещала спалить город, и слово держит – вот уже пожар на рыночной площади разгорается».
Крики: «Пожар!», – раздающиеся за спиной мага, только добавили тому прыти. Ребел мчался по центральной улице большими прыжками, словно гигантский кенгуру. Освещавший ему путь файербол и золотой медальон, болтающийся на шее, служили магу пропуском – связываться с носителем древнего рода или, по крайней мере, тугой мошны ночная стража не хотела…
Поворот налево, на Медную улицу, Ребел проскочил, так что ему пришлось пробежать назад около двадцати шагов и только потом уже повернуть направо. Гостевой квартал, в отличие от остального города, жил своей жизнью. Тусклый свет фонарей и патрулирующие стражники нисколько не мешали разворачивающемуся здесь ночному веселью. Ребел машинально погасил освещающий его путь файербол и понёсся дальше, не обращая внимания на веселье вокруг.
Вот парочка иноземных подгулявших купцов вышла из ближайшего трактира подышать свежим воздухом. Десяток обозников, распевая похабные песни, стройными, но шатающимися рядами держали свой путь в заведение мадам Пимп. Были и те, кому-то не нужно никуда ходить, дабы усладить свою плоть женскими ласками, «кто платит деньги – тот и заказывает музыку», так что пяток весёлых девиц под присмотром двух охранников разбойничьей наружности идёт на работу в самый дорогой постоялый двор.
Перепрыгнув через «отдыхающего» посереди дороги охранника какого-то обоза, Ребел взбежал на крыльцо «Куриной ножки» и без церемоний распахнул дверь постоялого двора ногой. Увидев золотой медальон на шее ворвавшегося и мантию мага, половой подобострастно согнулся и произнёс:
– Чего изволит благородный господин?
– Ма… ме… менестрель где? – запинаясь, спросил Ребел.
– В левом углу, у камина, – ответил половой и подумал, что менестрель, про которого спрашивает маг, очень странный – не поёт, а всем нужен…
***
Появление мага на постоялом дворе, причём не какого-нибудь, а члена магической гильдии Тапии, было неожиданным не только для наблюдающих за господином менестрелем, но и для него самого. Подлетев к столу, за которым Голушко весь вечер настраивал свою гитару за исключением моментов, когда он пил и ел, Ребел остановился, оперся рукой за угол стола и тяжело задышал.
– Чем обязан визиту глубокоуважаемого мага? – с раздражением спросил Степан, понимая, что вся его конспирация окончательно полетела к чёрту.
– Куандуку похитили! – всё так же тяжело дыша, ответил Ребел.
– Кого похитили? – не понял Голушко.
– Куандуку! – вновь повторил маг, но увидев по окружающим его лицам, что его не поняли, пояснил:
– Мою сестру.
– А при чём здесь я? – искренне удивился Степан.
– Просто мне больше не к кому обратиться, – ответил Ребел.
– Уважаемый коллега, а вы не пробовали обратиться в городскую стражу? – спросил сидящий за соседним столиком Диргиниус, который изображал случайно зашедшего посетителя.
В ответ Ребел вынул из висящего на его поясе кошелька кусочек угля и начертил на столе десять иероглифов.
– И что это за народное творчество? – удивлённо спросил Степан, почти ожидая услышать в ответ: «фигвам называется».
Вместо этого Ребел прошептал на ухо Голушко всего одно слово, а точнее, имя:
– Вагистай.
***
Наблюдавший за этой сценой Луад был слегка ошарашен тем, что когда маг закончил шептать менестрелю на ухо, тот встал и вышел, а вслед за ним и не менее трети находившихся в зале постоялого двора посетителей. Интересно, как-то отстранённо подумал Луад, они все тоже за менестрелем следят, или это его охрана?
Подойдя к столу, за которым не так давно сидел менестрель, Луад увидел надпись и застыл, как вкопанный. «Вот попал, так попал», подумал Луад, продолжая стоять, тупо пялясь на надпись. В отличие от Степана, Луад умел читать иероглифы низкого стиля, что естественно, ведь другие в вольных городах почти не применялись. Два крайних иероглифа обозначали, что между ними находится имя, которое следует читать по начальным звукам названия каждого из символов, обозначаемых иероглифами. И восемь иероглифов между ними складывались в имя: «Вагистай», имя, которое принадлежало покровителю Луада.
Машинально подойдя к стойке, за которой хлопотал хозяин, Луад бросил серебряную монету и потребовал:
– Бокал лучшего вина!
Выпив вино залпом, Луад медленно побрёл обратно за свой столик, но не дошёл до него, так как путь ему преградила весёлая девица:
– Привет, красавчик, – Ватлея одарила его профессиональной улыбкой представительницы древнейшей профессии, – хочешь развлечься всего за полцены?
Вопрос Ватлеи вывел Луада из ступора, и он сообразил, что вообще-то он должен следить за менестрелем, а менестрель только что ушёл. Выскользнув из объятий весёлой девицы, Луад метнулся к выходу, но на улице перед постоялым двором уже никого не было. Посмотрев сначала в одну, а затем в другую сторону, он понял, что упустил объект, и снова впал в ступор. Ватлее пришлось приложить немало усилий, чтобы донести до него простую мысль, что глупо стоять вот так посредине улицы, когда в заведении мадам Пимп есть хорошее имперское вино, тёплая постель и такая отличная барышня, как Ватлея, всего-то за полцены…
Глава 11
В заведении мадам Пимп было шумно и весело. Ватлея проводила гостя в свой будуар и отлучилась за вином. Луад, усевшись в удобное кресло, стал размышлять, как он сможет завтра объяснить Вагистаю почему упустил объект и не успеет ли проклятый менестрель навредить его, Луада, покровителю.
Но тут в будуар впорхнула Ватлея, одетая только в серьги и колье, в руках она держала два серебряных кубка, до краёв наполненных вином. Мысли Луада сразу же потекли в другом направлении...
Прошло немногим менее чесверти часа перед тем как они снова вспомнили про вино.
– Это особое вино, мне его тётка из Империи присылает, – сказала Ватлея, протягивая Луаду кубок.
Интересно, зачем присылать из Империи, если в нескольких южных вольных городах есть вина не хуже имперских, подумал Луад, но затем сообразил, что скорее всего у Ватлеи там нет родственников, а покупать вино самой накладно. Хотя Ватлея не простая весёлая девица, судя по её будуару, принадлежит к элитным «ночным бабочкам» заведения мадам Пимп.
А ведь она может знать много интересного, и не подсыпать ли ей храмового зелья, подумал Луад. Глядишь, что-нибудь расскажет...
В соседнем будуаре около небольшой дырки в стене, на обитом шёлком пуфике сидела весёлая девица Кёрва и слушала разговор за стенкой. Сперва она не могла понять, почему вдруг Ватлея стала рассказывать своему клиенту, что она работает на третий стол магистрата, потом догадалась, что Ватлея перепутала кубки. Однако эту версию вскоре опроверг клиент Ватлеи, которой стал ни с того рассказывать ей, что шпионит для храма, являясь личным агентом Четвёртого Жреца Вагистая...
Да они же друг друга опоили, сообразила Кёрва и ещё крепче прижала ухо к стене.
– А ведь я думала, что сегодня плохая ночь – клиент не идёт, – пробормотала Кёрва, – а тут такая удача привалила. Завтра же мне за пересказ этого разговора мои благодетели из банковского дома отвалят полный мешочек шкелов...
***
И сподобил же Великий Куст попасть в одну смену именно с этим рабатом [ Рабат – звание в страже города Тапии, приблизительно равное младшему сержанту (прим. авторов).] , – подумал стражник славного города Тапии по имени Корпсе. Будь командиром кто-нибудь другой, и можно было бы «для сугрева» хлебнуть чарку-другую вина. Но рабат по имени Кеха давно мечтал стать самалем [Самаль – звание в страже города Тапии, приблизительно равное сержанту (прим. авторов).] , как-никак внебрачный сын куина, правда от рабыни, вот и выслуживается, сволочь, – продолжал думать Корпсе. – И спрашивается, ну что может произойти на посту между крепостной стеной и концом улицы жрецов, где и днём-то никто не ходит, кроме внезапной проверки самара [Самар – звание в страже города Тапии, приблизительно равное старшему сержанту (прим. авторов).] ? Недаром на этот пост самар отправляет провинившихся, оставляя подобным образом без «законного» приработка, и попустил же меня Великий Куст опоздать на утреннее построение. Да ещё этот Кеха, чтоб его...
Между крепостной стеной и домами послышались неторопливые шаги. Вслед за шагами стражники услышали пьяную песню полупристойного содержания и девичье хихиканье. «Не иначе, какой-то иноземец заблудился» успел подумать Корпсе и мрачно представил как Кеха, вместо того, чтобы отнять кошелёк и отправить чужака восвояси, задержит его и отволочет в кутузку, где кошелёк всё равно изымут, но уже совсем другие люди. Вот же послал Великий Куст мне этой ночью напарничка – дурак, да ещё и честный, успел подумать Корпсе перед тем, как в круг света от уличного фонаря у поста стражников вступили трое.
По бокам, как пристяжные лошади в тройке, с трудом переставляли ноги под тяжестью своего спутника две девицы не старше четырнадцати лет. Спутником же был маг в мантии, забрызганной снизу грязью, и с золотым жетоном на шее.
Этих не задержишь – себе дороже, – подумал Корпсе и взмолился Великому Кусту, чтобы Кеха, будь он неладен, не вздумал не к месту соблюдать законы, а то ведь за компанию достанется, когда наутро придут представители из гильдии магов, хуже которых только банкиры и куины...
Но Кеха очень хотел стать самалем, и ему лишние проблемы тоже были нужны, как Великому Кусту древоточцы, так что он не стал изображать неподкупного представителя закона и согнулся в подобострастном поклоне. Компания из двух девиц и мага проследовала мимо поста, не проронив не слова, и скрылась в темноте. Ух, пронесло, – успел подумать Корпсе прежде, чем из темноты вынырнули обе девицы, но уже без мага.
– Помогите поднять нашего друга, а то он, кажется, совсем устал, – произнесла одна из них, на вид побойчее.
– Разумеется, – опередив Кеху, который пытался что-то сказать, произнёс Корпсе, уже предвкушающий, как в процессе оказания помощи кошелёк мага «случайно» упадёт на мостовую, а там...
– Идите, стражник Корпсе, и помогите уважаемому магу, – со злостью в голосе произнёс Кеха и уточнил:
– Но не долго.
– Слушаюсь, господин рабат, – вытянувшись в струнку, отчеканил Корпсе и нырнул в темноту...
***
«Хорошо, что второй не пошёл» поблагодарила всех богов Ребана, аккуратно вынимая кинжал из ножен, закреплённых под рукавом на левой руке, и готовясь метнуться вперёд, к фигуре идущего впереди стражника. «Только бы Ноли не подвела с другим», успела подумать Ребана и, сделав быстрый шаг вперёд, догнала стражника, оттолкнулась от земли, подпрыгнула вверх и схватила Корпсе левой рукой за подбородок. Бывшая ученица воровской гильдии ловко провела кривым, острым, как бритва, кинжалом по горлу стражника.
Корпсе перед смертью успел схватиться за перерезанное горло, что-то прохрипел и рухнул на спину, придавив юную девицу.
– Какой же тяжёлый, гад, – простонала Ребана, спихивая с себя тело, – только бы Ноли ничего не напортачила...
Но Ноли напортачила. Когда стражник и её хозяйка скрылись в темноте, она вместо того, чтобы заболтать рабата, как это было обговорено ранее, запаниковала, выхватила из рукава кинжал и метнула его в Кеху.
Кинжал попал в металлический нагрудник и со звоном упал на мостовую. В первый момент Ноли и Кеха уставились друг на друга, не понимая, что происходит. Затем до Ноли дошло, что ситуация развивается по сценарию, который господин менестрель описал как «... и не вздумай накосячить, а то тебя будут очень долго бить, и возможно, даже ногами».
Сообразив, что самое плохое уже произошло, Ноли не закричала только потому, что у неё внезапно пропал голос, и не убежала потому, что от страха у неё отнялись ноги. Когда первая волна ужаса у начинающей коммандос схлынула, она попыталась выхватить второй кинжал из другого рукава, но этот приём плохо ей давался даже на тренировке, при свете дня, а уж ночью и при таких обстоятельствах тем более...
Увидев, что девица судорожно разрывает свой правый рукав, Кеха (а он не был таким дураком, как о нём думал уже покойный Корпсе), сообразил, что происходит, обнажил меч и шагнул к Ноли. Та, увидев приближающегося к ней стражника, прекратила судорожно рвать рукав, зажмурила глаза, рухнула на пятую точку и замерла.
– Так, эта пока не опасна, – подумал рабат. – А где вторая, и куда делся маг? Кеха взмахнул мечом, намереваясь ударить им Ноли плашмя по голове и оглушить её, чтобы двинутся за второй. Но тут из темноты со свистом вылетела стрела, пробила кольчугу стражника и вошла ему под левую лопатку...
– Всё-таки накосячили, – произнесла появившаяся из темноты белая фигура голосом господина менестреля. – Ну, Ноли понятно, но уж ты, Ребана? Кстати, куда делась эта девчонка?
– Не извольте беспокоиться, господин капитан, – раздалось из темноты, – второго стражника она завалила, да его труп её придавил. Тяжёлый, гад, никак не могла из-под него выбраться, пока мы не помогли.
– Ну и городок, – подняв руки к небу, патетически произнёс Голушко, – одна забывает всё, чему её учили, другой, стражник, даже после смерти на девиц падает...
– Господин менестрель, а моя сестра..., – начал было возникший из темноты Ребел, который до этого изображал неподвижный столб.
– Ладно, двоим одеться стражниками, остальные – за мной, – приказал Степан и двинулся вглубь Золотого квартала...
***
Особняк жреца Вагистая, как и все остальные дома на улице жрецов, был окружён высоким забором из красного кирпича. В небольшой деревянной надвратной башенке, напоминающей Голушко пулемётную вышку, постоянно дежурил охранник. Для целей обороны это сооружение, лишь немного возвышающееся над двухметровым забором, особой ценности не представляло. Зато находившемуся там охраннику в свете масляного фонаря были видны все, кто подходил к воротам или шёл мимо. Этот же фонарь освещал ту часть общей ограды особняков, которая отделяла «скромное» жилище Четвёртого Жреца от улицы.
– Незаметно не пройти, – тихо констатировал Степан и, повернувшись к Хиир, спросил:
– Сможешь убрать того парня?
– Попасть-то я попаду, да вдруг он упадёт не туда – шум будет, – ответила командир подразделения арбалетчиков вольной роты «Гвардия Валинора», – тут в обход надо.
– Кто живёт рядом? – повернувшись к Ребелу, спросил Голушко.
– Слева – Первый Жрец, – ответил маг-семикустник, – но к нему лезть не советую – он настолько жалостлив, что собрал у себя во дворе всех бездомных собак. У него их, наверное, уже штук сто.
– А почему они на нас не лают? – удивилась Хиир.
– Мы просто подошли недостаточно близко, – пояснил Ребел, – а вот если пройти забор Вагистая...
– Так, что у нас справа? – перебил его Голушко.
– Справа у нас скромное жилище помощника казначея храма Великого Куста, – несмотря на обстоятельства, когда речь заходила о его религии, маг-семикустник начинал вещать торжественным тоном – Сей скромный муж...
– Охрана у сего скромного мужа есть? – несмотря на то, что Степан прошептал эти слова, всем было понятно, что «господин менестрель» еле сдерживается.
– А зачем? – вопросом на вопрос, в лучших традициях семикустников ответил Ребел. – Деньги сей почтенный муж хранит в банке, окон на первом этаже нет, на втором этаже – решётки, дверь крепкая, да и ещё кусты колючие вдоль забора – ни один грабитель не сунется.
– А кусты проходимые? – уточнил Голушко.
Ребел хотел уже что-то ответить, но тут его опередил «капитан» Билко:
– Господин менестрель, сэр, мы с ребятами и не в такие дома в своё время влезали, нужно только крепкую верёвку над забором натянуть и по ней через кусты перебраться
– А как ты её натянешь, Билко? – спросил Степан.
– Есть способ, – ответил «капитан», и уточнил, понизив голос:
– Мы с ребятами хотели побродить немного в последнюю ночь перед отъездом и всё необходимое у нас есть.