Текст книги "Чёрный менестрель (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Тогда думаю, не будет ничего плохого, если вы с ребятами побродите по дому Вагистая сегодня ночью, – сказал Голушко тоном вельможи, который отдаёт войскам город на разграбление.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Билко и пробормотал под нос:

 – Ну точно, младший принц...

***

Перелезть через два забора любителям ночных прогулок по чужим дворам и присоединившимся к ним оказалось не сложно. Зацепив кошкой за ствол растущего в саду дерева, злоумышленники приставили к забору длинную жердь,укрепили её нижний конец в земле, а к верхнему привязали верёвку.

Второй забор преодолели даже проще, чем первый – в саду помощника казначея храма Великого Куста нашлась отличная лестница. Оказавшись на территории противника, бойцы «Гвардии Валинора», аккуратно, стараясь не шуметь, начали перебираться к входной двери дома.

– А вы могли бы и не идти в обход, – раздался громкий шепот с надворной башенки.

Проникшие на чужой двор замерли и посмотрели в сторону башенки. На ней вместо охранника находилась женская половина отряда, которую по приказу «господина менестреля» оставили на улице «следить за шухером».

– Что вы там делаете? – изумлённо спросил Голушко.

– Стоим, – пояснила Хиир.

– Логично, – согласился Степан, и уточнил:

 – А охранник где?

– Спит, – весело ответила Хиир, – он так устал вчера...

– Не меньше полутора, а то и два кувшина вина, – уточнила Ребана.

– …что до утра проспит, – закончила Хиир.

– Ладно, Хиир на месте, изображает охранника, остальные ко мне, – распорядился Голушко и, повернувшись к остальным, скомандовал:

 – Маги обеспечивают подсветку, сержант Билко – вышибает эту дверь.

– А зачем вышибать, у нас же специалист есть? – искренне удивился Билко и приказал:

– Прауд, займись.

Щуплый невысокий мужчина достал из своего мешка небольшую тряпицу и стал на неё выкладывать инструмент. Затем, приложив к двери нечто похожее на стетоскоп, аккуратно по ней постучал, после чего, повернувшись к Билко, негромко произнёс:

– Крючок бугор, придётся повозиться.

После чего Прауд достал из мешка коловорот, закрепил на нём сверло и начал сверлить деревянную дверь. Голушко, внимательно наблюдавший за его действиями, искренне удивился, что патрон для сверла оказался весьма похож на его земной аналог.

Прауд просверлил отверстие, отложил коловорот на тряпицу и взял с неё металлическую трубочку, в которую была продёрнута бечевка с привязанным к одному из концов крючком-тройником. Вставив эту конструкцию в просверленное отверстие, Прауд начал стравливать бечевку и затем резко дёргать её, то вынимая, то пропихивая трубочку подальше. После седьмой попытки ему, наконец, удалось подцепить тройником крючок.

– Приготовьтесь! – тихо сказал Прауд и дождавшись, пока Билко с ещё несколькими бойцами располагались с обнажёнными мечами возле двери, резко потянул бечевку, и дверь открылась.

– Вперёд! – тихо прошипел Голушко, на чём его участие в штурме дома Четвёртого Жреца Великого Храма и закончилось.

Билко, как и те, кто пришёл в «Гварлию Валинора» вместе с ним, судя по всему хорошо были знакомы с техникой грабежа. Их слаженным действиям могли бы позавидовать и бойцы СОБРа, не говоря уже об остальных бойцах вольной роты. За весь штурм только Ребана успела один раз метнуть нож в какого-то появившегося словно из-под земли охранника. Остальных жителей дома Вагистая Билко и его люди зарубили раньше, чем те успели сообразить, что происходит, а некоторые не успели даже проснуться...

Штурм прошёл более, чем успешно, но ни Вагистая, ни младшей сестры Ребела в доме не оказалось.

– Облом, – прокомментировал ситуацию Голушко, который шёл позади всех, стараясь при этом не наступать в кровь.

– Уважаемый коллега, – ехидно начал Диргиниус, – Вы не подскажете, во имя какой конкретно ветви Великого Куста мы только что отправили к нему пятнадцать человек?

– Шестнадцать, – поправил его Билко, вытирая меч о шёлковую штору.

          – Я уверен, что моя сестра здесь. – ответил Ребел и нервно дёрнул плечом.

         – Ну вот, такую хорошую ткань на платье испортил, – проговорила Ноли, срывая с окна вторую портьеру, и с укором бросила Билко:

– Мужлан.

– Да что ты тряпки собираешь? – удивилась вышедшая из-за угла Ребана, – тут столько золота и серебра, я одна не справляюсь...

– Что значит одна?! – возмутился Билко, – мы с ребятами...

– Значит так, грабёж отставить, то есть отложить, – твёрдо пресёк несвоевременное мародёрство Степан, – мы здесь вообще-то по другому вопросу. Вот сделаем дело, хоть весь дом по камешкам разберите, а сейчас нам следует найти сестру нашего друга.

– Вечно у этих благородных сложности, – проворчал под нос Билко и первый отправился искать сестру Ребела.

За ним потянулись и остальные, но ни Куандуку, ни Васгистая после почти часа поисков (периодически прерываемых на  мародёрство) «Гвардия Валинора» так и не нашла.

– Это уже полный облом! – сказал Степан, после того как все вновь собрались в одной из комнат, и прислонился к одной из стен.

Именно в этот момент в противоположной стене открылась дверь, и из образовавшегося проёма в комнату шагнула фигура. Увидев собравшихся в помещении, человек от неожиданности замер, а затем... затем умер, ибо избыток железа в организме вреден – тем более избыток в виде ножа, который метнула Ребана.

***

– А вот попробуйте стерлядь, Ваша Святость, – угодливый тон и подобострастный поклон плохо сочетались с  внешностью говорившего – косая сажень в плечах и лицо, с которого можно было бы писать портрет благородного воителя.

– Ой, смотри, Кангелан, доиграешься – рыба-то недозволенная для всех истинных сынов и дочерей Великого Куста... – лениво промычал Вагистай.

– Так свининка-то тоже недозволенная, а вы её вчерась изволили откушать, да ещё и добавки просили, – всё так же подобострастно ответил Кангелан.

– Так то верным сыновьям и дочерям Великого Куста не дозволяется, —пошутил Четвёртый Жрец храма, и уже другим, полным злобы, голосом произнёс:

 – Чего стоишь! Пять минут уже истекли, а наша гостья замёрзла. А ну согрей её!

Заплечных дел мастер никак не отреагировал на выпад в свой адрес, спокойно дождался, пока последняя песчинка упадёт из верхней сферы песочных часов в нижнюю, и только потом взял из жаровни раскаленный металлический пруток и приложил его к левому плечу девушки. Куандука взвизгнула и попыталась отшатнуться от раскалённого железа, но ей это не удалось – она была прикована цепями к стене подвала так, что растянутые руки и ноги не позволяли ей пошевелиться.

Могла ли себе представить молоденькая девушка, принадлежащая к кругу «золотой молодёжи» города Тапии, ещё вчера с гордостью демонстрировавшая подружкам свой золотой жетон, что её, верную последовательницу Великого Куста, будут избивать плетью и жечь железом за вероотступничество?

– Ну-ка ты, язычница кустопротивная, признавайся в своих прегрешениях! – сказал палач, кладя металлический пруток обратно в жаровню.

– Признаю, признаю, Ваша Святость, сало ела, и стерлядь ела, и сама и... – запричитала, обливаясь слезами, Куандука, но Вагистай её перебил:

– Как-то ты неубедительно каешься, – закусывая пиво стерлядью, лениво проговорил четвёртый жрец. – Да и не интересует меня это. И на других свою вину не перекладывай, а лучше рассказывай, как порчу на деревянный квартал наводила...

– Извините, Ваша Святость, – удивился заплечных дел мастер, – а почему на деревянный квартал?

– А где народ болеет и мрёт чаще всего? – спросил Четвёртый Жрец, и сам себе тут же ответил, – в деревянном! Порча? По-о-орча...

– Так они же там вроде от голода мрут! – вновь не выдержал палач, который сам был выходцем из тапийских трущоб.

– Потому и голод, что порча, – пояснил Вагистай, с аппетитом жуя кусок копчёной свинины. – А не смогли мы снять её лишь потому, – тут Четвёртый Жрец остановился, чтобы отхлебнуть из кружки пива, – что порчу наводила дочь куина. А кровь куина – это вам не хухры-мухры! Тут пока ведьму не сожжёшь – толку не будет.

– Как вы мудры, Ваша Святость! – льстиво заметил Кангелан, – сразу порчу определили. А ведь ведьма может быть и не одна! Вот народу сколько в прошлый год от поноса кровавого перемёрло!

– Не одна, говоришь? – задумчиво спросил Вагистай, – ну что же, если ростовщики не пожертвуют храму на снятие порчи, то тогда точно не одна, а коли пожертвуют, так ведьма из куинов могла и одна управится.

Пододвинув к себе большую лохань с икрой, Вагистай огляделся вокруг в поисках хлеба и не нашёл его. Обратив свой взор на Кангелана, Четвёртый Жрец храма грозно спросил:

– Хлеб где?

– Сию минуту, Ваша Святость, – пролепетал Кангелан, и уже бросившись вверх по лестнице, добавил:

– Сейчас всё будет-с...

Он открыл тайную дверь из подвала и наткнулся на толпу вооружённых людей. Перед тем, как получить клинок в шею, Кангелан успел подумать: «Сходил за хлебушком…».

***

Не успело ещё мёртвое тело упасть на дорогой имперский ковёр, как «господин менестрель» с криком: «За мной!» бросился в открывшийся проход. К сожалению для Голушко, он не смотрел под ноги, оступился и кубарем полетел вниз, пересчитывая каменные ступени. Рядом с ним, звеня и высекая искры, летела выпущенная им из рук сабля...

Приземлился Степан на что-то мягкое, тёплое и шелковистое на ощупь. Не успел Голушко сообразить, что с ним произошло, как услышал сзади девичий вскрик: «Ой!», и на него что-то упало. Это что-то витиевато выругалось голосом Ребаны и попыталось слезть со спины Голушко, но не тут-то было. Второе девичье «Ой!» прозвучало почти сразу после первого, и на многострадальную спину упало ещё что-то.  Оно, правда, не ругалось, а поминало Великий Куст всуе голосом Ноли...

Когда Степан всё же сумел выбраться из-под двух девичьих тел, его взору предстала следующая картина. Подвальное помещение в лучших традициях дизайнерской мысли было разделено на две зоны. Зона ближе к лестнице представляла хаотичное нагромождение ковров, всевозможной мягкой мебели, шёлковых покрывал и разбросанных там и сям разноцветных парчовых подушечек.  Другая половина была оформлена в мрачном готическом стиле. Ржавые цепи, свисающие со стен и потолка, несколько коптящих факелов, жаровня, где на раскалённых углях грелись металлические пруты, а также небольшой деревянный столик с набором неприятных орудий заплечных дел мастера. Сам мастер лежалу входа со стилетом в горле. Но наибольшее впечатление на Голушко произвела красивая обнаженная девица со следами истязаний, прикованная к стене.

Не успел Степан рассмотреть прелести девицы, как слева от него послышался стон. Голушко повернул голову и увидел, что рядом с бесформенной фигурой, закутанной в шёлк, замерли Ребана и Ноли. Ребана, стоявшая справа, замахнулась ножом, а Ноли, находившаяся слева, занесла для удара ножку от сломанного стола. Фигура в шелках простонала ещё раз, с трудом оторвала голову от имперского ковра и едва разлепила глаза, так как её лицо было вымазано чёрной массой.

В этот момент «на сцене» наконец появились остальные бойцы вольной роты «Гвардия Валинора». Часть из них, ощетинившись мечами, ворвалась в помещение, но, не обнаружив достойного противника, принялась «изучать» всё, что плохо лежало на имперских коврах. Вторая волна наёмников, в отличие от первой, повела себя более адекватно – двое бойцов подхватили за руки фигуру и рывком поставили её на ноги, а остальные, отступив к стенам, застыли с мечами наголо...

Присмотревшись, Голушко понял, что, во-первых, это был мужчина, а во-вторых, чёрная масса у него на лице была не чем иным, как зернистой икрой. Степан перевёл свой взгляд на прикованную цепями девушку, затем снова на мужчину, одетого в шёлковый халат, и спросил, чувствуя себя полным идиотом:

– И кто из вас Куандука?

– Ну не он же, – сказал входящий в подвальное помещение Диргиниус, указывая на мужчину с икрой на лице.

– В таком случае, – глубокомысленно начал Степан, – методом исключения можно прийти к заключению, не обращая внимания на некоторую вероятность ошибки, и экстраполировав имеющиеся данные...

– Ты сам понял, что сказал? – перебил его Алак.

– Не совсем, – честно признался Голушко, и добавил:

– Но у нас учитель так говорил.

         В этот момент прикованная цепями девица заговорила светским тоном, затем всё более и более переходя на истеричный визг:

–Прошу прощения, что отрываю вас от столь интересного философского диспута, но не соблаговолят ли господа избавить меня от этих жутких цепей, вместо того, чтобы разглядывать меня недостойным образом?!

После её тирады в подвальном помещении установилась тишина, которую прервало появление Ребела и его крик:

– Куандука! Родная! Ты в порядке?

Увидев, в каком состоянии находится его младшая сестра, маг-семикусник спросил:

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Да, – ответила Куандука, – сними с меня эти цепи.

Тем временем мужчина в шёлковом халате наконец стёр с лица чёрную икру, и Ноли опознала в нём того самого жреца, который отправил её на невольничий рынок. Секунд десять Ноли просто молча стояла и смотрела на Вагистая, а потом все узнали, что она очень хорошо научилась метать ножи, просто раньше ей не очень хотелось попадать...

Вынув лезвие из горла Четвёртого Жреца, Ноли уселась на его живот и, уткнувшись лицом в колени, зарыдала. Сквозь рыдания до присутствующих доносились отдельные слова:

– Он меня... в ванну с кровью и молоком..., а сам икру лопает запрещённую... Да как он... смел... так со мной поступить! Я всегда... веру соблюдала... а этот... жрец... запрещённое... а я... все, все службы в храме всегда посещала..., и все, все посты... И этот... меня в рабство... Не считаю я себя отлучённой от благодати Великого Куста...

– А я больше в Куст не верю, – ледяным голосом проговорила Куандука, всё ещё закованная, так как ей пытались оказать помощь одновременно четыре бойца, что очень мешало освобождению из цепей.

После этих слов своей младшей сестры Ребел, пытавшийся до этого прикрыть её наготу какой-то шёлковой тряпкой, отскочил от неё, как от прокаженной.

– Как ты смеешь так говорить о Великом Кусте! – вскричал маг-семикустник.

– Говорю, как думаю, – ответила Куандука, – Пара часов в цепях в этом подвале избавит любого от заблуждений!

– Видеть больше тебя не хочу, вероотступница! – заорал Ребел и направился было к выходу из подвала, но Диргиниус его остановил:

– Уважаемый коллега, вероятно, забыл, что золото он получает не от Великого Куста, а от... – тут Алак на мгновенье замолчал,  взглянул на Голушко и продолжил:

– … господина менестреля. Так что он никуда не пойдёт, а будет выполнять свои обязательства, иначе...

– Не такой уж ты святоша, братик, – зло рассмеялась Куандука, которую, наконец, освободили от цепей. – Не знаю, какие ты обязательства на себя взял, но клянусь своей бывшей верой, Великому Кусту они бы точно не понравились...

***

На следующий день на рыночной площади города Тапии, точнее, на том месте, что осталось после пожара, собралась большая толпа. За закрытыми дверями магистрата явственно слышалось какое-то шевеление, однако к народу никто не выходил.

– Сколько можно! – доносилось из толпы. – Как налоги драть – так не спрячешься от них, а как такое дело случилось, так никого нету!

– Ой, вы слышали? – шептались в толпе. – На улице жрецов бандиты семь домов разграбили, пять жрецов убили.

– Не пять, а восемь.

– Говорят, Вагистай обещал живьём кожу содрать с нечестивцев.

– Как же он это сделает, если его первого прихлопнули?

– Люди, люди слыхали! – тапиец уже не мог сдерживать переполнявшие его чувства даже не смотря на страх перед стражей и, запрыгнув на какую-то бочку, обратился к народу:

– Купцы иноземные сбежали! Все как есть – ночью ушли!

– Да ты брешешь! – возмутился в ответ какой-то ремесленник из толпы и пояснил:

– Я сам на Медной улице живу, когда сегодня сюда шёл, всё было как обычно, это у вас в Золотом квартале этой ночью опять учудили.

Какой-то благообразный старичок нервно теребил посох и пытался что-то сказать. Наконец, не выдержав, он обратился к нескольким ремесленникам, стоящим возле него:

– Поверьте старому Джитбугу. Я повидал жизнь и был не в одном вольном городе. Даже в Империи пару раз приходилось бывать. Нас, семикустников, из-за того, что мы поклоняемся истинному богу, нигде не любят. И случись такая ситуация, как сейчас, в любом другом городе, я бы сказал, что будет погром.

– Какой погром? – рассмеялся в ответ слегка подвыпивший стражник, который явно был не на службе и поэтому позволял себе общаться с народом не как должностное лицо. – Кто будет громить? Стены крепкие, ров глубокий, ворота железом обиты, да нас ни одно войско не возьмёт.

Молодой ученик мелкого торговца, проходивший мимо, из озорства решил съязвить:

– А Сну как же, да защитит нас Великий Куст? Что есть город, что нет города... – и поняв, что его не воспринимают всерьёз, тихим угрожающим голосом спросил:

– Про подмётные письма слыхали?

– Тогда точно будет погром, – уверился Джитбугу и со словами «Пошёл собираться в дорогу» двинулся прочь с площади...

Глава 12

– Коллега, мы прибыли, – доложил Голушко седоусый капитан наёмников, войдя в придорожный трактир недалеко от Тапии.

– Вы прибыли на полдня раньше, – строго сказал Степан, отставляя от себя кружку с пивом.

– А что в этом плохого? – удивился старый наёмник.

– Видите ли, дорогой коллега, – капитан вольной роты «Гвардия Валинора» жестом пригласил вошедшего сесть к нему за стол и подвинул к присевшему наёмнику тарелку с мелко нарезанной вяленой стерлядью.

Трактирщик уже и без напоминаний Степана спешил к ним с подносом, на котором стояла пара кружек  пива. Расставив кружки перед посетителями, он начал прибирать грязную посуду.

Именно в этот момент Голушко хотел что-то сказать, но его перебил старый наёмник, который покосился на трактирщика и произнёс:

– Сэр, а вы не боитесь говорить при посторонних?

– К тому времени, когда этот посторонний сможет кому-нибудь насплетничать, дело будет уже сделано, – ответил Степан, а затем, отхлебнув пива, уточнил:

– А захочет уйти пораньше – живым не выйдет.

– Тогда к делу, – согласился седоусый капитан.

– Хорошо, приступим, – согласился Голушко. – Вы пришли на полдня раньше, ворота ещё открыты, кто-нибудь вас обязательно видел.

– Трудно не заметить около трёх тысяч мужиков, увешанных железом, – иронично заметил Диргиниус, присаживаясь рядом со Степаном.

– Виноват, сэр, так получилось, – ответил наёмник, но, судя по интонации в его голосе, никакой вины при этом он за собой не чувствовал.

– Ладно, сделаного не воротишь, – согласился Голушко и тут же сменил тему. – Ваша боевая задача состоит в том, чтобы разделиться на отряды и встать напротив всех ворот Тапии, за исключением тех, откуда идёт дорога к реке.

– Ворота, которые находятся рядом с ведущими к реке, также можете особо не охранять, – уточнил Диргиниус, – в той части города живут голодранцы, а вот остальные пять ворот  нужно прикрыть намертво...

– Господин маг, – перебил Алака наёмник, – намертво не получится – у меня в отряде нет магов. Или вы мне будете помогать?

– Нет, – ответил Диргиниус, – во-первых, я не могу находиться одновременно в пяти местах, а во-вторых  у меня другая задача. Вот мой коллега, – тут Алак кивнул на соседний столик, за которым сидели прибывшие за день до этого Уинди и Глакер, – вам поможет, но только после того, как выполнит своё основное задание. – И, повернувшись к столику магов, Диргиниус громко сказал:

– Кстати, уважаемый Глакер, поскольку эти обормоты пришли раньше, то вам придётся поспешить.

Глакер неторопливо отхлебнул пиво, так же неторопливо закусил  жареной колбасой и ответил:

– Сейчас допью пиво и иду, – затем, повернувшись к сидевшей на краешке трактирной стойке Ребане, криомант произнёс:

– Думаю, тебе пора переодеться.

Не сказав ни слова в ответ, бывшая воровка спрыгнула на пол и пошла наверх. Глакер же, доев жареную колбаску, залпом осушил свою кружку и отправился вслед за Ребаной.

Приблизительно через четверть часа в зал трактира со второго этажа спустились два семикустника. Первый, судя по одеянию, младший жрец храма Великого Куста с золотым жетоном на шее. С ним девушка, одетая в длинное жёлтое платье с красным шёлковым поясом, как подобает молодой госпоже, живущей в Золотом Квартале.

– Ну, мы пошли, – сказала молодая семикустница голосом Ребаны, подмигнув.

Затем, подхватив своего спутника под левую руку, «семикустница» очень деликатно, как будто это не она его, а он её ведёт, потащила «семикустника-жреца», которым был Глакер, к выходу из трактира. Не успела захлопнуться дверь за магом и его молодой спутницей, как в трактир влетел весьма помятый Ребел. Он прохрипел:

– Воды!

– Может быть, вина? – спросил тут же материализовавшийся трактирщик, убедившись, что новый посетитель – желанный гость для тех, кто оккупировал его заведение.

– Я сказал воды, значит воды! – рявкнул Ребел.

– Сию секунду, – поклонился трактирщик и испарился.

– Всё в порядке? – поинтересовался Голушко.

– Да, я их усыпил, – ответил Ребел.

Повернувшись к командиру наёмников, Степан покровительственно улыбнулся и произнёс:

– А вы зря боялись, уважаемый – магов в Тапии больше нет.

– Совсем? – чуть не поперхнувшись пивом, уточнил седоусый.

– Совсем, совсем, – подтвердил Голушко, – правда, только до завтрашнего вечера.

Голушко взглянул на ручные часы, что вызвало удивление у его коллеги-наёмника, и громко, на весь трактир, произнёс:

– Через час выступаем!

***

Ульдин стоял на городской стене. Алам ^{[Алам – звание в тапийской армии, приблизительно равное полковнику (прим. авторов).]} тапийского войска был опытным полководцем, однако он никак не мог понять, что происходит. Прибывшие к стенам города наёмники вели себя странно. Вместо того, чтобы готовиться к штурму или к длительной осаде, они под прикрытием нескольких сотен лучников устанавливали около ворот города засеки, но делали это совсем не по правилам воинской науки. Две линии засек шли вдоль дороги, выходящей из ворот города, и уходили от стен на расстояние около полутора полётов стрелы. Да и засеки были какие-то хлипкие, одно название. Не острые колья и не земляной бруствер с поваленными на него деревьями, а нечто похожее на «ежей», укреплённых на трёх жердинах.

Они были наклонены в сторону дороги, верхушки, состоящие из крупных веток, заострены, местами навалены заострённые колья. Для большей устойчивости связанных между собой «ежей» на них навалили брёвна и камни, а местами даже присыпали землёй. Но всё равно организованное войско это препятствие могло бы остановить не более чем на полминуты, даже если бы предполагаемые защитники данных засек осыпали атакующих стрелами. Поэтому Ульдин и не понимал, чего добиваются осаждающие Тапию наёмники.

– Господин алам! – подбежал совсем ещё юный сагам ^{[Сагам – звание в тапийской армии, приблизительно равное младшему лейтенанту (прим. авторов).]} .

– Что тебе, Поисс? – чудом вспомнил имя сагама Ульдин.

– Чужаки ставят засеки, как будто ждут, что мы побежим из города... – начал было сагам, но его перебил командующий тапийского войска:

– Они ставят засеки у всех ворот?

– У ворот Босяцкой и обоих Забвения, и у северных, и у южных вообще засек нет. У Босяцких ворот нет ни одного вражеского война, – ответил Поисс.

– Вот оттуда они и попрут, – пробурчал себе под нос Ульдин.

– Простите, господин алам, вы что-то сказали? – спросил Поисс.

– Отзовите всех людей с пристани – с десантом они всё равно не справятся, а нам здесь лишние мечи будут полезны, – приказал Ульдин. – Караулы на стены по осадному расписанию. Расаны ^{[Расан – звание в тапийской армии, приблизительно равное майору (прим. авторов).]} Расув и Ёхук со своими людьми – на рыночную площадь, до особых распоряжений. Остальные – все на восточную стену, но под прикрытием, не нужно, чтобы нас на стене видел враг. Все всё поняли? – спросил алам и, выждав мгновенье, взревел:

– Исполнять!

Глядя, как его подчинённые понеслись выполнять приказы, Ульдин подумал, что Поисс – толковый сагам, и в скором времени стоит сделать его сэгеном ^{[Сэген – звание в тапийской армии, приблизительно равное лейтенанту (прим. авторов).]} , а если отличится, то сразу сэреном ^{[Сэрен – звание в тапийской армии, приблизительно равное капитану, причём звания аналогичное званию старшего лейтенанта в войске Тапии нет (прим. авторов).]} . А что Поисс молод, и молоко у него на губах ещё не обсохло, так ведь молодость – это недостаток, который быстро проходит...

***

Несмотря на бравый вид и любовь прихвастнуть о своих подвигах, Глакер идти в Тапию боялся. Именно поэтому Ребане пришлось приложить немало усилий, чтобы протащить его через городские ворота и при этом не нарушить маскировку, ибо странно выглядят молодые  скромные девы, которые силой волокут младшего жреца.

Оказавшись внутри городских стен, Глакер сообразил, что отступать уже поздно, и постарался взять себя в руки. Впрочем, хватило его ненадолго, и  он заскочил в первую же корчму, где попытался принять ударную дозу «успокоительного», за что получил от Ребаны весьма чувствительный тычок.

– Куда теперь? – с деланным равнодушием спросил Глакер, когда Ребане всё же удалось вытащить его из корчмы.

– На конспиративную квартиру, – старательно произнося слово «конспиративную», ответила «опекунша».

– Куда? – не понял маг-криомант.

– Вообще-то у нормальных, – тут Ребана на секунду запнулась, подбирая слово, – людей это называется берлогой, но господин капитан выражается, как благородный.

Смирившись со своей нелёгкой участью, Глакер опустил голову и поплёлся вслед за Ребаной. Вид младшего жреца Храма, таскающегося за благовоспитанной барышней, так поразил горожан, что они даже забыли на некоторое время, что Тапия в любую минуту может оказаться в осаде. За время прогулки Глакер получил двести тридцать один бесплатный совет, как правильно ухаживать за девушкой.

Пройдя почти всю рыночную площадь, странная парочка зашла в небольшое, слегка закопчёное после недавнего пожара, отделанное мрамором здание, где они и разделилась – общественные туалеты в Тапии чётко разделялись на мужскую и женскую половину.

Из здания вышла уже не скромная девица, а одетая в траурный наряд молодая, но уже битая жизнью жительница деревянного квартала, а из другой двери – всё тот же младший жрец, но уже в одеянии для погребальной службы. Молодая вдова приблизилась к младшему жрецу, словно ища утешения, и жители Тапии были бы очень удивлены, если бы смогли расслышать её шепот:

– Запахни халат поглубже, а то спалишься!

– Что? – не понял лже-жрец.

– Заметно, что подкладка у тебя из такого же материала,  что и повседневное одеяние у жрецов, а они так не носят.

Глакер на самом деле был парнем неробкого десятка. Ему не раз приходилось вступать в схватки как один на один, так и стенка на стенку. Но он был совершенно не создан для игр плаща и кинжала – дворянская кровь и воспитание давали о себе знать.

Окончив академию магии, он подался на вольные хлеба, но так как города давно были поделены на участки, служившие кормовой базой более опытным криомантам, ловить ему было нечего.

Глакер был человек неглупый и сразу всё понял. Лучше уж рисковать своей жизнью в рядах вольной роты, чем ссориться с магической гильдией, так что он выбрал себе стезю наёмника...

И опять Глакеру не повезло. При первом же контракте вольная рота, где он подвизался, хоть и не потерпела поражение в бою, но задание выполнить не смогла. Вины Глакера в этом не было, правда, и денег в его кошельке – тоже, так что пришлось наниматься к человеку не просто странныму, но и, по мнению Глакера, сумасшедшему.

Идя вслед за «опечаленной молодой вдовой», Глакер размышлял о человеке, в чью команду он попал. Мысли были одна мрачнее другой, и только ирония мешала магу-криоманту сделать ноги.

Мыслимое ли это дело – подрядиться сжечь целый город, имея чуть более сотни бойцов, большая часть из которых ещё совсем недавно промышляла криминалом? А за каким чёртом, скажите на милость, нанимать почти три тысячи вольников, притом не худших, на семьдесят два часа, не считая дороги? Такое впечатление, что капитан Голушко либо круглый дурак, либо гений. Да ещё эта легенда о младшем принце Империи. Ну какой он, к Сну, младший принц – толком-то и меч в руках держать не умеет. А ещё вольную роту собрал, в командиры вылез. Командир должен быть лучшим бойцом, хотя вольники – народ странный, и капитаны у них тоже странные. Одно слово – варвары. Вот у них в Голубом Королевстве ^{[Голубое королевство – самоназвание северного королевства, по цвету его флага (прим. авторов).]} такого умника не взяли бы даже за лошадьми ухаживать, он, кстати, и этого не умеет. Ещё приказ этот идиотский. Вот зачем сейчас лезть в Тапию и замораживать все колодцы?

«Интересно, а Ребана знает, зачем всё это?» – подумал Глакер – «Может, спросить её, или не надо? И вообще, чего я боюсь эту девчонку, ей и лет-то всего ничего?».

Ребана тоже размышляла о сложившейся ситуации. Ей, в отличие от Глакера, Голушко рассказал свой план почти полностью. Чтобы план «сработал, как часы» очень важен момент синхронизации действий засланных в Тапию групп, а радиосвязь в этом мире ещё не изобрели... Именно поэтому Ребане было поручено руководить действиями бойцов в пределах Тапии, и бывшей воровке припомнился её диалог со Степаном:

– ...Ты поняла, что тебе нужно делать? – строго спросил Голушко, уставившись на свою собеседницу.

– Поняла, сэр, но почему именно я? – удивилась Ребана.

– Дело в том, что если стража решит задержать  кого-то из наших, то, скорее всего,  это будешь не ты – на тебя они вряд ли обратят внимание.

– А если стража схватит кого-нибудь из наших, то они смогут узнать ваш план?

– Весь не смогут, каждый из исполнителей, исключая тебя, знает только свою задачу и будет ждать условленного сигнала, но это всё.

Вначале столь высокая честь вызывала в Ребане чрезвычайную гордость. Однако впоследствии гордость сменилась лёгким раздражением, постепенно перерастающим в негодование. О боги, как же тяжело быть предводителем, думала Ребана. Иной раз проще сделать всё самой, чем заставить какого-нибудь обалдуя. Ведь все же сильно вумные, и думают, что знают свои обязанности лучше, чем командир. Взять, к примеру, этого кретина, который идёт сейчас за ней. Из благородных, маг, учился много лет, а ведёт себя, как дитё несмышлёное. Зашёл в город, и сразу же в кабак. Винище хлестал одну кружку за другой. Нормальный вор идёт на дело с трезвой головой, а этот... еле вытащила его из питейного заведения, где он, похоже, решил поселиться. Вообще работать с благородным ещё хуже, чем с идиотом. А капитан, Сну его побери, придумал хороший план, да только хоть один дурак сделает что-нибудь не так – и всё полетит к демонам Сну. Сразу видно, младший принц. Жизни не знает, думает, что всё будет, как в партии в шахматы. А люди не фигуры, они такого порой могут наворотить, что не знаешь, какому из Семи Богов молиться...