Текст книги "Чёрный менестрель (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Первая мысль, посетившая господина капитана вольной роты, была забраться повыше и посмотреть, что же там происходит. Поблизости, на корме тримарана, стояла бочка, на которую Голушко и забрался. Выпрямившись во весь свой достаточно внушительный рост, капитан осмотрелся, и его посетила вторая мысль – дать дёру. К досаде Степана, бежать было некуда. Осознав это, бравый капитан осмотрелся ещё раз, и к нему пришла третья мысль, что ещё не всё потеряно. Если направить незанятых бойцов его вольной роты на два ближайших к берегу кнора и приказать им открыть огонь из арбалетов, то атака противника захлебнётся. Голушко огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что кроме него это сделать некому. Снурия ушла на остров и всё ещё не вернулась, а сержант Билко разрывается между подбадриванием обороняющихся бойцов с безопасного расстояния и желанием совершить ретираду, иными словами, сбежать от линии соприкосновения как можно дальше…

Тяжело вздохнув, Степан соскочил с бочки, взял свой арбалет, не торопясь сошёл на пирс и бросил Хиир:

– За мной.

Подойдя к группе переминающихся бойцов, Голушко громко скомандовал:

– У кого с собой арбалеты и стрелы, ко мне.

Примерно половина группы подошла, после чего Степан приказал:

– За мной, на ближний к берегу правый кнор. Остальным найти арбалеты со стрелами и на левый кнор, в подчинение Хиир!

Недовольный ропот прошёлся по рядам оставшихся на пирсе.

– Что стоим? – притворно ласково спросил Голушко. – Или ждете, что ваше оружие само найдётся? Хиир, в отличие от вас, арбалет не теряла, – Степан вспомнил своего сержанта, на мгновенье замолчал, чтобы набрать в грудь воздуха, и заорал:

– Бегом – марш!

Через пять минут возглавляемый Хиир отряд арбалетчиков перешёл на левый кнор, после чего Степан, который со своим отрядом уже стоял на правом кноре, скомандовал:

– Заряжай!

Дождавшись выполнения команды обоими отрядами, Голушко обернулся к капитану кнора и приказал:

– Страви якорь так, чтобы мы отошли от причала шагов на пятнадцать, и двигай свою посудину к берегу.

– Господин… – начал было капитан корабля, но Степан достал свою саблю и с медовой приторностью в голосе спросил:

– Что тебе отрезать, чтобы ты выполнил мой приказ?

Капитан кнора сглотнул и начал выполнять приказание, подбадривая свою команду пинками. Краем глаза Голушко увидел, что подобные проблемы возникли и у Хиир на левом кноре. Хиир решила проблему тем же способом, что и Степан, только вместо сабли арбалетчица достала кинжал.

Парусность обоих судов была вполне достаточной, чтобы при том ветре, который наколдовали маги, пройти двадцать метров вдоль пирса к берегу за пару минут. Поравнявшись с напирающими подчинёнными Брокунна, оба корабля остановились, и Степан скомандовал:

– Цельсь!

Бойцы капитана Брокунна, как и абсолютное большинство жителей вольных городов, не знали, что такое арбалеты, но назначение их поняли моментально. Наседавшие на своих противников мечники остановились, прикрылись щитами и начали медленно отходить. Не получив от сержанта Билко команды преследовать противника, элита «Гвардии Валлинора» осталась на месте. Находящиеся за спиной отступающих мечников лучники Брокунна дали неубедительный залп по кнору, на котором находилась Хиир, дружно повернулись кругом и бросились по пирсу к берегу, едва не сбив с ног своих магов вместе с капитаном.

Пока Хиир вместе со своими арбалетчиками и командой кнора пряталась за фальшбортом, с правого кнора по команде Голушко дали залп. К сожалению, будущий «великий полководец», ныне же капитан «Гвардии Валлинора», забыл уточнить, в кого должны стрелять его подчинённые, поэтому одна половина выстрелила в лучников, а другая – в мечников. И если первые просто не попали, то вторые попали исключительно в щиты.

Как известно, арбалет имеет большее усилие натяжения, чем лук, что особенно заметно в случае близкой цели. Мечники, которые до этого медленно и организованно отступали, прикрывшись щитами, увидели наконечники стрел, вышедшие с внутренней стороны щитов, после чего сменили тактику и бросились в паническое бегство. Именно в этот момент сержант Билко решил, что его подчинённые сделали уже достаточно, и им пора эвакуироваться на корабли. Так что, к удивлению Голушко, спустя двадцать секунд на пирсе не осталось никого.

Капитан Брокунн попытался остановить своих бойцов, но тут с поплавка тримарана Лутка выстрелила из кейробаллисты. Пробитый насквозь ствол дерева ясно дал понять, что настало время отступить, и чем быстрее, тем лучше. Что Брокунн и осуществил, показав пример подчинённым.

С исчезновением лучников магам больше не было нужды поднимать ветер. Из-за фальшборта высунулась Хиир, не увидела противника и заорала:

– Мы победили!

***

– Значит, так, – произнёс капитан Брокунн, – вы платите нам сто золотых монет и мы отпускаем вашу драгоценную дочь Сну на все четыре стороны…

– Вы говорите так, будто уже нас победили, – перебил его Голушко, – и потом, каким образом вы собираетесь покинуть остров?

– Так же, как мы пришли сюда, – ответил Степану его собеседник.

– А если мы вам помешаем? – хитро прищурившись, поинтересовался Голушко.

– Можете попробовать ещё раз, – ухмыльнувшись, ответил Брокунн.

Разговор прервался, и оба капитана вольных рот задумались.

«В сущности, контракт я не выполнил», – мрачно подумал капитан Брокунн. «Захватить Снурию я не могу, её корабль – тем более. Стоит мне сунуться к кораблям, и стрелы выкосят оставшуюся половину роты. Интересно, кто же это придумал?» —сам себе задал вопрос Брокунн – «привязать лук к палке, и сделать на ней зажим для тетивы. А ведь у Снурии на корабле есть ещё большой лук, стреляющий копьями. Пойти вглубь острова и захватить дом этой дочери Сну я тоже не могу, ибо сил у моего противника всё же достаточно, чтобы помешать мне. Это сейчас, когда почти все оставшиеся бойцы моей роты сидят возле выхода на пирс, их новобранцы не дёргаются, потому что не могут противостоять моим ветеранам, но это при данном соотношении сил…».

«Ну да, как же, помешаю я им уйти с острова», – тем временем думал Голушко. «Длина пролива почти два километра. Стать на якорь в проливе и ждать можно только в том случае, если точно знать, где они будут строить свой ледяной мост. Маневрировать я не смогу, потому что их маг воздуха гораздо сильнее нашей Уинди. А может, высадиться на противоположный берег и ждать там?», – прикинул Степан все плюсы и минусы данной идеи. «При передвижении по берегу их маг нам не помеха, однако придётся покинуть корабли, а значит, при ближнем бое быстро смыться у нас не получится. А хороших рубак в моей вольной роте раз, два, и обчёлся», – тут Голушко представил себе, как в его живот входит клинок собеседника, после чего мысли о рукопашном бое окончательно покинули Степана.

– Сто золотых большие деньги, почему это вы решили, что они у меня есть? – прервав раздумья, спросил у своего собеседника Голушко.

– Меньше, чем за сто золотых, отказаться от контракта я не могу, – ответил Брокунн и пояснил:

– Неподкупные наёмники – это только сказки, и я должен думать о своей репутации, коллеги не поймут.

Вновь разговор прервало тяжелое молчание. Ответить Степану было нечего, но и согласиться он не мог – таких денег у него действительно не было. Молчание высоких договаривающихся сторон становилось зловещим. Оба доблестных капитана вольных рот хотели было расплеваться и прервать переговоры, как они уже делали пяток раз до этого, но со стороны пирса донёсся странный звук, и голос Снурии произнёс:

– Выкупать меня не надо, я сама освободилась.

Степан резко развернулся и от удивления вытаращил глаза. В пирсе недалеко от берега открылся люк, и из него выбиралась уже третья подчинённая Снурии, а сама она, гордо улыбаясь, продолжила:

– За своё освобождение я не дам и четвертака, но я заплачу тысячу золотых монет тому, кто сожжет, к Сну, эту проклятую Тапию!

– А деньги-то у тебя есть? – машинально спросил капитан Брокунн.

– Разумеется, – ответила Снурия и кивнула в сторону своих спутниц, которые в этот момент как раз доставали из лаза мешочки.

– Сам не справлюсь, но за вознаграждение могу поспособствовать, —предложил Брокунн, он, как и всякий наёмник, прежде всего соблюдал свою выгоду, а контракт на уничтожениеТапии ему не светил, как он уже понял.

– Не знаю, почему мой коллега сомневается в своих силах, но за такие деньги… – начал было Голушко.

– Чтобы взять десятитысячный укреплённый город нужно как минимум столько же осаждающих, я уже не говорю про осадные машины и магов, так что даже тысячи золотых может не хватить, – пояснил свою позицию Брокунн.

– Коллега, нас не просят брать этот город, – заметил Голушко, – нас просят его сжечь.

– Так ты возьмешься? – перебила Снурия пытающегося что-то сказать Брокунна.

– Да, возьмусь, – ответил Голушко, – но мне нужен задаток и деньги на накладные расходы, как минимум – сто золотых.

– По рукам, – улыбнулась Снурия.

Капитан Брокунн отшатнулся и сделал оберегающий жест, в этот момент его собеседница была очень похожа на изображение богини Сну, как её любили изображать в храмах семи богов.

Глава 7

Вино было кислым, но приятным. Степан допивал уже второй кувшин. Впрочем, пить он начал ещё с утра, а сейчас был уже поздний вечер. Напиться таким количеством при наличии хорошей закуски было сложно. На закуску жаловаться не приходилось – Степан как-никак сидел в лучшем трактире города Тулевотид.

А город этот славился двумя вещами: во-первых, своим салом, бутербродами с которым Голушко сейчас и закусывал, предпочитая их горячему. И во-вторых, именно в Тулевотиде располагались все четыре штаб-квартиры гильдий наёмников, и находилась своеобразная биржа труда для тех работников ножа и топора, которые в гильдии не вступали, но при этом и на большую дорогу выходить не спешили.

Заказ Степан получил, аванс – в кармане, его вольная рота, как и рота его бывшего супротивника, капитана Брокунна (теперь его заместителя) уже подновили вооружение и были готовы выступать, как вдруг...

– Добрый вечер, господин капитан, – проворковала Снурия.

– Добрый вечер, госпожа капитанша, – мрачно ответил Голушко заказчице.

– Вы сейчас Диргиниуса не видели? – всё тем же приторно-сладким голосом продолжила капитанша тримарана.

– Видел.

—А вы не скажете, куда отправился мой драгоценный маг? – тоном богатой капризной невесты, от которой жених уже готов сбежать, вопросила Снурия.

– Вон туда, – махнув рукой в сторону заднего двора, ответил Степан.

Снурия торпедой рванула к двери на задний двор, а Голушко проворчал себе под нос:

– Хоть бы раз спасибо сказала.

После чего Степан выждал приблизительно полминуты и уже громче произнёс:

– Алак, вылезай, она ушла, но скоро вернётся.

Из-под стола донесся испуганный голос мага огня третей ступени посвящения, действительного члена ордена чистильщиков, младшего представителя рода маркизов Диргиниусов:

– Она точно ушла?

– Я отправил её на задний двор, – подтвердил Голушко, и уточнил:

– Если поторопишься, то имеешь шанс прорваться в свою комнату с минимальными потерями.

Диргиниуса не нужно было уговаривать дважды, он мухой метнулся по лестнице на второй этаж, как вдруг со стороны двери, выходящей на задний двор, раздался голос Снурии:

– Алак, милый, неужели ты хочешь подготовить свою комнату к моему приходу?

– Замуровав дверь, – огрызнулся Диргиниус и скрылся в глубине коридора.

– Мадам, я готов предложить свои услуги! – громко обратился к ней один из капитанов-наёмников под смех окружающих

– Я интересуюсь только магами, – игриво ответила Снурия, изобразив гримаску сожаления. – Здесь есть маги-мужчины?

Ответом капитану тримарана послужило ускоренное отбытие нескольких посетителей из трактира.

– Вероятно, уже нет, – грустно заметила Снурия, продвигаясь к лестнице на второй этаж. – Но ничего, и эту крепость я возьму. Алак, дорогой, я иду к тебе...

Тут необходимо ненадолго отвлечься от зарождающегося романа между Алаком и Снурией и разъяснить некоторые местные теологические тонкости. В местном культе Семи Богов определённый период года был посвящён одному из них. Первый месяц ^{[Всего в местном календаре было 8 месяцев, 7 по 52 дня посвящённых добрым богам и 1 из 1 дня (в високосные годы из двух) посвящённый богине хитрости и коварства.]} (по местному летоисчислению) называется месяцем Силы и посвящен он богу Тугеву, согласно преданию, старшему из божественных братьев, покровителю рыцарей, камнетёсов и, как ни странно, грузчиков. Тугев заботится о крупном рогатом скоте, обычно его изображают в виде быка. Чтобы угодить этому богу, многочисленные жители Натакиша (именно так назывался остров, на который судьба забросила Степана Голушко) проводят рыцарские турниры и соревнуются в поднятии тяжестей. В месяц силы нельзя забивать коров и быков и есть говядину.

А вот во второй месяц Храбрости, месяц бога Брава, наоборот, жареную говядину очень даже уважают. Брав является покровителем простых воинов, ещё он покровительствует овцеводству и часто изображается в виде гигантского белого лохматого пса. Впрочем, баранину в этот месяц есть не возбраняется.

Но нас сейчас интересует третий месяц бога Армастуса – месяц Любви. Армастус представляется в виде кролика с алой шерстью. Во славу этого бога натакишцы, как набожные, так и не очень, предаются любовным утехам. Благодаря проявляемому ими религиозному пылу в месяц Мудрости появляются на свет столько бастардов, сколько не рождается за весь остальной год. Не только законные супруги истово служат Армастусу. Число незамужних девиц, становящихся в месяц Мудрости матерями, достаточно велико, и вряд ли все они могут похвалиться законным происхождением своих отпрысков. Некоторые отяжелевшие девицы успевают выскочить замуж, несмотря на отчаянное сопротивление их избранников, подавляемое силами родни будущей матери. Конечно Диргиниусу, как представителю магической гильдии, можно было не опасаться, что какая-нибудь девушка, не принадлежащая к благородному сословию, с помощью своей родни потащит его для бракосочетания в храм Армастуса. Но Алаку, как и всякому другому магу, было слишком хорошо известно, что Сила, без которой невозможно творить заклинания, копится очень долго, а расходуется быстро. Причём самый быстрый способ израсходовать Силу – «помолится» Армастусу с единоверцем противоположного пола...

***

Через некоторое время Степан взглянул на дно опустевшего кувшина, завернул в чистую тряпицу недоеденный шмат сала вместе с куском чёрного хлеба и отправился в свою комнату. Голушко поднялся по лестнице на второй этаж, прошел по коридору, достал увесистый ключ, вошёл в свою комнату и закрыл за собой дверь. И тут почти одновременно произошли два события. Во-первых, свёрток с едой выскользнул у Степана из рук, и он наклонился, чтобы его поднять. Во-вторых, в дверь, в то место, которое за мгновенье до этого загораживала шея Голушко, воткнулся стилет. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», подумал Голушко, отпрыгивая в сторону.

Степан обернулся и увидел, как смазанный силуэт отделился от массивного дубового шкафа и метнулся к окну. Недолго думая, Голушко схватил стоявший на столике возле двери кувшин для умывания и запустил им в голову «тени». «Тень» вскрикнула и упала на пол.

– Ну, и что здесь у нас? – сам себя спросил Степан, сняв небольшую лампадку со стены и зажигая от неё масляный фонарь, чем-то напоминающий керосинку «летучая мышь».

В ответ от лежащей на полу «тени», донёсся стон. Дождавшись, пока фитиль лампы разгорится, Голушко наклонился над злоумышленником, на всякий случай держа руку на рукояти кинжала.

«Тенью» оказался подросток, одетый в серые замшевые сапожки, такого же цвета полотняные штаны и короткую серую рубашку с длинными рукавами. Голова его была обёрнута серой тряпкой навроде тюрбана. Поставив фонарь на широкий, как небольшая кровать, дубовый подоконник, Степан встал на одно колено, вытащил кинжал и приставил его к горлу неожиданного визитёра.

Левой рукой Голушко ощупал лежащего. В боковых карманах штанов он нашёл много интересного: связку отмычек, собственный кошелёк, в котором лежали, как он помнил, два десятка золотых монет, и хранимую в память о родине линейку закройщика. Последнее больше всего и возмутило Степана. Недолго думая, он перевернул неудавшегося воришку на спину и обшарил грудь последнего в надежде найти там ещё какие-нибудь улики.

На довольно пышной груди карманов не обнаружилось. Зато произведённое Степаном действие вывело воришку из обморока и он, а точнее, она, залепила Голушко пощёчину.

– Не, но ты уже вообще стыд потеряла, – пробормотал Степан, машинально поглаживая свою щёку левой рукой.

– А чего ты меня лапаешь, козёл, – приятный девичий голос никак не сочетался с манерой речи, и Степан слегка растерялся, чем и воспользовалась воровка, продолжая напирать, – женись теперь, раз честную девушку обидел!

У Голушко промелькнула после этой тирады мысль, что двадцать золотых не такие уж большие деньги, и если предложить их в качестве отступного...

Затем, придя в себя, Степан почувствовал себя полным идиотом и спросил:

– Зачем жениться, чтобы тебе в тюрьму передачи носить?

– Меня ещё не посадили, – возмутилась воровка. – И вообще, пригласил честную девушку к себе в нумер, напал на неё, чуть не взял силой, да ты, мужик, вообще...

– По-моему, учитывая обстоятельства, мне проще тебя прирезать, – прервал её Голушко, вдавливая кинжал ей в шею.

– Насилуют! Помогите!!! – завизжала девица, вцепившись обеими руками в правую руку Степана и стараясь оттолкнуть кинжал от своего горла. Одновременно она пыталась ударить Голушко коленкой в пах.

Не выдержав пронзительного визга, Степан машинально отпрянул от воровки, что та тут же использовала, чтобы вскочить на ноги и броситься к окну. В последний момент Голушко ухитрился схватить беглянку за обе штанины, но это ему не помогло, так как подпоясывающая штаны верёвка не выдержала, и мошенница рыбкой выскользнула в окно. Тут же дверь в комнату исчезла в клубах взрыва, и в комнату влетела Снурия с саблей в руках, за ней следовал Алак с файерболом. Не успел Степан прийти в себя (он всё стоял у окна, держа в своих руках серые штаны «честной девушки»), как из кустов с другой стороны улицы послышался довольный голос сержанта Билко:

– Господин капитан, сэр, я поймал её!

***

Несмотря на глубокую ночь, в главном зале постоялого двора «Капитан Самт», которому оказала честь своим пребыванием вольная рота «Гвардия Валлинора», было многолюдно. Кроме капитана Голушко, отрядного мага Алака Диргиниуса и вольной роты «Гвардия Валлинора» в полном составе, здесь также присутствовали: команда тримарана во главе со своим капитаном, маг воздуха Уинди вместе со своим коллегой криомантом Глакером, хозяин постоялого двора с супругой и парой слуг, пара десятков других постояльцев. И, конечно же, под присмотром сержанта Билко, «звезда шоу» – молодая воровка со связанными за спиной руками и без штанов.

– Да что тут спорить?! Пустить её по кругу! – орал рядовой Бетур, размахивая над головой уже пустой пивной кружкой.

– Да я в принципе и не возражаю, – спокойно отвечала ему Лутка, – но девочке за работу нужно будет заплатить.

– Интересно, чья же это будет работа? – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Диргиниус.

– Действительно, – поддержал его криомант, – почему мы должны платить за её развлечения?

– Согласна с Глакером, – произнесла, разглядывая свои ногти, молодая магичка Уинди, – лично я на баб, пусть и молоденьких, не западаю, поэтому и погнутой четвертинки не дам.

– А с Вас, с магов, денег никто и не просит! От вас ни файербола, ни ледяной стрелы бесплатно не дождешься – пробормотал Лоурик, и спросил уже громко:

– А почему мы ей вообще деньги должны платить? После того, как мы её эта... ей деньги уже не понадобятся.

– А хорошие похороны с памятником из мрамора, думаешь, стоят дёшево? – возмутилась Лутка.

– Заткнись, канонир! – возмутилась Харва, молоденькая девушка из команды тримарана, – ты нам ещё прошлый раз пыталась продать место на городском погосте. Как будто мы не знаем, что у тебя двоюродный дядя смотритель местного кладбища. И не нужно говорить о родственных чувствах! Какой ты «скромный процент» хочешь получить с похорон?

– Да что вы, девочки, какие деньги!? – неискренне удивилась Лутка, – я просто хочу, чтобы у этой жертвы мужского произвола была хорошая могила! Вот, например, памятник из мрамора, такой весь белый, белый, а на нём...

– А ей уже не будет всё равно, где лежать? – ядовито спросила Снурия.

– А давайте её саму спросим, какими она хотела бы видеть свои похороны! – патетически провозгласил Глакер и тихо добавил:

– На участии в похоронной процессии мага-криоманта, не безвозмездном, само собой, я в любом случае настаиваю.

– Особенно если учесть, что ты единственный маг-криомант на всю округу, – возмутилась Уинди, – на метеомага, чтобы во время похорон не было дождя, также придётся потратиться.

– И не стыдно тебе? – тихо спросил Диргиниус коллегу. – От Глакера я что-то подобное ожидал, но от тебя…

– А что такого? – изумилась Уинди, – мне, в отличие от почти уже покойной, ещё жить и жить.

– Извините, – робко поинтересовался Голушко, и тут же в зале постоялого двора настала тишина, – а почему её просто страже не сдать?

– Господин капитан, сэр, но так не принято! – возмущённо проговорил Билко, пока все остальные только негодующе таращились.

– Кем не принято, сержант? – уже с металлом в голосе спросил Степан.

– В соответствии с уложением о наказаниях города Тулевотид, – канцелярским тоном начал Шпикэрс, – командиры вольных рот имеют право самостоятельно вершить суд на злоумышляющих против них, если задержат таковых с поличным.

– То есть участь этой особы должен решать я? – уточнил Голушко.

– В течение суток после того, как её схватили, – да, – всё тем же тоном ответил Шпикэрс, – а затем, если наказание не будет определено, то злоумышленника необходимо передать городской страже для справедливого суда и уплатить пошлину в размере десяти золотых на судебные издержки.

– Поэтому мы стражу и не позвали, – объяснил Депупан, – стражники сразу деньги потребуют.

При упоминании пошлины в Степане сразу проснулись поколения домовитых прижимистых предков, которые стали нашептывать своему нерадивому потомку, чтобы он поторопился с решением.

– Так-так, другие мнения есть? – грозно спросил Голушко и осмотрел зал.

– Продайте её мне в рабство... – начал было хозяин постоялого двора, но продолжить не дала супруга:

– Я тебе, кобелина, заведу молодую рабыню, давно скалкой не получал?

Дождавшись, когда стихнет смех, Степан спросил:

– Ещё есть предложения?

– Отпустите меня, пожалуйста, – дрожащим голосом и со слезами на глазах пропищала будущая жертва мужского произвола.

– Тихо, – надавив воровке на шею, зло прошипел Билко, – тебе слова не давали.

– А может её просто разложить на лавке, благо штанов на ней уже нет, дать полсотни горячих и вышвырнуть отсюда? – предложила Хиир.

– Не надо, – захлюпала воровка, – я честно не буду больше.

– Чего не будешь? – спросил кто-то из наёмников.

– Чужое брать…

– Как будто родители тебя этому не учили? – укорил её всё тот же наёмник.

– Учили, да померли в прошлом году.

– А сколько тебе лет, хм, чудо? – спросил Голушко.

– Четырнадцать... будет.

Тут в голове у Степана что-то переклинило, и он вспомнил, что по «самым гуманным законам» уголовная ответственность начинается именно после четырнадцати.

– Вот что, Хиир, – велел Голушко, поднимаясь с табурета, – забирай-ка её к себе арбалетчицей, а я спать пошел.

– Повезло тебе, девка, отходчивый у нас капитан, – сказал Билко, развязывая на своей недавней пленнице верёвки, – но учти, попробуешь сделать что-нибудь не так и...

***

Ребана лежала на полу и ревела белугой. Слёзы катились в три ручья. «Почему я такая неудачница?», – не прекращая плакать, думала она. «Никто, никто в моём роду, на протяжении двенадцати поколений, не попадался! А я, как последняя дура, попалась на первом же деле! И главное, помощи от клана не дождешься! Мало того, что я не стала, по словам учителя, «обустраивать гнездо» для какого-нибудь парня из клана, сына высокопоставленных родителей, так ещё потребовала отпустить на дело, чтобы сдать экзамен и получить права подмастерья, и вдобавок этому рыжему... врезала. И вот итог, раз экзамен провалила, значит не в клане, а раз не в клане, значит никто не заступится. И ведь даже учитель не поможет, зачем ему ссорится с одним из глав ночной охоты, а после того, как я набила морду этому рыжему...».

«Впрочем, я ещё легко отделалась», – продолжала думать Ребана, когда несколько успокоилась. «И правда, могли бы пустить по кругу. А их там мужиков сто – точно смерть, а если выживешь, то либо в омут головой, либо в петлю. Впрочем, может, я ещё зря радуюсь. Что это за арбалетчицы такие? Хорошо, если котлы чистить да одежду стирать. А может им ещё и в поле нужно мужиков ублажать, как весёлым девицам из маркитантского обоза? Хотя весёлым девицам легче, они в тепле, да под крышей. А придётся с вольниками шастать, в грязи да под дождём, так будешь их ублажать во время привала на виду у всех...», – здесь неудавшейся воровке стало себя так жалко, что она вновь заревела и пару минут вообще ни о чём не думала...

«А впрочем, будь что будет», – решила Ребана проревевшись, свернулась калачиком и уснула.

***

– Рота, подъём! – сквозь сон услышала Ребана, но вскочить её заставила не команда, а пинок под зад от Хиир.

– Теперь ты в Гвардии Валлинора, деточка, и всё должна делать по команде! – злобно прошипела Хиир.

У непосредственной начальницы Ребаны было отвратительное настроение и это не мудрено. После обязательной для всех бойцов вольной роты утренней зарядки все могли заниматься своими делами, как-никак месяц Любви на дворе, и только ей придётся заниматься с соплячкой, которая и арбалета-то в глаза не видела.

Получив ещё десять пендюлей и два подзатыльника, Ребана наконец поняла, что от неё требуется. По счастью она спала одетой (брюки ей вернули перед тем, как запереть в пустой кладовке), так что одеваться за сорок пять секунд ей не пришлось.

Выбежав на небольшой пустырь за постоялым двором, Ребана увидела всю вольную роту за исключением магов, выстроившуюся в пять шеренг рассыпчатым строем. Перед бойцами стоял господин капитан и мрачно смотрел на непонятное украшение, похожее на браслет, на своей левой руке.

– Хиир, ты опоздала на десять минут!

– Виновата, господин капитан! Я бы первая появилась на зарядке, но вы поручили мне эту девчонку, а она наших порядков ещё не знает.

– Хорошо. Встать в строй!

Хиир моментально схватила за руку Ребану и потащила её в последний ряд...

На утренней разминке бойцы Гвардии Валлинора откровенно сачковали. Стоило господину капитану отвернуться, как все, кто оказывался вне поля зрения Голушко, моментально прекращали делать упражнения. Даже отрядный сержант хоть и покрикивал на подчинённых, но сам особо не надрывался и «давал жить» всем остальным. Орал он только на тех, кто не успевал создавать видимость тренировки, когда в его сторону поворачивался Голушко. Единственным человеком, которому пришлось полностью выкладываться, была Ребана, так как Хиир видела свою задачу не столько в том, чтобы разминаться самой, сколько в надзоре за своей подчинённой.

Через некоторое время зарядка закончилась, как кончается всё в мире, и бойцы вольной роты строем отправились в главный зал постоялого двора, где для них уже были накрыты столы. Завтрак был простым: тарелка пшенной каши, кусок хлеба с ломтём козьего сыра и клюквенный морс. Поскольку строевая часть закончилась, вовсю начались разговоры, и, кроме того, наёмники значительно разнообразили меню за свой счёт. К несчастью для Ребаны, денег у неё не было, и поэтому она одна из всей вольной роты ела только то, что давали всем.

Не успела Ребана проглотить последнюю ложку каши, бросая завистливые взгляды на Хиир, которая к каше так и не притронулась и пила не клюквенный морс, а вино, как их столу подошли несколько наёмников.

– Госпожа, мы тут с ребятами хотим сходить в город, – сказал пожилой воин, от взгляда которого Ребана невольно поёжилась, – ты с нами?

– Увы, нет, – мрачно ответила Хиир, отставив кубок с вином в сторону. —Видишь, кого мне навязали.

– Ну, так мы без тебя тогда пойдём?

– Идите, – ответила Хиир, тяжело вздохнув, – погуляйте там за меня.

– Ну что, поела? – спустя пару минут спросила Хиир Ребану.

– Да, госпожа.

– Тогда пошли за мной.

Выйдя из залы, сержант зашла в небольшую комнатушку и вынесла оттуда увесистый мешок.

– Понесёшь вот это, – сказала она Ребане.

Выйдя на пустырь, где они до этого делали зарядку, Хиир велела своей спутнице остановиться и отдать ей мешок. «Ну вот, заставит сейчас что-либо драить песком», – подумала Ребана, так как из мешка донёсся металлический звук.

Тем временем Хиир открыла мешок и достала оттуда небольшой стальной лук, прикрученный к деревяшке странной формы.

– Это арбалет, – произнесла она, повернувшись к Ребане, – и сейчас ты будешь учиться стрелять из него...

Весь последующий день Ребана тихо радовалась. Ни оплеухи, полученные в процессе обучения, ни ругань Хиир не могли испортить ей настроение, потому что Ребана поняла, что арбалетчица – это не чистильщица котлов и, тем более, не шлюха...

***

В первый день месяца Доброты вольная рота «Гвардия Валлинора» снаряжалась в путь. Отдохнувшие и посвежевшие бойцы складывали на телеги нехитрый скарб и активно обсуждали свои любовные похождения. Отяжелевшая и в связи с этим погрустневшая Лутка, прикомандированная Снурией в качестве представителя заказчика, была одной из тех, кому предпоходная суета не доставляла не малейшей радости. Двумя другими «обделёнными судьбой» были Ребана, которую «добрая» Хиир гоняла весь предыдущий месяц почём зря, да сама Хиир, которая из-за свалившейся ей на голову ученицы так и не смогла ни разу воскурить фимиам Армастусу...

Наконец сборы были закончены, счета оплачены, и вольная рота с небольшим караваном покинула гостеприимный (для тех, у кого есть деньги ) Тулевотид через восточные ворота. Шли неторопливо. Остановки делали каждые два часа, чтобы ехавшие в караване могли освежиться. Поскольку капитан Голушко, который за символическую плату подрядился охранять караван с салом, решил не останавливаться на обед, все перекусывали бутербродами с этим самым салом. Это, конечно, нанесло некоторый урон купцу, но зато на всю дорогу ушло менее суток, даже учитывая остановку на ночлег, и уже вечером следующего дня караван входил в западные ворота города Мармор.