Текст книги "Чёрный менестрель (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Так точно, – вытянулся рабат.

– Вот ты и решай проблему, да не забывай, что главное – не людей вывести, а квартал разрушить...

***

Ульдин смотрел, как огонь пожирает Тапию, и не верил своим глазам. Слёзы катились по лицу старого воина. Алам тапийского войска прекрасно понимал, что ничего не может сделать, только лишь молить Великий Куст, чтобы хоть кто-нибудь в городе принял командование и смог организовать спасение жителей. Надежды на то, что это будут расаны Расув и Ёхук, у Ульдина не было никакой – он прекрасно помнил, что они получили свои чины по протекции магистрата.

– Вот, господин алам, раханское, – негромко произнёс самаль Будал и протянул главе тапийского войска кувшин с вином.

– Самаль! Что ты себе позволяешь?! – возмутился молодой сэген Саар.

– Действительно, вы же ветеран, самаль Будал, – «поддержал» Саара сааль Содолан, – почему не принесли пурджуское?

– Виноват, господин сааль, – подобострастно ответил Будал, – но здесь у нас есть только раханское, да ещё с десяток бочонков пива.

– Ну что же, подайте офицерам вина, солдатам – пиво, – тяжело вздохнув, сказал Содолан, – поскольку штурмовать стены города уже никто не будет, тем более здесь.

Подождав, пока все окружающие отвлекутся на бесплатную выпивку, сааль подошёл к Ульдину и тихо спросил:

– Господин алам, с пожаром мы ничего не можем сделать, так что нужно думать о том, как мы будем жить дальше, после того, как осада закончится...

***

Первый стражник упал, получив длинную стрелу в спину и не дойдя каких-то десяти шагов до конца оврага. Второй, шедший справа, быстро развернулся и даже успел вскинуть на грудь щит, но тут же рухнул на землю, получив короткую арбалетную стрелу в глаз. Третий бросился было бежать, но две стрелы, одна короткая, другая длинная, прервали его забег.

Стражники, шедшие в конце колонны, сообразили, что происходит, и даже не пытались достать оружие. Они рванули назад, к подземному ходу, но ни один из них не успел добежать до пещеры, не словив «свою» стрелу.

Младшие жрецы, которые несли сундуки по дну оврага, повели себя по-разному. Одни, поняв, что на них напали, замерли на месте, другие,  отпустив тяжёлые сундуки, метнулись кто куда. Кто-то выхватил стилет, кто-то побежал к выходу из подземного хода, кто-то бросился к концу оврага, а некоторые даже попытались залезть на его склоны. Как показали дальнейшие события, правильно поступили только первые, всех остальных, бросивших сундуки, пристрелили лучники.

Трое старших жрецов, которые шли в середине колонны, сразу же бросились на землю и лежали там до тех пор, пока бойня не прекратилась. Спустившиеся в овраг бойцы гвардии Валинора приказали им встать.

– Так это ты, Ребел, предал нас! – злобно прошипел один из старших жрецов.

– После того, Пахат, что Вагистай собирался сделать с моей сестрой, я вам, жрецам, хранить верность не обязан, – возмутился Ребел.

– И что хотел сделать Вагистай? – спросил другой жрец.

– Он хотел её сжечь, Кламлет, – ответил Ребел.

– А за что? – поинтересовался третий верховный жрец.

– Он обвинял её в том, что она наводила порчу на Деревянный квартал.

– А что, не наводила? – вновь вступил в разговор первый верховный жрец. – Насчёт Деревянного квартала не знаю, но на весь город кто-то точно навёл порчу, может быть, это был ты?

– Да погоди ты, Пахат, – перебил своего коллегу Кламлет, – значит ты, Ребел, решил предать Тапию именно тогда, когда Вагистай арестовал твою сестру. Что-то я в это не верю. Вагистай был убит наёмниками, как я понимаю – этими, – тут третий верховный жрец кивнул в сторону бойцов гвардии Валинора. – Так вот, Ребел. Ты лжёшь. Ты бы не успел нанять вольников после того, как Вагистай арестовал твою сестру, но до того, как это стало бы известно нам. А нам это стало известно только сейчас, да и то с твоих слов, отсюда можно сделать однозначный вывод, что ты знал наёмников раньше. И пошли они с тобой не за плату, точнее, не за те деньги, которые ты мог бы им заплатить, а за казной храма, которую ты помог им захватить. Так что независимо от того, что сделал Вагистай, предал ты свой город и свою веру...

– Кончайте базар, – влез в разговор подошедший Голушко и попросил:

– Ребел, отойди в сторонку.

Дождавшись, когда семикустник отойдёт, Голушко спросил:

– Вы знаете о других ходах из города?

– Другие ходы из города скорее всего есть, – мрачно ответил Пахат, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Кламлета, – но где они выходят и куда они конкретно ведут, мы не знаем.

– Что с нами будет? – жалобно прервал тишину, которая установилась после ответа первого верховного жреца, второй верховный жрец.

– Сколько здесь? – спросил Голушко, указав рукой на сундуки.

– Сто пятьдесят тысяч, – проблеял второй верховный жрец.

– Шкелов? – уточнила Хиир.

– Нет, золотых, – ответил Кламлет.

Повисла пауза. Степан нервно набил свою трубку, достал из кармана лупу, под удивлёнными взглядами жрецов и Ребела сфокусировал луч солнца на табаке, подождал, пока тот задымится, и затянулся ароматным дымом лучшего табака из Суитсу. Затем Голушко убрал в карман лупу и начал нервно ходить по оврагу, потягивая трубку. Наконец Степан докурил, выбил из трубки пепел, убрал её в карман и произнёс:

– Жадность фраера сгубила, а я не фраер. Ребята, берём сундуки и валим отсюда.

– А эти? – спросила Хиир, кивнув на жрецов.

– А что эти? – пожав плечами, ответил Голушко, – эти меня не интересуют, свяжите их, что ли...

***

– Господин сагам, прикажете открывать? – прокричал самар, командующий двумя десятками воинов, охраняющих ворота.

– Открывайте! – велел Поиис и, поморщившись от скрежета железа, спросил:

– А где стража с офицером?

– Наш сагам на соседних воротах стоит, а стража ворот сбежала, – ответил самар, вынимая из ножен меч.

– Щитоносцы – вперёд! – приказал Поиис, когда ворота открылись, выхватил клинок и рванулся вслед за своими солдатами.

Выскочившие из ворот тапийские воины увидели засеку, за которой в неком подобии боевого порядка стояли сотни две бойцов вольных рот.  При этом засека, точнее, две засеки вопреки всем правилам воинского искусства не перегораживали дорогу, а шли параллельно ей и служили своеобразными направляющими для выбирающихся из города.

– Стой! Перестроиться клином! Прикрыться щитами! – нервно отдавал команды Поиис, разглядывая из-за спин своих подчинённых позицию противника.

Вольники выстроились в два рассредоточенных трёхшеренговых строя справа и слева за засеками, которые отделяли дорогу от поля. Ближе к городской стене уступом стояли одношеренговые строи по две дюжины лучников в каждом.

Тем временем за спиной Поииса послышался грохот сапог. Сагам обернулся. Лучники, выбежавшие из ворот, начали строиться в боевой порядок за спинами щитоносцев, не дожидаясь команды. Когда стрелки заняли боевое построение, Поиис проорал:

– Шагом! Вперёд, марш!

Тапийские войны медленно двинулись по дороге от ворот. Впереди шли щитоносцы, их строй представлял нечто среднее между «свиньёй» и «черепахой», так что они защищались от стрелков вольников не только впереди, но и прикрываясь щитами сверху. За ними шли лучники, на ходу готовясь к стрельбе.

Обтекая с двух сторон Поииса, так и оставшегося стоять перед раскрытым проходом в город, из ворот выдвинулись четыре колонны тапийских воинов. Две внутренние колонны составляли пикинёры, а внешние – щитоносцы. Они присоединялись к клину с таким расчётом, чтобы каждого солдата с пикой прикрывал солдат со щитом.

Первый залп вольники и тапийские лучники произвели одновременно, причём с одинаковым результатом – никто не был ни убит, ни ранен. Собственно на этом залповая стрельба и закончилось – лучники с обеих сторон начали стрелять по готовности. Уже через полминуты тапийские воины, шедшие в первых рядах, стали походить на ёжиков из-за воткнувшихся в их щиты стрел. К огромному сожалению вольников на таком расстоянии щиты не пробивали даже бронебойные стрелы, так что обстрел пока существенных результатов не давал.

В свою очередь тапийские лучники были вынуждены стрелять практически наугад навесом из-за щитов, так что первый их залп лег с недолетом, а затем стрелы перелетали через вольных лучников и падали среди стоявших вдоль засек бойцов, не причиняя им особого вреда

– Дядечка, а чего они разбегаются-то? – спросил убелённого сединами ветерана безусый новобранец, шедший в первой шеренге щитоносцев.

– Жить хотят, вот и разбегаются, – флегматично ответил ветеран, глядя как вольники драпанули в разные стороны из-за спин своих лучников, – щитов-то у них нет, а ты свой держи, как на тренировке, а то...

Договорить ветеран не успел – в его щит воткнулись сразу две стрелы, а в только что вскинутый щит новобранца – четыре.

Ощутив за собой пустоту, лучники вольников почувствовали себя неуютно. Конечно, засека – это надёжная защита от врага, но всё равно не дело лучников сходится с противником в рукопашной. Поэтому лучники, находящиеся за правой засекой, разделились на два отряда, и пока одни меняли позицию, другие прикрывали их отход. Лучники же за левой засекой отступали все вместе, и лишь пару раз остановились, чтобы дать довольно жидкий залп после чего сразу бросались бежать.

– Дядечка, а кто правильнее бежит, те, которые справа, или те, которые слева? – снова вылез новобранец.

– А без разницы, ты щит, главное, держи! – ответил ветеран...

Организованная колонна тапийских беженцев миновала засеки, практически не встретив сопротивления наёмников – обстрел лучников можно не считать –  и гордо промаршировала на расположенное за небольшой рощей огромное кукурузное поле.

– Встать в оборонительный круг! Гражданских в середину! – орал Поиис, а вокруг него стояли вой и плач, заглушаемые треском ломаемых стеблей кукурузы.

– Дядечка, а зачем такое вот построение? – в очередной раз полюбопытствовал новобранец.

– Защищаем гражданских, – флегматично ответил ветеран и дёрнул плечом, на которое стоящий за ним пикинёр положил своё оружие.

Тем временем небольшая группа мечников, используя свои клинки вместо серпов, расчищала пространство перед образовавшимся строем.

– Дядечка, а что они делают-то? – никак не унимался новобранец, глядя на эти своеобразные сельхозработы.

– Место для битвы расчищают – чтоб наши пикинёры видели, куда бить, – всё так же флегматично ответил ветеран.

– Дядечка, а кукурузу не подожгут? – уже совсем жалобно спросил бестолковый молодец, представляя себе, как они окажутся в кольце огня.

– Дык, она ж неспелая, – в первый раз потеряв терпение, ответил седовласый ветеран. – Как они её подожгут-то? Ты меньше вспоминай байки жрецов, и щит правильно держи! А то учишь вас, учишь, а вы всё в строю правильно стоять не можете. Стрелы лучше пообломай, умник, а не вопросы глупые задавай...

***

– Хорошо горит, – сказал Степан, удобно расположившись в вороньем гнезде тримарана Снурии.

– Однако одна группа тапийцев ушла в кукурузное поле, – недовольно заметила капитан тримарана.

– Где? – уточнил Голушко.

– Чуть правее вот той рощицы, – сказала Снурия, передавая ему подзорную трубу.

– Действительно, тысяч пять, наверное, – согласился Степан, возвращая трубу хозяйке, и пожав плечами, меланхолично произнёс:

– Повезло им.

– А я считаю, что вы плохо выполнили работу.

– С чего бы это? Пожар уже вошёл в такую силу, что город сгорит в любом случае, – удивился Степан.

– Слишком много тапийцев выжили! – с ненавистью прошипела Снурия.

– Мадемуазель, – с трудом сохраняя серьёзную мину, проговорил Голушко, – я подрядился сжечь город, о его жителях уговора не было.

– Да, это так, но я всё равно вами недовольна, – еле сдерживаясь, чтобы не выкинуть своего пассажира за борт, ответила капитан тримарана.

– Могу вернуть деньги, – удерживая улыбку, ответил Степан.

– Всю тысячу золотых? – ехидно уточнила Снурия.

– А почему бы и нет, – невинным тоном ответил Голушко.

– Большая добыча? – понимающе уточнила Снурия.

– Хватает, – подмигнув, ответил Степан и, посмотрев вниз, гаркнул:

 – Сержант! Вы уже отсчитали долю нашего агента?

– Да, сэр! – буркнул Билко.

– Отлично, отдайте ему, посадите в ялик, и попутного ветра ему в..., – тут Голушко примолк и смущённо глянул на Снурию, а потом даже чуток покраснел.

– Да не смущайтесь так, – улыбнулась первый раз за день Снурия, – мы, моряки, люди простые.

– В общем, я хочу, чтобы этот Ребел..., – тут Степана прервал звон отбиваемых склянок, – исчез отсюда до следующего удара гонга, тьфу, то есть я хотел сказать, рынды, тьфу, то есть колокола... Короче, вы меня поняли, сержант. – Помолчав ещё секунд пятнадцать, Голушко строго уточнил:

– И я не хочу, чтобы с ним произошёл «несчастный случай», в котором будут замешаны наши ребята. Надеюсь, вы всё поняли, сержант?

Судя по лицу Билко, он всё понял, но приказ ему категорически не понравился. Ещё вчера подобное распоряжение отрядный сержант, не задумываясь, проигнорировал бы, но сегодня... Сержант машинально огляделся вокруг в поисках поддержки, но не нашёл её. Они захватили огромную добычу, и Голушко был намерен честно её разделить. Это подняло авторитет капитана гвардии Валинора на такую немыслимую высоту, что пренебрежение его приказом могло стоить отрядному сержанту ОЧЕНЬ дорого. Даже Бетур, цепной пёс, служивший сначала главе городской шайки Рахи, а затем ставший отрядным сержантом гвардии Валинора, отвёл глаза...

В отличие от всех остальных на тримаране Голушко так и не понял, что он только что пережил кризис власти, и поэтому продолжал разговор со Снурией, как будто ничего не произошло, чем невольно добавил себе авторитета у капитана тримарана.

***

А тем временем в одной из кают тримарана разворачивался ещё один кризис власти, и, в отличие от кризиса на палубе, «власть» явно проигрывала «возмущённым массам».

– Никуда я с тобой не пойду, лицемер! – визжала Куандука. – Как родной город жечь, так ему Великий Куст не указ, а как сестру заставлять делать то, что ему нужно, так сразу начинаешь цитировать священную книгу!

– Хорошо, мне плевать на Куст, священную книгу и этот проклятый город, – закипая, зашипел в ответ Ребел. – Скажу больше, мне и на тебя наплевать, но отец завещал трактир в Кирвесе тебе, как дочери его второй жены, а он нужен мне! И ты пойдёшь со мной и будешь слушать меня и мою жену, иначе...

– Что иначе?! – истерично взвизгнула Куандука, пытаясь вырвать свою руку от сводного брата.

– Давно плетей не получала? – гнусно улыбнувшись, прошептал ей Ребел. – А моя жена тебя ещё и розгами приласкает, ей строптивая служанка в МОЁМ трактире не нужна...

– Помогите! – заорала во всю мочь Куандука, когда сводный брат, больно вывернув ей руку, потащил её на палубу.

– А что это ты делаешь, миленький? – игриво спросила Тулекача, невысокая ярко-рыжая девица, обхватив левой рукой шею семикустника.

В любом другом случае Ребел не обратил бы на вопрос, заданный подобным тоном, внимание. Однако в данном случае правая рука рыжей девицы подвела остро заточенный кинжал прямо ему под подбородок, поэтому Ребел выпустил сводную сестру и подрагивающем голосом произнёс:

– Воспитываю свою младшую сестру, на что имею полное право.

– Извини, миленький, – Тулекача переместилась к стенке прохода,  не забывая прикрываться кинжалом от возможного нападения Ребела, – но на корабле воспитывать кого-либо имеет право только госпожа капитан, – тут из голоса рыжей девицы исчезли игривые нотки, и она жёстко продолжила:

– Так что сейчас вы оба идёте на палубу и рассказываете о ваших разногласиях госпоже Снурии. Прошу, – Тулекача кивнула головой по направлению к выходу и, поигрывая кинжалом, добавила:

– И без глупостей, миленький, а то мне не хочется палубу отмывать от твоих крови и дерьма, если ты надумаешь со мной шутить...

***

– Значит, ты, девочка, не хочешь идти с братом? – с неприкрытым сарказмом спросила Снурия.

– Не хочу, – ответила Куандука.

– А ты, – тут капитан тримарана повернулась к Ребелу, – хочешь завладеть её постоялым двором?

– Он уже им завладел, – вместо брата ответила Куандука.

– Депупан, иди сюда, голубчик, – отвернувшись от брата с сестрой, позвала бывшего менялу Снурия.

– Да, госпожа, – кивнул подошедший Депупан.

– Сколько стоит постоялый двор? – спросила Снурия.

– Смотря какой постоялый двор, госпожа, – улыбнувшись, ответил Депупан, и принялся перечислять, что влияет на стоимость подобного предприятия:

– Расположение в городе: у городских стен или в центре, размер земельного участка постоялого двора, количество комнат для гостей, количество столов в зале, есть ли разрешение магистрата на, – тут бывший меняла немного смутился и сказал осторожно, – предоставление особых услуг. Также на стоимость влияют: находится ли постоялый двор на берегу реки или ручья. Имеется ли собственный ледник, насколько велика конюшня, есть ли постоянная клиентура и какого сорта, – увидев непонимание на лицах слушателей, Депупан пустился в объяснения относительно последнего пункта:

– Местные или приезжие составляют большую часть посетителей? Кто основные клиенты постоялого двора – купцы, ремесленники, воины, стражники? Например, если постоялый двор часто посещает стража, то «крыша» дань с него обычно не берёт, но и стража за обед платить не любит, – тут Депупан снова замолчал, вдохнул, и продолжил:

– Так что ваш вопрос, госпожа, не из тех, на которые легко дать ответ. Без учёта перечисленных мной факторов цена трактира может быть от одной тысячи золотых до десяти, а в особых случаях стоимость может быть даже вдвое больше, и это я ещё не все вопросы перечислил, госпожа.

Степан, глаза которого постепенно стекленели в процессе речи Депупана, потряс головой и спросил:

– А сколько постоялый двор стоит в среднем?

– Господин капитан, – начал отвечать на вопрос командира гвардии Валинора Депупан, не замечая, что своим обращением к предводителю вольной роты он вызвал недовольство Снурии, – как я уже говорил, существует множество вопросов, без ответа на которые...

– Короче, – перебил своего подчинённого Голушко, прекрасно понимающий, что с того момента, как Куандука была в последний раз на том постоялом дворе ещё со своим отцом, прошло уже больше пяти лет, и многое могло измениться, а спрашивать Ребела – глупо.

– Не берём в расчёт самые дорогие и самые дешевые постоялые дворы. Из оставшегося берём самую большую и самую маленькую стоимость подобных заведений. Складываем их, полученную сумму делим на два, и получаем результат. Так сколько, Депупан?

– Пять тысяч золотых, – с видом человека, умывшего руки и ни за что не отвечающего, произнёс Депупан.

Никого не смутило, что стоимость среднего постоялого двора была завышена Депупаном раза в три, если не в четыре, ведь никто, кроме Депупана и Ребела, в цене на постоялые дворы не разбирался. Ребел с облечением выдохнул – тот трактир, который он отобрал у своей сводной сестры, попадал как раз под особый случай и стоил приблизительно в три раза больше суммы, которую озвучил бывший меняла.

– Так, голубчик, – сказала Снурия, вновь обратившись к Депупану, – берите пергамент, кисти, тушь, и пишите.

Дождавшись, когда бывший меняла приготовит письменные принадлежности, капитан тримарана начала диктовать:

– Я, Куандука, дочь... Как имя твоего отца, девочка? Продаю принадлежащий мне трактир... Как название постоялого двора, Ребел? Расположенный в городе Кирвис, своему сводному брату Ребелу... Депупан, вставь имя отца этого жлоба, за пять тысяч золотых...

– Какие пять! Эта старая развалина не стоит даже тысячи!.. – взмолился Ребел.

– Ты называешь развалиной трёхэтажный каменный трактир со своей пристанью, конюшней, ледником, расположенный в двух шагах от берегового форта, связанного стеной с городом... – взвизгнула Куадука.

– Тихо все! – рявкнула Снурия и, дождавшись тишины, как ни в чём не бывало продолжила, – пять тысяч золотых. Регистратором сделки является глава совета города Сунии, Снурия дочь Протингаса, что подтверждается большой городской печатью города Сунии и её собственноручной подписью. В соответствии с законом города Сунии с покупателя, вставь имя этого жлоба, Депупан, взимается пошлина в размере стоимости покупки. Записано пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать второго от войны магов.

Дождавшись, когда высохнет тушь на свитке, Снурия взяла купчую у Депупана, поставила на ней кистью непонятную закорючку, сняла с шеи медальон, вынула из него печать и приложила её к купчей рядом со своей подписью. Затем, помахав несколько раз свитком в воздухе, капитан тримарана протянула купчую Ребелу и сказала:

– Расписывайся, жлоб, либо полетишь с камнем на шее за борт.

Тяжело вздохнув, Ребел взял кисточку и начертал на пергаменте родовой знак. Отобрав у семикустника купчую и кисточку, Снурия повернулась к Куандуке и мягко произнесла:

– Теперь ты, девочка.

После того, как Куандука поставила свою подпись, Снурия отдала купчую Ребелу и, найдя в толпе сержанта Билко, скомандовала:

– Вычтите из доли господина мага десять тысяч золотых, отдайте ему оставшееся, и проводите прочь с моего корабля.

С видом настоящего служаки отрядный сержант уставился на Голушко, и только дождавшись его подтверждающего кивка, принялся выполнять приказ Снурии. Правда, под конец выдержка Билко всё-таки ему изменила, и он поторопил пинком господина мага, который опасался перепрыгивать с борта тримарана на поджидающий его ялик. Затем отрядный сержант выхватил свой меч, перерубил канат под одобрительные крики и, оттолкнув ялик ногой, произнёс:

– Вали отсюда, и учти, увижу ещё раз – убью.

Вместо эпилога

Вечером пятьдесят второго дня месяца доброты года тысяча двести двадцать третьего от войны магов председатель Совета директоров компании «Золото Валинора» Степан Григорьевич Голушко пил вино в одном из принадлежащих данной компании гостиных домов и вспоминал события прошедшего года. Много утекло воды, вина, пива и самогона (который стал фирменным напитком во всей сети гостиных домов, после того, как под руководством  Голушко собрали первый в мире промышленный самогонный аппарат) с тех пор, как сгорела несчастная Тапия. Золотые, которые тапийские жрецы так любезно «подарили» Гвардии Валинора, сделали своё дело, и сейчас в распоряжении акционерного общества находился сорок один новопостроеный гостиный дом, каждый напоминал небольшой замок. В больших донжонах на трёх этажах располагались гостевые апартаменты: от самых дорогих на втором, до самых дешевых на четвёртом. Первые же этажи были заняты большими обеденными залами и кухнями, а в двухэтажных подвалах находились кладовки с разнообразными припасами и ледники. Впрочем, подобные гостиные дома, в отличие от настоящих замков, окружал не деревянный частокол, а добротные каменные стены, да и были эти строения раза в три больше – развалины Сунии давали много строительного материала.

– Как тебе наша штаб-квартира? – отсалютовав кубком, спросил Голушко у Снурии.

– Неплохо, только от реки далеко, – ответила капитан тримарана.

– Знаешь, я не хочу испытывать терпение тапийцев, – ответил Степан и, отпив из кубка, пояснил свою позицию:

– Они всерьёз решили отстроить свой сгоревший город, и мне совсем не интересно мозолить им глаза. К тому же, если бы ты не упиралась, мы могли бы неплохо заработать на продаже кирпича и камня...

– Кирпич и камень Сунии никогда не будут использованы для возрождения Тапии, – перебила Голушко Снурия.

– Да какое возрождение, – тоном человека, пытающегося объяснить очевидный факт уже в сотый раз, для проформы возразил Степан. – Они сейчас тратят последние деньги. И если мы не возьмем у них эти последние деньги, то их заберут другие. А Тапии не дадут возродиться соседи, вот Кирвис давно точит зубы на её земли. Да и... – тут Голушко снова отпил из своего кубка, – мы вырвали у Тапии её золотое жало, благодаря которому она существовала – банкиры бросили её и сбежали вместе со своими капиталами. Они ещё не поняли, что без опоры на собственный город деньги значат не так уж и много. Везде, куда бы они ни пришли, они чужие, и смотреть на них будут, как на дойную корову. Кто-то разорится, кто-то как-то устроится, кто-то даже сможет устроиться так, что будет иметь определённое влияние, но ни один из них не будет иметь того влияния, как в Тапии...

Договорить Степану не дал подошедший к их столу Депупан.

– Господин председатель, сэр, – слегка смущаясь, начал генеральный директор компании «Золото Валинора», – при всём уважении к вам, я вынужден сообщить, что денег для содержания сотни отборных бойцов, которых вы изволили нанять в этом месяце, у компании нет.

Голушко и сам знал, нанимая сотню, что денег для выплаты им жалования может и не хватить. Более того, он нанял их на свои деньги, так как прекрасно понимал, какой соблазн есть у всех из первого состава Гвардии Валинора – не очень уважаемые наёмники превратились в уважаемых господ, став управляющими гостиными домами и главами их охраны. Более того, и у Депупана, сменившего должность зампотыла вольной роты на генерального директора компании, и у Брокунна, доросшего до главнокомандующего вооружёнными силами компании, могли со временем возникнуть, если уже не возникли, нехорошие мысли о том, что надо бы сократить число акционеров и сэкономить таким образом на дивидендах.

Впрочем, до дивидендов ещё далеко, подумал Степан. Компания только развивается, и вся пока ещё небольшая прибыль вкладывается в дело. Главная же проблема была в том, что компанию приходилось развивать из-под палки. Подавляющее большинство акционеров, не говоря уже о сотрудниках, не понимали, зачем нужны централизованные поставки некоторых видов продуктов, а главное – зачем продавать одинаково приготовленные блюда по одной цене во всех трактирах. Не понимали они также, зачем компании нужна курьерская служба, которая обслуживает не только её интересы, но и выполняет функции почты для постояльцев.

Средневековый менталитет, подумал Степан, конечно, играет некоторую роль, но если вспомнить наше средневековье, то орден тамплиеров всерьёз занимался банковскими переводами и изобрёл вексель, а слово ямщик происходит от монгольского слова «яма», что означает почтовая станция. Эти же (тут Голушко на секунду задумался, подбирая подходящий эпитет) долбодятлы, имея огромную территорию, заполненную вольными городами, между которыми идёт активная торговля, даже не подумали о том, чтобы организовать нормальное почтовое сообщение. Хотя здесь я, пожалуй, несправедлив, продолжал думать Степан, почтовые службы зарождаются только когда появляется достаточно большое централизованное государство. Всё же интересно, а в Империи почта была? Скорее всего, нет, поскольку её нет в королевствах – ведь нельзя же считать почтой королевских гонцов, которые ничего, кроме королевских указов и графских отчётов не возят...

– Господин председатель... – спустя пару минут не получив ответа на свой вопрос, вновь начал Депупан.

– Я слышал, господин генеральный директор, – перебил Депупана Голушко. – Более того, я предполагал такое развитие событий, так что ещё две недели назад послал господина Билко...

Договорить Степан не успел, так как в этот момент в зал вошёл бывший отрядный сержант, а теперь один из членов Совета директоров господин Билко. Вслед за ним в зал вошла ещё дюжина человек, из них трое в просторных чёрных плащах с надвинутыми на голову капюшонами. Именно эти трое вслед за Билко подошли к столику, за которым сидел Степан.

– Господин капитан, сэр... – по традиции начал Билко, но Голушко смотрел не на своего бывшего отрядного сержанта, и даже не на незнакомцев в плащах, один из которых гордо демонстрировал всем висевший у него на шее знак Ордена Распознающих Зло, а на небольшую красную книжечку в руках у подошедшего. На ней когда-то золотыми, а теперь потерявшими от времени свой первоначальный цвет  РУССКИМИ буквами было написано: «Удостоверение КГБ СССР».

Так вот ты какой, северный олень, пронеслось в голове у Степана...