Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 4-я"
Автор книги: Дмитрий Быстролетов
Соавторы: Владимир Листов,Алексей Вергунский,Александр Казицкий,Иван Карачаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Но свой разговор с секретарем воронежской губернской организации большевиков она откладывала со дня на день. И не потому, что колебалась, а так складывались семейные обстоятельства, и к тому же ее смущало отсутствие приличного платья.
В этот вечер Мария Федоровна легла спать поздно: зачиталась. Ей попалась книга Короленко, мысли которого крепко запали в ее душу, и она долго не смыкала глаз. Наконец уснула. Неожиданно раздался стук в окошко.
Вставать не хотелось, в комнате было холодно: дрова экономили. Но настойчивый стук повторился. Цепляева накинула пальто, зажгла лампу.
Из соседней комнаты выглянул зять, Чеслав Тузинкевич, молодой человек, но Мария Федоровна махнула рукой и сказала:
– Иди спать, Слава. Это, вероятно, меня.
Подошла к двери.
– Кто там?
– Мария Федоровна, открой, – голос вроде бы знакомый.
– Смерчинский, ты?
– Да. Открой, пожалуйста. Срочное дело.
Цепляева хорошо знала левого эсера Смерчинского и считала его порядочным человеком. Повернула ключ в замке. Смерчинский вошел осторожно, но дверь оставил не запертой. Осмотрелся.
– Ты одна? Можно к тебе?
– Да.
– Входи, Золотарев, – высунув голову на улицу, сказал Смерчинский.
В комнату прошмыгнул высокий мужчина средних лет. Он был одет в потрепанное демисезонное пальто. Из-под шляпы выбивались длинные непричесанные волосы.
– Знакомьтесь, – представил Смерчинский. – Товарищ прибыл из Тамбова, – пояснил он, заметив смятение на лице Цепляевой. – У них трудно с людьми и с деньгами. Он – член губкома левых эсеров. Они хотят установить связь с нами. – Пока Смерчинский все это объяснял Цепляевой, Золотарев молча наблюдал за ней.
– Проходите, присаживайтесь, – привычные слова говорила Цепляева, а сама напряженно думала: «Сказать, что порвала с эсерами, прогнать? Нет, нужно узнать все до конца, разобраться во всем и принять меры: теперь борьба не на жизнь, а на смерть». Решила продолжить разговор.
– Так с кем же вам нужно связаться? – уже спокойно спросила Мария Федоровна.
Золотарев посмотрел на нее долгим взглядом, как бы оценивая, на что она способна.
Цепляева выдержала этот взгляд спокойно и повторила:
– Раздевайтесь. Проходите.
Золотарев снял пальто и присел на край стула.
– Извините, что явились так поздно, но сами понимаете…
– Да, понимаю.
– Вы, кажется, входили в губком левых эсеров?
– Откуда вам это известно? – вместо ответа спросила Цепляева.
Золотарев оглянулся на Смерчинского. Тот пояснил:
– Я сказал.
– У вас остались связи? – спросил Золотарев.
– Остались, – подтвердила Цепляева.
– Кто сейчас решает вопросы?
– Ну, уж так я вам и скажу! – усмехнулась Цепляева.
– Как же быть? Нам это крайне важно. К нам обращались даже от Антонова. Понимаете? – сказал он, понижая голос.
– Понимаю, но сейчас решить не могу.
– Как же нам быть?
– Поезжайте к себе. Привезите письмо от товарищей, которых у нас знают. А я тоже посоветуюсь.
Гости молча переглянулись. Золотарев потер руки, пригладил свои длинные волосы.
– Пожалуй, вы правы. Осторожность прежде всего. Вы посоветуйтесь. А от нас кто-нибудь приедет с рекомендательным письмом. Извините. До свиданья.
Смерчинский и Золотарев ушли.
Цепляева уснуть не могла, хотя разделась и легла в постель.
На следующий день рано утром Мария Федоровна пошла в ЧК. В тот момент, когда Дерибас и Кандыбин, поспав несколько часов, обсуждали вопрос, кого послать в Рязанскую область за Муравьевым, дежурный доложил:
– Товарищ Кандыбин, к вам гражданка Цепляева. Говорит, что вы виделись недавно в губкоме. По срочному делу.
– Да, да. Помню, бывшая эсерка. Что у нее?
– Хочет поговорить лично с вами.
Кандыбин посмотрел на Дерибаса.
– Пригласите ее сюда. Я не помешаю? – ответил на его молчаливый вопрос Терентий Дмитриевич.
Цепляева вошла в кабинет быстрым шагом. Далее по походке было заметно, что она волнуется. Остановилась посредине и посмотрела на Дерибаса. Кандыбина она узнала сразу.
– Это наш товарищ, чекист из Москвы, – сразу представил Кандыбин. – Можете говорить при нем.
Цепляева вначале нерешительно, но потом все оживленнее передала содержание разговора со Смерчинским и Золотаревым. Заканчивая, она спросила:
– Как мне быть? Я не хочу иметь с ними дела. Собственно, Смерчинский человек неплохой и, по-видимому, в эту историю попал так же, как и я. Но они не оставят меня в покое.
Кандыбин переглянулся с Дерибасом. Они сразу поняли, что дело важное, что в руки к ним попали интересные сведения, которые могут оказаться полезными в том деле, которым они сейчас занимаются. Но как все это использовать? Это было еще неясно, и лишь смутно вырисовывалась некая линия связи. Нужно было время, чтобы это осмыслить и наметить какой-то план. Но времени не было. На вопросы Цепляевой нужно было отвечать немедленно.
Дерибас поднялся, медленно прошелся по кабинету, еще раз внимательно посмотрел на Цепляеву, которая, рассказав о событиях ночи, сидела тихо, ожидая ответа. Она порылась в своей сумочке, потом, видимо, не найдя того, что требовалось, слегка поморщилась.
– Вы что-то хотели еще сказать?
– Я искала адрес одного эсера но, видно, оставила его дома.
– Какого эсера, если не секрет?
– От вас не секрет. Мы договорились перейти с ним в организацию большевиков. Это Муравьев…
Дерибас резко повернулся.
– Вы хорошо знаете Муравьева?!
– Да… – с удивлением в голосе произнесла Цепляева. – А почему он вас интересует?
– Он нам сейчас очень нужен, но его нет в Воронеже. Он уехал в деревню к своим родителям.
– И мне он нужен, очень нужен! – воскликнула Цепляева.
– Тогда наши интересы совпадают! – пошутил Дерибас. – Может, вы окажете нам в этом помощь?
– Какую помощь? – не поняла Цепляева.
– Не смогли бы вы съездить за Муравьевым?
Цепляева задумалась. Потом как-то смущенно стала смотреть по сторонам.
– Я буду с вами откровенна. У меня нет денег на дорогу и… вот это единственное пальто. Нет другого платья. Мне не во что переодеться…
– К сожалению, пальто выдать мы не имеем возможности. А что касается платья, то что-нибудь придумаем. И денег на дорогу мы вам дадим. Договорились?
– Договорились… – еще больше засмущалась Цепляева. – Вы уж меня извините.
– Только никто не должен знать, что это наше поручение. Даже Муравьеву вы скажете, что его вызывают в губком левых эсеров. Это нужно для того, чтобы он случайно не проговорился своим родственникам, а оттуда не пошло дальше. Когда он приедет, мы объясним ему все… Ну как, согласны?
Цепляева уже смутно догадывалась, что у чекистов имеется свой план действий. И в этом плане ей отводится не последняя роль. Поэтому твердо ответила:
– Согласна. – Это был голос другой женщины, твердый и решительный.
Выяснив у Цепляевой все необходимые детали, Дерибас и Кандыбин с ней распрощались.
Затем они снова и снова обсуждали план предстоящей операции. Просидели весь день. Многое просматривалось вперед. Но были еще и факторы, которые не зависели от чекистов, но могли играть существенную роль. Обедал Дерибас у Кандыбина, но что он ел, ни за что бы не вспомнил. Даже за обедом они продолжали обсуждать детали предстоящего дела. Потом опять сидели в кабинете на службе. Вызывали оперативных работников, наводили справки, требовали дополнительные сведения. Все срочно, немедленно. А через два дня, к вечеру, Дерибас, шатаясь от усталости, сказал Кандыбину:
– Дмитрий Яковлевич, в общих чертах наш план готов. Дожидаться приезда Муравьева я не буду. Ты уточнишь с ним детали и сообщить мне в Москву. А за это время я доложу все, о чем мы с тобой договорились, Самсонову и Дзержинскому. Надо получить у них одобрение. Согласен? Уеду я завтра утром.
Казалось бы, от Воронежа до Рязани рукой подать, но нужно устроить дома семью, найти женщину, которой можно поручить хозяйство, заготовить хотя бы что-то из продуктов. Да и самой экипироваться в дорогу и достать билеты. И вышло так, что Цепляевой удалось отправиться в путь только в конце зимы. Поезд подолгу стоял на полустанках. А от Рязани до деревни пришлось искать попутную подводу. Мария Федоровна порядком намучилась, пока добралась. А время шло и шло… Но Цепляева была женщина упорная: дала слово – отступать нельзя. И в конце концов Муравьева она разыскала и переговорила с ним.
Муравьев не очень обрадовался известиям: ведь Мария Федоровна просила приехать в Воронеж для решения эсеровских дел – такие инструкции она получила. Евдоким Федорович не торопился к левым эсерам: «Что у них может быть хорошего?»
Когда Муравьев приехал в Воронеж ранней весной, было холодно и сыро. Шел снег, перемешанный с доедем. Не было никакого желания выходить на улицу…
Но в тот же день к нему пришла Мария Федоровна и сказала:
– Евдоким, тебя просят зайти в губчека.
– Меня? – удивился Муравьев. – Зачем?
– Этого я не знаю. Я пойду вместе с тобой. С нами хотят поговорить.
Муравьев стал быстро собираться.
У Кандыбина они застали целый «консилиум»: там сидел заместитель председателя губчека Ломакин, председатель губисполкома Агеев. Все они поздоровались с Цепляевой и с Муравьевым за руку, и Кандыбин предложил им сесть. Затем спросил Муравьева:
– Почему вы так долго не ехали? – в его голосе Муравьев почувствовал укор. Это было сказано с оттенком досады.
– Почему вы не сказали, что я нужен вам, а не эсерам? Я бы приехал немедленно, – в том же тоне ответил Муравьев.
– Нам не хотелось, чтобы кто-нибудь мог догадаться о нашей заинтересованности. Вы могли случайно проговориться своим родственникам…
– Ну и что же? Я своих взглядов не скрываю. Я решил твердо порвать с эсерами.
– Мы знаем ваши убеждения. Но у нас есть предложение. Это предложение Москвы, – Кандыбин подчеркнул последнее, чтобы дать почувствовать Муравьеву, насколько серьезно предложение. – Нужно оказать помощь в борьбе с антоновщиной.
Муравьев даже привстал. Он не ожидал такого оборота дела. Удивленно посмотрел на лица присутствующих: уж не подшучивают ли они над ним? Но выражения лиц у всех были серьезные, и он стал сосредоточенно думать, как он может пригодиться в этом деле: «Кто из воронежских эсеров может быть связан с бандой Антонова?.. На память ничего не приходило. Да и с тамбовскими эсерами связи никакой нет…» Ничего не придумав, Муравьев покачал головой, развел руками и в недоумении спросил:
– Что я могу?..
Не отвечая на вопрос, Кандыбин снова спросил:
– Как относитесь вы к этому движению?
– Как я могу относиться к бандитам и убийцам?
– Это вы правильно определили: бандиты и убийцы. Тут наши взгляды совпадают. Но сейчас мало дать точное определение этим людям. Ни один честный человек не может спокойно наблюдать за всем, что они творят…
Муравьев покраснел.
– Я готов вступить в Красную Армию и бороться с оружием в руках, – решительно сказал он. – Когда я ехал сюда по вызову Марии Федоровны, – он оглянулся в ту сторону, где сидела Цепляева, – то был свидетелем разговора между крестьянином и солдатом. Крестьянин защищал антоновцев, а солдат возражал. Я и подумал в тот момент: «Мать честная, если бы я только мог попасть в ряды антоновцев! Я сумел бы убедить крестьян! Да ведь только не дадут. Сразу заткнут глотку штыком!..»
– От вас этого не потребуется, – улыбнулся Кандыбин. – Важнее проникнуть в штаб антоновцев…
– Ну, уж это фантазия! – воскликнул Муравьев. – Это не в моих силах, – он развел руками. – Чего не могу, того не могу!
– А если все же подумать, – не отступал Кандыбин. – Мы поможем кое в чем. Для того чтобы покончить с бандой антоновцев, требуется проявить хитрость, собрать информацию и обезглавить движение. Это чрезвычайно трудно и опасно. Отлично знаем, какому риску будет подвергаться человек, которому удастся туда пробраться… Но зато какая польза для народа!
– Но каким образом? – удивился Муравьев.
– О деталях операции разговор пойдет после. Сейчас нужно знать ваше принципиальное мнение… Вы можете и отказаться…
– Да нет, я согласен, – твердо заявил Муравьев. – Но пока я не вижу путей…
– Если вы согласны, то давайте приступим к обсуждению наших совместных действий. Вот и товарищ Цепляева вам поможет.
Дворянская [2]2
В настоящее время – проспект Революции.
[Закрыть]улица в Воронеже славилась своей гостиницей «Метрополь» да еще столовой Енгалычева, в которой обычно питался простой люд. Дом, где помещалась столовая, был одноэтажный, с мезонином. Так и остался бы этот дом безвестным, как десятки других одно-двухэтажных домов, если бы не одно обстоятельство. После Октябрьской революции хозяин с семьей перебрался жить в мезонин, где было посуше и теплее, а первый этаж конфисковали городские власти. Окна были закрыты ставнями, столовая бездействовала. Да и нечем было кормить…
И вдруг ведущая к дому асфальтовая дорожка была расчищена, внутри велись какие-то работы – слышался стук. Прохожие останавливались и с удивлением рассматривали особняк: что там такое происходит? Опять откроют столовую? Но где же возьмут продукты?
В доме срочно оборудовали две комнаты под зал. Утеплили окна, затопили печь. Поставили столы. Потом на столах разложили книги, журналы, газеты, брошюры. А над входной дверью, выходящей на улицу, была прибита вывеска: «Воронежский комитет левых эсеров». Немного ниже стояла надпись более мелким шрифтом: «Клуб левых эсеров».
В комитете за большим столом, покрытым красным сукном, на котором стопкой были сложены бланки со штампом комитета левах эсеров и печати, сидел Муравьев. В другой комнате хозяйничала Цепляева.
Иногда заходили посетители. Муравьев с ними беседовал. Рассказывал о работе левых эсеров, о том, что готовятся выборы нового губкома.
Они ждали, терпеливо ждали. Кандыбин в Воронеже, Дерибас в Москве. Их расчет был построен верно. Они не могли ошибиться.
И вот в одну из ночей, когда весна пробивала свой путь сквозь пургу и ветер и на землю падал липкий снег с дождем, в комнате Смерчинского послышался негромкий стук. Кто-то стучал в окошко. Первая услышала жена.
– Бронислав, опять кто-то! – тронула мужа за плечо с тревогой. – Ей надоели эти ночные визиты, вечные разговоры, таинственные и приглушенные. Она хотела спокойной жизни. – Прогони их! – сказала она в сердцах.
Смерчинский поднялся, накинул пальто, вышел в сени.
– Кто там? – негромко спросил он.
– От Золотарева я. Откройте.
Смерчинский открыл щеколду. Незнакомец вошел быстро, снял рукавицу, поздоровался.
– Я прибыл, как договорились. Привез письма. – Его голос звучал твердо и уверенно.
Смерчинский снова запер дверь и провел его во вторую комнату. Засветил керосиновую лампу. Поставил ее на стол. Предложил незнакомцу раздеться и сказал:
– Давайте знакомиться. Смерчинский.
– Донской, – тихо, но как-то внушительно произнес незнакомец. Произнес так, что Смерчинский ни о чем больше не стал расспрашивать. Донской выглядел молодо, ему было примерно столько же лет, сколько и Брониславу – не больше двадцати пяти, – но держался он уверенно.
– Вы отдохнете здесь или сразу пойдем к Марии Федоровне? – спросил Смерчинский.
– Если удобно, то здесь, – ответил Донской. – Уж очень тяжела была дорога. Сильный ветер и слякоть. Я думал, что это к лучшему, да чуть не попал в лапы к чекистам: нарвался на заставу красных. Едва ушел. – Заметив, как ему показалось, испуганный взгляд Смерчинского, добавил: – Да вы не беспокойтесь. Ушел чисто. Никого за мной не было.
Гостю постелили на диване. Тот поблагодарил и, укладываясь, сказал:
– Если я не встану, поднимите меня в восемь часов.
– Хорошо. – Смерчинский удалился.
Разбудив гостя утром, он сказал:
– Вас покормит жена. Я должен предупредить Цепляеву. Нужно застать дома, пока она еще не ушла. Она должна организовать вам встречу.
Когда Смерчинский возвратился домой, Донской сидел за столом, пил чай. По другую сторону стола сидела жена Смерчинского и ела хлеб с ветчиной. Угостил гость. Жена, как заметил Смерчинский, смягчилась: гость произвел выгодное впечатление. Донской выжидающе смотрел, как Смерчинский не спеша раздевается, ему хотелось побыстрей узнать новости, но он проявил выдержку. Предложил:
– Садитесь завтракать.
И только тогда, когда Смерчинский утолил голод, Донской попросил, не потребовал, а попросил:
– Вы можете мне рассказать?
Смерчинский увел его в другую комнату и сообщил:
– Цепляева разговаривала с Муравьевым. Поэтому я немного и задержался. Он готов вас принять. Просил выяснить, может ли кто-нибудь узнать вас на улице и не грозит ли вам это неприятностями?
Гость задумался. Покачав головой, сказал:
– Пожалуй, меня здесь никто не знает…
– Тогда, если для вас это неопасно, может быть, мы вместе пойдем к нам в комитет?
Получив согласие Донского, Смерчинский отправился вместе с ним в город. Возле особняка на Дворянской улице Донской остановился, прочитал вслух: «Комитет левых эсеров», с удивлением посмотрел на Смерчинского.
– Я думал, что вы поведете меня на квартиру. У вас еще не прикрыли? Ну и ну…
Вошли внутрь дома, где их поджидал Муравьев. Поздоровавшись, Донской подошел к столу, где в беспорядке лежали брошюры. Муравьев и Смерчинский молча наблюдали, как у него разгорелись глаза.
– Где нам можно поговорить? – Донской огляделся по сторонам.
– Можно здесь, можно у меня дома, можно на улице. Правда, на улице сейчас холодно. Где вам удобнее?
– Сюда никто не войдет?
– Мы попросим Марию Федоровну закрыть дверь, а Смерчинский подежурит.
– Хорошо.
Донской снял пальто и сел к столу. Рядом с ним, отдав нужные распоряжения, сел Муравьев. Гость вытащил из кармана пиджака письмо, отпечатанное на машинке:
– Вот рекомендательное письмо. Подписали два члена тамбовского губкома эсеров. Вы их должны знать.
Муравьев прочитал. Там было сказано, что губком просит оказать всяческое содействие их представителю, Донскому.
Возвращая письмо, сказал:
– Ну, что ж, все ясно. Этих людей я знаю. Какая помощь вам требуется?
– У вас есть связь с Москвой?
– Есть.
– Вы можете связать нас?
Вопрос поставлен прямо. Связать Донского с Москвой, с ЦК левых эсеров, такой вариант еще не подготовлен. Конечно, можно пообещать и потянуть. Но тогда на этом круг и замкнется.
Муравьев задумался.
– Давайте отложим решение этого вопроса, – сказал он. – Завтра у нас состоится диспут на тему «Народничество и марксизм». Придут члены нашего губкома, я поговорю кое с кем из них, тогда и решим.
Донской согласился. Договорились, что он поживет у Смерчинского.
На следующий день состоялся диспут. В нем участвовали Муравьев и член губкома РКП(б) Баклаев. Зал был набит до отказа. Стульев не хватало. Пришло немало большевиков, которые не были в курсе дела. Донского усадили на почетное место.
Особенно трудно на диспуте пришлось Муравьеву. Ничего не сказать нельзя. А много сказать – тоже невозможно. Он должен был играть, говорить слова, высказывать мысли, которые теперь противоречили его истинным убеждениям.
Помогло то, что он хорошо знал предмет спора, читал много народнической литературы и раньше верил в эти идеи.
Большевики, которых пригласили на диспут, ни о чем не предупредив, недоумевают. Высокий молодой человек, редактор воронежской газеты Михайлов, наконец, не выдерживает и довольно громко говорит:
– Черт те что происходит!
Вслед за ним вскакивает группа партийных работников из небольшого уездного городка Боброва:
– Долой! Мы у себя все ликвидировали, а тут эта гидра действует! Да мы ее сейчас…
В поднявшейся суматохе Муравьев схватил Донского под руку и увел на улицу.
– Ну, как? – спросил, улыбаясь.
– Потрясающе! – Донской его обнял. – Об этом я Александру Степановичу расскажу. Обязательно.
– Кто такой Александр Степанович?
Оглянувшись по сторонам, Донской прошептал на ухо:
– Антонов. Теперь я вам могу сказать это. Я – начальник контрразведки Антонова.
Муравьев остановился и с сомнением посмотрел на своего спутника.
– Не верите? Приезжайте к нам в армию.
Муравьев опешил. С сомнением покачал головой. Такого оборота дела он не ожидал.
– Зачем же я к вам поеду?
– Посмотреть. Установить контакты.
– Я должен посоветоваться в ЦК.
Проводив Донского к Смерчинскому, Муравьев задумался: «Неужели удача?.. Нет, не может быть. Этот Донской, как он себя называет, еще очень молод. На вид ему двадцать с небольшим… Не может быть, чтобы матерый волк Антонов поручил такое ответственное дело такому молодому человеку!.. А сколько лет мне? – тут же усмехнулся Муравьев. – Двадцать четыре! Но ведь поручили же мне очень важное дело! Нужно срочно переговорить с Кандыбиным».
Председатель губчека сразу заметил, что Муравьев сильно возбужден и спросил:
– Тяжело достался диспут?
– Диспут диспутом, – ответил Муравьев, – к таким вещам мне не привыкать. Тут дело в другом. Человек, прибывший из Тамбова, сказал, что является начальником контрразведки Антонова. Фамилия его – Донской.
Теперь Кандыбин удивленно вскинул брови вверх и переспросил:
– Так и назвал себя? Начальником контрразведки?
– Да. А когда я не поверил, пригласил приехать в армию Антонова и лично убедиться в этом.
– Да-а!.. – задумчиво произнес Кандыбин. – Тут есть над чем подумать! Где сейчас Донской?
– У Бронислава Смерчинского.
– Решать этот вопрос без Дерибаса мы не имеем права. Я дам срочную телеграмму в Москву… А пока давайте разыграем следующий вариант. – И Кандыбин изложил свой план.
Поздно ночью в специально подобранном помещении на окраине города состоялось заседание мнимой военной организации левых эсеров Воронежа. На улице, вблизи дома, была выставлена «охрана» из двух человек, на которую Муравьев, проходя мимо, обратил внимание Донского.
– Чтобы гарантировать от всяких неожиданностей, – сказал он тихо, подавая условный сигнал. Донской понимающе кивнул.
Открыл заседание «белый офицер», который якобы возглавляет организацию. В роли офицера выступал Кандыбин. Вид у него действительно был офицерский. Членами «руководящей группы» были председатель губисполкома Агеев, заместитель председателя губчека Ломакин. Разговор шел о подготовке восстания. Кандыбин обратился к Донскому:
– Нас может поддержать армия Антонова? Какими силами?
– Я должен посоветоваться.
– Только просим вас без спешки. Мы должны как следует подготовиться. Иначе все дело может провалиться.
Донской согласно кивал головой.
В конце совещания в комнату вошли еще два человека.
– Это – товарищи из Москвы, – представил их Кандыбин. – Представители ЦК левых эсеров, – уточнил он. В роли одного из них выступал Митрофан Попов, старый воронежский большевик, друг Муравьева.
Когда совещание подходило к концу, Попов сказал Муравьеву, но так, чтобы отчетливо услышали все:
– Скоро состоится съезд левых эсеров, на котором будет заслушан политотчет ЦК. Так как твоя организация, Евдоким, – особенно подчеркивая роль Муравьева, говорил Попов, – считается одной из лучших, ты должен будешь выступить с содокладом.
«Члены ЦК» передали Муравьеву «директиву ЦК» об объединении всех антибольшевистских сил. Особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами.
Выйдя после совещания на улицу, Донской крепко стиснул локоть Муравьева:
– Ну, Евдоким Федорович, порадовал ты меня сегодня. Теперь успех нашего дела обеспечен. Александр Степанович будет доволен.
А на следующий день, прощаясь с Муравьевым, пообещал:
– Черед неделю я приеду к вам опять. Но если вам понадобится что-либо срочно, можете меня найти через адвоката Федорова, проживающего в Тамбове. – При этом Донской назвал адрес и пароль, по которым можно связаться с Федоровым.
