Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 4-я"
Автор книги: Дмитрий Быстролетов
Соавторы: Владимир Листов,Алексей Вергунский,Александр Казицкий,Иван Карачаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Тебе лучше знать. Мне герр лейтенант сказал, чтобы ты отдохнула и потом будешь помогать мне содержать дом. Это все. – Сказано это было таким тоном, который не допускал продолжения разговора на эту тему.
Поздно вечером приехал капитан. Хозяйка провела Галину на вторую половину дома, где был оборудован кабинет. Капитан пригласил ее сесть и снова приступил к допросу.
– Меня зовут Фурман, а теперь, фрейлейн, расскажите все о себе, как ваша настоящая фамилия, имя, отчество, кто вы и зачем появились в деревне Дайнова? Все подробно и только правду.
– Я уже рассказывала вам, – начала Галина и повторила подробно все то, что она говорила раньше. Фурман сидел молча, курил и внимательно наблюдал за ней. Когда она закончила, он улыбнулся и сказал:
– Надеюсь, фрейлейн, вы не считаете меня наивным или глупым человеком? Неужели вы и в самом деле думаете, что я поверю сказке, которую вы нам рассказываете вот уже, кажется, третий раз? – После паузы он сказал: – Пусть будет так, Галина. В конце концов это может быть и настоящее ваше имя. Все остальное – сказка про белого бычка. Так у вас говорят?
– Но я сказала вам правду.
– Хорошо. Не хотите говорить правду, не нужно. Мы не будем больше вас допрашивать. Мы, немцы, уважаем достойных врагов. А красные достойные враги. Вот и вы, Галина, воевали против великой германской армии и ее фюрера Адольфа Гитлера, собирали военную информацию о немецких войсках, шпионили. Как я должен поступить с вами? Отпустить не имею права, это противоречило бы законам военного времени.
– Не понимаю, герр капитан, о каком шпионаже вы говорите. Я студентка и шла домой…
– Не надо больше рассказывать, не надо. – Фурман достал из стола бутылку вина и две рюмки. Налил, одну поставил перед Галиной, другую приподнял: – Давайте лучше выпьем за наше знакомство.
– Спасибо, я не пью вина.
Фурман выпил и продолжал:
– А как вы объясните, что у разведчиков, которые были в лесу около деревни, мы нашли рацию и вещмешок с женскими вещами? Рация и вещи принадлежали вам. Собака взяла след. Радисткой в группе были вы. Вы утром вышли из того леса. Наш человек видел это. Дальше. Гомель в наших руках, и мы выясним, учились вы там в институте или нет. Наконец, через несколько дней германская армия возьмет Орел, и мы узнаем, кто ваши родители и действительно ли вы из Орла. Ну так как, может, отпустить вас на все четыре стороны? Вы возвратитесь к своим и будете смеяться над нами. «Вот немцы – дураки», – скажете вы и снова с другой группой будете заниматься шпионажем против нас. Так? Так. Остается одно – расстрелять.
– За что же расстреливать меня, герр капитан? Я не знаю никаких разведчиков. Я шла домой. – Галина достала платок и поднесла к глазам.
– Но, но, не надо плакать. Я просто советуюсь с вами. Мы не хотели бы лишать вас жизни. Вы молоды, красивы. – Фурман встал, налил стакан воды и поставил перед Галиной. – Но если реально смотреть на вещи, то положение ваше серьезно. Вообще-то выход есть. – Он сделал паузу. – Как вы посмотрите на то, если я вам предложу работать на великую германскую армию?
* * *
По делу Прихожана Кленов вызвал Андреева и Иванюту вместе. Докладывал Андреев. Когда он изложил фактическую сторону дела, подполковник сказал:
– Это факты. А выводы, предложения?
– Мы думаем так, – Андреев посмотрел на Иванюту, – В плену Прихожан по нашим подсчетам находился двое-трое суток, не больше. За это время его могли завербовать и дать ему шпионское задание.
– Это, конечно, наше предположение, – поскольку он скрывает факт своего пребывания в плену, – заметил Иванюта.
– Да, предположение, – продолжал Андреев, – но серьезно подготовить и дать ему, непроверенному агенту, на связь других агентов? Это маловероятно. Вряд ли также можно допустить, что он довоенный гитлеровский агент. Основании для подобной версии у нас нет.
– Да, полагать, что он может быть значительной фигурой в этой игре, вряд ли целесообразно. Что же вы предлагаете?
– Исходя из этой посылки, предлагается Прихожана пригласить к нам и допросить. Было бы это мирное время, можно бы и не трогать, посмотреть на его дальнейшие действия, но…
Прихожан был небольшого роста, о таких говорят неказистый. Во время беседы он, особенно вначале, предстал весьма строптивым и нерассудительным. Он очень обиделся, что его оторвали от дел, он стал в позу. Разумеется, его пребывание в окружении в вину ему никто не ставил. Его только попросили хорошо все вспомнить и рассказать, не упуская деталей, которые порой кажутся на первый взгляд мелочами. По-видимому, он все же был сильно взволнован, встревожен, хотя внешне это не очень проявлялось.
Он, видно, понял, что Андреев, который беседовал с ним, знает о его пребывании на оккупированной территории больше, чем он предполагал. Тогда он все рассказал.
Бой за деревню Дубки закончился не в нашу пользу. Контратака, которую организовал полковник из оперативного управления, тоже захлебнулась. Во время боя подошло несколько немецких танков и бронетранспортеров, которые и решили исход боя. Когда все кончилось, его в числе других военнопленных немецкие автоматчики привели в деревню. Перед этим всех обыскали, отобрали оружие, документы, личные вещи. Загнали на скотный двор, поставили часовых. Потом построили, отделили командный состав, погрузили в грузовую автомашину и под усиленным конвоем повезли в какой-то крупный населенный пункт. Там посадили в темный, сырой подвал, каждого в отдельную камеру. Вызывали на допрос всю ночь и весь день.
На вторую ночь, часов в одиннадцать-двенадцать, Прихожана вызвал гитлеровец в штатском. Он водрузил на нос очки, пристально посмотрел на Прихожана и сказал по-русски:
– Садитесь, капитан медслужбы Прихожан.
– Благодарю, – проронил несмело Прихожан и сел на стул, стоявший на некотором удалении от стола.
– Я обер-лейтенант Вестгоф. Зовут меня Валериан Аполлонович. Я родился и жил в России. Из дворян, правда, оскудевших последнее время. Потом эмигрировал. Ну-с, приступим к делу, капитан, времени у нас, сами понимаете, мало. Не будем разводить дипломатию. Ваши документы вот передо мной, на столе. Здесь указаны все ваши данные. Так что тратить на это время не будем. Должен заметить, у вас выбор не большой. Вы сейчас берете ручку и подробно отвечаете на поставленные там, в вопроснике, вопросы: о месте дислокации в настоящее время вашей части, в данном случае штаба фронта, армий, входящих в состав фронта, состоянии войск, наличии вооружения, техники, боеприпасов, о базах снабжения, об офицерах штаба. Все, что знаете, только правду. Если у вас будет что добавить от себя, кроме указанных вопросов, пишите. Это вам зачтется. Если же, по каким-либо соображениям, вы не найдете возможным ответить на поставленные вопросы, вас расстреляют. К утру. Я прикажу. Третьего, к сожалению, предложить не могу.
Прихожан сначала отказывался, ссылаясь на свою неосведомленность, на го, что он занимался хозяйственными вопросами в госпитале, ведал снабжением. Вестгоф молчал и улыбался. Потом он позвонил. Вошел здоровенный солдат. Одной рукой он приподнял Прихожана за воротник, другой стул поставил к столу и толкнул Прихожана на стул. Тот плюхнулся и взял ручку.
После того, как он заполнил вопросник, его несколько часов никто не трогал. Он даже поспал немного. Потом дали ему кусок хлеба и полкотелка супу. Днем часовой снова увел его на допрос, на сей раз его допрашивал капитан Фурман, тоже говоривший по-русски, но с заметным акцентом. Он одобрил поведение Прихожана в плену, заметив, что его показания в основном соответствуют имеющимся у них данным.
– Это дает основание надеяться, капитан Прихожан, что вы будете помогать нам создавать новый строй в России. Если вы согласны, вас немедленно отпустят к своим и вы будете работать на великую Германию, находясь там, у красных. – Последнюю фразу капитан Фурман произнес даже с некоторым пафосом и при этом поднял вверх указательный палец.
– Но, господин капитан, – Прихожан попытался что-то возразить, но Фурман перебил его:
– Сдача в плен, господин Прихожан, свидетельствует о непрочности ваших убеждений, о желании спасти свою жизнь. Как у вас говорят, спасти свою шкуру. – При этом Фурман довольно засмеялся и продолжал: – Между нами говоря, у вас есть один шанс спасти свою жизнь – это стать дейчагентом и работать на Германию. Других шансов нет.
Заключительный разговор с Прихожаном вел снова Вестгоф. Прихожану предстояло, возвратясь в свое расположение и пройдя проверку, устроиться на свою прежнюю должность во фронтовой госпиталь. Вести себя осторожно, добросовестно выполнять свои служебные обязанности. Слушать, что говорят между собой командиры, запоминать, знакомиться с документами, при возможности копировать их. Собранную информацию передавать человеку, который будет приходить к нему. Он будет его, Прихожана, руководителем. Обусловливались время и место встреч.
– Его указания – это указания капитана Фурмана, – подчеркнул Вестгоф. При первом знакомстве руководитель должен был обратиться к Прихожану со словами: «Если не ошибаюсь, мы с вами встречались когда-то в парке в Гомеле?» На это требовалось ответить: «Да, в Гомеле я родился и жил до войны».
На следующий день Вестгоф привез Прихожана в деревню, недалеко от линии фронта, и на прощанье сказал:
– Сейчас обстановка благоприятствует вашему возвращению к своим: многие русские выходят из окружения.
Прихожан провел ночь в каком-то сарае, а рано утром нашел попутчиков и стал пробираться через линию фронта.
– Как же вы выполняли свои обязательства перед Фурманом и Вестгофом? – спросил Андреев.
– Я с этим не торопился, решил тянуть время. Две встречи уже пропустил. На первую, которая намечалась в начале месяца, не мог пойти, был в отъезде. На вторую не пошел.
– Почему к нам не пришли?
– Гм… Почему? Боялся, потому и не пришел к вам.
– Следующая встреча?
– Во вторник на следующей неделе. На почтамте…
Задачу «Смелому» ставил Кленов сам. Когда все вопросы, касающиеся задания по разведке в тылу, были обговорены. Кленов сказал:
– Теперь о разведгруппе Соловьева. Судьба этой группы для нас, сам понимаешь, небезразлична. И не только по чисто человеческим соображениям. Любые данные о ней для нас будут представлять интерес. Попытайся выяснить хотя бы, кто была эта девушка и какова ее дальнейшая судьба…
* * *
Рынок в тяжелые годы оккупации – место знаменитое в городе. На толкучке можно услышать новости, можно встретить разных людей. Но для разведчика это место опасное. Там обычно шныряют полицаи, сыщики, агенты гестапо, часто бывают облавы и проверки документов, а угодить разведчику в облаву совсем ни к чему. И все же, бывая в городе, «Смелый» наведывался на толкучку.
Галину он раньше не встречал, знал ее только со слов знавших ее людей и по фотокарточке, которую дал ему Андреев, снабдив на всякий случай надписью на обороте:
«Кого люблю, тому дарю. Леше на долгую память. Тося».
«Смелый» узнал ее сразу. Она ходила между рядами с корзиной следом за длинной пожилой женщиной. Женщина торговалась, покупала продукты, купленное клала в корзину, и они шли дальше. Девушка ни на шаг не отставала от впереди шедшей женщины. Закупив кое-какие продукты, женщины покинули рынок и направились мимо станции, на окраину города. «Смелый» шел за ними на некотором удалении до тех пор, пока они не скрылись в калитке в высоком деревянном заборе. Это было в воскресенье. Видел он ее и в среду и в пятницу – в базарные дни, на том же рынке.
Надо было постараться узнать все об этом доме. И он решился. В следующее воскресенье на рынке, улучив момент, он подошел к девушке сзади и сказал тихо:
– Привет тебе, Галина, от Сергея Петровича. – Она встрепенулась и с испугом обернулась. – Спокойно. Нужно встретиться или передай письмо мне здесь в следующий раз. Опиши все. Буду ждать.
– Встретиться не могу. Меня одну не выпускают. Напишу письмо… – шепнула она.
В среду ее не было на рынке, и «Смелому» пришлось поволноваться. Письмо она передала только в пятницу. В нем описывалось все, что произошло с группой, и с ней тоже. О себе она писала:
«Сначала меня допрашивали, потом перестали. Не знаю почему. Живу сейчас у Анны Карловны – хозяйки большого дома, выполняю обязанности прислуги. Живу здесь третью неделю. На второй половине дома живут шесть молодых мужчин. Я их не видела и не знаю, кто они. Обеды для них готовит хозяйка и сама их кормит. Я только помогаю стряпать, стираю и глажу для них белье. К нам в дом почти ежедневно ездит капитан Фурман, который меня допрашивал. Он предложил мне работать на германскую армию. Что он имел в виду, какую работу, я точно себе не представляю. И еще бывает в доме господин Вестгоф. Но они бывают больше на второй половине дома».
Заканчивалось письмо вопросами:
«Как мне быть? Как вести себя, что сказать, если будут снова предлагать работать на них?»
«Смелый» передал об этом в Центр, который разрешил Галине дать согласие.
Галина понимала, что, хотя ее и оставили в покое, не допрашивают больше, о ней помнят, больше того, с нее не спускают глаз. Фурман, когда приезжает к ним, всегда улыбается, спрашивает:
– Как идет дело, фрейлейн Галина? Как жизнь? – и, не слушая ее ответа, продолжает: – Ты красивая девушка, все будет карашо. Старайся.
Вестгоф относился к ней покровительственно.
– Ты, если что нужно, обращайся ко мне. Только будь откровенна, ничего не скрывай от меня. Мы же с тобой русские, свои люди. Ты на меня не обижаешься, что тогда пришлось тебя допрашивать? – допытывался он. – Сама понимаешь – служба.
Спрашивая, он пристально смотрел ей в глаза. На прощанье долго тряс руку и наставительно поучал:
– Ты тут веди себя прилично. К тебе все хорошо относятся. Герр капитан Фурман о тебе хорошего мнения. Будь благодарной. – Галина кивала в знак согласия. Она начинала входить в роль. Не зря же она хотела когда-то стать артисткой…
Если раньше Галина боялась встречи с Фурманом, то сейчас она ждала возобновления прерванного тогда разговора.
Разговор на этот раз был продолжен не Фурманом, а Вестгофом, который долго и нудно говорил ей о великой освободительной миссии германской армии, о благе, которое несет эта армия народам. Ее счастье, что она встретила на своем пути таких людей, как Фурман и сам он, Вестгоф. Они сделали для нее много, оказали ей доверие, но и она должна постараться оправдать это доверие.
– Я стараюсь, Валериан Аполлонович, на меня не может обижаться Анна Карловна. Я все делаю так, как она велит.
– Да я не об этом, – поморщился Вестгоф. – Речь идет о другом. Ты помнишь последний разговор с герр капитаном?
– Помню.
– Твое положение серьезнее, чем ты думаешь. Сегодня ты должна ответить нам окончательно, согласна ли ты с нами работать?
– Что я должна буду делать?
– Да или нет?
После продолжительной паузы она выдавила из себя: «Да, согласна».
* * *
Небольшое приземистое помещение вокзала было многолюдным, но притихшим. Пассажиры сидели над своими узлами, чемоданами и кошелками, разместившись кое-как на скамейках и прямо на полу. Тускло блестела под потолком единственная лампочка.
Андреев прошел по залу, переступая через протянутые ноги и узлы, стараясь не задеть дремавших, измученных дорогой людей, заглянул в кабинет к начальнику станции. В кабинете никого не было. Возвращаясь к выходу, он еще раз внимательно осмотрел находившихся в зале пассажиров. Эта уже стало его профессиональным навыком. Его внимание привлек лейтенант с петлицами артиллериста, дремавший на скамейке. Он сидел спиной к входной двери, между стариков и молодой женщиной. Лейтенант был не единственным военным в зале, но бросился в глаза Андрееву именно он. То ли его черные петлицы в то время, когда все военные носили полевые защитного цвета, то ли слишком сжатые в гармошку новые хромовые сапоги, но Андреева он явно заинтересовал. Направляясь к выходу и делая вид, что не обращает на него внимания, он в то же время обдумывал, как лучше проверить у лейтенанта документы. Андреев вышел на перрон и тут увидел в его дальнем конце патруль. Андреев узнал офицера комендатуры и окликнул его. Патрульные остановились, и старший лейтенант подошел к Андрееву.
– Вы уже были здесь на станции?
– Да, были.
– И документы проверяли у пассажиров?
– Проверяли.
– Когда это было?
– Часа три тому назад. Сразу как заступили на дежурство.
Они вошли в вокзал. Андреев показал глазами в сторону лейтенанта и тихо спросил:
– Был лейтенант на станции, когда проверяли документы?
– Нет, кажется, не был. Не помню такого.
Андреев попросил старшего патруля проверить документы у военных, а лейтенанта пригласить к начальнику станции.
Через некоторое время дверь открылась, и в кабинет, где сидел Андреев, вошел лейтенант, а за ним старший патруля. Бойцы-патрульные остались в зале. Старший патруля положил на стол перед Андреевым документы лейтенанта, который остановился в двух шагах от стола. На одутловатом лице лейтенанта, кроме естественного выражения недовольства тем, что его разбудили и потревожили, ничего другого прочесть было нельзя.
Перед Андреевым лежали удостоверение личности и командировочное предписание. На первый взгляд они были в полном порядке.
– Куда едете, лейтенант Брюханов? – спросил Андреев, внимательно рассматривая документы.
– В Горький, товарищ капитан. В командировке указано.
– Давайте, лейтенант, все ваши документы остальные, какие есть.
– Это что, обыск?
– Ну зачем, же? – стараясь быть спокойным, ответил Андреев.
– Пожалуйста, – зло сказал Брюханов и, сунув руку за борт шинели, в тот же миг выхватил пистолет и выстрелил в Андреева. Пуля, взвизгнув, ударила в стену. В следующее мгновение он рванулся в дверь.
Когда Андреев выскочил на перрон, лейтенант достиг уже стоявшего на путях товарняка. Еще секунда – и беглец скроется. Раздумывать было некогда. Андреев прицелился и выстрелил. Убегавший дернулся и стал медленно оседать на землю, не выпуская из рук поручней.
Андреев подбежал к нему, держа в руке пистолет.
Опустившись на колено, он взял руку лежавшего на боку у подножки вагона вражеского лазутчика и тут же опустил. Тот был мертв.
Во вторник на почтамте с Прихожаном встретился интендант третьего ранга Гусев, который утром с разрешения начальника штаба полка по делам службы выехал в город. Быстро управившись с делами, он помылся в бане, а затем направился на почтамт. Но пришел туда раньше намеченного срока. Сидел на скамейке в сквере, просматривал газету. Заметив Прихожана, подошел к нему не сразу, а какое-то время выждал. Разговор длился всего две-три минуты, и сразу Гусев уехал к себе в часть.
Прихожан рассказал, что после обмена обусловленными фразами Гусев сердито спросил:
– Почему не приходили на явку?
– Так получилось, не мог вырваться, служба…
– Служба… Больше так не делайте. Что нового?
– Новости есть, я все написал, но побоялся взять с собой.
– Ладно. В пятницу я заеду в госпиталь, передадите. Только без фокусов. Договорились?
– Договорились.
Гусева решили пока не трогать. Исходили из того, что у него, кроме Прихожана, возможно, есть еще кто-то. Глаз, конечно, с него не спускали.
Случай на станции всерьез беспокоил работников отдела Кленова. Не сам по себе случай. На войне бывает всякое. Беспокоило то, что ничего не было ясно.
– Надо же было тебе, Сергей Петрович, убивать этого Брюханова, – с досадой заметил Кленов. – Ну ранил бы, и то было бы легче.
– Сам не знаю, как получилось, и целился вроде в ноги, а попал…
– Вот тебе и попал. А сейчас гадай, кто он, к кому шел, сколько их?
– Кстати, меня не было эти дни. Иванюта доложил вам, товарищ подполковник, что часть, указанная в документах лазутчика, есть в соседней армии, но его самого нигде не было и нет?
– Доложил. Это я знал и без доклада, что документы у него липовые.
– А может, он к Гусеву шел? – рассуждал Андреев.
– Не исключено, – после паузы сказал Кленов. – Усильте наблюдение за вокзалом, почтой, за всеми пунктами, указанными в плане. Держите это дело под неослабным контролем. О проводимых мероприятиях докладывайте ежедневно.
События развивались гораздо быстрее, чем могли предполагать Кленов и Андреев. Из особого отдела позвонили и передали, что вчера к их оперработнику обратилась девушка из фронтовой продовольственной базы и попросила сообщить о себе Кленову или Андрееву. Назвала себя Ольгой. Девушка появилась на базе недавно.
Андреев выехал немедленно и к обеду был уже там. Под Ольгой у них значилась Галина. Но идти к Галине Андреев не спешил. За ней могли наблюдать.
Встретился он с ней только вечером следующего дня.
* * *
Без малого месяц жила Галина в доме на окраине города. Хозяйка была всегда с нею ровной, приветливой, а после того, когда Галина согласилась работать на германскую армию, даже услужливой. Но Галина чувствовала, что Анна Карловна не спускает с нее глаз.
Вестгоф привез ей несколько модных платьев, две пары новых туфель, духи, пудру и кольцо. Галине ничего не оставалось, как притворяться довольной и даже счастливой. Знали бы Фурман и Вестгоф, что творилось в эти минуты в ее душе!
Потом их познакомили. Брюханов, одетый в форму советского лейтенанта, пришел на женскую половину. Приехал Фурман и Вестгоф. Они вместе ужинали, затем инструктировали. Ей предстояло работать с Брюхановым вначале информатором, а затем радисткой. Не трудно было догадаться, что подготовка подошла к концу, вскоре их перебросят за линию фронта, в тыл советских войск. Галине очень хотелось, чтобы скорее наступил этот день, но в то же время она понимала, что переживает весьма ответственный момент во всей этой игре с огнем.
Ранним октябрьским утром Галина покинула дом на окраине. На полевой аэродром ехали в машине Фурмана, хозяин машины сидел за рулем, рядом с ним Вестгоф, а на заднем сидении – она и Брюханов. На аэродроме состоялся последний инструктаж. Ночью самолет, в котором летели Галина и Брюханов, поднялся в воздух и взял курс на восток…
Опустились они на опушке леса в темноте, но пока собирались, закапывали парашюты, пока Брюханов ориентировался, на востоке начало сереть. Шел мелкий дождь вперемешку со снегом. В лесу было сыро и неуютно. К утру вышли к шоссе, и тут буквально через несколько минут на дороге появилась полуторка. Брюханов поднял руку, машина остановилась. Подбежав к кабине, он что-то сказал сидящему там рядом с шофером командиру, затем помог Галине забраться в кузов, залез сам, и машина тронулась по направлению к городу. Не доезжая города километра три, Брюханов соскочил и, набросив на плечо вещмешок, ушел в сторону деревни по проселочной дороге. Когда собирался уходить, он сказал Галине:
– Ты поезжай с ними дальше. Я сказал ему, что ты беженка, жена командира. – На недоуменный взгляд Галины он бросил: – Обо мне никому ни слова. Сам найду тебя, когда понадобишься.
Полуторка рванулась с места и на большой скорости, объехав город стороной, помчалась дальше по шоссе. Галина даже вздремнула, удобно устроившись в кузове на сене и куче пустых мешков. Когда она открыла глаза, машина стояла в лесу, у ворот каких-то складов. Командир, который ехал в кабине, забрался на колесо и, держась за борт, говорил Галине:
– Обождите меня здесь в машине. – Потом спросил: – Вы действительно беженка, жена командира?
– Да, – сказала Галина.
– Ну хорошо, – сказал он, – Я попытаюсь помочь вам. Спрошу, может быть, у них тут на базе найдется для вас работа.
– Пожалуйста. Я буду вам благодарна.
– Благодарить будете потом. А сейчас ждите здесь, – сказал он, затем спрыгнул на землю и скрылся во дворе базы. Прошло, наверное, час или больше. Прибежал боец и велел ей следовать за ним. Потом с ней беседовали в штабе базы, проверили документы и оставили работать.
– Ну как, все в порядке? – спросил ее, встретив на дворе базы тот, с которым она ехала в машине.
– Да, в порядке. Спасибо вам.
– Ну вот и чудесно. Устраивайтесь. Желаю вам успеха в работе. Надеюсь, еще увидимся…
Шли дни. Галина работала на базе. К ней никто не приходил, и она никуда не могла отлучиться. Это было запрещено. Какие же увольнения во время войны? Нужно было дать о себе знать в отдел Кленова. А как это сделать? Понимала, конечно, что ее могли проверять, могли и наблюдать за ней.
Однажды под вечер, когда она усталая – они рано начинали работать и работа была нелегкая – возвращалась к себе в землянку, на ее пути повстречался военный.
– Здравствуйте, – сказал он. – Не узнаете? – Она остановилась и подняла голову. Перед ней стоял солидный, уже немолодой человек в шинели со шпалой в петлице и в шапке-ушанке.
– Я вас не знаю, – ответила Галина.
– Ну как же? А кто вам помог устроиться на работу?
– Это вы? Простите, я вас не узнала. Тогда вы были в плащ-накидке, шел дождь…
– Отойдемте в сторону, – сказал он повелительно. Галина последовала за ним, не понимая, что ему от нее надо. Остановились. Военный назвал пароль, который дали ей там, и дальше сказал, что Брюханов не придет, его отозвали обратно. Ей следует продолжать работать здесь. Слушать и запоминать все. Главное – представители каких частей бывают на базе, о чем ведут разговоры, в общем все то, о чем ей говорили там, во время подготовки. К следующему разу он привезет рацию и спрячет в одной из пустующих землянок, которых здесь много.
– Начнем с вами работу. Нужно будет передать собранные данные и условимся на дальнейшее…
Галине только сейчас стало ясно, почему так удачно получилось тогда с попутной машиной. Все это было не случайное стечение обстоятельств. Но что же делать? Как сообщить об этом своим? Не скажешь же обо всем этом первому встречному.
Интендант ушел, как будто растворился в наступающих сумерках. Галина шла к себе в землянку и думала, как ей поступить. Надо было что-то предпринимать.
На другой день, после встречи с интендантом, Галина увидела, как к девушкам, работавшим невдалеке от нее на переборке картофеля, подошел политрук. Они о чем-то весело говорили.
– Кто это? – спросила Галина у своей напарницы.
– Уж не влюбилась ли новенькая? – пошутил кто-то.
– А если и влюбилась?
– Это не базовский. Из особистов, – ответила серьезная пожилая Татьяна Ивановна, тетя Таня, как ее звали здесь девушки.
В тот же день Галина сообщила о себе политруку и попросила срочно передать об этом в отдел Кленова.
На следующий день капитан Андреев приехал на базу.
Андреев достал несколько фотокарточек и положил в ряд перед Галиной на столе. На одной из них она сразу же опознала Брюханова. Все сходилось.
Галина вопросительно посмотрела на Андреева, но ничего не спросила.
– Неправду сказал тебе интендант, Галина, – сказал Андреев, собирая обратно фотокарточки в портфель. – Не отозвали немцы Брюханова обратно и уже не отзовут. Это точно. – И после паузы продолжал: – Скоро все кончится, Галя. Еще день-два, максимум неделя. Интендант заявится, и поставим на этом точку. Только никаких волнений. Придет интендант – делай то, что он будет приказывать.
Андреев отечески улыбнулся.
– Все будет хорошо.
– Понятно, Сергей Петрович, – облегченно вздохнула Галина…
– Вы что-то отвлеклись, мой дорогой, и, вероятно, забыли, что ваш ход, – вывел меня из размышлений Сергей Петрович. – Да и чай у нас остыл.
– Да, нет, не забыл, хожу, хожу, – спохватился я. – Вот только куда? – Конечно же, я совсем забыл и о шахматах, и о чае тоже, так увлек меня рассказ Сергея Петровича. Мысленно я находился далеко отсюда, там на фронтовой базе с капитаном Андреевым и девушкой Галей в ту тяжелую осень сорок первого, которая удалилась от нас, сегодняшних, уже более чем на три десятилетия.
– Ну и как, Сергей Петрович, взяли этого интенданта?
– Взяли, это точно. А как же иначе? Шпион оказался осторожным и хитрым. Все вроде мы рассчитали точно. Во время радиосеанса, когда Галя готовилась выходить на связь и нарочно возилась около рации, мы решили – пора, и к дверям. А в это время он надумал проверяться, и мы столкнулись с ним чуть ли не лбами. Он и успел выстрелить в меня. Продырявил правое легкое насквозь. Повалялся я в госпитале тогда.
– А как же Галя? – не унимался я. Сергей Петрович задумался.
– Да, не все в тот первый раз обошлось гладко, – продолжал он, казалось, не обратив внимания на мой вопрос – Опыта не хватало и нам, и разведчикам. Ребят жалко. Очень уж хорошие ребята были. Ну, а Галя? Девушка оказалась смышленой и не из робкого десятка. Потом еще дважды направляли ее в тыл противника. Второй раз дело было без меня. Я в госпитале находился. А последний, третий, раз снова мне пришлось организовывать операцию. Галя отлично справилась с заданием. Наградили ее. Сейчас она Галина Кирилловна. Муж у нее тоже бывший разведчик, вся грудь в орденах. Живут и работают на Камчатке в леспромхозе. Вырастили двух сыновей… После войны сама отыскала меня. Регулярно поздравляем друг друга с праздниками. Вот и это поздравление от нее. В гости приглашает. Надо бы съездить, обязательно надо, да все как-то не соберусь…
Сергей Петрович умолк. Анна Васильевна предложила еще чаю, но я отказался. Время было позднее, да и хозяина заметно утомили воспоминания о прошлом. Я поблагодарил его, пожелал супругам Андреевым спокойной ночи. Сергей Петрович улыбнулся и дружески пожал мне на прощанье руку.
