Текст книги "Чекисты рассказывают. Книга 4-я"
Автор книги: Дмитрий Быстролетов
Соавторы: Владимир Листов,Алексей Вергунский,Александр Казицкий,Иван Карачаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
НЕДОЗВОЛЕННОЕ
Валентин сидел за кипой секретной литературы. Ему предстояла кропотливая работа по изучению новых истребителей-перехватчиков, поступивших на вооружение в войска. Чтобы их обслуживать, ему, авиационному технику, надо было знать все до винтика. Валентин диву давался, столько в этих крылатых машинах сосредоточено технических новинок.
По складу характера Валентин относился к той категории людей, которые не способны все схватывать на лету. Ему требовалось время, чтобы изучить материал обстоятельно, что называется, мысленно ощупать каждую деталь, блок, агрегат самолета. Но если он что-то усваивал, то это было накрепко. Его голова надежно сохраняла в памяти все, что достигалось упорным и дотошным трудом, но на этот же раз наука явно не шла ему в голову.
Он старался заставить себя разбирать схемы, запоминать рекомендации по эксплуатации самолетов, возможные неисправности и их устранение, заучивать бесконечное число цифр, от которых рябило в глазах, а прилагаемые усилия желаемых результатов не давали. Все, что он читал, с таким старанием пытался запомнить, в сознании оставалось как бы за полупрозрачной пеленой. Он вроде бы и знал прочитанное и в то же время не знал. В памяти сохранялись какие-то обрывки знаний, которые не воспроизводили полностью изученное. Валентин нервничал, однако ничего сделать с собою не мог. Хотел он того или нет, все же должен был признаться, что такому состоянию была причина – он по-настоящему сильно полюбил Велту.
За полтора месяца она стала для него незаменимым человеком, и он не мог минуты прожить, чтобы не думать о ней. Виделась она ему, чувствовалась рядом в учебных классах, у самолетов, в столовой, общежитии. Она звала, манила к себе, и он нетерпеливо ожидал конца работы, чтобы бежать к ней, смотреть на нее влюбленными глазами, по-юношески робко держать за руку и говорить, говорить…
Чтобы она не обижалась, не отказалась от встреч, Валентин готов был на все. Он остановил свой выбор на ней и лучшей жены не мечтал иметь. Правда, он еще не разобрался в ее чувствах, не успел понять, насколько они глубоки, но уже то, что она тянулась к нему, искала встреч, его радовало.
Размышления Валентина прервал офицер, объявивший, что через час надо сдать секретную литературу. Валентин растерялся, потому что не успел не только законспектировать, но даже прочитать то, что было необходимо для сдачи зачетов, и начал лихорадочно перелистывать страницы учебных пособий и наставлений. Но чем больше торопился, тем меньше мог сосредоточиться на прочитанном. Он упустил время и не понимал, что будет отвечать строгому полковнику-инженеру. Он сожалел, что из-за Велты забросил учебу, все свободное время проводил с нею, домой возвращался на рассвете, а рано утром был уже в строю, работал. Если бы такая нагрузка длилась день, второй, выдержать было легко. Но когда недосыпания тянулись больше месяца, то к концу дня усталость валила с ног, и Валентин чувствовал, что сдает. Он думал отказаться от встреч, чтобы позаниматься, отдохнуть, но как только Велта появлялась, отбрасывал эту мысль, уезжал в ресторан, театр и бродил до рассвета по Риге, отвозил ее в Булдури, а сам торопился в часть, чтобы не опоздать на работу. Знал Валентин, что и сегодня она будет ждать его ровно в восемнадцать часов.
Он читал быстро, стараясь наверстать упущенное, но ничего из этого не получалось. И тогда достал из внутреннего кармана записную книжку, воровато оглянулся на сидевших за столами и, убедившись, что каждый из них занят своим делом и на него не смотрит, принялся лихорадочно записывать некоторые сведения о новом самолете. Знал, что делает недопустимое, но сознательно шел на это, боясь провалиться на экзамене. С ним и раньше так бывало. Он часто не укладывался в отведенное для занятий время, не успевал выучить нужный материал и из чувства ложного стыда или болезненного самолюбия, желания выглядеть не хуже других тайком делал в записной книжке пометки, чтобы выучить их позже.
Закончил он записывать, когда был объявлен конец самоподготовке, поспешно спрятал записную книжку в карман и некоторое время сидел в оцепенении. В его сознании боролось два желания. Первое – скорее уйти из класса с записной книжкой в кармане и второе – выйти во двор и сжечь ее пока не поздно.
Страх перед экзаменами взял верх, и Валентин ушел с твердым намерением уничтожить записную книжку позже. Во дворе его окликнул офицер: «Валентин, у ворот нашей обители тебя ждет в такси дама сердца. Торопись, пока я не сдал дежурства. Можешь оказаться третьим лишним». Валентин взглянул на часы. Было ровно восемнадцать. Велта, как всегда, была точной.
НА БЕРЕГУ
Воскресный день с утра выдался погожим и обещал быть жарким. Потому рижане устремились на взморье, на золотые пески, в тень изумрудной зелени. Но погода в Прибалтике капризная. К полудню небо заволокло тучами, а к вечеру со стороны моря подул свежий ветерок, и не успели отдыхающие оставить пляж, как на горизонте засверкали молнии, донеслись первые глухие раскаты грома и запенились белые барашки на гребнях серых волн.
Взморье опустело. Среди немногих оставшихся на берегу были Валентин с Велтой. Они сидели на дюне в зарослях ельника и наблюдали, как постепенно разыгрывалась стихия. Валентин снял фуражку, подставил лицо ветру. С детства он любил вот такую погоду, когда порывистый ветер треплет волосы, бьет в лицо. И сейчас он не выдержал, поднялся во весь рост, расстегнул полы пиджака. Ветер отбросил их в стороны, вырвал галстук из-под зажима, закинул за спину, а он, широко расставив руки, вдохнул полной грудью, закричал озорно, вызывающе: «Ого-го-го!» Ветер заглушил этот крик, утопил в шуме леса, грохоте волн.
Велта смотрела на восторженное лицо Валентина, обращенное в сторону моря, навстречу штормовому ветру, и думала, что этот взрослый человек похож на своевольного и озорного мальчишку. Сейчас он вызывает ветер, а через минуту что-то сделает такое, над чем и сам не задумывается. А он и а самом деле походил на влюбленного юношу, готового на подвиг ради любимой. Пожелай только Велта, и он бросится в бушующее море, поплывет, споря с клокочущими волнами, и покажет, какой он сильный, смелый. Пусть она только посмотрит, оценит его бесстрашие. Но Велта ничего не приказывала, не просила, а смотрела на море и терзалась противоречивыми чувствами.
Встречи с Валентином для нее не прошли бесследно. Опытная женщина, прошедшая тяжелую школу жизни, она хорошо понимала те чистые, благородные чувства, которые питал к ней Валентин. Пожалуй, впервые она столкнулась с настоящей и сильной любовью человека, прониклась к нему уважением и в то же время сожалением. Она не любила Валентина. Не имела на это никакого права. Дома у нее была семья – муж и двое детей, и она не хотела изменять им, но, повинуясь воле отца и шефа, играла роль влюбленной ради выполнения задания, обеспечения своего благополучия. Если бы судьба свела ее с кем-то другим, а не Валентином, если бы она не знала его чувств, то действовала бы решительно, безо всяких переживаний и колебаний. Но тут был Валентин, скромный, тактичный, человек чистой души, доверчивый как ребенок, и ей не хотелось причинять ему неприятности в жизни и службе. Как же тогда быть? Ее ждали отец и шеф, наконец, ожидал прибывший в Ригу Шредер. Надо напрочь отбросить чувство жалости к Валентину и действовать решительно, беспощадно, заботясь о своей судьбе.
По плащу, накинутому на ее плечи, забарабанили крупные капли дождя. Она вздрогнула, пытливо посмотрела в глаза Валентину.
– Замерзла? – спросил он и предложил: – Пойдем.
– Куда? – преодолевая чувство жалости к нему, прошептала она.
Он показал на павильон «Банга», прижавшийся к песчаной дюне.
– Туда бежим.
Первым сорвался с места, схватил Велту за руку и побежал по песку, увлекая ее за собой. В опустевшем павильоне Валентин усадил Велту у окна с видом на залив и заказал вино.
Она пила медленно. Торопиться было ни к чему, за окном павильона во всю хлестал дождь, громыхало низкое, темное небо, а в обществе влюбленного Валентина она чувствовала себя хорошо, только единственная мысль не давала теперь покоя – как развернутся события дальше?
Пока все шло, как и предусматривалось. Интервью в газете было. По договоренности, на седьмой день после его опубликования она должна начать. Сегодня был именно тот день, седьмой.
«Что волнует ее?» – пытался отгадать Валентин, наблюдая за тем, как настроение Велты менялось буквально по часам. Он хотел спросить об этом, но не решался, и от того, что она была какой-то необычной, ему и самому становилось не по себе.
Сегодня Валентин собирался просить Велту стать его женой, уже представлял семейную жизнь и был убежден, что счастье их будет полным. Но как начать этот разговор?
Тем временем темные тучи ушли к Риге, на горизонте показалась узкая полоса чистого неба. Постепенно она становилась шире, и вот из-под темной тучи, уже далеко отстоявшей от горизонта, медленно стал показываться нижний край красного солнца, лучи которого пробились сквозь пелену дождя и причудливо осветили взморье. Но вот солнце коснулось горизонта, медленно опустилось в бушующие волны моря, и в павильоне стало неуютно, серо и тоскливо.
Валентин запустил руку во внутренний карман кителя, где лежал бумажник, встал из-за стола и направился к официантке. На пол к ногам Велты упала записная книжка. Она подняла ее, полистала, положила на стол и довольно улыбнулась: все шло так, как и предполагалось. Книжка была при Валентине.
Впервые увидела ее Велта в вагоне поезда. Когда утром Валентин вышел из купе, чтобы не мешать ей привести себя в порядок, она закрыла дверь на ключ и первым делом проверила карманы кителя. Обнаружив записную книжку с краткими записями, безошибочно определила их характер. Ей, авиационному инженеру, прошедшей специальную подготовку по советской истребительной авиации, сделать это было нетрудно. В записной книжке были занесены сведения по истребителям. И, хотя эти сведения, как и сами самолеты, были ей известны, она все же решила, что в выполнении задания Валентин с его склонностью вести секретные записи может оказаться нужным человеком. Следовало только выяснить, имеет ли он отношение к новым истребителям, которые, по данным разведки, поступили в авиационные части, а там она знала, что делать. Велта не обрывала ту ниточку, что связала се с Валентином в поезде, и была довольна, что с каждым днем он все больше привязывался к ней, становился доверчивее, откровеннее. Вскоре она поняла, что Валентин изучает новый самолет и, обрадованная этим, с удесятеренной энергией принялась обхаживать его. Действовала, не вызывая никаких подозрений, требуя лишь каждый вечер после работы и все выходные дни проводить вместе. Расчет ее не отличался оригинальностью и был предельно прост – вымотать силы Валентина, лишить его работоспособности и вынудить делать в записной книжке записи по новому самолету. Она верила в рефлекторные, автоматические, действия человека в определенных условиях, полагая, что если эти условия повторять, то человек будет идти по уже знакомому, опробованному пути. Так и Валентин. В какую-то трудную минуту он дрогнул, допустил недозволенное – занес в записную книжку секретные данные. Если поставить его в трудное положение, он вновь поступит точно так же, как делал раньше.
Месяц спустя она пригласила его после работы на пляж в Лиелупе. Когда он заплыл далеко в море, осмотрела карманы кителя. Там была все та же записная книжка, значительно пополненная записями по новому самолету. Она торжествовала победу и дала отцу условную телеграмму. Сейчас записная книжка была при Валентине. Все шло, как нельзя лучше.
– Ты уронил книжечку, – сказала Велта и протянула ее Валентину.
Взгляд ее небрежно скользнул по нему. Валентин побледнел, но тут же взял себя в руки, спросил шутя:
– Надеюсь, адреса моих знакомых женщин ты запомнить не успела?
Засмеявшись, они вышли из павильона. За дверью их охватил холодный морской ветер.
– Завтра вечером я уезжаю, – сказала печально Велта.
– Почему же ты молчала? Я думал, что ты пробудешь здесь дольше…
– Нельзя. В Волгограде меня ждет дочь. Надо ехать.
Они пересекли проспект Булдури, дошли до небольшого домика, стоявшего в глубине двора. Когда Валентин подошел к двери, ведущей с веранды в комнату, Велта попросила:
– Закрой глаза, – и словно слепого ввела за руку в комнату. – А теперь, раз, два, три. Открывай.
Она щелкнула выключателем. Яркий свет люстры осветил комнату, посредине которой стоял сервированный на двоих стол под крахмальной белой скатертью. На столе переливалась на свету серебристой шеей бутылка шампанского, стояли марочный армянский коньяк и легкое вино.
– Я решила попрощаться с тобой. Здесь нам никто не помешает. Мама ушла на ночь к подруге. Мы будем только вдвоем, – объяснила Велта, счастливо улыбаясь.
Они сели за стол. Как гостеприимная хозяйка Велта была внимательна и предупредительна. Радостная с грустинкой улыбка не сходила с ее лица до тех пор, пока Валентин не взял в руки бутылку коньяку, ею заранее открытую…
ШРЕДЕР ВЕСЕЛИТСЯ
Вечер в ресторане «Рига» близился к концу. Просторный зал, оригинально оформленный в латышском национальном стиле, заметно пустел. Было уже поздно, и гости торопились уйти, пожалуй, только один Шредер не спешил оставлять ресторан. Ему нравилась музыка хорошо слаженного оркестра, с одинаковым блеском исполнявшего и современные, и давно забытые танцы и песни. Ему приятно было оттого, что попал в знакомую ресторанную стихию, в которой в былые времена проводил долгие и радостные часы. Давно не отдыхал он так, да еще в обществе молодой женщины, ставшей его партнершей по танцам, красивой, стройной блондинки с голубыми глазами. Правда, к знакомству с нею Шредер сначала отнесся с некоторым недоверием потому, что с первого дня появления в Риге испытывал такое чувство, словно за ним следили каждый час и минуту. Он понимал, что приехал в Ригу не для того, чтобы осматривать с детства знакомый город, удивленно раскрывать глаза при виде благоустроенных районов. И оттого, что его миссия в Ригу носила совершенно иной характер, он не имел права расслабить нервы, хотя на миг забыться о той опасности, которая, как ему казалось, грозила на каждом шагу. И он не забывался. Как рекомендовал шеф, как подсказывал собственный опыт, неделю пребывания в Риге он проверялся, пытаясь обнаружить за собой наблюдение, но ничего подозрительного не заметил. Седьмой день был для него решающим, тем днем, который должен был принести счастье или неудачу. «Так что он принесет?» – тревожно спрашивал себя Шредер и не мог ответить.
Спокойствие оставило его с утра. Чувство опасения возникло с новой силой и все увеличивалось по мере приближения часа заранее обусловленной встречи с Велтой. На поездку в Ригу он возлагал исключительно большие надежды. Успех дела обещал многое, а самое главное – зачисление на официальную работу в разведку, твердый оклад, обеспеченную жизнь. Ради этого стоило рисковать. И Шредер рисковал.
Прежде чем пойти на встречу с Велтой, решил еще раз по возможности запутать следы. Веселье в ресторане, по его мнению, должно было создать впечатление, что он беззаботно проводит время, поступает так, как делают многие иностранцы, заканчивая свое путешествие по России. И все же настораживал каждый пытливый взгляд, брошенный кем-либо из посетителей ресторана. С опасением посматривал он на свою партнершу. «Кто она, эта женщина? – думал он. – Почему оставила молодых веселых парней и проводит вечер со мной?» Шредер считал себя стариком, понимал, что не партнер ей, и это еще больше его настораживало. «Кто она, – преследовала его мысль. Он хотел точно знать, с кем танцует. – Возможно, она сотрудница госбезопасности?» Но в глазах партнерши играло только опьяненное веселье. Почувствовав, что Шредер сжал ее за талию сильнее обычного, она лишь передернула корпусом да кокетливо погрозила пальцем – дескать, нельзя!
«Не она, – решил Шредер. – Тогда кто? Где тот человек, который, наверное, не сводит с меня глаз? Как найти его среди публики? – Он всматривался в каждого сидящего в зале. – Может быть, вон тот худой и длинный тип с пышной рыжей бородой, синяками под глазами, который весь вечер сидит за бутылкой вина да часто курит трубку?» Несколько раз встречались их взгляды, но недолго. Тот скользил взглядом мимо и больше поглядывал на входную дверь, возможно, кого-то ожидая. «Нет, это тоже не он», – заключил Шредер.
Не верилось ему, что за ним не следят. Как ни умалял шеф опасность пребывания в СССР, какие примеры из опыта поездки в Россию ни приводил, Шредер оставался при своем мнении. Он читал, что кое-кого из таких, как он, в Советском Союзе судили, и поэтому нервничал. Когда же нервное напряжение в какой-то мере улеглось, он почувствовал себя значительно легче. Сознание того, что за ним не следят, что все идет, как было задумано, радовало больше, чем выпитое вино, присутствие молодой женщины.
Шредер веселился. Однако в это веселье, кроме его самого, не верил еще один человек – Круминь, сидевший в компании двух молодых чекистов.
Семь дней прошло с тех пор, как Круминь впервые увидел Шредера в Риге, и с того момента потерял покой. Ему казалось, что хотя и очень давно, но уже где-то видел Шредера, а при каких обстоятельствах – вспомнить не мог. Он перебирал в памяти лица сотен людей, с которыми приходилось встречаться за долгие годы жизни, однако среди них Шредера не находил.
У себя в кабинете он часами изучал его фотокарточки, смотрел киножурнал о посещении делегацией заводов, внимательно следил на экране за каждым жестом, Движением, походкой Шредера, манерой держаться при разговоре, но все было напрасным. Память упрямо не воскрешала прошлое. На этот раз Круминь решил повнимательней рассмотреть Шредера и потому занял столик поближе. И чем больше наблюдал за ним, тем больше уверялся в том, что где-то уже видел его. В его манере поведения было что-то очень знакомое. Не надеясь на свою память, Круминь попросил бывших партизан и узников застенков гестапо посмотреть киножурнал о посещении делегацией Риги, надеясь, что среди них могут найтись такие, что раньше встречались с Шредером, но и это не принесло успеха.
Оркестр играл последний, прощальный модный танец. Среди танцующих был и Шредер. Танцевал он с азартом. То ли от спиртного, то ли от жары и стремительных движений лицо его раскраснелось.
Ему было жарко. Он снял и бросил на спинку стула пиджак, отпустил галстук, и под воротником на его шее Круминь вдруг увидел с голубиное яйцо темное родимое пятно и едва не вскрикнул от удивления. Неожиданно не только для сидевших рядом с ним чекистов, но и для самого себя Круминь стремительно поднялся с места, едва не кинулся к Шредеру.
На какие-то считанные секунды поднялся Круминь, но Шредер резко обернулся и встретился с ним взглядом. Машинально переступая в танце ногами, Шредер мучительно соображал, где он мог видеть этого большого, сильного человека с совершенно лысой головой.
В памяти Круминя совершенно отчетливо, как будто бы это было вчера, а не двадцать с лишним лет назад, всплыл допрос у начальника СД Риги в 1942 году. Именно тогда в кабинет начальника зашел этот самый Шредер с какими-то документами в руках. Был он тогда куда моложе, держался уверенно, подтянуто. В его фигуре чувствовалась офицерская выправка, движения были уверенны. Небольшая голова с копной волнистых, светлых волос, отлично подстриженных, гордо держалась даже перед таким начальником, как руководитель СД города. Одет он был в полувоенную форму, – брюки, заправленные в сапоги, и темная рубашка с открытым воротником, под которым на загоревшей шее виднелось родимое пятно величиной с голубиное яйцо. «Так вот кто ты такой, Шредер? – думал Круминь. – Что же тебя сюда привело? Как ты, бывший сотрудник фашистской карательной службы СД, не побоялся появиться в Риге? Разве не понимаешь, чем может окончиться для тебя эта поездка?»
Впрочем, Шредер работал тогда не в Риге. Круминь вспомнил, как он, вручив какие-то документы начальнику СД, доложил, что доставил из Лиепаи последних, оставшихся в живых, защитников города. Значит, работал он тогда в СД Лиепаи. Но меняло ли это положение сейчас? Опасность ареста от этого не уменьшалась. Так почему же он пошел на такой риск? «Видно, не от хорошей жизни решился на такую поездку Шредер, – решил Круминь. – Или взялся выполнить какое-то серьезное задание. Но какое?»
Оркестр вдруг умолк, и в ресторане наступила непривычная тишина. Шредер вытер лицо и шею платком, быстрым движением подтянул галстук. Он старался не смотреть на Круминя, но и спокойно сидеть за столом уже не мог. «Что делать? Встречаться или не встречаться с Велтой?» – думал он. Это был самый важный вопрос, на который надо было дать ответ сейчас же. У него начала слегка кружиться голова, но не от вина, а от тяжелых мыслей. Несколько успокоившись, подумал: – «Не напрасно ли переполошился? Возможно, этот лысый ко мне никакого отношения не имеет, мало ли людей встречается случайно?»
Дверь, ведущая в ресторан из вестибюля гостиницы, открылась, и в ней показались два иностранца – члена делегации. Они направились к столику Шредера, любезно раскланялись с его партнершей. За столом они разместились так, чтобы просматривать весь зал, видеть каждого человека, выходящего из ресторана.
– Вот это другое дело, – сказал Круминь своим помощникам. – Мне пора уходить, а вы посидите, понаблюдайте за этой компанией.
«Куда же он ушел? – думал Шредер, наблюдая за удалявшимся из ресторана Круминем. – Зачем?» Неприятно засосало под ложечкой.
Круминь вышел на улицу, пересек дорогу, занял пустовавшую скамейку в скверике около оперного театра и стал наблюдать за выходившими из ресторана. Он искал разгадку поведения Шредера. Если Шредер кого-то ждал в ресторане, то кого именно? Велту? Если их встреча заранее намечена, то вряд ли она должна была состояться в таком многолюдном месте, на виду у публики. Круминь это исключал. Чтобы доложить о наблюдении в ресторане, он поднялся, прошел в телефонную будку, набрал номер телефона.
– Это ты, Альберт?
– Что там у тебя, Янис?
Круминь рассказал, как ведет себя Шредер, о приметной родинке. В свою очередь Гайлитис сообщил новость:
– Только звонили из Лиепаи. Бывшие узники СД, два старых коммуниста-подпольщика, смотрели киножурнал и в Шредере узнали следователя СД в Лиепае Бодниекса. Его арест санкционирован прокурором еще в 1944 году.
– Вот и отлично, – довольно ответил Круминь. – Прекрасно, дружище. Мы на правильном пути. Такой матерый волк напрасно в Ригу не приедет. Нет! А как в Булдури?
– Веселятся вдвоем в доме Аусмы. Боюсь, что твой восторг преждевременный. Шредер и Велта веселятся, но только в разных местах. И ничего общего.
– Будет общее. Шредер завтра уезжает и не может, не имеет права, не повидать Велту.
Круминь повесил трубку.
Компания иностранцев вышла из ресторана и задержалась у дверей. Бульвар Падомью был пуст, лишь на трамвайной остановке у городских часов стояло несколько человек. Шредер взял под руку спутницу и в компании своих приятелей направился в сторону вокзала. Когда послышался шум мотора такси, он энергичным движением руки остановил машину, вежливо усадил свою даму, уселся сам и захлопнул дверцу. «Агенскальские сосны. Рынок», – сказал шоферу.
– Вот так бы и давно, – похвалил его Круминь. – Ближе к делу, старина, – и пошел к своей машине, стоявшей на площадке у оперного театра.
– Куда? – спросил сидевший за рулем лейтенант Величко. – За ними?
– В Булдури. К дому Аусмы, – ответил уверенно Круминь.
– А не потеряем их? – усомнился Величко.
– Ничего. Он сам придет к нам.
Величко пожал недоуменно плечами. Уверенность Круминя всегда удивляла его. Часто случалось так, что Круминь принимал решения, которые были буквально противоположны тому, что сделал бы в такой обстановке Величко. Он робко высказывал опасения, а Круминь улыбался, дружески похлопывал по плечу, успокаивал: «Не сомневайтесь, молодой человек. Все будет правильно». И выходило так, что Круминь оказывался прав.
Шредер оглянулся в заднее стекло машины. Он еще не был убежден, что его не преследуют. Предстояло самое трудное и ответственное – выйти незаметно в обусловленном месте, забрать у Велты собранную разведывательную информацию. «Что там она добыла?» – размышлял он, совсем забыв о спутнице.
Она напомнила о себе, тяжело вздохнув. И снова у Шредера возникло сомнение. Мысль быстро связала воедино отсутствие преследования и пребывание в машине партнерши. «Зачем же меня преследовать, если сотрудница госбезопасности со мною рядом и контролирует каждый шаг? Купили, как мальчишку», – злился он на себя, думая, как бы побыстрее избавиться от партнерши.
Машина остановилась около рынка.
– Все, – сказал шофер.
– Подождите меня здесь, – попросил Шредер, подал руку спутнице, вывел ее из машины, спросил: – Куда? – А сам подумал: «Если ты сотрудница, то вряд ли поведешь к себе домой. Всякой игре бывает конец…»
К его удивлению женщина ответила:
– Буду признательна. Здесь темно, и я побаиваюсь. Сюда.
Шредер привел ее к двери квартиры. На звонок вышла пожилая женщина, недовольно проворчала: «Уже поздно. Могла бы и раньше прийти». У Шредера отлегло от сердца. Подозрения, терзавшие его весь вечер, оказались напрасными. Он любезно простился и стремительно бросился к такси. Времени до встречи с Велтой оставалось в обрез.
– Булдури. И быстрее, – сказал он шоферу.
