Текст книги "Фредди. Жизнь, полная риска"
Автор книги: Дитлоф Райхе
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ровно через три часа мы всей компанией собрались в гостиной. Мастер Джон поставил телевизор на пол, чтобы нам было удобнее смотреть, а сам пристроился на маленькой скамеечке.
На экране появилась женщина. Она смотрела нам прямо в глаза. Наверное, это и есть редактор программы «Горячие темы: за и против».
– Добрый вечер, дорогие друзья. Наша сегодняшняя тема – лабораторные исследования, или, проще, опыты над животными. Наверное, не найдется человека, кто хотя бы раз в жизни не видел золотого хомяка. Для кого-то это маленький забавный зверек, верный друг и член семьи, для кого-то – превосходный исследовательский материал. Два лагеря, две позиции. Обе стороны относятся к своим «подопечным» по-разному – то, что представляется неприемлемым одним, кажется в порядке вещей другим. Об этом мы и поговорим сегодня. Позвольте представить вам гостей нашей программы.
На экране показалась Лиза Потемпе. Она сидела на красном диване, который, к сожалению, не очень подходил к ее рыжим волосам. Она смотрела прямо в камеру, и по лицу ее было видно, что она волнуется.
– Лиза Потемпе, – сказал голос за кадром, – репортер газеты «Альгемайне Рундшау». В своем недавнем материале госпожа Потемпе попыталась привлечь внимание общественности к проблеме опытов над животными, которые, с ее точки зрения, являются негуманными. – Камера снова показала ведущую. – Кроме того, мы пригласили в студию оппонента госпожи Потемпе…
Возникла легкая заминка. Камера все никак не могла переехать на этого неведомого оппонента. Ведущая нервно посматривала куда-то в сторону.
– Это биолог, специализирующийся на мелких грызунах, а точнее, на золотых хомяках, – продолжала она говорить, стараясь сохранять невозмутимый вид. – Наш гость…
Наконец-то камера сдвинулась с места. Ой, кто это?! Я не верил своим глазам.
С экрана на меня смотрел доктор Дитрих. Собственной персоной.
От неожиданности я вскочил, шерсть у меня встала дыбом. Я готов был уже броситься наутек. Скорее к себе, в теплое гнездышко! Только бы не видеть этого жуткого лица! Невероятным усилием воли я удержал себя от этого.
Доктор Дитрих сидел развалясь в красном кресле и криво усмехался, глядя в камеру сквозь круглые очки, стекла которых поблескивали холодным блеском.
– Доктор Дитрих, – раздался голос за кадром, – исследует интеллектуальные способности хомяков. Итак, наша тема – опыты над животными. За и против. Вам слово, госпожа Потемпе.
Теперь в кадре были оба собеседника, наша Лиза и доктор Дитрих. Лиза слева, доктор справа. Между ними маленький столик, на котором стояли стаканы с водой и ваза с цветами.
– Животные, – начала Лиза, глядя прямо в глаза доктору Дитриху, – такие же существа, как и мы. Мы все – обитатели одной планеты. И мне непонятно, почему человек присвоил себе право мучить животных, проводя над ними свои опыты. Я считаю, что подобные эксперименты следует запретить, – решительно заявила Лиза.
– Ваша позиция, госпожа Потемпе, делает вам честь, – ответил доктор Дитрих все с той же усмешкой. Теперь он сидел совершенно прямо. – Я вполне разделяю ваше мнение – мучить животных недопустимо. И любой добросовестный ученый сделает все для того, чтобы животные не испытывали мучений во время проведения научных экспериментов. Иными словами, опыты над животными и мучение животных – отнюдь не одно и то же. Вот почему, любезная госпожа Потемпе, ваше требование запретить опыты над животными представляется мне безосновательным. Хочу только напомнить вам, госпожа Потемпе, – улыбка сошла с его лица, – что мы уже однажды с вами обсуждали эту тему и я потратил немало своего драгоценного времени на то, чтобы опровергнуть ваши беспочвенные обвинения. Похоже, вы так и не сделали для себя никаких выводов из нашей тогдашней дискуссии. Хотя мне казалось, что я достаточно просто и понятно объяснил – в опытах над животными нет ничего предосудительного.
– Может быть, вы объясняли и понятно, только я все равно не поняла, зачем нужно подвергать животных таким истязаниям. Как я не понимаю, честно говоря, и конечной цели ваших исследований. Но это, наверное, потому, что очень трудно разобраться в таких сложных материях. Я ведь не специалист, а простой обыватель. Где уже мне понять высокие соображения большой науки, – с наивным видом сказала Лиза и улыбнулась.
Мастер Джон весь подался вперед. Видно было, что он очень волнуется.
– Браво, госпожа Потемпе! – воскликнул довольный доктор Дитрих. – Я рад, что вы столь самокритичны. Действительно, наука – вещь сложная. Простому человеку невозможно сразу разобраться во всех премудростях. Ведь недаром нужно так долго учиться, чтобы стать настоящим ученым. – Он откинулся в кресле, излучая довольство. – А что касается конечной цели моих исследований, то ее можно сформулировать так: я пытаюсь определить интеллектуальный потенциал мозга золотых хомяков.
– Но почему вас интересуют именно золотые хомяки? Разве они отличаются своими мыслительными способностями от прочих животных? – Лиза Потемпе держала себя как усердная студентка. – Я хочу сказать, что ученый такого ранга, как вы, должен иметь достаточно вескую причину для того, чтобы посвятить себя целиком и полностью тому или иному объекту исследования. Ведь не просто же так, наобум святого, вы стали резать этих золотых хомяков?
– Разумеется, не просто так! Тут вы совершенно правы. У меня есть достаточно веская причина. Золотые хомяки способны на удивительные вещи. Вот совсем недавно мне попался один экземпляр… Н-да, попался, а потом… Впрочем, это не важно. Сегодня попался один, завтра попадется другой. Дело не в этом…
И тут до меня дошло. Доктор Дитрих не остановится! Он и впредь будет охотиться за золотыми хомяками, чтобы резать их у себя в лаборатории! От отчаяния я зашипел и, не в силах больше спокойно сидеть на месте, вскочил и встал в боевую стойку.
Рядом со мною на полу лежали Энрико и Карузо. Слышно было, как они нервно посвистывают и скрежещут зубами.
Сэр Уильям сидел, весь вытянувшись в струнку, и сердито бил хвостом.
– Тихо, тихо, ребятки! – попытался успокоить нас мастер Джон, но и он, судя по голосу, изрядно нервничал.
Доктор Дитрих поправил очки и откашлялся.
– В ближайшее время, – сказал доктор Дитрих с важным видом, – я надеюсь опубликовать результаты опытов и познакомить научную общественность с основными выводами моих исследований. И смею вас уверить, это будет сенсация!
– Сенсация? Как интересно! Наши зрители, наверное, сгорают от любопытства! – Лиза посмотрела в камеру. – Вероятно, сейчас нас смотрят и ваши коллеги. – Лиза улыбнулась доктору Дитриху. – И если вы все равно в скором времени предадите огласке результаты вашего труда, то почему бы вам уже сейчас не открыть тайну и не рассказать нам, в чем состоит ваше открытие? Пожалуйста, мы все просим вас, господин профессор!
Доктор Дитрих был явно польщен:
– Вообще-то не принято делать достоянием общественности результаты исследований до момента их научной публикации. Но в данном случае… Учитывая, что эту программу смотрят, как вы говорите, и специалисты… Можно, наверное, нарушить правила. – Доктор Дитрих снова откашлялся. – В самое ближайшее время я приведу доказательства того, что золотые хомяки могут научиться читать и писать.
Тишина.
Лиза Потемпе вздрогнула и побледнела. Но уже через секунду взяла себя в руки и снова превратилась в наивную слушательницу.
– Да что вы говорите? Неужели? Неужели хомяк может читать и даже писать?
Теперь лицо доктора Дитриха занимало весь экран.
– Разумеется, хомяк не может писать ручкой или карандашом. Но ведь есть еще такая вещь, как компьютер. Впрочем, это уже детали. Главное, что я в самое ближайшее время приведу доказательства того, что хомяки в принципе могут читать и писать.
Пауза.
Самодовольная физиономия доктора Дитриха все еще продолжала висеть на экране. Холодные глаза и все та же кривая усмешка.
– И для этого… – послышался голос Лизы из-за кадра, – и для этого вы вскрываете хомяков? Без каких бы то ни было обезболивающих средств? Чтобы посмотреть, так сказать, вживую, что у них происходит в мозгу?
Лицо доктора Дитриха исказилось.
– Я полагаю, что достаточно ясно вам объяснил, – я действую исключительно в рамках закона. И не совершаю ничего предосудительного! – прошипел он, брызгая слюною. – Другого способа доказать мою гипотезу наука пока еще не придумала!
– Понимаю. Чтобы убедиться в том, соединяются ли нервные окончания в процессе работы мозга или нет, другого способа, конечно, нет.
У доктора Дитриха буквально отвисла челюсть.
– Откуда вам это известно? – выдохнул он.
Лиза Потемпе сделала вид, что не услышала вопроса:
– Ради вашей сомнительной гипотезы вы отлавливаете золотых хомяков и подвергаете их мучениям!
– Что значит – сомнительная гипотеза?! Кто дал вам право так высказываться о моих исследованиях?! Это не сомнительная гипотеза, а почти доказанная теория! – Доктор Дитрих уже совершенно не владел собой. – Не далее как вчера я практически приблизился к разгадке этого уникального явления!
– Это когда вы чуть не зарезали живьем маленького золотого хомяка?
– Вот оно что! – Доктор Дитрих вскочил. – Значит, это вы украли у меня мой материал! Это вы похитили моего хомяка и стащили папку со всеми документами?! – Доктор кричал не своим голосом, тыча пальцем в Лизу, которая с невозмутимым видом сидела на красном диване и спокойно смотрела на разбушевавшегося профессора.
– Я? – искренне удивилась она. – Извините, не понимаю, о чем вы говорите.
– Вы украли моего хомяка! Первого и единственного хомяка, который умеет читать и писать! – Он сделал шаг в сторону Лизы. Стол покачнулся, стаканы с водой опрокинулись, ваза с цветами полетела на пол. – Это было мое доказательство! Отдайте мне хомяка! – Доктор Дитрих бросился на Лизу с кулаками. – Этот хомяк принадлежит науке! Он мой! Он мой!
Двое крепких мужчин бросились к доктору и быстро скрутили его. Он отчаянно вырывался.
– Это мой хомяк! Этой мой хомяк! – кричал он как сумасшедший. – Отдайте мне его! – От резких движений очки слетели с носа и разбились.
А Лиза… Лиза все так же сидела на своем месте, спокойная и невозмутимая.
В кадре появилась ведущая.
– Дорогие телезрители… – Она запнулась. Видно было, что она в полной растерянности. – Дорогие телезрители, вы сами все видели… Что можно добавить к этому… – Из-за кадра доносились вопли доктора Дитриха: «Это мой хомяк!», «Я докажу!», «Докажу!», «Докажу!» Дверь захлопнулась, и в студии опять установилась тишина.
Прямо на нас с экрана смотрела ведущая.
– Вот такая горячая тема, – сказала она, и по экрану под легкую музыку поползли конечные титры.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Признаюсь честно, мне нелегко далось это решение. Совсем нелегко. Все во мне противилось этому. Но я знал: я должен был сделать это. Просто обязан. Оставалось только решить когда. Лучше всего прямо сейчас.
И я отправился к Энрико и Карузо.
Сначала, правда, я обсудил все с сэром Уильямом. Мы откровенно поговорили с ним, и я попросил его пройти вместе со мною к Энрико и Карузо, чтобы они потом не рассказывали, будто я не предпринял никаких шагов. Мне нужен был свидетель.
Энрико и Карузо сидели в своей клетке у самой дверцы, как будто поджидая нас. На физиономиях читалось любопытство. Их маленькие глазки так и бегали из стороны в сторону – от меня к сэру Уильяму и обратно.
– Мальчики, – обратился к ним сэр Уильям, – Фредди хочет вам кое-что сказать.
Я выпрямился и собрался произнести заготовленную фразу: «Я пришел к вам выразить свою глубокую признательность». Но, посмотрев на эти два кулька, решил, что можно будет обойтись чем-нибудь попроще.
– Знаете что, – начал я, откашлявшись, – я забыл вам сказать, что, если бы не вы, этот доктор Дитрих меня бы прикончил. За это мне хотелось бы поблагодарить вас и выразить свою признательность, – закончил я свою речь, не удержавшись напоследок от некоторой высокопарности.
Энрико и Карузо молча воззрились на меня.
Я посмотрел на Энрико. Потом на Карузо. И тут я увидел, что в глазах у них стоят слезы. Настоящие слезы! Через секунду они уже рыдали в три ручья.
– Карузо! – проговорил Энрико сквозь всхлипывания. – Карузо, думал ли ты, что мы доживем до этого часа?! Что мы когда-нибудь услышим от хомяка слова признания и благодарности?
– Энрико, брат! – отозвался Карузо, громко шмыгая носом. – Ради этого стоило вывихивать себе лапу, ради этого стоило таскаться по грязным, вонючим канализационным трубам!
– Да, Карузо! И ради этого стоило ублажать Раллерманов.
– И задыхаться в чумазом мешке доктора Дитриха!
– Забудем обо всех этих мелочах, Карузо! Какая ерунда! К чему вспоминать о пустяках?!
– Ни к чему, Энрико! Лучше будем весь остаток жизни вспоминать о том, как много теплых слов нашел Фредди, чтобы отблагодарить нас за такие мелочи.
– А мы? Не должны ли мы со своей стороны порадовать его какими-нибудь теплыми словами?
– Конечно! Давай порадуем его песней!
– Давай!
Я взглянул на сэра Уильяма. Он ухмылялся в усы. Может, бросить все, к шуту гороховому? Взять и уйти? Но поздно. Энрико и Карузо уже затянули:
Благодарность нам твоя – большая радость,
Это лучше, чем шипеть и пыжиться, —
какая гадость!
Хуже нет, чем видеть хомяка надутым,
Хмурым, злобным, прямо фу-ты ну-ты!
Коль поэтом мнишь себя, так лучше – пой!
А Энрико и Карузо – за тобой!
Грянем хором мы тогда наш гимн, братишки…
Я сидел нахохлившись. Неужели они сейчас опять свою любимую запоют? Точно!
Плевали мы на все с высокой вышки,
Не надо нам ни зернышка, ни шишки…
Ну все. Понеслось. Теперь их уже ничем не остановишь!
Я встал на задние лапы и приготовился фукнуть на них как следует. «Хуже нет, чем видеть хомяка надутым, хмурым, злобным, прямо фу-ты ну-ты». Ну и что! Будешь тут хмурым, если над тобой так издеваются! Нет, все! Шутки в сторону, господа.
– Фредди, не надо сердиться! – мягко сказал сэр Уильям.
Ладно. Надо будет подумать на досуге, как мне впредь обезопасить себя от дурацких шуточек наших певучих сожителей.
– Фредди, – услышал я вдруг голос Энрико, – нам стыдно.
– Да, – подхватил Карузо, – нам очень стыдно.
– Нехорошо смеяться над тем, кто был на волосок от гибели, – продолжал Энрико.
– И мы совершенно не собирались тебя сердить, – добавил Карузо.
– Все, мы больше никогда не будем тебя дразнить. Честное гёттингенское слово, – торжественно заявил Энрико.
– Большое честное гёттингенское слово, – повторил за ним Карузо и поднял вверх лапу.
Я даже не стал их спрашивать, что это значит – «большое гёттингенское слово». Какой смысл? Они все равно не сдержат его. Даже если оно большое и даже если оно гёттингенское.
Лиза Потемпе пришла к нам на следующий день. Она принесла с собою две газетные статьи – одну длинную и одну короткую. С гордым видом она положила их на письменный стол.
– Интересно, – сказал мастер Джон, взяв первую газету в руки. – «Британский гость», – прочитал он заголовок. – Это я британский гость? – Лиза кивнула. – Очень интересно, – повторил он и углубился в чтение. – Слушай, а что это ты тут пишешь, – спросил он негодующим тоном, отрываясь от газеты, – «приятный британский акцент»? Я что, плохо говорю?
– Да нет, ты прекрасно говоришь, только некоторые звуки у тебя получаются очень забавно, всякие там «ц», «щ», «ш». Можешь повторить за мной три раза подряд без остановки – цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла? Только быстро.
– Запросто, – сказал мастер Джон. – Цапля чахала, чапля сахла… Тьфу ты. Нет, все сначала. Цапля чахла, сапля чохла…
– Ну, вот видишь, не получается. – Лиза весело рассмеялась. – Ладно, посмотри другую статью.
– «Скандал на телевидении», – прочитал мастер Джон. – Поздравляю, Лиза, – сказал он, дойдя до конца статьи.
«Примите и от меня сердечные поздравления, любезная Лиза!» – сказал я про себя и задумался. «Скандал на телевидении». А что, неплохое название для моего романа. Да, пожалуй, так и назову. Надо будет только приписать сцену, как моя летучая мышь по имени Франкенштейн попадает на передачу и… Ладно, это я потом придумаю, что там будет.
Теперь мне не хватало для полного счастья только Софи.
Мне что-то взгрустнулось, и само собою сложилось стихотворение.
О чем мечтает в тишине поэт?
О теплой клетке?
О мучном черве?
О нет!
Он мечтает в тиши о подруге своей,
Ждет ее не дождется, – приходи же скорей!
Эту миниатюру я назвал «В минуту печали». Думаю, она тоже займет достойное место в сокровищнице хомячьей лирики. Только вот жаль, что Софи никогда не сможет прочитать этого шедевра!
И тут я услышал ее шаги! Ее и Грегора. Он тоже поднимался по лестнице.
Я бросился к письменному столу. Когда Софи приходит, я всегда ее встречаю здесь.
На сей раз первым вошел в кабинет Грегор. Посмотрел на меня и расплылся в улыбке.
Опять забыл! Моя лысина! Теперь и Грегор еще будет смеяться надо мной! Ну сколько можно?!
И тут вбежала Софи:
– Фредди!
Я встал на задние лапы и помахал ей. Интересно, как она отреагирует на мою лысину?
Софи подошла к столу:
– Вот, Фредди! Смотри, что я тебе принесла! – Она открыла пакетик и достала оттуда мое традиционное угощение. Потом внимательно посмотрела на меня. – Да, наверное, подойдет.
Я удивился. Что она имеет в виду?
– У меня еще для тебя кое-что есть, – сказала Софи и достала из сумочки свой подарок.
Маленький бумажный шлем.
Она сделала его из тончайшей мягкой тканной бумаги, и, когда она водрузила его мне на макушку, я даже не почувствовал его, такой он был легкий.
– Ну что? Годится, Фредди?
Я кивнул.
Потом мы все собрались в гостиной.
Мастер Джон сообщил нам, что собирается сменить замок на дверях и сделать специальный «кошачий лаз».
– Чтобы наш Уильям мог иногда выходить на прогулку, – объяснил он.
«Не трудно догадаться, куда он отправится гулять!» – подумал я.
– Да, Грегор, давно хотел тебя спросить, – сказал мастер Джон. – А что это за мелодия, которую ты тогда играл, когда мы выманивали доктора Дитриха? Какая-то очень знакомая музыка.
– Это из одного старого вестерна. Мелодия, которой мексиканцы нагоняли ужас на своих врагов из Техаса. Считалось, что услышавший эту мелодию проиграет сражение.
– Да, верно. Теперь вспомнил. А ты не мог нам ее как-нибудь сыграть еще раз?
– Запросто. Хоть сейчас. Труба у меня в машине.
Когда он начал играть, мне сделалось так худо, что я чуть не умер. Каждый звук напоминал мне о том страшном дне…
Я рассказал потом об этом мастеру Джону.
– Прости меня, дружок! – искренне извинился он. – Я не подумал. Извини, правда. Это было глупо с моей стороны.
Мне действительно было страшно вспоминать обо всем этом. Но еще страшнее было представить себе, что это воспоминание никогда не оставит меня. Что оно будет все время возвращаться. Что я буду лежать у себя в гнезде и говорить себе: «Забудь, забудь, забудь», а оно будет наваливаться на меня тяжелым камнем и давить, давить, давить…
Мастер Джон задумчиво смотрел на меня.
– Знаешь что, – сказал он после некоторой паузы, – а почему бы тебе не написать обо все этом?
Я содрогнулся от ужаса.
– Написать о том, как я лежал распластанный на операционном столе? – быстро напечатал я на компьютере.
Он кивнул.
– Понимаешь, Фредди, я думаю, что это стоит сделать. Пока вся эта история сидит у тебя внутри, она будет мучить тебя. Ты будешь все время вспоминать о ней.
– А разве когда я буду писать, я не буду мучиться воспоминаниями?
– Нет. Ты просто будешь писать. И тогда поймешь, что все это только история. История, которая уже закончилась. Прошла, понимаешь?
Я кивнул.
И последовал совету мастера Джона.
Я записал все, что пережил в лаборатории доктора Дитриха. Не могу сказать, что мне это доставило большое удовольствие. Но одно могу сказать наверняка – страх отступил. Моя история превратилась в текст.
Мастер Джон даже считал, что мы вполне можем опубликовать его. Только так, чтобы никто не догадался, что ее написал настоящий золотой хомяк.
Ведь как доктор Дитрих догадался, что это именно я написал тот первый роман?
Не скажу.
Не хватало еще, чтобы объявился какой-нибудь новый доктор.
Меньше всего мне хочется, чтобы в очередной раз мне пришлось писать:
Все началось той ночью…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.