Текст книги "Контракт Султанова"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5

Галка вытирала пол вперемежку со слезами. Процедура с полом происходила в пятый раз. Стоило Галке закончить, как заявлялась Инга и пинком отправляла ведро с водой обратно на пол. С самого приезда в диспансер в Пропащем лесу Инга переоделась в белый халат и не выпускала из рук гибкий хлыст. Теперь Галка с Донатом жили в самой диспансере, только в разных комнатах, словно чужие.

Хоть Донат пользовался гораздо большей свободой передвижения, ведь он по-прежнему занимал пост в мэрии, но ничего не предпринимал, чтобы облегчить ее участь. При встречах лишь прятал глаза. На лице угодливое выражение. В согбенной фигуре раболепие. Хоть он и числился кем-то в мэрии, это не помешало Инге при всех ударить его хлыстом по лицу, а он только утерся. Он выполнял все поручения этой стервы с подчеркнутым рвением. Однажды эта извращенная тварь заставила Доната заниматься с Галкой любовью при ней. Галке запомнилось сосредоточенное выражение на лице мужа и его усердие, напоминающее усердие пса, выполняющего команду хозяина. Инга смотрела на действо с видимым отвращением, все время приговаривая: "Какие вы все-таки грязные свиньи!" А потом ей все надоело, и она увела Доната, даже не дав ему закончить. Тот побежал за ней, путаясь в спущенных портках.

Место было нехорошее. Это была самая странная больница, в которой Галке когда-либо приходилось работать. Персонал носил никогда не снимаемые маски. Пациенты содержались в камерах, и всем им регулярно делали сильнодействующие и очень дорогие уколы. Так что все они все время находились под кайфом.

С момента, когда в больницу их привез Лазарь, Галка с Донатом сделались ее пленниками. Им запрещалось выходить даже на крыльцо, не говоря уже о прогулках в лесу. О побеге нечего было думать. Окна на решетках, круглосуточные посты санитаров не оставляли никаких шансов на удачный исход.

Горестные Галкины мысли прерывает появление возбужденной Инги.

– Срочно заканчивай! Чего расселась? – кричит она. – Сейчас хозяин приедет.

Она подталкивает Галку с ведром по коридору, а после того, как та запирает инвентарь в шкафу, гонит вниз по лестнице. На ходу Инга, будто оправляя на Галке короткий халат, запускает руку под него. Требовательный пальчик шныряет там и тут. На лице такое выражение, словно Галка должна умереть на месте от благодарности за доставленное удовольствие.

Донат уже внизу, но по обыкновению не смотрит на нее. Тут же два дюжих санитара в масках – эскорт "начальника". К крыльцу подкатывает красный "порш" в сопровождении реанимобиля. Из "порша" выходит Лазарь, из "скорой" санитары выводят женщину. Это Светлана Дивулина.

– Чего уставились? – рявкает Лазарь. – Всем работать! Больную в кабинет!

Инга торопливо выталкивает Галку и Доната на лестницу, закрывая за ними дверь. Потом ведет Светлану в личный кабинет Лазаря, расположенный в дальнем крыле.

– Где я? Помогите мне! Вы же женщина! – взмолилась пленница.

– Иди, иди! Женщина нашлась!

Дивулина видя, что ее никто не сопровождает из мужчин, пытается сопротивляться, но стоит ей замедлить ход, как Инга с силой толкает ее. Светлана запинается. Инга толкает еще, и женщина падает. Инга хватает ее за волосы, пригибает. Другой рукой, в который зажат стек, задирает ей платье, бьет наотмашь. Раз, другой, третий. Со рта капает слюна.

Появившийся Лазарь с трудом отпихивает ее. Потом тычками "помогает" ей встать и добраться до кабинета. В нем из мебели только стол и стул. Лазарь садится, дрожащая Светлана и Инга стоят.

– Ну что явится твой дружок тебе на выручку? Как ты считаешь? – издевательски интересуется он. – Люблю вас, людишек, за это. Дружба, дурацкое геройство-я вижу вас насквозь.

– А ты что себя за человека уже не считаешь? – спросил Сорокин.

Лазарь аж задохнулся от злобы.

– Да я здесь единственный человек! – кричит он. – Вы люди? Да вы жалкие попрошайки и трусы. Я делаю с вами все, что захочу. За гроши, а иногда и за бесплатно, за одно обещание грошей. Вы же скопище жадных уродов. Вас же всех лечить надо.

– Ничего, мы их вылечим, – зловеще обещает Инга.

– Этих уже нет, – успокоившись, произносит Лазарь, и от его слов Светлане делается плохо.

– Что вам от нас надо? – выкрикивает Светлана, она уже близка к истерике.

– От вас ничего, – удивляется Лазарь.

– А что вам тогда надо от Султанова?

– Мне надо, чтобы Султанов умер, – отвечает Лазарь. – Всего то и делов. Все было уже организовано: и хорошие деньги на его счета перевели, и женили, чтобы денежки не пропали в случае чего. Осталось только убить, а он дурачок возьми и исчезни. Порядочные люди так не поступают.

Разговор прервало появление санитара.

– Султанов приехал в деревню, – доложил он.

– Ну, вот и дождались, – довольно потер руки Лазарь.

Дом Егора Гвоздева, бывшего сорокинского проводника, указала первая же старушка, к которой обратился Султанов. Выглядела избенка непрезентабельно. Гнилой сруб, в соломенной крыше зияющие дыры. На стук никто не отозвался. «Сгинул старик», – решил Султанов. Однако, не вовремя. Велев попутчикам выгружаться, он зашел в сени, повернулся и обмер. Прижавшись к стене, с занесенным топором замер седой как лунь дед. Султанов не нашел ничего лучшего как спросить его имя.

– Гвоздев? – спросил он строго, дед признался, только просил не подходить, а то зарубит. – Что ж ты такой пугливый? Мы не сделаем тебе ничего плохого.

– Что вам надо?

– Проведешь нас в Пропащий лес?

– Я больше туда ни ногой, – помотал головой Егор.

– За ящик водки, – предложил Султанов.

– Даже за цистерну.

– Ну, в таком случае пойдешь под суд за убийство, – безапеляционно заявил Султанов. – Готовься к тому, что если ты представляешь интерес для извращенцев, то в тюрьме тебя отночуют в первые же двадцать четыре часа.

Дед, интерес для извращенцев в котором представляло разве что полное отсутствие зубов, заволновался.

– За что ж меня в тюрьму? – спросил он.

– Как же? Помнишь того человека, которого ты водил в Пропащий лес? Так его с того раза никто и не видел. Ни живого, ни мертвого. Стало быть, ты его и убил. Ведь ты был последним, кто видел его живым.

– Не доказуемо, – изрек дед, едва не подавившись собственными губами. – Свидетелей у вас нет. Может, Алешка до сих пор в лесу живет. Мертвым его никто не видел.

– Живым тоже, – напирал Султанов. – Так что дед собирайся.

– А избу как же? – жалобно спросил Егор.

– Сделаем избу-читальню.

– Так у нас в деревне одни бабки остались. Они и читать не умеют, – дед сощурил глаза и отчего то развеселился. – А ты ведь, мил человек, врешь!

В это время в дверь просунулась голова в тюбетейке.

– Салям малейкум, гурнбахор! – провозгласил Тафик.

– Свят, свят! Изыди, нерусь! – перекрестился Егор. – Вы что, все нерусские?

– Всякие есть, – ответил за всех Султанов, а в дверь уже проходили женщины с авоськами и мешками, потом Айс со своим мольбертом.

Последним появился Сорокин, ввергнув деда в сильное смущение.

– А это, случаем… – с большим подозрением спросил дед.

– Не он это, – отмазал его Паша.

– И всем в Пропащий лес надо? И сколько же вас? – с все возрастающим интересом спросил дед.

– Батальон по шоссе подтягивается, – сказал Султанов. – Что ты задаешь дурацкие вопросы! Ну, как согласен?

– На что? – невинно поинтересовался Егор.

Тут не выдержали нервы у Обанаевой.

– Что ты тут из себя полудурка корчишь? – закричала она. – Да мы тебя сами отночуем и высушим! А из твоей задницы сделаем воздушный шар и запустим заместо Винни Пуха!

После ее тирады дед посмотрел на Светлану с уважением.

– Хорошая девка, – одобрительно заметил Егор.

– Хочешь, переспим? – с ходу предложила Обанаева.

– Что вы говорите? – попыталась одернуть ее Оксана. – Тут же дети.

– Дети тут нет! – одернул ее Айс.

– Мне бы тебя на одну ночку да лет на двадцать раньше, а лучше на тридцать, – мечтательно продолжал тем временем Егор. – Но в баньку с тобой я сходить еще смогу.

– Согласна! – сразу кивнула Обанаева.

Тут встрял Султанов:

– Только после того, как отведешь нас в Пропащий лес! Только с таким условием.

Дед понурил голову и убито произнес.

– Уговорили, черти. Банька и ящик водки. Вот жадность человеческая. Сгубила таки. Ведь не хотел идти.

Во время подготовки к походу, он все сокрушался по этому поводу. И самое печальное, он позабыл: на фига ему в бане баба?

Дорога закончилась внезапно.

Вот она вилась меж осинами, превращаясь то в глубокую колею, то в ровный накат. Потом поблекла и исчезла в ровной зеленой лужайке. Полное ощущение, что кто-то ехал себе спокойно, а потом возьми и растворись в траве.

Все выбрались из машины. Ходили, разминаясь.

– Я думаю, идти надо туда! – махнул рукой Сорокин в чащу. – Не больше пары километров осталось.

– Я туда не ногой! Не было такого уговора! – сразу встал на дыбы дед.

– Ты останешься машину сторожить.

– И такого уговора не было.

– Что же топай пешком.

– Да тут, почитай, все двадцать верст!

– Тогда нас жди!

– Не было такого уговора!

– Тьфу ты!

Паша нашел компромиссное решение.

– Делай что хочешь! А машину Тафик постережет!

Он хотел оставить и женщин, но вопреки всякой логике оставаться они боялись больше, чем идти. Айс тоже отказался. Хотя, казалось бы, какое ему дело до совершенно посторонней ему женщины. Видно, у него были свои резоны. Или он не верил, что спасение Дивулиной является главной целью Паши. В глазах его было большое недоверие.

– Если подует медовый ветер с болот, берегитесь! – предупредил Егор. – Он с вечера заряжает, так что вам надо вернуться дотемна!

Впереди шли Сорокин с Пашей, за ними Светлана с Оксаной, замыкал Айс с мольбертом, который он наотрез отказался оставлять.

Они добрались до больницы в седьмом часу вечера.

Меж деревьями мелькнул свет. Потом проступил и сам двухэтажный панельный корпус. Серый и мрачный. Сразу стало ясно, что здесь не просто здание, а именно больница. Средоточие чужой боли.

Они укрылись за деревьями и стали наблюдать.

– Постов нет! Я имею в виду, часовых, – заметил Сорокин. – У тебя есть план, как проникнуть внутрь?

До наступления темноты оставалось часа два. От силы два с половиной. Памятуя рассказ Сорокина, задерживаться в лесу на больший срок Султанов бы не рискнул.

– Будем посмотреть! – глубокомысленно заявил Паша.

Одинокий панельный корпус с решетками на окнах вызывал гнетущее впечатление. Он словно отталкивал от себя. Говорил, беги! Что ты тут позабыл!

В половине восьмого отворилась неприметная дверца в торце здания, из которой выбралась фигурка в широком балахоне и скрылась в лесу.

– Будем брать! – скомандовал Султанов, но без особой решимости.

Пошли все, даже женщины. Он махнул рукой, решив, что лишние глаза не помешают. Паша решил подождать, пока неизвестный не отойдет от больницы подальше, чтобы схватку не могли засечь санитары.

Теперь впереди шел Сорокин, как единственный вооруженный разрядником, за ним Султанов, уже за ним пристроились все остальные. Настрой у всех был боевой. Особенно, у женщин. Напряжение у Султанова спало, когда по походке и очертаниям фигуры он понял, что они идут за женщиной. После того, как на поляне преследуемая стала собирать цветы, и всякие сомнения в ее личности отпали.

– Это Маша! – высказал предположение Сорокин.

– Тебе и карты в руки! – Паша велел ему действовать, а остальным никому не показываться.

Сорокин вышел на поляну.

– Маша, не бойся, – сказал он. – Я не сделаю ничего плохого. Я друг. Я знаю, что ты носишь цветы на дорогу.

Готовая убежать, она смотрела на него наивным детским взглядом.

– А вы не скажете Инге, что я вышла без спросу?

Алексей пообещал.

– Кто такая Инга?

– Старшая медсестра. Она злая. Ее даже санитары боятся.

– Ты не возражаешь, если мои друзья тоже послушают?

Девушка насторожилась, но, увидев, что среди них присутствуют и женщины, доверчиво расслабилась. Она с детским интересом рассматривала клипсы Оксаны.

– Сережки! Какие большие!

Оксана сняла и протянула их девушке.

– Мне нельзя. Санитары все отбирают.

– Маша, к вам сегодня не привозили женщину?

– Привозили, – ровным голосом ответила та.

– Это моя мама!

Паша отодвинул ее.

– Где они ее держат?

– Я слышала, Лазарь сказал, чтобы вели к нему в кабинет.

– Он тоже здесь?

– Да.

– Где находится кабинет Лазаря?

– На втором этаже. Там у него есть душ!

– Где могут держать новенькую?

Маша так расстроилась, что была готова заплакать.

– Я не знаю.

– Что ты к ней пристал? – возмутился Сорокин.

– Отвали!

– Мальчики, не ругайтесь! – остановила перепалку Оксана. – По ходу мы тут лишние, Айсик. Они тут готовят какую-то авантюру. Но мы то тут при чем?

– Мы уходим! – сказал Айс.

– И Оксану заберите!

– Я никуда не пойду!

– Понимаешь, мы действительно готовим тут кое-что. Маму твою мы конечно выручим. Но потом нам придется улепетывать во все лопатки, так что нам лишняя обуза ни к чему.

И Света сдалась. Но сказала, что будет ждать ровно час, а потом снова вернется.

– Не знаю, на чем базируется твоя уверенность, – выразил сомнение Сорокин, когда женщины и Айс растворились в чаще. – Дверь ведь закрыта?

– Закрыта, – подтвердила Маша.

– На окнах решетки. Если полезем напролом, нас на входе и повяжут.

– Напролом не полезем, а дверь они сами откроют. Ей! – Паша указал на девушку. – Так что времени терять, пожалуй, не будем.

Он вспомнил рассказ Егора в пересказе Сорокина: "Потянет ветер медом из Пропащего леса, и все засыпают мертвым сном". Больше всего его настораживало слово "мертвый". Ничего, они на машине.

Он впал бы в настоящее отчаяние, узнав, что транспорта у них уже нет.

Мрачный массивный силуэт, появившийся рядом с машиной, Тафик увидел внезапно. Секунду назад никого не было, и вдруг появилось. Мужчина весом не менее в полтора центнера, разодетый в расползшуюся милицейскую форму.

– Участковый инспектор лейтенант Черепанов, – вязким басом представился мужчина, на секунду подняв к фуражке и уронив обратно неподъемную руку.

– Салям малейкум, гурнбахор, – от неожиданности Тафик даже поздоровался, как назло перед лицом толстяка он оказался в одиночку, Егор отошел в кусты.

– Местный? – спросил участковый.

Сумит с готовностью кивнул.

– Откуда?

– Из кишлака.

Ответ, казалось бы, удовлетворил странного милиционера. Он обошел "Волгу" и спросил:

– Ваша машина?

– Нет, – ответил Тафик. – Мы на ней приехали.

Участковый опять покачал головой, потом протянул лопатообразную руку:

– Ваши документы?

– По-русски не понимаю, – затараторил Тафик. – Беженец. Паспорт талибы отобрали. Под Ашхабадом.

Участковый почесался, приподняв фуражку, потом сообщил:

– Если человек без документов, имею право стрелять без предупреждения, – и потянулся к кобуре.

Единственный героический поступок, на который оказался способен Тафик, это стащить с головы тюбетейку и засунуть себе в рот, чтобы не заорать. В самый трагический момент заявился Егор.

– Лейтенант, ты чего гостей пугаешь? – спросил дед, на всякий случай, остановившись на другом краю поляны, видно он не совсем полагался на взаимопонимание.

– Двое, – констатировал участковый. – Ночью, без документов. Имею право стрелять без предупреждения.

Он вытащил пистолет с твердым намерением застрелить деда первым. Тафик, стоявший чуть в стороне, швырнул участковому в лицо тюбетейку, и когда тот немного потерялся, то вцепился ему в руку зубами.

– Держи его, сынок! – подбодрил дед, приближаясь к месту схватки с наиболее приемлемой для его физического состояния скоростью.

Черепанов задрал кверху руку, и Тафик повис на ней подобно собачке Дурова. Лейтенант мотнул кистью, и сумит слетел с нее. Попав на крышу "волги", Тафик проскользил по ней и сверзился по другую сторону машины. Участковый тяжелым слоновьим шагом направился за ним. Егор догнал его и ударил по голове топором. Ему показалось, что обухом, но он самую малость ошибся.

Участковый начал медленно поворачиваться, по пути с неимоверным грохотом и самыми пагубными для машины последствиями ссаживая обойму.

Когда он довершил оборот, ствол уперся деду прямиком в беззубый рот. Егор зажмурил глаза, но услышал лишь щелчок. Участковый погрозил деду пальчиком. Дел слегка толкнул его, и тот опрокинулся навзничь.

10 лет дадут теперича, спокойно подумал Егор. Без права переписки.

Откровенно говоря, он считал Тафика безвременно усопшим и уже успел помолиться за его душу, когда чудом уцелевшее окно в попорченной пулями машине приоткрылось, и сумит спросил:

– Милиционер ушел? Странный у русских милиция. У нас только взятка брал, а у вас еще зачем-то машину стрелял.

– Жив, сынок? – радостно вскричал дед.

– Я жив, а машина кердык! – заметил Тафик.

Транспорта теперь у них не было.

Узнав, что они теперь остались без машины, Айс с подозрением глянул на Гвоздева и сказал:

– Егора суярга киряк!

(Егора надо зарезать. Сумитский) На что Тафик ответил:

– Иртяк.

(Рано. Сумитск.) И добавил:

– Суярга всегда успеем.

Айс оглядел притихших женщин и сказал:

– В аул вернемся пешком!

– С чего ты взял, что ты теперь главный? – из принципа заартачилась Оксана.

– Молча, чучка! (Свинья. Сумитск.) – ответил Айс. – Ждать не будем никого. Идти будем быстро.

Его поддержал Егор, боязливо зачастивший:

– Темнеть начинает. Уходить надо шибче, а то навсегда здесь поляжем.

Его слова, а больше натуральный испуг, сделали свое дело, и все заторопились обратно. Ощутимо посумрачнело. В лесу стояла тишина, потом подул жаркий сырой ветер.

– Глубоко не дышите, платки на лица оденьте! – предупредил Егор.

Уставший тащить тяжелый мольберт, первым выдохся Айс. Из головы колонны он постепенно переместился в арьергард.

– Брось эту дуру! – посоветовал Егор, но подросток только отрицательно качнул головой.

– Упорный, – уважительно произнес дед.

Женщины со страху вырвались вперед, и это почти сразу обернулось бедой. Торопясь, они забыли о предупреждении Гвоздева и поснимали с лиц импровизированные повязки. Резким порывом ветра тягучий сладкий туман кинуло в самый центр группы. Первой почувствовала недомогание Оксана. Вскоре девушку зашатало, она стала быстро отставать. Светлана хотела ей помочь, но была по-джентельменски отстранена Тафиком. Обанаева решила, что отважный сумит решил сам нести на себе девушку, однако вынуждена была наблюдать, как Тафик заботливо усаживает полуспящую девушку на обочине.

– Пускай тут поспит, – посоветовал он, и был едва не растерзан рассвирепевшей Светланой.

– Тихо, женщины! – поднял руку Айс.

Сразу стало ясно, кто настоящий лидер. Под его суровым взглядом немедленно установилась тишина. Айс снял с плеча мольберт, прислонил его к дереву. При этом рука неприметно дрогнула, а потом перекинул руку Оксаны через плечо, Тафик взял с другой стороны, и в таком положении они продолжили движение. Вскоре совсем стемнело. Они находились в самой середине Пропащего леса. Ветер усилился. Он сладко пах, от него хотелось лечь на землю и умереть. Веки смежались сами собой. Людей зашатало. Айс видел, как его спутники выписывают кренделя на дороге.

– Идти киряк! – в отчаянии выкрикнул он.

Вскоре выдохлась Светлана Обанаева. Прикрыв глаза, она осталась сидеть на обочине. Остальные шествовали, словно под гипнозом и не остановились. Егор упал и еще некоторое время полз, из последних сил избавляясь от балласта– топора, обувки-и замер с полуснятым ботинком в руке. В глазах все двоилось и троилось. Со стороны, где раньше был Тафик, образовалась пустота. Лежа навзничь и раскинув руки словно расстрелянный, Тафик храпел на весь оцепеневший лес. Девушка сползала с плеча, и Айс все время пытался втащить ее на себя. Делал пару шагов, а затем снова втаскивал. Тело девушки казалось ему желеобразным, и все время норовило стечь с плеча. На деревьях по обочинам висели странные существа в масках. Они раскачивались и, казалось, с усмешкой на своих мешковинах наблюдали за ним. Айс упал на землю и пополз, волоча девушку за собой точно куклу.

– Идти…киряк… – были его последние слова перед тем, как он провалился в небытие.

Глава 6

Тафик так сладко никогда не спал. Разве что в далеком детстве, когда он любил забраться в тень молодой урючины и подремать, пережидая самое пекло. Проснувшись, Тафик потянулся и почувствовал некий дискомфорт оттого, что руки его были крепко спеленаты за спиной. Оглядевшись, сумит увидел, что остальные находятся не в лучшем положении. Мало того, что их связали, так еще вдобавок посадили в клетку. Клетка стояла в центре комнаты с облупившимися когда-то белыми, а теперь грязно-белыми стенами, в одну из которых была грубо врезана железная дверь. Тюбетейка, каким– то чудом доселе удержавшаяся на голове Тафика, свалилась, едва он проснулся. Пытаясь ее поднять, он разбудил всех остальных.

– Чего разлягался тут, урюк! – недовольно закричала Оксана.

Оказалось, никто не помнил, как они сюда попали. Впрочем, иллюзий ни у кого не оставалось. Ждали самого худшего. Никто даже не предполагал, в чьи руки их угораздило угодить. Пробуждение пленников заметили. В коридоре загрохотали засовы. Дверь отворилась, и все самые безрадостные опасения пленников подтвердились. Все было даже хуже, чем они ожидали. В комнату вошел Лазарь в сопровождении трех крупных мужчин в черных кожаных куртках. Довольно оглядев пленников, издатель сказал:

– Вот и попались, голубчики! Сами пришли. Девочки, какие симпатичные. Вот Кукс порадуется. Правда, Кукс?

Один из сопровождавших его мужчин, старше остальных, довольно осклабился.

– Должен предупредить, в разгар постельных упражнений он не может сдержать в себе газы. Но это простительно, ведь он старый человек.

Кукс зареготал. Это был настоящий здоровяк, и он оценил шутку босса.

– Нас ОМОН ищет! – выпалила Светлана Обанаева. – Он тебе твои газы обратно вдует!

Ну и еще кое-что добавила от себя.

– Зря ты так, женщина, – тоном умудренного в жизни человека и аксакала заметил Тафик. – Зачем ты злишь уважаемого человека? Да и от газов еще никто не умирал.

– Заткни (поддувало)! – вместо "поддувала" Обанаева нашла другое рифмующее с ним слово.

– Вы совершенно не умеете себя вести в обществе, – покачал головой Лазарь. – Хоть вы в настоящее время и богатая дама, но все равно в душе остаетесь падшей женщиной со Столичного проспекта. Насмотрелся я на вас, убогих. В руках всегдашний целлофановый пакетик с бутылочкой для полоскания ротика.

– Откуда ты так много знаешь про падших женщин? Часто приходилось пользоваться? Другие не давали? – парировала Обанаева.

– Заткнись! – рявкнул Лазарь. – Где Султанов? В последний раз спрашиваю!

Несколько человек с ходу послало его.

– Ладно! – оскалился Лазарь. – Не хотите по хорошему не надо. Султанов такой дурак, что сам ко мне придет. Мне осталось только подождать его немного.

– Я скоро вернусь, и вы все узнаете, что такое ад! – пригрозил Лазарь напоследок.

Паша с Сорокиным чудом убереглись от болотных газов.

Зоркий Сорокин углядел наползающую дымку. Она шла полосой. Укрываясь за деревьями, им удалось обогнуть ее. Белесый язык хищно втянулся в чащу леса.

– Как думаешь, они успели? – Сорокин с беспокойством оглянулся вслед ушедшим.

– Они же на машине, – успокоил Паша. – Я вот что хотел предложить. Может, нам не стоит геройствовать. Мы теперь знаем, что похищенная здесь. Теперь можно сообщить об этом куда следует. Пусть штурмами занимаются те, кому положено.

– Как ты заговорил? Кому следует. Кому положено.

– Слышу в твоих словах незаслуженный сарказм.

– Тихо.

В тишине заурчал мотор. Все громче. К диспансеру подкатил старый "Москвич".

– 420-й! Раритет! – поцокал языком Сорокин. – Сколько ж они таких закупили?

Зато прицеп новый. Но они сразу забыли обо всем. Потому что когда вышедшие санитары в белых масках откинули брезент, то в прицепе были люди.

Сорокин вскинулся, судорожно выдирая разрядник. Тот опять зацепился злосчастным крюком. Паша придавил его.

– Они живые! В противном случае, их бы в морг потащили. А сейчас смотри!

На самом деле. Из корпуса вышли встречающие в таких же масках, спящих стали брать по двое и заносить.

– Это все из-за тебя! – сказал вдруг Сорокин.

– Почему они не уехали? Они должны быть уже далеко!

– Сережки жалко. Санитары отберут, – тонким голоском проговорила Маша.

Они совершенно забыли о ней. Обнаружили себя вцепившимися друг в друга.

– Теперь ты понимаешь, что у нас нет другого выхода? – спросил Сорокин.

Паша понимал. Как и то, что возможно у них, в действительности, остался только вход.

В дверях диспансера всегда дежурили два санитара. В этот раз по приказу Лазаря, напарника куда-то забрали. Остался один. Скучно. Правда, есть и плюсы. Когда полоумная вернется, не придется очереди ждать. Только она вернется под утро, дура. Повадилась на дорогу бегать. А это км 18 точно будет. Но эти дурики вообще сильные.

Неожиданно в дверь поскреблись.

– Это я, – раздался голос Маши.

– Вот и умница, что вернулась.

Санитар отмыкнул засов, и сразу получил мощнейший удар, отлетев к стене. Вошедший Султанов приблизил вплотную разрядник к его лицу. Он блефовал. Заряд окончательно иссяк. На жале распустилась последняя искорка, и брови санитара оплавились.

– Марвин Шнур? – уточнил Султанов. – Не вздумай пасть разинуть-грохну сразу.

– Я ничего, – пробормотал тот. – Только не дразнись. Моя фамилия Шнурков будет.

– Я буду звать тебя Марвин, – пообещал Султанов. – Имя хоть настоящее?

– Самое что ни на есть, – гордо произнес санитар. – Назван в честь Святого Марвина, преставившегося в незапамятные времена за веру.

– Отлично, а теперь заткнись и отвечай только на мои вопросы. Куда повели пленников?

– Они в палатах на втором этаже.

– Можешь нас туда провести?

– Там ребята Кукса дежурят. Вы же не психи!

– Я неправильно выразился, – поправился Султанов. – Ты сейчас проведешь нас туда, – и ткнул выключенным разрядником санитара в низ живота.

– Ладно, не шуткуй с орудием – то! – не на шутку встревожился Марвин. – Если тебе помереть охота, я тут при чем? Гробь свою жизнь, как хочешь, еще усопший Кристиан Барнард об этом говорил.

– А ты умный, – подчеркнуто уважительно произнес Султанов. – Не хотелось бы поджаривать такие выдающиеся мозги.

– Не шуткуй говорю! – вскричал Марвин. – Сказано, покажу. Уже пошутить нельзя.

– Со мной нет. Следующая шутка будет последней.

Он оглянулся на Сорокина, и тот показал ему большой палец. Класс!

Султанов совершенно не представлял, как справится с неведомым и судя по рассказу опасным Куксом. Он потребовал у Марвина оружие, но в больнице его не оказалось. Впрочем, Марвин мог и врать, но чтобы проверить его, не было ни времени, ни возможности. Паша заставил Марвина достать еще пару белых халатов и масок для себя и Сорокина. Машу они сразу отпустили.

Диспансер спал.

За решетками скрывались стальные двери с глазками, как в тюрьме. Заглянув в один, Сорокин увидел прикованного цепью человека.

– Ничего себе!

– Не отвлекайся!

В конце коридора обнаружился лифт с круглыми окнами иллюминаторами и лестница.

– Пойдем пешком, на лифте они нас сразу засекут, – сказал Паша.

– От Кукса вам не уйти, он везде! – глаза Марвина были с блюдца размером.

Ему оказали легкую психологическую поддержку небольшими пинками.

Поднявшись, они угодили в небольшую рекреацию со стоящими фикусом и креслами. Бледно тлело дежурное освещение, но из-за одной из дверей пробивалась ослепительно-белое лезвие люминесцентного света.

– Кабинет там! – выдохнул Марвин.

Его подтолкнули. Стучи!

Санитар постучал так, словно к двери был подвешен динамит.

– Заходите! Я уже все! – раздался голос, который Паша узнал бы из тысячи самых противных голосов земли.

Все планы разом вылетели у него из головы. Он отодвинул скулящего санитара с дороги, распахнул дверь, так что она треснулась о стену, и бросился вперед.

Неизвестно, что он хотел увидеть. Узилище? Но попал в обычный офис. Стол, кресла. Попискивающий принтер у углу плавными балетными па выбрасывает из себя испачканную бумагу. Вон, уже целая пачка накопилась.

Лазарь был один. Издатель сидел за столом, переплетя пальцы, и сумрачно смотрел на вошедших.

– Можете положить разрядник, он у вас все равно разрядился! – проговорил он.

– Да я тебя голыми руками разорву! – пообещал Паша.

– А ты изменился.

– У меня был хороший учитель. Пардон, доктор. Знаешь, я все время думал, что скажу тебе. Даже речь готовил. Теперь я посмотрел на твою рожу, такую речами не проймешь. Хочу спросить. За что?

– Как ты смеешь? – гневно закричал Лазарь. – Рожа моя ему не понравилась!

– Мы можем ее подправить.

– Ага, счас! – Лазарь хлопнул ладонями по столу и позвал. – Кукс! Заходи!

Толкнув их дверью, вошел здоровенный кабан в "косухе".

– Прикажете им на почки печать поставить?

Одного взгляда хватило Паше с Сорокиным, чтобы скоординировать действия. Они подхватили стол Лазаря со сложенными на нем папками, малахитовым прибором и всеми остальными дыроколами и одели его на Кукса.

Хотели одеть. Кукс вдарил кованым сапожищем в надвигаемое громоздкое сооружение, прямо по центру. С нутряным всхлипом стол сломался пополам, больно ударив нападавших по рукам. Паша вообще потерял равновесие и оказался на полу.

Им бы и одного Кукса хватило, но вошли еще двое его подручных и скрутили друзей.

– Теперь и поговорим, – зловеще сказал Лазарь.

– Можно и отложить, – встрял Сорокин. – У вас, наверное, процедуры.

За что и поплатился ударом.

– Процедуры у вас, – поправил Лазарь. – И не прерывайте меня больше, молодой человек. Я хочу сказать несколько теплых слов о вашем друге Павле Султанове, – он с хрустом сдавил пальцы. – Паша, ты спрашивал меня, за что. Отвечу единственно из чувства злорадства. Ты погубил все дело, потому что как писатель ты гавно.

– Не правда ваша! – не удержался Сорокин на свою беду, бить дружки кабана умели.

– Самое что ни на есть, – подтвердил Лазарь уже безвольно обвисшему оппоненту и в полной тиши кабинета стал орать. – Почему Быстрец у тебя не получил ни одной государственной награды? Это нонсенс, Паша. А у него даже юбилейной медальки не было! Так не бывает, Паша! Из-за этого я твою книжку ни одному серьезному специалисту не мог показать. А почему Быстрец всегда все деньги себе хапал? Даже те бабки, которые банки давали как выкуп террористам? Всегда? Из-за этого прикрыли тираж в Штатах! И на фига в боевики вставлять порнуху? Ты маньяк, Паша! А во многих странах это запрещено.

– Маньяки запрещены? – ехидно уточнил Султанов.

– Не бить! Этого не бить! Он живет последние сутки на нашей прекрасной земле, но бить его не рекомендуется.

– Значит, я могу говорить все, что угодно?

– Заклейте ему рот! – Лазарь протянул пластырь.

– Хорошо быть доктором, всегда все под рукой, – успел выпалить Паша до исполнения приказа.

– Всегда остается в памяти последняя фраза, а она у тебя была вполне цивильной, – ухмыльнулся Лазарь. – Ну почему, Паша, ты не мог писать, как все? Дал бы средний уровень, больше от тебя ничего не требовалось. Твоя фантазия тебя погубила! До тебя все были люди как люди. Ты не человек из обоймы. У меня оставалось право на единственный выстрел, и он оказался холостым. Нет, так писать нельзя. Истерик за писательским столом. Учился бы у людей. Вдумчиво пишут, неспешно. Мне Веничка твой черновик показывал. Писал словно пьяный, тарабарщина, куча ошибок, слова все вместе. Неуправляемый словесный понос. Псевдолитературная дизентерия. Так дела не делаются, Паша. Что ты там мычишь? Наверное, хочешь спросить, при чем здесь твои литературные таланты?