Текст книги "Контракт Султанова"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Неизвестно какого рожна ему понадобилось связываться с никому неизвестным, да еще местным автором. Алгинское отделение союза писателей Колесников знал как облупленное. Там обосновались серьезные люди, которые давно поняли не только беспочвенность притязаний на славу, но и бесспорную истину, что для делания денег она, эта дурацкая слава, пожалуй, и не нужна. К памятным датам, посвященным порту, писаки тискали заказные романы, которые никто и не думал продавать, а тем более покупать. Порт брал все затраты на себя, выплачивая избранным неплохие деньги и премии. Так что если Лазарь крутился в мире бизнеса, он неминуемо должен был попасть в круг этих так называемых писателей. Когда Колесников доложил свои соображения Крутохвостову, генерал поначалу не обратил на них особого внимания.

– Прогорит, – уверенно заявил он. – Алга-город технарей. Здесь давно забыли, что такое книга. У всех имеется видео. Так что Амбросимову ничего не светит.

И в управлении благополучно забыли о несостоявшемся гении, тем более в это время как раз началась катавасия с убийством Матросова. Управление, владея всей полнотой информации, знало, что настанет такой день, когда Матросова убьют. Но никто не предполагал, что это произойдет так буднично и непритязательно. Гендиректора застрелили среди бела дня на ступеньках пароходства пара нанятых для этого наркоманов. Их естественно быстро вычислили и нашли. Правда, перед этим они успели вколоть себе слоновью дозу цианида и сильно кайфануть. Видно тот, кто им подсунул столь ценный продукт, не стал утруждать себя предупреждением о его негативных последствиях. Как тогда заявил Крутохвостов, король должен был умереть.

Ужасающие масштабы катастрофы выявились позднее.

Как оказалось, железный Пал Палыч единолично доил "морские ворота страны". За все время его руководства порт функционировал автономно от многочисленных финансовых и налоговых структур. В управлении за голову схватились, когда прикинули, какие бешеные суммы ушли в темный нал.

Сберкнижка Матросова, на которой значилась тысяча рублей, была плевком в лицо общественности.

– Деньги никогда не пропадают бесследно. Особенно ТАКИЕ, – заявил генерал Крутохвостов. – Так или иначе, они должны где-то всплыть. Ищите канал, по которому их попытаются переправить либо отмыть. А их, так или иначе, попытаются засветить. Иначе такие гигантские суммы не потратить, и они становятся совершенно бесполезны.

Удача улыбнулась федералам, когда обнаружилась некая связь между убитым и начальником криминальной милиции генералом Дивулиным. Но едва это произошло, и вокруг генерала возникла некая активность, как того убрали вслед за Матросовым. После этого последовала серия более мелких убийств-ЗАЧИСТКА. Потом настала пора временного затишья, но Колесников никогда не забывал слова шефа о том, что такие суммы все равно всплывут, не могут не всплыть. Деньги ждали своего часа. Колесников чуял их. Как они хранятся в толстенных сейфах, кирпичи казначейских бумаг со многими нулями. У него дух захватывало от одной мысли, какие деньжищи лежат и терпеливо ждут своего нового господина.

Поэтому когда Лазарь, издав в русском издательстве в Париже книги никому неизвестного Султанова, умудрился не только на этом не прогореть, но и получить немаленькую прибыль, Колесников насторожился как старый рыцарский пес при звуке трубы герольда. (Сравнение не его, а этого писаки).

Колесников за десять лет сроднился с ним. Человек, терпеть не могущий беллетристику и читавший ее исключительно по долгу службы, мог на память цитировать целые абзацы из книг автора, которого исправно гнобил столько лет. Не уследил. Проскользнул писака скользкой змеей. Проскользнул. Поливал грязью родной славный город, ой поливал. И деньги за это брал, гад. Правда, деньгами это можно было назвать с большой натяжкой. Главные деньги проходили все еще неизвестными Колесникову путями, но он всеми фибрами души чуял, что этот никчемный человечишко, напоминающий клоаку низменных страстей, которые и скрывать то не собирался, наоборот, выносил на широкое международное обозрение-смотрите люди добрые, сколько во мне…этого самого-так вот этот бумагомарака и есть искомый КАНАЛ. Книги исправно печатали то во Франции, то в Прибалтике, причем тиража фактически никто и не видел, но счета исправно оплачивались. Какие там были суммы! Писатель сошел бы с ума, если б знал, сколько баксов прокачивались при использовании его фамилии.

И опять удача изменила Колесникову. Только они взялись за дело вплотную, как крупная рыба заволновалась. "Аврора" бесследно растворилась в 24 часа. Хоть сам Амбросимов никуда и не делся, создалось полное ощущение, что и он исчез вместе с искомым издательством. Свернув большинство своих дел, он втерся в доверие к самому Мануйлову и проворачивал некие дела, связанные с организацией службы спасения. При этом Лазарь нет-нет, да и манипулировал довольно крупными суммами. Для Колесникова они были бесполезны, потому что были официально чисты, как слеза невинной девицы. Канал отмывания денег опять затерялся в туманной дали, и единственной возможностью подобраться к нему оставался Султанов.

К этому времени он полностью опустился, лишился семьи, работы и сколько – нибудь внятного положения в обществе, и Колесников давно нашел бы способ упрятать его за решетку, если бы не Канал. Проблема неучтенных никем денег, которые скрывались в его бездонном чреве, не давала Колесникову спать по ночам. Решение пришло с неожиданной стороны. Если Султанов и есть искомый Канал, то пусть он сам и раскроет тайну нахождения денег.

Колесников никогда не верил, что тот ничего не знает. Ясное дело, в доле! Да и Абросимов не спешит покидать город. Значит, не все еще выдоил. Повисли денежки. Ждут своего часа. Только где? Этот вопрос не давал покоя Колесникову ни днем, ни ночью. И пока писатель пил и морально распадался с рублевыми проститутками (хотя где-то в кубышке имел такое состояние, что мог спать с Пенелопой Круз, и не только с ней), пока этот олень все это проделывал, впадая во все более скотское состояние, Колесников вынашивал план, как бы раскрутить писателя на все сто. Решение пришло внезапно, и было простое и надежное, как контрольный выстрел в голову. Всего то надо было подсунуть писателю (и так полубезумному от обрушившейся на него дурной славы) его же материализовавшийся кошмар, и, постаравшись превратить Султанова в законченного психа, выкачать у него всю информацию (и деньги заодно).

Крутохвостову идея понравилась, и он обещал помочь человечком их областного управления. И свое обещание выполнил неожиданно оперативно. Колесников получил карт-бланш. Хоть он и был равнодушен к деньгам, но идея найти деньги Матросова сделались его идеей фикс. Для этого он не пожалел Латыша – агента, долгое время работавшего под прикрытием. Майор Латыш за свою карьеру успел сделать многое. Благодаря нему удалось посадить на скамью подсудимых правую руку Обанаева Факсуда, да и к Слону у него были неплохие подходы.

Но стоило столь опытному оперативнику лишь засветиться рядом с Султановым, как его моментально вычислили, и он пропал быстрее и бесследнее, чем камень в проруби. Тогда Колесников выпустил свою последнюю фишку. "Быстреца" – Артема. Пересказывая сейчас истоки истории с Султановым (не всей конечно, а той ее части, которую считал нужной приоткрыть), Колесников посматривал на молодого коллегу с чувством гордости. Настоящий Быстрец! Еще неизвестно, чей лучше-Султанова или Колесникова.

– Про Латыша есть новости?

– Ищем, – односложно пояснил Колесников. – Его исчезновение всем нам урок. Будьте предельно осторожны.

– Я всегда осторожен.

– Кстати, что вы думаете о Султанове?

– Я уверен, мы теряем с ним время. Он слишком ничтожен, чтобы знать о "банке Матросова". Может быть, стоит арестовать его и провести дознание по третьему уровню? – предложил Лупетин.

– А вы далеко пойдете, – польстил капитану Колесников. – Вам молодым, все бы рубить с плеча. Учитесь у нас стариков, мы все – таки добрее вас. Из-за этого часто и страдаем, вот выпихните нас на пенсию и исполните канкан на наших костях.

Колесников засмеялся, чутко следя за реакцией капитана. Ее не было! Лупетин остался невозмутим как скала. С ним очень трудно разговаривать.

– Я рад, что нам выпало работать вместе, – сказал Колесников.

– Взаимно, – ответил Артем.

Колесников попрощался, и машины стремительно разъехались. Охота продолжалась.

Глава 6

Паша добрался до Светланы Дивулиной ближе к вечеру. Светлана встретила его в прихожей и вела себя очень нервно: заламывала руки и все время оглядывалась на дверь за своей спиной.

– Вы должны увезти мою дочь в гостиницу, – заявила она.

– А разве она здесь? – опасливо спросил Паша, до последнего момента надеявшийся, что Оксаны нет дома.

– Здесь. Но ей нельзя оставаться. Она должна ехать в гостиницу.

– Конечно, конечно. Я подожду в машине, – заторопился Паша.

– Погодите. Я должна вас познакомить. Оксана! – крикнула Светлана в направлении второго этажа.

Забухали шаги. Паше казалось, что бухает его сердце. Как сказал бы Быстрец: "Сейчас заставят платить за каждый бушель"! Он и не догадывался, что Оксана такая тяжелая. Топоча по лестнице плотными ножками, обутыми в кроссовки, девушка сбежала вниз. Она была в пестрых брючках и майке. Во рту жевачка. Светлана взяла ее под руку и подвела к Султанову. От смущения тот смотрел девушке в пупок, благо кофтенка кончалась раньше.

– Позвольте представить. Моя дочь Ксюша, – произнесла Светлана.

– Павел Петрович, – произнес Султанов чужим голосом, пожимая кончики прохладных как горный хрусталь пальчиков.

Она не произнесла ни слова.

– Павел Петрович отвезет тебя в гостиницу, – торопливо проговорила мать. – Я потом тебе все объясню. А сейчас поезжай, пожалуйста.

Оксана пожала плечами и с напускным равнодушием спросила:

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Мне надо спокойно поработать. Завтра утром вернешься. Пожалуйста, поторопись, – умоляюще произнесла мать.

Она опять пожала плечами. Светлана взялась провожать их. Перед тем как выйти, Паша бросил взгляд назад. Неожиданным сквозняком распахнуло дверь за спиной хозяйки. В небольшом уютном зальчике был накрыт столик на двоих. В глаза бросились свечи в изящных подсвечниках. Светлана торопливо захлопнула дверь, будто они могли разглядеть нечто постыдное.

– Спасибо, что не выдала меня, – поблагодарил Паша, когда они с Оксаной оказались в машине.

Лучше бы он промолчал, а в идеале был бы немым с рождения. Девушка выдала тираду, многословную и яростную, смысл которой сводился к тому, что Султанов расчетливой змеей вполз в дом и хочет жениться на ее мамочке. Что он развратный тип и законченный негодяй. К тому же маньяк, которому все равно кого трахать-молодых или старых. Похотливый козел. А еще писателем прикидывался. И что правильно его на суде засудили. Надо было вообще расстрелять. Подлец. И сеттера и сеттера. В том же духе. Через некоторое время она иссякла и со слезами отвернулась к окну. Паша, как и в первую поездку, хотел успокаивающе положить руку ей на плечо, но она руку с негодованием отбросила.

– Успокойся, все будет нормально, – начал он, на что она заявила, что если он и дальше будет разговаривать с ней как с девочкой, то она выпрыгнет из машины. – Хорошо-не буду, – согласился он.

Она повернулась к нему и требовательно спросила:

– Что происходит? Только честно, без скидки на возраст и подобную дребедень. Вы хотите остаться одни? Я вам мешаю?

– Что за ерунда! Как тебе такое в голову могло прийти?

– Я должна предупредить, это тебе просто так с рук не сойдет. Мамин жених, он генерал милиции, тебе ноги вырвет!

– Это ты про Виктора Леонтьевича? Мама с ним поссорилась.

– И тут поспел!

– Как ты со мной разговариваешь?

– А ты теперь не мой преподаватель!

– А, ну тогда можешь. Но объективности ради замечу, я тут не при чем!

– Все вы одним миром мазаны.

– Меня, между прочим, выставили так же, как и тебя! А там столик, накрытый на двоих, остался!

– Что ты сказал?

Оксана попросила остановить его у придорожного кафе. Она попыталась дозвониться, судя по всему до матери, но трубку никто не брал. Тогда она заказала чашку кофе и присела за столик. Хоть Паша и притулился рядом, но было полное ощущение, что столики находятся на разных планетах. Мимо с зажженными фарами неслись автомобили. Быстро свечерело.

– Кстати, я не поблагодарил тебя за свое чудесное спасение, – сказал Паша. – Вовремя вы подоспели.

– Это вы Валентина Георгиевича должны благодарить, – сухо заметила Оксана, у Паши возникло стойкое предубеждение, что эта своенравная красавица не верит ни одному его слову и никогда не простит.

Был у него в романах уже такой герой, который НИКОГДА никого не прощал.

– У вас очень информированные друзья, – продолжала Оксана. – Они знают закрытые номера телефонов, и где кого в какой момент искать.

Пашу, словно током ударило. Опять Валентин Георгиевич! Некоторое время его душил суеверный страх, потом он спросил:

– Что конкретно сказал Валентин?

– Ничего важного, кроме того, что вам угрожает опасность. Он торопился. Сказал, что за ним следит какая-то сволочь и ему пора.

– Как он сказал? Повтори! – вскинулся Паша. – Это очень важно.

– Дословно я не помню.

– Но он точно сказал слово "сволочь"?

– Точно. Не думала, что это имеет какое-нибудь значение.

Значение это имело. Быстрец никогда не ругался. В крайнем случае, говорил "Заткнись!" Но никогда не обзывался. Лучше убивал, если его ослушивались. Что-то ему совсем не нравился этот новоявленный Быстрец. "А может это и не псих вовсе"? – впервые подумал Султанов. Неправильный псих получается. Неаккуратный. Фанат, книгу не читавший. Пашу кольнуло острое ощущение опасности.

– Почему мать выпроводила тебя из дома? – быстро спросил он у Оксаны, та даже испугалась. – Отвечай быстро!

– Вы же сами сказали, что она кого-то ждет, – сказала она.

– И часто так бывает?

– Сегодня в первый раз.

– Кого она ждет?

– Откуда я знаю. Ну, она когда поругается, потом всегда на перемирие Виктора Леонтьевича приглашает, – заметила она неуверенно.

– Говоришь, никогда до этого тебя не выставляла?

Она осеклась.

– Нет, этого быть не может. Она конечно хорошо к дяде Вите относится. Он столько раз нас выручал. Но в личном плане всегда говорила, что его терпеть не может. Жаловалась, что от него всегда несет потом. И что у нее от него аллергия. Бедная мама! – слезы брызнули у нее из глаз.

– Ты чего? – опешил Султанов.

В ответ девушка произнесла:

– Когда мы останавливались, он как раз выезжал с заправки. Он уже полчаса как у мамы!

На въезде в элитный массив сиротливо застыла сломанная машина. Паша по инерции ее объехал, но тут из кабины выскочил и замахал руками человек, в котором Паша с удивлением признал Сорокина. Когда Султанов остановился, Алексей без обиняков полез в кабину.

– Как ты здесь оказался? – спросил Паша. – Нам, видишь ли, немного некогда. Мы по делам едем.

– Старушке копец, – беспечно произнес Сорокин.

– Какой старушке? – испуганно спросила Оксана.

– Это он про свою машину, – успокоил Паша и попенял другу. – Ты бы осторожнее с выражениями, здесь все-таки дети.

Сорокин извинился и продолжал гнуть свое:

– Тормозная жидкость вытекла. Да и не только она. Вообще, все вытекло.

– Мне сейчас совершено некогда с тобой возиться! – недовольно заметил Паша.

– Ладно, Павел Петрович, пускай едет, – встряла Оксана. – Может так статься, он нам пригодится.

В глазах Сорокина возникла тревога.

– Вы меня пугаете, господа хорошие! – воскликнул он. – Где это я, по-вашему, могу сгодиться? Если что-то там съесть, то можете на меня положиться, я вас не подведу, так как с самого утра ничего не ел. Но если очередная авантюра, то я пас. У меня только синяки прошли, и, слава Богу, я могу встретиться со своей девушкой, не рискуя расстроить ее своим внешним видом. Я с Аней уже неделю не виделся.

– Удивляюсь ее долготерпению, – тихо произнесла Оксана, Сорокин переспросил, на что он, мило улыбнувшись, проговорила. – Нет, все будет хорошо. Никаких серьезных увечий мы на сегодня не планируем.

Паша переглянулся с ней, перехватив его взгляд, она улыбнулась и ему, на что он подумал: "Похоже, все женщины уже рождаются стервами".

Виктор Леонтьевич приехал ровно в назначенный срок. Пунктуальность была излюбленным коньком генерала. К тому времени Дивулина успела выпроводить Дашу. Светлана прошла по пустому притихшему дому, горько усмехнувшись своим несвоевременным мыслям: «Невеселая у меня получается свадьба». Громов захлопнул дверцу и живчиком вскочил на крыльцо. На нем был шикарный костюм от Труссарди, в руках букет из крупных белых роз. В нос сразу шибанул запах дорого парфюма вперемежку с устоявшимся запахом пота. Громов пользовался утонченной туалетной водой с генеральской щедростью, но то, что он никогда не мыл под мышками, сводило эффект к нулю. Он вручил Светлане цветы, по-хозяйски поцеловал в губы и прошел к накрытому столу. Светлана тайком обтерла губы. Однако, генерал слишком резв. Она, конечно, предполагала в качестве откупа отдаться ему сегодня, но думала, что Громов выпросит у нее близость на коленях, чего он, судя по всему, делать не собирался. Она попыталась найти в себе малейшее ответное чувство, но кроме брезгливости ничего в себе не находила. Ничего, не барыня. Придется потерпеть.

– Я хотела переговорить с тобой, – приступила она к заранее заготовленной речи, которая должна была закончиться словами, что она всегда испытывала к нему чувство благодарности, и теперь пора выразить ее более полно. Никогда бы не подумала, что она, самая красивая девчонка школы, а потом и института, которая выбирала кавалеров с легкостью человека, выбирающего пирожное в контитерской, и, откровенно говоря, знала толк в сексе, что она скажет про волшебное действо под названием любовь что-то вроде "благодарность в полной мере".

– О делах потом, – остановил ее Громов. Он налил себе коньяк в фужер для шампанского, залпом выпил и сказал. – Чего стоишь, присаживайся.

Она села, тоже выпила шампанского. С отвращением смотрела, как мужчина жадно ест. "Все мужики животные", – подумала она. – "У них на уме только одно. Грязные самцы". Генерал, наконец, насытился. Отпив хорошую дозу коньяка и сытно рыгнув, спросил:

– Ну что, образумилась? Вижу, что образумилась. Не ты первая, не ты последняя. Не бери в голову, в любви нет ничего, за что стоило бы так переживать. И то, что тебя на молодых сопляков потянуло, так это ерунда. Все женщины шлюхи.

– В каком тоне вы со мной разговариваете? – возмутилась она. – Кто дал вам право? О каких молодых сопляках вы говорите? У нас ничего не было, если вы на это хотите намекнуть.

– Жаль, – просто сказал он. – Я бы хотел посмотреть, как вы там кувыркаетесь, а потом сам бы с тобой развлекся. У меня в таким случаях эрекция лучше.

– Перестаньте говорить гадости! – в негодовании выкрикнула она.

– И то верно, – согласился генерал. – Что мы разговоры разговариваем, да время теряем. Давай скоренько в душ.

Кровь бросилась в голову Светлане, и она проговорила в миг занемевшими губами.

– Может быть, сначала вы?

– Зачем? Я вчера вечером мылся, – обиделся генерал.

Дивулина прошла в ванную, разделась и посмотрела в зеркало. "Свадьба", – горько усмехнулась она.

Громов разобрал диван и разделся до трусов. Потрогал свое вялое хозяйство и сказал:

– Сегодня дружок ты побываешь в таком месте, рай по сравнению с которым пустяковая забегаловка.

– Ваш дружок останется сегодня дома, – раздался голос у него за спиной.

Громов оглянулся и некоторое время с недовольством лицезрел молодых людей, одного из которых он уже имел сомнительную радость видеть сегодня утром.

– Вот дуреха и дочку не сплавила на сегодня, – недовольно проговорил он. – Мне сейчас некогда с вами заниматься, идите-ка по домам.

– Я вроде дома, – сухо заметила Оксана.

– Ну, в таком случае, иди к себе и сиди не рыпайся, пока твоя мамаша занята будет.

– Ну, вы Виктор Леонтьевич и хам! – заявила она.

– Послушай ты, мерзавка, быстро выметайся отсюда, пока я не разозлился! – выкрикнул он.

– То же самое мы хотели сказать вам, – нагло заявил Паша.

Предложение было довольно самоуверенное, учитывая, что фигурой генерал напоминал крупных размеров кабана, разрядник Сорокина сел, сам он был недавно побит, а Султанов вообще драться не умел.

– Ну, вы сами напросились! – угрожающе проговорил Громов и по привычке дворового хулигана, коим с успехом был в молодости, без всяких дополнительных проволочек напал на них.

Паша с Сорокиным прыснули в разные стороны от этого ревущего танка.

– Куда ж вы защитнички хреновы? – торжествующе выкрикнул генерал и быстро догнал Сорокина.

– Только не в лицо! – успел предупредить тот за секунду до того, как генерал сокрушительно двинул его в нос, и тот лопнул подобно спелому помидору под колесами трактора.

В это время, подбежав к генералу сзади, Паша от всей души огрел его подхваченной с пола тумбочкой. На оторопевшего генерала посыпались флаконы духов, баллончики со спреем и гелем и другая подобная дребедень.

Со злобным ревом генерал развернулся к Султанову, и тот увидел в его разом побагровевших глазах нечто такое, что заставило его с истошным криком "Спасите!" кинуться наутек. Генерал устремился за ним, и они стали носиться по комнате.

Сорокин понял, что если он не вмешается, его дружку конец. Зажимая кровь из носа одной рукой, он захватил добротный дубовый стул из кухонного гарнитура и огрел разошедшегося не в меру генерала. Громов как раз поворачивал на бегу, стремясь ухватить Пашу, так что удар пришелся в кон. Мало того, что он опять угодил в голову, так еще генерал потерял равновесие и вошел в стену.

Стремясь не упасть, Громов хватался за все руками, но его усилия закончились тем, что вместе с сорванной экибаной он сверзился на пол.

Тут уж друзья накинулись на него вдвоем, даже Паша вернулся, и били его, чем ни попадя. Оставшимися стульями, табуретками, вазами и даже бутылками с шампанским.

Однако генерал встал через все это словно Голиаф!

– Замочу! – закричал Громов, но язык его уже слегка заплетался.

Его качало, и, поняв, что физически двух мужчин, хоть и дохлых, ему в таком состоянии не одолеть, он кинулся искать пистолет в брошенной одежде. Оксане удалось буквально выдернуть кобуру у него из рук.

– Ах ты дрянь! – он ударом отшвырнул ее на пол.

Падая, она сдернула с него трусы. Он запнулся в них, опустился на колени, и в этот момент на него налетели Паша с приятелем, совместными усилиями с неимоверным грохотом надев на противника целиком обеденный стол с остатками еды и посуды. У Паши возник суеверный страх, что двужильный генерал выдержит и этот чудовищный удар, и что он вообще бесчувственный, нечто вроде Кощея бессметного. Но после последнего удара у генерала сделались глаза с поволокой, и он довольно легко вышел сквозь остекленную веранду, после чего воткнулся лицом в землю, словно желая дать всходы. В комнате установилась невероятная тишина, в которой открылась дверь ванны и появилась разрумянившаяся Светлана. Она с недоумением уставилась на комнату, тщетно силясь постигнуть произошедшие с ней за несколько минут разительные изменения.

– А где Виктор Леонтьевич? – невпопад спросила женщина.

– Вышел в сад, – ответил Паша.

Пока Оксана с матерью оказывали первую помощь многострадальному Сорокину, Паша занялся вещами генерала. Первым делом он забрал пистолет, после чего занялся кошельком. В нем обнаружилась пухлая пачка рублей и долларов. Не колеблясь, он переложил ее себе.

– Это аморально! – заявила Светлана. – Вы действуете как тривиальный вор.

– У меня сейчас нет времени говорить о морали, – возразил Султанов. – Менты очень не любят, когда их генералов лупят табуретками до беспамятства. Нам с Сорокиным надо скрыться и чем дальше, тем лучше. Скоро у нас будет на хвосте вся городская милиция.

– Но нам с Ксюшей надо собрать вещи, – забеспокоилась она.

– Откровенно говоря, я не имел в виду, что вам тоже придется скрываться. Вы ни в чем не виноваты. Вы генерала не били. Скажете, что нас не знаете и дело с концом.

– Мы поедем с вами! – заявили мать с дочерью вместе.

Паша посмотрел на них, не пытаясь переубедить, благоразумно решив, что когда им надоест изображать из себя героинь, они сами отстанут. Считая себя знатоком женщин (как и всякий писатель), он прикинул, что надолго их терпения не хватит.

Одна беда, костюм генерала оказался ему велик.

– Шикарная вещь! – с сожалением проговорил Паша. – И откуда у ментов деньги на такие вещички?

– Это я ему подарила, – ответила Светлана. – Мы часто выкупаем часть коллекций, которая демонстрируется в нашем агентстве.

– А наш генерал альфонс, – заметил Паша.

Вопреки расхожему мнению о медлительности женщин, они собрались очень быстро, но когда уходили, Светлана сказала, что надо занести генерала в дом.

– Он ведь совсем раздетый лежит, – сказала она. – А если замерзнет?

– Не январь месяц, – процедил Сорокин, который не мог простить противнику свой нос, после удара генерала приобретший ярко выраженный кавказский профиль.

Но Светлана настояла на своем.

Мужчины взяли Громова за руки и ноги и внесли в дом. Генерал был тяжел даже для двоих. Паша решил, что его надо бы закрыть где-нибудь, чтобы он не смог сразу позвонить своим, и спросил об этом у Светланы. Она предложила подвал, который закрывался на замок. Они кое-как дотащили генерала и, опустив на лестницу, предоставили ему возможность скатиться вниз.

Султанов совершенно не представлял, куда ему теперь направиться. К ищущим его бандитам вскоре должна была присоединиться еще и городская милиция. Люди там работали серьезные. На памяти был бедный Мышковецкий, застреленный без малейших скидок на то, что был ребенком.

Им удалось снять номер с кухней и ванной комнатой в пустующем пансионате «На гребне волны», расположенном на обрыве над морем, где у Сорокина оказался знакомый.

– Он будет молчать, – побожился Сорокин.

Паша махнул рукой. В любом случае они не могли оставаться в пансионате дольше одной ночи. Даша вернется и обнаружит генерала утром, дальнейшее нетрудно предугадать. Разозленный Громов поднимет на ноги всех, после чего по всем местам, навроде этого, где можно укрыться, начнутся повальные облавы. Пользуясь возможностью, что была горячая вода, все по очереди приняли ванну.

– Кто его знает, где мы остановимся в следующий раз. Может быть, в лесу придется жить, в землянке, – сообщил Султанов, изрядно напустив жути на женщин.

Первым пошел тяжело раненый Сорокин. Затем женщины, так что Султанову досталась жарко натопленная сауна. "Распарили", – недовольно констатировал он. Но затем, набрав полную бадью пены, он сам так расслабился, что задремал. Ему приснились люди в камуфляже с надписью "АМОН", и он как бы невзначай поинтересовался, что значит эта аббревиатура.

– Темнота, "АМОН" – это авторская милиция особого назначения, – авторитетно сообщил ему сержант с лицом Громова. – Мы авторов ловим. Писателей всяких, гениев доморощенных. Сдается мне приятель, что я где-то видел твое лицо. Не член ли ты союза писателей? Ты в курсе, что эта запрещенная организация?

– Упаси Боже! Я и пишу с ошибками, – горячо возразил Султанов.

– Сейчас совершенно необязательно писать грамотно. Компьютер все сам проверяет, – авторитетно заявил Громов. – Так что будь я на твоем месте, я бы съел рукописи и сделал явку с повинной. Мы тут уже всех писателей переловили как крыс, один ты остался. Но мы и тебя поймаем, будь спок.

Султанов проснулся оттого, что его потрясли за плечо. Видно, что проспал изрядно, во всяком случае, ванна уже успела остыть. Над ним возвышалась Светлана. Халат едва запахнут, сверху соблазнительно выглядывают груди. Снизу полы халата разъехались, открывая ровные как у легкоатлетки ноги почти целиком. Султанов незамедлительно возбудился, да так что из остатков пены вот-вот должен был появиться парус.

– Я так перепугалась за вас, – проговорила она.

Паша видел только распахивающийся на уровне лица халат.

– У вас вода совсем остыла. В таких заведениях горячая вода только днем.

Паша попросил ее отвернуться (и почему не выйти?). Места было мало, когда он выбрался из ванны, нечаянно толкнул. Она словно и ждала этого, резко обернулась. Паша только ойкнул, живот его рефлекторно дернулся.

Лицо ее оказалось на уровне его плеч. Она стала обтирать его горячими сухими ладошками, которые враз стали мокрыми.

– Какой же ты скользкий!

Конечно, скользкий, весь в пене. Руки ее съехали вниз. Она сделала вид, что пытается ухватить за член, но руки соскальзывают. После нескольких попыток вторая голова встала вертикально, едва не отодвинув Пашу назад.

Она продолжала сосредоточенно работать рукой, и Паша перестал себя ощущать. Перед глазами были вспышки.

У Паши давно не было близости, и очень быстро он кончил.

Почувствовав это, она в самый драматический момент зажала ему рот рукой. От обрушившегося следом наслаждения он едва эту руку не проглотил.

Он вернулся на этот свет через какое-то время. Халат на плече женщины был весь изжеван.

– Простите, – пробормотал Паша, голос был ломкий, словно он учился говорить.

Она провела рукой ему по волосам и спросила:

– Ты не хочешь выйти на кухню и что-нибудь выпить?

Паша хотел.

Они сидели за кособоким столом и потягивали пиво.

– Ты, наверное, презираешь меня за случившееся? – спросила она, он горячо возразил, что нет. – Я презираю себя сама. Извини, сорвалась.

Все бы так срывались, подумал Паша. Он до сих пор не верил, что все это случилось с ним.

– Я хочу тебе раскрыть тайну, что, возможно, заставит тебя презирать меня еще больше. Ты, наверное, знаешь уже, что моего мужа убили?

– Если тебе больно говорить об этом, то можешь остановиться, – предложил Паша. – Это дела давно минувшего. Зачем попусту бередить рану?

– Это дела не минувшего, а самого что ни на есть настоящего, – возразила она. – На днях в городе убили ученика лицея, совсем еще ребенка, по фамилии Мышковецкий. Ты, наверное, слышал всю эту историю со штурмом лицея? Не мог не слышать.

– Не мог. То есть слышал, конечно. Но какая тут связь?

– Отец Мышковецкого был другом моего мужа. И еще Громов. Я узнавала, Мышковецкий-старший недавно погиб. Когда-то он был выдающимся программистом, надежды подавал, но потом спился. И умер, говорят, по пьяни.

– Ну, вот видишь!

– Я не верю этому!

– Для этого нужен очень веский довод.

– Он у меня есть! Я чувствую себя в долгу перед вами, – продолжала она, положив руку ему на плечо. – Я понимаю, чтобы скрыться, вам нужны деньги. В Алге за деньги можно все, но чтобы скрыться от начальника криминальной милиции вам понадобятся очень большие деньги. Я думаю, что смогу вам помочь, – когда он хотел возразить, она перенесла руку с плеча на его губы. – Десять лет назад мой муж генерал Дивулин, Громов и Мышковецкий были не разлей вода. Первым убили Дивулина, потом Мышковецкого. Остался Громов.