Текст книги "Контракт Султанова"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Амбросимов разве врач? Я думал, он у вас работает, – удивился Донат.

– Нет, Лазарь у нас не работает, но он светило в своем роде. Выдающийся медицинский специалист. Захар Мафусаилович на него не нахвалится. Когда он узнал, что супруга больна, он возил ее по всем профессорам, даже в штатах был. Везде говорили, что безнадежно, а Лазарь сказал, что вылечит. Ей уже стало лучше.

В это время из кабинета показался Лазарь. Зло зыркнув на секретаршу, он взял Доната под локоток и повел по коридору, давая по ходу ценные указания:

– Некогда расслабляться. В первую очередь необходимо уточнить количество машин скорой помощи, и сколько на них требуется врачей.

– А разве они не укомплектованы? – спросил Донат.

– Я не правильно выразился. Конечно же, укомплектованы, – Лазарь внимательно посмотрел на него. – А вы сами давно посещали врача?

– Я не болен, – ответил Донат, отчего-то почувствовав смутное беспокойство.

– Конечно, нет, – поспешил успокоить его Лазарь. – Это всего лишь стандартная процедура. Даже президент страны проходит медицинскую комиссию. Посчитайте, сколько у нас врачей на скорой и представьте список.

Цветы сорвали совсем недавно, на них роса еще не успела высохнуть. Собирала явно женщина. Цветочек к цветочку. Сорокин оглядел пустынное шоссе, прикидывая, кто бы это мог быть. До деревни далеко, да и с чего бы там взяться подобным доброхотам. Тогда Сорокин подумал о Ларисе, но отогнал эту мысль. Женщина даже не знала места аварии. В который уже раз Сорокин подумал о возможном втором пострадавшем. А что если действительно Латыш в тот день был на шоссе не один? Кусты папоротника подступали вплотную к дороге, и в какой-то момент Сорокину показалось, что там кто-то есть. Алексей уставился прямо перед собой и громко сказал:

– А я тебя вижу! А ну выходи!

Он и сам сомневался, что прием сработает, но в ответ зашелестели кусты, и на обочину вышла девушка.

Прелестное хрупкое создание. Во взгляде страх. Она жалобно спросила:

– А вы меня не обидите!

– Не буду, если ты ответишь на мои вопросы, – пообещал Сорокин. – Ты кто?

– Меня зовут Маша.

– Ты из деревни?

– Я не понимаю.

– Где ты живешь?

– Мы живем все вместе.

– Опять двадцать пять! – вырвалось у Сорокина, и тут он обратил внимание на наряд девушки, то, что он вначале принял за цветастое платьице, оказалось халатом.

И эта заторможенная речь. Немотивированный страх.

– Ты из больницы! – не поверил он.

– Отпустите меня, пожалуйста, дяденька.

– Конечно, отпущу. Только сначала скажи: ты принесла цветы? – она кивнула. – Кому?

– Коленьке.

– Что с ним произошло.

– Он ушел в ту комнату, откуда не возвращаются.

– Он умер?

– Нет. Я же объясняю. В доме, где мы все живем, есть специальная комната, куда уходят те, кто не может больше ходить и дышать.

– Понятно, – Сорокин понял, что имеет дело с пациентом ПНД, и решил не акцентировать внимания на подобных несуразицах. – Ты не знаешь, как это произошло?

– Врачи сказали, что он их не слушался и нарушал режим, – девушка несколько осмелела и продолжала разговор довольно свободно, при этом она присела и обняла колени руками. – Я открою один секрет, только вы не говорите врачам. Обещаете? – он пообещал. – В лесу разрешается гулять только санитарам. Шнур тоже санитар. Но он добрый. Мне и делать ничего не пришлось, я только сняла халатик, а все остальное он сделал сам. Так вот он сказал, что Коленьку убили на дороге. А теперь вы меня отпустите, а то Шнур увидит, что меня нет, и рассердится. Когда он сердится, он не сделает укол, и мне будет очень плохо.

Хрупкая девичья фигурка быстро затерялась в чаще.

Глава 5

Мать Оксаны Дивулиной звали Светланой Алексеевной. В мае ей исполнилось 35 лет. Когда-то это была страстная женщина, которой после гибели мужа не на кого было тратить жар своего зрелого привлекательного тела. Она владела модельной фирмой «Светлана», была материально обеспечена, входила в сотню самых богатых людей города. Казалось бы, у нее было все: трехэтажный особняк в элитном районе за Южным шоссе, автопарк из нескольких новых престижных иномарок, горничные и водители. Не было только одного: женского счастья. Муж ушел слишком рано, и теперь она жила не долюбив, не получив своего, причитающегося ей по природе. Сначала она растила малышку, и ей было не до этого. Теперь, когда Оксана выросла, Светлана Алексеевна сделала пару попыток завести интрижку, но все эти бизнесмены с толстыми брюшкам претили ей. Она сама боялась в этом признаться, но ей нравились более молодые поклонники, иногда она даже заглядывалась на однокашников дочери. В такие моменты кровь бросалась ей в лицо, и она стремительно покидала компанию, вызывая недоумение у окружающих. Она чувствовала себя последней дрянью и испытывала чувство острой вины. Особенно по отношению к Виктору Леонтьевичу.

Когда случилось несчастье с мужем, Громов приходил к ней каждую свободную минуту. Без него она бы не выжила. Он вел себя по-джентльменски.

Светлана все время ждала, что произойдет неизбежное, и настанет день, когда Громов потребует своего. Она даже была готова уступить, понимая, что без него она просто погибнет. Дело в том, что Громов был давно и удачно женат, но иногда Светлана ловила на себе его откровенный взгляд. Но к тому, что произошло совсем недавно, она оказалась совершенно не готовой. Громов явился к ней при полном параде на работу, ошеломив огромным букетом роз, и сделал официальное предложение стать его женой. Он сказал, что подает на развод, и всю жизнь любил только ее. Первым чувством Светланы был испуг, и она поторопилась ответить вежливым отказом, но ей стоило больших усилий выпроводить его. Он ушел, пунцовый от бешенства. По видимому он ошибочно полагал, что она бросится ему на шею, едва узнает о его намерениях. Светлана пыталась проанализировать, что она испытывает к этому человеку. Любви не было, благодарность да, не более. Он был сильным человеком, не боявшимся никаких преград. Но эта же черта характера сделал его грубым и даже бесчувственным. Светлану часто пугало, что он во всем видит только свое "я". Если кто-нибудь вставал у него на пути, Громов сметал его, и все методы для этого были хороши. Он частенько рассказывал о том, как расправлялся с недругами. При этом смеялся, словно рассказывал веселый анекдот. Светлану пробирала дрожь при мысли, что возможно теперь в разряд недругов угодила и она, но ничего не могла с собой поделать. Громов ей не нравился. Во всяком случае, нравился не настолько, чтобы делить с ним ложе. В последнее время он резко продвинулся по службе, возглавил криминальную милицию города и получил генеральский чин. Казалось, что он забыл о самом существовании той, о которой заботился долгие года, но Светлана знала, что это не так.

В последнее время новая проблема занимала ее мысли, вытеснив из них бывшего воздыхателя. Этой проблемой было поведение дочери. Ксюша статью пошла в нее. Настоящая красавица, такой возраст, глаз да глаз нужен. У нее всегда были кавалеры. Еще с младших классов. Светлана не беспокоилась, когда за ней приударил Утюгов. Однокашник, родители такие положительные. Отец: Петр Деметьевич, директор Мясной компании. Но потом пришли увлечения людьми старшего поколения. Несколько моделей ее агентства открыто заявляли, что переспали с Ксюшей. Вранье оказалось. Светлана проверила через своего гинеколога. Дочь оказалась невинна. А потом появился этот Писатель. Светлана мысленно содрогнулась при мысли о Писателе. Откуда взялся это доморощенный гений? Она как-то взялась читать его опус, достать который стоило немалых трудов. Так там, на второй странице полковник со странным именем Быстрец, уже занимается сексом с молодой медсестрой. При этом сцена так бесстыдно и подробно описана, что просто диву даешься, что печатают современные издания. Однако это не помешало ее дочери хранить их в своей спальне. Первый скандал случился, когда ей доложили, что этот мерзкий писака подвозил Ксюшу домой. Правда, это был один единственный раз. И это был их первый скандал. Ксюша ушла вся в слезах и неделю не разговаривала с ней. Потом писатель, слава Богу, подзабылся, и Ксюша вроде про него перестала вспоминать. Она сделалась скрытной и, уходя, запирала дверь на ключ. Так что даже горничная не могла убрать ее комнату. Светлана сколько раз просила дочь отдать ключ, та только губы поджимала. В последнее время взяла за моду есть у себя. Светлана представляла, какой там после этого беспорядок. Скрепя сердцем, она велела изготовить дубликат ключа. Утром как всегда они позавтракали в восемь часов, после чего Иван повез Ксюшу в лицей. И Светлана передала ключ горничной. Та взяла инструменты для уборки и поднялась.

Паша проснулся от шума проворачиваемого в замке ключа. Ключ был новый и не совсем подходил. Это подарило Султанову несколько секунд, в течение которых он бегал в трусах по комнате, ища штаны. Чертова девка! Поначалу он спал одетый, а потом она что-то намудрила с отоплением, после чего сделалось жарко как в печке, и он полностью разобрался. Оксана же, как ни в чем не бывало, щеголяла в прозрачной шелковой ночной рубашке, под которой были надеты лишь тонкие трусики. В течение ночи они имели обыкновение исчезать. Паша понял, что, в конце концов, красотка добьется своего и изнасилует его. После чего последует обычная в таком случае процедура: суд, прокурор и зона в солнечном Магадане. Одно непонятно, почему все ему одному? Собрав шмотки, он стал искать укрытие. Выбора особого не было, и он юркнул в стенной шкаф-купе. Внутри на длинной вешалке висело не менее сотни ночных рубашек. Задыхаясь от парижского парфюма, которого он терпеть не мог, Паша, наконец, оделся. Он был вынужден просидеть взаперти целый час, пока горничная приводила в порядок комнату. Когда девушка вышла, он поспешил выбраться из своего благоухающего рая. Паша хотел прикрыть оставленную горничной открытой дверь, но еще один запах привлек его внимание и не позволил этого сделать. Дело в том, что молодуха, видно ничего не смысля в том, чем кормят настоящего мужика, таскала ему одни пирожные. Сейчас внизу на кухне скворчали котлеты. Настоящие, с чуть подгоревшим жирком и хрустящей корочкой. Паша колебался недолго. Горничная скрылась в смежной комнате. На кухне тоже никого не было. А котлеты были. Паша метеором сбежал вниз. Котлета вытащилась со сковороды легко, но некоторое время он катал ее по столу, давая немного остыть. Неожиданно раздавшийся шум шагов заставил его рефлекторно взять котлету в руку. Кто-то быстро приближался по коридору. Паша стремглав бросился вверх, но в этот драматический момент сверху стала спускаться горничная. Паша заметался по крохотному пятачку, у него возникло острое желание залезть в сливное отверстие умывальника. Оставался единственный выход-окно. Паша вывалился в него, даже не глядя куда, и очень удачно попал на поливной шланг со штуцером, сдавленно охнув и уронив злополучную котлету на землю. Услышав шум, к окну кто-то торопливо приближался. Паша устремился к забору, располагавшемуся метрах в тридцати. Он успел добежать и, перевалив через него, ухнуть с той стороны, когда в окне появились сразу две головы-Светланы Алексеевны и горничной. Они должны были увидеть его через секунду, так как забор был построен из штакетника, и Султанов просматривался как на ладони. Тогда Паша схватил попавшуюся под руку мотыгу и стал рубить довольно дорогой и ровно засаженный газон.

– Сосед, здравствуйте! Вы не видели, кто здесь шумел? – спросила Светлана.

– Это я, наверное, виноват. Я такой неловкий. Извините ради бога, – сказал Паша.

Головы исчезли, но если Паша думал, что отвязался, то был не прав. Светлана вышла из дома и подошла. Паша изумился, насколько она похожа на дочь. Или дочь на нее. Только формы ее стали еще более женственными, еще более желанными.

– Меня зовут Светлана, – сказала она, приблизившись к забору. – Знаете, я еще никогда не видела хозяина этого дома.

"Какое совпадение, я тоже не видел", – подумал Паша. – "Если увижу, то, пожалуй, это будет не самая приятная встреча в моей жизни".

– Вы не могли бы нам помочь? Дело в том, что у садовника сегодня выходной, и так получилось, что в доме нет больше мужчин. Даша жалуется, что наверху кто-то есть. Может, кот бродячий забрался? Посмотрите, пожалуйста.

Паша жалобно кинул взор вниз. Он был в носках, а носки в земле. Где были ботинки, он в упор не помнил. Но он хорошо понимал, что с чужой территории надо уходить как можно скорее, пока не появился настоящий хозяин, а еще хуже нечто вроде хозяйского ротвейлера без намордника.

– Конечно, помогу, – пообещал он и перелез обратно, предварительно сняв и выкинув носки. – Мне бы только ноги помыть.

Его милостиво подвели к штуцеру, отпечаток которого еще не прошел на его спине, и дали тапки. В сопровождении обеих женщин он поднялся на второй этаж и для видимости пошуровал в нескольких комнатах. И тут в спальне Оксаны он увидел свои ботинки. Вся беда была в том, что Даша увидела их одновременно с ним.

– Я же говорила, что кто-то был! – торжествующе вскричала она.

– Это может хозяйские? – спросил Паша.

– Здесь, между прочим, девица живет, – обиженно протянула Даша.

– Сейчас молодежь предпочитает носить унисекс, то есть все подряд и без разбора, – возразил Паша. – Я преподавал в лицее, знаю.

– Был у нас один преподаватель! – начала, было, Даша, но Светлана ее оборвала:

– Даша, прекрати! Преподаватели в большинстве своем порядочные люди. Что ты к человеку привязалась?

– Да я уже не преподаю, – пролепетал Паша.

– Извините, ради Бога, мы не имели в виду вас! – очаровательно улыбнулась Светлана.

В это время к воротам подъехала и требовательно просигналила машина.

– Кто бы это? – удивилась Даша. – Я пойду, открою, вы не беспокойтесь, Светлана Алексеевна.

Она быстро сбежала вниз. Паша подумал, было, что это мог быть Сорокин и высунулся в окно. Светлана тоже оказалась любопытна, и так получилось, что они одновременно попытались просунуться в довольно компактное окно. Паша почувствовал боком жаркий бок хозяйки. Ему захотелось, чтобы это волнительное чувство протянулось как можно дольше. Самое интересное, что и хозяйка не торопилась прервать это неожиданно соитие, будто не замечая в нем ничего предрассудительного. Однако Паша чудесно понимал, что это не так. Невидимые обычному взгляду пульсации пробегали между ними. Подоконник мощно надавил ему на нижнюю половину тела. Даша теме временем открыла ворота, и во двор по-хозяйски въехал черный "БМВ". Из него вышел мордастый мужчина.

– Виктор Леонтьевич пожаловал, это по мою душу, – произнесла Светлана, как показалось Паше, без особого энтузиазма.

Весь разговор Паша слушал через дверь веранды. Громов расхаживал, словно по кабинету, и Султанов периодически видел его лицо в окне. Нет, с таким выражением лица к красивой женщине не ездят. Такое лицо обычно оставляют дома. Начало разговора Паша не расслышал, но мало помалу он переносился в область повышенных тонов, и Султанов превратился в невольного свидетеля. У него создалось ощущение, что он присутствует на опостылевшей участникам семейной разборке. Генерал бросал упреки молодой цветущей женщине, вместо того, чтобы схватить ее на руки и прижать к себе ее роскошные формы. Дурак человек.

– Как ты могла так со мной поступить? – патетически восклицал он, словно актриса из дешевого сериала. – Я сделал для тебя все. По существу я сделал тебя саму. Кто бы ты была без меня? Ты забыла, где я тебя подобрал? Забыла?

В ответ Светлана пыталась возразить, что она, конечно же, не недооценивает его помощь, и помнит все, что он для нее сделал. Но если бы она знала, что он потребует с нее нечто подобное, то ни за что бы не согласилась принять его помощь.

"Врет", – убежденно подумал Паша. Насчет того, что она не подозревала ни о чем таком, что выходит за рамки приличия. Как инженер человеческих душ Паша знал, что женщина подспудно подозревает о таких вещах. Причем, всегда. Но также всегда делает вид, что она выше таких вещей. Размышляя подобным образом, он спешно натягивал ботинки, которые ему удалось благополучно стащить. В таком большом чудесном доме должен быть запасной выход. Даже не один. Внезапно снаружи сделалось очень тихо. Решив, что парочка удалилась, он довольно опрометчиво распахнул дверь. Прелюбопытная картина открылась перед ним. Громов стоял перед Светланой на коленях, а его генеральские лампасы безбожно намокали в лужах свежей поливки. Паша понял всю несвоевременность своего поступка, когда увидел глаза генерала. Те сначала расширились в два пятака, после чего сузились в размер танковых триплексов.

– А это еще кто? – вскричал он, уперев в него по-мужицки толстый палец. – Ты его прятала? А я то еще распинаюсь перед ней. Перед этой грязной шлюхой! На молодых сопляков потянуло.

– Вы мне льстите, – заметил Паша. – Я быть может и сопляк, но не такой уж и молодой.

Генерал по-молодецки вскочил на ноги и пошел прямо на него, грозя оставить следы командирских штиблет на его голове. Светлана попыталась культурно остановить его.

– Я тебе все объясню! – попыталась она охладить пыл не в меру разошедшегося кавалера.

– Не надо мне ничего объяснять! – продолжал распинаться генерал. – Ты обманывала меня все время. Но ты меня еще плохо знаешь.

– Нет, я зачем же вы так? Я все объясню, – встрял Паша.

Как оказалось, не вовремя. Ему показалось, что генерал его даже не ударил. Просто Паша очутился в некоем темном чулане, из которого вынырнул на свет божий уже в лежачем положении и со сломанным носом. Оглянувшись, он поначалу не увидел Светлану. Во всяком случае, в той разъяренной фурии, что в пинки выгоняла генерала за ворота, не было ничего от добропорядочной интеллигентной матроны, что ранее представлялась ему как хозяйка.

Светлана вернулась и помогла Паше встать. Она вся раскраснелась, прическа сбилась на сторону, халат все время разъезжался на груди.

– Он вам нос сломал, – жалобно сказала она.

– Это не он. Это меня еще в детстве хоккейной клюшкой приложили, – уточнил Паша, и его опять завели в дом, из которого он никак не мог удрать.

Сорокин позвонил в полдень. К этому времени Паша со Светланой распивали чай на веранде, словно давнишние друзья. Хозяйка успела переодеться в шикарное облегающее платье, от которого Паша не мог оторвать глаз. Пару раз Светлане звонили по делам, пока ей не надоело, и она решительно не отключила телефон.

– Сколько вам лет, Пашенька? – спросила она, чересчур пристально глядя ему в глаза.

– Двадцать пять.

– Какой молоденький.

– Вообще-то, мне скоро двадцать шесть исполнится, – стушевался он.

– Между нами бездна, Пашенька. У вас еще впереди, – мечтательно проговорила она.

"Вообще то да, учитывая, что сзади ничего не осталось", – уточнил Паша про себя. Она любила разговоры на отвлеченные темы, и здесь Паша не ударил в грязь лицом. Он заворачивал очередную байку про Нила, про существование которого, как оказалось, она и не догадывалась, когда раздался звонок уже на его мобильный.

– Леха! Ты где? – радостно воскликнул он.

– В родном городе. Нам надо срочно встретиться и обкашлять одну проблему.

По напряженному тону приятеля Паша понял, что случилось что-то серьезное, и поспешил откланяться из гостеприимного дома.

– Как, уже? – видя, что он уходит, Светлана даже спала с лица.

– Дела знаете ли. Мы же деловые люди, – Паша к этому времени уже успел наплести, что он бизнесмен. – Я заеду как-нибудь, и мы продолжим беседу. Не подскажете, где здесь автобус останавливается, а то у меня "Мерседес" сломался.

– А зачем автобус? Берите мою машину, – она указала на "бумер".

Всю дорогу до города Паша размышлял на тему, чем он так поразил эту немолодую, в общем– то, с его точки зрения женщину и в таком случае можно ли назвать его альфонсом.

Услышав рассказ Сорокина, Паша надолго задумался. Отпив пива, он рассеяно глядел в окно небольшого бара «Бочонок», и молчал.

– Тут, по-моему, и толковать не о чем. Надо ехать и трясти эту затерянную больницу, – рубанул с плеча Сорокин. – Развели, понимаешь черные дыры в центре России.

– И с кем ты ее собираешься трясти? – поинтересовался Паша.

– В милицию сообщить. А еще лучше в РУБОП.

– О чем сообщать? О больнице, которой нет? Для обращения в милицию нужны веские аргументы.

– А если про забытых пациентов намекнуть? – предложил Сорокин. – Это же настоящие психи. Неужели и это никого не заинтригует?

– А тебе укажут, что пациенты там находились десять лет назад, и за прошедшую уйму времени давно разбежались кто куда. И будут, между прочим, правы. А когда мы заявим, что в заброшенной больнице еще продолжают кого-то лечить, нас вообще поднимут на смех. Тут доказательства нужны.

– Можно встретиться с Машей еще раз и записать ее рассказ на видеокамеру, – неуверенно предложил Сорокин.

– Кто поверит какой-то сумасшедшей? – махнул рукой Султанов. – Любой эксперт поставит ей диагноз, едва она откроет рот.

– Замкнутый круг получается. Чтобы доказать, что с больницей что-то не то, надо предъявить доказательства, иначе милиция даже пальцем не пошевелит, чтобы вмешаться. А чтобы предъявить доказательства, надо вытащить ОМОН из города и ткнуть их носом в это гнездо. Полная клиника получается!

– Скорее, летучий голландец. Кто, в конце концов, прописался в больнице сейчас?

– Бомжи какие-нибудь. Беженцы.

– Та девушка была похожа на бомжа?

– Нет. Она была похожа на пациентку. И халат чистенький.

– Вот! И Латыш там же пропал, как ты говоришь. Не слишком ли много совпадений? Люди в этих местах бесследно исчезают. Профессиональная работа, на которую вряд ли способен сброд, греющийся у костров, разведенных в брошенных корпусах. Я еще вспомнил слова покойного Мышковецкого. А сказал он дословно следующее: "Ни в коем случае не вызывайте врачей, потому что приедут ОНИ". Не головорезов ли из Пропащего леса имел он в виду?

– Ну, это ты загнул! Где Пропащий лес, а где Алга?

– Кто его знает? Может, они здесь охотятся!

– Кто? Ты так сказал, что у меня мурашки по коже.

Паша хлопнул себя кулаком по колену.

– Мышковецкий хотел мне сообщить что-то важное. И по телефону звонил неоднократно, а я, дурак, так и не снизошел до разговора. Может, Эдик и пошел напропалую с захватом заложников, что у него не оставалось другого выхода, как и у нас, кстати, чтобы обратить внимание на эту проблему? Тогда выходит, что я являюсь частью их плана? В таком случае, интересная штука получается. А получается, что Лазарь как-то связан с больницей.

– Извилистое построение, – засомневался Сорокин и недовольно произнес. – Ты мне ничего не говорил о предупреждении Мышковецкого.

– Повода не было. Человеческий мозг, особенно мой, работает спонтанно. То бишь непонятно. И выдает информацию, когда ему захочется, и только ту, которую считает нужной в данный момент.

– Ну, ты особенно нос не задирай. Скажи, какой у тебя план. У тебя вообще есть план?

– Есть ли у меня план? Да у меня есть два плана, как говорил незабвенный мистер Фикс. Во-первых: займись персоналом этой интересной больницы.

Сорокин кивнул, уже сделано.

– И узнать бы, куда подевались Светка Обанаева с пасынком? Айс совсем не прост. Он видел настоящего убийцу в лицее, и возможно и с Мышковецким оказался не случайно. Да и заложник ли он был вообще?

– Это будет сложно и потребует некоторого времени.

– Чего-чего, а времени у нас навалом, – сказав это, Паша усомнился в собственных словах, почему-то у него возникло нехорошее чувство, что времени у них (вернее, у него) остается все меньше, и все катится к логичному завершению. Ведь если звезды зажигают, значит, это кому – то нужно. А тем более, когда звезды гасят.

В лесочке на окраине города имелась просека, выбранная влюбленными для уединения и известная в народе под названием аллеи любви. В любое время дня и ночи парочки, среди которых, следуя поветриям моды, в последнее время не редкость были и однополые, довольно усердно занимались этим делом, не вылезая из своих авто. Никому не было дела до того, чем и как занимаются соседи, так что в один из погожих деньков никто не обратил внимания на замершие впритык друг к другу два автомобиля. За рулем одного сидел мужчина с хмурым морщинистым лицом.

Звали его Колесников Александр Иванович. Он служил в местном управлении ФСБ в чине подполковника. Человек, сидевший за рулем второй машины, был моложе и плотнее. Капитан Артем Лупетин был придан отделу Колесникова областным управлением по личной просьбе генерала Крутохвостова. О выполняемой им секретной миссии знали лишь Колесников и генерал.

Лупетин достал из бардачка сигару и закурил.

– Не хочешь выходить из образа? – усмехнулся Колесников.

– Стараюсь, – односложно заметил Лупетин.

Несмотря на молодость, ранняя седина на висках. Колючий быстрый взгляд. Не взгляд, а прицел. Чувствуется, парень не прост. Ну что ж, тем лучше. Такого и просили.

– Зачем надо было устраивать стрельбу в порту? – спросил Колесников. – Лихо у тебя получилось. Вы там, в области даром времени не теряете.

Лупетин не торопился отвечать. Тоже черта, говорящая о многом. Аккуратно стряхнул пепел с сигары. Как он их курил! Смаковал каждый глоток. А пепел не упал ни разу. Он просто не позволил ему этого сделать. Может, нелегал?

– Не было другого выхода. Они могли уничтожить объект, – спокойно проговорил Артем. – Расскажите мне о Султанове.

– Что вас конкретно интересует?

– Когда вы начали с ним работать?

Колесников отвернулся от боковушки и уставился долгим взглядом в лобовое стекло. Десять лет прошло с тех пор, как он принял материал к проработке. И как всегда бывает, поначалу он даже не понял, с чем столкнулся. И уж ни за что на свете не подумал бы, что все это может перерасти в серьезную проблему, для решения которой придется подключать людей со стороны. Тогда звезд у него на погонах хоть и было больше, но были они мельче, и носил он скромное звание капитан, как и сидящий сейчас рядом Артем. Работал тогда Колесников в отделе корреспонденции и занимался всей почтой, отправляемой из города на адреса общественных организаций. В один из дней ему принесли пакет, направленный в столичное издательство, вскрыв который Колесников обнаружил рукопись, подписанную еще не тем, кто сейчас в оперативных сводках проходил под кличкой Писатель, а никому неизвестным Султановым. Вчитавшись по долгу службы и надо признать без особого интереса, Колесников очень скоро понял, что эта рукопись не может быть опубликована никогда. В то время надо было быть полным идиотом, каковым, судя по всему, и пребывал автор, чтобы полагать, что рукопись, глубоко порочащую все общественное устройство Алги, могли выпустить за пределы города.

Алга тогда заявила о себе во весь голос. Крупнейший морской порт становился настоящими новыми "золотыми воротами" страны. Десять процентов экспорта нефти страны шло через них, и восемьдесят процентов бюджета области, так или иначе, приходилось на этот крупнейший транспортный узел. Естественно, на него оказались завязаны поначалу большие, а потом и очень большие деньги. Естественно, начался отстрел. За год ликвидировали семь человек менеджмента, включая самого гендиректора господина Матросова. У кого-то совершенно случайно взорвался в руках пылесос, один финансист выпал с пятнадцатого этажа (хотя все конторы финуправления располагались тремя этажами ниже). Сплошные самоубийства и несчастные случаи. Но ни в коем случае нельзя было утверждать, что городское управление ФСБ бездействовало. Все было под контролем, отслеживались основные подозреваемые, в делопроизводстве находилось до ста уголовных дел в месяц. И вдруг появился этот. Писателишка задрипанный.

Не имея ни малейшего представления о проделанной титанической работе, этот выскочка с ходу стал лепить чернуху. Без обиняков раскидывался обвинениями. Виновны оказывались самые влиятельные люди города. Мало того, все руководство было целиком и полностью куплено и продано на корню. По идее этого писателишки все институты законодательной и исполнительной власти в городе были заточены под одно и то же: побольше разворовать. Ну, это батенька вы загнули. Писатель нисколько не утруждал себя поиском доказательной базы. Да Султанов ноги ему должен целовать, что Колесников не выпустил тогда рукопись за пределы города. Не дай Бог, опубликовали бы, засудил бы тогда писателишку суровый Пал Палыч Матросов до смерти и до полнейшего стирания в пыль. Силен был батюшка. Пока самого не грохнули.

А опубликовать могли бы. Писал, гад, гладко. Такие портреты выписывал. Любо дорого почитать. В некоторых персонажах Колесников с немалой толикой изумления узнавал своих коллег. Матросов вообще как живой, включая его привычку подпускать газку в моменты, когда директор находился один в кабинете. И откуда Султанов об этом узнал? Информация об интимных секретах влиятельных лиц шла в конторе под особо секретным грифом. Когда же Султанов писал о самой конторе, у Колесникова сложилось дурное предчувствие, что имеет место специально организованная утечка.

За Султановым одно время следили, устанавливали прослушку. Ничего. Обычный графоман.

По Султанову последние годы во власть всеми способами лезли сплошные ублюдки, единственной целью которых было личное обогащение. Единственной. Не правда ваша. Вот Колесникову все ваши деньги по барабану. Машина служебная, дачи нет, жены никогда не было. С полного морального неприятия началось многолетнее противоборство Колесникова с этим ущербным выскочкой. Про себя эту процедуру подполковник никак иначе и не называл. Хоть Султанов и не подозревал, что оказывается, он с кем-то борется.

Писал он неоправданно много. Каждый год сдавал на почту очередной пухлый конверт, который исправно приносили Колесникову. Писака посылал бандерольку и ждал чуда, бегал на почту и узнавал судьбу своих творений. А что узнавать? Они доживали свой час на дне колесниковской корзины. Идея так поступать с опусами писаки была не Колесникова. Полковник подсмотрел ее в передаче центрального телеканала. Некий лысый гражданин, считавший себя интеллигентом, знакомил публику с книжными новинками. Те книги, которые ему не нравились, он швырял в мусорную корзину. Новенькие книжки в красочных обложках летели, трепеща еще ни разу толком не читаными страницами. Колесникову жест запомнился. Книгам там и место-в корзине среди мусора! А еще подполковник в который раз подивился прозорливости Ленина, заявившего, что "Интеллигенция это гавно!" Будь его воля, повесил бы лозунг на стенку.

Писатель не доставлял проблем, пока в городе не стали возникать свои собственные издательства, и пока Султанову не подвернулся Лазарь Амбросимов, местный олигарх. Абрамович алгинского разлива!