Текст книги "Хочу тебя вернуть (СИ)"

Автор книги: Дина Сдобберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Шум винтов словно стал подтверждением его слов.

– Мы здесь закончим. – Предупредил Сабир.

– Не задерживайтесь. – Напутствовал нас Рахман, обнимая дочь и внука. И всё-таки подошёл к Оксане. – Прости… Когда– нибудь.

Глава 18.

Рахман Шаркизов молча наблюдал, как я и Амиран заносим носилки с его дочерью в вертолёт, как прячутся в брюхе крылатой машины его младшая дочь, племянница и невестка с внуком. Больше мы никого с собой не брали. К чему?

Для меня сейчас всё шло фоном. Я только поинтересовался у брата, откуда у нас взялся Ми восемь и экипаж из трёх человек в военной форме. Я точно знал, что у нас такого не водилось.

– Часть же рядом. С этих вертолётов вэдевэшники высадку десанта отрабатывают. Думал с охраной же лететь, поэтому вместительный нужен. Кто же предполагал такое… – махнул рукой Мир.

– Десантники, а не вэдевэшники. – Обернулся один из экипажа, двое других не отвлекались.

Шум винтов видно смог пробиться к Оксане, даже не смотря на её состояние. Она начала метаться, иногда прорывались вполне чёткие слова, иногда слышалось только невнятное бормотание. Борт, какие-то позывные, квадрат, коды триста и двести.

Тот самый мужик из экипажа, что поправил Мира, внимательно прислушивался и смотреть начинал с явным подозрением. Мир все с возрастающим удивлением переводил взгляд с меня на Оксану и обратно.

Моя девочка бредила, видимо два кошмара сливались в один из-за звука работающих винтов. Я опустился рядом с ней на колени, сжал её пальчики и гладил по волосам. Просто сидел и говорил, что она уже в безопасности, и нет никакого налёта, нет никаких разборок и что наша задача просто попасть к доктору.

– Тайгир, что она вспоминает? – не выдержал Амиран. – В какой мясорубке успела побывать твоя жена? У меня от обрывков слов мороз по коже.

– Так тебе же собрали на Оксану досье. – Отвечаю ему.

– Я всё не читал. Хватило двух эпизодов с самообороной. – Признается он.

– У моей сестры боевая награда! – вдруг влезла в разговор младшая Шаркизова. – Год назад на временную базу миротворцев напали боевики. Было много раненных и погибших. Пока те, кто мог, организовали оборону, Оксана вызвала подмогу и организовала эвакуацию раненных. И сразу встала к операционному столу. Отец, когда узнал, три дня праздновал, для всех столы накрывали.

Она рассказывала, что знала, с такой гордостью, словно то, что моя Злюка выросла такой, какая она есть, это личная заслуга младшей сестры.

Шаркизов сам себя наказал, смирившись с тем, что его женщина не приняла его жизни и законов, по которым он жил. Всю жизнь гордиться дочерью, и только наблюдать издали. Слушать чужие рассказы, находить десятки своих черт и оставаться чужим человеком. Чего ради? Так всрать свою собственную жизнь! Других и слов то не найти.

И понятно, отчего крышу рвало у его сыночка. Зависть сжирала его заживо. Если и было в нём что-то человеческое, то и оно сгорело на костре собственной слабости, зависти к сестре и уверенности, что его обделили.

На специально подготовленной площадке на территории бывшей военной базы, а теперь поместья и закрытого частного медицинского центра одновременно, нас уже встречали. Сразу после посадки, один пилот остался в кабине, а двое из экипажа помогали нам выносить носилки с Оксаной.

– Своя. Врач. – Ответил мне один из них на мой удивлённый взгляд.

А ведь они явно не служили с ней вместе, просто услышали разговор.

– Тахмиров, ты мне позвонил и сказал, что девочке-хирургу повредили руки. Девочку вижу, вряд ли она хирург конечно, повреждения вижу. Но это не хрена не руки. Или ты руки от спины отличить не в состоянии? – хриплым густым басом спрашивает хозяин здешних мест, Потрошила. Он же Бояров Роман Александрович.

– Моя тетя врач. Она на войне была. Проверьте! – вдруг вскидывается малец, вырываясь от матери.

– Да? Но проверять не буду, ты же меня не обманешь? – опускается эта гора на корточки перед ребёнком. – Сейчас мы позвоним, ещё кое-кого на помощь позовём, раз своему собрату по профессии помогать будем. А с лицом у тебя что?

– Маму обижали. Я заступился. И получил. Потому что слабый и маленький. – Слушаю разговоры, наблюдая, как от одного из зданий бегут люди в форме медперсонала.

– А мама… – Потрошила вопросительно посмотрел на Оксану.

– Нет, это моя жена. Его мама вот, вдова Кадера Шаркизова. Это его работа. – Сразу объяснил я.

– Ну видно, поэтому и вдова. А маму кто обижал? – Бояров хоть и разговаривал с мальчишкой, отслеживал действия своих сотрудников.

– Он же. – Всё время, когда говорит об отце Карим хмурится и видно, что злится.

– Он же, значит. Так, давай-ка я сейчас отвлекусь. Михалыч, ты бы зашёл в операционную. Какая у нас сейчас готова… Седьмая? Вот в седьмую и надо зайти. – Кому-то разъяснял что-то по телефону Бояров. – Пойдём, мне к операции готовиться надо, а вас в гостевом корпусе разместят.

– Я с ней. – Киваю в сторону Оксаны.

– Куда с ней? На операционный стол? – улыбается Потрошила. – Я тебя дальше двери не пущу.

– Значит рядом с дверью и буду сидеть. – Понятно, что лезть мешать профессионалам я не буду. А вот ждать буду рядом.

– Я с ним. – Тут же говорит Амиран.

– А… – начинает Фируза.

– А вот давайте эту вашу "дедка за репку, бабка за дедку" прекратим. – Обрывает все разговоры Бояров. – Девушки идут в гостевое, располагаются, отдыхают. Ужин принесут. Так, парень, тебя как зовут?

– Карим. – Откликается идущий рядом мальчишка.

– Карим, я пойду готовиться, а ты будешь в этом женском батальоне за старшего. Справишься? – Потрошила даже останавливается, чтобы услышать ответ, но смотрит на мать Карима и хмурится уже сам.

Сейчас, не смотря на её попытки, видно, что на подбородке с одной стороны синяк.

– Справлюсь. А вы тёте точно поможете? Сможете? – спрашивает он. – Или не скажете?

– Не скажу. А ты откуда знаешь? Тоже что ли врач? – улыбается мальчишке Бояров.

– Нет. Мама говорит, что это нужно долго-долго учиться. А я пока только читать научился. Но когда вырасту, буду врачом. Как тётя Ксана. Чтобы мной тоже так гордились, как дедушка ей. – Как на духу выкладывает Карим.

Бояров только ухмыляется и уходит. Девушек с ребёнком уводят в сторону. Нас провожают в какой-то коридор. Над дверью табличка с номером семь. За ней какие-то голоса, сижу, прислушиваюсь. Пытаюсь по еле доносящимся звукам определить, что происходит за закрытыми дверями.

– Ты знал? – вдруг спрашивает Амиран, сидящий напротив. – Про вот эту ситуацию?

– Ты о чём? – я не сразу понял, что он хочет узнать.

– Про войну…

– Знал. Мне сама Оксана и рассказала. А что? – спрашиваю уже я.

– И, зная о таком прошлом, ты был по-прежнему уверен, что она сможет жить обычной жизнью? – с какой-то смесью удивления и непонятного напряжения говорит Мир. – Ты понимаешь, что она не будет нормальной женой?

– А что ты понимаешь под "нормальная жена"? И почему ты считаешь, что мне эта твоя нормальная будет нужна? – кажется, пора расставить все точки. – Амиран, ты же помнишь, во сколько меня Расим отвёл в бордель "взрослеть"? К девятнадцати у меня уже была целая вереница тёлок. Всяких разных. И студенток, и светских тусовщиц, и попроще девушек. Тех, которые стараются тебя первым делом накормить. Вот последних, я ещё как-то отделяю от череды обычных давалок. Но они все для меня на одно лицо. Серая масса, которую я и не вспомню. Чем они там отличались одна от другой? И я понимаю, что ты хочешь для меня лучшего. Чтобы заботились, встречали, кормили, ждали… Только мне этого не надо. Вот Кира, я её, правда люблю, не знаю как так вышло, но вот родная и всё, не задумываясь за неё порву любого, даже Агирова. Но ни разу я её как женщину не воспринял. Красивая? Да. Домашняя? Да. Заботливая, спокойная, заслуживающая уважения? Безусловно. Но не моя. А все остальные и вовсе сливаются. Потому что не мои. Нет в них того, на что моя душа отзывалась бы. А Оксана… Злюка она как взрыв, молния в небе, понимаешь? Она такая же дикая, как я. Такая же бешенная и взрывная, как я. Такая же готовая сорваться и бежать в любую секунду, как я. Такая же свободолюбивая и не желающая покоряться. Неважно кому. Мужчине, судьбе, обстоятельствам. Как тебе объяснить? Она моё продолжение, моё отражение… Она во всём как я, только девочка и красивая. Я рядом с ней живой.

– А если… Тай, если тебя в ней так привлекает именно вот это всё, – Амиран задумывается и словно подбирает слова. – Если то, что произошло в доме отца, её сломало? Если это пламя и её дерзость пропали?

– Значит, я вывернусь, но верну всё, как было. Вылечу. И спину, и руки, и душу. – Я уверен в своих словах, потому что сейчас это самая важная цель в моей жизни.

Весь организм, всё моё существо настроено только на достижение именно этого результата.

– Да уж. – Вздыхает Мир. – Нашёл ты себе пару. Теперь смотри, чтобы не сбежала, куда глаза глядят.

– Не сбежит. Про больницу объясню, мне она поверит. Охрану приставлю, но так, чтобы парни глаза ей не мозолили. Оксана не Кира, с пониманием к ограничениям не отнесётся. Она охрану скорее как конвой воспримет. – Почему-то в душе крепнет уверенность, что Злюка выкарабкается.

– Я не о том. Тай, понимаешь, её же с её гордостью и независимостью, с этой её самостоятельностью, словно взяли за шкирку как котёнка и с размаху ткнули в совсем другую жизнь. В жизнь по другим правилам. – Мир снова будит неприятное предчувствие. – Причём сразу в самое… Её мать не приняла эти правила и такую жизнь. А Оксана примет? Тебя, как своего мужчину признает, после пережитого? После того, как на себе испытала…

Слова брата и нарастающее волнение перебивает появление Потрошилы. Следом за ним выходят ещё несколько врачей. А потом появилась и каталка, которую сам Бояров сопровождал в другое помещение.

– Ждите, – коротко бросил нам.

И мы ждали. К разговорам не возвращались. И когда наконец-то появился Бояров, мне казалось, что времени прошло, чуть ли не столько же, сколько шла операция.

– В общем так. Состояние тяжёлое, но тяжёлое стабильно. Рука почти не пострадала, там просто ушиб и обширная гематома, на работоспособность это никак не повлияет. Я проверил, даже трещинок нет. – говорит Потрошила, заведя нас в свой кабинет. – С рёбрами всё гораздо хуже. Одно сломано, два с трещинами. Так что то, что вы её минимально тревожили при переноске, это отлично. Даже сломанное ребро не съехало, значит, очень осторожно двигали. Но самая беда это спина. Наибольшие повреждения нижняя половина, в основном поясница. А там все органы костяным каркасом не защищены. Почки, мочеполовая система, кишечник и печень. По всему этому приходились травмирующие удары. Скажу сразу, более подробное обследование, мы сможем провести только позже. Но околопочечная гематома есть. Радуемся, что нет разрывов и внутренних кровотечений. Тут нужно сказать спасибо мышечному каркасу. Основную долю повреждений приняли на себя именно мышцы и кожа. Кожу пришлось пересаживать, сшивать на пояснице было нечего. Чуть выше наложили швы. После полного заживления придётся проходить процедуры по удалению рубцов и шрамов. Ввод гормонов, дермабразия, и использование филлеров. Крионотерапию на пересаженную кожу я бы не рекомендовал. Но точнее об этом уже когда пройдет период приживления. Полное восстановление займёт от трёх месяцев до года. Сейчас мы ввели девочку в медикаментозный сон. Чтобы обеспечить максимальный уровень неподвижности на ближайшие дни. Это самый тяжёлый период. Уход обеспечим, у нас есть квалифицированный персонал и женского пола. За это не переживайте.

– Я не переживаю. Ухаживать за Оксаной буду сам. – Сообщаю Потрошиле.

– Ты не понял. Уход за лежачим послеоперационным больным, это не чай подать и цветочки принести. Это некрасиво, грязно и зачастую неприятно. – Ухмыляется Бояров.

– Я в курсе. Но я буду с ней. – Настаиваю на своём.

– Тахмиров, предупреждаю. Тут твоё я и самомнение не важно. Почуешь, что не тянешь, сразу же мне говоришь. И я буду контролировать ситуацию. Если я сочту, что ты не справляешься, я ввожу своих людей. Это ясно? – спорить с этим я не стал.

Амиран остаётся о чём-то разговаривать с Бояровым, а я иду за вызванной им медсестрой. Принимаю так называемый гигиенический душ, получаю комплект одежды, вроде медицинского костюма, от которого пахнет стерилизацией. И только после этого меня ведут к Оксане.

Ловлю на себе заинтересованный взгляд медсестры, но то, что она говорит своей напарнице, позволяет расслабиться.

– Смотри, как за свою-то переживает. Даже в палате с ней остаётся. А ты всё мужики любить не умеют, любить не умеют! Так вот же она, любовь! – долетает до меня.

– Вот если после первой утки он в той палате останется, тогда и посмотрим на эту любовь. – Ворчливо отвечают ей. – Мужики горазды только когда девка при полном параде юбку на ней задирать. А тут вот пусть поглядит.

– Вот и посмотришь! Спорим… – на что они там спорили, я уже не слышал.

Я зашёл в палату. Небольшая комната, светлые стены, плотные шторы очень темного цвета закрывающие окно полностью. Аппаратура с её размеренным писком и каким-то шебуршением. Рядом кровать, точно такая же была и в медицинском центре, где совсем недавно сам был в роли пациента. Тумбочка с ночником и узкая кровать у противоположной стенки.

Внимательно выслушиваю все наставления пожилой медсестры. А когда она уходит, беру стул и ставлю его в изголовье кровати, на которой на животе лежит моя девочка. Если я положу голову на край кровати, то лица будут рядом.

Но пока я не хочу спать. Сейчас мне нужно убедиться, что она жива, что самое страшное и опасное для неё уже позади. Я глажу её по лицу, зарываюсь пальцами в волосы, надо будет утром расчесать их, целую и разговариваю с ней. Просто не могу заткнуться. Прошу как заведённый, чтобы вернулась ко мне. А потом начинаю рассказывать ей единственное, что помню наизусть. Историю Фархада и Ширин. Пусть моей девочке сняться красивые сны.

Глава 19.

Странное, подвешенное состояние. Словно плывёшь в каком-то киселе и саму себя толком не ощущаешь. Я помню, кто я, но не могу осознать действительность, понять, где я нахожусь, и что происходит вокруг.

Последнее воспоминание обжигает болью. Потом голоса, одни, другие… Первые, кажется, хотели, чтобы я умерла, в чём-то обвиняли. Вторые наоборот хотели помочь. Никак не могу вспомнить конкретно, о чём там шла речь.

В какой-то момент показалось, что я ухватилась за звук, знакомый и привычный. Но оказалось, что он перенёс меня в один из самых страшных моментов моей службы. А я точно помнила, что службу я оставила в прошлом. Но вернуться обратно в спокойную пустоту из той мясорубки я не могла.

Пока рядом не зазвучал новый голос. Он одним своим появлением отогнал кошмар воспоминаний. Я постаралась приблизиться к нему, быть ближе. Но тело не слушалось совсем, оно и ощущалось-то грудой неподвижных камней. Но тот, кто обладал этим оберегающим голосом, словно понял моё желание. Я чувствовала прикосновения, от которых становилось спокойнее, я прекращала метаться и бояться подкрадывающейся темноты.

Да и темнота стала другой, она была похожей на теплое одеяло, мягкой и обволакивающей, а голос, что постоянно звучал рядом, наполнял её каким-то уютом и покоем. Я верила, что пока этот голос рядом, ко мне не подберётся ни один кошмар. И не важно, реален ли он или живёт только в моих воспоминаниях.

Я спала в этом уютном коконе, сотканном из темноты и звуков оберегающего меня голоса. Иногда он истончался, давая мне возможность услышать какой-то писк и гортанные звуки знакомого с детства языка. Моя внутренняя язва сделала вывод, что кто-то наговорится если и не на всю жизнь, то очень и очень надолго.

И такие периоды стали длиться дольше, и приносили новые ощущения. Новые звуки. Знакомый и умиротворяющий писк аппаратуры, судя по размеренному и равному интервалу между звуками всё хорошо. Отметила на автомате, даже не задумываясь, почему я делаю такие выводы. Шаги, прикосновения… И голос. Если я долго его не слышала, меня начинала накрывать паника.

Сколько я провела времени в таком состоянии, я не знаю. Но сегодня что-то изменилось. Мне показалось, что я проснулась. Воспоминания последнего дня вернулись волной. Махинации Тайгира с моей работой, моё похищение отцом, пытка устроенная его сыном. Даже в мыслях я эту мразь не назову братом. Его испуганная речь надо мной, когда меня кажется, швырнули обратно в камеру, исповедь его матери и жены моего отца.

Потом голоса женщин, одну я помню. Лейла, ушедшая в тот день от мужа и пытавшаяся меня защитить. Какой-то грохот. И Тайгир.

Я точно помню, я почувствовала, что он туда пришёл. И тот голос, что был всё время рядом, это же его голос.

В писке я узнала сигнал медицинского оборудования, отслеживающего состояние пациента, да и запах вокруг более, чем знакомый. Значит я в больнице, а моё состояние это обычный наркоз. И мне нужно только небольшое усилие, чтобы открыть глаза. Боли не чувствую, значит всё ещё на обезболивающих. Наверное, поэтому и ощущение, что плыву.

Стук в дверь и уверенные шаги.

– Ну, как сегодня дела? Не просыпалась ещё? – незнакомый мужской бас. – Тайгир, в жизни бы не подумал, что из тебя такая ответственная нянечка-санитарка получится. В тебе прям талант проснулся.

– А в тебе я смотрю, всё шутник никак не уймётся? – голос уставший, но без злости.

– Ты когда, наконец, ляжешь и нормально поспишь? Четвёртые сутки спишь сидя! Понимаю в первые дни, но сейчас-то чего? Кризис миновал, из медикаментозного сна девушка будет сейчас выходить, дозу обезболивающего существенно сократили, заживление тканей идёт по норме, пересаженный участок тоже ведёт себя хорошо. – А это, кажется мой лечащий врач, только я не помню в центре никого с таким голосом. – Ну ничего страшного не произойдёт, если ты нормально ляжешь на диван, который заметь, стоит в этой же палате, и выспишься. Ты же у нас как местный Хатико, сидишь в одной позе и хозяйку ждёшь. Силы не закончатся?

– Тебе о моём состоянии и силах переживать не стоит. Я знаю, что делаю. И знаю, как и что будет лучше. – Ну, то, что Тайгир бывает упёртым, всем баранам на зависть, для меня вообще не секрет.

– Ладно, бог с тобой! Смотри, девочка сейчас начнёт приходить в себя. Ненадолго. И опять уходить в сон. Это нормально. Сон для неё сейчас вообще идеальное состояние. Обрати внимание, сильных болевых ощущений у неё быть не должно. Если вдруг она почувствует боли, сразу зови. Она сама врач, так что думаю, сможет понять, где норма, а где уже нет. – Небольшая пауза, словно мужчина резко почувствовал себя не в своей тарелке. – Тут такое дело… Короче, я заставил пройти обследование тех девушек, что с тобой сюда прилетели и Карима.

– Да, это правильно. – Соглашается Тайгир. – Я об этом не подумал. Им нужна помощь?

– Ну, как тебе сказать. Самая младшая, Фируза, действительно в помощи не нуждается. Ещё одна девушка, Лейла, беременна. Ты бы поговорил с ней, она сильно нервничает, а ей сам понимаешь, ни к чему это дело. А вот Карим и его мама… – голос врача заметно помрачнел. – У парня сломана и неправильно срослась ключица. У женщины не раз была выбита челюсть, порвана мочка уха, выбито колено.

– Кадер Шаркизов был торчком, и руки, похоже, распускал регулярно. А жена, судя по всему, боялась и молчала. – Предположил Тайгир. – Жаль второй раз этот ублюдок сдохнуть уже не сможет.

– Парень молчит, боится лишним словом мать подставить. А та, только голову опускает, и твердит, что ты теперь старший, тебе семью и все дела Рахман передал. Ты мол, хозяин. И решать ты должен. – Отвечает ему врач.

– А что я могу решить? С сестрой Оксаны поговорю, чего она там боится. А с Каримом и его матерью, всё, что необходимо для здоровья, надо делать. Ты мне объясни, что там предстоит, а я поговорю. Надо исправлять, пока есть возможность. За деньги не переживай, сколько надо, столько и оплачу. – Предлагает решение Тайгир.

Что они ещё там обсуждали, я уже не запомнила, потому что уснула. А проснулась от ощущения влаги на теле и прохлады. Кто-то обтирал моё тело. Осторожно, аккуратно.

Так вот почему я не чувствую неприятных запахов, которые в принципе должны были быть. Особенно учитывая, где и как я провела последние часы. Да и вспотеть за четыре дня я должна была. Потом мне, не менее аккуратно, но, тем не менее, ощутимо, начали разминать ноги, руки, плечи и шею. А потом кто-то наглый и заботливый куснул меня за кончик уха.

– Открывай глазки, тебя дыхание выдаёт. – Тихий шёпот, от которого у меня дрожь по телу. – Давай, попьёшь немного.

Глаза с трудом привыкали даже к мягкому вечернему освещению. Тайгир помог мне напиться. Чуть кисловатая вода показалась необыкновенно вкусной. Я хотела спросить, что-то нейтральное, но смогла только позвать его по имени.

– Тайгир… – я ведь ушла от него, разозлилась и ушла.

А он спас. Мне не было смысла врать самой себе, только его имя прекратило мою порку. Иначе бы этот выродок запорол бы меня у того столба. Это Тайгир выцарапал меня из того подвала, он же умудрился доставить меня сюда, где мне оказали помощь. Включая даже пересадку кожи, насколько я поняла из услышанного.

– Ты чего? Почему глаза на мокром месте? – он ещё и улыбается. – Всё прошло, всё будет хорошо.

– Я ушла…

– Потому что ты решила, что это по моему приказу, бойцы отговаривают больных у тебя оперироваться. – Перебил меня он, а я только кивнула, когда лежишь на животе, это оказывается очень неудобно. – Ксан, я похож на человека, который считает, что женщина должна заниматься исключительно домом и мужем?

У меня словно что-то щёлкнуло в мозгу после этих его слов.

– Амиран! Я его прибью! – в запале высказалась я, и тут же меня накрыло незнакомым раньше страхом и пониманием, что ничего я не смогу сделать сильному и здоровому мужику.

Даже с оружием в руках я не смогла вырваться и сбежать. Со всей своей уверенностью, что смогу за себя постоять, я ничего не смогла сделать, попав в лапы к поехавшему крышей торчку. Я вспомнила обещания Кадера. От понимания, какой участи я избежала только чудом, сердце забилось с такой силой, что его бой отдавался пульсацией крови в висках. Монитор тут же отразил изменение ритма.

Начавший было довольно улыбаться, сверкая идеальным оскалом, Тайгир мгновенно помрачнел.

– Ксана, – его ладонь прижимается к моей щеке. – Посмотри на меня, пожалуйста. Ты в безопасности. Никто и никогда больше не тронет, не отважится причинить тебе боль. Я этого не допущу, даже если придётся сдохнуть. Веришь?

А я не могу ему соврать. Я больше не чувствую себя в безопасности. Совсем. Я только поворачиваю лицо и прячу его, уткнувшись в мужскую ладонь. Слёзы сами находят путь наружу.

– Девочка моя, Злючка! – гладит он меня по лицу, вытирая слёзы, целует, не разбирая щёки, глаза, волосы. Куда только может дотянуться. – Они за всё ответили. И охранники, и Кадер. Сам спросил, за всё. Никто от расплаты не ушёл. Тише, тебе поправляться нужно, а не плакать.

И тут меня наконец-то озаряет, в каком я состоянии и виде. Никто после операции и наркоза красотой не блещет, а прибавить сюда капельницы, катетеры, мочеотвод… Предстать в таком виде перед кем-то, то ещё испытание. А уж перед мужчиной, занимающим столько места в твоей жизни! Как в этот момент подо мной кровать не вспыхнула, я не знаю.

– Зачем ты всё это сам? – точнее сформулировать я не смогла, но Тайгир понял всё и так.

– Ооо! А кого я мог к тебе подпустить? Кому бы доверил? – удивляется он. – Ты чего это решила варёным раком прикинуться?

– А сам-то как думаешь? – бурчу я, больше от неловкости, чем от недовольства. – Всё это не слишком красивое зрелище. И неприятное. Все эти…

Я просто махнула рукой, не в состоянии всё перечислять. А он засмеялся! Я тут со стыда сгораю, а он ржёт, как призовой жеребец!

– Ксана! А чуть больше месяца назад я не в том же самом положении был? – ухмыляется мой личный Тигр. – И ведь кто-то следил за тем, чтобы я оставался чистым. И точно также этот кто-то от меня не отходил. И да, я точно знаю, кто это был. Насколько я помню, я тоже отнюдь не причесанный, побритый и в смокинге был.

– Ты и сейчас не особо побритый. Борода уже почти от бровей начинается. Ещё чуть-чуть и твою фотографию можно будет рядом с вазой с конфетами ставить, чтоб дети за сладким без спросу не лазали. – Бурчу я под его смех. – Тайгир, я слышала твой разговор с врачом. Он прав, тебе самому надо отдыхать. Тем более, что ты сам прекрасно помнишь, что у тебя была операция месяц назад. И не самая простая.

– Не могу. – Тихо и очень серьёзно говорит он. – Боюсь. Боюсь, что закрою глаза, и пока я буду спать, ты опять что-нибудь услышишь, сделаешь выводы и усвистишь опять. Всё, как ты любишь.

Решение я принимаю быстро. Аккуратно, стараясь ничего дёрнуть и не задеть, отодвинулась на край.

– Тайгир, – тяну его за руку.

– Ксан… – не решается он.

– Тахмиров, я только после наркоза, мне нельзя волноваться, это плохо отражается на восстановлении. – Пытаюсь приподняться на руках я, чем пугаю Тайгира. – А переживая, что ты, сам только после операции, нормально не отдыхаешь, я очень сильно волнуюсь!

– Шантажистка. – Улыбается он, вытягиваясь рядом.

– Кто бы мне сказал, что я мужика с собой в одну постель загонять буду, шантажируя здоровьем! – улыбаюсь ему в ответ.

Лежу, рассматриваю, словно впервые вижу. Глажу по шее и предплечью, пока он не перехватывает мою руку и не начинает медленно целовать каждый пальчик.

– Что такое? – спрашивает он шепотом.

– Ты красивый. – Он насмешливо приподнимает бровь в ответ.

– Надо же, заметила. – Гладит в ответ меня по лицу. – Главное, чтоб тебе нравился. Даже если небрит и в реанимации.

– Вот давай без этого как-нибудь обойдёмся? – запоздалый страх потери скатывается холодом по позвоночнику.

– Договорились. – Шепчет он и тянется к моим губам. – Я тебя сожру когда-нибудь! Искусаю всю!

– Ты уже начал! С ушей! – рядом с ним страх и боль отступают, и я начинаю смеяться. – Хищник!

– Ну так тигр же, а не Барсик! – отвечает мне Тайгир.

Мы долго лежим, перешучиваемся, целуемся. Ни он, ни я не касаемся темы моего отца, моего пребывания в его доме и что случилось после того, как меня нашёл Тайгир. И каким образом он оказался старшим в семье моего отца, а ещё, почему именно он должен решать что-то, касающееся жизни девушек из дома Шаркизовых. Не уверена, что мне понравятся ответы на эти вопросы.

Но сейчас я позволяла себе насладиться теплом и близостью Тайгира, тем, что он рядом и защищает от всего мира. В сон я соскользнула легко и незаметно для себя.

В моём сне я убегала. Бежала со всех сил от неясных мне теней, буквально преследующих меня по пятам. Страх был такой силы, что мешал дышать. Я упала без сил, не в состоянии даже шевельнуться…

И с удивлением наблюдала, как с моего тела стекают линии татуировки, набирают объём и массу. И вот уже между мной и моими преследователями стоит оскалившись огромный и опасный зверь. Тени, которые нагоняли на меня ужас, буквально таяли от одного присутствия хищника.

А потом он просто подошёл и лёг рядом, свернувшись клубком вокруг моего сжавшегося тела. И мне вдруг стало не страшно.

– Мой тигр! – прижалась я во сне к морде зверя.

– Твой. Спи. – Ответил мне голос, доносящийся сразу отовсюду.