Текст книги "Я рожу тебе сына (СИ)"
Автор книги: Дина Ареева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Глава 28
Семь месяцев спустя
– Ника! – Сонька повисает на мне, часто-часто всхлипывая, и у меня глаза тоже на мокром месте. – Какая ты уже большая!
– А то ты меня не видела! – делано возмущаюсь, но она права, живот у меня немаленький.
– Дай и мне её обнять, – смеется Олег, – и садитесь уже в машину. Ника устала с дороги.
Соня от меня отлипает, и мы с Олегом обнимаемся. Ребята поженились три месяца назад, и я за них ужасно рада.
Моя Сонька выглядит очень счастливой. Мы с Олегом, когда общаемся сами, без Сони, он отчитывается о том, как идёт реабилитация. И на сегодняшний день с ней уже все хорошо.
Они так и познакомились – когда я уехала, то поручила Олегу держать меня в курсе здоровья подруги. Очень надеялась, что Олег понравится Соне, а в том, что моя подружка вскружит голову кому угодно, я не сомневалась.
И не прогадала. Теперь два близких мне человека любят друг друга, а я счастлива, что они – семья.
Мне пришлось вернуться назад. Живот вырос, я стала неповоротливой и неуклюжей, и в кофейне от меня мало толку. Алекс меня не гнал, но я сама понимала, что нужно ехать обратно. Медицинской страховки в Чехии у меня нет, а платно рожать везде дорого.
Уже записалась на прием к врачу, на обследование и УЗИ. Я собрала деньги, на роды и на первое время нам с малышом хватит. Олег продал кофейню, и они с Соней перебираются в Прагу к Алексу. Он расширяет бизнес и предложил брату войти в долю. Конечно, Олег воспользовался такой возможностью.
Соня оформила на меня дарственную на квартиру. Я отказывалась как могла, но она даже слышать ничего не хотела.
– Доминика, не смей отказываться! Я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь. Буду каждый месяц присылать деньги, чтобы ты с малявкой ни в чем не нуждалась.
– Мы обязательно вернем тебе деньги, – подтверждает Олег, – и не спорь, это не обсуждается.
– Я и так мучаюсь тем, что не смогу помочь тебе нянчить сыночка, – Сонька расстроенно шмыгает носом, и мы снова обнимаемся.
– Своего будешь нянчить, – успокаиваю ее. Олег рассказал мне, что врачи дали им год, чтобы Соня побереглась. А потом уже можно беременеть, когда организм полностью восстановится.
Я очень хочу спросить о Тимуре, но не спрашиваю. Если бы Соня что-то знала, она бы мне сама рассказала. Я знаю, что он долго был в реанимации, потом о нем еще писали, что он долго восстанавливался. А потом он как будто исчез. На странице Кристины в инстаграмме выложены фото с бракосочетания, но жениха не видно. Так что скорее всего, они с Талером поженились и уехали из страны.
Если честно, я даже рада. Теперь мне кажется, что это был сон – мы с ним, наши ночи, безумный секс. Если бы не мой живот, точно решила бы, что он мне приснился.
Меня никто не искал, хоть первое время я и шарахалась от каждого подозрительного взгляда. Прага мне нравилась, но меня всё равно потянуло домой.
Перед отъездом Олег привез нас на кладбище проститься с Борисовной. Мы с Сонькой наревелись возле ее могилы, Олег силой увел нас оттуда. И уже отъезжая от центральных ворот я покрываюсь холодными мурашками: мимо нас проезжает большой черный внедорожник. За рулем Илья, смотрю на сидящего с ним рядом мужчину, и у меня сжимается сердце.
Это отец моего ребенка, хладнокровно вычеркнувший меня из своей жизни.
– Олег, останови… – шепчу вмиг севшим голосом.
Соня следит за моим взглядом и тихо охает.
– Это же Талер! Олежек, притормози.
Олег сворачивает на обочину, я впиваюсь пальцами в спинку сиденья. Тим выходит из машины, достает из салона два огромных букета роз – красных и белых. Красные Борисовне, а белые кому? От души надеюсь, что не Сотникову. Провожаю его взглядом и заглушаю ноющую боль в груди. Ничего не прошло, я по-прежнему люблю его, но, когда родится малыш, мне станет легче.
* * *
Месяц спустя
Сегодня Шерхан вернул мне акции, удержав лишь издержки по нотариальному оформлению и налоги. Дом, дачу и автомобили он вернул еще раньше. Я честно отрабатываю деньги и уже отдал ему большую часть.
Странный он мужик, Шерхан. Я все жду, где он меня нае…т, а этого так и не происходит. Я один раз не выдержал, прямо его спросил, а он только ухмыльнулся.
– Считай, ты экзамены сдаешь выпускные. Как сдашь, так и поговорим, – и уже другим тоном: – Присматриваюсь я к тебе, Тимур Талеров. Хочу в деле тебя увидеть.
Что ж, пускай смотрит, мне не жалко. Демьяну путевку в санаторий дали, он всей семьей туда ездил. Вернулся вчера.
Только успеваю о нем подумать, как оживает экран, и на нем светится «Демьян Морозов».
– Тимур, – он тяжело дышит в трубку, и у меня от нехорошего предчувствия сводит внутренности, – она нашлась. Ника вернулась.
Даже глаза закрываю от предвкушения. Сколько же я ждал этого момента!
– Скидывай «имэй», – не говорю, выдыхаю.
– Тим…
– Скидывай, Демьян! Сам к ней поеду.
Мне кажется, я даже вижу, как тот с укоризной качает головой, но отключается, и тут же телефон пиликает, оповещая, что пришла метка геолокации.
* * *
Сижу в машине и смотрю на ее дом. Не хватает духу выйти и постучаться в дверь. Мне она откроет, а если не откроет, выбить не проблема.
Но метка говорит, что она не в доме, трогаюсь с места и вижу скамейку в сквере между домами. Странно, вокруг никого больше не видно, только беременная девушка сидит, опустив голову. Темные гладкие волосы собраны в хвост.
Сердце разгоняется и скачет, ударяясь о ребра. Она встает, поддерживая рукой огромный живот, поднимает голову, а у меня внутри все обрывается. Потому что беременная девушка – это Вероника.
* * *
Вчера весь день ныл низ живота. Я прочитала – это, должно быть, ложные схватки. Все время я храбрилась и говорила себе, что справлюсь, что смогу, что я сильная. Но чем ближе роды, тем мне страшнее.
Я уже всерьез жалею, что не разрешила Соньке приехать. Теперь думаю, как бы мне было легче, если бы со мной был кто-то свой, близкий.
Сегодня с утра снова тянет. Есть не хочется, но я знаю, что, если вдруг начнется, мне понадобятся силы. Дома, как назло, закончились продукты. Можно заказать доставку, но это будет только вечером, а в соседнем доме есть магазин, где фермеры привозят свежий сыр и творог.
Беру все необходимые документы и выхожу. Живот уже опустился, он за месяц стал ещё больше. Кожа на нем прозрачная, видна каждая жилка.
Иду коротенькими шажочками и все равно быстро устаю. Сажусь на скамейку – осталось совсем недалеко.
Взгляд натыкается на незнакомый автомобиль с тонированными стеклами. Мне отчего-то неуютно, кажется, будто за мною наблюдают.
Встаю, чтобы идти дальше, но получается совсем неуклюже. Перехватываю живот, выпрямляюсь, и вдруг по ногам бегут жидкие струйки. Много. Я сначала с ужасом думаю, что описалась. А потом с ещё большим ужасом понимаю, что это отошли воды.
Беспомощно оглядываюсь по сторонам. Кто мне поможет? Кому нужна чужая беременная? Глаза застилает пелена слез, и сквозь эту пелену мне мерещится знакомое лицо. Размазываю по лицу слезы и шепчу:
– Тим, Тимур, помоги мне, пожалуйста, Тим…
* * *
Сажаю Нику в машину, давлю на газ, она кричит, а мне самому так страшно, пздц. Я сам от страха сейчас рожу.
Секретарь отзванивается, нас уже ждут, и мне становится чуть легче.
– Все хорошо, Ника, потерпи, мы сейчас приедем, – уговариваю ее, а сам больше себя уговариваю.
Ника что-то говорит, но я не могу сейчас ни о чем думать кроме того, что совсем рядом – руку протяни – у нее в животе мой сын.
Я ни на секунду не сомневаюсь, что он мой. Ника могла меня обманывать, могла подставить, украсть мои деньги. Но ребёнок внутри неё может быть только моим.
Паркую машину возле роддома, достаю Нику из салона и бегу с ней на руках в приемный покой. Навстречу уже выкатывают каталку, но Ника крепко за меня держится, и мне самому не хочется ее выпускать.
Так и иду с ней на руках, а каталку катят за нами. Но в коридоре я все же перекладываю туда Нику.
– Вы папа? – спрашивает меня принимающий врач. Сглатываю, прогоняя перекрывший горло ком.
– Да.
– Роды партнерские?
Только собираюсь мотнуть головой, как тут Ника цепляется за мои руки.
– Тим, Тимур, пожалуйста… Не бросай меня, я так боюсь…
Ее огромные глаза полные слез, она смотрит умоляюще, и я с головой ныряю в ледяную прорубь.
– Да. Партнерские.
Глава 29
Этот лютый пздц продолжается уже несколько часов. Больше всего меня выбешивает, что никто не чешется – пришли, посмотрели, поулыбались по-дебильному и свалили.
– Открытие на три пальца, рано ещё. Дышите.
– Какое, блять, дышите, она от боли воет, – я вытираю потный лоб, у меня у самого по ходу открытие полное.
– Успокойтесь, папа, не нервничайте, мы вам сейчас успокоительного накапаем. Первые роды всегда так, но крута горка, да забывчива. Увидите, скоро за вторым придете.
Ненавижу чувствовать собственное бессилие, а таким беспомощным и бесполезным я никогда не был. Ника кричит, а я только лоб ей вытираю и х…ню всякую несу про «Потерпи еще, ты же умница».
Я что, не знаю, от чего так кричат? Это должно быть адски больно, она такая хрупкая и худенькая, терпит эту боль, а я, здоровый и сильный, лишь нависаю бесполезно сверху.
– Ну сделайте что-нибудь, ей же больно! – ловлю врача за рукав. Стараюсь без матов, вижу, что на них это не действует. Я уже угрожал сжечь нах…й роддом, а их всех посадить. Только переглянулись, плечами пожали, а какой-то мужик в маске предложил наркоз. До завтрашнего дня. Видно, чтобы я их не заеб…вал.
– Не волнуйтесь вы так, Тимур Демьянович, – очень мягко говорит акушерка, – думаете, ваша мама вас по-другому рожала? У нас все идет как надо, к вечеру будете с лялькой. Ну нельзя ей эпидуральную анестезию, у нее аллергия.
Ника снова стонет и хватается за меня, между схватками обессиленно обвисает, а я держу ее и молюсь как умею.
«Господи, я никогда больше не буду материться. Я трахаться никогда не буду, ну его нах…й этот секс, если ей потом так больно. Только пусть ей станет легче».
Стараюсь не думать про ребенка, которого нам надо родить. Но когда пришли измерять сердцебиение моего сына, я чуть не умер. Клянусь, когда услышал, как быстро оно бьётся, у меня у самого в груди забухало.
– Ника, ну еще давай, тужься, – командует акушерка.
– Не могу, – у Ники закрываются глаза, ее измучили схватки.
Я склоняюсь над ней и глажу мокрые волосы.
– Давай еще немножко. Я здесь, с тобой, ты такая сильная, помоги ему, он же задохнется.
О том, что я сдохну, упоминать как-то неудобно. Ника тужится, акушерка поднимает крошечное тельце и говорит:
– Ну что папа, принимай дочку!
Подо мной начинает качаться пол.
– Как дочку? – переспрашиваю и даже по сторонам оглядываюсь. – Не может быть, там должен быть мальчик.
– Аня, запихивай ее обратно, наш папа сына хотел!
Вся бригада переглядывается и смеётся. Весело им, блять. Зае…ли ржать с меня, нашли клоуна…
– За сыном в следующий раз придете, а пока держите дочку.
У меня трясутся руки, когда я беру сверток с крошечной девочкой. Не видел бы своими глазами, не поверил бы, что это такой маленький ребенок. Она же размером с котенка, моя дочь… Не вижу нихера, моргаю, и на маленькое кукольное личико капает влага.
– Ох уж эти папаши, – ворчит акушерка, – сначала сына ему подавай, теперь дочку слезами заливает. Вы же утопите ее!
– В операционную, быстро, – слышу за спиной нервное, оборачиваюсь. Нике вонзают в вену иглу.
– У вашей жены открылось кровотечение, – говорит врач, а я вижу ее измученное лицо и бросаюсь к ней с дочкой на руках.
– Тим, – она шепчет еле слышно, и я наклоняюсь так, что ее дыхание щекочет шею. – Обещай, что ты её не бросишь…
– Что ты такое говоришь, Ника?
– Обещай… Только не в детдом, пожалуйста… Она не должна быть как…
«Как ты». Она хочет сказать «как ты». И она права, дети не должны попадать в детдом, чтобы из них потом не выросли такие отщепенцы, как я. Сглатываю перекрывший горло ком и твердо говорю:
– Обещаю.
Но Ника уже не слышит, ее увозят.
* * *
– Она меня видит? – шепотом спрашиваю докторшу-педиатра. Я смотрю на дочь, а та смотрит на меня и мне кажется, будто она мои мысли считывает.
– Нет, что вы, они только через две недели начинают видеть.
Другие может и не видят, а моя дочка не такая как все. Она меня видит и понимает. Смотрю на сверток в своих руках и не верю, что это ребенок. Ее не из Ники достали, это мое сердце достали из меня и в пеленку завернули.
А что ощущал мой отец, когда я родился? Я ведь тоже таким был, я не появился на свет в пять лет под забором детдома.
Впервые думаю о родителях не как о действующих лицах сотни раз просмотренного мною спектакля, а о живых людях, которые жили, чувствовали и переживали. Неужели он тоже вот так сходил с ума от страха, а потом держал меня и боялся выдохнуть?
Вдруг у малышки дергается щечка, и она тянет ротик в улыбке. Я как завороженный смотрю, глажу пальцем крошечную щечку и чувствую, как у меня в ответ тянутся мышцы на лице.
– Ой какие у нас ямочки! Как у папы, да? – заглядывает через плечо педиатр. – Какая же ты у нас красавица!
У меня забирают дочку, а я оторвать ее от себя не могу, и вслед смотрю еще долго. Они не ребенка уносят, а мое сердце. Под дверью операционной ненадолго отключаюсь, пока не говорят, что с Никой все хорошо, кровотечение остановлено. Были внутренние разрывы, ей наложили швы. Так бывает, когда ребенок большой.
Вспоминаю невесомый сверток и только хмыкаю. Это не ребенок большой, это Ника маленькая.
Но в любом случае от меня пока нет толку, и я иду по больничному коридору, вытирая со щек мокрые дорожки.
Мне с детства говорили, что мужчины не плачут. Еще как плачут. Например, когда рождаются их дети. Просто недолго. И чтобы никто не видел. Теперь я уверен, что мой отец тоже плакал.
«Вот будут у тебя свои дети, поймешь».
Шерхан, сука, ты знал, да?..
* * *
Я расклеиваю горячие веки, мои губы тоже сухие и горячие. Хочется пить, но пить мне долго не давали, только смачивали губы ваткой, пропитанной водой. И я проваливалась куда-то, хотя знала, мне нельзя.
У меня теперь есть дочка, моя девочка, моя малышка, которой я нужна, и которая совсем крошечная. Я видела ее в руках Тимура, он смотрел на нее и улыбался.
Он сейчас тоже рядом – сидит в кресле с малышкой и смотрит на нее. У него оказывается на щеке ямочка, когда он улыбается, он совсем другой. Откуда я это знаю? Он мне когда-то снился…
Зову его и не узнаю свой голос.
– Тим…
Он поднимается и подходит ближе, значит, это не сон. Хочу сказать, как ему рада, и как благодарна, что он нашел меня и помог, но Тимур заговаривает первым, и от того, как холодно и отчужденно звучит его голос, мне становится жутко.
– Тим, – пытаюсь подняться, но он меня останавливает.
– Я рад, что тебе лучше, Ника. Здесь хорошие врачи, ты быстро поправишься. Твое пребывание в больнице оплачено, можешь находиться здесь до полного выздоровления.
Не могу понять, к чему он клонит, но старательно вслушиваюсь в слова. Мысли немного разрозненные, они разбегаются, как непослушные овечки.
– Тим, я…
– Ты не пила противозачаточные таблетки, да, Ника? – перебивает он меня, и я в замешательстве замолкаю. – Ника, я не слышу говори!
– Нет, я их выбрасывала, – вздыхаю. Самой надоело лгать и изворачиваться.
– Зачем?
– Я хотела, чтобы у меня был свой Тим Талер, – говорю тихо, но он лишь морщится.
– А ты не думала, что я не просто так не хочу детей? В меня стреляли, это уже пятое покушение на моей памяти, о котором я знаю. А которых не знаю, думаю, раз в десять больше. Ребенок – это рычаг воздействия. Теперь каждый, кто захочет взять меня за яйца, первым делом будут пытаться сделать это через нее, – он указал подбородком на маленький сверток в своих руках.
У меня по коже от страха бегут мурашки – я правда об этом не подумала.
– Но, Тим, я ведь не собиралась тебе о ней говорить…
– То есть, еще одна ложь? – он смотрит исподлобья, и мне страшно от того, что сейчас произойдет непоправимое. – Столько лжи, Ника, тебе не надоело?
– Надоело, – вздыхаю. Он прав, Господи, чем я думала?
– Ты взяла у меня деньги, – он сверлит меня взглядом, который прожигает во мне сквозные отверстия не хуже, чем лазер, – много денег.
Снова вздыхаю и киваю. Конечно, десять тысяч долларов – это немаленькие деньги, но у меня теперь есть квартира, которую отдала мне Сонька, ее можно продать.
– Я не для себя брала, Тим, – пытаюсь оправдаться, но он обрывает.
– Знаю, что не для себя. Я правильно понимаю, что у тебя не осталось ни единого доллара из того, что ты взяла в сейфе?
– Нет, не осталось. Но, Тим, я верну, обязательно, продам квартиру, у меня есть сбережения, я собрала немного, пока работала в Праге. Если хочешь, я дам тебе ключи, и ты сам…
– Проехали, – его лицо теперь совсем как каменное. Да, он не за сами деньги возмущен, а то, что я взяла без спроса, но ведь он был не на связи… Тем временем, он кладет на тумбочку пачку купюр, перетянутую банковской лентой. – Я уже почти вернул долг. Здесь достаточная сумма, чтобы ты могла уехать и начать жизнь в другом городе, возможно, сменить имя.
– Зачем? – не могу никак понять, для чего мне это делать.
– Так ведь ты уже меняла его, разве это для тебя в новинку? – мне кажется или он язвит?
Опускаю голову. Он не может простить мне, что я его обманула, не сказала, кто я, украла деньги, обманом заполучила ребенка. И разве он хоть в чем-то неправ?
– Тим, прости меня, – слезы катятся по щекам крупными горошинами, – я очень виновата перед тобой. Но я не хотела, чтобы так вышло, правда! И я так благодарна тебе, что ты помог мне в роддоме…
Тимур наклоняется вперед и переходит на громкий шепот.
– Ника, не старайся сделать меня лучше, чем я есть. Я искал тебя для того, чтобы убить. За все. За обман, за предательство, за то, что подставила. Но когда увидел тебя беременную, чуть сам не родил. Да, я не хотел ребенка, но она есть, и она моя дочь. И только в моем доме она будет в безопасности.
Я поднимаю голову и неверяще смотрю в его лицо. Нет! Этого не может быть!
– Ты не сделаешь этого, Тим, – шепчу, качая головой, а потом срываюсь на крик: – Тимур!
– Ты умная девочка, Ника, и все правильно поняла, – он встает, а я не могу оторвать взгляд от маленького свертка, – моя дочь остается в моем доме со мной. А для тебя, извини, там нет места.
– Тимур! – мне кажется, я кричу громко, с надрывом, но в итоге из груди вырывается лишь сдавленный стон.
Он уже не слышит меня, потому что уходит, закрывая за собой дверь, а я лишь беспомощно сминаю простынь заледеневшими пальцами.
Я не отдам ее тебе, Тимур Талеров, это мой ребенок и только мой. Она была тебе не нужна, как и я, и я сделаю все, чтобы ее вернуть. Если надо, буду сидеть у тебя под воротами, буду кидаться под колеса твоего автомобиля, но добьюсь того, чтобы ты вернул мне дочь.
А может, тебе это надоест, и ты убьешь меня, как и собирался. И история девочки Доминики, которая много лет назад захотела выйти замуж за Тимура Талерова, наконец, закончится…
Конец