Текст книги "Планета под замком"

Автор книги: Димитр Пеев

Соавторы: Павел Вежинов,Онджей Нефф,Кшиштоф Малиновский,Франк Петерманн,Чеслав Хрущевский,Эрик Симон,Иван Серафимов,Васил Райков,Георгий Данаилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Чего ты ожидаешь от него? – холодно спросил Ирка Ламач. Мы с Ярдой обменялись взглядами. Ага, шеф просёк наконец этого сопляка. Жаль, не перед стартом.

– Может, там найдётся планета земного типа, – позорился Манфред.

– С внеземной цивилизацией, не так ли?

– Совершенно верно! – воскликнул Манфред. Люда Мисаржова добродушно рассмеялась.

– Петя-петушок, что-то тебя занесло. Не читай на ночь комиксы.

– Давайте серьёзно в конце концов, – секс-бомба Алёна на работе превращалась в настоящего мужика.

– А что, идея не из последних… Планета земного типа… – медленно повторил Ирка Ламач.

– Шеф, да ты серьёзно?! – Алёна оглянулась на нас, ища поддержки. Звукорежиссёр Петра Плавецка смеялась:

– Давно я так не веселилась. И во сне присниться не могло, что наяву ещё раз услышу бородатый анекдот о планете земного типа с внеземной цивилизацией. Галактические исследования покончили с зелёными человечками, когда я была ещё девчонкой. Эх, давненько это было, а жаль… – У неё был приятный низкий голос. В молодости она слыла красавицей, она и сейчас выглядела отлично, держала себя в форме.

– Ну и что? – настаивал Манфред. – И мне известно, что профессор Робине доказал, что внеземные цивилизации не существуют. И я знаю закон Иоганссона. Но вот вопрос: кто и когда в последний раз проверял его правильность?

– А не надо проверять, – медовым голосом ответил я, – закон есть закон. Кто полезет в ванну проверять закон Архимеда?

– При супергравитационных аномалиях закон Архимеда не действует, – парировал Пётр. Хитёр, как лисица.

– Что это за аномалии, при которых не действует закон Иоганссона?

– Не знаю. Надо разобраться.

Что на это скажешь? Тут шеф должен поставить точку, затем он и нужен. Выгнать Петра Манфреда за дверь. Летучка устраивается для взрослых, которые совещаются о серьёзных делах. К общему изумлению Ирка Ламач заявил:

– Нравится мне эта идея. Планет земного типа давным-давно никто не исследовал. Молодое поколение вообще не видело подобной передачи. Сенсация для молодёжи: проверка правильности закона Иоганссона!

Итак, шеф сказал своё слово. Алёна спросила:

– Какое название дадим передаче?

– Скажем, «Эксперимент на Третьей планете».

– Сдаётся мне, какая-то книжка так называется.

– Неважно. Итак, летим на Третью планету белого карлика. Надеюсь, Венца Мадр не расколотит нашу лохань при посадке.

Не расколотил. Посадил «Поросёнка» на узкую прогалину меж двух холмов. Мы вздохнули с облегчением, услышав, как моторы взвыли в последний раз и смолкли. Загудели холодильные агрегаты. Полуослепшие экраны мониторов в командирской секции без всякого воодушевления показывали нам, что делается снаружи. Наводящий уныние пейзаж: невысокие холмы окружают долины, плоские, как тарелки. На склонах какая-то растительность, а может, экран просто затуманился.

– Тридцать два процента кислорода, шестьдесят один процент азота, шесть процентов окиси углерода, а… – Венца сообщал состав атмосферы.

– Однако можно дышать, – заметила Алёна. – Что скажет Фукуда? У него новейший тип скафандра с парабиотическими батареями. Наверняка у коммодора чешутся руки заняться этими скалами.

– Останется в скафандре. И пусть себе на здоровье выворачивает, – сказал Ирка Ламач. – Зрители же не узнают, что тут атмосфера пригодна для дыхания.

– Да, но скал что-то не видно.

– Сделаем скалы. Веня, слушай: фукудовский «Викинг» приземляется тут слева. Долина узковата, так что снеси холмы, они мне мешают. Нужен романтический пейзаж, понятно? Справа расположим отвесные скалы и, может быть, пещерку. Зрители их обожают. Слева – пропасть, но чтоб была порядочная пропасть, ясно? Клубы тумана поднимаются со дна, пещера скалится, как череп. Передача без пещеры – нуль. Небо чересчур синее. Чёрт знает что, а не цвет, все будут смеяться над нами. Сделаем, значит, фиолетовое с коричневатым оттенком.

Венца Мадр внимательно слушал и делал пометки. В командирском отсеке царила напряжённая творческая атмосфера. Режиссёр дальней трансляции – артист, величайшим напряжением сил созидающий сцены будущей передачи. Ондра Буриан стоял рядом и посматривал на экран. Прищурившись, он пытался представить, как всё это будет выглядеть, прикидывал, куда поставить камеры. От фантазии этих двоих зависит не меньше половины успеха нашей передачи. После того, как Ирка закончил, Венца вполголоса повторил основные пункты по своим записям, затем, когда Ламач кивнул, вылез по узенькой лестнице в энергетический центр, располагавшийся в носу корабля, и принялся за дело. Я всегда с удовольствием наблюдаю за подготовительными работами. Изумительное зрелище. Вот и сейчас волны силового поля гудели в долине. Растительность сгорела от первого же их прикосновения, почерневшая земля расступилась, и на поверхности показались скалы. Небо над пляшущими холмами потемнело, и какие-то твари с длинными крыльями в ужасе улетели. Воздух звенел, и вскоре перед нами, враждебно оскалившись крутыми скалами, расстилалась дымящаяся долина, изборождённая пропастями и кратерами. Скалы были сначала белые, но Ирка приказал перекрасить их под слоновую кость. В этот раз. он явно отдал предпочтение потусторонним мотивам. Зловещее впечатление производил преображённый в мрачный и романтический пейзаж планеты под тёмно-фиолетовым небом. Я уже видел, как приземляется «Викинг». Скорее бы прилетел Фукуда. Ярда Боухач тоже ожил и занялся делом. О Манфреде мы на время забыли. Ярда был осветителем. Здешнее солнце давало достаточно света, но он оказался скучным, монотонно-белым. Однако Ярда, если хотел, умел творить чудеса. Разложив лучи энергетическим усилителем, он добился потрясающего эффекта: на фиолетовом небосводе засияли звёзды, какие-то полосы и круги заметались в безумном танце. Любой осветитель остался бы доволен. Но не такой мастер своего дела, как Ярда. У него всё излучало сияние. Даже из старого шлёпанца он выловил бы фотоны. И пропасти изрыгали огонь, по ущельям скакали огоньки. Вскоре стало казаться, что пейзаж сделан из стекла и фосфоресцирует сам по себе.

– Отлично, парни, – похвалил Ярду и Венцу режиссёр. – Теперь добавим жизни.

С этим оживлением вечно морока. Я лично считаю, что надо возить с собой всю нужную флору и фауну, но Ирка Ламач – страшный консерватор в этом отношении. Ему всё равно, что некоторые группы делают парабиотическую фауну на заказ по меркам и хранят её на складах. Наш режиссёр настаивает на использовании местных источников. Не хочет рисковать. А вдруг зритель разгадает трюк? Чёрта лысого зритель разгадает, никто не отличит парабиотического зверя от настоящего – даже если погладишь, не отличишь. Единственное, что поможет, – живой тебя искусает, а искусственный всё снесёт.

Фауна и флора – Алёнино царство. С растениями проще, они зрителя не особенно интересуют, побрызгаешь спреем – вот тебе мох и трава. Из биотической пены Алёна могла наколдовать раскидистое дерево хоть на стальной пластине. С животными труднее. Их сначала надо поймать. Этой утомительной работой приходилось заниматься всей команде. Разбившись по двое, мы начали облёт планеты на маленьких дископланах. У корабля остались лишь Ирка Ламач и Венца Мадр. Я на пару с шефом – Ондрой Бурианом – летел низко над местностью и высматривал добычу. Ондра попутно всё снимал. Он всегда так делал, якобы для себя на память. Раньше я верил ему, потому что знал: «Галактические исследования» не принимают рабочих кадров съёмки, только официальные, показанные в передаче. А потом мне сказали, что в ГИ работают несколько отпетых психов, скупающих именно эти ленты у Ондры Буриана и других операторов космических трансляций. Хобби как любое другoe. Детством отдаёт, конечно, но кому-то нравится.

Оставив позади романтический пейзаж «made in Профкоман-да», мы полетели над однообразной холмистой местностью, напоминавшей окрестности города Бенешов. Зверья всякого было предостаточно: птицы с широкими перепончатыми крыльями и стада игривых шестиногих зверей с головами, посаженными прямо на цилиндрическое туловище. С первого взгляда ясно, что повадка у них мирная. Нам же позарез нужна хищная и опасная шельма. Зрители ждут укрощения Фукудой дикого зверя, а не кроткого травоядного шестинога. Ондра спустился ещё ниже над лесом. Листья небольших деревьев были сочные, с мякотью. Вдруг что-то мелькнуло меж ветвей. «Стоп!» – закричал я. Дископлан завис: гипергравитационный агрегат собрал инерционную энергию в запасники. Шума мы не производили, и птицы с перепончатыми крыльями по-прежнему кружили вокруг нас.

В чаще прятались три больших обезьяны. Одну из них я увидел секунду назад. Я нажал на педаль, и невидимые пальцы силового поля схватили животных и подняли к нам на дископлан. Ондра не отрывался от камеры. Интересно, сколько ему платят, раз он так старается?

– Эй, сколько тебе заплатят психи из ГИ?

– Не твоё дело! Откуда ты знаешь об этом?

– Да я толком ничего не знаю. Мне интересно, для чего им нужны рабочие кадры?

– Вот это мне глубоко безразлично, поверь.

Я верил. Ондра снова стал снимать бурлившую под нами жизнь: в своей извечной суматохе мелкое зверьё бегало, верещало, спасалось бегством и нападало. Возвратившись к кораблю, мы обнаружили, что и команды остальных дископланов не теряли времени зря. Петра и Люда где-то у воды обнаружили великолепный экземпляр покрытого шерстью носорога – само собой, шестиногого в соответствии с местными обычаями. Венца поместил чудище в силовое поле, а Ирина Попеляржова по распоряжению Ламача стала перекрашивать носорога в небесно-голубой цвет. Зрители любят разноцветных зверей. Так принято. Небо не должно быть голубым в отличие от носорога. Это и есть художественное творчество. Эх, стать бы мне режиссёром!

Ирка обрадовался, увидев косматых тварей, которых мы ему продемонстрировали.

– Отлично, парни! Превратим их в парамыслящие существа.

– Да ты что?! – вырвалось у меня.

__ Чему ты удивляешься? Я тут поработал над сценарием.

События в «Эксперименте на Третьей планете» должны доказать правильность закона Иоганссона. Эти три пижона сначала выступят в роли мыслящих существ, существование которых откроет Фукуда. Потом он сразится с голубым носорогом, а в конце выяснится, что существа только казались интеллигентными, значит, закон Иоганссона действует.

– А не чересчур смело? Что скажет Совет? А ГИ? Мне кажется, ты далековато зашёл.

– Не бойся, я всё продумал. Ничего они не скажут, а если начнут возражать, Фукуда их укротит. Вот тебе наглядная польза от сотрудничества с галактическими асами. Положись на меня, всё пройдёт как надо!

Носорогу не понравился голубой цвет, и он ревел страшным голосом. Рёв заглушался гудением электрофонической аппаратуры, которую настраивала Петра Плавецка. Пейзаж должен быть озвучен – зритель это любит. А Эва Элефриаду постарается, чтобы всё вокруг благоухало пряными запахами только что открытой планеты. И это зрителю будет по нраву. Бедняжка Иринка чуть снова не пустила слезу, когда режиссёр приказал ей превратить наших гориллопавианов в мыслящих существ.

– Почти мыслящих, Иринка. Параинтеллигентных, самую малость. Всё в меру, иначе зритель всполошится.

Обезьян отправили в гримёрную и без проволочек водрузили на операционный стол. Операция длилась час, после чего Ирина представила пациентов режиссёру:

– Позволь, я познакомлю тебя с этими господами: первого зовут Ян, второго – Амос, третьего – Коменский.

– Что за шутки? Откуда ты взяла эти имена? А, вспомнил: это три комика из сериала «Три раза ха-ха-ха»!

– Добрый – день – господин – Ламач! – делая паузу после каждого слова, поздоровались обезьяны.

– Отлично, Иринка, я даже не ожидал, честно говоря. Особенно этот – как его – Коменский, хорош, бандит!

– Бан – дит, – удовлетворённо повторила обезьяна, ставшая параинтеллигентной.

– Правильно. А теперь внимательно слушай, иначе я брошу тебя на съедение вон тому, – и режиссёр показал на экран, на котором несчастный носорог упирался рогом в силовую стену безразличия. – О, кстати, это идея, надо записать, пока не забыл. Начнём со сцены боя между Коменским и Голубеньким, в разгар схватки прилетает Фукуда на своём «Викинге». Гениально, правда? Зрителям понравится. У меня не голова, а фабрика идей. Я, наверное, гений. – Ирка вздохнул и добавил: – Всё сам, помочь некому. А ведь в моём распоряжении ассистент. Куда он запропастился, этот мальчишка?

Пётр Манфред ещё не вернулся. В последний раз его видели при приземлении. Выражение лица у него было недовольное, в момент разбивки на пары он исчез.

– Этого и следовало ожидать, – подал голос Ярда, – как только началась работа, смылся и теперь сачкует. Обожаю подобных типов!

– Немедленно приведите его сюда! Сию минуту!

Похоже, Ирка Ламач всерьёз обозлился на своего ассистента. Режиссёр умел выходить из себя и метать громы. И сейчас он собирался заняться именно этим. Мы обшарили весь корабль, начиная с энергетического центра в носовом отсеке и кончая складом запчастей к двигателям аккумулированного времени в хвосте. Во время поисков нашлось множество полезных и бесполезных вещей, но бездельник Пётр Манфред обнаружен не был.

– Он где-нибудь снаружи, – сказала Алёна Ланхаммерова, порядком раздражённая, – пошёл прогуляться. Он ведь романтик. Пишет стихи. Сочиняет оду восходящему солнцу чужой планеты. Что ты с ним сделаешь, когда он изволит вернуться?

– На клочки разнесу. Домой отправлю. Нечего шляться. Или так: ты, Иринка, загримируешь его под четвёртого павиана. Обратно полетит вместе с Фукудой. На нашем «Хрюше» я его не потерплю, – повернувшись к нам с Ярдой, режиссёр пронзил нас взглядом бледно-голубых глаз и добавил: – Вы были правы, парни, и я прошу у вас прощения. Пётр Манфред – лентяй, каких свет не видел. Уклоняется от работы – значит, не наш человек. Чужой в Профкоманде.

Мы знали, что он говорит серьёзно, Ирка Ламач умел признавать собственные ошибки. С этой минуты Манфред не состоял в нашей группе. Ирка никогда не смилостивится над ним! Все молча разошлись по своим делам. К вечеру надо закончить подготовительные работы. Потом отдых. Завтра Фукуда преодолеет границу шести тысяч. Этот торжественный момент мы будем лицезреть на экранах мониторов. Вскоре после этого объявится «Викинг», и начнётся родео. Плохо, что не хватает одного человека в команде.

Вечер выдался сырой. Природа источала умиротворяющие ароматы. Даже носорог перестал реветь. Наверное, превратился в параинтеллигентного и понял, что рабочее время окончено и стараться сверхурочно нет смысла. Три обезьянки слонялись возле «Поросёнка» с таким видом, будто с самого начала были в нашей компании. Мы разожгли огонь, пели у костра и радовались, что избавились от Петра Манфреда, который добровольно прыгнул за борт. Вернёмся домой, помощник режиссёра к тому времени поправится, и будем колесить по Галактике, как прежде, чтобы людям было на что смотреть по вечерам у пластивизоров, в домашних тапочках и с бутылкой пива в руке. Приятно думать, что твоя работа нужна людям и что ты делаешь свою работу профессионально. Мы не считали себя гениями или героями космоса, каким возомнил Пётр Манфред, явно кем-то сожранный, если он по дурости не взял с собой на прогулку энергомёт. Мы не гении, мы – рядовые пластивидения. Обыкновенные трудяги Профкоманды.

Когда костёр погас, мы отправились спать. На фиолетовом небе не было видно звёзд, а эффектное освещение Ярды потрескивало в расщелинах скал. Голубой носорог снова заревел, и Ирина уверяла, что он рыдает. Наверное, так и было. Я бы тоже рыдал, если б меня перекрасили в голубой цвет. Мы договорились поискать Манфреда утром. Но всё получилось иначе. В четыре утра, когда солнце уже стояло на горизонте, нас разбудила Петра Плавецка, дежурившая в тот момент.

__ Манфред объявился! – доложила она, и её не по-женски низкий голос гулом отозвался в репродукторах, установленных на всём корабле. Держу пари, каждый думал, как я: ну и что?

Стоит ли вставать в такую рань из-за этого мерзавца? Глаза слипались, когда Петра снова заговорила:

– Идите же сюда кто-нибудь. Ирка, слышишь? Иди сюда.

Голос дрожал или дребезжали старые репродукторы? С нашей развалюхой ничего толком не поймёшь. Я влез в комбинезон, напялил тяжёлые ботинки на босу ногу и пулей вылетел из дверей. Наверное, Манфред напился, негодяй, и пристаёт к Петре. Ну, парень, держись теперь. Получишь в морду с самого утра. В коридоре бухали двери кают, по лестницам топали башмаки. Все собрались в командирском отсеке. На экране ничего не было видно. Я, видимо, опоздал. Побледневший Ламач орал на нас, чтобы мы не толпились и шли наружу. Я подумал, что ему нужны свидетели великой экзекуции, но потом увидел, что и он, и Петра очень взволнованы. Что-то случилось. Минуту спустя мы стояли у трапа корабля. Ян, Амос и Коменский дружно сказали:

– С – доб-рым – ут-ром!

Но нам было не до них. По склону одного из двух холмов, охранявших нашу посадочную площадку, к нам спускалась пёстрая процессия, которую, восседая на низкорослых шестиногих конях, составляла группа лиц, одетых в блестящие доспехи и пурпурно-голубые плащи. Некоторые несли жёлто-бирюзовые знамёна с замысловатыми серебряными орнаментами. Словно застыв, они тихо плыли по воздуху над самой травой.

– С ними Пётр Манфред… – прошелестела Алёна.

Впереди всех, рядом с могучим всадником, закутанным в белоснежный, расшитый золотом плащ, нёсся Пётр Манфред с гордо поднятой головой. Лучи восходящего солнца золотили волосы цвета вороньего крыла. Процессия направлялась прямо к нам. Приблизившись, на пятьдесят метров, человек в белом одеянии поднял руку, и пешие с конными замерли. Шестиногие кони опустили голову и начали мирно жевать сочную траву. От них шёл острый возбуждающий запах. Вельможа с Манфре-дом подошли к нам.

Пётр Манфред был неузнаваем. Он постарел и возмужал за одну ночь. Вырос и окреп в плечах. Робостью он никогда не отличался, но теперь царская самоуверенность прямо-таки искрилась в нём, словно иллюминация Ярды Боухача. Чужаки подарили ему костюм и доспехи. Грудь прикрывал серебряный панцирь с богатой чеканкой, инкрустированный чернью. Лишь плаща не хватало – этого символа власти – да шлема на голове. Наверняка сам отказался, чтобы не закрывать свою шевелюру. И ещё один подарочек достался ему от новых друзей: на правом плече восседала птица с перепончатыми крыльями – именно того вида, который мы вчера наблюдали с Ондрой на охоте.

– Приветствую тебя, Иржи Ламач, – обратился Манфред к шефу с нелепой церемонностью, – разреши представить тебя королю страны Прааль Его Величеству Виру III. Король, перед тобой – Иржи Ламач, командир экспедиции из далёких миров.

Птица с перепончатыми крыльями потопталась, взглянула на короля и что-то проверещала. Король кивнул, снял стальную рукавицу и плавным жестом коснулся лба, а затем правой стороны груди. Мы остолбенели. Надо было, наверное, пасть на колени и биться головой о землю, но такое поведение не пристало Профкоманде. Тем более что эти явно мыслящие существа грубо противоречили закону Иоганссона, всем законам природы, по которым развивалась деятельность человека в космосе последние триста лет с момента математически выверенного доказательства важнейшего из них. С законом Иоганссона шутки плохи, можно запросто полететь из Сети! Всё это видение, фата-моргана, сонный бред. Короче, спокойствие и ещё раз спокойствие, а то начнутся неприятности с Галактическим институтом! Я поймал себя на том, что наклоняю голову. Покосившись на женщин, я заметил, что они пытаются изобразить некое подобие книксена. У короля, как и его подданных, было широкое продолговатое лицо. Под маленьким носом кисточкой торчали усы, щекотавшие пухлые губы. Брови начисто отсутствовали, и большие, слегка косившие глаза золотистого цвета без белка производили жутковатое впечатление.

– Король Вир III приветствует тебя, – проскрипела птица, восседавшая на плече Манфреда, – он позволяет тебе говорить.

Всеобщее смятение прервала Петра Плавецка, по-прежнему дежурившая в командирском отсеке и наблюдавшая происходящее на мутных экранах. В репродукторе над входом раздался её голос:

– Фукуда на связи!

Мы дружно взглянули на экран ручного пластивидения. Это безусловный рефлекс пластивизионщика. Без наручных пластивизоров никто из нас не уснёт. Даже если настанет конец света, даже если появится король инопланетян, нарушивших закон Иоганссона о неповторимости развития разума в космосе, мы в первую очередь обратим взоры на ближайший экран, на котором идёт Наша Передача.

Фукуда как раз преодолевал шеститысячный рубеж. Он был великолепен, как всегда. Стоя с раскинутыми руками, являл собой совершенство в шёлковой униформе звёздного коммодора со знаменем Свободного сообщества людей за спиной, он всем своим видом излучал силу и счастье. Его речь должна была тронуть зрителей пластивидения до слёз:

– Братья и сёстры, я обращаюсь к вам из глубин космоса, куда человеческий разум донёс знамя прогресса. От имени вас всех я продолжу путь. Это вы в моём лице стоите сейчас на пороге неизведанного, смотрите моими глазами в холодные космические дали. Какие преграды ждут нас? Я пока не знаю этого. Но я заверяю вас: ваша поддержка – источник моей силы! Верьте: я готов!

Автомат переключился на камеры снаружи, и мы увидели «Викинг» в полном великолепии – этакий старинный собор, отражающийся в зеркальной глади озера и окружённый искрящимися выхлопами двигателей. Ирина Попеляржова, само собой, прослезилась от волнения.

– Коммодор в форме, – прошептала Алёна Ланхаммерова – шикарная выйдет передача. Сенсация, во всех округах с пару недель будут говорить только о ней.

Экраны потемнели, и это вернуло нас к действительности. Мы всё так здорово продумали, передача вышла бы что надо, если б не этот подарок.

– Я понял, что к нашей планете приближается ещё один ваш летательный аппарат, – сказала птица-переводчик, – мы готовы вести переговоры и об этом. Но сейчас надо заняться спорными вопросами.

– А именно? – спросил Ирка Ламач.

– В перррвую очеррредь возмещением ущерба!

Король Вир III с серьёзным видом поклонился, после чего указал на пейзаж, с таким полётом фантазии подготовленный нами для съёмок.

– Пострадавшую от вашего вмешательства долину следует привести в первоначальное состояние, заплатить за нанесённый ущерб, восстановить цвет носорога, извиниться перед обезьянами и вернуть им шерсть, – в крайнем возмущении тараторила птица. Счастье Манфреда, что он был закован в железный корсет, иначе птица растерзала бы ему плечо.

Ирка Ламач побагровел:

– Что это за разговоры? Готовится прямое включение. Мы – выездная группа информационной программы пластивидения, находимся тут по поручению Института галактических исследований. Господин Манфред, объясните же господину королю…

– Вы явно не понимаете суть происходящего, Ламач, – холодно прервал его Пётр Манфред, – Его Величество не собирается вести переговоры. То, что вы слышите, не просьба, а приказ. Всё решено.

Режиссёр повернулся к королю и усмехнулся:

– Сильно сказано, не так ли?

Бывший дублёр ассистента режиссёра прошептал что-то птице-переводчику, которая тут же перевела всё королю. Ирка Ламач бросил взгляд наверх, к носу ко, рабля, откуда сидевшая на высоте восьмидесяти метров Петра Плавецка видела и слышала всё происходящее. Наш «Поросёночек» не мог, конечно, соперничать с такой махиной, как «Викинг», но и его источников энергии хватило бы, чтобы продырявить насквозь эту жалкую планету. Петра – не новичок, она наверняка давно держит на прицеле всю местную шушеру и, когда понадобится, так поддаст жару, что королишка пожалеет о своём рождении. О ренегате Петре Манфреде я даже говорить не желаю.

И тут произошло нечто. Ни король Вир III, ни его свита даже не пошевелились, слова не произнесли, но наш корабль вдруг поднялся на стометровую высоту, перевернулся и нацелился носовой частью в землю. Потом опустился. Никому из нас не приходилось видеть, как космический корабль балансирует на носу, и я пожалел бы «Поросёнка», очутившегося в нелепой позе, если б страх не сковал внутренности. Я понял, что король Вир III и его люди – не беззащитные младенцы, а нам не сыграть в этой стране роль сахибов, раздающих блестящие зеркальца. Эта демонстрация силы опустила наше мнение о себе на нулевую отметку, и началась вторая фаза переговоров, в которой мы были не только слабейшей стороной, но вдобавок и провинившейся. Ничего путного на ум не шло, кроме мысли о том, каково там Петре в командирской секции. Что творится на борту, когда корабль стоит вверх тормашками? А наши запасные камеры на складе? Во мне нарастала злость на Петра Манфреда и Ирку Ламача, взявшего этого иуду в группу. Придётся сматываться. Профкоманда поднимет лапки кверху. В первый раз передача не состоится. Фукуда лишится пятой бляшки. Что с нами сделает Совет и ГИ, лучше не думать. Попробуй докажи им, что Вира III с его народцем мы не высосали из пальца. Всё равно вся вина падёт на нас.

– Как же передача? – робко спросил Ирка Ламач.

– И речи быть не может, – ответил Вир III устами, то есть клювом своего переводчика.

При этих словах «Поросёнок», казалось, дёрнулся, голубой носорог взвыл с упрёком, а Ян, Амос и Коменский, параинтеллигентно усмехаясь, хором повторили:

– Ре-чи быть не мо-жет.

– Может, я и знаю, как выйти из этой ситуации, – вдруг заговорил Пётр Манфред. Тон его удивил нас. Чванство исчезло, появился оттенок неуверенности. Заикаясь, этот желторотик проговорил: – За несколько часов я снискал авторитет и положение при дворе Его Величества. Ни он, ни его люди, называющие себя ямнитами, не ощущают к нам вражды. Грубое вмешательство в местную природу рассердило их, но это всего лишь недоразумение, которое легко устранить. Надо возместить ущерб и вернуть пейзажу его первоначальный вид. Да они и против передачи ничего не имеют. Правда, при одном условии.

– При каком же? – спросил Ирка Ламач.

– Вы убираете Фукуду, а на экране в качестве первооткрывателя инопланетной цивилизации выступаю я.

Размышляя сегодня об этом, я прихожу к выводу, что у Петра Манфреда была, скорее всего, тяжёлая наследственность. Мания величия параноидального типа. Проверить это невозможно, да и не нужно. Следующие эпизоды выглядели настолько комично, что я вспоминаю о них с удовольствием. Чего стоило, например, выражение лица коммодора Фукуды, кавалера четырёх Бриллиантовых Орлов, когда мы с Иркой Ламачем вошли в командирский отсек его «Викинга». Двигатели в тот момент вовсю аккумулировали время, и, если вы хоть немного разбираетесь в космонавтике, можете представить себе, что в определённом смысле корабль находился вне пространственно-временных связей. Его скорость, точнее, параскорость во много раз превышала скорость света, и пилот корабля менее всего мог ожидать неожиданного визита. Именно это мы пытались втолковать Виру III, когда он предложил переправить нас на борт «Викинга», чтобы мы попробовали там договориться с Фукудой.

– Его Величеству непонятно, зачем тррратить время на пустые ррразговоры, – изрекла птица-переводчик, – ррешение давно прринято.

Мы уже поняли, что жители Прааля обладают силами, не укладывающимися в наши физико-технические представления. Окончательно убедил нас фокус с «Поросёнком», который снова принял исходную позицию. Трюк был необыкновенный: на борту перевёрнутого корабля сохранилась гравитация! Даже вода не вылилась из вазочек с цветами, с камерами на складе ничего не случилось, в отсеках я застал тот же идеальный порядок, который оставил, уходя, Но даже самые эффектные штучки с гравитацией не сравнить с посещением космолёта в момент аккумуляции временных двигателей. Тем более что в Праале не существовало космических кораблей. Король предполагал, что мы нанесём визит не в скафандрах, а в рабочих комбинезонах, будто речь шла только о прогулке, а не о фантастическом путешествии в космосе.

Я попытался сделать невозможное: объяснить королю принцип действия временных аккумуляторных двигателей, который и сам не понимаю. Однако король слушать не стал, а совершил какое-то действие, в результате которого мы с Иркой Ламачем оказались в помещении, ведущем в командирский отсек, где находился в данный момент Фукуда. Поистине королевский этикет: не смущать Фукуду неожиданным появлением прямо в кабинете. Вдруг коммодор занимается чем-то недостойным: зевает во весь рот или колупает в носу? Мы торчали у дверей, пока Ирка не опомнился и не постучал. Фукуда машинально произнёс: «Войдите», и вот мы уже смотрим на его перекошенное ужасом лицо. Бедняга коммодор выглядел довольно бледно. Иоширо Фукуда в трусах и в майке сидел за столом, курил дешёвую сигару и читал сказку о фее, жившей в стволе сакуры. Мы, пластивизионщики, надрываемся внизу на планете, а этот пижон устроил себе курорт! С минуту мы таращились друг на друга, потом коммодор побагровел и закричал:

– Вы за это ответите!

После чего герой космоса разразился проклятьями, из которых мы поняли, что он принял нас за «зайцев», тайком пробравшихся на корабль и спрятавшихся в машинном отделении или в костюмерной. Когда Фукуда приутих, Ирка попытался объяснить ему, в чём дело. Буря загремела с новой силой, пока коммодор не осип. С трудом успокоившись, он прошептал:

– Повторите ещё раз!

– На планете Трувия мы вошли в контакт с внеземной цивилизацией. Закон Иоганссона неправилен, шеф.

– Он должен быть правильным. Это же основа основ школьного обучения: космос лишь в малой степени бесконечен, в нём не могут существовать целых две разумных расы! Ведь Иоганссон всё подсчитал!

– Судя по всему, однако, Вселенная довольно-таки бесконечна, – возразил Ирка Ламач.

– Это вы объясняйте Совету и Институту галактических исследований, – язвительно сказал Фукуда, – наживёте кучу неприятностей.

– Знаем, шеф, – с видом мученика ответил Ламач, – но и вы наживёте. Вас ждёт в лучшем случае роль статиста, – и он рассказал всё по порядку.

– Даже мысль такую нельзя допустить! – снова обрёл голос славный покоритель космоса. – Что скажут мои поклонники? У меня есть обязанности перед зрителями! По поручению Института галактических исследований я… заключив договор с Сетью… да вы свихнулись! Ну да, вы просто сошли с ума.

Бросив погасшую сигару на пол, он вскочил с кресла и яростно растоптал её. Мы понимали обуревавшие его чувства: это нашу идею он попирал ногами. И был прав. В его ситуации нельзя отказываться от своих прав только потому, что рабочая подготовительная группа не обеспечила условий для съёмок. Ведь он исполнял свой долг образцово: преодолел шеститысячный рубеж, торжественно сообщил об этом историческом событии человечеству, теперь вот готовится к приземлению на планете – как бишь её… ах, да, Трувия. Какое ему дело до трудностей, которые нарушают нормальную работу выездной группы?