Текст книги "Алиби"

Автор книги: Димитр Пеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Что у них могло быть общего? – задумчиво произнес Марков. – Вообще, большим пробелом нашего следствия является то, что мы все еще не знаем, в какой степени, вместе или порознь, Якимова и Каменов были замешаны в шпионаже.

В свете новых данных дело об убийстве Якимовой побледнело, отодвинулось на задний план. Ковачеву не давала покоя загадка с трамвайными билетами.

– Есть еще одно новое обстоятельство, о котором я не успел вам доложить. В сумке Якимовой были найдены два трамвайных билета.

– Знаю, – прервал его Марков. – Из Бояны. Что нового выяснили в связи с ними?

– Билеты исследовали, и дактилоскопическая экспертиза не смогла найти на них отпечатков пальцев Якимовой.

– А Каменова?

– И Каменова – тоже. Только кондукторши трамвая, которая их продавала, и еще одни, едва различимые.

– Может быть, Якимова в тот вечер была в перчатках?

– Нет, в ее сумке не было перчаток. В шкафу найдена только пара зимних. И ее хозяйка утверждает, что Стефка не носила летом перчаток.

– И что же из этого можно заключить? – спросил Марков,

– Что билеты попали в сумку Якимовой, хотя она и не касалась их.

– Вот спасибо. Очень умно! Как происходят эти таинственные вещи? Не забывай, что время ее смерти установлено именно на основании этих билетов.

– Не только это. Они являются главным доказательством того, что она была в Бояне, – они и таинственный голос, который мне кажется очень заинтересованным и поэтому подозрительным.

– Хорошо, Асен, только мне кажется, что тебе одному будет трудно. Возьми на подмогу Радко. Он сейчас свободен. Пусть проходит у тебя практику. Мне кажется, это надежный и умный паренек. Кроме двух убийств, сейчас тебе придется вплотную заняться господином, то есть, пардон, товарищем Хаджихристовым. Только чур! – Марков прижал палец к губам. – Действуй очень осторожно. Ни в коем случае он не должен заподозрить, что мы им интересуемся. Это важная птица. И не предпринимай против него никаких мер, не посоветовавшись со мной.

Когда полковник Марков предложил ему в помощники младшего лейтенанта Радко Радкова, только дисциплина и уважение, которое он испытывал к старому чекисту, помешали Ковачеву воспротивиться. По его мнению, Радков не подходил для этой ответственной задачи. Он был самым молодым сотрудником в их отделе, пришел в контрразведку сразу после армии, работал не больше полугода и до сих пор выполнял только незначительные третьестепенные задачи. Дейнов за глаза называл его «сосунком». Но Дейнов только себя считал способным разведчиком.

Однако уже первый доклад Радкова заставил подполковника Ковачева переменить свое мнение о нем.

– Когда вы успели собрать все эти сведения? – спросил он своего помощника.

Радков покраснел от похвалы.

– Вы были комсомольском активистом? – спросил неожиданно Радков.

– Нет, а что? – ответил удивленно Ковачев.

– Если бы были, вы бы не удивлялись. Я привык к беготне. Вся моя жизнь с тех пор, как я себя помню, протекала в беготне. Все меня куда-то посылали. То от районного комитета, то от городского. Теперь здесь. И всегда – срочно, быстро!

Радков установил некоторые интересные данные, касающиеся жизни Петра Хаджихристова. В Германии, помимо учения, он усиленно занимался контрабандой табака. Вел разгульный образ жизни, проводил время в кутежах. Но у людей, с которыми был в концлагере, оставил самое лучшее впечатление. Одну из рекомендаций в партию ему дала Донка Михайловска, член партии с нелегального периода. Через несколько месяцев после этого он женился на ней. Но она умерла в 1950 году. Он женился вторично в 1956 году на Стефке Якимовой, только что окончившей институт. Очевидно, они полюбили друг друга за год-два до этого, еще в то время, когда она была его студенткой. По всему было видно, что женщины – главная слабость Хаджихристова. После одной скандальной любовной истории его чуть не исключили из партии, но потом ограничились строгим выговором. Хаджихристов везде повторял и подчеркивал, что он – бывший узник концлагеря.

В последние годы он часто ездил за границу. Не только в Советский Союз и страны народной демократии, но и в капиталистические страны. Два раза был в Западной Германии, ездил в Австрию, в Англию и даже в Канаду – на конгресс геохимиков. В институте поговаривали, что Хаджихристов скоро станет профессором.

– Он вообще мне несимпатичен, – заключил Радков. – Этот человек думает прежде всего о том, как бы ему повыгоднее устроиться. Одним словом – ловкач!

Того же мнения был и Ковачев. Он тоже испытывал определенную неприязнь к Хаджихристову, хотя даже не видел его. Внутренне Ковачев был согласен с Радковым. Но вслух он сказал:

– Бойтесь субъективных оценок. Наши симпатии и антипатии могут принести делу только вред.

– Знаю. Я это сказал так, между прочим. А вы знаете, что Якимова была у него двадцать третьего августа?

– Это было, пожалуй, самое важное из того, что узнал Радков. Он догадался просмотреть в управлении пропуска, выданные в дни, предшествовавшие смерти Якимовой. И обнаружил, что за два дня до убийства, в пятницу, после обеда, она посетила Хаджихристова в управлении. На пропуске было написано «Стефка Андонова», но имя Стефка произвело впечатление на Радкова, и он записал обозначенный там номер паспорта. Оказалось, что это номер паспорта Якимовой, отчество которой – Андонова.

Этот факт подтверждал, что Якимова и Хаджихристов поддерживали связь и после развода. И скрывали от других эту связь.

Ковачев понимал, что он ни в коем случае не должен вызывать на допрос Хаджихристова, особенно если тот является центральной фигурой в этом деле. Вызов в Комитет госбезопасности даст ему понять, что он на подозрении. И все-таки очень хотелось встретиться с ним и допросить его. Что он ответил бы на вопрос о своей связи с Якимовой? И может ли он засвидетельствовать свое алиби?

Полковник выслушал его доклад, не проронив ни слова. Глядя в окно на крышу соседнего дома, он выкурил одну за другой две сигареты. Ковачев тоже молчал. Было ясно – Марков понимал трудность создавшегося положения и искал выход.

После этого, даже не взглянув на своего заместителя, Марков позвонил полковнику Петрову и попросил его взять Хаджихристова под постоянное наблюдение.

Только наблюдение? Но каких результатов можно достичь этим путем? И за какой срок? А ждать нельзя. Каждую минуту в новой радиограмме могут быть переданы врагу ценные, жизненно важные для родины сведения.

– Что ты на меня уставился? – Внезапно рассердился Марков. – Я не факир. И не жди, чтобы я придумал что-нибудь гениальное. Ты сам понимаешь, что, с одной стороны, мы должны его допросить, а с другой – делать этого нельзя.

Ковачев не ответил. Он понимал, что бай Крыстьо сердится не на него, а на самого себя за то, что не может придумать ничего «гениального».

Полковник позвонил еще кому-то и договорился о встрече.

– И ты поедешь со мной! – Марков поднялся и запер сейф. – Поедем поговорим с первым секретарем райкома, где стоит на учете Хаджихристов. Все-таки Хаджихристов – член партии.

Через пять минут они уже были в райкоме. Первый секретарь ждал их в своем кабинете. Он был очень молод для своего поста. Его большие карие глаза смотрели устало, как будто он не высыпался несколько дней подряд.

Марков изложил ему дело в общих чертах, познакомил с фактами, которые заставляют подозревать Хаджихристова.

– Я думаю, что вы пришли ко мне не только для того, чтобы меня информировать? – сказал секретарь, когда Марков кончил. – Чем я могу быть вам полезен на этом этапе следствия?

– Нам нужно допросить Хаджихристова. Но ни в коем случае нельзя вызывать его к нам.

– Понимаю.

Секретарь задумался. Он вертел в руках карандаш и постукивал им по столу.

– Если вы пойдете к нему как работники райкома, – сказал после паузы секретарь, – сможете вы задать ему те вопросы, которые вас интересуют?

– У нас нет другой возможности. Лучше что-то, чем ничего.

– Ну, вот и хорошо. Сейчас я ему позвоню. Кто с ним будет говорить?

Марков посмотрел на Ковачева. Тот кивнул.

– Скажите, что к нему придет Ковачев. Или лучше – Новачев. Да, именно Новачев. Еще с одним товарищем. При разговоре буду присутствовать и я. Хочу заглянуть в глаза этому гражданину.

Точно в условленное время Марков и Ковачев были в управлении «Редкие металлы». Секретарь – пожилая женщина с подчеркнуто деловыми манерами – пошла доложить.

Ковачев был удивлен. Он ожидал увидеть молоденькую, миловидную секретаршу.

Секретарь ввела их в просторный, со вкусом обставленный кабинет. Встретил их Хаджихристов – стройный, высокий, подтянутый мужчина, лет сорока пяти, с чуть заметной проседью и благородной осанкой.

«Наверное, каждое утро играет в теннис, – подумал Ковачев. – У него вид джентльмена»

На красивом лице Хаджихристова блуждала какая-то неопределенная – благосклонная и в то же время надменно презрительная – улыбка. Он сдержанно кивнул, пожал им руки, указал на кожаные кресла и сам сел в одно из них.

– Курить можно? – спросил Ковачев, поднося Хаджихристову открытую пачку «Родоп».

Он хотел сначала хорошенько рассмотреть его, прежде чем начать разговор.

Хаджихристов в свою очередь протянул Ковачеву пачку дорогих сигарет.

– Конечно, прошу вас. Я привык курить с фильтром, – сказал он извиняющимся тоном.

Щелкнул зажигалкой, какой Ковачев до сих пор не видывал, затянулся и выжидающе взглянул на них. Марков тоже закурил и молчаливо наблюдал за происходящим, удобно устроившись в глубоком кожаном кресле.

Хаджихристов тоже рассматривал обоих своих посетителей, подолгу останавливая взгляд на Маркове, каком-то чутьем поняв, что он главный.

Ковачев чувствовал, что перед ним умный, опытный и, по всей вероятности, опасный противник.

«Хорош. С лицом лирического любовника, фигурой спортсмена и руками пианиста. Может ли он ими задушить?»

– Итак, чем я могу быть вам полезен? – спросил, приветливо улыбнувшись, Хаджихристов.

– Мы позволили себе побеспокоить вас в связи со смертью вашей бывшей супруги, – начал Ковачев. – Я имею в виду Стефку Якимову.

«Ты уже похоронил двух жен, поэтому надо уточнить», – подумал язвительно Ковачев.

Лицо Хаджихристова не дрогнуло. Он или не понял многозначительного намека, или не обратил на него внимания. Даже тема предстоящего разговора как будто не смутила его.

«Очевидно, в Германии часто играл в покер. Привык владеть своим лицом».

– Она была членом партии, – продолжал Ковачев, – и ее судьба не может не интересовать районный комитет.

«Что это я перед ним извиняюсь? Но ведь мы же должны ему объяснить, почему занимаемся этим случаем. Да, но не тоном оправдания!»

– Нам необходимо уточнить некоторые моменты последних месяцев ее жизни, – закончил Ковачев и стал ждать ответа.

– Боюсь, что я едва ли смогу быть чем-нибудь вам полезен. Мы развелись четыре года тому назад, и с тех пор я не встречался с ней. Она была сердита на меня. – Хаджихристов снисходительно улыбнулся. – И после того, как я нашел ей квартиру и устроил ее на работу, больше меня не беспокоила. Но если у вас есть какие-нибудь конкретные вопросы, спрашивайте, пожалуйста. Я постараюсь по возможности помочь вам.

Ковачев не ожидал такого оборота. Он был уверен, что Хаджихристов будет подготовлен, и его трудно будет застать врасплох. Но отрицать факты, подтвержденные документально... Это как будто ему не шло.

– Значит, вы последнее время с ней не встречались? – спросил он.

– Да, я же вам сказал. С тех пор, как я устроил ее жизнь – это было в пятьдесят девятом году, – она больше не искала со мной встреч. Да и я не проявлял к ней интереса. В 1960 году я женился на моей теперешней супруге. До меня доходили слухи, что Стефка нашла подходящего человека, за которого собиралась выйти замуж. Так что вы сами понимаете, что нам незачем было встречаться.

«Подходящего человека!» Он все-таки ненавидел ее. Очевидно, потому, что она не стала терпеть разврата, осмелилась развестись с ним. И сейчас он нашел уместным высокомерно намекнуть, что Каменов – «обыкновенный», скромный Каменов – «подходящий» человек для Якимовой.

– К вам приходит много народу, – упорно продолжал Ковачев, хотя и чувствовал, что идет по опасному пути «подсказки». – Может быть, вы забыли?

– Я буду вам безгранично благодарен, если вы мне напомните, – ответил, чуть усмехнувшись. Хаджихристов. – Хотя... у меня каждый день много деловых встреч, это правда, но все-таки я не забыл бы посещения своей бывшей жены. Особенно после того как я не встречался с ней несколько лет.

– Речь идет о встрече десять дней тому назад. Не была ли она у вас в управлении?

– Нет, – твердо ответил Хаджихристов. – Ни десять, ни двадцать дней тому назад. Она вообще не была в управлении.

– Может быть, в последнее время вас не было в Софии?

Хаджихристов какое-то мгновенье смотрел ему в глаза, словно хотел проникнуть в его мысли, понять, почему задан этот вопрос, после чего ответил по-прежнему спокойно, с подчеркнутой самоуверенностью:

– Нет, весь август я был на работе. Начальник управления был в отпуске, и я его замещал. В отпуске в этом году еще не был. Думаю на днях поехать недели на две на Солнечный берег. Больше не могу себе позволить. Начинается учебный год.

– Значит, вы категорически утверждаете, что не встречались с Якимовой в августе месяце?

– Ну, конечно. Почему это вас удивляет?

– Потому что мы располагаем точными данными о том, что она была у вас в управлении.

– Мне очень жаль.

Хаджихристов загасил сигарету, потом облокотился на кресло и повторил:

– Мне очень жаль, но ваши данные не точны. Вы со мной разговариваете так, как будто не верите мне.

– Нет, что вы. Прошу вас, поймите меня правильно. Налицо противоречие между вашими словами и этим пропуском. – Ковачев подал ему корешки пропусков. – И я вас прошу объяснить нам это несоответствие.

Хаджихристов взял корешки, внимательно прочел пропуск, перелистал несколько страничек вперед и назад, потом опять внимательно посмотрел на пропуск. На его лице не дрогнул ни один мускул. Глаза не изменили спокойного самоуверенного выражения.

– Действительно, странно. И все-таки Стефка у меня не была. Вы уверены, что этот пропуск выписан для нее? Здесь написано Андонова, а ее фамилия Якимова.

– Да, но по отчеству она Андонова, – ответил Ковачев. – Сомнений быть не может. Номер паспорта совпадает.

– Ну, раз так, значит, она все-таки приходила в управление. Но со мной она не встречалась.

– Но пропуск выдан к вам. Может быть, вас тогда не было в управлении, и она не могла встретиться с вами?

– Нет, это исключено. В бюро пропусков, прежде, чем выписать пропуск, проверяют по телефону.

«Хитер, не попался», – подумал Ковачев. Он сам проверил и знал, что существует именно такой порядок выдачи пропусков, как говорил Хаджихристов, и порядок этот строго соблюдается.

– Тогда... Как вы можете объяснить выдачу пропуска?

– Об этом вам лучше спросить в бюро пропусков, где их выписывают. Вы же видите, что это копия. Проверьте оригинал, на котором должна стоять моя подпись, и вы убедитесь, что Стефка не была у меня.

Ковачев почувствовал на себе взгляд Маркова. Почему он не проверил оригинал? Он совсем не предполагал, что Хаджихристов начнет отрицать тот факт, что Якимова была у него.

Хаджихристов почувствовал его смущение и сказал с едва заметной ноткой наставничества:

– Я предполагаю, что Стефка решила меня посетить, хотя и не знаю, зачем. Может быть, хотела попросить о чем-то. В бюро пропусков позвонили моему секретарю и выдали пропуск. Как развивались дальнейшие события, я вам не могу сказать. Но у меня она не была. – И, помолчав, добавил: – У вас есть ко мне еще вопросы?

Самоуверенность и подчеркнутое спокойствие этого человека действовали на нервы. Ковачев чувствовал себя побежденным, и ему было стыдно перед полковником Марковым. Не лучше ли закончить разговор? Но у него, действительно, был еще один вопрос. Деликатный, опасный и как будто безнадежный. И все-таки он спросил:

– После того, как мы выяснили, что Якимова с вами не встречалась, я бы хотел задать вам еще один вопрос. Расскажите, как вы провели время вечером двадцать пятого августа, в позапрошлое воскресенье, с восьми часов вечера до полуночи?

На этот раз Хаджихристов ответил не так быстро и не с такой готовностью. И его самодовольная, надменная улыбка словно растаяла.

– И этот вопрос имеет отношение к смерти моей бывшей супруги?

– Я прошу вас ответить независимо от того, имеет он отношение или не имеет, – твердо произнес Ковачев.

– В позапрошлое воскресенье... Дайте вспомнить. Я был целый день на своей вилле... Кончал работу над статьей. Я был один. Жена еще не вернулась с моря. К вечеру, после семи часов, я выехал на машине прогуляться. У меня есть такая привычка после усиленной научной работы выезжать на машине, чтобы подышать свежим воздухом. Я доехал до Нови-Хана и повернул в город. Поужинал в «Берлине» и вернулся домой.

– В котором часу?

– Очевидно, было около одиннадцати. Вы же знаете, какое обслуживание в наших ресторанах. Пока подадут, пока человек выкурит после ужина несколько сигарет с кофе...

Не встретили ли вы какого-нибудь знакомого в ресторане? Вы были один? – продолжал упорно расспрашивать Ковачев.

– Не помню. За столиком я сидел один. – Хаджихристов закурил новую сигарету.

– Что, товарищи, я должен доказывать алиби?

Да, вопросы Ковачева действительно звучат по-следовательски. Но как же иначе его расспросить? Как бы завуалированно ни был подан вопрос, он все равно догадается. Так даже все выглядит более непосредственно, «по-партийному».

– Почему алиби, – сказал самым безразличным тоном Ковачев. – Я только хотел бы узнать, не встретились ли вам случайно в ресторане какие-нибудь знакомые, которые могли бы подтвердить, что вы были там в это время.

– Гм... Я не думал, что в этом будет необходимость. Иначе я бы побеспокоился... В ресторане можно было бы найти каких-то знакомых. Я бы заговорил с ними... Но вам не кажется, что вы должны объяснить мне кое-что?

– Что, например?

– Почему мне необходимо алиби на тот вечер, когда умерла Стефка. Ее родители прислали некролог. Если бы я знал заранее, то поехал бы на ее похороны в Пазарджик. Там написано: «Погибла при трагических обстоятельствах». Я надеюсь, что вы меня ни в чем не подозреваете?

– Мы должны выяснить все, что связано с ее смертью. Якимова, действительно, погибла при трагических обстоятельствах. И так как она посетила вас за два дня до...

– Я уже вам сказал – меня она не посещала. Только получила пропуск.

– Да. Да. Вот видите, чтобы выяснить это, нам необходимо было встретиться. Иначе мы бы остались с впечатлением, что она была у вас. И хорошо было бы, если бы вы представили нам убедительные доказательства того, как вы провели время с девятнадцати до двадцати четырех часов в воскресенье двадцать пятого августа.

– Понимаю. Я подумаю.

При прощании на лице Хаджихристова опять разлилась любезная улыбка. Он держался так, словно они вели интересный для обеих сторон разговор.

В машине полковник Марков не проронил ни слова. Он уселся на сиденье рядом с шофером и сердито наклонил голову. Молчал и Ковачев. И только когда они приехали в министерство, Ковачев спросил:

– Вы недовольны?

– А чем я должен быть доволен? Чего мы достигли этим разговором? Абсолютно ничего. Сейчас он знает абсолютно все, что нам о нем известно, а мы ушли не солоно хлебавши.

– Я с вами не согласен, – возразил Ковачев. – Неверно, что допрос нам ничего не дал. Я понял, что у него нет алиби.

– Алиби, алиби... Чего ты привязался к этому слову? Оно ему совсем не нужно. Пока мы не в состоянии предъявить ему обвинение на основании солидных, неопровержимых фактов, он совсем не должен устанавливать свое алиби.

– А какое странное противоречие между выданным пропуском и его утверждением, что Якимова не была у него! Мне даже в голову не приходило, что он будет отрицать свою встречу с ней.

– Ты лучше не напоминай мне об этом пропуске. И вместо того, чтобы терять время, поезжай в управление и выясни этот вопрос с пропуском. Этот пропуск, дорогой мой Асен, – пропуск в твоей работе. И не единственный. В разговоре ты допустил еще одну ошибку. Но она оказалась счастливой.

Какая ошибка? Что имел в виду полковник?

– Вижу, что ты не догадываешься. Это показывает, что она бессознательная. Хорошо хоть, что и Хаджихристов попался на твою ошибку. Жалко, что ты не сделал этого специально. Я бы тебя похвалил.

– Я не понимаю вас, товарищ полковник, – сказал смущенно Ковачев.

– В том-то и беда. Подумай. Ты спросил его не о целом дне, когда была убита Якимова, а только о времени после ухода Скитального и до возвращения Каменова к себе домой – с девятнадцати часов до полуночи. Почему ты спросил только об этом времени? Потому что подозреваешь его в убийстве. Это было твоей ошибкой. А его ошибка состояла в том, что он попался. Откуда он знает, что Якимова была убита именно в это время? Он же сказал: «Почему мне необходимо алиби на тот вечер, когда умерла Стефка». Именно на вечер! Он получил некролог и из него узнал о ее смерти. А в некрологе не пишется, в котором часу она умерла... Сейчас тебе понятно?

Ковачев ушел из кабинета полковника посрамленным. Давно он не переживал таких неприятных минут. Сглупить, как новичок. И даже не заметить этого. Хуже. Не понять ошибки противника. Проморгать такую важную улику.

А такая ли уж она важная? Хаджихристов мог заинтересоваться и узнать подробности смерти Якимовой. Достаточно было позвонить Доневу, чтобы узнать обо всем. Это совсем естественно. Все-таки надо проверить, говорил ли он с Доневыми. А может быть, узнал подробности еще откуда-нибудь?

Поиски оригинала пропуска оказались трудной и кропотливой работой.

Вахтер накалывал пропуска уходящих посетителей на длинную иглу. Каждый вечер он снимал «дневную продукцию» и складывал в коробку из-под радиоприемника. По мере того как коробка наполнялась – раз в несколько месяцев, – он сжигал все и снова начинал собирать. Хорошо, что пропуска, выданные за последнее время, он сжечь не успел.

Ковачев с Радковым устроились в чердачной комнатке и занялись неблагодарной задачей – просмотром тысяч листков. Вахтер писал восьмерку крупно и четко, и они смогли быстро отделить пропуска, выданные в августе. Во время работы к ним зашел секретарь партбюро управления, по распоряжению которого они смогли получить коробку с пропусками.

– Вы скоро кончите, товарищи?

– Они вам нужны? – спросил Ковачев.

– Мне нет, но сейчас позвонил заместитель начальника управления товарищ Хаджихристов, он спрашивал вахтера о каком-то старом пропуске, и тот ему сказал, что они у меня.

– А вы что ему ответили?

– Пробормотал что-то... Сказал, что хочу проверить, добросовестно ли выполняет вахтер свои обязанности.

– Понятно. Как только кончим, сразу же отдадим вам. Пусть немного подождет.

Секретарь ушел.

Смотри ты! Что это: чрезмерная наивность или хитрость с дальним прицелом?

Ковачев задумался.

В первый раз эта мысль пришла ему в голову тогда, когда Хаджихристов сказал, что позаботился бы об алиби, если бы знал, что оно понадобится. С одной стороны, подозреваемый не станет говорить так о своем алиби. Эти слова скорее подходили невинному человеку. С другой стороны, Хаджихристов, который все это отлично понимает, конечно, будет вести себя, как невинный. А что если он действительно невиновен?

Теперь, с пропусками, – то же. Как бы поступил человек с чистой совестью? Сразу постарался бы найти оригинал. Если же он сам его уничтожил, ему нечего его искать. Следовательно, Хаджихристов – умный, проницательный – должен его искать. Иначе он себя выдаст. Он понимает: раз они задали ему этот вопрос, они постараются проверить, есть ли подпись на оригинале пропуска. Поэтому хочет доказать, что и он «докапывается до истины».

Кто же все-таки Хаджихристов? Человек с совершенно чистой совестью, которому нечего бояться и который стремится выяснить истину, или преступник, разыгрывающий эту роль?

– Товарищ подполковник, – прервал его размышления Радков, – пропуска, выданного на имя Стефки Андоновой, нет. Я подобрал пропуска за двадцать третье августа по номерам. Вот, до тридцать седьмого и дальше, с тридцать девятого до конца, – Все налицо. А как раз тридцать восьмого нет. Это номер пропуска, выданного на имя Стефки Андоновой.

– Может быть, мы пропустили. Давайте проверим еще раз...

Полковник Марков углубился в изучение материалов следствия.

Возможно ли, чтобы Хаджихристов был завербован иностранной разведкой?

Сведения, которыми они располагали, показывали, что он еще со школьной скамьи стремился к спокойной, беззаботной жизни и политикой не занимался. И пока комсомольцы и легионеры из числа его одноклассников дрались друг с другом, он гулял с хорошенькими ученицами и просиживал в кафе. Таким же он был и в свои студенческие годы в Германии. Единственный новый штрих – активная торговля контрабандными сигаретами. Он не очень утруждал себя учебой.

Перелом в жизни Хаджихристова совпал с переломом у него на родине. Но не было ли его решение вернуться в Болгарию первым большим камуфляжем?

Возможно, гитлеровская полиция поймала его на контрабанде и под угрозой тюрьмы завербовала в разведку.

Вполне вероятно также, что англичане, после того как освободили Хаджихристова из гитлеровского концлагеря, принудили его работать на них. Они люди дальновидные и поняли, что этот молодой специалист будет им куда полезнее, если вернется на свою социалистическую родину как мученик гитлеризма и член Международного союза узников концлагерей.

Не исключено, что в то время они только собрали изобличающие его материалы, а завербован он был позднее, в Болгарии или во время одной из своих поездок на Запад.

Все это так увязывалось с содержанием перехваченной радиограммы! Сведения, несомненно, были получены из управления «Редкие металлы». И располагать ими, тем более сразу после их получения, мог только ответственный руководящий работник.

Полковник Марков был почти убежден, что Хаджихристов замешан в шпионаже. Может быть, он не Кардам, но связан с ним. Что касается убийств, то Марков никак не мог себе представить, что человек, подобный Хаджихристову, способен в течение одной недели хладнокровно ликвидировать двоих. Нет, у него не выдержали бы нервы. Всю жизнь он старался устроиться поудобнее, со всеми быть в хороших отношениях, избегать скандалов и неприятностей. И вдруг отважиться на такое!

И все-таки Хаджихристов, очевидно, косвенно замешан в удушении Якимовой. Неужели это случайность, что бывшая жена посетила его за два дня до своей смерти? конечно, нет. Они поддерживали тайную связь, пока не возникла необходимость убрать Якимову. Может быть, это сделано не самим Хаджихристовым. Может быть, даже против его воли. Каким-нибудь криминальным типом, который выполняет у них «грязную работу».

А Каменов? Почему передатчик оказался у него? От кого он скрывался? От милиции или от своих сообщников? Знал убийца, что передатчик в кухне? Очевидно, нет. Иначе забрал бы его с собой.

Позвонил первый секретарь райкома и сообщил, что ему только что звонил Хаджихристов и просил немедленно принять его. Договорились, что поговорит с ним Марков. Через пять минут Марков был в райкоме. Секретарь нашел какое-то дело в городе и освободил Маркову кабинет, чтобы тот спокойно мог допросить Хаджихристова.

Что означал этот внезапный визит? Хаджихристов, очевидно, хочет сделать какое-то признание.

Нет, едва ли. Скорее какая-то новая хитрость, хорошо обдуманный ход с дальним прицелом.

Секретарша ввела Хаджихристова и, не сказав ни слова, вышла, плотно затворив за собой дверь.

Увидев Маркова, сидящего на месте первого секретаря, Хаджихристов, видимо, смутился. Он попросил разрешения закурить, помолчал некоторое время. Он выглядел расстроенным и поблекшим. От его надменности не осталось и следа.

Полковник Марков сосредоточенно наблюдал за ним, ни о чем не спрашивая. Очевидно, Хаджихристов усиленно размышлял после их разговора в управлении и в конце концов пришел к выводу, что будет лучше, лучше для него самого, признаться. Но в чем? Неужели он сейчас расскажет, как был обманут и завербован иностранной разведкой?

– Надеюсь, – произнес, наконец, Хаджихристов, – что вы нашли пропуск и убедились, что Стефка не приходила ко мне?

Значит, он уже знает, что они проверяли пропуска. Впрочем, здесь нет ничего странного. Ведь он же заместитель начальника. Кто-нибудь мог ему сказать. Может быть, у него даже спрашивали разрешения на это...

Полковник Марков ничего не ответил. Пусть посидит, подождет, молчание подействует ему на нервы. Не может же такого быть, чтобы он пришел сюда только для того, чтобы проверить, нашли ли они пропуск. Конечно, нет. Тогда чего он крутит, почему не решается начать?

– Вы извините, что я спросил вас об этом, – продолжил после короткого молчания Хаджихристов. – Я пришел по другому поводу. Не знаю, могу ли я попросить вас об одном одолжении, которое, думаю, не будет в противоречии с вашими партийными обязанностями?

– Послушаем.

– Прошу вас, обещайте мне, что то, что я сейчас скажу, останется между нами.

– К чему эти предисловия? Вы находитесь в районном комитете. Мы не занимаемся сплетнями. Но я не могу обещать вам, что скрою вашу тайну, если она идет вразрез с вашим членством в партии. Раз вы не решили, говорить вам или нет, зачем же вы тогда пришли?

Полковник был разочарован. Нет, это не «большое признание»! Это какая-то мелочь. Иначе он бы не требовал обещания сохранить его тайну.

Хаджихристов как будто колебался. Глотал слюну, хрустел пальцами. Его левый глаз подергивался нервным тиком. Его сигарета нетронутой дымила в пепельнице.

– Я должен вам сказать... Да, от партии ничего нельзя скрывать. Только правда... Я ошибся, когда скрыл от вас истину... В воскресенье я не катался на машине и не ужинал в ресторане «Берлин». Я был с одной женщиной. Она замужем. Да и я женат. В третий раз. Вы меня понимаете.

– Да, понимаю.

– Муж этой женщины – офицер. В тот день он был в командировке. А он очень ревнивый. Если узнает, может...

– Вы боитесь нового скандала?..

– Он едва ли удовлетворится скандалом. Я боюсь, что он может застрелить ее.

Хаджихристов смущенно заморгал. И словно внезапно состарился.

– Да и меня...

– И вы боитесь, что мы ему скажем? В этом отношении можете быть спокойны. Я обещаю вам, что муж не узнает от нас об измене своей жены.

Когда Хаджихристов ушел, Марков встал и широко распахнул окно. История была самой банальной. В жизни этого надушенного стареющего красавца, наверное, было немало подобных случаев.

После того как полковник выслушал эту грязненькую историю, у него неожиданно возникла уверенность, что Хаджихристов не убийца и в шпионаже не может играть главную роль.