Текст книги "Чужая шкура"

Автор книги: Дидье ван Ковелер (Ковеларт)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– А потеплее сделать нельзя?

Я повернул на максимум колесико конвектора, включил в ванной обогреватель и прикрыл дверь, чтобы он не мешал нам своим шумом. Когда я вернулся в комнату, она снимала свитер. Грудь так и рвется наружу из черного кружевного лифчика. Я быстро скидываю плащ и спортивный джемпер, она тем временем стягивает через голову искрящий свитер.

– Не прикасайся ко мне, я отличный проводник.

Дотронувшись до трусов, она просит меня потушить свет. Студию освещает только красный огонек в низу радиатора. Трусики скользят по ее ногам, как в театре теней, отражаясь в окне напротив, где несет вахту мой кот.

– Тебе кровать или кресло-качалку? – спрашивает она.

Я сажусь на кровать. Кресло досталось ей.

* * *

Мы идем держась за руки по улице Лепик, словно парим в воздухе. Наши ласки на расстоянии завершились безумным хохотом, когда сверху раздались оглушительные звуки взрывов – соседи решили посмотреть передачу о бомбардировках Берлина по телеканалу «Арт». Устав слушать сообщения о количестве погибших и свидетельства уцелевших, мы оделись и вышли на свежий воздух, но то, как ее нагое тело сотрясалось от смеха, воспламенило меня сильнее, чем ее эротические позы и стоны в потемках. Наш побег, наше дезертирство по обоюдному желанию, сблизили нас больше, чем наше наслаждение дуэтом, прерванное атакой союзных войск. Словно мы уже насытились любовью, достигли самых острых ощущений да еще и страху натерпелись. На углу переулка, уводящего по склону холма к улице Коленкур, она потягивается, озирает панораму цинковых крыш в лунном свете и вздыхает.

– До чего же прекрасна наша планета! – (Можно подумать, ей есть, с чем сравнивать.)

Привстав на цыпочки, шепчет мне на ухо:

– Я счастлива.

– Спасибо.

Мой голос звучит немного грустно. За всю жизнь, до романа с Доминик и в перерывах я познал десятка два женщин, но смеяться раньше не приходилось.

– А скажи, что ты прочла тогда на моей руке?

Это вырвалось само собой. Из гордыни, суеверия и трусости я всегда пропускал страницы с гороскопом и смеялся над гадалками.

– По правде говоря, не знаю. Я ничего не поняла.

– Неужели все так плохо?

– Нет, у тебя будет долгая жизнь. Даже несколько жизней. Но времени у тебя в обрез.

«Жук» так и стоит у остановки, под варварски обстриженным каштаном. Я перевариваю ее последние слова, а Карин добавляет, вроде бы без всякой связи, но для меня она вполне очевидна:

– Ты ходил в издательство?

Хотел было я увильнуть, но потом подумал, что она все равно будет возвращаться к этому вопросу при каждой встрече. Лучше совру, что послал роман в двадцать издательств, тогда я смогу еще месяцев девять-десять принимать отказы один за другим. Она слушает меня, хмуря брови.

– А в «Грассе» ты его послал?

– Нет. А зачем?

Не ответив, она собирает в охапку штрафные квитанции, от которых топорщится правый дворник.

– Коллекцию собираешь?

Я киваю, чтобы не развивать эту тему. Она наклоняется, бросает эту мокрую кипу в сточный желоб, и забирается в машину. Захлопнув за ней дверцу, я сажусь за руль.

– Ты всегда оставляешь ключи в замке зажигания?

– Всегда. Иначе я их теряю.

– Я тебя люблю!

Удерживаюсь от банального «и я тебя», жду, когда подвернется более подходящий момент: что же ее подтолкнуло к столь благоприятному для меня выводу? Она опускает козырек, достает косметичку. И говорит:

– Отвезешь меня в Алль?

– Почему в Алль?

– Ты должен меня накормить. Блинами не наешься.

Я не спорю. Сам-то, между прочим, тоже помираю с голоду. Не помню, обедал ли я? Помню лишь ее тело и мое неудовлетворенное желание, которое вновь охватывает меня, стоит ей заговорить. Когда я отпустил тормоз, она положила руку на мой член.

– Ничего, что я такая садистка?

– Протри стекло, – говорю я, протягивая тряпку, лишь бы занять ей руки.

Послушалась. Тщательно протирает зеркальце на своем щитке, пока я трогаюсь, почти ничего не видя.

– Люблю тебя, – шепнул я. Вот момент и подвернулся.

– Знаешь, почему в Алль? – вдруг спрашивает она, подводя глаза карандашом. – Этим летом я отмечала там окончание школы. В «Свиной ножке». Тридцать шесть устриц и первая в жизни пьянка, я вообще-то не пью. Хочешь, мы с тобой устроим вторую?

– Что вторую?

– Пьянку.

– Поглядим.

– Если нас остановят, у меня есть мятные пастилки. Возьмешь две, пожуешь, и можно дуть в трубочку – результат будет отрицательным.

– Все-то у тебя предусмотрено!

– Все, кроме самого важного. В другой раз притащу все, что нужно для любви.

Мы молчим. Наши пальцы, сплетенные на рычаге переключения скоростей, все скажут за нас. Проскочили улицу Бланш, пересекли площадь Оперы в направлении Биржи. На улице Лувра она советует мне ехать через туннель Алль, чтобы поставить машину на стоянке Сент-Эсташ. И тут раздается свисток. Универсал «Невада» с мигалкой. Я останавливаюсь, глушу мотор, делаю исключительно любезное лицо. У меня нет ни удостоверения личности, ни прав, ни страховки.

– Спокойно, – шепчет Карин, запихнув мне в рот конфету.

Не успеваю напомнить ей, что сегодня не пил и даже не ел. Чья-то рука открывает дверь, обычная проверка, будьте добры выйти и предъявить документы на машину. Разжевываю пастилку с независимым видом и выбираюсь наружу.

– Вам что же, ремень безопасности не нужен?

– Я бельгийка, – отвечает Карин.

Полицейские смотрят на нее сурово. Если она так пыталась разрядить обстановку, этот номер не прошел. Я достаю из кармана плаща пластиковый бумажник, где с изумлением, которое можно было изобразить куда убедительнее, не нахожу никаких документов.

– Ну да, я же доставал их, когда надо было снять копии для страховой компании… Там было полно народу, и…

– Документы на машину, – прерывает меня главный.

Перегнувшись через Карин, я послал ей взгляд, полный отчаяния, и вынул из бардачка свидетельство о регистрации.

– Вы Поль Гуйар?

– Нет-нет! Это тот, кто продал мне машину. – Я с таким праведным негодованием встал на защиту своего имени, словно его можно было найти хоть в одной базе. – Вы же видите, там все перечеркнуто.

– А вы не знали, что нужно получить новое свидетельство?

– Знал, конечно… просто был очень занят.

– От вас пахнет ментолом. – Страж подозрительно принюхался и протянул мне алкотестер: – Дыхните сюда.

– Он отказывается! – заявляет Карин.

– Я не отказываюсь! – возражаю я.

– Ваше право, – отвечает самый молодой. – Но вам придется проехать с нами в участок и сдать анализ крови.

– Вы из Второго управления? – поинтересовалась Карин. Полицейский кивнул, несколько удивленный тем, что слава его подразделения достигла Бельгии.

– Тогда ладно, – решила она. – Везите.

Они усадили нас в универсал, а младший вызвал эвакуатор за «Фольксвагеном», оставленным на разделительной линии.

– Все уладится, – тихонько утешает Карин, видя, как я расстроился. Полицейские садятся с двух сторон от нас и прижимают нас друг к другу.

Тот, что напирает на меня слева, воспользовавшись пробкой, записывает в блокнот мои данные, при каждом вопросе толкая меня в бок.

– Фамилия?

– Глен.

– Имя?

– Ришар.

– Дата и место рождения?

Вот с этим сложнее. Карин явно удивлена моим молчанием.

– Дата и место рождения? – Новый толчок в бок.

– Первое февраля пятьдесят седьмого, – говорю я, в конце концов, не вижу необходимости что-то здесь выдумывать.

– Место рождения?

– Сен-Жан, Морбиан.

– Номер департамента?

– Не помню.

– Пятьдесят шестой, – подсказывает шофер.

– Вы не знаете номера своего департамента?

– Я живу в Париже.

– Фамилия отца?

– Неизвестен.

– Матери?

– Idem.

– Ибн? Арабская, что ли?

– Латинская.

– Ее имя?

– Кончай, это он по латыни, значит, мать тоже неизвестна, – хмыкнул шофер.

– Ладно-ладно! Когда я тебя на дзюдо сделал, я над тобой не издевался! Профессия?

– Пианист.

– Писатель, – поправила Карин. – Ибн пианист.

Спины тех, кто сидит впереди, уже трясутся.

– Скоро вам будет не до смеха, – пригрозил дзюдоист. – Так пианист или писатель?

– И то, и другое.

– Место жительства?

Я назвал адрес на улице Лепик, как будто подписал себе смертный приговор, – с отчаянной храбростью и надеждой на чудо.

– Теперь вы! – переключился он на Карин. – Фамилия, имя?

– Я не знала, что ты сирота.

– Так уж вышло… Отец меня не признал, а мать не успела зарегистрировать: она умерла при родах.

– Значит, это бабушка тебя…

– Имя и фамилия, я спрашиваю!

Сохраняя полнейшее спокойствие, она отвечает:

– Спросите лучше у комиссара Жулля. Давайте, звоните ему! Скажите ему, что я Карин Денель, а там посмотрим.

Я в изумлении смотрю на нее. Полицейский на переднем сиденье отправил сообщение. По получении ответа в машине воцарилась напряженная тишина до самого приезда в участок. Высаживают нас гораздо вежливее, чем усаживали, открывают перед нами двери участка, уступают дорогу. Низенький толстячок в водолазке спешит нам навстречу, протягивает руку и жизнерадостно улыбается:

– Добрый вечер, дорогая мадемуазель, рад нашей встрече! Итак, кого вы нам привезли сегодня?

– Это Ришар Глен, – представляет меня Карин с оттенком торжественности.

– A-а, его не знаю, – не глядя на меня, он сует мне вялую ладошку.

Я отвечаю «добрый вечер, комиссар» с невозмутимостью добропорядочного гражданина.

– Пока еще «капитан», – сетует он, обращаясь к Карин. – Подумать только! Мы просим кредитов, а нам дают чины. Он кто, тоже писатель? И чем он нас порадовал?

– «Принцессой песков», – объявляет она гордо.

– Всего не перечитаешь, – извиняется капитан. – Что же с этим господином стряслось?

– Да ничего, ничего, – поспешно говорит Карин, опережая дзюдоиста, который уже приготовился зачитывать список правонарушений.

– Слава Богу, – вздыхает капитан. – Вы меня напугали. Райончик у нас тот еще… Ну, что такое, Бессоно? Вы же видите, мы беседуем.

– Прошу прощения, капитан, – наседает тот со своим списком: не пристегнутый ремень, отсутствие страховки, свидетельство на имя предыдущего владельца, просроченный техосмотр и отказ пройти тест на алкоголь.

– Ладно! – отмахивается капитан. И уже нам: – Вы посидите пока, я все улажу.

Указав на скамью, он холодно предлагает своему подчиненному пройти за ним в кабинет. Когда дверь за ними закрывается, я в упор смотрю на Карин, которая скромно сидит посередине скамейки, скрестив ноги и разглядывая свои ноготочки.

– Сейчас объяснишь или оставишь на потом?

– И объяснять нечего, – отмахнулась она, пожалуй чересчур беззаботно. – Он классный дядька, вот и все. Мы немного знакомы…

– И кого же ты в прошлый раз к нему привела?

– Бернара Анри Леви.

– Леви?!

– Я как раз про него и писала дипломную работу: о различных видах авторского «я» в его творчестве. Получила девяносто баллов из ста и в благодарность послала ему свой диплом на адрес издательства «Грассе». В декабре я была в Париже, он пригласил меня пообедать. И оказался вовсе не таким, как про него говорят. Никакого гонора. Наверняка он частенько заходит в «Свиную ножку», там бы я вас и познакомила… Уверена, он мог бы дать тебе хороший совет.

Пытаюсь казаться спокойным. Бернар-Анри Леви. Торгует в розницу своим гуманитарным «эго». Помешан на своей прическе и сигнализирует цветом рубашки о своем настроении.

– Не любишь его? – Карин глядит с таким волнением и грустью, что я еще больше ненавижу его.

Я задыхаюсь от возмущения: куда там, он же у нас философ, недремлющее око, совесть нашего времени!

– Он такой славный.

Еще бы не славный. Недавно, этой зимой я его, славного, на трех колонках раздраконил. Было время, я и книги Леви читал, но после выхода «Шарля Бодлера» в восемьдесят восьмом году стал критиковать его имидж, а не текст. Вот и в последней статье вставил неплохую шпильку: мол, Бернар каждый день смотрит себя в программе «Гиньоль» [43]43
  Сатирическая телепередача, французский аналог российской программы «Куклы».


[Закрыть]по «Канал Плюс», изучая влияние своей куклы на собственный стиль. Гордиться тут нечем, но слишком уж легко и приятно размазывать его по стенке; впрочем, он всегда умно и тонко отвечает мне в своей рубрике журнала «Пуан», и я рад хотя бы тому, что потрудился не зря.

– А почему ты выбрала именно его?

– Ну, его все так поносят… И я вдруг поняла, что никто не читал его романы, во всяком случае, у нас, в Брюгге. Знают только имя, лицо и всякие сплетни о нем. Ты не представляешь, как ему это неприятно. Почитай его «Комедию», там очень здорово сказано об этом: что он, мол, злейший враг своих романов, что он их заслоняет собой, что его имидж хуже любого цензора. Но ему твердят, что жить напоказ необходимо, иначе он быстро выйдет в тираж.

– И что же, он проехал на красный свет?

– Нет, в него тортом запустили в ресторане. Ноэль Годен [44]44
  Лидер движения «Международные пирожные бригады», целью которой является метание тортов в известных людей.


[Закрыть], тот самый, что преследует его и каждый раз норовит заехать тортом с кремом. Бельгиец к тому же, стыд и срам! Я настояла, чтобы он подал жалобу. Поначалу он не очень-то хотел, зато потом не пожалел. Подписал тут кучу своих книжек, я сама за ними смоталась во «Фнак», пока с него снимали показания. И они все подписали петицию против гражданской войны в Алжире.

Двое полицейских протащили мимо нас наркомана в наручниках, видно, посадят в камеру.

– Может, мы с ним встретимся, посидим втроем?

– Спасибо, не надо.

– Предпочитаешь встретиться с ним сам?

Из кабинета вышел капитан, сел между нами на скамейку и протянул мне свидетельство о регистрации:

– Вот. Вам надо получить новое, уже с ним забрать вашу машину со штрафстоянки Сент-Эсташ, оттуда прямиком к механику, чтобы привел ее в порядок перед техосмотром. И не забудьте про страховку. Осталась одна проблема – анализ крови…

Пока в лаборатории мою кровь проверяли на содержание алкоголя, капитан поинтересовался, о чем моя книга. Карин ее пересказала так бережно и точно, что у меня защемило сердце. Это настоящая история любви, говорит она, и каждая женщина узнает себя в главной героине. Капитан уточняет, что его жену зовут Мишель. Отвечаю, что книги давно нет в продаже.

– Отрицательный! – крикнул кто-то в белом халате из-за двери.

Капитан вскочил и пылко пожал мою руку:

– Браво! Спасибо вам. И просто для проформы подпишите протокол, очень уж хочется заполучить ваш автограф.

* * *

Мы молча покинули участок, зашли в кафе. Она заказала два пива, угостила меня сигаретой. Официант обслужил нас и ушел. Кассовым чеком она смела крошки к центру столика. Выдержав паузу, я отложил незажженную сигарету в сторону и со смиренным выражением лица спросил:

– Так я могу ему написать и сослаться на тебя?

Как она просияла! Тут же дала мне адрес издательства «Грассе». Придется теперь написать этому любителю тортов из «Свиной ножки» письмо от обиженного на судьбу неудачника, самым примитивным языком, чтобы отбить у него всякую охоту знакомиться со мной и заодно подорвать доверие к Карин. Я так противен самому себе, что убираю ноги под стул, избегая ласкового прикосновения ее ноги. Если мне приходится идти на такие мерзости, чтобы сохранить мою тайну, не лучше ли прямо сейчас во всем признаться? Она заметила, что мне не по себе, и, продолжая улыбаться, выложила на стол телефон в режиме ожидания. Тем самым дает мне понять, что если я хочу, мы можем расстаться на сегодняшний вечер, она не обидится, встретимся в другой раз, при более приятных обстоятельствах. Ее деликатность растрогала меня до слез. Я зову официанта, прошу у него меню, вспоминаю, что при мне уже нет наличных: выплатил на месте штраф за не пристегнутый ремень и отсутствие страховки. Звонит телефон. Девушка за соседним столиком, вытирая с пальцев крабовый соус, спрашивает Карин:

– Это ваш или мой?

– Ваш. Мой не звонит, а вибрирует.

Я делаю вид, что мне надо в туалет, а сам потихоньку выскальзываю на улицу через боковую дверь. Банкомат на стене соседнего банка. Таясь от посторонних взглядов, достаю кредитку из пакетика от салфеток и вставляю в щель. Машина проглатывает ее и запрашивает мой код. А в голове – шаром покати. Вспомнить четыре цифры не могу, хоть убей. Такое со мной впервые. Перебираю в памяти разные цифровые комбинации – нет, все не то. Помню, начинается с единицы, но каждый раз, когда пытаюсь набрать не раздумывая, получается дата моего рождения.

За мной уже стоит семейная пара, за ними – два парня, все ждут, когда я наконец освобожу им место. Я покрываюсь холодным потом. Лихорадочно ищу все новые и новые комбинации, некоторые из них мне смутно что-то напоминают, внезапно одна кажется мне похожей. Набираю…

КОД НЕВЕРЕН. ВТОРАЯ ПОПЫТКА

За моей спиной настойчиво покашливают. В голове у меня мелькают цифры, все быстрее и быстрее. Надо успокоиться.

– Извините, мсье… Мы очень спешим, в кино опаздываем…

Бесполезно насиловать память, которая молчит; надо прекратить эти бессмысленные попытки и сосредоточиться на чем-то другом, тогда код всплывет сам собой, автоматически… Грудь Карин… Ее язык облизывает палец, рука опускается вниз, поскрипывает кресло-качалка…

– Чего он там, кретин, возится?

Пара ушла, парни недовольны, а все мои старания отвлечься пока ничего не дали, кроме эрекции. Ну и как теперь вытащить карточку? Нажимаю то «Отменить», то «Далее», безо всякого результата. На экране все то же:

КОД НЕВЕРЕН. ВТОРАЯ ПОПЫТКА

– Да не волнуйся, братан, спокойно, – подбадривает меня высокий негр, любезно протягивая мне косячок.

– Нет, спасибо, все в порядке. Еще минутку, и все.

Они ржут. Закрываю глаза. Вот я вышел из клиники Анри-Фор, где меня сменил Брюно Питун. Голова кружится, в горле пересохло, поднимается температура. «Вот некстати», – подумал я. Подошел к банку у сквера на Эльзас-Лоррен, сунул в щель карточку, набрал… набрал…

– Один, четыре, семь, один!

И прикусил язык. Отличная мысль – прокричать свой пин-код перед банкоматом, в компании двух укурков.

– Силен! – хором откликнулись они, и я получаю два хлопка в спину.

Я бешусь, делаю бессмысленную попытку наклониться поближе к банкомату, чтобы укрыться от них, ввожу код и подтверждаю. Сниму самую малость, а, не дай Бог, полезут, так поделюсь.

КОД НЕВЕРЕН. ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

– Вот балда, ты вместо единицы две семерки набрал.

– Вы бы хоть на шаг отошли, дышать же нечем!

Они дыхнули мне в лицо гашишем и повернулись спиной, обороняя меня от пустынной улицы. Медленно и четко, словно хирург на операции, я четыре раза надавил указательным пальцем и, затаив дыхание, подтвердил код… С гудением опустилась железная шторка. Я едва успел отдернуть пальцы и в полном бессилии застыл перед банкоматом.

– Когда тибришь карту, надо код надыбать, эх ты, балда! – фыркнул негр, двинув меня локтем в бок.

Он вставил свою кредитку, набрал цифры, взял сто франков и ушел вместе с приятелем, даже не взглянув на меня. Я застыл на месте и в жуткой тоске смотрю, как дурак, на закрытую шторку. Меня волнует совсем не то, что банкомат съел мою карту: завтра схожу в банк, узнаю код, если сам до той поры не вспомню, и с кучей документов на руках получу деньги в кассе «Лионского Кредита». Но за этой амнезией, которую вполне можно объяснить треволнениями нынешнего вечера, я вижу совсем другой тревожный знак: автомат меня не признал.И не могу не думать о недавней эвакуации «жука», словно два этих события имеют причинно-следственную связь: раз у Ришара отобрали машину, пусть Фредерик отдаст кредитную карточку.

Я прислонился спиной к стене под навесом и стал припоминать остальные коды, что раньше держал в памяти: домофон на авеню Жюно, ночной доступ в редакцию, дистанционный запрос автоответчика, антиопределитель номера… Все комбинации тут же всплыли в памяти. Больше никаких сбоев в сознании Фредерика не выявлено.

Резко выдернул из кармана авторучку и черкнул на стене свою подпись. Подозрительно. Что-то с ней не то. Пришлось напрячься, мысленно представить себе ее на бумаге, повторить привычный жест, а ведь подпись Ришара Глена только что на протоколе я поставил сразу, не задумываясь. Это притом, что я не использовал ее с тех пор, как расписался в отеле, в Брюгге. Двойник скрытно, но неумолимо захватывает позиции, подчиняясь теперь какой-то своей необходимости, внутренней логике. Я запустил процесс, и он вышел из-под контроля.

Вернулся в кафе. Карин уже нет. Наш столик покрыт бумажной скатертью, рядом с блюдцем для денег написаны слова:

«Думаю, мы еще многое должны друг другу простить… Давай завтра, в тот же час, у того же пианино?

К.»

Я оторвал уголок скатерти, сложил его, спрягал у сердца и вернулся домой на метро. На станции Шатле наугад вытащил из кармана ключ – какой попадется? К чертям все страхи, раздвоения личности, побочные явления, провалы в памяти и проволочки! Линии моей ладони сказали правду: времениу меня в обрез.Нет времени мешать себе жить, отравлять свое счастье страхами и сомнениями. Какая, в сущности, разница, кто я такой и как долго смогу им оставаться? С меня довольно и того, что завтра я опять увижу Карин, и значит, время, что нас разделяет, не пройдет впустую, я буду ждать ее.

Выдал коту его порцию ласки и биточков, набрал ванну и стал вспоминать, куда я положил усы.

Час спустя, перерыв всю квартиру, я их так и не нашел.