Текст книги "Цыпленок на полотенце"

Автор книги: Диана Вишневская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

«И вообще, если мои отношения с мужчинами – это не любовь и даже ничего общего с любовью не имеют, – думала Аня, – тогда что такое любовь? Ладно, я не понимаю истинного смысла церковных терминов „смирение“, „терпение“, „радость“, „гордость“, „осуждение“. Но как быть, если не понимаешь даже главного – что такое „любовь“»?

«Наверное, люди, выросшие в нормальных семьях, знают, что такое любовь, – думала Аня. – В книжках написано, что любовь Бога к людям похожа на безграничную любовь матери к своему ребенку. Но я-то не знаю, что это такое. По крайней мере, я надеюсь – и даже верю – что Бог относится ко мне не так, как моя мама. Слово „люблю“ мне говорили только мама и мужчины. Если Бог меня любит, значит, его отношение ко мне может быть похоже либо на отношение моей мамы, либо на отношение ко мне мужчин. Других аналогов у меня нет. Как мне еще понять, что такое любовь, если не соотносить со своим опытом?».

Еще в книжках были описания случаев, как к будущим святым являлась Богородица или даже сам Бог. И это были минуты такого невыразимого блаженства, что после этого люди бросали всё на свете, уходили в монастырь и десятилетиями молились о том, чтоб то прекрасное переживание повторилось.

«А ко мне никто не является, – завидовала Аня. – Вот если бы… Эх! Тогда бы мне было понятно, ради чего нужно поститься и молиться, я бы знала, каково это – соединиться с Богом и почувствовать его любовь. А так – остается только предполагать, что это такое и на что может быть похоже».

И вот тут-то и крылась главная проблема. В опыте Ани больше всего на любовь были похожи ее отношения с мужчинами. В том числе, физическая близость с ними.

Но церковь почему-то говорила, что это «блудная страсть» и с ней надо бороться. И Аня никак не могла понять, почему.

Она была уверена: без секса невозможна сильная близость и полное доверие с мужчинами. Когда-то талантливейший прозаик Андрей Платонов написал, что сначала людям нужно обменяться телом, и только потом они смогут отдать друг другу всё остальное. Аня на собственном опыте знала, что так оно и есть.

Если бы не было ночей в одной постели, то не было бы и того счастья по утрам, того душевного мира и покоя, когда жизнь кажется прекрасной и уже не надо никуда бежать, нервничать, думать о какой-то суете. Вот он, рядом – любимый и прекрасный, твой самый необходимый и самый драгоценный в мире человек, ради которого ты готова на любые жертвы – лишь бы он был счастлив. Вот он, рядом, воплощенный в плоть и кровь смысл твоей жизни, сидит за кухонным столом, грызет морковку, ловит вилкой яичницу, ускользающую с тарелки, смеется, смотрит на тебя радостно и благодарно. Он рядом и ему хорошо. Разве может быть здесь, на земле, счастье сильнее этого?

Вот только никогда ни один мужчина не будет чувствовать себя рядом с тобой самым счастливым человеком в мире, если вы не спите вместе. Секса нет? Нет. Всё, значит, мы просто приятели, в лучшем случае – друзья. У тебя своя жизнь, у меня своя. Дистанция.

Дистанция и холодное одиночество…

Если вы не спали вместе, у вас не будет чудесных завтраков вдвоем солнечным утром. И вы никогда не начнете, хохоча и уворачиваясь, брызгаться водой в тесной ванной комнате, пытаясь умыться и почистить зубы одновременно и отпихивая друг друга от раковины. А потом вы не обниметесь, прямо с зубными щетками в руках, и не замрете надолго-надолго, счастливые-пресчастливые…

Но то, что Аня называла словом «любовь», церковь почему-то считала чем-то грязным, низким, отвратительным. Слово-то какое – «блуд». Похоже на «блевотина». Бр-р -р…

И вот, после изумительных соединений по ночам, после счастливого смеха на кухне и в ванной по утрам, после радостных выходных, проведенных вдвоем, нужно было приходить на исповедь и во всем этом каяться. И называть это мерзопакостным словом «блуд». Фактически, оскорблять самое светлое, что было у Ани в жизни.

Противоречие было неразрешимым, объяснить Ане никто ничего не мог – ни священники, ни книги. И Аня придумала ответ самостоятельно. «По-видимому, если выполнять все инструкции, то в итоге почувствуешь мир и покой в душе и горячую любовь ко всем людям, и их ответную любовь к тебе. То есть, то же самое, что я чувствую с мужчинами, только для этого уже не будет требоваться секса. Наверное, святые в конце жизни именно это и чувствуют».

Этого мира, покоя и любви и ждала Аня все три года, ради них мучительно бросала курить и разрушала свою психику.

И что же? А ничего. Сидит она теперь в кресле, всеми брошенная, и думает о том, как бы так удачно умереть, чтоб не попасть при этом в ад в качестве самоубийцы. И всё, о чем она мечтает – чтоб жизнь закончилась. А еще лучше – чтоб она никогда и не начиналась…

* * *

Три дня Аня думала. На четвертый день позвонила в храм – не в тот, куда ходила раньше, а в другой. Храм выбрала так: открыла телефонный справочник, нашла список храмов и набрала первый номер, на который упал взгляд. Позвонив, спросила, когда проходят беседы для людей, которые готовятся к крещению. Оказалось, по четвергам в 18.00.

В ближайший четверг Аня пришла в храм, послушала вместе со всеми лекцию незнакомого священника, который представился отцом Валентином. В течение всей лекции присматривалась к священнику и решала для себя вопрос, стоит ли ему довериться. Наконец, решила – да, стоит, он поймет – и по окончании беседы подошла к отцу Валентину:

– Простите, можно с вами посоветоваться?

– Да, конечно.

Потом они сидели в храме на деревянной скамье, Аня рассказывала, священник слушал, задавал вопросы, изредка комментировал и просил рассказывать дальше. Разговор длился около трех часов. В конце отец Валентин сказал:

– Аня, дорогая, отчаяние – самый страшный грех. Вы же знаете об этом?

– Знаю, – кивнула Аня.

– Самый страшный – это значит, страшнее всех остальных. Понимаете? Делайте что угодно, но выбирайтесь из уныния, в котором вы сейчас находитесь!

– Что угодно? – не поверила Аня.

– Да. Всё, что угодно!

Аня ненадолго задумалась, потом нерешительно спросила:

– А можно мне пить и курить?

– Да пейте вы и курите! – рассмеялся священник. – По сравнению с тем, что вы рассказали, это такая ерунда!

– Правда? – робко переспросила Аня.

– Правда. Ваше уныние – это, это… – священник помотал головой и махнул рукой. – Не нахожу слов.

– Я поняла, – сказала Аня. – Огромное вам спасибо.

В этот вечер она вернулась домой с чувством, очень похожим на умиротворение. Почти сразу легла спать и крепко проспала до утра.

На следующий день пошла в магазин. Денег у нее было вполне достаточно на хорошее вино и дорогие сигареты, но Аня купила самое дешевое пиво и папиросы «Беломор».

Да, именно так. Сейчас она вернется домой и там будет пить пиво из горлышка и курить крепкие мужские папиросы. Именно так. Причем сидеть она будет не в кресле и не на диване, а на полу.

Правда, на полу холодно и твердо… Ладно, постелим на пол одеяло. Но это будет единственной поблажкой себе. Первой и последней. Аня идет не расслабляться и получать удовольствие. Она идет принимать решение.

Дома Аня открыла все форточки, бросила на пол одеяло, села, открыла пачку папирос. Пальцы дрожали. Когда-то это уже было – давным-давно… Вот так же дрожали пальцы, так же было страшно переступить черту и так же было ясно, что переступить ее необходимо.

Тогда, много лет назад, восемнадцатилетняя девчонка поднесла к губам первую в жизни сигарету. Сейчас 29-летней Ане предстояло вспомнить путь, по которому она когда-то уже прошла. Вспомнить и пройти его заново.

– Ну что, – сказала себе Аня, – вперед?

И сама же себе ответила:

– Вперед.

Щелкнула зажигалкой и закурила.

8
Выход из кризиса

– А зачем нужны были пиво и «Беломор»? – спрашивает Костя.

– Понимаешь, табак, алкоголь и мальчики стали для меня символами новой жизни – той, что началась в 18 лет. Так вышло, что именно они сыграли роль дорожных знаков – вот одна веха пройдена, вот – вторая, вот третья. Выбор символов произошел почти случайно, дорожным знаком могло стать что угодно. Например, если бы мои родители считали величайшим злодеянием филателию, в восемнадцать лет я могла бы начать собирать марки, сильно увлечься этим занятием, продолжать им заниматься много лет, не обращая никакого внимания на мнение родителей, и тогда символом стала бы филателия.

– Пока не совсем понимаю.

– После трехлетних попыток воцерковиться я стала очень похожа на себя в детстве. Такая же толстая, закомплексованная, унылая. У моей «взрослой» депрессии были почти те же симптомы, что и у «детской». И проще всего было выбраться из нее так же, как я это сделала в восемнадцать. Второй раз пройти по той же дороге, с теми же дорожными знаками – алкоголь, курение, а со временем, возможно, и мужчины.

– Хм…

– Ну, Костя, это такой психологический прием. Совершаешь символический жест – начинаешь пить и курить, как раньше – и в результате срабатывают прежние рефлексы. То есть, внутренне ты уже сделал первый шаг к выходу из депрессии.

– А с церковью что? Разобралась, почему всё так вышло?

– Нет. И знаешь… Лучше мне об этом пока не думать. Может быть, потом, через много лет, я что-то пойму… Во всяком случае, я на это надеюсь.

– Ну ладно. Тогда рассказывай, как выходила из депрессии. Какие там у тебя еще психологические приемы?

– Да я сама толком не поняла, как это произошло…

* * *

«Итак, передо мной стоит задача выбраться из уныния, – размышляла Аня, сидя на полу. Папироса в ее пальцах давно погасла, откупоренная бутылка стояла почти нетронутой. – Что для этого нужно сделать?»

В первую очередь следовало найти хоть какое-то занятие, от которого Аня смогла бы получать радость.

Читать не получится – у Ани просто не было сил сосредоточиться на тексте. Может быть, посмотреть кино? Аня представила, как она включает телевизор, садится перед ним… Нет, тоже не то. Пока кино идет – наверное, всё будет в порядке, а стоит выключить телевизор, как уныние накатит снова. Смотреть кино – слишком пассивное занятие, она не сможет смотреть кино сутками, Ане нужна именно деятельность, которая приносит хоть какие-то результаты.

Ну вот. Читать – слишком активное занятие, оно требует слишком много интеллектуальных усилий, кино смотреть – слишком пассивное… Что же делать?

Идея! Можно поиграть в компьютерную игру! Например, в «Цивилизацию». Когда-то Аня была отличным игроком в «Цивилизацию» – неизменно выигрывала, причем зарабатывала такое количество очков, которое было даже не предусмотрено программистами, создавшими игру.

Аня нашла нужный диск, села за компьютер, запустила игру, принялась строить города и дороги, делать научные открытия, захватывать территорию… Она оторвалась от компьютера только когда поняла, что еще немного – и уснет прямо в кресле. Аня посмотрела на часы – 8 утра. Она играла почти сутки.

«Спать, – приказала себе Аня. – Выключать компьютер и спать».

– Ну, еще немножечко, – попросил внутренний голос. – Смотри, там же так интересно! Еще три хода – и мы достроим Великое чудо – Висячие сады. И во всей империи, в каждом городе на одного несчастного жителя станет меньше. А в столице – целых три человека превратятся из несчастных в довольных! Ну, давай, а?

– Да я уже не соображаю ничего. Я за эти три хода кучу стратегических ошибок наделаю. Завтра переигрывать придется.

– Это да…

– Всё, спать. Завтра продолжим. Будет тебе и три довольных жителя, и пять, и десять. Только завтра.

– А послезавтра пятнадцать довольных жителей? А то и двадцать?

– Ага. А теперь – спать, спать, спать.

В течение месяца Аня играла с перерывами только на сон и на редкие походы в магазин за хлебом и чаем. Иногда за окном темнело, иногда – светало, Аня не обращала на это внимания. Вопрос о том, день сейчас или ночь, становился актуальным только когда запасы сухарей и заварки подходили к концу – в магазин лучше все-таки ходить днем, а не в пять часов утра.

А к концу месяца Аня поняла, что игра ей действительно помогает. Отчаяние отступило, теперь Ане не хотелось умереть как можно скорее. На вопрос «Зачем мне жить дальше?» появился ответ:

– Как это «зачем»?! Для того, чтобы иметь возможность играть в «Цивилизацию»! Это же так интересно!

Аня достала с антресолей напольные весы, встала на них. Ух ты, минус три килограмма! За месяц!

«Килограммы ушли потому, что я ела мало и редко, – подумала Аня. – Когда грустно, всё время хочется чего-нибудь пожевать, а когда есть интересное дело, про еду и не вспоминаешь. Просто не до нее – ты слишком занята. Или причина не в маленьком количестве пищи, а в том, что положительные эмоции обладают свойством сжигать калории?»

Положительных эмоций у Ани теперь было явно больше, чем отрицательных. Уже четыре недели она жила в другом мире, и там, в том мире, она не была обязана изводить себя самобичеванием за каждый поступок. Ведь что бы Аня ни сделала в мире «Цивилизации», это не было грехом.

Построила, например, город в болотистой местности, в результате часть жителей заболели и умерли. В реальной жизни в подобных поступках следовало каяться (что, по Аниным представлениям, означало корить себя и истязать). А в «Цивилизации» ничего подобного не требовалось – надо было просто понять свою ошибку и постараться ее больше не повторять. Или вернуться на несколько ходов назад и переиграть заново – построить город на три клетки левее.

В «Цивилизации» всё было не по-настоящему – ведь это всего лишь игра. Для Ани это означало, что здесь она имеет право делать всё, что так долго запрещала себе в реальной жизни. Например, получать радость от интеллектуальной деятельности. В игре она позволяла себе с удовольствием – да-да, с удовольствием! – планировать производство, торговлю и военные походы, управлять и организовывать, искать и находить оптимальные способы расширения границ государства.

А еще в игре было можно – и даже нужно! – побеждать.

Побеждать. Снова можно побеждать. Не подставлять левую щеку после того, как виртуальные греки или римляне ударили по правой, а собирать военные силы, защищать свою страну, а потом еще и захватывать вражеские города. Совершенно беззастенчиво – нападать и захватывать.

Здесь не надо было учиться кротости и терпению. Здесь не надо было смиренно считать себя «худшей из всех» – хуже нарисованных королевы Елизаветы, Жанны Д'Арк и Авраама Линкольна. Наоборот, нужно было действовать и в итоге стать самой лучшей. Сделать свою страну самой большой, самой сильной, самой развитой технологически, сделать ее государством с самым высоким уровнем жизни, культуры, науки.

А когда твоя страна станет самой-самой-самой, можно радоваться своим достижениям. И не переживать при этом, что считать себя самой лучшей – это грех тщеславия и гордыни.

Ох, какой камень свалился с плеч – Аня снова могла позволить себе действовать и побеждать…

Аня села за компьютер, запустила игру. Три дня назад на нее вероломно напали греки. За что и поплатились. Сразу после объявления войны Аня взяла тайм-аут на несколько часов – столько времени ей требовалось, чтоб спланировать военные действия, все просчитать, нарисовать на бумаге несколько схем, обозначить этапы. А затем Аня двинула войска на врага, и великая, могущественная греческая империя начала терпеть поражение за поражением.

Теперь, спустя три дня, шестнадцать из семнадцати греческих городов принадлежали Ане. Оставалось захватить последнее, что осталось у греков – крохотный поселок в пустыне.

«Почему за всё время войны они ни разу не предложили заключить мир? – подумала Аня. – И моего дипломатического советника отказывались выслушать…»

Вопреки логике игры, ей было жаль уничтожать красивую цивилизацию греков.

Рядом с греческим городком в пустыне нетерпеливо мигали Анины военные единицы – катапульты, лучники, мечники, кавалеристы. Они рвались в бой. Слишком много Аниных войск для такого маленького поселения. Сколько бы защитников ни пряталось за городскими стенами, все они были обречены.

«Неужели греки даже теперь не попросят мира?» – подумала Аня. Она открыла окошко дипломатических отношений, щелкнула по изображению Александра Македонского и вздохнула с облегчением. Греческий правитель, наконец, был согласен с ней поговорить.

– Могущественная цивилизация Греция уничтожала и более могущественные державы, чем ваша! – заявил Александр. – Нам плевать на ваши угрозы!

«Какой гордый народ! – восхитилась Аня. – У них всего-то и осталось, что крохотный поселок на неплодородной земле. И знают ведь, что я захвачу его влегкую. Но готовы скорее умереть, чем попросить пощады».

Аня поняла, что теперь уж точно не сможет уничтожить греческую цивилизацию. Слишком сильно она ей нравилась. Аня щелкнула по кнопке «Заключить мирный договор»…

И в ужасе зажала рот обеими руками.

Только что она произнесла бранное слово «гордый» (гордыня – страшный грех!) с восхищением. Пусть произнесла мысленно. Но ведь восхищение было искренним. Ей что, теперь нравятся гордые люди? Но ведь тогда получается, что она и сама хотела бы стать гордой. Выходит, ее тянет к греху, и теперь, после месяца игры в «Цивилизацию», она даже не сопротивляется, допускает все эти нехорошие чувства и желания в свою душу?!

– По-моему, у тебя в голове полный бардак, – сообщил внутренний голос.

– Мне тоже так кажется, – вздохнула Аня. — Я теперь не знаю, что правильно, а что – нет, где добро, а где зло.

– Тот священник, отец Валентин, сказал тебе делать что угодно, чтобы выбраться из отчаяния, – осторожно напомнил внутренний голос.

– Но ведь я из него уже выбралась.

– И что теперь? Перестать играть в «Цивилизацию», снова начать себя казнить за каждый шаг, каждую мысль, каждый вдох и выдох? Тогда ведь всё начнется заново. И уныние вернется.

– Что же делать?

– Давай попробуем слушать только себя и доверять только себе. Как тогда, в 18 лет. Нравится тебе Александр Македонский – значит, он хороший. И если ты хочешь быть такой же, как он – будь такой же.

– А как же церковь? Как же православие?

– Знаешь что, – задумчиво сказал внутренний голос, – мне кажется, мы православие поняли неправильно. То, что у тебя в голове, – это не православие. Это ересь какая-то.

– Я три года пыталась понять, что такое православие.

– Да, ты старалась изо всех сил. Но у тебя не получилось. Давай признаем это – у нас не получилось. Может быть, мы к этому просто пока не готовы.

– Думаешь?

– Думать нам с тобой сейчас вредно. Нам надо психику в порядок приводить, а не рефлексировать. Пошли лучше играть.

– Не знаю. Что-то тут не так…

– Уф-ф-ф, как ты мне надоела. Всё, хватит, пошли играть.

– Да, действительно.

Аня посмотрела в экран и положила руки на клавиатуру.

* * *

Через месяц весы показывали еще на три килограмма меньше. А спустя еще два месяца, когда вес снизился, в общей сложности, на 11 килограммов, Аня поняла, что не хочет выходить на улицу.

Ей было хорошо в мире «Цивилизации». И ей было страшно возвращаться в реальный мир.

Теперь ей было трудно даже сходить в магазин за хлебом и чаем.

– Ну и дела… – пробормотал внутренний голос.

– Вот-вот, – вздохнула Аня.

– Похоже, игрушка становится для тебя чем-то вроде наркотика. Кошмар.

– И я о том же.

– Что будем делать?

– Понятно, что, – пожала плечами Аня. – Надо срочно начинать бороться с зависимостью. И в первую очередь пересилить себя и выйти из дома.

– А ты сможешь?

– Ох, не знаю…

– Давай попробуем облегчить задачу выхода из дома психологическими методами.

– Давай.

– Тогда расскажи мне, что тебе мешает выйти из дома. Чего ты так боишься?

– Я боюсь, что продавщица в магазине посмотрит на меня недовольным взглядом. Или скажет мне что-то недовольным голосом. А еще того, что в магазине окажется очередь и женщины в ней начнут ругаться между собой сердитыми голосами. Или меня кто-нибудь обругает.

– Что в этом страшного?

– Мне от всего этого станет очень-очень плохо. Я ведь должна считать себя худшей из людей, никого не осуждать. И если чьи-то слова вдруг покажутся мне обидными, я должна решить, что я сама во всем виновата и терпеливо смолчать. Защищаться нельзя, даже психологическими методами. Вот это самое главное – чувство беззащитности. Из-за него я так сильно всех боюсь.

– Наверное, когда кто-то рядом ругается, ты бессознательно вспоминаешь, как тебя ругали в детстве, – предположил голос. – И начинаешь чувствовать себя отвратительной и во всем виноватой. А защищаться нельзя, потому что иначе отец скажет: «Это твоя мать!»

– Похоже на то… Ох, мне ведь 29 лет, неужели я так никогда и не избавлюсь от этого детского комплекса?!

– В 18 лет ты от него избавилась. И восемь лет после этого жила припеваючи. А потом зачем-то взяла и вернула себе этот комплекс. Зачем, кстати?

– Затем, что оказалось, что восемь лет я жила неправильно, была эгоистичной, безнравственной…

– Ну, началось, – пробормотал голос. – А сейчас ты правильно живешь? Загнала себя в уныние, боишься всего на свете, даже в магазин сходить боишься! У тебя недовольные голоса в очереди вызывают настоящую панику! Ты можешь просто не обращать на них внимания?

– Не могу.

– С чего ты взяла?

– Весь последний год меня почему-то часто ругали в очередях. Я каждый раз терпела, молчала, а потом каждый раз чувствовала себя очень плохо, – пожаловалась Аня. – Хотя… Слушай, а ведь в последние четыре месяца у меня получалось не обращать внимания, когда кто-то ругался!

– Молодец! – похвалил голос. – Вспоминай, как ты это делала.

– Каждый раз я говорила себе: «Через 10 минут я уже буду дома, а там меня ждет прекрасная, замечательная игрушка». И переставала замечать что-то вокруг себя. Но… Но ведь теперь мне нельзя так делать – я должна избавляться от зависимости от игрушки…

– Ладно. У нас есть на выбор три варианта. Стиснув зубы добежать до магазина, купить запасы на месяц вперед, вернуться домой и начать играть.

– Я теперь не смогу получать от игры такую же радость, как раньше, – сказала Аня. — Я ведь теперь знаю, что у меня зависимость.

– Второй вариант – так же стиснув зубы накупить в магазине запасы, вернуться домой и начать «каяться» – думать целыми днями о том, какая ты плохая. Чем это кончится, понимаешь?

– Понимаю. Тем же унынием и отчаянием, которое у меня было четыре месяца назад, до игрушки.

– И из которого отец Валентин велел тебе выбираться любыми способами. Потому что хуже отчаяния быть ничего не может. Любыми – ты это помнишь?

– Помню.

– А какое решение ты приняла четыре месяца назад после разговора с отцом Валентином, ты помнишь?

– Сделать то, что я сделала в 18 лет. Пройти этот путь заново. Это и есть третий вариант?

– Да. Либо игра, либо уныние, либо это. Других вариантов в настоящий момент у тебя нет.

– Хорошо, – вздохнула Аня. – Будем считать игру первым этапом лечения депрессии. Второй этап – найти в реальном мире что-нибудь, что мне понравится не меньше игрушки. Договорились. Завтра мы выйдем из дома.

* * *

На следующий день Аня проснулась около одиннадцати часов утра. Едва открыв глаза, вспомнила, ЧТО ей сегодня предстоит, и ужаснулась.

– Надо принять душ, сделать прическу, накраситься, надеть лучшую одежду, – посоветовал внутренний голос. – Тогда на улице ты будешь чувствовать себя увереннее.

Аня представила, как она заходит в магазин, как на нее кричат в очереди… И поняла, что не может встать – как будто огромная тяжесть навалилась на нее и придавила к дивану.

– Не думать, – приказала она себе. – Ни о чем не думать!

Но ужасные мысли о криках и недовольстве окружающих так и лезли в голову.

– Попробуй подумать об игре, – посоветовал внутренний голос. – А еще лучше, притворись перед собой, что ты сегодня не планируешь никуда идти, а собираешься весь день играть.

– Я собираюсь весь день играть, – сказала себе Аня. И встала с дивана.

После душа тяжесть навалилась снова. Аня с трудом добралась до кресла и рухнула в него. Сердце колотилось гулко и тяжело, к горлу подступала тошнота.

– Попробуй полчасика поиграть, – посоветовал внутренний голос. – Должно помочь.

– Сил нет до мышки дотянуться, – вяло ответила Аня.

– Может, отложить предприятие до завтра? – встревожился внутренний голос.

– Завтра будет то же самое. Да ладно, всё в порядке.

Аня встала и поплелась за феном.

Пока она сушила волосы, два раза роняла фен. Один раз пришлось сделать перерыв – минут десять Аня просто сидела, отдыхала и уговаривала себя: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо…». Наконец, волосы были уложены. Аня выключила фен.

– А теперь играть, немедленно, – приказал голос. – Возражения не принимаются. Играть.

Игрушка помогла довольно быстро. Уже через час Аня почувствовала, что совершенно успокоилась.

– Надо все-таки выйти из дома, – подумала она.

Стоило ей подняться с кресла, как тяжесть навалилась снова.

Аня добралась до шкафа, достала одежду, в которой когда-то ходила на работу, положила в кошелек деньги («Клади побольше, – посоветовал внутренний голос. – Тогда ты будешь чувствовать себя увереннее»). Сунула в сумочку кошелек, ключи, расческу. Кажется, надо было взять с собой что-то еще, но Аня не помнила, что именно. Мысли путались.

– Переоденься и иди еще поиграй, – сказал внутренний голос. – Надеть контактные линзы и накраситься сейчас все равно не сможешь – руки дрожат.

– Хорошо…

Через час Аня встала из-за компьютера, чтоб достать косметику и накраситься. Руки немедленно начали дрожать снова, и Аня со вздохом опустилась обратно в кресло.

Через два часа ситуация повторилась. Через три тоже.

Спустя еще пару часов Аня поняла, что накраситься ей все равно не удастся, и решила идти без макияжа и в очках. В конце концов, очки у нее красивые, они ей идут – это многие говорили. Аня выключила компьютер, встала с кресла… И тяжесть навалилась снова. Ноги передвигались с огромным трудом, и было очевидно, что в таком состоянии появляться на глаза людям нельзя.

– Ничего у нас сегодня не выйдет, – уныло сказал внутренний голос.

И тут Аня разозлилась.

– Ах, вот так, да? Ничего у меня не выйдет, да? Да я… Да мне на работу надо! Да, да, на работу! У меня рабочий день через двадцать минут начнется, мне надо на остановку бежать, срочно!

Аня представила, что сейчас не вечер, а утро, и что она вовсе не увольнялась с работы, что ее ждет ее стул и рабочий стол, что она ходила на работу и вчера, и позавчера, она ходит туда каждый день… Тяжесть в ногах мгновенно исчезла.

Аня схватила сумочку, накинула пальто, быстро обулась, сдернула с вешалки шляпку, выбежала в подъезд и захлопнула за собой дверь.

– Уф-ф-ф-ф, – с облегчением вздохнула она. – Получилось!!!

– Давно надо было так сделать, – начал было внутренний голос. – Целый день потеряли…

– Отставить нытье! – скомандовала Аня. – Вперед!

Аня весело спускалась по лестнице и мысленно приговаривала:

– Я иду на работу, меня там ждут важные дела, или нет, на работе у меня есть компьютер, да, компьютер с «Цивилизацией», и я буду в нее играть. Держитесь, Александр Македонский и королева Елизавета, я иду вас завоевывать!

* * *

На улице оказалось совсем не страшно. Никто не кричал и не ругался, никто не выражал в Анин адрес недовольства. Наоборот, встречные поглядывали на нее с ин тересом и явной симпатией.

– Это потому что у тебя вид веселый и уверенный, – сообщил внутренний голос. – Если бы ты вела себя затравленно и всё время боялась, что тебя обидят, вполне возможно, тебя бы начали обижать.

«А ведь и вправду, – подумала Аня. – В последние три года я чем дальше, тем больше чувствовала себя беззащитной, больше боялась, и в результате меня всё чаще и чаще ругали…»

– Это называется виктимное поведение, от слова victim – жертва, – подсказал голос. – Если ты ведешь себя как жертва, ты невольно провоцируешь нападение.

– Ой, – испугалась Аня. – Мы ведь сейчас осуждаем людей! Это грех, так нельзя, я безнравственная…

– Отставить! – закричал голос.

Но было уже поздно. В задумчивости Аня не заметила крупную женщину с авоськой, идущую ей навстречу, и чуть не столкнулась с нею.

– Куда прёшь? – рявкнула женщина, останавливаясь. – Ну и молодежь пошла! Куда прёшь, говорю?!

«Это не реальный человек, – быстро сказал Ане внутренний голос. – Это королева Елизавета из игры. Реагируй не думая!»

– Ваше поведение оскорбительно для нашей великой державы! – заявила Аня, важно задрав подбородок. – Немедленно извинитесь, иначе вы жестоко поплатитесь за это!

– Что? – ахнула женщина. – Державы? Иностранка, что ли?

– Йес, мэм, – с достоинством кивнула Аня. Она с трудом удерживалась от смеха.

Женщина опасливо посмотрела на Аню, пробормотала «Извиняюсь» и быстро ушла.

«По-моему, она приняла тебя за сумасшедшую и испугалась», – сообщил внутренний голос.

«Мне тоже так показалась», – рассмеялась Аня. Ей снова было весело.

Аня гуляла по городу, заходила в магазины, улыбалась продавщицам, и те улыбались ей в ответ. Один раз Аня даже встала в очередь. Постояла минут пять, подождала, не начнет ли кто-нибудь ругаться (никто не начал), и ушла, крайне довольная собой.

Потом решила купить в киоске пачку сигарет и покурить на лавочке. Продавец отдал Ане сдачу и положил сигареты на блюдце, предназначенное для денег. К киоску подошла пожилая женщина, она тоже хотела что-то купить и ждала, когда продавец освободится. Аня замешкалась, кладя купюры в кошелек, блюдце до сих пор было занято сигаретами…

«Очередь! – панически подумала Аня. – Из-за меня человеку приходится ждать, я виновата…»

«Отставить!» – скомандовал внутренний голос.

На этот раз он успел.

«Есть отставить! – весело отозвалась Аня. – У меня – прекрасное настроение! А дома меня ждет замечательная игрушка!»

Она повернулась к женщине и улыбнулась ей:

– Подходите, пожалуйста, меня уже обслужили.

– Ничего, – доброжелательно ответила женщина. – Я никуда не тороплюсь.

«Что?» – ахнула Аня.

«Вот это да! – сказал внутренний голос. – Оказывается, в наше время бывают люди, которые никуда не торопятся!»

Аня сложила сдачу в кошелек, убрала его в сумочку, взяла пачку сигарет с блюдца. Всё это время женщина спокойно ждала с вполне дружелюбным видом.

– Спасибо, – сказала ей Аня.

Женщина удивилась и радостно разулыбалась.

Аня зашла в какой-то двор, села на лавочку и закурила. На нее никто не бросал осуждающих взглядов. В воздухе пахло весной.

– Пожалуй, эксперимент прошел успешно, – сообщил голос. – Экзамен сдан.

– Насколько? – спросила Аня.

– На твердую четверку. Можно возвращаться домой.

– Что?! Ты думаешь, я вернусь домой с четверкой?! Меня устраивает только пять с плюсом!

Аня решительно погасила сигарету, бросила ее в урну и встала.

Она вышла из двора на проспект, оглянулась по сторонам. Какой бы подвиг совершить?

Слева от нее сияла огнями вывеска кафе. Сквозь освещенные окна видны были столики и бар. Кафе выглядело очень симпатичным и явно было дорогим.