Текст книги "Цыпленок на полотенце"
Автор книги: Диана Вишневская
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Дежурная рассмеялась.
Уже через полчаса Аня увидела маму. Та шла пешком, в обеих руках – большие тяжелые сумки.
– Мама, мама!!! – закричала Аня и побежала к ней. Мама тоже побежала ей навстречу – вместе с сумками.
Потом они сидели в лесу на бревнышке, и мама доставала из сумок гостинцы. Аня уплетала теплую жареную картошку с грибами (мама выложила ее на тарелку из термоса), вишни, персики, абрикосы.
Мама вынула из сумки новые красивые босоножки:
– Померь. Вчера купила, а теперь беспокоюсь, вдруг малы будут.
Аня надела босоножки и весело запрыгала вокруг мамы:
– Спасибо! Спасибо!
– Нравятся?
– Очень! Спасибо!
– Ну, садись тогда. Вот, я тут еще смородину принесла. И малину…
– Очень вкусно! – радовалась Аня.
– Как тебе здесь?
– Скучаю по тебе, – жаловалась Аня. – Хочу домой…
– Давай я тебя заберу? – предлагала мама.
– Тогда деньги за путевку пропадут.
– Ну и что. Раз тебе здесь плохо…
К вечеру Аня совсем успокоилась и повеселела.
– Останусь в лагере, – решила она. – Мне здесь хорошо.
К ним подошла дежурная:
– Через пятнадцать минут отъезжает последний автобус. Если не успеете на него, потом придется идти до трассы пешком. Устанете.
– Мама, ты устала? – спросила Аня.
– Нет, совсем не устала, – сказала мама. – А ты?
– И я не устала.
– Спасибо, – сказала мама дежурной. – Я пойду попозже, пешком.
Перед отбоем мама проводила Аню до ее комнаты, выложила остатки содержимого сумок в ее тумбочку и пошла назад – пешком по грунтовой дороге, три километра – чтоб успеть на последний междугородний автобус…
* * *
– А когда ты стала постарше, всё изменилось? – спрашивает Костя.
– Да. Чем старше я становилась, тем чаще мама меня ругала. Но, знаешь, во многих отношениях мамино воспитание все-таки привело к хорошим результатам. Например, она сделала меня равнодушной к тряпкам, драгоценностям и прочей ерунде, которую можно купить за деньги.
* * *
Четвертый класс.
Пятница. Мама возвращается с работы и зовет Аню:
– Хочешь новые босоножки? Татьяна Степановна купила для дочки, а они ей оказались малы. Принесла на работу, предлагает купить дешевле, чем в магазине. На, примерь. Мне нравятся. А тебе?
– Очень! – Аня прыгает по квартире в обновке, прогуливается взад-вперед.
– Нигде не жмут?
– Нигде!
– Ну, тогда я куплю.
– Спасибо!
Суббота. Мама плохо себя чувствует, весь день лежит на диване. Отец пылесосит, Аня вытирает пыль и моет пол. Вечером мама приходит в ее комнату, проводит пальцем по плинтусу, показывает палец Ане – он черный.
– Как у меня на глазах, то хорошо убираешься, – кричит мама. – А как у себя в комнате, когда я не вижу – ленишься, обманываешь меня! Не куплю тебе новые босоножки! Не заслужила!
Аня плачет.
– Хочешь босоножки? – спрашивает мама.
– Я так хотела… Я думала, что в понедельник их в школу надену…
– Обойдешься. В понедельник отнесу их обратно на работу. Это будет тебе уроком.
Воскресенье. Спокойная, радостная мама приходит к Ане в комнату. В кои-то веки у нее хорошее настроение.
– Хочешь, босоножки тебе оставим? – спрашивает она.
– Не знаю.
– Я тебя люблю, доченька. Если будешь хорошо себя вести, оставим босоножки. Мне для тебя ничего не жалко.
Теперь, когда Аня смирилась с потерей босоножек, они ей нравятся гораздо меньше. Но если сказать об этом маме, она рассердится, и будет ругаться. К тому же, босоножки Аня всё-таки хочет…
– Спасибо, – говорит она.
Вечером Аня задерживается на прогулке и возвращается не в семь часов, как обещала, а в половине восьмого. Мама встречает ее криком:
– Я во всем себе отказываю, лишь бы ей что-нибудь купить, а она даже вовремя прийти не может! Не получишь босоножки! Не заслужила!
Аня плачет.
Понедельник. Мама возвращается с работы.
– Ну, что, ты поняла, что домой нужно приходить вовремя? И что обещания надо выполнять? Если я тебе сказала в семь и ты пообещала, то должна прийти в семь. Поняла?
– Поняла.
– Ну, тогда держи босоножки.
Ане больше не нравятся босоножки. Теперь они кажутся ей совершенно некрасивыми, и Аня не хочет их носить. Но она понимает, что если сказать об этом маме, она обидится.
– Мне не надо, мама. У меня благодаря тебе и так много обуви, – дипломатично говорит Аня. – Потрать лучше эти деньги на себя. Купи себе что-нибудь.
– Да я уже за них заплатила, – отвечает мама. – Носи, мне для тебя ничего не жалко…
– Спасибо, – вежливо говорит Аня. Она ведь воспитанная девочка.
– Вот смотри, – говорит мама. – У нас в квартире стенка, ковры, хрусталь. У твоих одноклассниц в квартирах это есть?
– Кажется, нет, – неуверенно говорит Аня.
– Вот видишь! А у тебя всё это есть. Смотри, у тебя теперь три пары босоножек. У тебя две пары туфель, новые осенние сапоги, новые зимние. У тебя целый шкаф красивой одежды. У тебя полная тумбочка самых дорогих игрушек. Теперь ты понимаешь, что мы с отцом тебя любим больше, чем другие родители своих детей?
– Понимаю, – вежливо говорит Аня. Воспитанная девочка никогда не скажет родителям, что все эти вещи ей совершенно не нужны.
* * *
– Ты кому-нибудь рассказывала о своих отношениях с родителями? – спрашивает Костя.
– В детстве – никому, – говорит Аня. – Мне было стыдно.
– За родителей?
– Что ты! Конечно, нет! Я ведь была убеждена, что они всегда и во всем правы. Мне было стыдно за себя. Ведь раз меня так сильно наказывают, значит, я это заслужила. Значит, я очень плохая. Об этом стыдно рассказывать другим людям.
– Да уж…
– А, нет! – вдруг вспоминает Аня. – Один раз я попробовала рассказать. Кажется, это было в пятом классе…
* * *
Аня и Ира возвращались домой из школы.
– Вечером выйдешь гулять? – спросила Ира.
– Не знаю, – вздохнула Аня.
Сегодня она получила четверку за диктант. Выпустит ее мама после этого гулять или нет – неизвестно. Но ругать будет точно. А может, и бить…
– Ирка, а тебя родители наказывают за четверки в дневнике? – спросила Аня.
– Нет, конечно.
– А вот ты вчера тарелку разбила, – вспомнила Аня. – Тебя за это наказали?
– Нет. Я же ее нечаянно разбила.
– А твоя мама часто на тебя кричит? – спросила Аня.
– Никогда не кричит.
– Везет тебе, – позавидовала Аня. – И ремнем не бьют?
– Один раз папка замахнулся в сердцах. Но не ударил, сдержался. И потом извинился, сказал, что был неправ. Я после этого два дня с ним не разговаривала, дулась, но потом простила, – сообщила Ирка.
– Ничего себе! – поразилась Аня. – Родители перед тобой извиняются?! Признают свою неправоту?! И мама тоже?
– Да. А что тут такого? – удивилась Ира.
В этот вечер Аня решила повременить с рассказом о четверке в дневнике. За ужином она нерешительно посмотрела на маму:
– А на Иру дома никогда не кричат. И не бьют.
– Ты что, ей на нас пожаловалась? – охнула мама. – Не смей так больше никогда делать! Никогда никому не рассказывай о наших семейных делах! Ира ведь родителям всё передаст! Обещай, что не будешь рассказывать, никогда! Иначе я запрещу тебе дружить с нею! И гулять на улице запрещу!
– А еще перед Ирой родители иногда извиняются, – тихо сказала Аня.
– Ах, ты, хамка! Мы тебя кормим, поим, одеваем, а ты неблагодарная! Мы еще и извиняться перед тобой должны?! А ну пошли в комнату. Вставай вот здесь, передо мной, – мама села на диван и продолжила воспитание.
Через полчаса Аня, рыдая, убежала в свой угол к шкафу. Еще через десять минут к ней пришла мама:
– Ну, успокойся, доченька. Не плачь. Я ведь так тебя люблю, больше всех на свете. А ты сказала, что родители Иры лучше, чем мы. Знаешь, как мне было обидно это слышать! Получается, ты не любишь меня?
– Люблю…
– Зачем же говоришь, что ее родители тебе больше нравятся?
– Я больше не буду…
– Мы тебя любим, ты для нас лучше всех. И если ты нас любишь, то мы должны быть для тебя лучше всех. Ведь родители Иры не взяли бы тебя к себе, ты им не нужна. Ты никому, кроме нас с отцом, не нужна. Понимаешь?
– Понимаю…
– И рассказывать Ире о наших семейных делах не надо. Она ведь родителям передаст. Они еще кому-нибудь скажут. Начнут о нас сплетничать, судачить. Будут смеяться над тобой. Разве ты этого хочешь?
– Не хочу.
– Ни с кем никогда не обсуждай наши домашние дела. Не будешь обсуждать?
– Не буду.
– Анютка, мы с отцом тебя очень любим, запомни это. А люди вокруг завистливые, никому доверять нельзя. Никогда никому не доверяй. Только нам с отцом, а больше – никому.
* * *
– Она искренне это говорила? – спрашивает Костя.
– Я думаю, да, – кивает Аня. – Мама часто говорит, что не доверяет никому, кроме отца. Знаешь, сейчас мне кажется, что она и меня, своего ребенка, боялась. И поэтому стремилась контролировать мою жизнь до мелочей.
* * *
Анина семья жила в двухкомнатной «хрущевке», родители занимали большую проходную комнату, Аня – маленькую. По требованию мамы, дверь Аниной комнаты всегда была открыта. Ее письменный стол был придвинут к окну, располагался сразу напротив двери. Когда Аня сидела за столом, мама иногда неслышно подходила сзади и заглядывала через Анино плечо. Проверяла, действительно ли дочь делает уроки или вместо этого занимается какой-нибудь ерундой.
В шестом классе Аня начала вести дневник. Записывала в маленький блокнот свои мысли, рассказывала о событиях из школьной жизни. Дневником занималась, только когда родителей не было дома. Перед приходом мамы с работы прятала блокнот в дальний угол кладовки, а на обложку клала волосок.
Однажды она обнаружила, что, хотя блокнот лежит в том же положении, волоска на нем нет. Аня перепрятала дневник на антресоли.
На следующий вечер мать устроила скандал:
– Куда ты его дела, мерзавка? Где блокнот, я тебя спрашиваю?! Что ты туда написала?! Где он?!
– Я его сожгла.
– Не ври! Где он?!
Мама вытаскивала из кладовки вещи одну за другой и бросала их на пол. Когда кладовка опустела, мама принесла табуретку, взобралась на нее и принялась за антресоли.
О ужас! Сейчас она найдет дневник!!!
– Я спать хочу, – сообщила Аня. С равнодушным видом улеглась на кровать и отвернулась к стене.
Уловка удалась.
– А ну вставай! – закричала мама.
Она начала перетряхивать подушки и одеяла, заглянула под матрас. Вытерла пот со лба. Ушла в большую комнату, села на диван, крикнула:
– А ну иди сюда! Я кому сказала?!
Аня прошла в большую комнату, встала напротив мамы и приготовилась слушать ее крики.
На следующий день Аня достала блокнот с антресолей, порвала его на кусочки и сожгла.
Тогда же, в шестом классе, Аня начала толстеть. У нее всё чаще бывало плохое настроение без видимых причин, и ей постоянно хотелось чего-нибудь вкусного. Удержаться было совершенно невозможно – все время жуешь и жуешь…
* * *
– Зачем мама на тебя кричала? – спрашивает Костя. – Ей это нравилось?
– Нет, – Аня мотает головой. – Не нравилось, совершенно точно. Я думаю, она это делала из самых лучших побуждений. Это был ее метод воспитания.
* * *
Седьмой класс, апрель. К маме в гости приехала ее приятельница, и они втроем с мамой и Аней пошли в магазин за тортом.
– Мама, можно я сниму шапку? – попросила Аня на улице. – Мне жарко.
– Нельзя, – ответила она. – В апреле всегда надо носить шапку.
– А вот я своей дочери ничего не запрещаю, – сказала мамина приятельница.
– Почему? – искренне удивилась мама.
– Она ведь скоро окончит школу, уедет от нас, – объяснила приятельница. – И там все равно будет делать, что хочет. Правильно, Аня?
– Правильно, – согласилась Аня.
– Как? – поразилась мама. – Да нет же! Если ребенку хорошенько вбить в голову правила, он потом всю жизнь будет их выполнять. Хоть при родителях, хоть без них. Главное, вбить посильнее.
На следующий вечер мама, вернувшись с работы, начала ругаться потому, что Аня, вымыв пол, положила тряпку не туда, где ей положено лежать, а на десять сантиметров дальше.
– А почему ее надо класть именно туда? – спросила Аня с искренним недоумением.
– Потому что надо! – закричала мама.
На несколько секунд Аня задумалась, а потом спокойно попросила:
– Мама, объясни мне, пожалуйста, почему надо класть именно туда. Просто объясни, чтоб я поняла. Я не понимаю.
– Нечего тебе понимать! – зашлась в крике мама. – Я сказала – туда, значит – туда!
– Мама, убеди меня, и я так и буду делать.
– Убеждать ее еще!!! – от такого нахальства мать не находила слов. – Убеждать! Ты должна делать то, что я сказала! Должна!!! Я тебе вобью это в голову! И если ты когда-нибудь будешь жить отдельно, ты и там должна класть половую тряпку на одно и то же место! И ты должна всегда хорошо учиться, никогда не пить, не курить, не ходить весной без шапки, не сидеть под форточкой…
Совершенно очевидно, что все эти скандалы не приносили матери никакого удовольствия. В процессе она постоянно накручивала себя, подстегивала, фактически – заставляла себя кричать. Она будила в себе ненависть к ребенку. Она подогревала в себе злость.
Кричать несколько часов подряд – нелегкая работа. Уже минут через двадцать мама обнаруживала, что обвинила дочь уже во всем, в чем только могла. Но мама явно считала, что останавливаться нельзя – надо продолжать. Поэтому она начинала припоминать, что плохого сделали какие-нибудь другие люди. О, вспомнила! Вчера вечером по телевизору шел фильм, там героиня, Луиза, отравила собственных родителей!
– Ты – как Луиза! – кричала мать Ане. – Да я у тебя стакана чаю не приму – мало ли что ты туда подсыплешь!
Тема Луизы через десять минут была исчерпана, опять надо было думать, в чем обвинить Аню. А, вот! В прошлый раз на родительском собрании в школе обсуждали, что делать с Валей, одноклассницей Ани. В четырнадцать лет Валя была беременна. Она больше года проводила время в подвалах с разными юношами и даже сама не знала, кто из них отец ребенка.
– Ты такая же шлюха, как твоя Валя! – воодушевлялась мать. – Скоро нам в подоле принесешь!
Аргументов, подтверждающих это обвинение, у мамы не было. В свои четырнадцать Аня даже ни разу не целовалась с мальчиками. Не говоря уже о том, что она никогда в жизни не заходила ни в один подвал. Она попросту боялась подвалов – темных, грязных, страшных.
И на дискотеки Аня не ходила. Мама требовала, чтоб дочь всегда возвращалась домой засветло, и Аня возвращалась.
Аргументов у мамы не было, их приходилось выдумывать на ходу. И она выдумывала.
Луиза, Валя… Рано или поздно отрицательные персонажи кончались. Но продолжать кричать было необходимо в воспитательных целях. Необходимые правила надо вбивать в голову ребенку посильнее. Только неудержимая истерика дочери будет гарантией того, что мамины слова услышаны и восприняты всерьез. А дочь пока держится – стоит с отсутствующим видом, не плачет.
И тогда мама просто начинала все сначала: вспоминала, что она сегодня уже говорила, и повторяла весь текст заново. Вкладывая в слова максимум презрения и отвращения. Повторяла снова и снова. До тех пор, пока Аня не начинала рыдать и не убегала к себе в комнату…
* * *
Восьмой класс, осень.
Анин класс решает сорвать урок истории. С урока сбегают все, кроме Иры и Ани. Учительница хвалит девочек за примерное поведение и отпускает – не проводить же урок для двоих.
Девочки выходят на улицу:
– Эка, мы, – смеется Ирка. – И от урока освободились, и наказания избежали.
– Да уж, – улыбается Аня. – А ты уверена, что мы правильно поступили? Что-то мне во всем этом не нравится. У меня ощущение нечистой совести.
– У меня что-то похожее, – признается Ирка.
Вечером Аня ужинает с родителями на кухне. У мамы хорошее настроение, она бегает по кухне, щебечет:
– Доченька, давай свою тарелку, тебе две котлетки или три?
– Одну.
– Опять диета? – весело спрашивает мама. – Да ты мясо-то ешь, от мяса не толстеют, ты лучше котлет побольше, а картошки поменьше. – Она передает Ане тарелку. – Кушай, доченька. Петя давай свою тарелку.
– Мне четыре котлеты, – говорит отец.
– Куда столько? – ужасается мама. – Хватит и трех, а то Анютке завтра на обед не хватит. Держи.
Наконец, мама усаживается за стол – жизнерадостная, румяная.
– Как дела в школе? – спрашивает она.
– Нормально, – отвечает Аня.
– Ну, расскажи, что у вас там происходит, – просит мама.
– Ничего интересного, – равнодушно говорит Аня.
– Другие дети своим родителям всё рассказывают, а ты вообще ничего не говоришь никогда, – жалуется мама.
– Мама, просто ничего интересного не происходит, – спокойно объясняет Аня.
– Вся в отца пошла, – весело сообщает мама. – Он молчит, дочь молчит, одна я говорю и говорю!
После ужина Аня, как обычно, идет гулять с Ирой.
– Я посоветовалась с мамой насчет сегодняшнего, – сообщает Ира. – Она мне сказала, что в следующий раз надо постараться отговорить всех срывать урок, а если не получится, нужно сбегать с урока вместе со всеми.
– Вот это да! – восхищается Аня. – Тебе такое мама посоветовала? Сбегать с уроков?
– Она сказала, что иначе одноклассники будут считать нас пай-девочками, а это нехорошо.
– Да уж…
– Вот такая у меня замечательная мама, – хвастается Ирка. – Я ей всё-всё рассказываю. Она меня всегда выслушает и поймет. А твоя – нет?
– Не знаю. Я ей уже давно ничего не рассказываю.
– А ты попробуй, – советует Ирка. – Вот увидишь, она тебя выслушает и поймет. Мама – она всю жизнь мама.
«И в самом деле, почему я ей ничего не рассказываю? – задумывается Аня. – Мама ведь просит… Решено, попробую прямо сегодня».
Вернувшись с прогулки, она проходит в большую комнату (отец, как обычно, в кресле, мама на диване) и садится рядом с мамой:
– Я вспомнила, что интересного в школе произошло. Сегодня по расписанию был урок истории. А наша учительница…
– Ты руки с мылом вымыла, как с улицы пришла? – деловито спрашивает мама.
– Вымыла. Так вот, наша учительница истории…
– Ты почему села на диван в уличной одежде? – спохватывается мама. – Я тебе сколько раз говорила, что уличная одежда – грязная, диван от нее пачкается. Иди сейчас же переодеваться!
Переодевшись, Аня возвращается в комнату к родителям:
– Вам рассказывать или нет?
– Рассказывай, конечно, – соглашается мама.
Аня усаживается на диван:
– Только не перебивай меня, пожалуйста. Так вот, сегодня в расписании стоял урок истории.
– Это мы уже слышали, – сообщает мама. – Третий раз уже это говоришь.
Несколько секунд Аня молчит, стараясь успокоиться, затем продолжает:
– Наша учительница истории в последнее время очень скучно ведет уроки, и наш класс решил сорвать урок.
– Как?! Ты сбежала с урока?!
– Нет, мы с Ирой остались.
– Вот и хорошо, – сразу успокаивается мама. – С уроков сбегать нельзя. И краситься девочкам нельзя. И пить нельзя. И курить нельзя. Курящая женщина – фу! Ты знаешь об этом?
– Знаю, – вздыхает Аня.
– И хорошо. Всегда делай всё, как я говорю, и всё у тебя будет хорошо. Ну, иди к себе в комнату, я полежу, голова болит.
Через два дня мама вернулась с работы в плохом настроении.
– Выключи телевизор, – бросила она отцу. – У меня голова болит. Надоел твой футбол.
Отец послушно выключил телевизор, уселся в кресло с газетой. Аня ретировалась к себе в комнату, открыла учебник и сделала вид, что повторяет пройденный материал. Это не помогло – уже через несколько минут раздался мамин крик:
– Тарелка жирная, фу! Гадость какая! Анька, дрянь, а ну иди сюда!
Аня вздохнула, отложила учебник, прошла в большую комнату и встала на свое место напротив мамы.
– Ты как посуду вымыла? – кричала мама. – Почему тарелка жирная? Я тебя спрашиваю!
– Я старалась – тряпкой, с мылом, два раза…
– Ты такая же, как эти двоечницы, которые сорвали урок! Лентяйка, вруша! Учительница, видите ли, уроки плохо ведет! Да не доросла ты еще, мразь, чтоб учителей ругать! Ты, наверное, и нас так же ругаешь, слухи про нас распускаешь! Сволочь неблагодарная!
И тут – о чудо! – отец опустил газету.
– Где эта тарелка-то? – миролюбиво спросил он жену.
Мама вскочила, убежала на кухню, вернулась с тарелкой:
– Вот, проведи пальцем – жир!
– А, так это я из нее сегодня в обед ел, – сказал отец. – Я и помыл.
От неожиданности мама застыла, хлопая глазами. Потом сказала:
– Да ну вас, у меня голова из-за вас болит, – и ушла в ванную.
Аня не помнила, мыла она эту тарелку сегодня или нет.
– Это правда ты? – спросила она отца.
Отец усмехнулся и промолчал. Аня хорошо знала эту отцовскую усмешку – она могла с равной степенью вероятности означать: «да», «нет», «не помню» и «какая разница».
– Спасибо, – сказала Аня отцу.
– Ты вот что… – отец откашлялся. – Про урок сорванный. Ты видишь, как мать реагирует? Ты в другой раз не рассказывай ей ничего.
– Совсем ничего? – удивилась Аня. – Никогда?
– Ты же сама видишь, как она нервничает.
– То есть, молчать в ответ на все ее вопросы? – уточнила Аня.
– Я же молчу. И ты молчи.
– Хорошо, – сказала Аня.
* * *
Восьмой класс, декабрь.
В школе должен состояться новогодний вечер. Накануне Аня просит у мамы разрешения подкраситься ее косметикой. Мама строго-настрого запрещает:
– Девушку украшает молодость и свежесть. Я начала делать макияж в тридцать лет, и ты во столько же начнешь. Обещаешь?
Скандала Ане не хочется, поэтому она кивает:
– Угу.
– Погоди-ка, а ты мне не врешь? – спрашивает мама. – Врать – это самое страшное, особенно матери. Ты это понимаешь?
– Понимаю, – с серьезным видом отвечает Аня.
– Ты ведь мне никогда не врала?
– Никогда, – торжественно говорит Аня.
– И правильно, – успокаивается мама.
На следующий день Аня за час до праздника пришла к Ире. Ее родители еще не вернулись с работы, Ира была дома одна. Она сидела с ногами в кресле перед журнальным столиком и старательно красила ресницы.
– Тебе разрешили, да? – спросила Аня.
– Конечно, – сказала Ира. – Иначе я бы не стала краситься. А тебе?
– Мне – нет. Я потому к тебе и пришла пораньше. Ирка, можно я у тебя накрашусь?
– Можно. Только… Ты ведь обманываешь своих родителей, – встревожилась Ирка. – Ты уверена, что поступаешь правильно?
– Все в порядке, – ответила Аня. – Уверена. И вот еще что… – Она достала из пакета, принесенного с собой, бутылку сухого вина. — Я скопила из карманных денег и купила по дороге к тебе. Давай выпьем перед танцами?
– Да ты с ума сошла! – ужаснулась Ира. – Нет, я не буду.
– Почему?
– Моя мама не одобрила бы.
– Ну, тогда я одна.
– Одна?! Как алкоголик?!
– Ох… Ну ладно. Раз тебе это неприятно, здесь пить не буду. Дай мне два стакана, пожалуйста, я завтра верну.
В школе перед танцами Аня подошла к Марине – той самой красивой черноглазой девочке, которая когда-то первая подошла к ней и попросила надписать ее тетрадку. С тех пор Аня изредка общалась с Мариной – та училась на тройки и иногда просила Аню дать ей списать домашнее задание.
– Маринка, – шепотом сказала Аня. – У меня с собой есть бутылка вина и два стакана. Давай выпьем?
– Ух, ты! – обрадовалась Марина. – Давай.
– Ну, тогда пошли искать пустой класс.
Так много сразу – целых полбутылки – Аня никогда раньше не выпивала. Вино подействовало чудесно. Весь вечер у Ани было прекрасное настроение. И никто, кроме Иры, не заметил ее опьянения.
В конце вечера Аня попросила Марину:
– Можно я по дороге домой зайду к тебе косметику смыть? А то, если к Ирке, ее родителям придется что-то объяснять. А твоим не надо.
– Конечно, зайдем, – согласилась Марина.
– И еще – мне сегодня понравилось. Давай иногда пить вино? – предложила Аня. — Я буду изредка покупать.
– Ура! Давай!
* * *
Девятый класс.
Плохое настроение у Ани теперь почти всегда. Ее всё сильнее тянет на вкусности. Сейчас, в девятом классе, она весит восемьдесят килограмм при росте метр шестьдесят пять.
Теперь они пьют с Маринкой вино почти каждый месяц – бутылку на двоих, днем дома у Марины, пока ее родители на работе. «Как бы не спиться, – тревожится Аня. – Надо бы пореже…» Но иногда на нее нападает такая жуткая тоска, что без алкоголя просто не справиться…
Аня плохо выглядит: она зажата и скована, ходит с опущенной – нет, даже пригнутой, неестественно пригнутой к земле головой – и боится смотреть на людей. У нее уродливые очки, а ходить без очков не разрешают родители.
У нее фальшивая мимика. Аня боится вести себя естественно, ведь она убеждена, что ее естественное поведение отвратительно. У нее некрасивая, скованная походка.
Аня не нравится мальчикам. Иногда ей кажется, что она вызывает неприязнь даже у учителей…
Осенью у мамы начинается экзема на руках, на сгибах локтей. Каждый раз, когда Аня не слушается маму или противоречит ей, экзема обостряется.
– Экзема – это нервное, – объясняет Ане мама. – А ты, толстокожая, совсем мать не жалеешь…
Зимой у Ани тоже начинается экзема, тоже на сгибах локтей.
– У меня в молодости было хорошее здоровье, – рассказывает мама. – А с тех пор, как ты пошла в школу и перестала меня слушаться, недели не проходило без каких-нибудь болезней. Вот сейчас – почки. Знаешь, как это тяжело! А ты меня не слушаешься, хочешь мать в могилу вогнать…
В январе Аня заболевает воспалением легких с осложнением на почки. Теперь каждое утро она просыпается с опухшими веками. И до обеда – до самого конца занятий в школе – у нее глаза-щелочки…
– Почки – это у тебя наследственное, – объясняет мама. – Ты вся в меня, у тебя будут повторяться мои болезни. Поэтому ты уже сейчас должна начинать беречься: всегда тепло одеваться, не есть жирного, острого, соленого, не пить вино совсем, даже глоток шампанского на Новый год тебе вреден. Ты должна всегда делать только то, что я тебе говорю. Я ведь тебя люблю, одна ты у меня. Я тебе добра желаю, о твоем здоровье забочусь, а ты меня не слушаешься…
Как-то раз Аня возвращается с прогулки не в восемь часов вечера, как было велено, а в девять.
– Лучше бы ты маленькая сдохла! – кричит ей мать.
«А ведь хорошая идея, – думает Аня. – Так всем было бы лучше. В том числе и мне».
На следующий день она покупает вино, идет к Маринке. Вечером перед приходом мамы забывает почистить зубы и съесть мятный леденец. Мать чувствует запах вина, хватается за сердце:
– Отныне днем ты будешь сидеть дома! После школы – сразу домой!
Этим вечером, рыдая у шкафа, Аня испытывает ужасающий приступ тоски. Ей безумно плохо, она готова на что угодно, лишь бы это прекратить. «Может быть, и вправду стоит умереть?» – думает Аня.
Она прислушивается к себе и понимает, что действительно не хочет больше жить. Какие у нее радости в жизни? Вино с Маринкой раз в месяц да пожирание вкусностей… Вот и всё.
С Ирой они в последний год сильно отдалились – подруге неприятно, что Аня обманывает своих родителей. Мальчики не обращают на Аню внимания. Школа перестала радовать: Аня очень сильно переживает из-за своей внешности, из-за опухших глаз. Ничего хорошего Аню в жизни не ждет. Она никому не нужна – отцу на нее наплевать, матери она только мешает. Мама болеет из-за Ани… Да, смерть – наилучший выход.
Аня решает всё обдумать завтра, на свежую голову.
«Сдаваться? – размышляет она на следующий день. – Неужели я слабая, неужели позволю себя сломать? Да ни за что! Ни за что!!! Я — сильная! Я справлюсь!»
Умная девочка Аня не поддается эмоциям. Она думает и думает – пока родителей нет в квартире, пока она одна, в тишине, она думает.
«Решено, – говорит она себе через пару часов. – Того, о чем я думала вчера, не будет. Будет побег из дома. Да. Побег из дома. И он будет».