Текст книги "Волшебники: антология"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Майкл Джон Муркок,Мэрион Зиммер Брэдли,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Стив Тем,Даррелл Швайцер,Кларк Эштон Смит,Тим Пратт,Джеймс Бибби,Луиза Купер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

– Ну ты и спросил. Разве я похож на мага?

Он смеется; и мне он вдруг представляется в виде огромного, могучего дракона. Крылья у него едва начинают формироваться, но великолепная чешуйчатая броня сверкает, как пламя, отраженное морской гладью, и каждая отдельная чешуйка подобна зеркалу. Я знаю, что происходит; десять лет от звонка до звонка я только тем и занимался, что запихивал знания в мою и так до отказа набитую память, очень напоминая человека, который путешествует с крошечным чемоданом и, собираясь в дорогу, каждый раз садится на крышку, чтобы его захлопнуть. Я вспоминаю, как зубрю в ночь перед экзаменом: "Первое испытание – отражением, – бубнит нерадивый школяр. – Он попытается подчинить меня, показав мне самого себя в момент, когда я действительно являюсь самим собой".

Даже интересно. Значит, вот кто я таков и кем был всегда: растерявшийся студент, по насмешке судьбы родившийся магом. Удивительно, что подобное осознание приносит мне скорее утешение, чем страдание. Ему не удается сокрушить мои иллюзии относительно себя самого, потому что их нет. Меня нельзя разочаровать в том, в чем я и так разочарован на все сто.

– Мне кажется, что ты маг, – говорит Он. – Только очень плохой. А ты знаешь, кто я?

– Мне кажется, ты личинка зла, – киваю я.

– Вот это да! – отвечает Он. – Ну ты и сказанул. Хотя это всего лишь слова. Ты знаешь, что они обозначают?

Второе испытание – определением смысла.

– Ты как протечка, – говорю я. – Как лопнувший чирей или как трещина в дамбе. Ты – пятно, возникшее там, где тьма пытается вылезти на свет, и тебе здесь не место.

Опять смеется:

– Да ну? Валяй пересказывай свои учебники, хотя сам думаешь совсем по-другому. Ты думаешь, что я прекрасен, чудесен и непознаваем. Ты так и дальше позволишь другим решать за тебя или все-таки начнешь решать сам?

Я знаю, что на это ответить.

– Я недостоин решать сам, – с чувством говорю я. – В нашем деле, к счастью, есть люди, которые знают и умеют больше меня, и они научили меня определять истину.

Он уже не дракон. Теперь Он представляется мне молодым оленем, только-только обрастающим взрослой шерстью. Он смотрит мне в глаза своими глубокими темными глазами, и мы делимся друг с другом одиночеством покинутых и затравленных душ.

– Мне так одиноко, – говорит Он (испытание состраданием; почему-то именно его я усваивал с большим трудом). – Я потерялся, и мне немножко страшно. Разве мы обязательно должны быть врагами? Ведь ты даже не спросил, почему я здесь.

Машинально я тянусь погладить Его по шее там, где мех выглядит густым и мягким, но, вовремя опомнившись, отдергиваю руку.

– Если тебе одиноко, почему бы не вернуться обратно к своим?

Он признает справедливость вопроса легким почтительным кивком:

– Мы поняли друг друга, и это хорошо. Если мы понимаем друг друга, то имеем фундамент, на котором можно строить отношения, правда? Теперь мы будем разговаривать как серьезные люди.

Я растерялся. Забыл, что у Них там идет дальше, после сострадания, и не могу распознать испытание по Его речам. Ну же, шевели извилиной! Я же помнил эту тему на экзамене, иначе не сдал бы и не стоял здесь и сейчас. Отражение, определение, сострадание…

– Ну так как? – говорит Он. – Разве дружить не лучше, чем воевать?

Вспомнил. Четвертое испытание – дружбой. А Он уже обернулся высоким стройным молодым человеком, стоящим передо мной и протягивающим руку для приятельского рукопожатия; если мы все обсудим откровенно, то, конечно, сможем все уладить как культурные люди. Не так ли?

– Нет, – отвечаю я.

– Ладно, как хочешь. Но по-моему, ты делаешь ошибку. Подумай, почему бы нет? Давай еще раз посмотрим диспозицию. Вот я – как ты меня назвал, трещина в дамбе и вся сила, которая пытается сквозь нее прорваться, а вот ты – вечный студент, навсегда застрявший в ночной запаре перед экзаменом. Силы не равны, согласись?

Всего испытаний пять, и пятое самое тяжелое: истиной.

– Нет, не соглашусь. Я вообще тут случайно. По правилам я должен просто сообщить в управление наместника, чтобы они выслали отряд специального назначения со всем необходимым, А моя задача – всего лишь высматривать бочонки, в которых рыба протухла.

– Вот именно. Ты ни в чем не виноват. Нельзя ожидать, что ты справишься со мной. Маги вдесятеро сильнее тебя съеживались от страха и погибали, стоило мне лишь слегка разозлиться; чего ж требовать от одного тебя, без какой-либо поддержки и помощи? Это бессмысленно, ты погибнешь совершенно бесцельно, попусту. Что хорошего они для тебя сделали, что ты так верно им служишь?

– Ничего. Они всегда относились ко мне как к отбросу.

– Вот именно.

Теперь Он представляется мне добродушным стариком, протягивающим руку, чтобы успокоить меня. Никто меня не понимает, кроме Него. Вот почему меня учили Его ненавидеть, потому что один Он понимает, каков я на самом деле.

– Вот именно, – продолжает Он. – Если они против тебя, то почему ты должен быть на их стороне? Не пора ли тебе понять, кто твои настоящие друзья?

Остерегайтесь испытания истиной, потому что от него нет защиты. Но (нам рассказывали об этом на пятом курсе, я тогда всю лекцию смотрел в окно: была уже середина зимы, а первый снег только пошел) во время пятого испытания лучшим сопротивлением является отсутствие сопротивления. Пятое испытание часто не проходят как раз самые сильные маги, подобно тому как рыцари не могут выбраться из топи, потому что тяжелые доспехи тянут их ко дну. Выжить могут только те, на ком доспехов нет.

– Твоя правда, – говорю я. – Я не заслуживаю ни их дружбы, ни уважения. Маг из меня никудышный, только профессию позорю, а уж работенка с рыбными бочками – это для меня просто подарок судьбы. Невелика потеря, если я прямо здесь и сдохну, никто не расстроится. Но остановить тебя я должен.

Я никогда не забуду того, что произошло дальше.

Он сжимает меня, словно тисками, надавливая сразу со всех сторон и постепенно усиливая нажим. Я чувствую невероятную силу, союз с которой я самонадеянно отверг. Я чувствую, как Он прессует мои кости; изучай я физику внимательнее, мог бы, наверное, рассчитать, как долго протяну, прежде чем сила давления превысит предел прочности моих костей и сухожилий. Я совершенно беспомощен – не могу же я отпихиваться сразу во все стороны. Он, без сомнения, намного сильнее меня, и я не способен увернуться или отбросить его, как борец. Единственное, что я могу, – это зацепиться за тоненькую нить воспоминаний, которая связывает меня с озябшим, голодным, жалким студентом, скрючившимся над свечкой, перечитывающим по многу раз одни и те же строки, в то время как час экзамена неумолимо приближается. Эта нить является линией моей жизни, но она призрачно тонка: если я натяну ее слишком сильно, она порвется, и мне крышка. Нет, держать ее надо нежно, сматывать неторопливо, как будто леску с крупной рыбиной на крючке, так, чтобы…

– А смысл? – спрашивает Он голосом сочувственным, как у ангела, презрительным, как у моего отца, и полным бесконечной мудрости и прощения, как голоса их обоих. – В чем смысл? Ты увидел меня, а я тебя. Пойми, все это закончится только одним. Зачем тебе расшибаться в лепешку? Почему бы не протянуть мне руку? Я возьму ее и перетащу тебя на свою сторону. – Он улыбается. —

Ты не будешь разочарован, здесь все по-другому. Признайся, в твоем мире ты пустое место, неудачник, но в моем…

– Тебе что, меня жаль?

– О да. Мне жаль тебя настолько, что ты и представить не можешь. Я же сказал, мы понимаем друг друга, потому что нас обоих не понимают те, остальные. Мы могли бы…

Он стискивает мне сердце. Представьте себе, что у вас в руке спелая слива и вы сжимаете ее так, что косточка впивается в тонкую кожу между пальцами.

– Подружиться? – заканчиваю я.

– Не совсем. Но мы стали бы уважать друг друга. В твоем мире тебя хоть кто-нибудь уважает?

– Пошел ты… Давай прикончи меня уже.

– Но я не хочу. – В Его голосе сквозит удивление. – Мы не убийцы. Мы являемся с миром. Ты должен был это понять.

Мне приходит в голову, что нужно всего лишь отпустить нить, и боль пройдет. Разумное решение. Мне редко приходилось иметь дело с болью, к счастью, у меня никогда ничего сильно не болело, и поэтому я не умею ее терпеть. А вот опустить руки – да, в этом у меня опыт есть.

– Хорошо, – говорю я и надеваю мою нить петлей на левую руку. – Я понял. Сдаюсь.

– Ты не пожалеешь. – Какой у Него добрый голос! – Иди сюда.

– Что-то не выходит…

– Давай руку.

– Поймал!

Я тяну Его на себя, а нить меня держит. Захлопываю ящик, вскакиваю на него и усаживаюсь на крышке. Чувствую, как Он беснуется в ящике, колотясь о стенки, но я не уступлю, и, пока мой зад прочно сидит на крышке, Ему не выбраться. Все оказывается просто и банально; несмотря на Их силу, существа Они недалекие и постоянно ведутся на одну и ту же уловку. Как только вы признали Их силу в противовес собственной слабости и нашли между собой нечто общее, например, что вы оба отвергнуты враждебным миром, все, что вам останется сделать, как только это общее связало вас с Ним, – это бить его же оружием, и вы не заметите, как он окажется в ящике, а вы на ящике, будете сидеть и надрывать животики от хохота.

(В семинарии у меня ничего такого не выходило – в одно ухо влетало, а в другое вылетало, – хотя экзамен я умудрился сдать. Одолжил у приятеля конспект. Удивительно, как некоторые вещи буквально въедаются в память…)

В конце концов появляются пятеро из управления наместника и берут ситуацию под контроль. Они совершенно не похожи на гордых и могущественных магов, – видать, денек действительно выдался жаркий. Они напряжены, изнурены и обессилены и, как только замечают, что я, ухмыляясь, сижу на ящике, сразу как-то расслабляются.

– Выходит, у вас получилось?

– Нет проблем, – киваю я.

Они входят и запечатывают ящик очень сосредоточенно (обидно будет выпустить Его наружу после всего, что мне пришлось пережить), потом обвязывают ящик веревкой, чтобы удобнее было нести, и на минуту задерживаются.

– Спасибо.

– На здоровье, – отвечаю.

– Сволочной сегодня денек, – говорят. – Пролезло аж девять штук, и все в одно время, как сговорились. Рекорд даже побили. Максимум, что было за день, – это шесть штук, и то пятьсот лет назад,

– Ну дела, – качаю головой.

– Да уж. Но мы все-таки справились.

– Точно, – улыбаюсь в ответ.

Они уходят, а я остаюсь. Я пока не могу уйти, потому что осталось еще тысячи три бочонков с маринованной сельдью, которые надо высмотреть, прежде чем можно будет отправиться домой. Работа есть работа, ведь босс платит мне за то, чтобы не облажаться по пункту 344/7с, а совсем не за то, чтобы я спасал мир.

Заканчиваю, в общем, вовремя. Уходя, встречаю бригадира с командой, они как раз явились, чтобы начать погрузку. Зевая, желаю им доброго утра.

– Я смотрю, ты еле успел, – отзывается бригадир. – Чего так долго-то? Дрых, что ли?

– Да вроде того. – Ему все равно не объяснишь.

– Кстати, чуть не забыл, – ухмыляется он. – Тебя босс звал. Насчет того, что ты ему вроде бы врезал.

– Ах, это… – говорю. – Ага.

– Наверное, мы больше не увидимся. – Его ухмылка становится еще шире, как трещина в дамбе.

– Может, и не увидимся. Ладно, это все теперь твое. Удачной охоты.

Я забираю плащ и направляюсь в контору к боссу, дабы предстать перед злым демоном совсем иной породы, с которым уже не так легко будет справиться. Уж я-то знаю пределы своих возможностей!

(Кстати, если вам все еще интересно, то решением девятого парадокса Эцеля является энтропия. Ответ удивительно прост. А вот доказательство не зря сводит с ума мудрецов.)

Тим Пратт
Ведьмин велосипед

Поэт, писатель и критик Тим Пратт (родился в 1976 г.) родом из Окленда, штат Калифорнии. В настоящее время он работает помощником редактора в журнале «Locus», а также является соредактором небольшом журнале «Flytrap». Хотя автор весьма молод, его работы уже заметили. Одноименный рассказ из первого сборника Пратта «Божки» («Пик Gods», 2003) выдвигался на премию Небьюла, представленный американскими писателями в жанрах научной фантастики и фэнтези, а также прошел предварительный отбор на премию Кэмпбелла в номинации «Лучший молодой писатель».

Название следующего рассказа, который также входит в сборник «Божки», возможно, вызовет в воображении образ бесподобной Маргарет Гамильтон в роли злой феи Запада, которую она играла в фильме «Волшебник страны Оз» в 1939 году. И как бы плохо вы ни думали об этой злой волшебнице, колдунья из нижеследующего рассказа в тысячу раз более скверная.

Даже ее велосипед олицетворял собой воплощенное зло.

Тяжелая черная цепь, продетая сквозь раму и переднее колесо, приковывала велосипед к фонарному столбу перед лавкой "Антиквариат и редкости" – маленьким, до отказа забитым старинными вещицами магазинчиком в центре города. Казалось, велосипед натягивает цепь, словно изголодавшийся грейхаунд, тощий и свирепый. Это был тяжелый старомодный велосипед, переживший свою молодость в пятидесятых годах. Рама темно-красного цвета – цвета рубинов из древней сокровищницы. Руль напоминал бараньи рога. Фара на передней стойке поблескивала в лучах полуденного солнца, и россыпь ярких солнечных зайчиков замерла на тротуаре. Сиденье было обтянуто черной кожей, ярко блестели сияющие хромированные спицы. Педали – зубчатые, чтобы лучше сцепляться с полотнами ботинок, – не сулили ничего хорошего ступням глупца, вздумавшего прокатиться босиком.

Из антикварной лавки вышла хозяйка велосипеда. Ее волосы и платье оказались такого же темно-красного цвета, что и рама велосипеда, напоминая увядшие алые розы. Черный кожаный берет гармонировал с сиденьем, на пальцах дамы поблескивали хромированные кольца. Пока глаза дамы не скрылись за солнечными очками, они отражали свет и сияли ярко, как фара велосипеда. Женщина несла полиэтиленовый пакет, и в нем что-то гремело и дребезжало. Конечно же, нечто старинное и потускневшее, ибо куплено оно было в лавке "Антиквариат и редкости" – "Саргассовом море" антикварной торговли, месте, где встречались самые страшные и таинственные обломки прошлого.

Дама сняла цепь с велосипеда и повязала ее себе на талию наподобие пояса, закрепив кодовым замком с невообразимой комбинацией чисел. Бросила пакет в хромированную багажную корзинку позади сиденья и села на велосипед. На ногах красовались кожаные ботинки с хромированными пряжками. Она ворковала со своим велосипедом, успокаивала его, словно он был живым существом, а не механизмом. Женщина напевала, и, казалось, гул тщательно смазанной цепи и шелест толстых шин по тротуару вторили ей.

Пела она песню "Что зовется любовью?".[8]8
  Коул Портер, «What is This Thing Called Love?».


[Закрыть]

А позади нее, в корзинке, содержимое пакета перемещалось и клацало вовсе не в такт мелодии.

Кори сидел за школой и скрашивал ожидание автобуса, бросая камешки в ограду. Школа была переполнена, поэтому автобусы ходили по двум отдельным расписаниям. Первый, набитый до отказа, отправлялся сразу после занятий. Второй прибывал каждые сорок минут и увозил оставшихся школьников. Почему-то класс Кори придерживался второго расписания, и теперь ему приходилось маяться и впустую тратить свободное от учебы время. На следующий год просто необходимо обзавестись автомобилем или, на худой конец, подружиться с кем-нибудь, кто уже водит машину. Вероятно, ребята, которые поедут в этом автобусе вместе с ним, сейчас покуривают анашу за спортивной площадкой. И даже они не хотят иметь с ним ничего общего. По крайней мере они просто глупцы, а не бандиты. Не то что…

– Поглядите, кто здесь! – раздался слева приторно-сладкий голосок.

Кори втянул голову в плечи. Занятия начались всего лишь три педели назад, но он уже возненавидел этот голос. Он даже не знал имени парня, главаря свирепой шайки из трех человек. Никаких общих с троицей уроков у Кори не было, и неудивительно, что в школе с двумя тысячами учеников днем они не пересекались. Но этот парень – обладатель удивительно приятного голоса, похожий на омоложенную и дурашливую версию Эдварда Дж. Робинсона, поэтому про себя Кори называл его Рокко, – этот парень ездил в одном из автобусов по второму расписанию и, очевидно, в эти никчемные сорок минут после школы не мог найти лучшего занятия, чем поиздеваться над кем-нибудь. Парочка его приятелей – их Кори прозвал Ангелом и Курчавым, по именам прихвостней Рокко из фильма "Кей Ларго"[9]9
  «Кей Ларго» («Кеу Largo») – драма 1948 г.


[Закрыть] – обычно околачивалась около автоматов с газированной водой и чипсами, карауля новеньких, появлявшихся после занятий. Как-то раз Кори столкнулся с троицей и вышел сухим из воды, отделавшись лишь тычками и пинками, и с тех пор он, когда читал в дальних уголках школы или за ее пределами, всегда старался ускользнуть, заслышав их приближение. Дела обстояли не так уж и скверно – во многих школах поножовщина и перестрелки были обычным делом, и мама говорила, что эта школа числилась на хорошем счету и находилась в благополучном районе; значит, троица может его просто избить, отчего он, скорее всего, не умрет.

Очевидно, детки у автомата стали осторожнее. Троице надоело их караулить, парни отправились на поиски новой жертвы и оказались здесь. А Кори так увлекся, бросая камешки, что даже не заметил их появления.

Рокко уселся рядом с Кори и положил руку ему на плечо. Кори проигнорировал его, и Рокко рассмеялся приятным, легким смехом:

– Значит, кидаешь камешки, да? Хочешь, устроим маленькое состязание по метанию камней?

Кори попытался было встать, но Рокко схватил его за рукав и дернул вниз. Кори попробовал высвободить руку, но парень держал его крепко и даже не сдвинулся с места.

– Просто дружеская игра, – проговорил он.

Кори взглянул на приятелей Рокко. Ангел и Курчавый слонялись рядом с кабинетом естествознания, поглядывая на него и насмехаясь. Ангел был негр. Курчавый – латиноамериканец. Рокко можно назвать кем угодно, только не расистом. Коль скоро какой-то парень был в достаточной мере наделен подлостью и раболепием, ему обязательно нашлось бы местечко в шайке Рокко.

– Нет, спасибо, – отказался Кори. – Играть мне не хочется.

Рокко словно не услышал его ответа:

– Знаешь, кидать камешки в ограду слишком просто. Ничего сложного в этом нет, так? Вот если бросаешь камни в человека, который пытается увернуться, – это дело! Как думаешь?

Кори ушам своим не верил.

– Однако нам понадобятся камни побольше, – произнес Рокко задумчиво.

Кори опять дернул рукой, и на этот раз ему удалось освободиться.

– А, ты уже собрался сбежать? – поинтересовался Рокко.

– Почему ты такой? – спросил Кори, хмуро вглядываясь в лягушачье, расплывшееся в ухмылке лицо. – Зачем ты так поступаешь?

– На мой взгляд, жизненные ситуации напоминают собачье дерьмо. Вляпавшись в дерьмо, очищаешь ботинок, верно? Вот я смотрю на тебя и вижу дерьмо, но не могу от тебя избавиться, ты все время… где-то бродишь поблизости, глаза мне мозолишь. А если я не могу избавиться от тебя, то но крайней мере я могу убедить тебя в том, что ты – дерьмо, так? Постараюсь сделать так, чтобы ты никогда об этом не забывал.

Кори во все глаза смотрел на него. Он и раньше сталкивался и с проявлениями насилия, и с хулиганами, которые всегда оказывались отчаянными глупцами, нуждавшимися в поддержке себе подобных дружков. Но слова Рокко звучали на удивление рассудительно.

– Вот взять хотя бы то, – продолжал Рокко, – как ты ходишь: весь скукоженный и всегда с таким видом, словно завоняло. Я вижу тебя таким в коридорах, и это омерзительно. – Он пожал плечами. – Вероятно, поэтому я так и поступаю. К тому же мой психиатр говорит, что сейчас я нахожусь на стадии исследования, выясняю границы дозволенного, стремлюсь к самоопределению.

Кори сделал шаг назад. Куда бы ему удрать? Школа не слишком велика, и в любом случае придется вернуться на остановку, чтобы сесть в автобус. Если троица приняла решение преследовать его, избавиться от них не удастся.

– Так вот, – вновь заговорил Рокко, – до переезда сюда я жил в районе, где вооруженные металлоискателями охранники школ сновали повсюду, из-за буйной толпы в коридорах им приходилось по нескольку раз закрывать классы, а замки снова и снова вышибали. А здесь – никаких полицейских, ничегошеньки! До сих пор не могу в это поверить, в то, что они не просто бродят где-то, а их на самом деле нет! Так что, думаю, я действительно… исследую границы дозволенного.

Рокко поднялся со скамьи. Когда он оказался на ногах, Ангел и Курчавый едва заметно подобрались, словно хорошо выдрессированные собаки.

Я не собираюсь убивать тебя или что-то в этом роде, – проговорил Рокко. – Но… видишь ли… впереди такой длинный год. Никто не знает, что может случиться. Он перевел взгляд на Ангела. – Сколько там осталось до автобуса?

– Пятнадцать минут, – тут же подал голос Ангел, который вовсе не обладал ораторскими способностями Рокко: его надтреснутый голосок звучал, словно визг бедолаги, упавшего в лестничный пролет.

– Надо бы мне купить хоть плохонькую машинку, – изрек Рокко, покачивая головой. – Просто кошмар какой-то. Но придется ждать до следующего года, пока мне не стукнет шестнадцать, представляешь?

– Всегда можно обзавестись велосипедом, – сказал Кори. Почему – он и сам не знал, само собой вырвалось.

– Что мне, десять лет, что ли? – осведомился Рокко.

– Давай-ка надерем ему задницу, – предложил Курчавый. – Все эти разговоры просто чушь.

– Разговоры вовсе не чушь, – отрезал Рокко. – Но на данный момент их время истекло. У вас десять минут, парни. Развлекайтесь.

– Мы совсем не такие, как он, – прорычал Курчавый, приближаясь. – Никаких границ мы не исследуем.

– Ага, – подтвердил Ангел.

Рокко уселся у обочины дороги и с виду совершенно не обращал внимания на неминуемое насилие, а просто собирал камешки и разглядывал их.

Кори ничего не оставалось, как попытаться удрать. Может, кое-кто из преподавателей еще задержался в учительской, и, если положение действительно окажется безвыходным, ему удастся проскочить туда и спрятаться до прихода автобуса. Все решат, что он трус, но уж лучше пусть его высмеют, чем изобьют. Кори пятился, стараясь не упустить тот момент, когда придет пора улепетывать со всех ног. Надо добежать до темного крытого перехода между спортивным залом и кабинетом естествознания, который все называли туннелем, затем пересечь внутренний двор и попасть в главное здание. Может, его и не поймают.

– Что тут у вас происходит? – Девичий голос доносился со стороны туннеля.

Ангел, Курчавый и Кори разом обернулись.

Девушка оказалась высокой брюнеткой с небрежно собранными в хвост волосами. Она была в форме игрока хоккея на траве, к коленям прилипла трава. На ее плече уютно покоилась клюшка, и на какое-то мгновение девушка показалась Кори эдаким сугубо атлетическим воплощением Смерти, вооруженной неким деревянным аналогом косы.

– Ждете автобуса? – спросила она, воплощенное простодушие.

– Да вот как раз тебя поджидали, крошка, – широко ухмыльнулся Курчавый, шагнув к ней.

Кори расслабился, ибо теперь не он являлся объектом внимания троицы, но тут же устыдился этого. Теперь девушке грозит опасность, причем он ничего с этим поделать не может, – а почему, собственно, он должен избегать опасности ценой ее спокойствия?

– Говорят, что все девушки, которые играют в хоккей на траве, – лесбиянки, – все еще улыбаясь, продолжай Курчавый. – Не хочешь ли разубедить меня?

Девушка тряхнула волосами.

– А-а-а. – Голос ее поскучнел. – Я и не думала, что вы подонки, иначе бы даже не стала разговаривать с вами.

Тут Ангел захохотал.

– Исчерпывающее замечание, – бросила она, скользнув по парню взглядом.

– Сука! – процедил Курчавый. – Знаю, что…

– Эй, эй, – вмешался Рокко, поднимаясь с обочины дороги. – Незачем так разговаривать с леди.

– Это я не позволю ей так разговаривать со мной! – ощетинился Курчавый. – Никто не смеет так со мной разговаривать!

– Клюшки и камни поломают кости славно, – сказал Рокко. – А ты, вероятно, заметил, что у нее есть клюшка, а у тебя – кости.

Курчавый злобно фыркнул:

– Черт! Ну и что ж она собирается сделать?

Девушка улыбалась. Она носила ортодонтические скобы, но все же ее улыбка показалась Кори прекрасной, разве что чуточку угрожающей. Девушка все так же спокойно держала клюшку, не сжимая и не перекатывая ее в ладони, – ничего подобного, она просто стояла и улыбалась.

– Черт! – опять сплюнул Курчавый. – Не стоит возиться с гнусной сучкой.

Он развернулся и пошел прочь. Ангел взглянул на Рокко и отправился вслед за Курчавым по направлению к месту обычной дислокации шайки.

Девушка внимательно оглядела Кори:

– Ты что-то неразговорчив. Что, хозяин этого цирка? – Нет, хозяин – я, – пояснил Рокко. – Надеюсь, ты меня за них не осудишь. Хорошие помощники на дороге не валяются.

– Так что ты тогда здесь делаешь? – спросила девушка Кори, проигнорировав реплику Рокко.

– Просто… жду автобуса, – ответил он.

– И я тоже, – кивнула незнакомка. – Впервые придется ехать так. Раньше я ездила с подругой, но сейчас начались практические занятия… – сказала она, пожав плечами.

Корн никогда не удавалось поддерживать связную беседу с людьми, особенно с девушками, и тем более на глазах у Рокко.

– Да он не стоит того, чтобы терять с ним время, – не отставал Рокко. – В лучшем случае он задает идиотские вопросы…

– Думаю, твои дружки заждались тебя, – отрезала девушка, мельком скользнув по Рокко взглядом. – Иди-ка лучше проследи, не заблудились ли они, не потерялись ли.

Рокко, нахмурившись, откинул с лица темные волосы.

– Каким автобусом ты поедешь?

– Это тебя не касается. Рокко сощурился:

– Просто хотел поинтересоваться, не ездим ли мы одним и тем же.

В ответ девушка лишь смерила его холодным взглядом.

– Хорошо, увидимся, – проговорил он. Затем обратился к Кори: – А ты – ну с тобой-то уж я точно увижусь. – И Рокко медленно двинулся прочь.

– Вот дрянь, правда? – Девушка смотрела, как Рокко шагает прочь, затем посмотрела на Кори. – Меня зовут Хетер.

– Кори.

– Здорово достают тебя эти парни?

Кори замялся и пожал плечами:

– Не то чтобы очень. Время от времени.

– Девчонки обычно просто перемывают друг другу кости. И порой это отвратительно, поверь мне. Но никто не пытается… так задеть друг дружку за живое. Сочувствую тебе.

– Ничего. Переживу.

– Конечно, – согласилась она, и хотя Кори был готов услышать сквозящие в ее словах сарказм и презрение, таковых он в ее голосе не обнаружил. – Каким автобусом ты едешь?

– "Двести двадцать восьмым".

– Ну надо же, и я тоже. А где ты живешь?

– В районе под названием Наперстянка.

– Здорово, мы только что туда переехали. Мы живем в последнем доме в конце улицы, прямо рядом с лесом. И по соседству я не встречала никого нашего возраста.

Глядя на дорогу, Кори опять пожал плечами. Он никак не мог разобрать, обрадовался он или наоборот, услышав, что Хетер – его соседка.

– Там и правда нет наших ровесников, только несколько малышей, и все.

– Давай вместе играть в баскетбол? Папа повесил кольцо на гараж.

– В баскетбол я играю не очень.

На это Хетер лишь пожала плечами:

– Ну так потренируйся со мной, и станешь играть лучше!

– Да, ты права.

Хетер выглядела как настоящая спортсменка. Она непременно обставит его в баскетболе. Что же тут хорошего? Если она пока над ним не смеялась, то вскоре будет. Все рано или поздно начинали высмеивать Кори.

Из-за спортивного зала показались наркоманы, а минуту спустя подъехал автобус.

"Пережил еще один день, – подумал Кори. Взглянул на Хетер. – Спасен девчонкой".

Он вошел в автобус и, сев на свое обычное место посредине салона, уставился в окошко на автомобильную стоянку.

Хетер плюхнулась рядом с ним:

– Не занято?

Ей захотелось сесть рядом с ним? С чего бы это?

– Да нет.

– Ты не против, если я сяду с тобой? Конечно, вокруг полным-полно свободных мест и все такое, но так скучно сидеть одной.

– Пожалуйста, садись, конечно.

– Расскажи, чем ты занимаешься в свободное время, как развлекался? – Она прислонила хоккейную клюшку к спинке впередистоящего сиденья.

– Я смотрю фильмы. У отца огромная коллекция.

– Здорово! На прошлой неделе я смотрела "Горящую ведьму" – ты видел?

Кори покачал головой. Это был фильм ужасов. Из анонса следовало, что некая особа могла поджигать всевозможные вещи силой мысли, но потом подростки ее победили. Полная чушь.

– Нет, не видел. Обычно я смотрю старые фильмы. Черно-белые.

– Да? – удивилась Хетер. – Вроде фильма "Эта замечательная жизнь"?[10]10
  «Эта замечательная жизнь» («А Wonderful Life») – мелодрама 1946 г.


[Закрыть]

– Нет… Вроде "Большого сна",[11]11
  «Большой сон» («The Big Sleep») – триллер 1946 г.


[Закрыть]«Леди в озере»[12]12
  «Леди в озере» («The Lady in the Lake») – триллер-детектив 1947 г.


[Закрыть] и «Тонкого человека»…[13]13
  «Тонкий человек» («The Thin Мап») – комедийный триллер 1934 г.


[Закрыть] – (Девушка беспомощно смотрела на него.) – Ну, «Касабланка»,[14]14
  «Касабланка» – мелодрама 1944 г.


[Закрыть] слышала? «Мальтийский сокол»?[15]15
  «Мальтийский сокол» («The Maltese Falcon») – триллер 1941 г.


[Закрыть]

– О да, знаю, – кивнула она наконец. – Ух ты! Тебе нравятся такие фильмы?

Выражение лица Хетер вовсе не было презрительным, это точно, просто… удивленным.

– Ну да, мой отец тоже их любит, и мы часто вместе смотрим кино. Ему очень нравится Хамфри Богарт и Лорен Бэколл. Пару недель назад мы смотрели фильм "Кей Ларго", там есть парень по имени Рокко, и на него так похож… – Тут Кори запнулся.

– Похож кто? Кори вздохнул:

– Похож тот парень из школы.

– То есть Рокко из фильма похож на лягушку с улыбочкой во весь рот?

– Ну да, – засмеялся Кори.

Он посмотрел на нее: она классная. Совсем непохожа на большинство других девчонок, вечно отыскивающих что-то смешное в его облике: обувь, волосы, манеру ходить и разговаривать. Не важно, что именно, но они всегда находили, над чем бы поглумиться. А те немногие, которые не дразнили его, просто игнорировали.

– Не могу сказать, что я разбираюсь в старых фильмах. Может, как-нибудь посмотрим вместе?

Да отец так задразнит его, если Кори приведет девушку в дом! Конечно, папа проделает это весьма добродушно, но Кори непроизвольно содрогнулся от одной только мысли об этом. Однако… Если Хетер считает, что посмотреть вместе старые фильмы – здорово, то насмешки ничто по сравнению с этим.

– Конечно. С удовольствием. – Кори протянул руку и коснулся хоккейной клюшки. – Разве обычно они не хранятся в школе?

Хетер закатила глаза:

– Предполагается, что я буду тренироваться дома и попытаюсь, как говорит тренер, лучше контролировать ситуацию. У меня есть своя собственная клюшка, но ее еще не привезли из Калифорнии. У родителей набралось столько всякой всячины, целых два огромных контейнера. С последним мой отец как раз и должен вернуться на этой неделе.

– Так ты из Калифорнии?

– Из Монтеррея. Я там всю жизнь прожила. Весьма странно.

– Из Калифорнии, да в Северную Каролину? Похоже, на шаг не в том направлении.

Хетер лишь пожала плечами:

– Все зависит от людей, верно? Если я смогу найти настоящих друзей, то здесь мне будет ничуть не хуже, чем дома.

И Хетер улыбнулась ему такой чудной улыбкой, обнажившей ортодонтические скобы, что Кори понял: ради нее он готов на все.